Додд Кристина. Свеча в окне

   — Это потому, что я могу быстро приготовить еду для моих братцев, пока они моются? — беззаботно поинтересовалась она. — По сравнению со сбором провизии для готовящейся свадьбы состряпать небольшой обед, разумеется, не представляет сложностей.
   — Вы прекрасны. Представьте, чего бы вы могли достичь, если бы у вас было зрение.
   Отвернувшись, Сора произнесла:
   — Если бы у меня было зрение, я бы позволила себе не быть деловитой. Заверяю вас, лорд Николас, я не прекрасна.
   — Нет, милорд, она всего лишь человек.
   Сора улыбнулась при звуках донесшегося из галереи глубокого баритона старшего из ее братьев.
   — Благодарю вас, сэр Ролло. Это просто чудо, что при таких комплиментах я сохраняю свою скромность.
   — К твоим услугам, сестрица.
   Он с грохотом сбежал вниз по винтовой лестнице и влетел в комнату.
   — Лорд Николас, рановато вы прибыли на свадебные торжества.
   Сора с удивлением подумала о том, что же заставило Ролло обратиться с таким резким, почти что грубым приветствием.
   — Вы уже знакомы с лордом Николасом?
   — Мы не встречались до того, как Уильям представил нас друг другу. Однако он, должно быть, добрый друг нашей семьи, раз прибыл так рано.
   Ролло вновь подчеркнул слово «рано», и Николас ответствовал с чарующей вежливостью.
   — Так оно и есть. Я один из воспитанников лорда Питера.
   Он поднялся со скамьи.
   — И у меня не было возможности поговорить с Питером. Вы не знаете, где мне его найти?
   — Он внизу, во дворе замка, осматривает с Уильямом конюшни. Я уверена, что он будет рад видеть вас.
   Облегчение, испытанное Ролло, было очевидным, и Сора, склонившись, ущипнула его за руку. Он дернулся, но не стронулся с места, пока Николас не вышел из комнаты.
   — Чем он тут занимается наедине с тобой? — сурово спросил Ролло.
   — Он странный, но, Ролло, — он же наш гость.
   — Не мой гость.
   — Нет, он гость Уильяма, и ты не имеешь права оскорблять его.
   Ролло просто промолчал, но затем нехотя выразил согласие:
   — Ты права, но мне не понравилось, как он на тебя смотрел.
   Сора поморщилась, и он поинтересовался:
   — Он тебе мешал?
   — Нет, нет, от него есть толк. Он помогал, когда я считала бочонки с мясом и вином в подвале. У него были дельные предложения относительно того, как сварить огромное количество эля, который потребуется для свадьбы. Он на удивление хорошо разбирается в том, как вести домашнее хозяйство.
   — Но зачем? И почему он не помогает Уильяму?
   — Уильям говорит, что не любит, когда рыцари возятся по дому.
   — Ты права, он странный. — Быстрое согласие брата вызвало у Соры смех.
   — А вообще-то не волнуйся, что я его оскорбил. Когда я нагрубил, то он посмотрел на меня крайне надменно, как это делают взрослые, проявляя снисходительность к наглому поведению молодцов, подобных мне.
   Сора рассмеялась над столь выразительным сравнением.
   — А что ему оставалось делать?
   Ролло обхватил ее за шею и влепил громкий, смачный поцелуй в щеку.
   — А что у нас на обед, очаровательная девочка? Я умираю от голода.
   Растерявшись, Сора указала на стол.
   — Если ты хочешь застать меня врасплох, то тебе придется обойтись холодной закуской.
   Ролло сделал выпад и получил по рукам.
   — Подожди, пока явятся остальные маль-чики, свиненок!
   — Хорошо, подожду, но не ради хороших манер. Мне надо с тобой еще кое о чем поговорить.
   Ролло произнес это так, словно ему было страшно неловко, поэтому Сора взяла брата за руку и подвела его к скамье возле очага.
   — Конечно же, говори.
   Рука Ролло в ладони Соры дрожала, и она с удивлением сжала эту руку.
   — Ты ведь всегда была рядом? Моя старшая сестра, на которую можно положиться. Добрая, щедрая, вечно готовая уделить время и войти в положение другого человека.
   Он помолчал и затем поинтересовался с надеждой в голосе, которая выдавала желание оттянуть неизбежный разговор:
   — А что вы сделали с Блэйзом?
   — Мод накормила его и положила отдохнуть, — терпеливо разъяснила Сора.
   — А зачем ему отдыхать? С того момента, как мы вывезли его из Пертрейда, и до тех пор, пока мы не прибыли сюда, он сидел у нас на шее.
   Сора засмеялась, как и полагалось, но затем настояла на своем:
   — Ролло? Что у тебя за неприятности, ну же?
   — Неприятности не у меня. Это… у жены.
   — Рука Соры опустилась.
   Ролло вздохнул.
   — Я боялся, что ты к этому так и отнесешься. Прости, милая, надо было мне это предусмотреть, — но я ведь решил, что она станет поступать во всем, подобно мне. Я просто счел, что она полюбит тебя так же, как я. Она восприимчива, легко уступает, и я мог бы поговорить с ней.
   Сора ничего не сказала, и Ролло предпринял еще одну попытку:
   — Господи, Сора, она так молода. Она боится слуг. Если бы не помощь старой Луфу, то прямо и не знаю, что бы сталось с нашим хозяйством. Ей страшно разговаривать с матронами так, как это пристало замужней женщине, потому что она боится, что над ней станут смеяться.
   Сора сидела, выпрямившись, неподвижно, по-прежнему отвернув от Ролло лицо, и он в отчаянии взмолился:
   — Сора, выслушай меня. Алиса все еще играет в куклы.
   Сора вздохнула и опустила голову.
   — Хорошо. Я не стану обижать ее.
   Ролло обнял Сору и поцеловал ее в голову.
   — Я никогда не думал, что ты станешь ее обижать. Мне просто хотелось объясниться, возможно, смягчить нанесенное тебе оскорбление. Мы научим ее ценить тебя, сестра.
   — Научим ее?
   В смехе Соры прозвучал едва уловимый оттенок горечи.
   — А почему мы должны учить ее? Почему она не может относиться ко мне как ко всем другим? У меня две руки, чтобы работать; одна голова, чтобы думать, и одно сердце, чтобы любить. Неужели я хуже других женщин? Если бы я, старая, слепая, сидела в кресле, то люди гладили бы меня по головке и сюсюкалась. А теперь они, вместо этого, не обращают на меня внимания и разговаривают поверх моей головы так, словно меня нет рядом, или обращаются со мной, как с дурой.
   — Им страшно. Они боятся, что ты владеешь волшебной силой, потому что ты узнаешь их по запаху и по звуку шагов. Им страшно, что ты можешь заглянуть в их души, потому что ты сумеешь поймать их на лжи.
   — Это так глупо! Неужели они не понимают, что я могу видеть окружающий мир, лишь слушая, нюхая и прикасаясь? Разве они поступали бы иначе?
   — Они просто не задумываются над этим. Особенно Алиса. Но она прекрасная девушка, всегда готовая услужить, трогательно неуверенная в себе. Если бы ты смогла увидеть ее, ты бы поняла это. Она похожа на щенка, сплошные руки да ноги, большие стопы, большие ладони. Моя жена настолько незрела, что у нее еще нет форм.
   Что-то в его голосе насторожило Сору.
   — Твоя жена? А она действительно твоя жена?
   Ролло рассмеялся, коротко и иронично.
   — Значит, ты догадалась?
   — Благодаря моей волшебной силе, — парировала Сора. — Волшебной силе и твоему отчаянию.
   — Неужели это так заметно? То, что она мне не жена?
   — Это заметно только мне. Я ведь так хорошо знаю тебя. Как же ты с этим управляешься?
   Ролло встал и заходил по комнате взад и вперед.
   — Как правило, это не составляет труда. Я еще не посвящен в рыцари и буду жить у лорда Дженнингса до тех пор, пока не завершу свое обучение. Алиса живет в моем главном имении в Пенбридже и изучает то, чем она должна была научиться у своей матери. Когда я дома, то мы спим в разных покоях. Единственная трудность возникает только тогда, когда…
   — Когда же, милый мальчик?
   — Когда мы должны нанести визит, и хозяева стелят нам общую кровать.
   — Ну и?
   — Алисе это очень нравится. Она говорит, что со мною ей теплее и удобнее, чем с куклами.
   В голосе у Ролло прозвучало столько отчаяния, что Сора не смогла сдержаться и расхохоталась.
   — О бедный Ролло. Бедный, бедный Ролло.
   Ролло раздраженно дернул Сору за косу и, протопал к столу, схватил краюху хлеба и начал запихивать ее себе в рот.
   — Приятные звуки веселья, — раздался голос Дадли из дверей.
   — Вот именно, и от этого мне хочется ее задушить. Ролло уставился на давящуюся от смеха сестру с отнюдь не братским раздражением.
   — Интересно, производит ли ее смех такой же эффект на Уильяма?
   Братья раздумывали над этим вопросом в молчании, пока Сора не выдохнула:
   — Еще нет. Гм.
   Голос Джона прозвучал сначала озабоченно, а затем обеспокоенно:
   — Нельзя ли удержать эту свинью подальше от еды, пока мы все не соберемся здесь?
   — Нет, это не в моих силах, — сказала Сора и разразилась еще одним приступом смеха. — Премного благодарна тебе, Ролло. Мне так остро недоставало твоего чувства юмора и так не хватало твоих шуток.
   Братья пристально посмотрели друг на друга через ее голову, и Дадли начал жонглировать с небрежной сноровкой двумя пирогами.
   — Я жонглирую твоими пирогами с мясом, — предупредил он.
   — А ну-ка, прекрати! — произнесла она, приходя в себя. — Ты уронишь их на пол.
   — Сначала скажи мне, почему тебе не хватало шуток.
   — Дадли, ведь вся прошлая неделя была такой напряженной!
   — Собаки истекают слюной.
   — Лучше расскажи ему, сестрица, — предложил Джон. — Мясо вылезает наружу.
   — Сора фыркнула:
   — Я могу позволить себе загубить несколько пирогов.
   — Следующие на очереди — куриные ножки.
   — Животное! Прекрати! Вся моя жизнь переменилась, мне предстоит выйти замуж, причем за такого жениха, на которого я никогда не надеялась, о котором не могла даже мечтать и которого я не заслужила. Разумеется, у меня есть право на некоторую нервозность!
   Жонглирование замедлилось и затем прекратилось вовсе.
   — А тебе никогда не стать добрым монахом с такими Ужасными замашками вымогателя.
   — Как раз напротив.
   Дадли засунул один пирог в рот, а другой швырнул Буле.
   — Вымогательство в разумных пределах позволяет вырвать признание у упрямых женщин, которые в противном случае не вымолвят ни слова.
   — Ты довольствуешься малым, — заметила Сора. Она почувствовала неловкость, но ее отвлек гулкий звук шагов на внешней лестнице. Сора встала, и в комнату ввалились мальчики.
   — Я сам расскажу ей! — кричал Кимбалл. Клэр в ответ кричал:
   — Твой отец сказал, чтобы я рассказал ей!
   — Я не буду слушать ни того, ни другого, если вы не знаете более пристойного способа входить в комнату.
   Клэр споткнулся — возможно, из-за неуклюжести, а, может, его толкнул Кимбалл, — Сора не смогла разобраться и приказала:
   — А ну-ка встаньте оба прямо передо мной.
   — Достанется же нам, — тихонько пропел Джон, — раз у нее появились такие интонации в голосе.
   — Меня по-прежнему пробирает от нее дрожь, — согласился Дадли.
   — Хватит, — приказала им Сора, а затем повернулась к мальчикам: — Хорошо. Лорд Уильям велел передать для меня сообщение. Кому именно?
   — Мне! — яростно завопил Клэр.
   — Я старше! — пожаловался Кимбалл.
   — И способен нести большую ответственность, — согласилась Сора. — Поэтому мы должны научить Клэра быть таким же ответственным, и вот как мы это сделаем.
   Кимбалл ничего не сказал, и Сора откинула назад его волосы.
   — Разве не так?
   — Да, миледи.
   — Это говорит настоящий рыцарь, — похвалила Сора. — Итак, Клэр, что за сообщение?
   — Лорд Уильям посчитал, что вам следует быть наготове, — сказал мальчик. — Сэр Чарльз со своей свитой прибыл во двор замка, а вдалеке кто-то еще поднимает пыль. Гости прибывают рано.
   — О Боже, — опустилась на скамью Сора. — На три дня раньше. Слава Богу, что я загодя приготовила так много всего. Но холодный обед на столе ничем не ис правишь, и постели не готовы.
   Мысль, мелькнувшая в голове, заставила Сору содрогнуться. По мере того, как гости стекались в замок, опасность подкрадывалась все ближе. Кто же теперь оградит от нее Уильяма?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Переключив внимание с оцениваемого им молодого жеребца, Уильям заметил, что юноши наблюдают за ним. Они стояли за изгородью конюшни. Ролло и Дадли по краям, Джон и Клэр посередине, держа за руку Блэйза. Золотые лучи полуденного солнца окрасили светлую кожу их лиц, и взору Уильяма открылось написанное на них торжественное выражение. Даже Блэйз, находящийся в полном неведении о намерениях братьев, вперил в Уильяма неподвижный и напряженный взгляд.
   Почувствовав, что натянутая узда ослабела, боевой конь встал на дыбы и взбрыкнул, пытаясь сбросить седока. Уильям спрыгнул с коня и спросил:
   — Мне выйти?
   Спустившись вниз, он кивком предложил мальчикам следовать за ним. В заваленном соломой углу, возле стога, он расставил скамейки полукругом и движением руки пригласил садиться. Юноши уселись на скамейки, а Уильям энергично опустился на стул, стоявший посередине. Блэйз плюхнулся на солому между ними.
   Упершись своими могучими руками в колено, Уильям по очереди посмотрел каждому брату прямо в глаза.
   — Вы хотите поговорить со мной?
   Получив разрешение, братья обменялись взглядами и Ролло начал:
   — По ряду вопросов, милорд. Первое и, возможно, наиболее важное, — это история, которую рассказал нам Джон.
   Уильям переключил свое внимание на Джона, и тот выпрямился, ощутив на себе тяжесть напряженных взглядов, устремленных на него.
   — Мне не хотелось бы заставлять вас думать, будто я собираюсь придать себе весу, пересказывая байки, но этот рассказ настолько невероятный, что, как мне кажется, я обязан вас предупредить. Я воспитывался у сэра Хаттона Гентского. Это небогатый землевладелец, и он не в состоянии как следует позаботиться о рыцарях, которых нанимает.
   Рассказав свою биографию, Джон глубоко вздохнул — вести, которые он принес, тяжестью лежали на его плечах.
   — Один из рыцарей покинул Гент восемь дней назад, чтобы поискать счастья в Лондоне, и вернулся всего лишь четыре дня тому назад.
   — Он как будто летел на крыльях ветра, — заметил Уильям.
   — Да, и он принес великую весть. Юстас мертв.
   — Юстас? — только и произнес пораженный Уильям, после чего с живостью выпрямился. — Сын короля Стефана?
   — Джон кивнул.
   — Его наследник и старший сын. Не Божий ли это суд над королем Стефаном за узурпацию трона Англии?
   — Возможно. Если это правда. Такие байки слишком часто оказываются сплетнями, которые расползаются от одних к другим по незримым каналам.
   Джон заверил его:
   — Это благородный человек, милорд, и он увидел достаточно для того, чтобы удостовериться лично.
   Уильям печально покачал голевой.
   — У Стефана есть еще один сын, а претензии сына Матильды, Генриха, возрастают — и некоторые считают, что эти претензии более правомерны, чем у кого-либо из отпрысков Стефана. Какой ужасный поток несет нас! Благодарю вас за то, что вы предупредили меня. Если бы такую весть принес мне кто-нибудь из гостей, то я не смог бы направить разговор в какое-либо разумное русло. Бог знает, какая борьба развернется после таких событий между землевладельцами, рыцарями и женщинами.
   Все юноши кивнули одновременно, включая даже Блэйза, который удивленно наблюдал за ними во все глаза. Уильям рассмеялся над серьезной миной на лице малыша и взъерошил ему волосы.
   — Но не за этим же вы пришли ко мне. Какие еще мысли гнетут вас?
   Вновь последовал короткий обмен взглядами, и вновь выбор пал на Джона:
   — Когда отец дал нам знать, что Сора должна выйти замуж, все мы немедленно направились в Пертрейд, где и обнаружили его заламывающим руки и стенающим из-за потери ее земель, однако больше никаких сведений от этого жалкого…
   Он быстро взял себя в руки:
   — Мы так и не знаем, отчего вы решили жениться на ней.
   По губам Уильяма скользнула едва заметная улыбка.
   — А разве странно, что я желаю жениться на прекрасной молодой женщине?
   — Которая слепа.
   — Черт побери!
   Уильяму приходилось слишком часто выслушивать это.
   — Это что, так важно?
   Пораженные, но обрадованные такой реакцией, братья заерзали и уселись поудобнее, осмысливая мотивы поступка Уильяма.
   — Вовсе нет, — произнес Джон. — Но она более уязвима, чем другие женщины. Вы готовы защищать ее?
   Лицо Уильяма стало совершенно непроницаемым, а в глазах засветилась напряженная сосредоточенность.
   — Вы что-то такое слышали? — тихо поинтересовался он.
   — Ничего, но она — женщина, которая нуждается в более чем обычной защите. Мы просто…
   Джон запнулся.
   — Погодите-ка. А что мы должны были слышать?
   — Это про похищение, — выпалил Клэр.
   Все братья уставились на него. Клэр покраснел, а затем сжался, когда Уильям оглушительно кашлянул.
   — Про похищение? — подчеркнуто сдержанно переспросил Ролло.
   Клэр кивнул, посмотрев сначала на Уильяма, а затем на своего старшего брата.
   — Расскажи-ка нам об этом, парень, — приказал Клэру Ролло.
   Уильям пристально наблюдал за Клэром, ожидая, когда тот решит, кому он больше предан: своим братьям или же рыцарю, который воспитывает его. Наконец Клэр сказал Ролло:
   — Если мой лорд Уильям считает, что вы должны это услышать, то он даст знать об этом.
   После чего он опустил голову, растерянный и вовсе не уверенный в том, что сделал верный выбор.
   Ролло похлопал его по руке, а Джон обнял за плечи. Уильям посмотрел на них и решил, что обязанность, которая требовала от него любить братьев супруги, возможно, требует также проявления уважения и симпатии.
   — Эта история гораздо запутанней, чем то, о чем вам бы мог поведать Клэр, и я был бы рад вашему благосклонному вниманию.
   Опуская значительные подробности, Уильям рассказал братьям о происшествии, в результате которого он был ослеплен, о похищении и сохраняющейся угрозе от таинственного незнакомца. Братья выслушали его недоверчиво, не промолвив ни слова, пока он не завершил рассказ.
   — Я не скажу вам, кого подозреваю в первую очередь. Я опасаюсь, что вы полностью сосредоточите на них свое внимание. Наблюдайте за всеми.
   — Да! — вырвалось у Ролло. — Невероятная история.
   — Вы по-прежнему одобряете мое решение взять в супруги вашу сестру?
   К удивлению Уильяма, братья разразились хохотом, в котором слышались в различной степени ирония и веселье.
   — О, вопрос об одобрении и не стоит. Что толку, если мы не одобрим этот брак? Раз Сора решила добиться вас, она добьется. Нам от нее не поздоровится, если мы станем вмешиваться.
   — Тогда почему она не желает венчаться? — настаивал Уильям.
   Ролло резко спросил:
   — Почему вы так говорите, милорд?
   — О, она пойдет под венец, но без охоты. Сора предпочла бы оставаться в тени, принимая скромные знаки моего внимания и находясь в зависимости от моей доброй воли.
   Горечь слов Уильяма вырвалась наружу, и один за другим братья отвели глаза. Уход братьев от ответа поведал Уильяму больше, чем они того желали.
   — Итак, вам известно, почему. Прошу вас, объясните мне эту загадку, ибо я страдаю от удара, нанесенного… моей гордости.
   Юноши взглянули на Дадли, ожидая, что он скажет от их имени.
   — Это наследие, полученное ею от нашего отца, — мягко произнес он.
   — Что ты такое говоришь? — спросил Уильям. — Он ничего ей не оставил.
   — Наш отец всех нас наделил каким-нибудь грехом, как злой волшебник при крещении.
   Уильям пристально посмотрел на братьев. Они сидели уже не с небрежным изяществом, а ерзали, словно в скамье появились щепки. Дадли пояснил:
   — Мы — мужчины, не обезображенные шрамами, прекрасные внешне. Но шрамы в наших душах оставил Теобальд.
   Дадли прикоснулся к простому крестику, висевшему у него на шее, и это был первый признак нервозности, который отметил у него Уильям.
   — Джон не пьет ни капли вина. Он страшится того чудовища, которое затаилось в душе каждого человека, и ждет, когда бдительность притупится, чтобы вырваться наружу. Ролло никогда не станет бить свою жену, как бы она того ни заслужила. Он питает отвращение к жестокости по отношению к женщинам. Что до меня, то что ж, я благодарен Господу за свое призвание, которое освобождает меня от семейных тягостей, ибо я испытываю острую боязнь оскорбить кого-нибудь словом или делом.
   — А я? — с невинным порывом спросил Клэр. Дадли улыбнулся ему.
   — Ты — совершенство.
   Клэр по-прежнему смотрел на него снизу вверх и ждал, поэтому Дадли пояснил:
   — Иногда мне кажется, что ты совсем чуточку робок. На глазах Клэра внезапно, словно летняя гроза, появились слезы.
   — Ты и вправду считаешь, что он робок? — вмешался Уильям. — Я не замечал.
   Улыбка на-лице мальчика появилась так же внезапно, как и слезы, и Дадли подмигнул Уильяму.
   — Я понимаю, — серьезно заявил Уильям. — Неужели и у этого малыша есть какие-то шрамы?
   Блэйз пропел ясным голоском:
   — У меня есть ссадина на коленке и еще по одной ссадине на локтях, но мама говорит, что это не шрамы.
   Пораженный Уильям уставился на него. Джон рассмеялся.
   — Вы впервые услышали, как он заговорил?
   — Да.
   Взгляд его скользнул по горделиво и радостно застывшим лицам братьев.
   — Он все понимает?
   — И немножко говорит, — подтвердил Джон. — Но когда он говорит, то ведет себя дипломатично по отношению к нам, это точно. Наш отец боится Блэйза, а наша маленькая мачеха его защищает. Как хозяйка замка она из себя ничего не представляет, но как мать — она неистовая защитница.
   Потерев руками глаза, Уильям произнес:
   — Тогда скажите мне, в чем же ущербность Соры?
   — Чувство ненужности.
   Вспоминая о том, что рассказывала Мод о поведении Теобальда, Уильям понял слова Джона.
   — Но и я не Бог весть что из себя представляю.
   — Это ложная скромность, милорд. Вы очень богаты и являетесь единственным наследником великой фамилии. Вы самый великий воин Англии, и многие вами восхищаются.
   — У меня вспыльчивый характер, я груб. и невоспитан, я не интересуюсь ни политикой, ни жизнью двора. Зимой я сижу перед жарким огнем, а летом скачу по лесам. Я люблю сражаться, охотиться и есть. Неужели я произвожу впечатление завидной пары для женщины?
   — Вы производите впечатление простого человека.
   Уильям пожал плечами в знак несогласия.
   — Я лишь мужчина, причем мужчина, который едва ли поверит, что Сора борется с демонами в глубине своей души. Я не знаю более спокойной женщины.
   — За исключением тех случаев, когда она выводит вас из себя, — предположил Ролло.
   — Есть такое, — согласился Уильям. — Она упряма, идет напролом.
   — Решительная, разумная, — продолжил Джон.
   — Любит покомандовать.
   Клэр вложил в эти слова столько обиды, что все рассмеялись.
   Дадли сложил руки на коленях и быстро произнес:
   — В этой связи возникает один вопрос, который я в силу возложенных на меня обязательств должен обсудить с вами.
   Ролло словно на пружине сорвался со своего места, да так, что пыль поднялась столбом.
   — Пора идти!
   Джон согласно поднялся.
   — Засиделись. Мы получили большое удовольствие от разговора с вами, милорд.
   Уильям в удивлении смотрел, как двое братьев понеслись к выходу.
   — Трусы, вернитесь и сядьте, — позвал их Дадли.
   Мужчины застыли в проеме ворот, скованные его требовательным голосом, но без желания возвращаться назад.
   — Вы же понимаете, что об этом сказать надо. Вам будет стыдно, если вы не решитесь сейчас вмешаться в отношения между мужем и женой. Лорд Уильям простит нам наше вмешательство и отнесет его на счет заботы, которую пристало проявить братьям.
   Всем видом демонстрируя свое нежелание, братья потащились обратно. Джон уселся на краешек скамьи, а Ролло стал позади него, переминаясь с ноги на ногу. Клэр уставился на братьев, удивляясь их скованности, а Блэйз засунул себе в рот целую пригоршню грязи и с явным удовольствием стал ее жевать.
   — Нехорошо, парень. Встань-ка.
   Блэйз встал, и Уильям оглядел его с ног до головы.
   — Тебе сколько лет?
   — Мне четыре года, сэр, — тут же ответил мальчонка.
   — Зачем же ты ешь грязь?
   — Потому что вкусно.
   Уильям не рассмеялся. Сдержанный тон разговора доставлял ему удовольствие.
   — Каждый юноша, достаточно взрослый для того, чтобы учиться верховой езде, считается уже слишком взрослым для того, чтобы есть грязь.
   — Верховой езде?
   Блэйз загорелся, а затем подозрительно спросил:
   — А кто меня будет учить?
   — Я, — наклонился Уильям, чтобы его взгляд встретился со взглядом малыша, — и я никогда не нарушаю своих обещаний.
   Блэйз задумался над его словами.
   — Как вам угодно, сэр, я больше не стану есть грязь. И я тоже никогда не нарушаю своих обещаний.
   Он вытер свой рот с черной окаемкой и уселся у ног Уильяма, скрестив руки.
   Уильям отбросил черную челку со лба мальчика.
   — У него слишком отросли волосы.
   — При появлении ножниц в него вселяется дьявол, — посетовал Джон.
   — Ну, я возьму это на себя.
   Уильям бросил пучок соломы на голову Блэйза, тот схватил солому и бросил назад.
   — Ну так что же тревожит тебя, Дадли?
   Юный монах вновь сцепил руки, крепко сплетя свои пальцы, и откашлялся:
   — Мать-церковь дает нам большие познания о женщинах. Они — потомки Евы, все — искусительницы и за грехи свои раболепствуют они перед отцами, а впоследствии — перед мужьями своими. Они распутны и легкомысленны, и мужу вменяется в обязанность, держать свою жену в повиновении. Жена, не находящаяся в повиновении у мужа, имеет власть над домом в ущерб всем остальным. Нельзя бить женщин слишком рьяно, тем более палкой, превышающей толщину большого пальца мужчины.