Дубинянская Яна. Сны принцессы Лилиан

   Агатальфеус Отмеченный поднял руку.
   - Именем Ордена.
   * * *
   Астабильного увели.
   Огромная кровать напоминала зимнее поле, по которому пронеслась королевская охота. Глубокие рытвины, перелопаченный снег, следы конских копыт и собачьих лап на когда-то девственно-ровном покрывале... бред какой-то. Но от двуспального ложа по-настоящему, без всяких метафор, веяло январским холодом. Каталия передернула плечами.
   Заснуть на этом леднике вряд ли удастся. Может быть, через пару часов, когда все уляжется, переместится в прошлое... Да, пары часов должно хватить. А пока...
   Она сбросила все же чересчур прозрачный ночной капот. Надела домашнее платье: без нижней юбки и корсета. Шнуровка спереди, с ней вполне можно справиться без помощи прислужниц... Ей, в девичестве Каталии дес Бланкен, мелкопоместной баронессе из восточной провинции, не привыкать.
   Переоделась и вышла из спальни.
   Коридор призрачно освещали тусклые разноцветные блики: чадящие факелы размещались за узкими, как бойницы, витражными окнами. За ними же в маленьких потайных нишах дежурили стражники, готовые по тревоге из ниоткуда вырасти на месте происшествия. Или не вырасти - если о подобном происшествии господин старший советник оповещал их заранее. Тогда коридор, даже сотрясаемый воплями, оставался пустынным. Как сейчас.
   ... Семнадцать лет назад спальня наследного властителя Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке принца Эжана была смежной с королевской. Венценосная чета по несколько раз за ночь просыпалась от младенческого крика, и возлюбленный супруг Каталии Луннорукой - он был еще жив, хоть и безнадежно стар, - снова и снова требовал... хотя нет, требовать он тогда уже ничего не решался. Просто предлагал переселить наследника с его многочисленными кормилицами чуть-чуть подальше, хотя бы через одни покои, только и всего.
   Королева улыбалась. Королева припудривала темные тени под глазами. "Как можно, мой король? Это же сын! Наш сын..."
   Потом, конечно, все-таки пришлось переместить детскую на другой конец коридора. Потом детская перестала именоваться так... Но ни того, ни другого король Эммануэл уже не застал.
   Эжан.
   Если бы родилась девочка, было бы гораздо легче. За пятнадцать лет регентства королева смогла бы приучить своих подданных к мысли, что отныне - и, если хотите, навсегда - ими правит женщина. Народ ко всему рано или поздно привыкает. К тому же - очень удобно - народ легко списывает на "бабью блажь" то, что мужчине-властителю не сошло бы так просто с рук.
   Например, первую за всю историю Великой Сталлы денежную реформу. Ее Величеству захотелось видеть на монетах свой, а не мужнин профиль! разумеется, чего еще ждать от этих тщеславных баб? И все, от владетельных князей до беднейших поселян, спокойно и весело рассчитывались с менялами, тем более что на каждые сто обмененных монет казна доплачивала еще одну того же достоинства. Людям Литовта даже не пришлось особенно часто напоминать, что за утаение одной-единственной монеты старого образца грозит смертная казнь...
   Впрочем, даже если б и девочка, все равно стоило бы начеканить новых денег. Народ должен знать свою королеву в лицо. В одно и то же лицо: матери-регентши и дочери-принцессы...
   Но родился сын.
   Каталия знала, что Эжан будет в точности, до мельчайших деталей, похож на отца. Иначе не бывает. Никогда и ни с кем.
   Золотые, серебряные и медные монеты с бородатым профилем переплавились в тигелях. А оба портрета - в молодости и в зрелости - ее возлюбленного супруга, увы, сгорели во время пожара в галерее дворца, который долго не удавалось загасить. Все пошло наперекосяк в первые недели после такой неожиданной смерти Его Величества короля Эммануэла Честного, единого властителя...
   Он был уже старый. Он прожил длинную жизнь.
   * * *
   До покоев Эжана оставалось еще три факельных пролета. Три неярких россыпи синих, желтых и красных световых пятен на полу. Королева невольно ускорила шаги - и усмехнулась. Давным-давно, целую вечность она не позволяла себе вот так...
   А что? Она даже не войдет к нему. Всего лишь приоткроет потайное окошко в массивной двери. Всего лишь убедится, что он спит, спокойно и глубоко, как спят все уставшие за день беспечные юноши семнадцати лет.
   Послушает его дыхание и поймет, что права. Этот сон - самое ценное, что есть в ее жизни; нет, во всем мире! - и если его приходится дорого оплачивать... пусть, она заплатит любую цену. Сколько угодно трупов. Сколько хотите астабильных, бывших когда-то красивыми мальчиками лансами из провинций... Сколько необходимо.
   Спи, Эжан...
   Еще полгода назад у него были детские круглые щеки, пухлые губы, гладкий подбородок и подростковый голос, звонкий и высокий. Ее, только ее сын. Ни на кого не похожий: его отца она не знала, не помнила таким...
   Еще полгода назад она вообще его не помнила.
   ... Всегда - в темноте, в лучшем случае в закатном полумраке на дальнем краю королевского парка. Всегда второпях, в лихорадочной спешке, всегда под взглядом молчаливой спины Литовта, тогда еще младшего советника. Всегда - чересчур сильное слово. Всего четыре или пять раз... пока она не поняла, что цель достигнута.
   Как она боялась тогда! Быть случайно замеченной фрейлинами или пажами; за большие деньги преданной Литовтом; каким-то образом уличенной самим королем... Боялась на супружеском ложе прошептать чужое имя; поэтому имени предпочла не знать вообще. Ни имени, ни титула, ни даже цвета глаз...
   Черные. Теперь она могла это видеть.
   Просто видеть - а ей казалось, что вспоминает. Глаза, губы, жесткую линию подбородка, дремучие волосы темнее любой ночи... Низкий глуховатый полушепот: любимая... моя... Широкие плечи, жестковатую кожу ласковых рук. За последние месяцы он уже несколько раз ей снился. Причудливые сны о том, что давний, случайный, даже, по сути, незнакомый мужчина что-то значил для нее. Что она, королева Каталия Луннорукая, - да, смешно, но куда деваться от этих снов? - что она и сейчас его любит...
   Он должен был умереть. Литовту пришлось напомнить ей об этом, и не раз. Тогда еще не было Эжана - то есть уже был, но еще не зримый, не настоящий! - поэтому приговор давался ей с трудом; Каталия все оттягивала последнюю встречу и отказывалась вовсе обойтись без нее. Господин младший советник тихо исходил злобой и холодным потом, он уже не был уверен, что сделал правильную ставку в игре. Молодая королева, наверное, казалась ему бесхарактерной слабачкой. Сидя в ночной беседке на коленях у любовника, она никак не поднимала руку в давно условленном жесте: взять его!..
   А он - в те последние минуты у него еще было какое-то имя - внезапно решился и жарко зашептал ей на ухо, что король Эммануэл Честный уже слишком стар, чтобы не только сделать наследника, но и вообще управлять страной. Что его, возлюбленного королевы, род восходит к древней законной династии. Что стоит лишь захотеть... и они ведь не могут друг без друга...
   Астабильный.
   Их не казнят: считается, что в момент насильственной смерти астабильное желание вспыхивает настолько ярко, что может, придя в противоречие с нормальным ходом мыслей большинства людей, вызвать местный катаклизм. Смерч, шквал, небольшое землетрясение в королевском парке, жерло вулкана на месте ажурной беседки... И младший советник Литовт, и тем более стабильер Иринис Усердный понимали: это никому не нужно.
   Наверное, ему повезло. Может быть, он до сих пор жив, кто знает? Правда, в народе говорят, что жизнь в Лагерях в тысячи раз ужаснее смерти. Но мало ли что болтают в народе...
   Конечно, она ни мгновения его не любила. Просто у Эжана - то же самое лицо.
   Эжан никогда не узнает.
   Каталия подошла к двери. Тяжеленная дубовая створка, причудливо инкрустированная костью и перламутром. Узор скрадывал границы потайного окошка, прорезанного в толстом слое дерева по личному заказу королевы - еще тогда, лет пятнадцать назад. Ключ от окошка имелся только у нее, и она старалась пользоваться им как можно реже. Эжан не должен заметить. Эжан уже взрослый.
   На всякий случай она встала так, чтобы закрыть собой дверь от стражников за витражными окнами. Нехорошо, если кто-то из них сможет потом найти невидимую замочную скважину. Маленький ключик дважды провернулся совершенно бесшумно, но сама дверь скрипнула, выпуская наружу почти кубический брусок на замаскированных под инкрустацию петлях.
   Ромбовидное окошко бросило в коридор тусклый лучик: в спальне догорала одинокая свечка. Широкое ложе принца - мальчик всегда любил спать, разбросав во все стороны руки и ноги, улыбнулась Каталия, - конечно же, не могло полностью просматриваться в маленькое отверстие. Только подушка и, пожалуй, край одеяла.
   Нетронутая подушка. Отогнутый уголком, тоже нетронутый одеяльный край. Словно белоснежное поле - до того, как королевская охота...
   Нелепейшее сравнение!..
   Руки дрожали, и ключ - другой, побольше, - предательски лязгал на весь коридор, не попадая в замок. Потом застопорился, не желая проворачиваться, и сильные пальцы королевы чуть было не скрутили его в штопор. Попробовала в другую сторону: тяжелый засов натужно заскрипел и повернулся; затем совершил обратный поворот и снова наткнулся на непонятную преграду. Каталия рванула ключ из скважины; он, разумеется, застрял... и вместе с ключом королева потянула на себя всю тяжеленную незапертую дверь.
   Вошла... вбежала, влетела внутрь.
   Она все еще надеялась, что Эжан полуночничает, сочиняя стихи за круглым туалетным столиком в углу спальни, - или, возможно...
   Нет.
   * * *
   Закричать, позвать на помощь, в одну секунду собрать вокруг себя целый отряд стражников. Поднять с постели Литовта. Немедленно объявить розыск. Метать направо и налево смертные приговоры, если принца не найдут в ближайшие...
   Она едва сдержалась. Едва промолчала, давая себе самой хоть немного форы.
   Подумать.
   Если бы на Эжана покушались... делали с ним что-либо помимо его воли, - даже наедине с собой королева тщательно подбирала нейтральные, допустимые слова, - если бы... Любой всплеск противоречия мгновенно достиг бы сознания брата Агатальфеуса. Между мальчиком и его стабильером установлена прочнейшая связь, которая не нуждается даже в посредничестве магического амулета. Брат Агатальфеус только что был у нее, в королевских покоях. Он не сказал ничего такого... вообще ничего не сказал. А Эжан исчез... ушел из спальни гораздо раньше, чем она, Каталия, вызывала мага, иначе успел бы примять постель. То есть ушел добровольно, сам.
   Если, конечно, она может безгранично доверять его учителю.
   Доверять нельзя никому, Ката, - внутренний голос почему-то с мягкими интонациями бывшего князя Ланса... - никому во всей Великой Сталле и провинциях на Юге и Востоке... никому во всем мире. Тебя и твоего сына может предать каждый, была бы цена подходящей. Да, но ведь брату Агатальфеусу пришлось бы предать еще и Орден! - а такого не совершит ни один стабильер, ни при каких обстоятельствах. Орден незыблем, и это единственная незыблемая вещь под солнцем. Сомневаться в Ордене - значит не верить в самые основы мироздания...
   Каталия вдруг обнаружила себя сбегающей вниз по лестнице; подол домашнего платья скользил по нескончаемым ступенькам. Дробные шаги гулко отражались от пустынных стен; изумленные стражники следили за королевой из тайных ниш за витражными окнами.
   Она соберется с мыслями - и поднимет на ноги весь дворец, отдаст нужные повеления, высочайше назначит награды и покарания. Но сейчас, пока мысли еще беспорядочно катятся и подпрыгивают, словно жемчужины из ожерелья, порванного наверху этой самой лестницы... пока не удается снова нанизать их на тонкую жилку... пока...
   Королева сама отправилась искать сына.
   Во дворцовом парке по самые верхушки деревьев был налит лунный свет. Сама луна, желтая и несуразно-огромная, поднялась уже достаточно высоко, чтобы не цеплять за эти верхушки. Густые кроны издали казались черными и монолитными; когда Каталия ступила на серую песчаную дорожку, листья над головой призрачно зашептались. Звенящими трелями заливались сверчки. В промежутки между их руладами проскальзывала тишина.
   Беседка, где Эжан обычно занимался науками с Агатальфеусом Отмеченным, начала белеть сквозь стволы слишком издалека - даже для такой светлой ночи. К той минуте внутренний голос тревоги уже звучал не так пронзительно; и все же королева никак не могла пройти мимо.
   А потом она услышала.
   Не голоса - шепоты. Ночные шелесты, не громче листвы.
   Каталия Луннорукая пошла медленнее, стараясь помягче ставить ноги в ночных туфлях. Песок все же поскрипывал под атласными подошвами; она поднялась на цыпочки. Осторожно, будто беглый преступник, подкралась почти к самой беседке, притаилась за стволом дерева с шарообразно подстриженной кроной - и нервно, беззвучно усмехнулась. Теперь она могла позволить себе все - и смеяться в том числе.
   Он жив.
   Он здесь.
   По ту сторону древесного ствола поблескивал пруд, гладь которого то и дело нарушали всплесками одинокие неспящие рыбки. В пруду плавали лодочки сухих листьев и желтая луна с размытыми краями. И по обе стороны от нее две перевернутые зыбкие фигуры, отраженные с того берега...
   Черные волосы Эжана беспорядочно разметались, луна посадила ему на макушку тусклый блик. И две искорки в жгучих глазах - видно даже отсюда. Лиловый камзол принца тоже казался черным - и мать передернула плечами, отгоняя неуместное воспоминание о том турнире. На поясе висел облегченный меч - сегодня утром он скрещивался с мечом южанина Ланса, и об этом тоже не хотелось вспоминать...
   А рядом с сыном стояла девушка.
   Совсем девчонка, бестелесная пигалица; декольте ее голубого - серого в лунном свете - платья не открывало ровным счетом ничего интересного. Бесцветная блондиночка, издали ее плоского личика было никак не разглядеть. Иначе королева непременно опознала бы ее... еще в бытность мелкопоместной баронессой дес Бланкен она научилась цепко запоминать лица всяческих поселянок и прислужниц. Ну так что же: подойти поближе или дать мальчику возможность самому назвать матери имя своей первой учительницы?..
   Ох, Эжан...
   Они держались за руки, как дети.
   Прошло добрых четверть часа; королева замерзла в легком платье, левая нога начала потихоньку затекать. А они, Эжан и эта... они даже ни разу не поцеловались.
   А ведь мальчик уже большой, подумала Каталия. Он должен стать мужчиной до того, как взойдет на престол, - и позаботиться об этом придется ей самой... раз у него нет отца. Надо завтра же присмотреть ему кого-нибудь при дворе. Деликатные моменты - все-таки об этом обычно говорят "как мужчина с мужчиной" - поручить брату Агатальфеусу, но держать под личным контролем. Нельзя пускать настолько серьезное дело на самотек - иначе оно неминуемо выродится в такие вот ночные бдения и вздохи рядом с никчемной дурнушкой... не мешало бы все-таки выяснить, кто она такая. Судя по платью, знатного происхождения, но явно из провинции... Что ж, господин старший советник узнает. Самое подходящее задание для его шпионов...
   Королева переступила с ноги на ногу; песок заскрипел чуть ли не оглушительно, - но двое на том берегу не шелохнулись. Пора уходить. Эжан не простит, если, возвращаясь к себе, застанет ее здесь... Каталия зябко обняла руками плечи. Конечно, она будет ждать его, прислушиваться, ненавязчиво приоткрыв дверь спальни. Конечно, ей не удастся заснуть, пока он не вернется...
   А если эта блондинка действительно из провинции, Литовт отправит ее в родное поместье. Просто и милосердно.
   Пора взрослеть, Эжан...
   И вдруг она споткнулась, словно пойманная охотничьей петлей. Остановилась, развернулась; бросилась обратно. Всего несколько слов, случайно всплывших в сознании... тогда, когда они были произнесены, королева приняла их за шутку остроумного сына. Они не могли оказаться ничем иным, кроме шутки!..
   "Имя моей избранницы..."
   Приближаясь к беседке, королева замедлила шаги - тише!.. - хотя сколько можно, она королева Каталия Луннорукая! И эта девчонка... кем бы она ни была...
   В пруду по-прежнему отражалась желтая луна, чуть меньше, чем настоящая. И еще фигура стройного юноши в темном камзоле, с мечом, который рябь на воде искажала зигзагом...
   Эжан был один.
   ГЛАВА IV
   Замок cпящей красавицы
   Когда в темноте со скрежетом опустился подъемный мост, очкарик чуть в штаны не наложил. А там, похоже, просто сработала система противовесов, только и всего. Но откуда очкарику знать - он за всю жизнь, наверное, жалкой отвертки в руках не держал. Какого черта он вообще сюда сунулся, хренов очкарик?.. Фрэнку почему-то очень нравилось это слово - хотя, в принципе, можно было пришпилить к долговязому Джерри и ругательство похлеще.
   Правда, Фрэнк и сам помедлил, прежде чем ступить на ветхие доски... но он проявил осторожность, а это совсем не одно и то же. Чернильная тьма не только наводила жуть - она мешала разобраться, что к чему: к примеру, на каких соплях держится этот чертов мост. Звук был такой, будто цепи и блоки не смазывали лет сто, а то и больше. Под конец их заклинило, и мост завис, примерно на метр-полтора не доходя до земли. Час от часу не легче. Здешнее хозяйство могло давным-давно проржаветь ко всем...
   - Сюда, - звонко сказала Лили.
   Он хотел схватить ее за руку, но поймал только воздух с какими-то мошками. А она уже оперлась ладонями о край моста - он доходил ей до груди, даже выше, - ловко подтянулась и в одну секунду оказалась там, наверху. И сразу же побежала вперед. Доски заскрипели на удивление громко и мерзко - и это под Лили, которая и сухую траву не способна примять как следует. Определенно не стоило туда лезть, успел подумать Фрэнк... но что оставалось?!
   Влезая на мост, он ухитрился вогнать под кожу пару заноз - вытащить их получится разве что утром, и то если повезет. Дерево под ногами гнулось и пружинило, от него несло пылью и плесенью. По обе стороны от моста зияла черная пропасть; на самом-то деле там вряд ли глубже, чем пару метров... но все равно жуть.
   С полдороги пришлось возвратиться: очкарику, разумеется, оказалось слабо подтянуться и взобраться сюда самому. Выругавшись, Фрэнк протянул ему руку; Джерри помедлил, а потом все-таки вцепился в нее - почему-то левой, к тому же холодной и потной, - втаскивать его наверх было страх как несподручно. Ружье зацепилось прикладом за край доски - нет бы заранее снять его?! Мост ходил ходуном, и Фрэнк, сквозь зубы матеря очкарика, даже успокоился: если эта махина не обвалилась сейчас, она что хочешь выдержит за милую душу.
   А Лили успела уйти далеко вперед.
   - Спасибо, - выдохнул Джерри, выпрямляясь и поправляя ружье на плече.
   Фрэнк взбесился. Пошел бы ты с этими пай-мальчиковыми штучками знаешь куда?!.. От злости перехватило дыхание, и нужные адреса остались неозвученными.
   В паузу вкралась тишина - полная и гулкая. Ни скрипа старых досок, ни лязга ржавых цепей. Ничего похожего на удаляющиеся шаги. Вообще ни единого звука.
   - Где ее теперь искать?! - наконец взорвался Фрэнк. - Из-за тебя... Она ушла, понимаешь, ты?!!
   - Она знает, куда идти, - совсем не в тему ответил очкарик.
   - А ты - знаешь?!
   - А ты боишься?
   Двинуть между глаз. Или под дых - между глаз высоковато, облом подпрыгивать, да и неохота руки об стекла разбивать. Чтоб знал, кто тут боится!!! Чтоб заткнулся себе в тряпочку, а еще лучше проваливал назад, к маме с бабушкой! Чтоб...
   Лили.
   Фрэнк прикусил губу и несколько раз глубоко вдохнул, понемногу разжимая кулаки. Врезать очкарику нельзя, как бы ни хотелось. Потому что Лили. Потому что, когда она узнает, у нее станет такое лицо... Дрожащее, несчастное, а главное - совсем-совсем чужое. Он уже пробовал, он знает. Давно, года три назад: Лили и Джерри вдвоем шли из школы, и очкарик размахивал двумя сумками, и трепался о чем-то, и солнце отражалось от стекол... Фрэнк пришел один, без ребят - все по честному. А он, очкарик, уже тогда был выше него на две головы!.. Как он потом смешно лазил по земле, собирая свои чертовы тетрадки, и очки были заляпаны грязью, обхохочешься! - а Лили... Девчонки вообще ничего не понимают. Лили, конечно, не такая, как все девчонки... но и она не понимает тоже.
   Джерри развернулся и пошел по мосту. Доски задрожали так, как если бы по ним топал целый взвод солдат, а не один тощий пацан. Фрэнк сплюнул в бездонную черноту, расправил лямки рюкзака и направился следом.
   Мост кончился. Земля под ногами оказалась неровной - теплая пыль вперемежку с камнями брусчатки, - Фрэнк сразу же споткнулся, чуть было не растянувшись во весь рост. И все равно почувствовал себя гораздо увереннее: земля - это не столетние доски на цепях. Темень становилась непрогляднее с каждой минутой. Он все же попытался осмотреться по сторонам: высоченные стены, черные провалы между ними - не то улицы, не то коридоры. Запрокинул голову; в небе на единственное освещение - луну и крупные звезды наползали седые клочья облаков. Лучше бы днем затянуло, подумал Фрэнк, не так жарко было бы идти.
   - Смотри!
   Он чуть было не вздрогнул: гулкие стены совершенно изменили голос очкарика. Джерри тоже стоял, задрав острый подбородок к небу. Поднял руку с вытянутым указательным пальцем и повторил:
   - Смотри.
   Фрэнк посмотрел. В рваную дыру между облаками вынырнул край луны; на очках Джерри блеснули тусклые блики. А мимо лунного бока медленно плыла яркая, без мерцания, звездочка. Нырнула в облака; снова показалась в соседнем небесном окне; еще пару секунд посветилась сквозь тонкий облачный слой и скрылась.
   - Что это? - задумчиво спросил очкарик скорее у себя самого, чем у Фрэнка. - На метеор не похоже... Может, из столицы спутник запустили?
   - Чего?
   - Искусственный спутник Земли, - пояснил Джерри. - Для космических исследований.
   Его манера вставлять между делом дико умные словечки выводила из себя - но на этот раз очкарик просчитался. Что такое "спутник", Фрэнк знал: все, что касалось техники, интересовало его с детства, и он неплохо в ней разбирался - для этого вовсе необязательно просиживать штаны в школе. Другое дело, что ежику известно: их, спутники, перестали запускать лет сто назад. Из столицы, как же! Ну можно быть таким идиотом?..
   Фрэнк опустил голову и огляделся по сторонам.
   Тьма. Тишина.
   ... и торчать с задранной к небу физиономией, когда Лили убежала неизвестно куда и с ней черт знает что может случиться!.. А он, кретин, звездочки разглядывает!
   - Ты у нас умный, - процедил Фрэнк сквозь зубы. - Так что давай, думай. Куда она могла пойти?
   - ... А может, космический корабль?.. - очкарик протормозил, не сразу услышав вопрос. - Что?
   - Не что, а кто. Лили!!! Надо ее догнать, до тебя не доходит?
   Джерри поправил очки на носу и сверху вниз глянул на Фрэнка.
   - Не кричи.
   Он определенно напрашивался на то, чтоб ему врезали! - и пришлось прикусить губу, про себя повторяя, что нельзя, нельзя!.. А в результате получилось, что он, Фрэнк, действительно притих, и очкарик мог теперь вообразить...
   - Сам заткнись, - запоздало огрызнулся он. - Ну так что будем делать?.. давай, рассказывай!
   Получилось не особенно логично; Фрэнк заметил это, но решил, что по фиг.
   - Сейчас, в темноте, мы ее не найдем, - заговорил Джерри. - Лили здесь хорошо ориентируется, она уже была тут во СНЕ... а мы с тобой только вконец заблудимся. Так что лучше найти какое-нибудь укромное место под крышей и лечь спать, а утром... Там, в рюкзаке, фонарик лежит, достань.
   Нет, ну надо же! Такого тормоза еще поискать, - Фрэнк присел на корточки, распустил завязки рюкзака и запустил туда руку по локоть. Он, видите ли, запасливый, фонарик захватил! - и какого хрена, спрашивается, было до сих пор ныкаться в темнотище? Могли запросто загреметь с того моста. А ведь можно было бы и посветить под ноги, и систему противовесов проверить... И, кстати, при свете Лили не убежала бы далеко... Кретин. Очкарик чертов!
   Фонарь никак не попадался под руку, хотя Фрэнк уже перебрал все пакеты и консервные банки. Чертовщина, блин, какая-то!
   - Подожди, - вдруг вспомнил он, - а как же эти... ненормальные явления?
   - Аномальные.
   Идиотская поправка проскочила мимо ушей.
   - Вдруг Лили напорется на них еще ночью, а?.. А я тут буду дрыхнуть рядом с тобой! Что тогда?!
   Очкарику, понятно, крыть было нечем; он тупо молчал. Фрэнк, наконец, нащупал то, что искал, и вытянул из рюкзака тонкую несерьезную трубочку с одной батарейкой. Да и та находилась при последнем издыхании - световой кружок вышел совсем тусклым и квелым. Заскользил по стене крупной неровной кладки: пористые булыжники, клочья мха в трещинах между ними. Вдруг чернота; слабый лучик утонул, растворился в провале. А затем блеснул на чем-то выпуклом и гладком. Фрэнк шагнул вперед.
   Вот это да! В проеме стены неподвижной фигурой стояли настоящие рыцарские доспехи! Он ни капельки не испугался - в отличие от героев старых фильмов, которые вечно принимали такие вот доспехи за живых стражников. Фонарик осветил полукруглый латный наплечник, скользнул ниже, задержался на локтевом щитке, а потом вспрыгнул вверх, к островерхому шлему с ребристым забралом. Супер!.. Фрэнк подошел вплотную и побарабанил пальцами по латам; металл был теплый, основательно нагретый за день солнцем, а загудел он так, что стало и вправду жутковато...
   - Нет, - наложился на этот гул очкариков голос. - Лили знала, куда идет. С ней тут ничего не может произойти... ничего плохого. Она просто заснет и увидит еще один СОН - это и есть аномальное явление. А утром мы разыщем ее. Мы ведь тоже примерно знаем... парк, беседка...
   - Ага.