Додд Кристина. Свеча в окне

   Сидя во главе стола подле Соры, Уильям выслушивал шутки друзей по поводу брачной ночи и в нужных местах улыбался. Непристойный юмор со стороны дам вызвал румянец на щеках Соры и заставил ее забыть о стычке с Уильямом, и Уильям был этому несказанно рад. Однако он беспрестанно поглядывал на Николаса, который вовсю налегал на еду. Николас всегда налегал на еду, этому не могла помешать даже безответная любовь, однако к моменту окончания ужина Уильям понял, что пришла пора решаться. Следует ли ему встать и вмешаться заранее или же придется пострадать еще один вечер?
   Однако с решением пришлось повременить. С той стороны, где восседал лорд Питер, поднялся Реймонд. Он обладал внушительным видом, который имели немногие; такой внешностью были наделены Уильям, лорд Питер и те рыцари, которые сумели бы добиться тишины в зале. И вот, когда большой зал стих, Реймонд поклонился в сторону свадебной пары, а затем еще раз — Соре. Взобравшись на свою скамью, он поставил одну ногу на стол и склонился к колену. Оруженосец поднес ему лютню, и, приняв ее, Реймонд произнес:
   — Невеста — это царица дня, жена — царица ночи, а у меня есть песнь, в которой отражены мои чувства к самой очаровательной царице из всех. Сора, наша Сора, царица восхода и сумерек.
   Сказав это, Реймонд запел такую красивую песню, от которой дух захватывало. Будучи настоящим музыкантом, он написал балладу о Соре, вызвавшую слезы на глазах присутствовавших. Даже Сора, заслушавшись песней, оказалась увлеченной мелодией настолько, что на какое-то время пренебрегла обязанностями хозяйки.
   Уильям сначала встревожился, но затем успокоился, Все ж-таки, это не было предательством со стороны еще одного друга; это была поэзия, перед которой стишки Николаса оказались жалким лепетом. Уильям не мог объяснить причину того радостного возбуждения, которое он испытал от подобного поворота событий; отчего же изъявления любви Реймонда развеяли его страхи? И тем не менее, это случилось, и, скользя взором по лордам и их дамам, по слугам и челяди, Уильям понял, почему. Они смутились. Как смели они подумать, что Сора заигрывает с Николасом и Реймондом? Подумать-то они, конечно, могли, но, чем тяжелее были обвинения, тем эфемерней становились для этого основания. Николас прибыл сюда раньше всех остальных, и гости могли додумывать то, что произошло до их приезда. Ну а Реймонд? Он прибыл Значительно позднее, и никому не довелось видеть, чтобы он шушукался в каком-нибудь уголке с Сорой.
   Песня смолкла в тот момент, когда Уильям улыбался от охватившей его радости, и тут же, лишь только стихли аплодисменты, поднялся еще один рыцарь.
   — Я также хочу прочитать стихи, посвященные леди Соре, самой красивой женщине, которая была уведена у меня из-под носа.
   Без всякой передышки он перешел к чтению стихов о несправедливых поворотах судьбы, которые слишком поздно привели его к Соре. Одна лишь красота Соры сделала ее недосягаемой для него; красота и тот факт, что она вышла замуж за самого могучего, самого крепкого воина Англии.
   После того, как стих смех, поднялся еще один рыцарь, вдохновленный на импровизацию песни. Затем поднялся еще один, и еще, и все они воспевали Сору с различной талантливости. Скоро все это превратилось в более чем удобный случай покрасоваться, удержать Уильяма и Сору за столом в роли хозяина и хозяйки. Уильям терпел эти глупости до тех пор, пока не решил, что сплетням о Николасе и его любви нанесен сокрушительный удар. Тогда он встал и заключил Сору в свои объятия.
   — Пора спать. — сказал он решительно.
   Эти слова, вызвали самое бурное веселье за весь вечер, леди Джейн поднялась со своего места, а за ней последовали остальные женщины.
   — Мы приготовим ее, милорд.
   Уильям сопоставил ее непреклонность с собственным желанием и отпустил Сору.
   — Как знаете. Только недолго.
   Характер последовавших за этим пожеланием шуточек заставил Сору заподозрить, что все гости перебрали по части эля и вина. Она поспешила в верхние покои вместе с дамами и послушно стояла там, пока они раздевали ее и с глубоким смыслом укладывали ей волосы; не скромности ради, поскольку представить ее надо было в качестве образца физического совершенства, а для соблазна. Мужчины сбились в толпу, таща Уильяма так, словно он упирался, а не пробивался прочь из зала. Его поставили на ноги, без лишней хитрости стащили с него одежду и представили перед Сорой.
   Женщины соблазнительно медленно убирали волосы с плеч Соры. Мужчины свистели и шаркали ногами, язвя по поводу мучительного вожделения, написанного на лице Уильяма, а лорд Питер прокричал:
   — Если ты владеешь этим копьем так же славно, как ты владел своим копьем во время меле, то к утру Сора будет мертва.
   — Нет, — успокоила его Джейн. — Она одолеет его вместе с его копьем. Женщины всегда выигрывают это сражение.
   — Пока копье не поднимается снова, — примирительно заявил лорд Питер.
   — Мы молим об этом! — прокричала Берта.
   Исполняя свои обязанности, брат Седрик произнес:
   — Леди Сора физически совершенна, за исключением ее зрения. Откажется ли от нее лорд Уильям из-за этой немощи?
   — Никогда, — заверил Уильям, — Она спасительница моего зрения, жена сердца моего.
   — Но как же она рассмотрит тело Уильяма? — озадачилась Джейн. — Она имеет полное право увидеть его и подтвердить свою готовность остаться его супругой.
   Сора сделала шаг вперед и положила ладони на руки Уильяма.
   — Этот вопрос я могу решить. Мне достаточно лишь…
   Она пробежалась пальцами по его груди так, что мужчины застонали от удовольствия. Действия Соры были тут же вознаграждены, так как Уильям поднял ее на руки и понес к постели.
   — Мы спросим ее утром, довольна ли она, — решила леди Джейн, выводя толпу в большой зал.
   Легкий смех Соры зазвенел в воздухе, и тяжелая дверь с грохотом захлопнулась. Уильям опрокинул ее с глухим стуком на кровать.
   — Уильям! — приподнялась на локтях Сора, сбросив волосы с лица. — Дай мне посмотреть на тебя.
   Погоди, — прорычал он. — Я позабочусь о том, чтобы нас больше не потревожили.
   Деревянная скамья, которую он потащил, заскрипела по полу. За ней последовал вышивальный столик, стоявший возле окна.
   — А ты предвидишь визит? — с интересом спросила Сора.
   — Ну, это слишком сильно сказано.
   Уильям ухмыльнулся, придвинув тяжелую мебель вплотную к двери.
   — Подозреваю. Были времена, когда под моим водительством прерывались интимные минуты, и я по дозреваю, что друзья мои вынашивают подобные нечестивые планы.
   — Ты бы придвинул туда еще и сундук, — посоветовала Сора.
   Хохотнув, Уильям пододвинул ее сундук так, что тот всей своей тяжестью преградил путь. Уильям было пошел назад к Соре, но передумал. Он встал на колени и открыл сундук, и Сора напрягла слух, чтобы понять, то он делает, однако Уильям почти тут же захлопнул его, и Сора вспомнила о подарках.
   — Я еще не поблагодарила тебя за свадебные подарки. Благослови тебя Господь за то, что ты так поднял мой престиж в глазах всех остальных.
   — Ты сама поднимаешь свой престиж в глазах всех остальных, — ответил Уильям. — Я лишь засвидетельствовал свое уважение к тебе.
   Кровать прогнулась под его весом.
   Сора сплела пальцы, внезапно ощутив тишину в комнате и то, что они остались наедине впервые за многие недели.
   — Я тоже испытываю к тебе огромное уважение.
   Коряво, подумала Сора, растерявшись от своего косноязычия. Сидя в кровати обнаженной, она почувствовала, как ей становится стыдно. Она подняла покрывало и забралась под него, натянув простыни на колени, на живот, на грудь, на плечи. Она подумала, не остановит ли Уильям ее, но он не остановил.
   Несколько раз она начинала говорить, но на ум ей ничто не шло для оживленной беседы. Уильям продолжал молчать, и она подумала, не обиделся ли он. Неужели ее уловка с рейтузами так сильно расстроила Уильяма, что он не хочет иметь с ней никаких дел? Но тут Уильям откашлялся, и Сора поняла, что это не так.
   В первый раз за лунный месяц они остались по-настоящему одни, и им было неловко. Все их прежние встречи были спонтанными, сладостными падениями из вертикального положения в горизонтальное. Сегодня ночью не нужны были ни спешные раздевания, ни тайные договоренности, ни какие-нибудь особенные соблазны. Они стали мужем и женой. Они имели полное право лежать в кровати вместе.
   — Я говорил тебе, как ты очаровательно сегодня выглядела? — спросил он тихим бархатным басом.
   — Спасибо.
   Улыбка у нее вышла довольно натянутой, и она бросилась подыскивать какие-нибудь еще слова.
   — Даже без моего нижнего белья?
   Тут же ей пришла в голову мысль; зачем она напомнила Уильяму об этом?
   Уильям заерзал на кровати.
   — Ну да. Отсутствие кое-каких вещей под твоим на рядом все время напоминало мне о… мне понравилось. Да.
   Снова воцарилась тишина, пока Сора не вспомнила что надо спросить:
   — А ты выиграл ту игру в мяч?
   — Да. Да, моя команда победила с небольшим перевесом. Мы сначала проигрывали, но, когда ты пришла, я заиграл хорошо, и мы победили.
   Он снова заерзал, немного ближе, и Сора почувствовала небольшое облегчение.
   — Мне понравились твои друзья, — с готовностью произнесла она.
   Уильям тихо засмеялся.
   — Все?
   — Большинство, — уступила она, торжественно глядя на него.
   — А ты понравилась им.
   Подняв покрывало, Уильям скользнул под него и прижался к Соре.
   Она села, сел и он, бедра их тесно прижались, руки соприкоснулись.
   Не отодвинуться ли ей? А вдруг он подумает, что она его сторонится, или решит, что она освобождает для него место?
   Уильям двинул бедрами, и Сора съехала в сторону, так что решать ей ничего не пришлось.
   — А тебе понравились эти меха?
   Он вытащил что-то руками из-под одеяла.
   — От них дух захватывает.
   Сора хотела сказать это от всего сердца, но перестаралась и ответила так, словно успокаивала его.
   — Я надеялся на то, что тебе понравится.
   Его огромные руки придвинулись к ней ближе, и ее колени ощутили бархатное прикосновение.
   — Из всех этих шкурок можно сшить тебе накидку. Из всех, кроме одной, и догадайся, что мы с ней сделаем?
   Сора сидела очень смирно, не в состоянии догадаться, что так возбуждающе щекотало ее ногу. Ласковое бархатное поглаживание заскользило вверх по ее ноге, и Сора потянулась, чтобы на ощупь определить, что это такое.
   Отведя в сторону ее руку, Уильям произнес с придыханием:
   — Нет. Это моя часть свадебного подарка.
   Захватывающая дух ласка переместилась на торс Соры, и от острого прилива удовольствия мускулы ее живота Расслабились.
   — Уильям, — задохнулась она. — Это один из соболей?
   — Да. Он погладил мехом ее шею. — А что мы будем с ним делать?
   Уильям надавил ей на плечо.
   — Ляг, — потребовал он. — Я покажу.
 
   Ее пробудило царапанье в дверь. Вставать ей не хотелось. Господи, после прошедшей ночи ей вообще не хотелось покидать постель, и особенно в этот холодный предрассветный час. Однако царапанье возобновилось, и продолжительный, скорбный писк, чувство долга и осознание того, что Була ни за что не отступится, заставили Сору выбраться из теплого гнездышка на груди Уильяма.
   — Ну же, Була, — прошептала она, набрасывая на себя коричневое домашнее платье. — Я сейчас, глупый ты пес. И зачем я вечно иду у тебя на поводу?
   С тихим бурчанием и стонами Сора сдвинула сундук, вышивальный столик и скамейку в сторону. Остановилась и прислушалась к дыханию Уильяма; если она и разбудила его, то он притворяется спящим с энтузиазмом полностью удовлетворенного мужчины.
   Сора открыла дверь на бурный призыв Булы и стала чесать у него за ушами.
   — Тс-с.
   Она прислушалась к звукам в большом зале. Никто сознательно не двигался. Несколько человек зашевелились на полу, быстро перевернувшись или простонав от каких-то кошмарных снов.
   — Выведи меня, пес.
   Вцепившись в шерсть на холке Булы, Сора пошла за ним, а он повел ее через лабиринт спящих тел к лестнице в дальнем конце зала. Сора отодвинула засов на двери и открыла ее под скрип петель. Нащупав стену, которая помогала ориентироваться, она стала спускаться вниз. Воздух становился все свежее и прохладнее, и Була бежал вперед, радостно сопя носом. Он все больше и больше вырывался вперед нее, стуча когтями, пока не добрался до самого низу. Тут он остановился, и Сора ожидала услышать, как он заскребется о наружную дверь. Этого не произошло; до нее донеслось интенсивное, громкое сопение, а затем раздался короткий, испуганный лай.
   Сора поспешила вниз, удивляясь необычному поведению Булы. На последних двух ступенях она зацепилась ногой о какое-то препятствие, — тяжелое препятствие, но которое немного подалось вперед, но не сдвинулось. Споткнувшись, Сора вскрикнула, потеряла равновесие и полетела со всей силы на камни лестничной площадки. Она пребольно ударилась щекой. Одна рука подвернулась, и Сора всем своим весом опрокинулась на собственный локоть. С колен, коснувшихся камня, содралась кожа.
   Боль пронзила ее; сознание отключилось, однако когда она пришла в себя, то услышала, что крик ее еще отдается эхом на лестнице. Локоть гудел от удара, а кожа на лице распухла.
   — Боже, — простонала Сора. — Что это?
   Була обнюхивал ее и скорбно выл.
   Нащупав путь обратно на лестницу, Сора протянула руку и прикоснулась к предмету, о который она споткнулась. Под рукой она ощутила грубую домотканую материю, а затем теплое тело в одежде прислужницы. Пальцы ее стали все более энергично описывать круги, стремясь нащупать хоть искру жизни в этой женщине. Ничего не происходило, никакого движения, и когда Сора прикоснулась к искаженному болью лицу, то поняла, почему. Шея женщины была сломана и наклонена под неестественным углом.
   Над ней послышались шаги, они застучали вниз по лестнице, и Сора в ужасе посмотрела вверх. Она не могла определить голоса, те голоса, которые она должна была узнать и которые резанули ее слух. Она закричала:
   — Кто это? Скажите мне, кто это?
   Голоса стихли, а затем Чарльз произнес с холодной медлительностью:
   — Это Хоиса. Хоиса, та шлюшка, которая назвала вас ведьмой. Хоиса, служанка, которую вы вчера грозились убить.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

   — Это Чарльз.
   — Да нет же, говорю тебе.
   — Тогда кто? — спросил Уильям. — Ты настаиваешь на том, что это не Чарльз, но кто же тогда? Несчастная Сора ходила взад и вперед, касаясь рукой зла, чтобы ориентироваться в пространстве.
   — Не знаю, — призналась она. — Но голос не тот.
   — Не тот! — с грохотом опустил на стол чашу Уильям. — Господи Боже мой, он же фактически обвинил тебя в убийстве Хоисы, когда напомнил гостям о том, как ты угрожала ей.
   Сора открыла было рот, но промолчала.
   Уходило лето, разъезжались и гости. Они трусливо бежали, пересказывая необычайные события во время свадебных торжеств и запасаясь рассказами на предстоящую зиму.
   Сора и Уильям желали им счастливого пути, махали рукой до тех пор, пока те не скрывались из поля зрения а после поворачивались друг к другу и хохотали с нескрываемым облегчением. Уильям с удовольствием любезничал со своей женой, помогал ей управлять дворовыми, гулял с ней в лесах и любил ее при каждом удобном случае. Но теперь, когда время медового месяца прошло, Уильям заволновался, заговорил об осаде и войне.
   В эти две последние чарующие недели Сора так и не рассказала Уильяму о той угрозе, которой подверглась в огороде, о шептуне, который прикоснулся к ней и объяснился в любви. Она боялась, что Уильям придет в бешенство; ей рисовались картины, как он с грохотом покидает комнату, давая обет, что разыщет негодяя, который посмел приблизиться к его супруге.
   Более того, она страшилась, что Уильям не поверит ей. Дамы точно не поверили, даже леди Джейн. Они приняли ее рассказ за сон, и с добрым предзнаменованием. Они сказали, что подходили к ней, что она. спала и была одна. Им была видна калитка огорода, когда они шли к ней, и никто с этой стороны не выходил. Даже Сора согласилась, что ее призрак покинул огород каким-то иным способом, но она не знала каким. После того как гости разъехались. Сора пошла в огород и, чувствуя себя неловко, обшарила все стены. За проявленное любопытство она была вознаграждена лишь шипами от роз.
   И тем не менее, надо было признаться Уильяму. Надо было сказать Уильяму. Повернувшись к нему лицом. Сора отважно произнесла:
   — Что тебе приготовить на ужин?
   Она моргнула. Сказать она хотела совсем другое, и Уильям это понял.
   — В чем дело, любовь моя?
   Он встал, обошел вокруг стола, чтобы обнять ее за лечи и прижать к себе.
   — Скажи мне.
   — О Уильям, — уронила Сора голову ему на грудь. — Я такая трусиха.
   — Ты?
   Она ощутила рокот смеха под своей щекой.
   — Ты самая смелая женщина из всех, кого я знаю. — Пробиваешь головой стены, ссоришься с Артуром, заставляешь этих благородных дам уважать тебя, выходишь за меня замуж. Хотел бы я обладать той отвагой, которая содержится в одном твоем мизинце.
   Он поднял одну руку Соры и поцеловал этот мизинец.
   — Ты самый смелый рыцарь во всем христианском мире.
   Она подняла их сплетенные руки к своему лицу и в ответ поцеловала его пальцы.
   — Ты добрый, благородный и великий воин. Ты сметливый, как лис.
   — И мне надо разобраться с Чарльзом. Нельзя нам жить с такой угрозой, нависшей над нашими головами.
   — Нет! Нет.
   Протянув руку, она схватила Уильяма за бороду и притянула его лицо на уровень своего лица.
   — Нет.
   — Тогда я отправляюсь отбивать назад твои владения у сэра Фрейзера, — предложил он.
   Сора опустила голову.
   — От этого никуда не деться, — произнес он.
   — Я понимаю, — немного подумав согласилась она. — Но пока тебе нельзя уезжать. Ты же обещал меня научить защищаться.
   — Защищаться? — Уильям был ошарашен. — Зачем тебе?
   Оба понимали, что это нелепый вопрос.
   — Ну да, я действительно обещал. Однако обучение займет не так много времени, как ты рассчитываешь, дорогая.
   Взяв Сору за руку, Уильям отвел ее к креслам возле камина и усадил. Придвинув свое кресло так, чтобы колени их соприкасались, он молвил:
   — Послушай меня. Мой отец обучает этому правилу боя своих воспитанников, и оно годится любом обороте событий во время сражения.
   Сора выпрямилась.
   — Первое правило боя? Я помню, ты говорил.
   — Забыть его может только глупец. Слушай внимательно. Нет такого понятия, как честная борьба. Дерутся чтобы победить. Я вступал в войны, чтобы наказать за неудачные конфискации моих поместий, за гибель моего сына. Я бывал в таких стычках, где меня окружала десятка два человек, несущих мне смерть на лезвиях своих мечей. В таком бою побеждает не сила, а сочетание мастерства и хитрости. Если противник ожидает, что ты будешь нападать, отступи. Если противник решил, что ты слаб, порази его своей отвагой. У тебя. Сора, есть огромное преимущество.
   Сора недоверчиво подняла брови.
   — О да, дорогая. Ты — женщина. Все женщины — дуры. Ты прекрасна. У прекрасной женщины ума меньше, чем у обычной. Ты миниатюрна. Мужчина может одолеть тебя с помощью мускулов, размещенных в одном его мизинце. — И ты слепа.
   Подняв руку к его лицу, Сора пальцами пробежалась по линии его рта. Он улыбался, и она улыбнулась в ответ.
   — Любой мужчина, который вступит с тобой в схватку, рассчитывает на то, что безнаказанно сразит тебя. Используй свою слабость, чтобы нарушить его планы.
   Она медленно кивнула.
   — Я понимаю. Чтобы быть хорошим рыцарем, надо обладать силой и мастерством. Чтобы быть великим рыцарем, надо быть умным и действовать от противного.
   Уильям расхохотался.
   — Ты щадишь мою гордость.
   — Ты — великий рыцарь, но если ты отправляешься осаждать моего вассала, то я требую от тебя обещания, что ты не пострадаешь.
   — Это самый-то великий рыцарь христианского мира? Пострадает?
   Он рассмеялся и поцеловал Сору в щеку.
   — Это «добрый-то, благородный и великий» боец. Пострадает?
   — Уильям, — запнулась Сора оттого, что его язык лизнул чувствительную кожу на ее подбородке. — Ульям, ты так и не пообещал мне.
   Он носом отодвинул ее подбородок и поцеловал ее в шею.
   — Это сметливый-то лис? Пострадает?
   — Уильям? — пробормотала она, когда он стал водить носом по ее ключицам. — Дай обет.
   Острые края его зубов прикусили ей плечо сквозь материал.
   — Уильям, — тихо воскликнула Сора и потеряла нить своей мысли. — Уильям, прислуга же.
   — Черт с ней.
   — Ужин. Твой батюшка и мальчики взвоют, если он опять запоздает.
   Она вздохнула, так как он поднял ее с кресла, посадил к себе на колени и слегка прикусил ей ухо.
   — К черту ужин.
   — Мы можем удалиться ко сну сразу же после ужина.
   — И что мы будем делать? — прошептал он.
   — Я тебе покажу, — прошептала она в ответ, уткнувшись своим носом в его нос.
   Уильям крякнул и опустил ее на ноги.
   — Припасы у нас к осаде уже готовы.
   Он поддержал Сору, чтобы она сохранила равновесие.
   — Я поведу людей завтра утром. Подыматься и провожать меня не надо.
   Поймав Уильяма за рукав, она спросила:
   — Неужели это была игра со мной? Неужели мой мудрый рыцарь ретировался с поля брани, получив все, к чему стремился?
   — Не все, — заверил ее Уильям. — Ты по-прежнему не слишком доверяешь мне, чтобы сказать, что тебя мучит.
   Он подождал, Сора ничего не сказала.
   — Я всегда буду рядом, милая, когда ты будешь готова заговорить.
 
   Сора сидела в огороде, где в изобилии произрастали зрелые овощи, дожидавшиеся сбора урожая. В этот прохладный ранний вечер она ждала, когда к ней придет Уильям и скажет ей, что он вновь отправляется на бой.
   Он поправился после той раны, которую получил во время осады ее вассала. Но она не искупила свою вину. За все эти недели страданий, перенесенных им ради того, вернуть ей замок, который для нее ничего не значил. Рана была неопасная, заверяли ее все, однако Уильям с типичной для мужчины безответственностью не промыл ее и запустил. Его привезли назад в Берк в бреду на куче хвороста.
   Перепуганная Сора помогала Мод ухаживать за Уильямом, непрерывно ставя компрессы с вонючими припарками и омывая его, когда подымался жар. Тогда Сора не задумывалась о будущем, все ее мысли были только о том, как возвратить Уильяма к жизни. Теперь она думала о будущем непрерывно и с горечью. Неужели в этом ее награда? Вылечить Уильяма, чтобы вновь отправить в сражение?
   Не надо было отпускать его, хотя она и не знала, как его остановить.
   Откинувшись к стене на своей любимой каменной скамье, Сора наливалась гневом и досадой. Он пройдет через эту калитку рядом с ней, станет перед ней и объяснит своим глубоким, золотистым голосом, что ему необходимо еще раз подставить свою голову. А она будет слушать и делать приличествующие случаю горестные замечания, а затем, как и положено доброй жене, снова отпустит его.
   Скрежеща зубами, Сора прислушивалась к стуку его сапог за огородом. А вот и он, широкими шагами идущий вдоль стены, чтобы открыть калитку.
   Но калитка не открылась. Только секунду назад он находился за стеной, а теперь он стоит уже в огороде и проклинает колючки.
   Сора вскочила и воскликнула:
   — Как это тебе удалось?
   Она услышала, как он словно бы удивленно повернулся к ней, а затем вновь отвернулся.
   — Что удалось?
   — Как ты прошел через стену?
   — Что? Ах, это…
   Он засмеялся, и ее, как и всегда, словно согрели золотые солнечные лучи.
   — В задней стене есть крошечная калитка. Она спрятана за розами и, заверяю тебя, надежно защищена шипами. В детстве я пользовался ею, а теперь она стала узка.
   — Кому о ней известно? — нетерпеливо спросила Сора.
   — Да, наверно, любому ребенку в замке. Здесь нет никакой тайны.
   Он направился к Соре широкими шагами через грядки с растениями.
   — А что такое?
   — В день свадьбы тут кое-что произошло, однако леди настаивали на том, что это мне приснилось, потому что они не видели, как этот человек ушел.
   Сора в возбуждении схватила Уильяма за рукав и стала теребить его.
   — Мне показалось, что я сошла с ума, но он тут был. Он действительно был тут!
   — Да, без сомнения был. И что же он сделал?
   — Кажется, прикоснулся ко мне. И говорил со мной.
   Вспомнив об этих словах любви, шепеляво произнесенных сквозь ткань, она содрогнулась.
   — Почему же ты мне не сказала раньше?
   — Вместе с отъехавшими гостями исчезло и это ощущение опасности, этих глаз, которые преследовали меня повсюду. Я не слышу этого алчного шепота.
   При воспоминании об этом голос ее упал.
   — Я больше не слышу поступь этих мягких шагов.
   — Почему ты не сказала мне об этом раньше? — вновь требовательно спросил Уильям.