Додд Кристина. Свеча в окне

   — Я ведь никогда не рассказывала о своей жизни у моего отчима?
   Она не стала дожидаться ответа, а продолжила свой рассказ ровным голосом:
   — Когда я оглядываюсь на то время в Пертрейде то вспоминается прежде всего, как мне было холодно! Я жила там под угрозой одряхлеть и состариться, превратиться в чью-то занудную тетушку, вечно хоронящуюся в тени.
   — Твои братья не мирились с этим.
   Он прошептал эти слова, лежа у нее на коленях, и ей стало легче. Он слушает ее.
   — Что понимают в этом мои братья? Им никогда в жизни не приходилось ежеминутно испытывать ненависть и недоверие. Это ломало меня. Давившее презрение превращало меня в другого человека — в другую Сору. Теобальд побеждал.
   Он покачал головой в знак отрицания, отчего лицо его потерлось о ее живот.
   Сора вздохнула с печальной дрожью.
   — Уверяю тебя, Уильям: там, где не удается ничего добиться кратковременной вспышкой насилия, побеждает медленно тлеющая угроза. И тогда появился твой отец и предложил воспользоваться возможностью бежать. Я приняла эту возможность, потому что там я лишь влачила свое существование.
   Она жестко описала рукою круг на его спине, пройдясь между лопаток и снимая напряжение с его плеч. Мягким голосом матери, убаюкивающей свое дитя, она произнесла:
   — Я очутилась в вашем доме, и тут же согрелась. В каминах горел настоящий огонь, слуги казались добрее, работа была интересной. А ты — ты был подобен солнечному свету в летний день.
   — Солнечному свету?
   Уильям повернулся и заговорил в сторону ее лица:
   — Тогда ты говорила совсем другое. Ты говорила, от меня воняет, что я ленив и слишком упиваюсь жалостью к самому себе.
   Сора дернула его за волосы.
   — Так оно и было. Но ты обладал этим чарующим голосом, мягким и глубоким, и…
   — Бессвязной речью?
   В его интонациях проскользнула веселая нотка, и хватка слегка ослабла. Одной рукой, подражая Соре, Уильям поглаживал ей спину.
   — Таков ты был. Упрямый и тупой. Мне нравилось преодолевать твое сопротивление, мне нравилось испытывать те чувства, которые ты вызывал, то, как ты обращался ко мне. Я почти что не могла поверить, что ты станешь относиться к пожилой женщине так же, как к молодой, жизнерадостной девушке, но именно так ты повел себя. Я все гадала… я все гадала, как ты поступишь, если догадаешься, кто я, и потом познала это на себе. Помнишь, во время купания?
   Уильям простонал, но ей показалось, что он улыбнулся. Она погладила его по щеке, проверяя, не появились ли ямочки, однако щека выскользнула из-под ее ласковой ладони.
   — С этого момента у меня появилось стремление. Передо мной была поставлена цель. Я желала тебя.
   — С чего это? Я же ребенок.
   — Гораздо менее, чем большинство мужчин.
   Рука его соскользнула со спины Соры и ущипнула ее чуть ниже. Сора подскочила и засмеялась, и, как ей ни не хотелось говорить об этом, она, тем не менее, тихим голосом произнесла:
   — Ты заставил меня взглянуть самой себе в лицо, а то, что я увидела, мне не понравилось. Ты заставил меня понять, какая я трусиха. Я боялась полюбить тебя, полюбить по-настоящему, потому что…
   — Потому что те, кого ты любишь, постоянно вырастают и предоставляют тебя самой себе.
   Уильям отодвинулся в сторону и сел, повернувшись в темноте к ней лицом. Коленом он упирался в нее; где-то поблизости теплела ее грудь. Он нежно провел пальцами по лицу Соры.
   Выпрямив спину, она жестко ответила:
   — Я имела в виду Теобальда и его жестокие выходки.
   — Я тоже долго думал так, В конце концов, жизнь с человеком, который тебя презирает и желает тебе зла, такая жизнь уродует. Но ты так наполнена жизнью, так уверена в своем достоинстве, что Теобальду удалось нанести тебе немного вреда. Стоило тебе появиться в моем доме, как те шрамы, которые он оставил на твоей вере, быстро зарубцевались.
   Тихим, ласковым голосом он добавил:
   — Ты и правда уверена, что тебя можно не любить?
   — Ты о чем?
   Сора отметила неприязненность в своем тоне и прокляла себя за это, однако она не могла уже вернуть свои слова обратно.
   — Мне кажется, что тебе всегда было наплевать на Теобальда и на то, что он думает.
   Она задумалась над его словами, а он сосредоточенно проговорил:
   — Знаешь, за то, что мы сейчас оказались в беде, я виню Мод.
   Сора возмутилась:
   — Что ты имеешь в виду? К чему ей было ждать, пока мы поженимся? Она была так рада.
   — Да, рада была ловко пристроить своего ребеночка, чтобы заняться романом с моим отцом.
   — Так тем лучше для нее! Впервые за многие годы ей не приходится хлопотать вокруг меня, беспокоиться обо мне, угадывать заговоры, направленные против моей персоны, и расчищать мне путь!
   Он промолчал, и она пролепетала:
   — Я не ревную к…
   Слова застряли у нее в горле. Еще только вчера она признавалась себе, что завидует. Она склонила голов; и пробормотала:
   — Сучка я.
   — Нет, нет, дело не в тебе.
   Он обнял ее.
   — Ты ищешь свой путь. Мне бы только убедить тебя довериться мне. Я тебе верю. Плачусь в жилетку.
   — Но ведь теперь все прошло? — спросила Сора.
   Пораженный, Уильям покопался в своих чувствах и не обнаружил даже следов паники. Он в удивлении произнес:
   — Да, пожалуй что так.
   — Это хорошо.
   Сора встала и отошла в сторону.
   — Дело в том, что я нашла путь к бегству, но мне необходимо, чтобы ты его расчистил.
   Ее деловитый тон поразил Уильяма.
   — Погоди!
   Он протянул руку и, усадив жену к себе на колени, стал нежно покачивать ее.
   — Ты — ведьмочка. Прекрасная, черноволосая ведь мочка. Я пришел к тебе, весь дрожа от страха, и не успела ты разобраться со мной, как я уже поучаю тебя.
   — Ты злишься?
   Он рассмеялся и еще крепче прижал ее к себе.
   — Нет.
   — Уильям, зачем ты прискакал сюда один?
   Ей не хотелось, чтобы голос ее прозвучал жалобно, однако она ничего не смогла с этим поделать.
   — Зачем я не пришел сюда с отрядом?
   — Да.
   Она уронила голову ему на грудь и стала слушать его ответ, прижавшись к грудной клетке ухом.
   — Ты должна научиться доверять мне, милая. Если бы я привел сюда свое войско, Николас вытащил бы тебя на крепостную стену и грозился бы сбросить тебя вниз. Лучше было прийти сюда одному, имея только столовый ножик за поясом, и позволить захватить себя без борьбы.
   — Вообще без борьбы?
   Он пожал плечами.
   — Ну, подрался чуть-чуть. Николасу показалось бы подозрительным, если б он взял меня в плен вовсе без усилий. Он считает, что я настолько потерял из-за тебя голову, что не имею никакого плана.
   — Тупица, — пробормотала Сора.
   — Не такая уж и тупица, — возразил ей Уильям. — Я ведь потерял из-за тебя голову. Я постоянно помнил о том, что должен вырвать тебя из его лап, прежде чем начну проламывать черепа.
   Она вздрогнула от его угрюмой решимости, и он поцеловал ее в макушку.
   — В один прекрасный день ты приучишься доверять мне. В один прекрасный день мы закончим разговор, который начали тут.
   Голосок ее был таким тонким, что Уильяму пришлось наклониться, чтобы расслышать:
   — Я знаю. Уильям, Булу убили.
   — Что?
   Уильям весь сжался, и Сора пожалела, что сообщила ему об этом.
   — Меня схватили в лесу, куда я забрела по глупости.
   — Николас сказал — чтобы выплакаться.
   — Это действительно так. Мне было больше невыносимо волноваться и думать о тебе, о нас. Поэтому я забрела туда, куда знала — ходить нельзя, и Була из-за меня поплатился жизнью.
   Голос ее задрожал от осознания вины.
   — Була отдал жизнь за тебя, потому что ты была бесконечно терпелива к нему, потому что ты была нежно предана ему, потому что ты добрая. Ты оплакиваешь Булу, но подумай, насколько бы горше пришлось ему оплакивать тебя.
   Боль Соры была слишком сильной для того, чтобы она могла расплакаться.
   — Ты успокаиваешь меня, Уильям, там, где меня не успокоил бы никто другой.
   — Дорогая.
   Уильям поцеловал волосы Соры, поднялся на ноги сам и поднял ее.
   — Так где же тут путь к бегству?
   Взяв Уильяма за руку, она повела его сквозь тьму.
   — Я изучила это помещение и много чего тут обнаружила. Строители замка, как я предполагаю, воспользовались преимуществами природной пещеры и сделали из нее темницу. Она невелика, и когда нет грязи — здесь влажно.
   — Здесь близко море, — согласился Уильям. — Я улавливаю соленый запах, даже здесь.
   — Н-да, попробуй не улови, — ухмыльнулась Сора. — Это помещение было замуровано в течение длительного времени. Стены должны были покрыться мхом. Воздух должен быть спертым, но он всего лишь застоялый. Вообще-то, если замереть и прислушаться, можно услышать, как ветер дует с океана.
   Уильям дернул ее за руку, чтобы она замолчала.
   — Пресвятая Дева! Ты права.
   Довершая мысль Соры, он произнес:
   — У природной пещеры должен быть выход к морю.
   — Да.
   Засмеявшись, он начал раскачивать ее руку взад и вперед.
   — Так как же мы выберемся?
   — Потолок здесь понижается, — предупредила Сора. — Пригнись. Тут есть ход.
   Уильям протянул руку и прикоснулся к стене. Как и сказала Сора, мох отсутствовал. Стена была слегка влажной, и от прикосновения к камню пальцы слегка зудели. Отняв руки, Уильям потер их друг о друга и сказал:
   — Да, на ощупь это известняк.
   — Меня от этого дрожь пробирает, — заявила Сора неожиданно откуда-то снизу.
   Уильям отпрянул, но не совсем вовремя. Голова врезалась в стену с гулким треском, и Уильям услышал, как вслед за сочувствием Сора выпалила:
   — Я же сказала тебе пригнуться! — и на ум Уильяму пришли воспоминания о мадам Соре и ее укорах.
   — Утратил навыки, — извинился он, падая на колени и протискиваясь в узкий ход.
   Почти тут же на него пахнул свежий ветерок; легкий, но ощутимый.
   — Черт побери, — почувствовал Уильям прилив возбуждения. — Мы выберемся отсюда.
   — Пещера очень маленькая, и тут есть поворот.
   Голос Соры звучал приглушенно, напряженно.
   — Я-то на корточках пролезу, а вот как получится у тебя, не знаю.
   Он тихонько прорычал, уже ощущая слишком ограниченное для себя пространство, однако запахи океана манили вперед. В конце концов, пришлось ползти на животе, продираясь по грязной пыли и надеясь на то, что скалы над головой крепки. Словно рождающийся на свет божий ребенок, он протиснул через узкий проход сначала одно плечо, затем второе и начал ерзать вперед и назад.
   Почти тут же перед ним предстало пространство, в котором можно было сесть, и он увидел…
   — Свет! — заорал Уильям.
   Звук срезонировал от стен, и пласты пыли каскадами обрушились с потолка.
   Сора шикнула на него и засмеялась.
   — Да, я понимала, что тут должен быть свет, я ощупала и прочистила все расщелинки, какие только смогла обнаружить, вытащила все камешки и почувствовала как в лицо мне подул ветерок.
   Уильям смотрел на волшебное сияние, пробивающеесся сквозь напоминающую улыбку щель. Они выберутся; теперь Уильям это знал.
   — Уильям?
   Сора дотронулась до его плеча, голос ее был тих и серьезен.
   — Что мы будем делать, когда выберемся?
   Изогнувшись в тесном пространстве, Уильям посмотрел на освещенное узкой полоской света лицо жены Черты его были едва различимы, но выражение было серьезным, озабоченным, и Уильям сжал ее в объятиях.
   — Первая заповедь воина — это решать по одной неразрешимой задаче зараз.
   Сора рассмеялась.
   — Чарльз поехал за моим отцом, — успокоил ее Уильям. — Возможно, они уже теперь недалеко от побережья.
 
   Чарльз лежал под охапкой ветвей и стонал. Жизнь едва теплилась в нем. Когда он делал вдох, лишайники набивались ему в рот, и хотелось пошевелить руками, чтобы избавиться от этого. Когда его вязали, то суставы вывернули из предплечий, и он от всей души сокрушался, что остановился возле того небольшого питейного заведения, чтобы выпить кружку эля. Он подумал о том, что скажет Уильям по поводу его глупости, и снова застонал.
   Ченнинг возражал с достоинством, затем гневно, однако Чарльз решил, что от капельки эля вреда не будет, и заорал на воина, чтобы тот заткнулся. Угрюмые солдаты Уильяма бродили вокруг постоялого двора, в то время как его собственное менее дисциплинированное войско присоединилось к своему хозяину. Таким образом, когда они вышли тремя часами позже, одолеть их не стоило больших трудов.
   Какие могли быть сомнения? Напали на них люди Николаса, большой отряд тяжеловооруженных воине Солдаты. Уильяма сражались доблестно; собственные солдаты Чарльза разбежались, и вот теперь он валялся вниз в канаве, думая о том, что лучше бы его убили. Это была бы легкая смерть по сравнению с тем, как расправится с ним Уильям.
   Он снова застонал.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

   — Что нам мешает? — спросил Уильям, протискиваясь вслед за Сорой и ощупывая стену.
   — Глыба. Огромная глыба. Я не могу сдвинуть ее с места.
   Уильям тихонько проворчал, нащупав очертания скалы.
   — Но она поставлена сюда не Богом. Ее поставил тот, кто строил эту темницу, и я знаю, что ее можно сдвинуть.
   — А может быть, и Богом.
   Эйфория, которую Уильям испытал первоначально, исчезла.
   — Есть хоть что-нибудь в пещере? Может, какая-то доска, которую я бы смог использовать в качестве рычага?
   — Нет, — с сомнением произнесла Сора. — Я ничего такого не нашла, и ничего не идет на ум. Может, толкнем вдвоем?
   — Конечно же, радость моя, можем толкнуть и вдвоем. Иди сюда, упрись плечом.
   Горя желанием помочь, Сора протиснулась к Уильяму.
   — Ммм, замечательно, — произнес он. — Но мне кажется, что было бы лучше, если бы ты повернулась лицом в ту же сторону, что и я.
   Она послушно отодвинулась, развернулась и встала спиной к нему.
   — Так тоже приятно, — поддразнил он.
   — Здесь не место для лапанья, — сурово произнесла Сора. — Поэтому толкай.
   Любвеобильный супруг сбросил маску добродушия и превратился в лорда Уильяма.
   — По моей команде. Раз, два…
   Наконец, Сора, задыхаясь, сползла по глыбе на землю.
   — Мы откатываем ее слегка, а она скатываться место. Нужна помощь.
   — Глыба расположена на склоне. Отправляйся в пещеру и поищи какой-нибудь…
   — Рычаг, — довершила она. — Слушаюсь, сэр. Пробираясь по проходу, Сора услышала, как кто-то ее зовет. Она повернула голову назад, но крики доносились не от Уильяма; ода повернула голову вперед и подумала кто бы это мог оказаться в пещере? И зачем? Неужели Николас не стал дожидаться того момента, когда намеревался убить их? Сора принялась молиться. Когда проход меж стен стал расширяться и открылся путь в основное помещение, она остановилась и прислушалась.
   — Миледи?
   Она всегда узнала бы этот печальный, встревоженный голос.
   — Бронни?
   — Миледи? Где вы были? Я все кричу и кричу.
   — Чего тебе?
   — Я принес еды и воды.
   Подозревая, что он говорит правду, Сора заметила:
   — Лорд Николас весьма любезен.
   — Ах, лорд Николас не совсем в курсе.
   — Ты хороший человек, и если бы мне не хотелось так пить, я бы заставила тебя все унести назад. Бросай сюда.
   Она подбежала, чтобы поднять свертки, которые полетели вниз, а потом спросила:
   — А там нет какой-нибудь скамьи для нас?
   — Скамьи, миледи?
   — Чтобы сесть.
   В голосе ее зазвучало притворное страдание.
   — Крысы так и лезут и пытаются покусать меня за пальцы, и я надеялась, что скамья найдется.
   — О Господи. Минутку, миледи. Здесь у бочонков с вином есть скамья, на которой заходит посидеть повар, чтобы принять капельку винца.
   Он исчез и тут же вернулся.
   — Как мне спустить ее к вам?
   — Бросай, — радостно ответила Сора.
   — Она же сломается. Давайте, я спущу ее.
   — Нет, пыль тут мне по лодыжки. Она не сломаете. Просто брось, и все.
   — Ладно.
   В голосе его были и сомнение, и покорность. Сора отступила в сторону, и скамья, пролетев вниз, с треском разбилась о землю. Услышав это, Бронни заскулил:
   — Миледи, я же предупреждал…
   — Наверно, тут глубже, чем я думала, — весело объяснила она.
   Суетясь в клубах пыли, Сора собирала остатки скамьи и благодарила Бога за предоставленные возможности. Длинная доска, бывшая сиденьем, казалась достаточно толстой для того, чтобы сдвинуть глыбу. Одна ножка по-прежнему торчала из нее, однако Сора знала, что Уильям сумеет разломать скамью на части.
   Сверху до нее донесся глухой удар, словно сук упал на пустотелую колоду, и внезапно пол возле нее взорвался клубами пыли.
   Ошеломленная Сора стояла с досками в руках и не знала, куда ей бежать.
   — Так я буду расправляться со всеми, кто помогает вам, леди Сора.
   Голос Николаса остудил ее своей решимостью, после чего люк сверху мягко закрылся, и Сора выронила доски.
   — Бронни?
   Она пошарила и обнаружила его бесформенно изогнутое тело.
   — Бронни?
   Пальцами она почти повсюду угадывала переломы. У него была переломана ключица, рука подвернута под себя. Сора пробежала по Бронни пальцами. Нащупала опухшее плечо — результат ярости лорда. Еще одно вздутие побольше она обнаружила на лбу.
   Из лаза донеслись проклятия и ворчание, и затем раздался голос вопрошающего Уильяма:
   — Во имя святого Вильфреда, что тут произошло? Ты что, ранена?
   — Нет, но мне бы пришлось плохо, если бы Бронни Упал на меня.
   — Бронни здесь? О, замечательно, теперь придется вытаскивать и его.
   — На данный момент не придется. Он без чувств. Наш друг сверху застал его в тот миг, когда он принес нам еду, ударил его и сбросил сюда.
   — Черт побери, — растерянно произнес Уильям. — Он будет жить?
   — Да, он упал на толстый слой пыли. Но мне нужна твоя помощь, чтобы вправить ему ключицу и уложить его поудобнее.
   — Устраивать его поудобнее в тюрьме? Мы можем всего лишь перевязать ему плечо; накладывать шину нечем.
   Мы воспользуемся ножкой от скамьи, которую Бронни мне сбросил.
   — Скамьи? — в возбуждении заговорил громче Уильям.
   — Как тебе удалось уговорить его сбросить к нам сюда скамью?
   — Я солгала, — призналась Сора. — Тут есть хорошая длинная доска, чтобы поддеть глыбу, но сначала ты должен помочь мне с Бронни.
   Сев на корточки, Сора вздохнула:
   — Никогда не думала, что у Бронни окажется такая внешность.
   — Какая — такая? — осторожно поинтересовался Уильям.
   — Прекрасная. Сначала я думала, что у него седая борода, брови, сросшиеся на переносице, да волосы, растущие из ушей. Потом, когда он нес меня наверх, я поняла, что это молодой человек, но по-прежнему он рисовался мне длинноруким и с вывернутыми коленями. Однако пальцы меня не обманывают. Это божественно красивый мальчик.
   — Гм.
   Она подалась вперед, чтобы оказать Бронни помощь, но Уильям отстранил ее руки.
   — Я сам.
   — Но мне же не привыкать работать без света, — возразила Сора.
   — Я сам.
   Бронни был перевязан так ловко, что удивился бы, будь он в сознании. Закончив работу, Уильям заверил Сору:
   — С ним все будет в порядке. Послушай его.
   Из бессознательного состояния Бронни впал в сон почти без какого-либо перехода. Его храп ознаменовал руладами их продвижение по лазу, где они толкали перед собой доску, а за собой волочили еду и питье.
   Уильям с новой надеждой осмотрел глыбу, которая загораживала им путь. Она оставалась все такой же огромной, но с помощью рычага, который добыла Сора, они могли бы выполнить свою задачу. Сначала надо было сдвинуть камень на достаточное расстояние, чтобы подсунуть под него доску, и Уильям скомандовал:
   — Упрись плечом в камень, милая, и мы этот камешек сдвинем.
   — А мы тогда сможем поесть?
   Сора устроилась между глыбой и стеной, Уильям взялся за камень снизу, и вместе они приподняли его. Камень отвалился на достаточное расстояние, чтобы под него подлезла доска.
   — Поедим, когда выберемся. Будет стимул.
   Сора протиснулась, чтобы помочь Уильяму налечь на рычаг, но он мягко отстранил ее:
   — Я справлюсь с этим. Ты слишком хрупка.
   — Но, Уильям…
   — Для этого потребуется больше мускулов, чем имеется у тебя. Доверься мне, Сора.
   Она молча отползла в сторону и положила одну руку на глыбу.
   Уильям налег на рычаг. Доска издала зловещий треск, но ничто не сдвинулось с места. Уильям остановился, перевел дыхание и надавил еще раз. Он толкал, бился, задыхался, и все без толку. Он стонал от усилий, которые прилагал для того, чтобы сдвинуть препятствие, но камень едва покачивался.
   Она не вмешивалась до тех пор, пока ей стало совсем невмоготу, и тогда заявила:
   — Не могу поверить, что не станет легче оттого, что я помогу тебе.
   — Может, возьмешь операцию на себя? — поинтересовался Уильям сквозь зубы.
   — Нет. У тебя выходит отлично. Он снова налег на рычаг.
   — Я просто подумала…
   Уильям взревел, и эхо от его рева прокатилось по крошечной пещерке:
   — Тогда помогите, госпожа Зануда.
   Примостившись, Сора резко повернулась и, не сдержавшись, съязвила:
   — А ты всегда так злишься, когда кто-нибудь выскажет дельную мысль?
   — Да.
   Сора решила оставить эту тему, пробормотав «О».
   Она надавила вперед, он снизу, и глыба чуть сдвинулась. Забыв о размолвке, Уильям закричал: «По-придержи так!» и пропихнул доску поглубже. Мучительно маленькими движениями камень сдвигался с того места, на котором он возлежал, и внезапно Сора рухнула на пол, а глыба покатилась. С потолка на Сору дождем посыпались камешки, а Уильям пополз вперед, словно опасаясь, что камень вернется на место. Осмотрев пространство за завалом, он заявил:
   — Выход. Дальше пещера идет под откос. Разогнувшись после ползанья на карачках, он поднялся на ноги, поднял Сору, будто тряпичную куклу, и с огромным удовольствием обнял ее.
   — Справились!
   Она обняла его в ответ, соглашаясь:
   — Справились.
   Уильям посмотрел на нее, когда она подняла к нему свое лицо, рассмеялся и простонал:
   — Знаешь, на кого ты похожа?
   Сора ожидала вовсе не этого и пробормотала:
   — А это важно?
   — В таком виде Николас ни за что не узнал бы тебя.
   Уильям подул ей на лицо, усадил и отряхнул ее одежду.
   — Ты вся белая, — заявил он. — И, очевидно, такой и останешься, пока мы не найдем, где тебя искупать.
   — А ты что, чище?
   — Нет. Возможно, когда я приду, чтобы отомстить ему, он решит, что я какое-то привидение, преследующее его.
   — Очень здоровое привидение.
   Она посмеялась над его выдумкой и потребовала себе награды:
   — Теперь мы можем поесть?
   — Женушка моя прожорливая, — вздохнул Уильям, забираясь в лаз и вытаскивая оттуда еду и вино.
   — Подойди к краю пещеры. Солнечные лучи приятны.
   — А как же Бронни?
   — По одной неразрешимой задаче зараз, жена, — напомнил ей Уильям.
   Сора взяла Уильяма за руку и позволила ему повести ее. Она позволила ему усадить ее и развернуть тряпицу, в которую была завернута их еда. Она позволила ему отломить краюшку хлеба и вложить ее ей в руку. Она позволила ему открыть кожаный бурдюк, наполненный вином, и позволила ему полить вино ей в рот. Облокотившись о стену. Сора вздохнула:
   — Я устала.
   — Такой неукротимый боец имеет право на усталость, — успокоил ее Уильям.
   — Нет, я устала не оттого, что побывала бойцом. Я устала от ожидания стать бойцом. Вчера ночью я не выспалась. Понимаешь, не то чтобы я боялась крыс, но мне неприятно, что они возятся рядом со мной. Я беспокоилась, что Николас сообразит, зачем мне нужно, чтобы тебя опустили ко мне в пещеру, и я беспокоилась, что он передумает и возьмет меня к себе в постель.
   Слова ее текли медленно, паузы между ними становились все длиннее и длиннее, а голова кивала и падала.
   Уильям поймал краюху хлеба из ее руки прежде, чем та скатилась в грязь, и аккуратно уложил Сору на бок. Вздохнув, он стал смотреть на свою жену. Перепачканная в известняке, потерявшая сознание от усталости, она по-прежнему служила для него вдохновением. Если бы не ее спокойная рассудительность, он никогда бы не избавился от страха, который держал в оцепенении его рассудок. Если бы не ее сообразительность, они бы никогда не бежали из тюрьмы, в которую их заключил Николас.
   Теперь слово было за Уильямом. Он устроит их побег из пещеры, — эта тюрьма была даже более опасной, более суровой, чем темницы в замке. Если Николас обнаружит их здесь, то придет в бешенство оттого, что они так ловко обвели его. Если он обнаружит их здесь, то тела их даже не выбросит прилив. Люди Николаса бросят их в прибой, их унесет далеко, и их исчезновение станет лишь очередной загадкой этого смутного времени.
   Им надо забраться на вершину скалы. Но как? Он подошел к тому краю пещеры, который выходил на океан, и посмотрел вниз. Волны бились о подножие скалы, пенясь на ее уступах. Уильям посмотрел вверх. Высоко в небо безупречно белой гладью взметнулась отвесная скала. Уильям посмотрел налево, посмотрел направо. Ни уступов, ни ложбинок, за которые можно было бы ухватиться руками.
   Выхода не было.
 
   Солнце стояло прямо над головой, когда Уильям поднял Сору на руки.
   — Вставай, милая, надо идти.
   Она простонала и уткнулась в его грудь, а он погладил ей волосы. Как же ему не хотелось будить ее. Сора была измождена, и верхняя ее губа задрожала от тяжелого вздоха сквозь зубы. Она ни разу не перевернулась, ни разу не пошевельнулась за все то время, пока лежала в пещере.