Дубинянская Яна. Сны принцессы Лилиан

   Всего этого Каталия не видела. Отогнув атласный полог за спинкой своего сиденья, она поспешно спустилась по дощатым ступенькам. С изнанки галереи выглядели наспех сколоченными, убогими, лысыми. Туда-сюда сновали холопы из обслуги турнира. Один из них, узнав королеву, так и застыл на месте с вытаращенными глазами и разинутым ртом.
   Она довольно смутно представляла себе, куда идти. Рыцари размещались в шатрах на холме сразу за ристалищем; но распространяется ли это правило на Черных? Кроме того, возможно, что тот рыцарь, один раз потерпев поражение, больше не захочет выходить на арену - и что ему тогда мешает сразу же покинуть турнир? Может быть, он уже в пути... если это не он.
   А если он... куда бы он пошел после такого? Уж точно ни в какой не в шатер. Вернулся бы домой? Нет, ни в коем случае. Он бы вообще постарался никому не попадаться на глаза... мальчишка!..
   Литовт догнал королеву раньше, чем она успела миновать галереи.
   - Возьмите, Ваше Величество.
   От неожиданности она резко обернулась, гневная, готовая на месте уничтожить наглеца. Советник держал на вытянутых руках черную кружевную накидку.
   - Будет лучше, если вы останетесь неузнанной, - жестко отчеканил он. Вы поступаете неосмотрительно. Я мог бы навести справки за две минуты. Я уже их навел.
   - Вы забываетесь, - машинально проговорила Каталия. - И... что?!
   Литовт с ловкостью горничной расправил складки накидки. Черная... Не королевский цвет.
   - Вы не ошиблись, Ваше Величество.
   Разумеется, она не ошиблась! Она и не могла ошибиться, - Каталия разом забыла о своих недавних сомнениях, - и если это все, что он имеет ей сказать... Литовт последнее время слишком много себе позволяет. Впрочем, он всегда позволял себе слишком много, он имел на то основания... Но сейчас, именно сейчас ему не стоило подворачиваться под руку с накидкой и давно известными сведениями.
   - Черные доспехи он позаимствовал за небольшую плату у одного бастарда из восточных провинций, - ровно продолжал Литовт. - Уже отдан приказ об аресте, сделано это будет тихо, после турнира.
   - Зачем? - равнодушно уронила она.
   - Отменить?
   - Не надо, - королева перевела дыхание. - Я хочу видеть сына. Немедленно.
   Советник пожал плечами.
   Сейчас он скажет, что в этом нет никакого смысла, что до конца турнира ничего не изменится, а на турнире она обязана присутствовать ради спокойствия народа или хотя бы из уважения к традициям. Если бы он сказал что-то подобное - она бы забыла, навсегда забыла о тех заслугах, что давали ему право на дерзость!.. И, кстати, была бы счастлива наконец об этом забыть.
   Но Литовт произнес:
   - Идемте.
   * * *
   Под ногами хлюпала грязь, щедро сдобренная конским навозом, и приходилось приподнимать подол платья так, что обнажались щиколотки. Нахальные оруженосцы, да и некоторые рыцари, высовываясь из шатров, отпускали по этому поводу непристойные шуточки. Королева не обращала внимания. Достаточно того, что Литовт, без сомнения, хорошо запоминал их лица и родовые цвета. Подул ветерок, и слева отчетливо потянуло тяжелой вонью отхожей ямы. Каталия зажала нос краем черной накидки.
   Эжан. Ну что, что ему здесь делать?!..
   Прошло несколько вечностей, прежде чем советник молча распахнул перед ней скрипучую дверь приземистого дощатого строения - и отступил в сторону. Королева пригнулась и вошла - одна.
   В нос ударил крепкий запах, куда сильнее, нежели снаружи - но и здоровее, природнее. Пахло лошадьми. Терпким потом, навозом и сеном. В полумраке фыркали и шептались длинные морды, выглядывая из-за перегородки импровизированной конюшни. Одна из них доверчиво ткнулась прямо в грудь слишком близко подошедшей Каталии.
   Зачем Литовт привел ее сюда? Неужели ему донесли, что... Но это бессмыслица!
   Шорох в углу резко выбился из общей гаммы шелестящих лошадиных звуков. Королева обернулась. И в одно мгновение, еще не видя человека, остро поняла, что это действительно ОН. Тот, кого нужно обнять, прижать к груди, увести отсюда и больше никогда не отпускать от себя ни на шаг...
   Коротко и холодно:
   - Как это понимать, принц Эжан?
   Темный силуэт у лошадиной перегородки вздрогнул и остановился.
   - Матушка...
   За последний месяц его голос, не ломаясь, вдруг стал ниже на целую октаву. Вместо мальчишеского дисканта мягкий баритон - словно чужой, даже страшно. Она слегка передернула округлыми плечами под черным кружевом. Нет, вовсе не чужой, зачем себя обманывать? Страшно прямо противоположное: слишком знакомый у него теперь голос...
   - Матушка, что... что вы здесь делаете? Как вы...
   - Что ТЫ здесь делаешь? - оборвала она. - Как ты посмел решиться на такую неслыханную... глупость?!
   Эжан шагнул вперед, и рассеянный свет от дверной щели нашел его лицо. Боже мой, его лицо... Тоже в считанные недели возмужавшее, чеканно затвердевшее - если не считать по-детски дрожащего сейчас подбородка с темной порослью несерьезной бороды.
   - Что... - баритон предательски пустил петуха, - что в этом глупого, если мужчина участвует в рыцарском турнире?
   - Ты принц, - отчеканила она. - Наследник престола.
   - Что в этом глупого, если наследник престола участвует в рыцарском турнире?! - выкрикнул Эжан уже запальчиво.
   Громко фыркнула лошадь, потянувшись к его рукаву.
   - Ничего, - устало бросила Каталия. - Если он выходит на ристалище в цветах королевского дома, а не унижает себя и свою мать черными доспехами.
   Унижает - не надо было произносить это слово. Говорить его мальчику, который и без того унижен поражением. Который отсиживается в этой грязной конюшне, выжидая момента, чтобы проскочить домой незамеченным. А каким унижением для него было возвращать доспехи тому восточному бастарду! мерзавец будет вздернут сразу же после турнира, Литовт избавит ее даже от повеления... Эжан, бедный мой... прости.
   - В цветах королевского дома, - пробормотал принц, - чтобы противники боялись тронуть меня пальцем, не то что копьем, а подбирал их собственноручно господин старший советник!
   Эжан никогда не называл Литовта по имени. Только должность - и то сквозь презрительно стиснутые зубы. Так доведенный до белого каления утонченный аристократ с отвращением выплевывает площадную брань.
   - Что с ногой? - спросила Каталия.
   Эжан встрепенулся, словно именно этот вопрос по-настоящему задел его за живое. Конечно: сейчас он заново переживает свой неудачный поединок вплоть до каждого выпада, защитного приема, обманного движения. До каждого упущенного шанса.
   - Если б не нога... - с болезненной досадой выговорил он, не обращаясь к матери. Через мгновение взглянул на нее:
   - Все в порядке, просто ушиб... когда упал с коня. Уже не болит.
   И - чуть помолчав:
   - Матушка, вы должны присутствовать на турнире.
   Один из коней неожиданно задрал голову и заржал так, что заложило уши. Королева отвернулась, прикусив изнутри губу.
   Сын прогоняет ее. Его можно понять: мальчику хочется остаться наедине со своим поражением, снова и снова все обдумать и утешиться тщательнейшей стратегией поединка на следующий раз.... Следующего раза не будет! - но сегодня Эжан должен верить в возможность реванша, она понимает... Она все понимает. В конце концов, не выходить же ему из этой конюшни среди бела дня под руку с матерью...
   И все-таки он ее прогоняет. Сын. Королева сильнее сжала зубы, и на язык просочился приятный солоноватый вкус.
   - Мы поговорим вечером, принц Эжан, - бросила она не с угрозой, а с бесстрастной неизбежностью в голосе. И, пригнувшись, шагнула в дверной проем.
   Литовт не дожидался ее - хотя, вне всякого сомнения, кто-то из его людей на расстоянии обеспечивал ее безопасность. Как долго она отсутствовала? Три-четыре поединка, а может быть, и все пять. Нечего надеяться на то, что это прошло незамеченным. Более того, у многих хватит ума связать ее отлучку с шарфом, брошенным на арену в знак прерывания поединка, - такое королева позволяла себе нечасто. А там недалеко по цепочке и до Черного рыцаря... хоть бы люди Литовта казнили того бастарда раньше, чем он начнет болтать!
   Эжан, Боже мой... Меньше чем через год он станет совершеннолетним, будет коронован и взойдет на престол. Надо смотреть правде в глаза: вряд ему удастся стать королем мирно и спокойно, без неожиданностей, - с его лицом, фигурой, голосом... Она всегда это знала, она сделала все, чтобы свести риск до минимума. Все, что могла, - но она не всемогуща. Мальчику придется бороться, стать жестким и жестоким, расчетливым и дальновидным, окружить себя такими людьми, как Литовт, и беспрекословно следовать советам матери...
   Придется. Иначе не бывает.
   ... а он втихаря выносит свою мальчишескую гордыню на арену, вырядившись в чужие доспехи позорного для королей черного цвета.
   Порыв ветра собрал в складки ее накидку: кружево замельтешило перед глазами, и королева резким движением сорвала подношение старшего советника. Даже из соображений тайны и безопасности Каталия Луннорукая, единая властительница Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке, не собирается ходить в черном!
   Она швырнула съежившуюся накидку на землю и, повыше подобрав подол, каблуком ввинтила ее в грязь.
   Почувствовала чей-то взгляд и подняла глаза.
   Полог ближайшего шатра был откинут. У рыцаря, вышедшего на воздух, были светлые волосы и тонкое, почти женственное лицо с прямым носом, красиво вырезанными губами и большими глазами сине-зеленого морского цвета. Совсем молодой, года на три-четыре старше Эжана. Уже без доспехов, в легком камзоле - белом с голубым.
   Каталия улыбнулась.
   Поселок Порт-Селин, 119-й год от Эпохи Великих Свершений
   Она шила это платье вечерами, при свете керосиновой лампы, а то и тусклых коптилок на топленом сале. И сейчас, в лучах яркого солнца, впервые увидела издевательское рыжее пятно посреди подола длинной юбки. Старое и несмываемое, явно появившееся еще в те времена, когда платье было портьерой в большой комнате. И что же теперь делать?!
   Только расплакаться.
   Так Лили и поступила.
   Она бы плакала долго и безутешно. Однако древнее зеркало, мутное и пощербленное, бесстрастно отразило красное некрасивое лицо разобиженной девчонки шестнадцати лет. На такое лицо она просто не имела права! - она, владелица великолепного парчового платья с глубоким декольте, пышными буфами рукавов и присборенной юбкой до земли...
   С рыжим пятном.
   Все еще шмыгая носом, Лили присела на корточки перед комодом и с трудом выдвинула нижний рассохшийся ящик. Не вынимая, приоткрыла шкатулку с бабушкиными "драгоценностями". На ощупь разыскала круглую брошь с пластмассовым жемчугом и задвинула ящик на место. Не до конца, конечно, но времени уже не было.
   Новая складка до треска стянула пояс, но пятно полностью скрылось в ней. Вот видишь - а ты переживала. Лили поправила перекошенную брошку. Некоторые "жемчужины" еще поблескивали, хотя большинство давно стали матовыми белыми шариками.
   Она выпрямилась и улыбнулась своему отражению. Пора.
   - Уходишь? - отозвалась с кухни мать на протяжный дверной скрип.
   - Да, ма, - створка двери, как назло, прижала подол. - Там фильм из города привезли. Не выходи, я сама закрою!
   Поздно. Мама уже показалась в кухонном проеме, локтем откинув тюлевую занавеску. Изможденные черты стянулись в напряженную сосредоточенную гримасу - выражение, давно ставшее главным на когда-то мягком и красивом лице. Кисти худых красных рук были сейчас белыми от муки.
   - А я думала, ты мне с оладьями помо... Что это ты на себя нацепила?!
   Лили вздохнула.
   - Ма, я пойду, хорошо?
   - Живо переоденься по-человечески!
   Не слишком далеко убранные слезы сами собой встали наизготовку в уголках глаз.
   - Я опоздаю. Я уже опаздываю! Джерри, он меня пригласил, он ждет...
   - Я кому сказала!!!
   Мать шагнула вперед и всплеснула руками. В воздухе вздымилось белое облачко, и она жалобно вскрикнула, глядя, как частички муки медленно опускаются на пол. Пробормотав что-то нечленораздельное, развернулась и бросилась обратно в кухню.
   Лили метнулась за порог.
   * * *
   Уже вторую неделю ярко светило солнце, и непролазная грязь сохранилась только в тени под заборами да в глубоких рытвинах разбитой колеи на дороге. А посередине земля уже совсем просохла. Можно было ступать на нее всей ногой, а не прыгать на цыпочках с камня на камень, как это обычно приходилось делать, если не наденешь резиновые сапоги. Правда, обнажился весь мусор, когда-то утопленный в лужах, и надо было все-таки смотреть под ноги и придерживать подол голубого платья.
   Посреди дороги линялая кошка пыталась проникнуть в прошлогоднюю банку из-под консервов. Увидев девушку, зашипела и вздыбила остатки шерсти, решая, броситься ли наутек или защищать добычу до последнего. Лили посторонилась, пройдя по самой кромке сухой земли. С такими кошками лучше не связываться.
   Они с Джерри договорились встретиться перед Бывшим заводом в семь. Единственные в доме часы уже давно не вызывали у нее доверия, и Лили, прислушиваясь, замедлила шаги напротив дома Шлегеля с высоченной антенной на крыше. Старик, как было всем известно, ловил вражеские голоса. Они не только поставляли ему недоступную другим, хоть и, по общему мнению, совершенно бесполезную информацию, но и каждые пятнадцать минут довольно громко передавали сигналы точного времени. По Шлегелю сверялся весь поселок.
   Сейчас из дома с антенной не доносилось ни звука. Лили пошла быстрее. Остается надеяться, что она не очень опоздала, - хотя Джерри ведь все равно дождется. Он такой.
   Интересно, какой сегодня покажут фильм? Было бы здорово, если бы продолжение про Веронику и принца, ведь месяц назад лента оборвалась на самом интересном месте. Зато потом почти неделю подряд снились разноцветные приключенческие сны... Не СНЫ, но все-таки...
   СНЫ Лили не снились уже давно. Так давно, что она почти перестала тосковать по ним.
   - Бесстыжая!
   Лили вздрогнула.
   Огромных размеров бабища по имени Нэт из дома напротив стояла у калитки, возложив на покосившуюся планку свои необъятные телеса.
   - Было бы чего вываливать, - лениво бросила она. - А то заголила худорбу и довольна, проститутка!
   Не отвечать! - молча и отчаянно приказала себе Лили. - И даже не смотреть. Повыше поднять голову и ни в коем случае не позволить рукам, от неожиданности выпустившим юбку, трусливо потянуться к декольте. Нэт всегда была дурой и, потом, у нее недавно забрали в армию старшего сына. Если обижаться на каждую глупую и несчастную женщину... Лили подхватила подол, успевший черкнуть по дорожной пыли, и поспешила дальше.
   Хоть бы немножко подсохла та громадная ямина с водой поперек дороги, где уже несколько месяцев мертво буксовала чья-то брошенная телега. Лили совсем забыла об этом непроходимом препятствии. Как теперь его преодолеть в ее платье? Похоже, мама оказалась права: надо было одеться "по-человечески"... Но если даже на фильм не надевать платья, то куда вообще остается выходить в нем? Зачем тогда было его шить?!
   Вот именно - зачем?...
   Если все равно нет и не будет никаких СНОВ... А может, никогда и не было.
   К ее огромному облегчению, телегу куда-то убрали. Вечная лужа порядком обмелела, и какой-то энтузиаст даже бросил поверх нее два продавленных куска фанеры. Подняв юбку значительно выше колен, - где ваша борьба за нравственность, тетя Нэт? - Лили в несколько балетных прыжков достигла сухого места, почти не забрызгав голубую парчу.
   Такая удача подняла настроение. Исчезло чувство скованности и глупой театральности, прилипшее к Лили с тех пор, как она сбежала от материнского гнева... или еще раньше: когда обнаружила пятно. Все стало на свои места в яркой и праздничной витражной картинке: она сама, ее великолепное платье, верный Джерри, солнечный день, фильм про Веронику, будущие сны...
   Или даже СНЫ.
   Вприпрыжку, почти не глядя на мусор под ногами, Лили завернула за угол.
   Джерри, конечно же, ждал ее, сидя на парапете сухого фонтана перед облупленным фасадом Бывшего завода. Но не один. Рядом с ним примостился у самого края сосед Лили, старый Шлегель, - вот, оказывается, почему у него молчало радио. Юноша что-то горячо доказывал старику, размахивая, словно мельница, длинными худыми руками. В левой - Джерри был левша, - он сжимал газетный листок.
   Лили хитро улыбнулась. Можно подкрасться на цыпочках и закрыть ему глаза. Если только Шлегель не выдаст.
   - ... а что вы предлагаете?! - приближался звонкий мальчишеский голос. - Остаться здесь на всю жизнь или, может, записаться в армию? Лично я считаю, что обязан использовать любую возможность. А вдруг?! - очки в слишком большой оправе съехали ему на нос, и Джерри привычным жестом загнал их на место. - Ну что, что я теряю?
   - Ровным счетом ничего, молодой человек, - Шлегель поднял глаза, увидел Лили и заговорщически ей подмигнул. - Только не возлагайте на это особенных надежд. Вот, собственно, и все, о чем я хотел вас предупредить.
   - И все равно вы непра...
   Лили опустила на его лицо ладони. Пальцы скользнули по выпуклым прохладным линзам. Джерри напрягся и так резко выпрямился, что ненароком сбросил ее руки.
   Все-таки он чересчур нервный.
   - Лили...
   Он улыбнулся и встал с парапета. Высоченный - она едва доставала ему до груди - и худющий, словно сложенный из древесных веточек. Джерри дружил с Лили с первого класса, и уже тогда он был самый высокий и худой среди мальчишек. И самый умный.
   Джерри нагнулся, чуть ли не сложившись вдвое, и она чмокнула его в щеку. Потом вежливо поздоровалась со Шлегелем.
   - Вы прелестно выглядите, мисс: просто юная принцесса из средневековой сказки. На редкость удачный туалет.
   Ну вот, а Джерри, конечно, только теперь заметил, во что она одета. А заметив, - обомлел, онемел и поправил очки. В то время как старый Шлегель поднялся, взял руку Лили и поцеловал по всем правилам: не притянув к себе, а склонившись над ней. Лили зарделась.
   - Мы идем на фильм, - скромно похвасталась она.
   - Что вы говорите! - Шлегель изумленно повел лохматыми седыми бровями и несколько раз прицокнул языком. - Вы произведете фурор, мисс!
   Лили поймала иронические искорки в его прищуренных черных глазах и потупилась. Старик смеялся над ней, - а она приняла его галантность за чистую монету.
   Почему над ней все время кто-то смеется?..
   - Из города должны привезти пленку, - пояснил Джерри. Его рука нашла ее пальцы, и Лили снова почувствовала себя увереннее. Если обижаться на каждого старого и...
   - Из города?
   Шлегель внезапно посерьезнел.
   - На вашем месте я бы осторожнее относился ко всему, что исходит из города, молодые люди, - негромко произнес он. И, помолчав, добавил уже совсем загадочно:
   - Город живет сейчас своими интересами. Если вообще живет.
   * * *
   - И любит же старик напустить туману, - прокомментировал Джерри, когда они, взявшись за руки, спешили к Площади Независимости. - Полчаса убеждал меня не верить ничему, что пишут в Газете. И ни единого аргумента, сплошные общие места! Я и сам знаю, что Газета заангажирована, но какой им смысл... Вот смотри, Лили!
   Путаясь в длинной юбке, она едва поспевала за его широченными шагами. И облегченно перевела дыхание, когда Джерри притормозил, развертывая газетный листок.
   Бесплатная президентская газета доставлялась из столицы каждую пятницу с непостижимой регулярностью - на это в стране почему-то хватало бензина. Называлась она "Наш аналитический вестник", а в народе - просто Газета. В семье Лили ее бегло просматривал отец, внимательно читая лишь спортивную страничку, а затем отдавал матери на хозяйственные нужды. Джерри же всегда проглатывал Газету от корки до корки. Смешной и хороший долговязый Джерри...
   Сейчас он возбужденно потрясал серым листком, перечеркнутым кривым крестом сгибов.
   - Смотри: столичный Институт истории и лингвистики объявляет конкурс научных работ на тему "Эпоха Великих Свершений и современность". Как раз о чем я писал в прошлом году... и в позапрошлом... Я же давал тебе читать, помнишь? Там, конечно, много недоработок, я сейчас некоторые места понимаю по-другому... Вот: победители получают грант на обучение и зачисляются в Институт вне конкурса! Я переделаю свою работу и пошлю, и... Это же такой шанс!
   - Конечно, пошли, - с неслышным вздохом сказала Лили.
   Джерри спал и видел, как бы уехать из Порт-Селина. Эта навязчивая идея зародилась в нем примерно классе в пятом - материализовавшись в сушку сухарей и выкопанную где-то на чердаке древнюю карту региона, на которой еще были обозначены аэропорты, железные дороги и даже космодром Эпохи Великих Свершений. Уже тогда он часами напролет сбивчиво посвящал Лили в свои планы, а она тихонько вздыхала, думая о том, как скучно станет в классе без Джерри. Сейчас, к концу последнего, выпускного года его мечта достигла апогея. Теперь Джерри надеялся не на сухари и давно не существующие железные дороги, а исключительно - по его любимому выражению "на собственные мозги".
   Мозги у Джерри были. Может, где-то был и тот самый столичный Институт... Это только Шлегель с его вражескими радиоголосами уверял, что на месте столицы ничего нет и не будет еще лет двести, потому что туда пришелся ядерный удар во времена Активной войны. Вон Газета утверждала обратное, и печатали же ее где-то, в конце концов! - с пеной на губах доказывал Джерри... Лили не бралась устанавливать истину.
   Да и разве имеет особое значение, есть ли вообще что-то за пределами Порт-Селина? Просто не хочется, чтоб Джерри уезжал...
   - ... и может, даже назначат стипендию! А кроме того, говорят, студенты могут бесплатно ходить в муниципальные театры и на утренние сеансы в кино. Настоящее кино! - а не та попса, что нам привозят из города...
   Он поймал взгляд Лили и осекся. Хотя она не успела обидеться, она и думала-то совсем о другом. Но Джерри умел угадывать ее мысли и чувства еще до того, как они возникали.
   - Нет, бывают и хорошие фильмы, я не спорю... Про Веронику было очень даже. Тебе ведь понравилось?
   Лили кивнула, беззвучно шевельнув губами.
   Длинные пальцы Джерри мяли и теребили край тщательно сложенной газеты.
   - Ты похожа на нее... на ту актрису, - наконец смущенно выговорил он. - В этом своем платье. Ты очень красивая, Лили...
   Она улыбнулась. Когда Джерри пробовал говорить комплименты, он становился совершенно косноязычным. А ведь бывало, что весь класс, не выучив уроков, на перемене хором просил его выйти по собственному желанию к доске. Ответ Джерри мог длиться и двадцать, и все сорок минут! - и почти никто из учителей не решался перебить поток его красноречия.
   Он мог бы и не мучиться с комплиментами ей. Он и так самый умный, самый милый и хороший...
   Они вышли на Площадь Независимости. Тут уже было полным-полно народу: вся молодежь Порт-Селина, а попадались и люди постарше. Фильма, похоже, еще не привезли - во всяком случае, пока не пускали. Однако страсти на площади кипели полным ходом. На фоне общего агрессивного гула выстреливали отдельные угрозы и ругательства. Прямо перед лицом Лили мелькнула чья-то демонстративно раскрученная велосипедная цепь.
   Крепко стиснув руку Джерри и придерживая свободной рукой подол платья, Лили просочилась к ступенькам на противоположном краю площади. По услышанным краем уха обрывкам фраз она уловила суть конфликта. Кто-то нарисовал граффити на самой Стене!
   Стена, торец примыкающего к площади большого дома, всегда служила экраном для показа фильмов. Правда, белой она не была уже очень давно, да и штукатурка во многих местах начала осыпаться, открывая голую арматуру... Но граффити - это слишком! В целом Лили разделяла чувства своих сверстников только варвар мог сотворить эту неудобочитаемую красно-зеленую надпись, которая будет теперь проступать сквозь прекрасное лицо Вероники... Хотя велосипедная цепь - тоже не самый лучший аргумент.
   Виноватых и даже подозреваемых никто назвать не мог, и волна справедливого гнева захлебнулась, трансформировавшись в традиционные выкрики в адрес городских киномехаников, тормозящих с показом фильма. Джерри подсадил Лили на высокую, в метр, верхнюю ступеньку. Тут, правда, было уже почти все сплошь занято, но бестелесная Лили кое-как поместилась в узком просвете между двумя подростками. Джерри остался стоять на предпоследней ступеньке, слегка пригнувшись, чтобы никому не закрывать Стену. Его то и дело толкали и ворчливо посылали подальше - впрочем, довольно беззлобно.
   Стремительно темнело, и вот по лиловатой вечерней стене пробежал лучик пока еще незаряженного кинопроектора. Толпа зрителей взревела.
   - Хоть бы про Робота-разрушителя, - истовой скороговоркой, словно молитву, пробормотал подросток слева от Лили.
   - Хоть бы про Веронику, - прошептала она.
   ... Лили не успела понять, что случилось. Она смотрела на Стену - все смотрели на Стену! - где разбрасывала лучики эмблема древней киностудии и было пока неясно, покажут ли крутой боевик или красивую мелодраму. Звучала музыка, и первые крики на площади тоже показались закадровыми звуками на пленке. Лили поморщилась: в желанной ею романтической сказке не было места таким истошным воплям, - и в тот же момент площадь пришла в движение.
   Перед глазами выросла мятущаяся стена тех, кто сидел ступенькой ниже, фрагменты экрана замелькали между головами; она выпрямилась и вытянула шею, все еще пытаясь что-то разглядеть, и тут подростки, сидевшие рядом, тоже заорали и посыпались вниз. Легкую Лили повлекло следом, она попыталась удержаться за ступеньку, но пальцы скользнули по шершавому бетону, длинная юбка за что-то зацепилась, и девушка полетела вниз лицом, присоединяя тонкий испуганный голос к всеобщему, уже стройному и неудержимому воплю.