Додд Кристина. Свеча в окне

   Горечь в словах Соры озадачила Николаса.
   — Да.
   Внимательно смотря на Сору, Николас медленно прошелся по комнате еще раз, туда и обратно.
   — Прошу вас, не сажайте его со мною. Я не могу выносить его требований, а он поклялся…
   — Заставить вас уступить?
   Николас издал злобный смешок, и Сора услышала, как он потирает руки о кожаные панталоны для верховой езды, которые были на нем.
   — Очень хорошо. Очень, очень хорошо. Подавай веревку, Бронни, и спускай ее.
   Бронни в ужасе залепетал:
   — Милорд, прошу вас, лорд Николас. Она же леди.
   — Пусть крысы нальются от нее материнским молоком. Опускай ее!
   Поставив Сору на ноги — достаточно далеко от люка, как он заверил ее, — Бронни достал веревку. Она слышала, как Бронни завязывает узел на балке, пока Николас болтал:
   — Дорогой маленький Бронни волнуется по поводу того, что вы — леди, но вам поистине оказана высокая честь. Большинство заключенных сбрасывают вниз. Им везет, если сыро и пол покрыт илистой грязью. Если же на дворе лето и сухо, или если стоит зима и подмерзло, то они могут валяться там с переломанными костями и стонать в агонии до тех пор, пока не окочурятся.
   Пытаясь не слушать его, Сора прислонилась к бочонку с вином, однако шутовской голос Николаса оплетал ее колдовскими чарами. Он продолжал:
   — Вам, леди Сора, вам будет предложена веревочная лестница, которая достает почти что до пола, и Бронни свяжет узлы, которые будут ее держать. Однако же будьте осторожны с разлагающейся плотью и с костями под вашими ногами. Мы там не убирались многие месяцы.
   Сора содрогнулась, какой-то холодок пробежал у нее по спине до самого затылка, и Николас рассмеялся:
   — Вам это, видать, не так уж противно.
   Николас подкрался к ней и положил руки ей на талию. Он привлек Сору к себе и с удовольствием отметил, как ее вновь затрясло.
   — Разве что вы захотите остаться у меня в кровати?
   Она закрыла глаза и вздохнула, как бы показывая, что Утомлена.
   — Это трудный выбор.
   Голос ее сорвался, и она откашлялась:
   — Но змеям я, наверно, предпочитаю крыс.
   Николас оттолкнул ее прочь от себя, и она, споткнувшись, полетела вперед. Туфлей она ощутила край люка. Она покачнулась, и Бронни завопил. Сора падала; она понимала, что отверстие в полу поглотит ее, однако Бронни успел ее подхватить. Сора оказалась в его объятиях, прямо над люком в темницу. Она громко поблагодарила Господа за его вмешательство.
   Прежде чем Сора успела поблагодарить Бронни, Николас приказал:
   — Бронни, мне плевать, как ты там собираешься это делать, но опускай ее в эту дыру, закрывай люк и оставляй ее одну. Оставляй ее.
   Он подошел ближе, и Сора отпрянула.
   — Оставь ее там до тех пор, пока к ней не присоединится ее супруг, и они смогут умереть вместе со своей вечной любовью.
   — Вы же обещали, что не посадите его ко мне, — закричала Сора.
   — Я вам ничего не обещал. Ничего!
   Он с шумом повернулся, пересек кладовую, взобрался по лестнице и оставил их наедине.
   Как только стихли звуки его шагов, Бронни испуганно произнес:
   — Леди, я заберу вас отсюда и спрячу.
   — Нет!
   Сора обхватила его за плечи и оттолкнула прочь.
   — Я не хочу навлекать на тебя беду. Николас тебя тогда убьет.
   Сора почувствовала, как по телу Бронни прошла дрожь, но он возразил:
   — Лучше уж меня, чем вас. Я бы убежал и жил в лесу.
   — И тебя бы повесили, как браконьера. Нет, Бронни. Спасибо тебе. Я должна спуститься вниз.
   Тем не менее Сора не двигалась, и Бронни обратился к ней с вопросом:
   — А вы уверены?
   В голосе его послышались нотки облегчения, и Сора повторила:
   — Я должна спуститься вниз.
   — Бронни! — проревел голос на лестнице, и он откатился прочь.
   — Я, пожалуй, спущусь вниз, прежде чем на твою голову обрушатся неприятности.
   Но все же Сора мешкала до тех пор, пока Бронни не взял ее за руку и не положил ладонь на один из узлов.
   — Видите? Я крепко связал.
   — Да.
   Она на ощупь обнаружила ступеньку на одной веревке, а затем нащупала вторую веревку. Лицо ее просветлело:
   — Это же прямо как настоящая лестница!
   — Да, миледи. Хотите, чтобы я помог вам сделать первые шаги?
   — Пожалуй.
   — Тогда поставьте ножку сюда… да… а вторую — вот сюда. Хорошо.
   Он осторожно прикоснулся к Соре, однако от стремительно принятого решения страхи ее рассеялись. Она поставила одну ногу на непрочную веревочную ступень, затем другую. Набрав в легкие для бодрости глоток воздуха, Сора стала шарить второй ногою, но не смогла найти следующую ступеньку.
   — Немного подальше, миледи, — сказал Бронни, свесившись через край люка. — Мне даже отсюда видно.
   Вытянув ногу, Сора нащупала вторую ступень ниже по веревке. Скользя руками, двигаясь медленно, она встала на нее обеими ногами. Теперь она уже была внутри темницы и, подняв голову, спросила:
   — И все ступени так далеко друг от друга?
   — Они были сделаны для мужчин, миледи, — извиняющимся тоном сообщил Бронни.
   Сказать на это было нечего. Скоро она спускалась уже с рассчитанными задержками. Чем глубже проникала она в яму, тем сильнее раскачивалась веревочная лестница от каждого ее шага. Сора мучительно стиснула зубы, когда ощутила, как лицо ей оплетает паутина. Руки ее вцепились в веревку. Все ее внимание сосредоточилось на следующей ступеньке. Николас изобрел для нее подходящую пытку; бесконечный спуск с единственным желанием — достичь пола своей темницы. Наконец она, поискав ногой, ничего под собою не обнаружила. Сора вытянула стопу до предела: ничего. Николас не солгал; веревка оказалась слишком короткой. Сора повисла на полпути, удерживаемая всего лишь непрочной пенькой, а вокруг нее сгустилась безысходная пустота.
   — Бронни.
   Ослабевший от ужаса голос ее сорвался.
   — Бронни, я могу спрыгнуть вниз?
   — Я не знаю, миледи, — отозвался он. — Там так темно, что мне дальше первой ступеньки ничего не видно.
   Руки ее от волнения задрожали. Двигаясь, как гусеница, Сора волнообразными движениями спустилась на полную длину поддерживающей ее лестницы. Зацепилась коленями за последнюю ступеньку, проклиная свои юбки она медленными движениями нащупала самый конец веревки. Набрав в грудь воздуха, Сора опустила ноги раскачала свое тело и повисла, болтаясь, посреди холодной пустоты над пропастью.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

   Сора, казалось, висела так много дней, лет, пока руки ее не начали дрожать от напряжения. Тогда она отпустила веревку. Она упала, приземлилась. От удара лодыжки хрустнули; земля оказалась гораздо ближе, чем она предполагала. Она сидела в грязи, потирая ноги, смеясь и плача.
   Бронни услышал ее и прокричал:
   — Миледи, миледи, вам больно?
   Собравшись с силами, она хрипло прокричала в ответ:
   — Со мной все в порядке! Но, Бронни, ты не мог бы помахать факелом и сказать мне, где тут тела?
   — Тела?
   Голос у него сначала был озадаченным, затем в нем зазвучало облегчение.
   — Нет, там вовсе не так уж плохо, как он вам наговорил, миледи.
   Сора фыркнула.
   — Я удивлена.
   — Это не главный замок, поэтому он тут не держит затворников, а если уже и держит, то наверняка не дает им умереть таким вот простым способом. Он их мучит до смерти, он такой.
   Безудержно обрадовавшись столь краткой характеристике, которую выдал Николасу Бронни, она уточнила:
   — И никаких тел?
   — Нет. Но там точно имеются крысы, и прохладно. Возьмите мой камзол.
   Он сбросил вниз свой камзол, и тот спланировал на голову Соры.
   — Поймали?
   — Да, спасибо тебе. А нет больше…
   Сверху раздались вибрирующие звуки глухого рева, Сора поморщилась. Даже из темницы Николас и его ярость были узнаваемы.
   — Поспеши к нему, Бронни. Теперь, когда я знаю, что я не одна, мне хорошо. Вот только крысы.
   — О миледи… у… мне так не хочется бросать вас. Вы же такая благородная дама, и вообще.
   — Кш-ш, — замахала на него руками Сора, хотя он и не мог ее видеть. — Я не хочу, чтобы Николас передумал насчет меня.
   — Да — Да.
   Она услышала, как Бронни поднимает крышку люка.
   — А вы уверены?
   — Со мной все в порядке.
   Люк уже почти закрылся, как Бронни вновь откинул его.
   — Миледи?
   — Иди, Бронни.
   Она произнесла это твердым голосом, и Бронни подчинился ей.
   Глухой удар крышки люка прозвучал для нее совсем как окончательный приговор. Камзол, который она сжимала в своих руках, еще хранил тепло Бронни, и Сора черпала спокойствие из вещественного доказательства того, что она не совсем одинока. Обняв колени руками, она прильнула к ним щекой и задумалась о себе. Положение затворницы в темной пещере не должно тревожить ее. Какая ей разница, что тут нет света? Это пространство никак не отличается от любого другого. Она терялась, пока не определяла параметры любого помещения.
   Тем не менее казалось, что столб воздуха давит ей на олову под тяжестью закрытого люка. Потолок, который, как ей было известно, находился так же высоко, как небо, казался слишком низким; ей представлялось, что она стукнется об него головой, если встанет во весь рост, стены приблизились; пол как будто накренился под ней. Она задыхалась от удушливой вони плесени. Запустив пальцы в грязь. Сора набрала пригоршню отчаяния.
   Как же ее занесло сюда?
   Еще вчера она давала разрешение на ремонт крытых соломой крыш в деревенских домах Берка. Она выезжала на лошадях с управляющим, позвавшим ее подсчитать урожай, собранный арендаторами; она пересказывала цифры брату Седрику, а тот их записывал.
   Питер поручил ей выполнять обязанности по осеннему учету только для того, чтобы отвлечь от мыслей о Уияльме, но он сказал, что с радостью разрешит ей заняться этим, и она поверила.
   Каждый вечер он возвращался с охоты, весь перепачканный грязью и ликующий, приносил ей оленя или вепря для засолки и запаса на зиму. Сора понимала, что демонстрация этих мужских даров предназначалась не для нее. Это делалось ради Мод, которая стояла рядом с Сорой и выражала подобающее восхищение кровавыми кусками мяса, брошенными Питером к их ногам. Вспыхнувшая любовь между господином и служанкой превратилась в устойчивый костер, дарящий постоянное тепло красных углей и вспыхивающий изредка языками гнева. Питер и Мод были поглощены друг другом, и Соре было завидно, одиноко и стыдно.
   Мод перестала крутиться вокруг нее со своими вечными ухаживаниями, Питер рассеянно оказывал ей элементарные знаки внимания, мальчики были постоянно поглощены заботами молодых воинов, а Уильяма не было.
   Лишь только Була продолжал бдеть рядом с нею, плюхаясь своей огромной мордой Соре на колени, когда она сидела, и путаясь у нее между ногами, когда она гуляла. Слуги шутили по поводу его преданности во время суеты с окончанием осенних работ до наступления первых заморозков.
   Она мысленно вернулась к необычному поведению Булы на тропинке. Дура, корила она себя. Глупая, глупая девица. Погрузиться до такой степени в собственное несчастье, что не понять собственного же пса. Если бы она была более внимательна к собаке, то сидела бы сейчас дома в Берке, прильнув к камину, а не к камзолу, по которому прыгают блохи.
   Дома, улыбаясь на Мод и Питера; дома, дожидаясь возвращения Уильяма.
   Дома, поджидая, когда загонят Булу и он обрушит на нее свою преданность и любовь. Ругать его за то, что он шныряет под ногами. Смеяться, когда он лупит в восторге лапами, если она щекочет ему ребрышки.
   Если бы она была внимательна к псу, то сейчас бы он жив, а не валялся бы приманкой для червей в лесу. Ей хотелось оплакать Булу, однако слезы не шли из глаз. Вина ее была слишком глубока, а боль слишком свежа. Ее план требовал размышлений, а не чувств. Она уже однажды предала Булу; она не предаст его вновь, не сумев убежать и отомстить за его гибель.
   Сора беспокойно покачала головой. Николас хочет превратить ее в беспомощного, слабовольного человека. Он хочет, чтобы она была предана тут забвению, устрашилась и взмолилась отпустить ее, а она не даст ему ничего из того, что он желает. Ничегошеньки.
   Сырость тут не пузырилась по стенам; грязь оказалась сухой пылью, сочившейся сквозь пальцы Соры. Вероятно, это был известняк, поскольку замок располагался высоко над океаном, а этот край Англии был знаменит своими белыми скалами. Даже если Уильяма сюда сбросят, он, наверно, не разобьется.
   Господи, сделай так, чтобы Николас разрешил ему спуститься по лестнице. Господи, сделай так, чтобы Николас любым способом спустил сюда Уильяма.
   Даже если Уильям будет ранен, когда очутится в ее темнице, она по крайней мере будет знать, что он не мертв. Даже если он поранится при падении, он останется все тем же Уильямом, достаточно сильным для того, чтобы одолеть всех их врагов.
   В те жуткие секунды, когда Николас душил ее и ей казалось, что с жизнью ее покончено, Сора поняла, что Уильям способен спасти ее. Когда грудь готова была лопнуть от распирающего ее воздуха, Сора поняла, что вместе с Уильямом они смогут уничтожить этого демона.
   Если бы только Николас клюнул на хитрость и привел бы к ней Уильяма. Мольба, обращенная к Николасу, чтобы Уильяма не сажали в тюрьму вместе с ней, была слабым ходом, но в том измученном состоянии ничего лучшего ей в голову не пришло. Она пожаловалась, что Уильям слишком многого ожидает от нее, и в этом доводе коренилось достаточно правды для того, чтобы Николас поверил ей. Только бы он не слишком сильно задумался над этим. Если бы только он уверил себя, что положение его настолько неуязвимо, что он может позволить соединить их.
   Николас производил довольно жуткое впечатление. Сора рассмеялась про себя. Как же ее пронесло мимо истины? Николас был одержим. Все в нем кричало об этом. Как же она не смогла этого распознать? Создавалось впечатление, что в нем живут два человека, и оба — дьявольски умны. Дитя, сидящее в нем, жаждало любви, родитель защищал это дитя.
   Достаточно ли он одержим для того, чтобы свести Уильяма и Сору вместе? Возможно. Достаточно одержим для того, чтобы убить их, полагая, что это сойдет ему с рук? Без сомнения. Именно это и страшило, именно это поднимало ее над отчаянием. Для того бы вырваться из ловушки, ей с Уильямом надо объединить свои силы и стать столь же мощными, как буря, которая волнует море. Сейчас, когда Сора сидела на полу своей темницы, в груди ее разгоралась ничем не подкрепленная надежда.
   Она обнаружила в себе огромное желание жизни процветания, поиска решения проблемы, которая стала между ней и Уильямом. Когда появится Уильям, она будет собрана, требовательна, решительна. Он будет знать, что им надо конкретно сделать, и они это сделают. Он найдет здесь не дрожащую сломленную женщину, умоляющую мужчину спасти ее. Он найдет здесь Сору, свою спокойную, сообразительную, обстоятельную жену.
   Как следует ей поступить в первую очередь? Изучить все. Найти оружие. Придумать способ сделать лестницу. Приготовиться к тому, чтобы помочь Уильяму и быть вознагражденной тем восхищением, в которое он придет от ее способностей.
   Кивнув головой, Сора поднялась на ноги и отряхнула от пыли свою юбку.
 
   С каким-то торжеством грохнула дверь над головой. Сора очнулась из своего полузабытья и поняла, что появился ее Уильям. По одному лишь этому звуку Соре стало ясно, что Николас захватил Уильяма, что Николас счастлив и что Николас оставит их вдвоем. Она с благодарностью закрыла глаза, однако от слов Уильяма они широко раскрылись.
   — Я туда не полезу.
   Свернувшись калачиком на земле, на которой она провела ночь, подоткнув под ноги для тепла юбку, Сора придвинула поближе камзол Бронни. Энергия, с которой протестовал Уильям, усиливалась за счет какого-то непонятного Соре момента. Задрав голову, она прислушалась, пытаясь догадаться, в чем тут дело.
   — Не пойдешь? — насмешливо переспросил Николас. Очень хорошо. Оставим твою супругу там в одиночестве.
   — Сора там? Ах ты, мерзкий…
   — Она там в безопасности, — возразил Николас с самодовольной любезностью. — В безопасности от того жуткого мужлана, который предложил ей свое сердце.
   — От какого? Ах, от тебя.
   Уильям заявил это настолько равнодушно, что Николас начал брызгать слюной. Наслушавшись жалоб безумца, он произнес:
   — В самом деле, друг мой, ведь не ожидал же ты, что она будет изнывать по тебе после того, как у нее был я?
   С ехидством червя, который проедает сердцевину спелого яблока, Николас заметил:
   — Она не слишком довольна и тобою, друг мой. Она особо просила меня держать тебя подальше от нее. Да, разве это не удивляет тебя? Что кто-то избегает твоей чрезмерной добродетели? Что не каждая женщина желает отдавать себя, свое тело и душу тебе?
   — Ублюдок.
   — О, мне все известно о вашем несчастливом браке. Поплакав, твоя жена становится довольно болтливой.
   Сора услышала, как Уильям рванулся вперед, а Николас разразился визгливым хохотом, окрашенным волнами безумия.
   — Ты связан, Уильям. Ты — пленник. Ты вошел в мой замок один, вооруженный только собственной гордыней. Бейся, сколько тебе вздумается, эти путы никогда не спадут с твоих рук.
   — Почему она плакала?
   — Плакала в лесу. Развела там сырость. Подумай сам, что мне оставалось делать? Я принял ее под свое крылышко и привез сюда. Для того, чтобы защитить.
   Сора представила самодовольную улыбку Николаса и съежилась от такого поворота событий.
   Уильям долгое время ничего не говорил, после чего взорвался:
   — Если моя жена не желает, чтобы я сел в темницу с ней, то пусть довольствуется обществом крыс, я в таком случае спускаться не желаю.
   Сора поняла, что Уильям разгадал ее уловку. Она поняла это по фальшивой убежденности его голоса: фальшь прозвучала настолько отчетливо, что Сора забеспокоилась, как бы это не заметил и Николас. Даже более того — она забеспокоилась из-за прозвучавшей в голосе Уильяма нотки страха. Что происходит с ним.
   — Не желаешь спускаться вниз? Она не желает быть с тобой, — промурлыкал Николас. — Чего же еще желать мне? А какое может быть еще желание у тебя, кроме как разобраться со своей семейной жизнью перед смертью?
   — Да ее там, наверно, и нет, — упирался Уильям борясь со слугами, державшими его. — Она не произнесла ни единого слова.
   Сора встала и подошла прямо под люк.
   — Николас, вы же обещали мне.
   Николас расхохотался, а Уильям проревел:
   — Уйди!
   За этим последовал глухой удар, скрежет, и Сора успела вовремя отскочить в сторону. Уильям рухнул к ее ногам, как раненый орел. Взвилась пыль, и Сора рванулась к нему. Уильям хрипел, задыхался, и она опустилась рядом с ним на колени.
   — С тобой все в порядке? Уильям? Отвечай же мне!
   Она ощупала его и дернула за шнур, которым у него спереди были скручены запястья.
   — Погоди… женщина.
   Он глубоко вдохнул пыльный воздух и закашлялся, как это делают люди, у которых легкими пошла кровь.
   — Жить будет? — прокричал Николас.
   — Мой столовый ножик, — тихонько сказал Уильям. Она быстро нащупала его пояс и расстегнула чехольчик.
   — Неужели он не отнял его у тебя? — прошептала она в ответ.
   — По его мнению, это не оружие.
   Уильям вытянул руки вперед, и Сора стала перерезать узел.
   — Он меня недооценивает.
   — Жить будет? — громко поинтересовался Никола
   — Да, буду, — более громким голосом отозвался Уильям, вырвал руки из веревок и потер запястья. — Не говорю спасибо тебе и твоим подручным.
   — Хорошо. Как бы ни приятна была мне твоя смерть, я ни в коем случае не желал бы лишаться возможности прикончить тебя надлежащим способом.
   Люк, закрываясь, заскрипел, и Уильям с трудом приподнялся на локте:
   — Погоди, Николас!
   Громкий выкрик вызвал очередной приступ кашля, Уильям поднял Сору на ноги, поддерживая ее сзади рукой.
   — Погоди, Николас, — послушно позвала она и запнулась, не в состоянии догадаться, чего хочет Уильям. Однако она знала, чего хочет сама.
   — Я голодна. Я просидела тут целую ночь без крошки хлеба и без капли воды.
   Сладким, как мед, голосом Николас ответил:
   — Я пришлю вниз своих собственных слуг, чтобы выполнить ваши пожелания, миледи.
   Уильям восстановил дыхание и позвал:
   — Брось-ка сюда факел, чтобы я рассмотрел Сору. Мне надо увидеть, что ты сделал с ней.
   — Ничего, — склонился над отверстием Николас. — Я почти и не прикасался к ней.
   Сора притронулась к саднящему горлу и поморщилась.
   — Я скоро за вами приду, — заверил их Николас. — Когда вы достаточно смиритесь.
   Он исчез из проема, и, когда снова раздался скрип двери люка, Сора прокричала:
   — Я хочу пить! Ты же понимаешь, что тебе нельзя уморить нас голодом.
   Люк с грохотом захлопнулся, и Сора произнесла, обращаясь к потолку:
   — Хотя я и не понимаю, почему бы и нет.
   Встав на колени рядом с Уильямом, она ощупала его тело и обнаружила, что Уильяма трясет.
   — Тебе больно, — выдохнула она. И повторила громче: — Тебе больно.
   — Нет.
   Тем не менее, он продолжал вздрагивать под ее руками, и в голосе его сквозил ужас.
   — Уильям?
   Сора погладила его ладонями по плечам.
   — Уильям?
   — Со мной все в порядке, — ответил Уильям, однако Сора не поверила ему.
   — Сейчас не время изображать из себя крепкого парня. Если ты…
   Сора смолкла. Уильям ухватил ее за локти и привлек к себе, а она обвила его руками. Он уткнулся головой ей в живот и свернулся вокруг нее.
   — Уильям?
   Из самых глубин его души донесся вопль ужаса:
   — Темно.
   Она не знала, как ему ответить; она не поняла и ста просто разглаживать его волосы на затылке.
   — Темно, — повторил он. — Я ничего не вижу.
   И тут до нее дошло. Только человек, который потеря зрение на многие месяцы, а затем восстановил его вновь, мог испытывать тот ужас, который охватил Уильяма. Его била дрожь, он вжимался в колени Соры. Сора испытала панический шок и спросила:
   — А ты видел что-нибудь после того, как тебя сбросили вниз?
   — Да, — кивнул он в ее сторону.
   — А что тебе было видно?
   — Свет, который сиял в отверстии люка.
   — А еще что?
   — Николаса и его мерзкую рожу, когда он смотрел на нас.
   — Он был один?
   — В окружении слуг и наемников.
   Уильям сглотнул слюну.
   — И этот ублюдок победит?
   — Сора, — в отчаянии произнес Уильям, не обращая внимания на ее призыв крепиться. — Я не вижу.
   Сора широким, медленным движением погладила его по спине, раздумывая над тем, что же ей сказать. Она поняла, в чем дело; она испытывала сострадание, которое не смог бы понять никто другой. Сора попала в ловушку благодаря усилиям Теобальда, затем вырвалась, откликнувшись на призыв лорда Питера о помощи. Теперь ее свободе угрожают безумные планы еще одного человека. За свою строптивость она чуть было не оказалась задушенной насмерть, и в сердце своем, и в душе она понимала те муки, которые терзали Уильяма.
   К тому же она понимала, что такое тьма. Она знала каково человеку, который не имеет представления об окружающем его пространстве, о чудовищах, которые таятся в ночи. Она просто знала, как Уильям наслаждается радостью зрения, пользуясь им для исполнения свои; обязанностей рыцаря и сеньора. Она могла лишь догадаться о том, сколько он зажег свечей, когда зрение вернулось к нему, и сколько он раздал милостыни.
   А теперь он лежал как ребенок у нее на коленях, холодный и тихий.
   — Уильям, где же твоя логика? — произнесла Сора, воспользовавшись этим волшебным словом. — Ты же понимаешь, что ты не ослеп.
   — Я понимаю это. Я понимаю это умом. Но я открываю глаза, а там ничего нет, как я ни щурюсь и ни напрягаюсь.
   Он поднял голову, повертел ею из стороны в сторону и вновь уткнулся в талию Соры.
   — У меня колотится сердце, руки потеют, а в душе шевелится страх.
   Наклонившись и прижав Уильям к себе, Сора стала тихонько увещевать его.
   — Неужели Николас знал, какую мне определить пытку? — спросил он. — Этот сукин сын понял, что принесет мне мучения.
   — Нет, — тут же возразила Сора. — Николасу и в голову не пришло, как это повлияет на тебя. Если бы он догадался, то не преминул бы основательно воспользоваться такой возможностью. Даже я не представляла, какое это окажет на тебя воздействие. Я и не думала вовсе. Прости.
   Он засмеялся, из груди его донеслись какие-то полуистеричные присвисты.
   — Взрослый мужчина боится темноты. Господи, какой же я дурак.
   — Нет, вовсе не дурак. Ты — взрослый человек, вставший лицом к лицу с таким вызовом, от которого бы погиб более слабый, и взираешь на этот вызов, как на скалы, которые тебе предстоит покорить. Ты принимаешь на себя несчастья и превращаешь их в удачу. Ты подбираешь камни на своем пути и мостишь ими ровную дорогу для других.
   Не успокоенный этими словами, Уильям еще теснее придвинулся к Соре. Он вжался в нее лицом и сотрясался от ужаса, который был слишком глубок для того, чтобы вызывать слезы.
   Темница окружила их тишиной. Единственным звуком был свист ветра, прорывавшегося сквозь щели. Они казались впервые один на один после свадьбы, и Сора над тем, хватит ли ей мужества сказать то, что принесет облегчение Уильяму. Она вздохнула и произнесла:
   — Ты знаешь, что за жизнь у меня была до того, как я оказалась в Беркском замке?
   Она помолчала, но Уильям ничего не сказал, она даже не поняла, слушает ли он ее. На какой-то миг ей показалось сомнительным, что она способна избавить его от этого страха. Вслед за сомнением немедленно пришла решимость; ей необходимо сделать попытку, медленно произносить по одному предложению. Соре хотелось успокоить Уильяма, но сначала ей надо был рассказать о том времени, которое предшествовало ее переезду к нему.