— Это ты оказываешь мне честь, — ответил Борнхелд, слегка поклонившись.
   Стоявший за спиной Борнхелда Готье улыбнулся. Столь куртуазная фраза была для герцога необычна. Борнхелд, не отличавшийся кротостью нрава, не только не церемонился с людьми рангом ниже, но и с равными по положению сплошь и рядом допускал вольности в обращении.
   — Фарадей, — вступил в разговор граф Айсенд, — у герцога сейчас много дел, и потому нам лучше, не мешкая, приступить к церемонии.
   Фарадей кивнула. Она еле стояла на подгибающихся ногах, Борнхелд взял Фарадей за руку и торжественно произнес:
   — Я, Борнхелд, герцог Ихтарский, сын Сиэрласа, во имя Артора и пред его всевидящим оком в присутствии свидетелей обязуюсь взять в жены тебя, Фарадей, дочь графа Айсенда, и заявляю во всеуслышание, что обещание свое даю добровольно.
   Выслушав Борнхелда, все взглянули на Фарадей. Лицо ее было мертвенно-бледно, губы дрожали. И все же она нашла в себе силы внятно повторить слова торжественного обета, запнувшись лишь в самом конце:
   — …и заявляю во всеуслышание, что обещание свое даю добровольно.
   Снисходительно выслушав Фарадей, Борнхелд достал из кармана золотое кольцо с крупным рубином и надел его на безымянный палец левой руки невесты. Фарадей удивленно подняла брови: такого большого рубина она в жизни не видела.
   — Какое великолепное кольцо, — восхитилась леди Мерлион.
   Борнхелд самодовольно улыбнулся, неуклюже обнял Фарадей и поцеловал в губы. Фарадей содрогнулась. От герцога пахло потом и лошадьми.
   — С нетерпением буду ждать дня нашей свадьбы, — сказал Борнхелд, стараясь вложить пылкость в свои слова. — Став моей женой, ты сделаешь меня счастливым человеком, а я сделаю тебя счастливой женщиной, — произнеся эту тираду (заранее подготовленную), Борнхелд самодовольно огляделся по сторонам.
   К нему подошел граф Бурдел и дружелюбно похлопал его по плечу.
   — Я стану охранять Фарадей, как ястреб. Можешь не беспокоиться, Борнхелд. Когда ты вернешься из Горкентауна, ты найдешь свою невесту точно такой же, какой оставляешь.
   Фарадей в недоумении подняла глаза на отца. При чем здесь Бурдел?
   — Моя дорогая, сейчас тревожные времена, — пояснил Айсенд. — У нас в Скарабосте небезопасно, а королевский двор — не для молоденькой девушки.
   Фарадей сделала протестующее движение.
   — Ты поживешь пока в Арсене, в доме графа Бурдела, — твердо продолжил Айсенд. — Граф поедет домой позднее, уладив свои дела, а ты вместе с матерью отправишься в путь завтра утром под охраной топороносцев. Они направляются в Смиртон через Арсен. С вами поедет и леди Тэар. Она возвращается домой, так что в первой половине пути тебе будет повеселей. Топороносцы поедут быстро, но вам с матерью не привыкать к быстрой езде.
   Борнхелд казался довольным, хотя ему и претило, что Фарадей отправится в Арсен под охраной топороносцев. Но отказаться от их услуг значило поставить себя в глупое положение. Кроме того, он нашел себе утешение: Аксис, глядя на Фарадей, станет ему завидовать. Богатая невеста не для него!
   — Так ты согласна? — спросил Айсенд у дочери.
   Противоречивые эмоции терзали и Фарадей. Она была довольна, что хотя бы на время избавится от общества Борнхелда, тяготилась необходимостью жить у чужих людей и вместе с тем испытывала смешанное чувство радости и смущения от мысли, что отправится в путешествие вместе с Аксисом.
   — Разумное решение, — кротко ответила Фарадей с вымученной улыбкой, нисколько не сомневаясь, что к ней обратились из простого приличия. Граф Айсенд все решал сам.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Прощание на рассвете

   Аксис нетерпеливо расхаживал по двору, раздраженный медлительностью, с которой топороносцы занимали место в строю, и крайне недовольный неслыханным распоряжением Брата-Наставника взять в поход женщин, обеспечив им полную безопасность. Его не утешало даже, казалось бы, приятное обстоятельство: среди навязанных ему женщин была и леди Тэар.
   — Велиар! — крикнул Аксис, стараясь разглядеть в предрассветных сумерках среди скопления топороносцев и лошадей своего лейтенанта.
   — Я здесь, сэр, — откликнулся Велиар, выросший рядом с Аксисом словно из-под земли.
   Это был высокий широкоплечий мужчина с загорелым лицом, копной рыжих волос и карими глубоко посаженными глазами. На нем была обычная форма топороносцев: серая шерстяная туника, из-под которой выглядывал воротничок белой рубашки, кожаные брюки и высокие сапоги. Велиар был на семь-восемь лет старше Аксиса. Он имел больший боевой опыт, но никогда не стремился стать командиром воинов Сенешаля. Его устраивало, что тяжкое бремя ответственности за успех на поле сражения лежит не на нем.
   — Почему до сих пор не все заняли строй? — спросил недовольно Аксис. — Пора выступать.
   На лице Велиара не дрогнул ни один мускул. Раздражительность Аксиса была ему не в диковину.
   — Строится последняя когорта, — невозмутимо произнес Велиар. — Остальные шесть в походном строю ожидают на улице.
   — А где эти чертовы женщины?
   — Эти чертовы женщины ждут, когда им приведут лошадей, — раздался за спиной Аксиса женский голос.
   Боевой Топор повернулся. Боже праведный! Леди Тэар, а за ней целая группа женщин. Да откуда их столько взялось?
   — Никак вы берете с собой горничных, прачек и швей? — спросил Аксис, сверкнув глазами. — Вы что, собираетесь у походных костров учить солдат рукоделию?
   — Леди Мерлион, Фарадей и я не можем обойтись без служанок, — сухо ответила леди Тэар.
   — Надеюсь, ваши служанки умеют ездить верхом, ну, а если они сверзятся с лошади у первой канавы, вам придется продолжить путь без прислужниц, — сердито произнес Аксис и, круто развернувшись, пошел к солдатам.
   — На него иногда находит, — извиняющимся тоном пояснил Велиар и, разведя руками, добавил: — Пойду распоряжусь, чтобы привели лошадей.
   — Мне говорили, что у Аксиса улучшается настроение с первыми солнечными лучами, — улыбнувшись сказала Эмбет. — Уже светает. Ждать осталось недолго.
   Леди Мерлион шутки не оценила.
   — Ничего удивительного, что Приам не жалует этого грубияна, — в сердцах сказала она, выругав в душе мужа, который, не вняв ее просьбе, даже не попытался найти более обходительных провожатых.
   Фарадей нахмурила брови, но затем неожиданно прыснула, представив себе, как служанки одна за другой плюхаются в канаву, а Аксис проезжает мимо с гордо поднятой головой.
   Мерлион одернула дочь укоризненным восклицанием. Фарадей смутилась, зато рассмеялась Эмбет, посчитав ситуацию не в меру комичной. Но тут привели лошадей, и она, уняв смех, игриво скомандовала: «Леди, по коням!» — после чего подала пример, первой вскочив в седло.
   Села на лошадь и Фарадей. Оправляя юбку, увидела перед собой Борнхелда.
   — Я пришел проводить тебя, дорогая, — сказал он, положив руку ей на колено.
   Фарадей съежилась от смущения и стыда. Ей казалось, все глаза обращены на нее, да и Аксис вот-вот появится.
   — Я стану считать дни до встречи с тобой, — поспешно произнесла Фарадей, понадеявшись, что Борнхелд оставит ее. Но нет, он вцепился ей в ногу, словно паук.
   Сердце Фарадей болезненно сжалось: она увидела Аксиса. Он приближался, на этот раз верхом на коне. Это был Белагез, мощный, серый в яблоках жеребец, умный и быстрый, с нравом настоящего бойца.
   — А, Борнхелд, — протянул, приблизившись, Аксис, не преминув обратить внимание на вольность своего единоутробного брата и быстро сообразив, что рука Борнхелда покоится на колене дочери графа Айсенда, Фарадей, помолвка которой с престолонаследником взбудоражила весь королевский двор. Однако, к своему немалому удивлению, он узнал в дочери графа Айсенда ту самую девушку, которая бросала на него взгляды на именинах Приама. Глядя на Фарадей, Аксис заметил, что она словно окаменела, и в душе пожалел ее.
   Увидев Аксиса, Борнхелд насмешливо произнес:
   — Надеюсь, Боевой Топор, мои топороносцы не понесут больших потерь при переходе до Горкентауна.
   Лицо Аксиса стало мрачнее грозовой тучи, но он сдержался и ответил не менее ядовито:
   — Если ты и дальше станешь держаться за женскую юбку, то мои топороносцы тебе не понадобятся. Боюсь, у тебя даже не останется времени, чтобы напоить лошадь.
   — Зря тревожишься, я за ней присмотрю, ведь теперь у меня кобыла из конюшни наместника Скарабоста. Такая чистокровная лошадь тебе и не снилась, — Борнхелд похлопал Фарадей по бедру и громко расхохотался, довольный собственным остроумием.
   Фарадей побелела от гнева. Плохо соображая, что делает, она ударила лошадь ногой. От неожиданности лошадь заржала и шарахнулась в сторону, отшвырнув Борнхелда. Окинув герцога победоносно-мстительным взглядом, Фарадей, постаравшись вложить в свой голос сочувствие и тревогу, громко воскликнула:
   — Борнхелд!
   Однако герцог не пострадал, хотя и грохнулся на булыжники. Поднявшись на ноги и заметив, что Фарадей недоуменно разводит руками, он покровительственно сказал:
   — Ничего страшного, дорогая. Когда мы поженимся, я научу тебя управлять конем, даже самым норовистым, — герцог решил, что виной всему лошадь.
   Боевой Топор усмехнулся. Он один заметил реакцию униженной Фарадей и в душе похвалил строптивую девушку. Взглянув на извалявшегося в пыли Борнхелда, он насмешливо произнес:
   — Когда вернешься из Горкентауна, попроси Фарадей научить тебя крепко стоять на ногах. Упавший на ровном месте солдат — жалкое зрелище.
   Борнхелд переменился в лице и зло процедил:
   — Жду тебя в Горкентауне.
   Оставив за собой последнее слово, герцог подошел к Фарадей, похлопал ее по руке и, развернувшись, направился во дворец.
   Приняв в перепалке сторону Аксиса, Фарадей все же неодобрительно повела головой, подивившись непримиримой вражде между братьями.
   Во дворе появился Джейм.
   — Счастливого пути, Боевой Топор, — сказал он, приблизившись к Аксису. — Постарайся найти ответы на все вопросы. И помни о своем обещании.
   Аксис нахмурился. В холодных синих глазах блеснула молния и мгновенно потухла. На этот раз он быстро справился с раздражением, вызванным лишним напоминанием о необходимости подчинить топороносцев ненавистному Борнхелду. Аксис приложил руку к груди, склонил голову. Затем, взглянув на Брата-Наставника, произнес:
   — Широкой борозды, глубокой борозды, отец.
   — Широкой и глубокой, — подхватил Джейм. — Да не оставит тебя Артор своей милостью, сын мой.
   Аксис развернул боевого коня и во весь голос крикнул:
   — Вы готовы, топороносцы?
   — Готовы следовать за тобой, Боевой Топор, — раздался дружных хор голосов, заполнивший своим громким звучанием не только дворцовый двор, но и близлежащие улицы.
   — Тогда в путь! — провозгласил Аксис.
   На этот раз ему ответил цокот двадцати тысяч копыт, поднявший с городских крыш потревоженных ястребов и орлов.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
По равнине Тэар

   Эмбет не раз приходилось слышать истории о невероятной выносливости воинов Сенешаля, но она искренне полагала, что все это досужие россказни, придуманные самими топороносцами, любителями прихвастнуть за кружкой доброго эля. Однако на пятый день перехода она поняла, что глубоко заблуждалась. Аксис вел колонну с рассвета и до позднего вечера без единого отдыха. Колонна состояла из трех с половиной тысяч всадников, трехсот вьючных лошадей и нескольких сотен коней, предназначенных для смены уставших.
   Эмбет негодовала: к чему такая спешка? День-другой ничего не значит. Так нет же, изволь мучиться! Эмбет еле держалась в седле. Она видела, устали и Мерлион с Фарадей, а на служанок и вовсе было жалко смотреть, хотя ни одна из них, вопреки мрачному предсказанию Аксиса, не упала в подвернувшуюся канаву.
   Эмбет оглянулась. Леди Мерлион выглядела угрюмой, видно, в очередной раз ругая в душе графа Айсенда, отправившего ее с дочерью в Арсен в сопровождении мужиковатых топороносцев, чей грубый неотесанный командир нисколько не считается с тем, что вместе с солдатами путешествуют женщины. Фарадей держалась в седле уверенней. Она заплела волосы в косу и сменила длинную амазонку на короткую юбку с разрезами и теперь сидела на лошади верхом, по-мужски. Увидев дочь в новом наряде, леди Мерлион пришла в ужас, но Фарадей быстро нашлась, ответив, что юбка с разрезами не большая вольность, чем платье с глубоким вырезом.
   Позади женщин ехал брат Гилберт. Он был, как всегда, задумчив. «Видимо, размышляет о данном ему поручении» — решила Эмбет, поежившись. Мысль о башне Безмолвной Женщины привела ее в трепет, но ненадолго: леди Тэар вспомнила об увязавшейся за людьми белой кошке. Эта кошка на каждом привале неотступно следовала за Аксисом, а утром всякий раз пропадала. Куда она девается днем? Верно, прячется средь поклажи какой-нибудь вьючной лошади.
   Эмбет придержала лошадь.
   — В пятистах пейсах от нас ложбина, — сказала она, когда с ней поравнялись другие женщины. — Возможно, Боевой Топор вспомнит о нас и сделает в ложбине привал, — Эмбет посмотрела вперед. Вдали за вереницей топороносцев маячила спина Аксиса, сидевшего на сером в яблоках жеребце.
   — Зря надеешься, — буркнула Мерлион. Ее волосы растрепались, а лицо приобрело бледно-землистый цвет. — Этот Боевой Топор с женщинами не считается. Мои служанки настолько устают за день, что на привале от них почти никакого толку.
   — Но мы же не на увеселительной прогулке, мама, — возразила Фарадей. — Боевой Топор ведет колонну походным маршем.
   — Он мог бы вспомнить о женщинах, — в сердцах ответила Мерлион, — но нас он просто не замечает.
   Действительно, Аксис словно забыл о женщинах и даже на привалах не уделял им внимания, то беседуя с офицерами, то перешучиваясь с солдатами у бивачных костров. Палатки женщин он обходил стороной, а сами женщины не смели отойти от своих убежищ: высокородные дамы — из чувства собственного достоинства, а служанки по более прозаичной причине — с них не спускала глаз Мерлион.
   Разговор женщин прервал всадник, отделившийся от колонны и направлявшийся им навстречу.
   — Тимозел! — радостно воскликнула Эмбет. За все пять дней путешествия она видела сына лишь мельком.
   Тимозел улыбнулся матери, поклонился.
   — Миледи, — обратился он к дамам, — надеюсь, путешествие доставляет вам удовольствие.
   Фарадей улыбнулась и с интересом посмотрела на всадника. Это был юноша, года на два старше ее, широкий в плечах и узкий в бедрах, с круглой головой, изящно посаженной на крепкую мускулистую шею. Темно-голубые глаза, прямой открытый взгляд, каштановые кудри и стройная атлетическая фигура в ладно пригнанном, аккуратном костюме — все это не могло не привлечь внимания. Даже нос с горбинкой, казалось, его не портил. Несмотря на молодость, он уверенно держался в седле, а свисавшее с его перевязи оружие — меч и топор — придавало ему вид бывалого воина.
   Заметив взгляд незнакомки, Тимозел расплылся в улыбке. Фарадей слегка покраснела и отвернулась.
   Обмен взглядами не ускользнул от матери Тимозела, однако Эмбет лишь сочувственно улыбнулась, пожалев в душе Фарадей, которая, обручившись, не познала ни первой любви, ни сладостных томлений, свойственных молодости.
   — Миледи, — продолжил радостно Тимозел, — я думаю, вам будет приятно услышать, что сегодня мы устроим привал раньше обычного. Невдалеке отсюда прекрасное место для отдыха с естественным укрытием и проточной водой. Боевой Топор доволен скоростью, с которой мы продвигаемся, и потому счел возможным дать отдохнуть людям и лошадям немного подольше.
   — Никак у него пробудилась совесть, — буркнула Мерлион, поправляя волосы.
   — Кроме того, Боевой Топор приглашает вас всех, миледи, на ужин. Он будет весьма польщен, если вы примете приглашение.
   Тимозел передал приглашение Аксиса без тени смущения, хотя и догадывался о его подоплеке. От Тимозела не ускользнуло внимание, которое Аксис постоянно уделял его матери, и он с болью подозревал, что между ними существует любовная связь. Это подозрение угнетало его, и юноша уже не мог относиться к Аксису с прежним восторгом и почитанием.
   Выслушав сына и придя к мысли, что Тимозел по собственному почину облек приглашение Аксиса в изящную форму, Эмбет вопросительно посмотрела на Мерлион. Та была старше, и ей одной полагалось принять решение.
   — Пожалуйста, мама, — просительно произнесла Фарадей. — Вечерами так скучно. Почему бы нам не развлечься? Нам компанию, наверно, составит и Тимозел.
   — С большим удовольствием, миледи, — юноша поклонился.
   Хорошие манеры и обходительность Тимозела произвели на Мерлион благоприятное впечатление. В компании с ним можно приятно провести время. Без мужчин, действительно, скучно. Нудного брата Гилберта, который иногда подсаживался к женщинам у костра, леди Мерлион в расчет не брала.
   — Ну что же, — сказала она, немного подумав, — раз Боевой Топор проявляет любезность, мы принимаем его приглашение и будем рады отужинать вместе с ним.
   Вокруг костра у палатки Аксиса, кроме самого устроителя вечеринки и приглашенных им дам, сидели Велиар, Тимозел и Гилберт, и таким образом в лучших традициях великосветских приемов число мужчин превышало количество женщин.
   Аксис пребывал в отличном расположении духа: топороносцы не подкачали, они двигались по маршруту даже быстрее, чем он планировал.
   С ужином, скромным, но сытным, было покончено, и теперь у костра непринужденно велась беседа, в которой кавалеры (за исключением Гилберта) старались блеснуть остроумием, а дамы — меткими замечаниями. Аксис время от времени бросал взгляды на Фарадей, которая сидела, обхватив руками колени, и казалась самой внимательной слушательницей. Вот и сейчас она с восторженным выражением на лице слушала Тимозела, пустившегося рассказывать забавный случай из жизни топороносцев, приукрашенный анекдотическими подробностями. Когда Тимозел закончил рассказ, сопровождавшийся смехом и удивленными восклицаниями доверчивых женщин, Аксис снова перевел взгляд на девушку и, стараясь выглядеть равнодушным, спокойно сказал:
   — Миледи Фарадей, хотя мы познакомились только в походе, у меня ощущение, что мы где-то раньше встречались, — вряд ли эта фраза была невинной. Аксис отлично помнил, какими глазами смотрела на него девушка на именинах Приама.
   — В самом деле? — протянула неуверенно Фарадей и запнулась. Она не знала, как обращаться к Аксису. Обращение «Боевой Топор» казалось слишком официальным и неуместным, «Аксис» — неестественно фамильярным, а «милорд» — явно сомнительным, хотя в Аксисе и текла королевская кровь, он был незаконнорожденным.
   Помолчав, Фарадей продолжила:
   — Ты, вероятно, видел меня на именинах Приама. Должна признаться, я вела себя неприлично, чуть ли не пожирая тебя глазами. В Скарабосте о топороносцах ходят легенды, и я давно мечтала увидеть воина Сенешаля воочию. Естественно, я не могла оторвать глаз от тебя, когда мне сказали, что ты сам Боевой Топор. Прошу прощения за свои плохие манеры, сын Ривки.
   Воцарилось молчание. Все почувствовали неловкость. Эмбет поежилась. Еще никто, обращаясь к Аксису, не называл его «сыном Ривки». Все знали о болезненном самолюбии Аксиса и, имея с ним дело, никогда не касались темы, задевающей его честь. Исключение составлял один Борнхелд.
   Фарадей выглядела смущенной, видимо, придя к мысли, что допустила оплошность, и Эмбет справедливо сочла, что девушка не хотела обидеть Аксиса.
   Ошеломлен был и Аксис. Его лицо стало багровым, а вены на лбу вздулись. В то же время было заметно, что он растерян, верно, не в силах определить, насмехаются над ним или нет.
   Затянувшееся молчание прервала Фарадей:
   — Я слышала, Аксис, что Ривка была замечательной женщиной. Такой матерью ты можешь гордиться. Я также уверена, что если бы Ривка была жива, она бы гордилась тобой.
   Эмбет закусила губу. За долгие годы знакомства с Аксисом она ни разу не заводила с ним разговор о Ривке, о женщине, которая дала ему жизнь, а тут — на тебе! — совсем молодая девушка, да еще впервые говорившая с Аксисом, нашла сразу те единственные слова, которые он всегда жаждал услышать.
   Лицо Аксиса просветлело.
   — Спасибо, Фарадей. О моей матери редко хорошо отзываются.
   Девушка улыбнулась Аксису. Их глаза встретились.
   Эмбет нахмурилась. Если Аксис и Фарадей увлекутся друг другом, последствия будут ужасными: расторгнутая помолвка, грандиозный скандал, обострение и без того неприязненных отношений между Борнхелдом и Аксисом, а может, и поединок между единоутробными братьями. Эмбет содрогнулась всем телом. Надо поговорить с Фарадей и как можно скорее, а пока стоит разрядить обстановку.
   — Аксис, может, ты доставишь нам удовольствие и сыграешь на арфе, а Тимозел подыграет тебе на лютне? — выдавив из себя улыбку, спросила Эмбет.
   Заметив кивок Аксиса, Тимозел шутливо сказал:
   — Только в том случае, если дамы споют.
   Дамы заулыбались, и вскоре раздалось пение под аккомпанемент арфы и лютни.
   Гилберт, промолчавший весь вечер, не сводил глаз с Фарадей и Аксиса. Он выполнял поручение Брата-Наставника: собирать любую интересную информацию. Гилберт был, как всегда, пунктуален и исполнителен.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Незапертая дверь

   Два дня спустя колонна, ведомая Аксисом, подошла к городской стене Тэара, небольшого городка в провинции Тарантез, находившейся на юге Ахара и управлявшейся бароном Гревиллом. Эта провинция была самой бедной в Ахаре. Тощие почвы были мало пригодны для земледелия, и ввоз продуктов питания был неизменной заботой барона Гревилла.
   Когда Эмбет вышла замуж за Ганелона, правителя Тэара, и переехала в этот город, то посчитала его редкостным захолустьем, но за двадцать лет жизни в Тэаре она полюбила этот маленький дремлющий городок, в котором выросли ее сыновья.
   Никогда еще к Тэару не подходило такое большое войско, и когда разнеслась весть о его приближении, все жители города, перекликаясь со двора в двор, наскакивая друг на друга и оглашая воздух удивленными криками, устремились на городскую стену, чтобы поприветствовать воинов Сенешаля и потолковать меж собой о необычайном событии, которое не только скрасит их монотонную жизнь, но и пополнит, хотя бы ненамного, карманы.
   Подойдя к городской стене, колонна остановилась, и топороносцы принялись разбивать лагерь, в свою очередь приветствуя жителей города, среди которых наметанный глаз заметил немало местных красоток.
   Леди Мерлион, Фарадей, Гилберт, Аксис и Велиар получили приглашение леди Тэар поселиться у нее в замке. К ним присоединился и Тимозел, которому Аксис разрешил оставить на время топороносцев и провести дни пребывания в Тэаре под крышей родного дома. Впрочем, в Тэаре Аксис не собирался долго задерживаться. Три дня, не больше. За это время топороносцам надлежало починить снаряжение, набраться сил для дальнейшего перехода и немного развлечься в городе.
   Замок леди Тэар стоял на холме в центре города и представлял собой просторное здание, в котором с удобствами разместились не только благородные дамы со своими служанками, но и Гилберт, Аксис и Велиар. Тимозел обосновался в собственной комнате, которая давно пустовала, ожидая хозяина. Двое других детей леди Тэар — близнецы, брат и сестра — остались в столице, чтобы освоиться при дворе.
   Эмбет хотела поговорить с Фарадей, но тщетно. Девушка находилась под постоянным надзором матери, посчитавшей своим святым долгом подготовить ее к замужеству, и Фарадей часами выслушивала скучные наставления, касавшиеся обязанностей герцогини Ихтарской. Кроме того, Мерлион составила три длинных списка, перечислив в одном главных сановников королевства, включая их близких и дальних родственников, в другом — вассалов и главных арендаторов Борнхелда, а в третьем — доверенных слуг, заведовавших хозяйством в домах герцога в Хсингарде и Сигхолте. Все эти списки Фарадей должна была выучить наизусть.
   В последнюю ночь пребывания в Тэаре Фарадей сидела в постели, печально смотря в окно, за которым, освещаемые луной, пробегали сизые облака. Ее сердце раздирала тоска, смешанная с чувством необходимости исполнить свой долг. Да, ей нравится больше Аксис, но это увлечение может стать роковым. Конечно, Аксис интереснее Борнхелда. Не о таком ли герое она мечтала в свои длинные бессонные ночи? Но и Борнхелд не последний человек в королевстве. Он богат, наместник самой большой провинции, главнокомандующий армией, престолонаследник. Ее родители обомлели от счастья, найдя ей столь завидного жениха.
   Фарадей почувствовала угрызения совести. Напрасно она вспылила, когда Борнхелд провожал ее. Он и не думал нанести ей обиду. Наоборот, проявил внимание. Что она знает о нем? Он остался без матери в раннем детстве. Отсутствие материнской ласки — вот что, несомненно, сказалось на его воспитании. Не оттого ли грубость и вспыльчивость? Да и Сиэрлас, так больше и не женившийся, умер, когда Борнхелду было только четырнадцать, и тому, по существу, еще мальчику, пришлось взвалить на себя нелегкие обязанности управления герцогством. Поневоле в таком положении огрубеешь. Может, ласковая заботливая жена умиротворит Борнхелда? Фарадей представила, как через год после свадьбы все еще задиристый Борнхелд постепенно утрачивает свои предосудительные замашки и становится милым, обходительным человеком, с которым приятно поговорить. Может, она и есть та самая женщина, которой суждено перевоспитать Борнхелда и направить его неиссякаемую энергию в полезное русло?