Дубинянская Яна. Сны принцессы Лилиан

   - Не надо. Ты просто не хочешь мне говорить.
   - Не хочу, - подтвердил маг.
   Что ж, это можно было расценивать как первое препятствие. Эжан даже немного приободрился. Тайна, окутывающая прекрасную незнакомку. Тайна будет раскрыта! - и не заставит его изменить своей любви, какой бы она ни оказалась, эта самая тайна. А дальше... Через десять месяцев он, принц Эжан, станет королем, и тогда...
   Он утопил перо в чернильнице, аккуратно оставил на горлышке толстую каплю и, ни разу не окунув больше пера, одним росчерком дорешал уравнение под недописанными стихами.
   - Икс равен одной тысяче восьмидесяти семи.
   Учитель вздохнул.
   - Неправильно. Ты где-то потерял минус. Давай, ищи ошибку.
   Эжан втупился в пергамент. Смазаный рисунок на полях стал на удивление живым, нарочно так бы ни за что не получилось. Юная девушка под умирающим деревом. Листья падают, и за ними никак не разглядеть ее лица...
   Принцесса Лилиан...
   Глаза у нее голубые. Он помнил.
   Эжан искоса взглянул на учителя. Высокая, как циркуль, фигура на лавочке переломилась: маг тоже заинтересовался сухим листиком, упавшим ему под ноги. Широкий рукав домашней батистовой рубашки, почти такой же, как у Эжана, черкнул по земле; учитель отряхнулся. Интересно, почему стабильеры не носят специальных балахонов или плащей с капюшонами, как все остальные маги? Стараются не выделяться... его учитель тоже, если надо, умел сливаться с толпой.
   Самый умный, самый всезнающий человек из всех, кого принц... да вообще. Звали его Агатальфеус Отмеченный, - Эжан вряд ли произнес это громоздкое имя вслух больше трех-четырех раз в жизни.
   И он знал, кто она такая.
   Но не хотел говорить.
   Ладно-ладно. Принц прикусил губу и сунул перо в чернильницу.
   - Икс равен двенадцати, - сообщил он через несколько минут. - Я давно хотел спросить, учитель... а сколько тебе было лет, когда ты вступил в Орден? Или это с рождения?
   Вот так, очень-очень издали. В ожидании ответа Эжан склонился над пергаментом и попытался сочинить следующую строчку к "Прекрасной золотой смерти". Замечательный способ скрыть свои мысли, когда начинаешь такой вот с виду невинный разговор. Учитель, разумеется, гораздо лучше него был знаком с трюками курса высокой дипломатии... Но как он догадается? сейчас, на математике...
   - Теперь правильно. Еще или с тебя на сегодня хватит?
   Маг сосредоточенно разглядывал сухую желтую трубочку, колебавшуюся меж двумя тонкими, точными пальцами.
   - Я не устал, учитель.
   Стабильер кивнул: тоже правильный ответ.
   Разумеется, с математикой все. А внеочередной урок дипломатии ученик сам накликал на свою голову.
   * * *
   - Так о чем ты спросил? Да, магом я был с рождения. Сильным магом. Было бы непатриотично не отдать эту силу на благо государства, правда? желтый листок пролился между его пальцами, превратившись в струйку золотистой воды. - Я вступил в Орден сознательно, когда был старше тебя лет на десять. Никого нельзя сделать стабильером по принуждению, если ты это имел в виду.
   Вообще-то занятия по этому предмету Эжан ненавидел. Тебя в глаза обзывают щенком, а ты должен мило улыбнуться и вести беседу как ни в чем не бывало. Не позволить себе ни на миг отвлечься от так называемых интересов, которые отстаиваешь. Но между делом не забыть вернуть противной стороне оскорбление, причем в настолько изысканной форме, чтобы он, противник, вынужден был мило улыбнуться... какая гадость эта высокая дипломатия!
   Но сейчас они у него действительно были - интересы.
   И он улыбнулся.
   - А тебе приходилось когда-нибудь сглаживать по-настоящему серьезные противоречия? Когда очень много людей хотят абсолютно противоположного... война, например? Или... - но другого впечатляющего примера он подыскать не смог, и фраза получилась куцей, неуверенной. Слабовато.
   - Задача стабильера на государственной службе - не допускать таких... больших противоречий, - ответил маг. - Ты же изучал историю, Эжан: последняя война в нашей стране завершилась еще до основания Ордена. Видишь ли, любое великое противостояние, даже если оно назрело в силу реальных причин, все равно начинается с отдельных людей. С ними и работают стабильеры... на то и Лагеря для астабильных, в конце концов.
   Обвинение в исторической безграмотности Эжан проглотил все так же безропотно. Главное, что беседа продвигалась в нужном направлении. И учитель, кажется, пока не догадывался, в каком.
   - Но лично я никого не отправлял в Лагерь, - добавил он. - Даже в молодости. А последние годы я ведь служу только тебе, мой принц. Отвечаю за тебя. И как учитель, и как стабильер.
   Допустим. Эжан заговорил ровно, как по книжке:
   - Астабильный - человек, желания которого могут привести к потрясениям во всем государстве, - классическое определение звучало подлиннее, но суть была передана правильно, и маг кивнул. - Значит, если я... если мои желания...
   Он заторопился, приближаясь к цели, - и дипломатическое красноречие разом улетучилось. Позор, полная беспомощность.
   - ... тебе придется послать меня в Лагерь, - поспешно закончил принц, выпустив, кажется, самое главное. - Захочешь ты того или нет. Ты стабильер, и ты за меня отвечаешь.
   Учитель приподнял брови: вежливое удивление. Наигранное непонимание чтобы заставить смешавшегося противника сболтнуть побольше лишнего; чтобы он не мог потом откреститься от своих слов.
   Теорию высокой дипломатии принц Эжан знал совсем неплохо!..
   - Мама будет против, - сдавая все позиции, пробормотал он. - Я точно знаю, она не захочет, чтобы я женился на принцессе Лилиан. А я женюсь.
   - Конечно, женишься.
   Беседа совершила полный круг.
   Нет, учитель не издевался. В его глазах не было даже снисходительного торжества по случаю полной победы над учеником на этом практическом занятии. Но как он может - нет, даже не делать вид! - действительно думать, что все это пустяки, обыденнейшие житейские вещи, ведь...
   - Но я же принц! И на ком я женюсь... а на ком нет... это же государственное дело! Может быть война!.. если мама пообещает союз с Аталорром, а я... Но я скорее стану астабильным, чем...
   - Успокойся.
   Эжан перевел дыхание. Маг встал, оказавшись, - как, впрочем, и всегда, - на полголовы выше принца. Собрал со стола письменные принадлежности, мельком взглянув на пергамент с рисунком и начатыми стихами, улыбнулся. Он не мог бы оставаться таким невозмутимым, если б то, о чем говорил Эжан, хоть как-то соприкасалось с истиной. Значит ли это, что Лилиан действительно аталоррская принцесса, - он нарочно назвал сейчас эту страну, вспомнив-таки на ходу дипломатическую уловку, - и мама не будет против, их любовь не встретит ни единого препятствия?..
   Нет.
   Они ведь не впервые встретились вчера - здесь, под облетающим деревом, у пруда. Лилиан, прекрасная принцесса в голубом платье, девушка, явившаяся из ниоткуда, лицо которой предательски смазал сухой лист... он же сразу узнал ее! Она уже была здесь. Давно, в детстве...
   Но была!..
   И вдруг стало страшно. Дикая, жуткая в своей простоте вещь, о которой он ни разу не вспомнил, придумывая несуществующие преграды на будущем пути своей великой любви. Слабенькие такие преграды, готовые в один момент рухнуть перед ним - отважным, верным, влюбленным и к тому же почти королем!.. Дурак.
   Она ведь может просто больше не прийти.
   Никогда.
   * * *
   Не простившись с учителем, - они все равно еще увидятся сегодня, и не один раз, - Эжан сорвался с места и двинулся вперед по аллее, втупившись под ноги и все ускоряя шаги. Короткие фиолетовые тени на бело-желтом песке - полдень. Развилка. Направо. Могучий шелест темно-зеленых листьев над головой. Вроде бы недавно садовник подрезал деревья в парке, а вот опять ветви едва не цепляют за волосы. Прекрасна золотая смерть... какая фальшивка, какая пошлость!..
   Десять лет назад - в тот год, когда по Великой Сталле бродила оспа, девочка Лилиан тоже обещала, что придет еще. Перед глазами тогда плавали красноватые пятна, комната то вытягивалась в длину бесконечным коридором, то проваливалась, словно колодец, то сплющивалась в гармошку. Сознание семилетнего Эжана раздробилось на сотни мелких частиц, и каждая из них поселилась на конце непонятного отростка, вылезшего из массы спутанных волос. Все вокруг чесалось; он знал, что зудит его собственное тело, но, чтобы прекратить это, надо было сначала добраться до него, распутав тысячеголовый волосяной клубок...
   Еще была мама. Она сидела в кресле под картиной постоянно, не уходя ни на секунду, и в конце концов Эжан сообразил, что иногда она сидит там по-правде, а иногда просто снится ему.
   Но Лилиан ему не снилась! Что б там ни говорила мать - уже потом, когда он начал выздоравливать. Мамину версию коварно поддержали лекари, сиделки, прочая прислуга, - все до последнего пажа оказались втянуты в заговор против наследного принца и девочки, которая пришла к нему во время болезни, как приходила и раньше...
   Лилиан, его сестричка... он просто не мог придумать более близкого, ласкового названия для нее. Она почему-то не нравилась маме, - ну что ж, значит, от мамы ее надо было прятать. Уже в то время принца Эжана ничуть не пугали препятствия, вставшие на пути... тогда еще просто дружбы со странной, нездешней, замечательной девочкой...
   Но она не вернулась, как обещала.
   Она не возвращалась десять лет.
   * * *
   Он снова вышел к развилке - на этот раз классически тройной, как в сказке про Странствующего рыцаря, - и остановился. Куда он, собственно, идет? И зачем?
   Обычно это время, полуторачасовой зазор между занятиями и обедом, Эжан посвящал фехтованию и верховой езде. Особенно фанатично соблюдал он это правило последние два месяца, - после того страшного, унизительного поражения на турнире, когда на глазах тысячи зрителей со всех концов Великой Сталлы... Он был в черном, и вряд ли кто-то, кроме матери, мог его узнать, - но смешки за спиной до сих пор то и дело чудились ему... или не чудились?!..
   Теперь, конечно, все эти глупости не имели никакого значения. Ну, почти никакого... Но, так или иначе, хороший урок фехтования на тяжелых мечах - именно то, что ему сейчас нужно. Выложиться, вымотаться до мокрой рубашки, до сведенных болью мышц, до разноцветных кругов перед глазами... чтобы не думать больше ни о чем. А какой смысл думать, изощряться в этой проклятой высокой дипломатии, - если ничего не изменить, если можно только ждать, ждать аж до самого вечера?.. Тени от деревьев были такими короткими, что посредине развилки песок поблескивал солнечным пятном.
   И вдруг на это пятно упала тень. Эжан вскинул глаза.
   И непроизвольно скрежетнул зубами, увидев его. Опять его!
   - Доброе утро, мой принц.
   Голос у мужчины был негромкий и очень мягкий - словно он постоянно извинялся. Это бесило Эжана - как, впрочем, и тонкое, женственное лицо, сине-зеленые глаза, похожие на запонки для манжет, белобрысые волосы и само присутствие здесь! - а не на своем Юге, куда этот князек с десятком длинных имен давным-давно должен был убраться по-хорошему. По-хорошему!..
   Южный князь шагнул вперед и остановился в солнечном пятне на развилке. Его белая батистовая рубашка была распахнута на груди, где золотились слабенькие светлые волоски. Совсем некстати Эжан вспомнил о россыпи чернильных пятен на своем рукаве... но закладывать руку за спину было бы глупо.
   Князек явно хотел пройти на главную аллею. Которую надежно загораживал принц.
   - Ваше Высочество.
   - Что? - не понял южанин, и его без того робкий голос еще и дрогнул.
   - Ты назвал меня "мой принц", - ровно пояснил Эжан. - Такое обращение приемлемо лишь со стороны лиц, особо приближенных к моей персоне. Ты в их число никак не входишь. Поэтому - "Ваше Высочество принц Эжан, наследный властитель Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке". Понял?
   Князь опустил глаза. Ресницы у него были золотистые и по-бабски длинные.
   - Ваше Высочество, - повторил он послушно. - Наследный властитель...
   Эжан с каменным лицом выслушал точное воспроизведение собственного титула.
   Но не сдвинулся с места.
   За спиной князька виляла вбок узкая дорожка, левое ответвление трилистника. Нет сомнений, что он пришел именно по этой тропе. Деревья в той стороне росли не так густо, как справа, солнце прорывалось сквозь кроны, и, если присмотреться, можно было и отсюда разглядеть белый край ажурной беседки на поляне. Маминой любимой беседки... той, где в теплое время года королева Каталия Луннорукая работала по утрам с корреспонденцией соседних держав, или составляла речь для приема иноземных посланников, или...
   Лучше не присматриваться.
   "Доброе утро," - так он выразился, этот мерзавец. Для него все еще продолжается утро!..
   Он был всего года на три-четыре старше Эжана. Примерно одного роста и, пожалуй, потоньше в кости. Легкий меч на поясе - дешевый, ножны почти без декора, но в целом равноценный оружию, на рукоять которого непроизвольно... да нет, вполне произвольно!.. легла рука принца.
   Он убил на турнире Геворга Железного, - подсказал тонкий назойливый голос. Ранил двоих провинциальных рыцарей с Востока и... - последнее было особенно нестерпимо! - выбил из седла Гуго Мак-Расвелла, того самого... И Мак-Расвелл даже не стал вставать, безоговорочно признав поражение.
   Тем более!!!
   Принц шагнул вперед.
   - Я бы приказал попросту высечь тебя за непочтительность, - начал он. - Но, раз ты дворянин...
   В последнее слово он постарался вложить все возможное пренебрежение и презрение.
   И выхватил меч.
   - ... то защищайся!
   Запонки-глаза широко распахнулись то ли в ужасе, то ли в изумлении. Шевельнулись тонкие губы: создавалось впечатление, что он собирается вести длительные переговоры на эту тему, оправдываться и извиняться. Однако жалкому выражению лица противника противоречил меч, оказавшийся в его руке раньше, чем Эжан успел договорить длинное слово "защищайся". Лезвие было тонким и тусклым; впрочем, двигалось оно слишком быстро, чтобы его рассматривать.
   В первом выпаде принца взорвалась смесь из ненависти, запальчивости и боли - может, потому проклятый князек отразил этот выпад запросто, играючи, одной молниеносной "восьмеркой". Эжан отступил на полшага, лихорадочно вспоминая значение откуда-то возникших в сознании слов: "тактика", "стратегия" и "секретный прием короля Брента", - последнему его недавно научил мастер фехтовального класса. Сейчас ни один из мудрых советов мастера и не думал всплывать в памяти.
   Сине-зеленые запонки по ту сторону дорожки сморгнули; почти невидимой косой линией прочертилось между ними ребро меча. Эжан бросился вперед, он был хладнокровен, абсолютно хладнокровен!.. он собирался использовать секретный прием, как только южанин раскроется, отражая обманный удар...
   Князек отбил нападение, не раскрывшись. Они поменялись местами: теперь солнце светило Эжану в глаза, он почти не видел противника. Если сейчас снова ринуться в атаку, можно попросту напороться на меч. Южанину - он-то прекрасно все видит! - придется всего лишь вовремя выставить оружие острием вперед. Принц поудобнее перехватил рукоять, затягивая паузу. Пусть он сам нападает... пускай... ну?!
   - Ваше высочество, - негромкий голос, почти ровное дыхание. - Я хотел бы только, чтобы вы...
   Мало ли что ты хотел!!!..
   Солнце резануло прижмуренные веки, но в тот миг его уже не могло остановить ни солнце, ни чужой меч, ничто на свете. Он не трус!!! - и кое-кто сейчас в этом убедится. Плевать на тактику и приемы! Эжан не чувствовал своей руки, не видел меча. Он разил, начисто сметая - ему казалось - всякое сопротивление. Этот поединок закончится смертью. Твоей смертью, южный ублюдок!.. Сидел бы в своей провинции... зачем ты приперся сюда?.. И как ты посмел вообще подойти к моей ма...
   * * *
   - Эжа-а-ан!!!
   Удар, резкая боль в руке и воздух на голой ладони. И где-то за спиной - мерзкий звук дрожащего меча, воткнувшегося острием в землю. Т-р-р-р-р-р...
   Принц медленно обернулся.
   Каталия Луннорукая стояла под деревом, и пятнистая тень дробила складки ее домашнего платья из перламутрового атласа с аккуратной шнуровкой под самую шею. Гладкая, свежая кожа гневного лица. Волосы слегка припудрены в тон платья и уложены в простую высокую прическу, из которой не выбивается ни одна прядь... если бы выбивалась, вздрогнул Эжан, он бы, наверное, не перенес.
   А может быть, нет? Все неправда, от начала и до конца?!.. и он сам ее выдумал, эту неправду...
   - Что здесь происходит... - мать смотрела не на него. Южный князек потупился под ее взглядом и стал еще более неуверенным, мягким, никаким.
   - ... Ланс?!
   Она ведь обращается к нему, как к холопу! - отметил принц. Могла б сказать хотя бы "князь Ланс"... если бы...
   - Я... - тот мучительно подыскивал слова оправдания. - Я только держал оборону. Я не сделал ни одного выпада, ни одного движения, которое могло бы представлять опасность для принца. Меч, правда, выбил... как у вас рука, Ваше Высочество?..
   Эжан молчал. Полкоролевства, полжизни! - только бы оказаться сейчас далеко-далеко отсюда... Повернуть не направо, а налево на той, первой развилке... ну что, что ему мешало?! Или на пять минут подольше поговорить с учителем об Ордене стабильеров - тогда этот южный подлец, этот Ланс успел бы пройти своей дорогой. Они бы разминулись, а если б и встретились... Уже нельзя было бы ни доказать, ни хотя бы заподозрить, откуда именно он возвращается...
   Спасительные "бы" - только в воображении. А реальность вот: ненавистный мягкий голос подробно распинается, как старался не сделать принцу ничего плохого... в смертельном поединке!!! И мамино лицо, красивое и надменное, как всегда. Спокойно, - благосклонно! -слушает она отчет о позоре и поражении собственного сына. И ноет ладонь - кажется, мизинец выбит-таки из сустава... а меч валяется на дорожке: рукоять перевесила, и кончик клинка взрыл черную канавку в тонком слое золотого песка.
   - Я поняла, - прервала мать излияния южанина, и тот умолк на полуслове.
   Холоп. Просто холоп, и ничего больше. И от этого еще обиднее, еще больнее... но зато мама уж точно не могла иметь ничего общего с ним, жалким слугой, даже дворянский титул которого не обязательно...
   - Можете идти, - бросила королева, - князь Лансельен дес Миглес Альман...
   Без запинки она произнесла добрый десяток имен - одной нескончаемой фразой. Как принято на Юге.
   Все смазалось перед глазами.
   * * *
   Эжан шагнул в сторону и нагнулся за мечом. Присев на корточки, медленно и долго он очищал лезвие от песка и чернозема. Не выпрямляться. Зазубрины на клинке - все-таки он рубил изо всех сил... а противник запросто отражал удары: как же, он у нас герой, победитель Геворга Железного и Гуго Мак-Расвелла... Маму можно понять.
   Не оборачиваться. Хоть бы они ушли - оба. Ему, принцу Эжану, нет до них никакого дела. Пусть уходят и не попадаются больше ему на глаза... по крайней мере, пока он не возьмет еще сотню уроков фехтования. Это - что касается князя Лансельена дес Как-его-там... А Ее Величество королева Каталия Луннорукая, единая властительница Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке... особенно на Юге... пускай она вообще...
   - Эжан.
   Он встал и аккуратно, очень старательно вложил меч в ножны. И только потом поднял взгляд.
   Южного князя, разумеется, уже и след простыл, - да, мама же велела ему убираться. Но сама она была тут. Смотрела на сына в упор, холодно и пронзительно - как тогда, в турнирной конюшне. Как всегда, когда ему случалось серьезно провиниться.
   - Ваше Величество...
   Начиная говорить, принц Эжан был уверен, что выскажет все, что думает о ней. Что она может не волноваться: он не собирается больше ни с кем драться за ее честь, если это понятие - пустой звук для нее самой. Пусть занимается чем угодно, - но, он бы попросил, не на глазах у сына. Который, кстати, уже через десять месяцев станет королем и единым властителем... да, и провинций тоже! - а она останется всего лишь королевой-матерью. И еще...
   Королева сузила обвиняющие глаза.
   Эжан сглотнул.
   - Ваше Величество... я... я только...
   Он понял, что начинает оправдываться, осекся, но было уже поздно. Она победила - а он снова проиграл, в который раз за сегодняшний день. Да что там... вся жизнь - сплошная цепочка неудач и поражений...
   В ноздрях засвербело так нестерпимо, что принц громко шмыгнул носом. Глаза, слава Богу, сухие. Еще не хватало...
   - Эжан... - повторила королева. Что-то в ее лице изменилось... или показалось? Блеск в красивых выпуклых глазах, мимолетный тремор четко вырезанных губ... Нет, не может быть, чтобы его мать - холодная, железная, надменная...
   - ... пожалуйста, не надо больше так, - скороговоркой прошептала она, - никогда... я прошу тебя.
   Пестрая древесная тень уже переместилась, уронила кусочки фиолетовой мозаики на середину развилки. Давным-давно маленький принц во все глаза следил за тенью, пытаясь уловить ее движение. Его отрывали от этого занятия ради скучных обедов или уроков, было обидно до слез, но... Давным-давно маленького принца раз и навсегда отучили прятать мокрые глаза в шуршащих складках маминого платья... Очень, очень давно.
   Мама...
   И тут ему впервые за сегодня по-настоящему повезло. Две густые, гротескно-короткие тени упали на дорожку раньше, чем он успел произнести это вслух.
   * * *
   - Инцидент не повторится, - бросил один.
   - Необходимые меры уже приняты, - добавил другой тем же голосом.
   Принц не торопился смотреть на них. Его взгляд долго, с отвращением карабкался по четырем одинаковым черным ботфортам... не совсем одинаковым: у левого на раструбах выбиты модные звездочки. И камзол у него с металлическим блеском, а у правого просто тускло-серый. Плащи коричневые у обоих. А вот и Всевидящий глаз на грубой бронзовой цепи - знак отличия господина старшего советника Литовта... Господин старший советник - справа.
   Тот, что слева, - кавалер Витас, его сын.
   Глаза принца добрались, наконец, до их лиц. Вернее, одного и того же лица - как, впрочем, у любых отца и сына или матери с дочерью во всей Великой Сталле и провинциях... Нормальная вещь - но зеркальное сходство именно этих двоих всегда бесило Эжана. Можно сколько угодно твердить себе, что лично Витас ничего тебе не сделал, - ненавидеть все равно приходится обоих. Ну что сегодня за день такой?!.. на каждом шагу встречать тех, кого ненавидишь...
   Королева Каталия резко обернулась к Литовту и его сыну. Гневные молнии в глазах, ровный голос:
   - Я не отдавала такого повеления.
   Старший советник чуть искривил тонкие черепашьи губы.
   - В интересах королевства было бы лучше, если бы вы его отдали, Ваше Величество.
   Кулаки Эжана стиснулись - один за спиной, другой на рукояти меча. Что за инцидент имелся в виду, принц не знал, но это и не имело значения. Сухое и узкое лицо господина старшего советника оставалось бесстрастным. Он не собирался ссориться с королевой, объясняться, доказывать свою правоту. Он просто ждал... ждал, когда она вспомнит.
   Не в первый, далеко не в первый раз... Литовт даже не напоминал; она вспоминала сама - и соглашалась на все. Что-то такое было в их общем прошлом, когда-то давно, может быть, еще до его, Эжана, рождения. Что-то, дающее этому... господину старшему советнику власть над матерью. Безнадежно пытаться узнать у нее, что именно.
   Он не слишком злоупотреблял своей властью, - признавал принц, - нет, он вел тонкую, сбалансированную игру, в которой королеве открытый бунт стоил бы дороже, чем небольшие уступки. Проклятая высокая дипломатия!.. в свое время Литовт, наверное, был первым учеником. А он, Эжан, снова и снова чувствовал себя совершенно беспомощным. Тут даже не обнажишь меч, найдя ничтожный повод для выхода своей ненависти... Ну и что, - безжалостно одернул он себя, - если бы и обнажить... южанин ведь все равно ушел безнаказанным...
   - Он жив? - отрывисто спросила королева.
   Кавалер Витас мерзко ухмыльнулся. Его узкое и горбоносое лицо еще не высохло в желтый пергамент и губы пока не истончились в ниточку, как у отца. Таким Литовт был в те времена, когда сделал что-то тайное неоценимое или постыдное, а может, и то, и другое вместе, - для мамы.
   - Жив пока, - сознался Витас. - Но...
   - Ваше счастье.
   Эжан вскинул на мать восхищенные глаза.
   Королева Каталия Луннорукая смотрела на отца и сына спокойно и надменно, как всегда и на всех, кому невесть каким чудом удалось избежать ее настоящего гнева. Она ни о чем не собиралась вспоминать.
   - Но, Ваше Величество, - попытался протестовать сбитый с толку Литовт, - конфликт между ними не исчерпан, инцидент может повториться с опасностью жизни для принца...
   Так вот они о чем, наконец сообразил Эжан. Значит, эти двое торчали в кустах с самого начала... мерзкие соглядатаи! Значит, они тоже видели... В щеках стало горячо, и принц словно со стороны увидел свои неудержимо краснеющие уши.
   Негодяи!!!..
   - Частные конфликты не входят в круг ваших полномочий, господин старший советник, - сказала Каталия. - Это личное дело моего сына. Он уже взрослый.
   Эжан перевел дыхание. Жесткие слова королевы ласковой ладонью провели по его щекам, смахивая с них краску. Все нормально и правильно в мире, где хотя бы некоторых зарвавшихся подлецов ставят на место, а мама... да, мама! - все понимает...
   И еще они о чем-то неуловимо напомнили, ее слова.
   "Конечно, взрослый. Конечно, женишься".
   И - взорвалось, вспыхнуло, закружилось! Как он мог не думать о ней, целых полчаса или даже больше?! Как мог - отвлечься, перестать терзаться ожиданием вечера?.. Нет, он не забывал о ней ни на секунду. Он представлял себе ее лицо, когда скрещивал мечи с князем Лансом, когда остался наедине с матерью, когда встретился с этими двумя ненавистными...