Страница:
– Как ты можешь дружить с таким, как он?
– Но он не всегда такой, как сейчас. Как и я. И меняется не только внешность. Ты все еще связана былыми воспоминаниями, что всегда была кем-то одним и тем же. Но еще несколько преображений, и память об этом сотрется. Каждый авайлграт рано или поздно находит пару. И вы вместе создадите жизнь для себя.
– Жизнь? Какой может быть жизнь для авайлграта?
– Полная разнообразия. Мы с Ордуром держимся вместе, даже когда бываем плохо совместимы, так как знаем – это пройдет, и между нами опять будет гармония, и никто другой понять по-настоящему не сумеет. Мы никогда не расстаемся, как бы скверно ни было нам вместе сейчас, потому что, встретившись потом, мы друг друга не узнаем. Вот и сейчас Ордур – безмозглая туша, и думать он способен только…
– От такой слышу! – крикнул Ордур.
Джасбур пожала плечами.
– Сейчас главный – он. А иногда бывает моя очередь. Может быть хорошо и так и эдак – или не так уж хорошо. Поверь, мы понимаем, Васлар.
Глаза женщины внезапно наполнились слезами, плечи поникли.
– Ты не обманываешь?
– Нет. Истина самой Джооль. Прикуси язык, Ордур!
Джасбур бросила поводья, подошла и обняла Васлар за плечи.
– У тебя есть надежда.
– А моя жена? Дети?
– Нет. Не жди – они не поймут. Пусть лучше помнят тебя, каким ты был. Но в Рарагаше обретешь надежду. Поезжай туда с нами. Там у нас ты найдешь тех, кто поможет тебе советами. И там есть другие авайлграты. Подберешь кого-то, гармоничного тебе. Снова станешь частью пары.
Васлар утерла глаза и посмотрела через плечо Джасбур на Ордура.
– Всегда только пары?
Джасбур обожгла ярость. Дюжий олух у нее за спиной строит глазки Васлар!
– Так лучше. Поверь мне, дорогая, у авайлгратов третий не просто лишний, а причина всяких бед!
В Рарагаше было немало других возможностей, но Васлар успеет узнать про них, когда доберется туда.
– Теперь скажи, кто еще тут есть? И сколько их? – Она потянула мужеподобную женщину, и они, обнявшись, пошли к селеньицу.
– Нас тут шесть, – всхлипнула Васлар. Всего шесть!
– А что случилось с остальными?
Чмоканье копыт по мокрому песку сказало Джасбур, что Ордур идет позади них с лошадьми. Ну хотя бы это сообразил без подсказки!
– Не знаю. Многие покончили с собой. – Васлар посмотрела сверху вниз на Джасбур и нахмурилась, несомненно, только сейчас полностью восприняв ее обезьянью уродливость. – А на самом деле ты какая?
– Сейчас такая, какой ты меня видишь. Три дня назад я была мужчиной, горбуном. А в следующем месяце стану тем, чем ты увидишь меня тогда.
Она знала, что именно с непредсказуемостью будущего смириться было труднее всего. С невозможностью что-то планировать. Это было даже хуже, чем смена пола.
– Но в самом начале?
– В самом начале я была ребенком. Мне только-только исполнилось десять, когда я заразилась звездной немочью.
– Мальчиком или девочкой?
– Какое значение это имеет теперь? Ты считаешь, что тебе тяжело приспособиться к перемене в тебе. А ты попробуй вообразить, каково мне приходилось подростком! То двенадцать, то девятнадцать, и опять, и опять десяток раз, если не ошибаюсь. Нынче у тебя пробивается борода, а завтра начинаются месячные. И вот ты снова маленький ребенок.
Краем глаза она уловила какое-то движение. Кто-то вышел из одной развалюхи, направился навстречу им по пляжу. От ветра глаза у нее слезились, и фигура расплывалась смутным пятном.
– Расскажи мне про остальных.
– Мандасил. Он ивилграт. Два джоолграта – Эфи и Кинимим. Совсем еще дети. К себе мы их не подпускаем, а между собой они ладят. По-моему, наши мысли пугают их больше, чем их мысли – нас.
Джасбур вздрогнула. Уж это чистая правда!
– И кто еще?
– Тигон. Ему лет пятнадцать. И Шард. Он старше, ему за пятьдесят. Оба огоулграты. Рядом с ними творятся всякие жуткие вещи.
– Не затрудняй себя подробностями, – сказала Джасбур. Необученные огоулграты могли стать смертоносными.
– Была еще одна, но она занедужила и умерла. Мы… я думала, что, может, это на нее навлек Мандасил. Он ее хотел, а она ему отказала. И сразу заболела. – Это не был вопрос напрямую, но Васлар хотела услышать опровержение. К сожалению, успокоить ее Джасбур не могла.
– Это могло быть простым совпадением. (Но не обязательно!)
– А теперь он приходит ко мне! – Васлар содрогнулась. – Я боюсь отказать. Но я же была мужчиной! Отцом!
– И снова станешь мужчиной. Собственно, быть женщиной не так уж плохо, когда попривыкнешь. А по временам так и очень приятно.
– Я слишком крупная.
– Но так будет не всегда. Все меняется.
– А крупная, так даже и очень хорошо! – сказал Ордур у них за спиной. Джасбур прикинула, не задушить ли его.
– В следующий раз, когда я буду мужчиной, – сказала Васлар, – я убью этого желторотого ублюдка Мандасила! – Ее лицо приняло отнюдь не женственное выражение.
– Не советую, если он правда ивилграт. То есть, вернее сказать, сделать это следует очень быстро.
– Поверь, тянуть я не стану!
Джасбур прикинула, как все это может получиться, и ощутила холодок отчаяния.
– А сколько лет детям?
– Кинимим – семь, Эфи – двенадцать. Тигону – пятнадцать или около того.
Пятнадцать – это ничего. Но двое младших пешком идти не смогут. Шесть меченых. Только один молодой человек. Мужчина-женщина. Трое детей. Никто еще не умеет обращаться со своим даром, и все в полном душевном смятении. Ивилграт вызывает болезни. Огоулграты сваливают деревья, из-за них загораются дома; два юных джоолграта постепенно сходят с ума от потока взрослых мыслей… Как, как доставить такую группу в Рарагаш? От Ордура пока толку никакого. Возможно, через месяц к нему вернется разум. Но эта несчастная компания, судя по всему, не сможет ждать так долго.
Так или иначе ей необходимо заручиться чьей-то помощью.
28
29
– Но он не всегда такой, как сейчас. Как и я. И меняется не только внешность. Ты все еще связана былыми воспоминаниями, что всегда была кем-то одним и тем же. Но еще несколько преображений, и память об этом сотрется. Каждый авайлграт рано или поздно находит пару. И вы вместе создадите жизнь для себя.
– Жизнь? Какой может быть жизнь для авайлграта?
– Полная разнообразия. Мы с Ордуром держимся вместе, даже когда бываем плохо совместимы, так как знаем – это пройдет, и между нами опять будет гармония, и никто другой понять по-настоящему не сумеет. Мы никогда не расстаемся, как бы скверно ни было нам вместе сейчас, потому что, встретившись потом, мы друг друга не узнаем. Вот и сейчас Ордур – безмозглая туша, и думать он способен только…
– От такой слышу! – крикнул Ордур.
Джасбур пожала плечами.
– Сейчас главный – он. А иногда бывает моя очередь. Может быть хорошо и так и эдак – или не так уж хорошо. Поверь, мы понимаем, Васлар.
Глаза женщины внезапно наполнились слезами, плечи поникли.
– Ты не обманываешь?
– Нет. Истина самой Джооль. Прикуси язык, Ордур!
Джасбур бросила поводья, подошла и обняла Васлар за плечи.
– У тебя есть надежда.
– А моя жена? Дети?
– Нет. Не жди – они не поймут. Пусть лучше помнят тебя, каким ты был. Но в Рарагаше обретешь надежду. Поезжай туда с нами. Там у нас ты найдешь тех, кто поможет тебе советами. И там есть другие авайлграты. Подберешь кого-то, гармоничного тебе. Снова станешь частью пары.
Васлар утерла глаза и посмотрела через плечо Джасбур на Ордура.
– Всегда только пары?
Джасбур обожгла ярость. Дюжий олух у нее за спиной строит глазки Васлар!
– Так лучше. Поверь мне, дорогая, у авайлгратов третий не просто лишний, а причина всяких бед!
В Рарагаше было немало других возможностей, но Васлар успеет узнать про них, когда доберется туда.
– Теперь скажи, кто еще тут есть? И сколько их? – Она потянула мужеподобную женщину, и они, обнявшись, пошли к селеньицу.
– Нас тут шесть, – всхлипнула Васлар. Всего шесть!
– А что случилось с остальными?
Чмоканье копыт по мокрому песку сказало Джасбур, что Ордур идет позади них с лошадьми. Ну хотя бы это сообразил без подсказки!
– Не знаю. Многие покончили с собой. – Васлар посмотрела сверху вниз на Джасбур и нахмурилась, несомненно, только сейчас полностью восприняв ее обезьянью уродливость. – А на самом деле ты какая?
– Сейчас такая, какой ты меня видишь. Три дня назад я была мужчиной, горбуном. А в следующем месяце стану тем, чем ты увидишь меня тогда.
Она знала, что именно с непредсказуемостью будущего смириться было труднее всего. С невозможностью что-то планировать. Это было даже хуже, чем смена пола.
– Но в самом начале?
– В самом начале я была ребенком. Мне только-только исполнилось десять, когда я заразилась звездной немочью.
– Мальчиком или девочкой?
– Какое значение это имеет теперь? Ты считаешь, что тебе тяжело приспособиться к перемене в тебе. А ты попробуй вообразить, каково мне приходилось подростком! То двенадцать, то девятнадцать, и опять, и опять десяток раз, если не ошибаюсь. Нынче у тебя пробивается борода, а завтра начинаются месячные. И вот ты снова маленький ребенок.
Краем глаза она уловила какое-то движение. Кто-то вышел из одной развалюхи, направился навстречу им по пляжу. От ветра глаза у нее слезились, и фигура расплывалась смутным пятном.
– Расскажи мне про остальных.
– Мандасил. Он ивилграт. Два джоолграта – Эфи и Кинимим. Совсем еще дети. К себе мы их не подпускаем, а между собой они ладят. По-моему, наши мысли пугают их больше, чем их мысли – нас.
Джасбур вздрогнула. Уж это чистая правда!
– И кто еще?
– Тигон. Ему лет пятнадцать. И Шард. Он старше, ему за пятьдесят. Оба огоулграты. Рядом с ними творятся всякие жуткие вещи.
– Не затрудняй себя подробностями, – сказала Джасбур. Необученные огоулграты могли стать смертоносными.
– Была еще одна, но она занедужила и умерла. Мы… я думала, что, может, это на нее навлек Мандасил. Он ее хотел, а она ему отказала. И сразу заболела. – Это не был вопрос напрямую, но Васлар хотела услышать опровержение. К сожалению, успокоить ее Джасбур не могла.
– Это могло быть простым совпадением. (Но не обязательно!)
– А теперь он приходит ко мне! – Васлар содрогнулась. – Я боюсь отказать. Но я же была мужчиной! Отцом!
– И снова станешь мужчиной. Собственно, быть женщиной не так уж плохо, когда попривыкнешь. А по временам так и очень приятно.
– Я слишком крупная.
– Но так будет не всегда. Все меняется.
– А крупная, так даже и очень хорошо! – сказал Ордур у них за спиной. Джасбур прикинула, не задушить ли его.
– В следующий раз, когда я буду мужчиной, – сказала Васлар, – я убью этого желторотого ублюдка Мандасила! – Ее лицо приняло отнюдь не женственное выражение.
– Не советую, если он правда ивилграт. То есть, вернее сказать, сделать это следует очень быстро.
– Поверь, тянуть я не стану!
Джасбур прикинула, как все это может получиться, и ощутила холодок отчаяния.
– А сколько лет детям?
– Кинимим – семь, Эфи – двенадцать. Тигону – пятнадцать или около того.
Пятнадцать – это ничего. Но двое младших пешком идти не смогут. Шесть меченых. Только один молодой человек. Мужчина-женщина. Трое детей. Никто еще не умеет обращаться со своим даром, и все в полном душевном смятении. Ивилграт вызывает болезни. Огоулграты сваливают деревья, из-за них загораются дома; два юных джоолграта постепенно сходят с ума от потока взрослых мыслей… Как, как доставить такую группу в Рарагаш? От Ордура пока толку никакого. Возможно, через месяц к нему вернется разум. Но эта несчастная компания, судя по всему, не сможет ждать так долго.
Так или иначе ей необходимо заручиться чьей-то помощью.
28
В Далинге о помолвке между членами видных семей оповещал на перекрестках городской глашатай. Если брак сопровождался имущественными сделками, заключался письменный контракт, представлявшийся на утверждение правителю. Свадьбу праздновали пышно – обе семьи не одну неделю мучились, составляя списки приглашенных. В конце концов, невеста и жених приносили обеты перед Двоичным Богом во время торжественной церемонии в храме.
Ничего этого в долине не требовалось. О помолвке знали уже все. И все будут присутствовать на свадьбе. К богам не будут взывать и призывать их не будут, так как Тарны тешили себя мыслью, будто свято соблюдают обычаи своих зарданских предков – блаженно не подозревая, какое презрение вызвали бы они у этих воинственных варваров. Бракосочетание по-зардански сводилось к тому, что брачующиеся приносили торжественную клятву друг другу и их семьям. Со временем Судьбы определят, будет ли им дано преуспеяние или нет. Чем дело и ограничивалось.
Зная все это, Гвин не понимала, почему они с Булрионом не могут пожениться сразу же. Ей напомнили о важности знамений. Пусть ни жертвоприношения, ни моления не могли разжалобить судеб, умеющим видеть они обычно дозволяли распознать их намерения. Свадьбу надо отложить до благоприятствующего дня.
Кроме того, Авайль достигнет четверти, когда ее диск будет точно поделен между светом и тьмой, а еще она будет в доме Празднований, что тоже знаменует удачу. Как подательница перемен с особым упором на деторождение, Авайль в важности почти не уступала Поуль. Любой брак, заключенный в день, благословенный и солнцем и луной, должен счастливо принести много детей, а в этом и состоит цель брака.
Единственные темные возражения исходили от шестого ребенка Бранкиона, его второго сына, Полиона. Считалось само собой разумеющимся, что он станет мужем Ниад Билит в той же церемонии, хотя никто, собственно, не слышал, чтобы сам Полион изъявлял такое желание. И теперь Полион расхаживал, сыпля грозными указаниями на аспекты Муоль, Огоуль и Джооль. День несколько месяцев спустя будет куда более благоприятным, считал он. Все вежливо его выслушивали, ехидно ухмылялись за его спиной и тут же забывали его предупреждения. Многие матери с облегчением думали, что Полион Тарн вот-вот будет прикован к супружеской постели.
А потому оставалось только три дня на приготовление к тому, что, как настаивал Булрион, должно было стать самым великим праздником и пиршеством, какие только знала долина. И вся семья с радостным увлечением взялась за дело.
Тарны все делали сообща, обычно группами из четырех-пяти взрослых и, по меньшей мере, такого же числа детей. И в первый день Гвин только очень не скоро удалось урвать несколько драгоценных минут наедине с Булрионом. Они ускользнули от своей свиты в тень тополей за границей селения, улеглись на поросшем папоротником пригорке, ласкались и болтали о том о сем, как положено любящим в ленивый душный летний день. Гвин смотрела, как посверкивают, дрожа, листья на фоне голубого неба, и дивилась охватившей ее безмятежности. Издалека доносились крики детворы, лязганье инструментов в мастерских и равномерный стук топоров на строительстве нового дома. Город, гостиница уже отодвинулись в прошлое, и она нисколько об этом не жалела.
Совсем еще она от них не освободилась. Надо будет согласиться на цену и подписать купчую. Она предупредила своего стряпчего, чтобы он прислал все нужные бумаги ей в Тарнскую Долину, но ее мучило предчувствие, что, скорее всего, ей придется вернуться в Далинг и поставить свою подпись в присутствии нотариуса. А тогда предстоит решить, как распорядиться деньгами. Тарны как будто не нуждаются ни в чем, что можно было бы купить на эту сумму.
– Этот вот медовый месяц, – пробормотал Булрион, обнимая ее одной рукой, а другой сжимая шляпу, которой отгонял мух. – Сколько, по-твоему, мы пробудем в отъезде?
– Лабранца сказала, две недели верхом в обе стороны. Может, мы захотим пожить там немного. Но должны вернуться к жатве.
Казалось невероятным, что патриарх готов покинуть свою драгоценную долину на такой долгий срок. Конечно, отчасти он уплачивал свой долг Ниад. Это означало, что ему предстоит послать несколько своих агнцев в широкий, огромный мир. И приглядеть, чтобы они все благополучно вернулись домой, он не мог доверить никому, кроме себя. Отчасти он хотел доказать, что еще настоящий мужчина и достоин быть вождем, доказать это Гвин, семье, самому себе. Но отчасти он просто хотел угодить ей, и она была очень польщена и благодарна.
– Шестеро мужчин? – произнес он задумчиво. – Нет, семь. Я и, конечно, Полион. Возион обязательно хочет поехать. Занион, чтобы соображать. Джукион, чтобы отпугивать злоумышленников просто шириной плеч. И еще двух-трех пареньков?
– Только ты можешь выбирать, милый.
Она знала, что каждый мужчина в долине, начиная с десятилетних мальчишек, жаждет поехать с ними. И она знала, что придет день, когда клану нужен будет новый вождь, и решение, которое Булрион примет теперь, могло в значительной мере определить, кто, в конце концов, станет его преемником. И он не мог не сознавать этого.
Булрион зевнул.
– Оставим в седле Бранкиона и поглядим, кто его вышибет.
Гвин сонно засмеялась.
– Иногда ты куда хитрее, чем хочешь показать Булл-Бык.
– Хитрый? Я? Так я же просто старый толстый деревенский простак. По-твоему, Раксал поедет? Станет он защищаться, если понадобится?
– От него никогда никакой пользы не будет. Мы можем только предложить ему поехать с нами.
– А когда мы поедем? Вот второй вопрос.
В том-то и дело! Гвин не терпелось отправиться в путь. Если отложить надолго, они могут так и остаться в долине. Но она еще не освободилась от гостиницы. Ей следует…
«Отправляйтесь как можно скорее».
Булрион почувствовал, как она вздрогнула, и насторожился.
– Что с тобой?
– Э… Овод ужалил…
Судьбы! Гвин выругалась про себя. Она НЕ хочет лгать ему, но она НЕ признается, что слышит голоса! В городе ей удалось убедить себя, что это был просто результат слишком долгой, слишком грызущей тревоги. И она никак не ждала, что голос последует за ней сюда. Возможно, ей требуется больше времени. Возможно, после свадьбы она успокоится и снова станет прежней: разумной, твердой, уравновешенной.
– Мне кажется, нам следует выехать как можно скорее, – сказала она. Ее невидимый советчик словно бы всегда говорил дело. А на этот раз предложил то, до чего она бы, в конце концов, сама додумалась, и потому лучше просто позабыть, что она его слышала. – Как только я продам гостиницу и закопаю под кроватью вырученные деньги.
Булрион крякнул.
– Э-э… Гвин, радость моя?
– Что, милый?
– Я… да так! Пойдем посмотрим крепостцу.
Крепостца лежала в нескольких минутах ходьбы вверх по долине на расстоянии полета стрелы от речки. Три стены, сложенные из массивных тесаных камней, достигали пояса, четвертая представляла собой нагромождение земли, пней, обломков каменной кладки. Кое-где торчали остатки старинной стены. Десяток дюжих мужчин, обливаясь потом, орудовали лопатами, катили нагруженные тачки, укладывали тяжелые каменные бруски. Булрион проводил ее внутрь и гордо улыбнулся, оглядываясь по сторонам.
– Когда я был сосунком, эта башня еще стояла. Рухнула от землетрясения в шестьдесят шестом. Может, все остальное тоже не выдержало землетрясений. Ну и напора деревьев. Тогда тут была чащоба.
Она огляделась, изображая улыбку. Больше похоже на овечий загон, чем на крепость. Конечно, когда стены поднимутся выше, вид будет более внушительный. Надо сказать что-нибудь уместное, чтобы не выдать своих сомнений.
– И сколько еще потребуется времени?
– Как мы строим сейчас, года два.
Но когда стены поднимутся, они уже не смогут строить, как строят сейчас. Как они будут поднимать на леса эти огромные камни? Они подумали о лебедках?
– Наверное, эти камни не видели солнечного света не одну тысячу лет, – сказала она, лишь бы что-нибудь сказать.
Булрион хохотнул:
– Да целый десяток! Видишь, мы решили сделать ее поменьше прежней.
Да, она это увидела. И еще она увидела, что у новых стен нет настоящего фундамента. Она увидела, что рабочие скоро начнут ломать старые стены, чтобы строить новые. Уж лучше бы все эти труды и пот тратились на обучение стрельбе из лука. Деревянный частокол с пятьюдесятью-шестьюдесятью лучниками вообще мог бы не допустить врагов в долину. Увы, крепостца была любимым детищем Булриона. Если она найдет в постройке недостатки, он будет обижен. Его лицо примет это пустое, упрямое выражение…
Она отчаянно поискала, что бы такое спросить.
– А как с водой?
Булрион просиял.
– Мы отыскали старый колодец, видишь? Вон там!
Он отвел ее в угол и показал на выщербленное каменное кольцо. Грязь внутри него была вровень с полом.
Брактион бросил лопату и неторопливо направился к ним, обтирая ладони о штаны, которые были ничуть не чище их.
– А вы знаете, какая у него может быть глубина?
Брактион подошел. Брактион, старший из ее будущих пасынков, на полных двадцать лет старше нее. Он не уступал толщиной отцу, и живот у него вздувался над поясом. Проседь в бороде, волосы на груди почти совсем седые, хотя в эту минуту пот и пыль придали ему общую серость. Он постоял, улыбаясь из-под полей шляпы добродушной улыбкой Джукиона.
– Привет, сын! – сказала она. – Восхищаюсь твоим трудолюбием в такую жару. Вы тут делаете большое дело.
Молчание.
– Хм. Спасибо, матушка. – Брактион всегда начинал говорить после паузы, словно куда-то задевал свой голос и отыскивал его в спешке всякий раз, когда ему надо было что-то сказать. Брактион нравился Гвин куда больше его брата Возиона.
Он застенчиво улыбнулся.
– Хочу еще раз сказать тебе спасибо за красавицу невестку, которую ты нам привезла. Она хороших детей принесет в семью! – Его глаза были глазами Полиона.
– Ниад не против?
Молчание.
– Очень не против! Просто с ума по парню сходит, хотя чего она в нем видит, кроме как хлопот, его мать и я просто в толк не возьмем!
– Он отличный юноша! – возразила Гвин. – В драке в гостинице показал себя настоящим героем. Так он тоже хочет сыграть свадьбу, я верно поняла?
Брактион взвесил вопрос, словно он его удивил.
– Полион сделает, как ему будет велено, – изрек он потом.
Гвин хотела было возразить, но затем решила не вмешиваться. Старинный зарданский обычай – свадьбы детей устраивают родители.
– Гвин как раз спросила, – жестко сказал Булрион, – почему мы не очистили до сих пор старый колодец. Она подумала, что с тех пор, как строили старый замок, вода могла уйти, а крепость без воды никакой осады не выдержит. Она думает, что сперва надо бы о воде позаботиться, а потом уж строить стены, не то узнаем, что воды нет, когда уже поздно будет.
– Я ничего этого не говорила! – возразила она. – Я просто… Мысль отличная, да только не моя.
Бранкион долго смотрел на них. Потом снял шляпу, вытер грязь с локтя о лысину, потом снова надел шляпу.
– Думаешь добавить семье мозгов, отец?
– Пожалуй, пора! – Булрион был в ярости.
– Хм. Лучше поздно, чем никогда. Так я начну копать! – Бранкион широким шагом отправился за лопатой.
– 'Я этого не говорила! – крикнула Гвин ему вслед.
– Ты мне возражаешь на людях?! – проворчал Булрион.
– Но я же этого не говорила.
– А должна была сказать. И в следующий раз скажи, хорошо? А если я не захочу слушать, шепни «колодец!» мне в старое глухое ухо! Пойдем домой.
– Я люблю тебя, Бык.
– Я люблю тебя, Ниен. Понять не могу, зачем тебе нужен глупый старик вроде меня.
Ничего этого в долине не требовалось. О помолвке знали уже все. И все будут присутствовать на свадьбе. К богам не будут взывать и призывать их не будут, так как Тарны тешили себя мыслью, будто свято соблюдают обычаи своих зарданских предков – блаженно не подозревая, какое презрение вызвали бы они у этих воинственных варваров. Бракосочетание по-зардански сводилось к тому, что брачующиеся приносили торжественную клятву друг другу и их семьям. Со временем Судьбы определят, будет ли им дано преуспеяние или нет. Чем дело и ограничивалось.
Зная все это, Гвин не понимала, почему они с Булрионом не могут пожениться сразу же. Ей напомнили о важности знамений. Пусть ни жертвоприношения, ни моления не могли разжалобить судеб, умеющим видеть они обычно дозволяли распознать их намерения. Свадьбу надо отложить до благоприятствующего дня.
Кроме того, Авайль достигнет четверти, когда ее диск будет точно поделен между светом и тьмой, а еще она будет в доме Празднований, что тоже знаменует удачу. Как подательница перемен с особым упором на деторождение, Авайль в важности почти не уступала Поуль. Любой брак, заключенный в день, благословенный и солнцем и луной, должен счастливо принести много детей, а в этом и состоит цель брака.
Единственные темные возражения исходили от шестого ребенка Бранкиона, его второго сына, Полиона. Считалось само собой разумеющимся, что он станет мужем Ниад Билит в той же церемонии, хотя никто, собственно, не слышал, чтобы сам Полион изъявлял такое желание. И теперь Полион расхаживал, сыпля грозными указаниями на аспекты Муоль, Огоуль и Джооль. День несколько месяцев спустя будет куда более благоприятным, считал он. Все вежливо его выслушивали, ехидно ухмылялись за его спиной и тут же забывали его предупреждения. Многие матери с облегчением думали, что Полион Тарн вот-вот будет прикован к супружеской постели.
А потому оставалось только три дня на приготовление к тому, что, как настаивал Булрион, должно было стать самым великим праздником и пиршеством, какие только знала долина. И вся семья с радостным увлечением взялась за дело.
Тарны все делали сообща, обычно группами из четырех-пяти взрослых и, по меньшей мере, такого же числа детей. И в первый день Гвин только очень не скоро удалось урвать несколько драгоценных минут наедине с Булрионом. Они ускользнули от своей свиты в тень тополей за границей селения, улеглись на поросшем папоротником пригорке, ласкались и болтали о том о сем, как положено любящим в ленивый душный летний день. Гвин смотрела, как посверкивают, дрожа, листья на фоне голубого неба, и дивилась охватившей ее безмятежности. Издалека доносились крики детворы, лязганье инструментов в мастерских и равномерный стук топоров на строительстве нового дома. Город, гостиница уже отодвинулись в прошлое, и она нисколько об этом не жалела.
Совсем еще она от них не освободилась. Надо будет согласиться на цену и подписать купчую. Она предупредила своего стряпчего, чтобы он прислал все нужные бумаги ей в Тарнскую Долину, но ее мучило предчувствие, что, скорее всего, ей придется вернуться в Далинг и поставить свою подпись в присутствии нотариуса. А тогда предстоит решить, как распорядиться деньгами. Тарны как будто не нуждаются ни в чем, что можно было бы купить на эту сумму.
– Этот вот медовый месяц, – пробормотал Булрион, обнимая ее одной рукой, а другой сжимая шляпу, которой отгонял мух. – Сколько, по-твоему, мы пробудем в отъезде?
– Лабранца сказала, две недели верхом в обе стороны. Может, мы захотим пожить там немного. Но должны вернуться к жатве.
Казалось невероятным, что патриарх готов покинуть свою драгоценную долину на такой долгий срок. Конечно, отчасти он уплачивал свой долг Ниад. Это означало, что ему предстоит послать несколько своих агнцев в широкий, огромный мир. И приглядеть, чтобы они все благополучно вернулись домой, он не мог доверить никому, кроме себя. Отчасти он хотел доказать, что еще настоящий мужчина и достоин быть вождем, доказать это Гвин, семье, самому себе. Но отчасти он просто хотел угодить ей, и она была очень польщена и благодарна.
– Шестеро мужчин? – произнес он задумчиво. – Нет, семь. Я и, конечно, Полион. Возион обязательно хочет поехать. Занион, чтобы соображать. Джукион, чтобы отпугивать злоумышленников просто шириной плеч. И еще двух-трех пареньков?
– Только ты можешь выбирать, милый.
Она знала, что каждый мужчина в долине, начиная с десятилетних мальчишек, жаждет поехать с ними. И она знала, что придет день, когда клану нужен будет новый вождь, и решение, которое Булрион примет теперь, могло в значительной мере определить, кто, в конце концов, станет его преемником. И он не мог не сознавать этого.
Булрион зевнул.
– Оставим в седле Бранкиона и поглядим, кто его вышибет.
Гвин сонно засмеялась.
– Иногда ты куда хитрее, чем хочешь показать Булл-Бык.
– Хитрый? Я? Так я же просто старый толстый деревенский простак. По-твоему, Раксал поедет? Станет он защищаться, если понадобится?
– От него никогда никакой пользы не будет. Мы можем только предложить ему поехать с нами.
– А когда мы поедем? Вот второй вопрос.
В том-то и дело! Гвин не терпелось отправиться в путь. Если отложить надолго, они могут так и остаться в долине. Но она еще не освободилась от гостиницы. Ей следует…
«Отправляйтесь как можно скорее».
Булрион почувствовал, как она вздрогнула, и насторожился.
– Что с тобой?
– Э… Овод ужалил…
Судьбы! Гвин выругалась про себя. Она НЕ хочет лгать ему, но она НЕ признается, что слышит голоса! В городе ей удалось убедить себя, что это был просто результат слишком долгой, слишком грызущей тревоги. И она никак не ждала, что голос последует за ней сюда. Возможно, ей требуется больше времени. Возможно, после свадьбы она успокоится и снова станет прежней: разумной, твердой, уравновешенной.
– Мне кажется, нам следует выехать как можно скорее, – сказала она. Ее невидимый советчик словно бы всегда говорил дело. А на этот раз предложил то, до чего она бы, в конце концов, сама додумалась, и потому лучше просто позабыть, что она его слышала. – Как только я продам гостиницу и закопаю под кроватью вырученные деньги.
Булрион крякнул.
– Э-э… Гвин, радость моя?
– Что, милый?
– Я… да так! Пойдем посмотрим крепостцу.
Крепостца лежала в нескольких минутах ходьбы вверх по долине на расстоянии полета стрелы от речки. Три стены, сложенные из массивных тесаных камней, достигали пояса, четвертая представляла собой нагромождение земли, пней, обломков каменной кладки. Кое-где торчали остатки старинной стены. Десяток дюжих мужчин, обливаясь потом, орудовали лопатами, катили нагруженные тачки, укладывали тяжелые каменные бруски. Булрион проводил ее внутрь и гордо улыбнулся, оглядываясь по сторонам.
– Когда я был сосунком, эта башня еще стояла. Рухнула от землетрясения в шестьдесят шестом. Может, все остальное тоже не выдержало землетрясений. Ну и напора деревьев. Тогда тут была чащоба.
Она огляделась, изображая улыбку. Больше похоже на овечий загон, чем на крепость. Конечно, когда стены поднимутся выше, вид будет более внушительный. Надо сказать что-нибудь уместное, чтобы не выдать своих сомнений.
– И сколько еще потребуется времени?
– Как мы строим сейчас, года два.
Но когда стены поднимутся, они уже не смогут строить, как строят сейчас. Как они будут поднимать на леса эти огромные камни? Они подумали о лебедках?
– Наверное, эти камни не видели солнечного света не одну тысячу лет, – сказала она, лишь бы что-нибудь сказать.
Булрион хохотнул:
– Да целый десяток! Видишь, мы решили сделать ее поменьше прежней.
Да, она это увидела. И еще она увидела, что у новых стен нет настоящего фундамента. Она увидела, что рабочие скоро начнут ломать старые стены, чтобы строить новые. Уж лучше бы все эти труды и пот тратились на обучение стрельбе из лука. Деревянный частокол с пятьюдесятью-шестьюдесятью лучниками вообще мог бы не допустить врагов в долину. Увы, крепостца была любимым детищем Булриона. Если она найдет в постройке недостатки, он будет обижен. Его лицо примет это пустое, упрямое выражение…
Она отчаянно поискала, что бы такое спросить.
– А как с водой?
Булрион просиял.
– Мы отыскали старый колодец, видишь? Вон там!
Он отвел ее в угол и показал на выщербленное каменное кольцо. Грязь внутри него была вровень с полом.
Брактион бросил лопату и неторопливо направился к ним, обтирая ладони о штаны, которые были ничуть не чище их.
– А вы знаете, какая у него может быть глубина?
Брактион подошел. Брактион, старший из ее будущих пасынков, на полных двадцать лет старше нее. Он не уступал толщиной отцу, и живот у него вздувался над поясом. Проседь в бороде, волосы на груди почти совсем седые, хотя в эту минуту пот и пыль придали ему общую серость. Он постоял, улыбаясь из-под полей шляпы добродушной улыбкой Джукиона.
– Привет, сын! – сказала она. – Восхищаюсь твоим трудолюбием в такую жару. Вы тут делаете большое дело.
Молчание.
– Хм. Спасибо, матушка. – Брактион всегда начинал говорить после паузы, словно куда-то задевал свой голос и отыскивал его в спешке всякий раз, когда ему надо было что-то сказать. Брактион нравился Гвин куда больше его брата Возиона.
Он застенчиво улыбнулся.
– Хочу еще раз сказать тебе спасибо за красавицу невестку, которую ты нам привезла. Она хороших детей принесет в семью! – Его глаза были глазами Полиона.
– Ниад не против?
Молчание.
– Очень не против! Просто с ума по парню сходит, хотя чего она в нем видит, кроме как хлопот, его мать и я просто в толк не возьмем!
– Он отличный юноша! – возразила Гвин. – В драке в гостинице показал себя настоящим героем. Так он тоже хочет сыграть свадьбу, я верно поняла?
Брактион взвесил вопрос, словно он его удивил.
– Полион сделает, как ему будет велено, – изрек он потом.
Гвин хотела было возразить, но затем решила не вмешиваться. Старинный зарданский обычай – свадьбы детей устраивают родители.
– Гвин как раз спросила, – жестко сказал Булрион, – почему мы не очистили до сих пор старый колодец. Она подумала, что с тех пор, как строили старый замок, вода могла уйти, а крепость без воды никакой осады не выдержит. Она думает, что сперва надо бы о воде позаботиться, а потом уж строить стены, не то узнаем, что воды нет, когда уже поздно будет.
– Я ничего этого не говорила! – возразила она. – Я просто… Мысль отличная, да только не моя.
Бранкион долго смотрел на них. Потом снял шляпу, вытер грязь с локтя о лысину, потом снова надел шляпу.
– Думаешь добавить семье мозгов, отец?
– Пожалуй, пора! – Булрион был в ярости.
– Хм. Лучше поздно, чем никогда. Так я начну копать! – Бранкион широким шагом отправился за лопатой.
– 'Я этого не говорила! – крикнула Гвин ему вслед.
– Ты мне возражаешь на людях?! – проворчал Булрион.
– Но я же этого не говорила.
– А должна была сказать. И в следующий раз скажи, хорошо? А если я не захочу слушать, шепни «колодец!» мне в старое глухое ухо! Пойдем домой.
– Я люблю тебя, Бык.
– Я люблю тебя, Ниен. Понять не могу, зачем тебе нужен глупый старик вроде меня.
29
Среди нескольких десятков новых слов, которые Гвин успела выучить за этот день, был «астран» – зарданское обозначение «пространства, в которое открывается несколько домов». Его не следовало путать с «устраном» – «пространством позади домов». В астран не полагалось заходить просто так – пройти через него, просто чтобы сократить путь, было верхом грубости.
Когда они с Булрионом вернулись в его астран, она с удивлением увидела, что там полно людей. Еще больше ее удивили приветственные крики. Впрочем, обращены они были не к ней и не к Булриону, а к Тибалу Фрайниту, который стоял в середине толпы и благодарно раскланивался во все стороны.
Как все мужчины в долине, он был голым по пояс, однако на нем были надеты только штаны – ни шляпы, ни башмаков. Кроме того, ему не хватало могучих грудных мышц и густых покрывающих их волос. В слепящем солнечном свете, отражающемся от беленых стен, он выглядел длинным скелетом, обернутым только в кожу, напоминая немного Кэрпа, но только совсем молодого.
По всему периметру стояли взрослые, или сидели на скамьях, которые тянулись у всех дверных проемов, или лежали на земле. И каждого словно опутывали дети – они были повсюду, а некоторые забрались даже на кровли, чтобы лучше видеть ни на кого не похожего пришельца.
– Что тут происходит? – рявкнул Булрион.
– Мы слушаем предсказания, дедушка. – Полион, как и следовало ожидать, обнимал Ниад за плечи, но его глаза нервно поблескивали. – Тибал-садж только что предсказал, что вы вместе войдете вон оттуда.
– Спасибо, спасибо, спасибо! – сказал Тибал. – Следующее мое чудо: сейчас вот из того дома выйдет Занион Тарн! – И он указал на хижину.
– Что, во имя Судеб, тут происходит? – сердито сказал Занион, выходя из нее. Новые вопли восторга.
Но что все-таки происходит? Гвин вглядывалась в толпу. Вон позади других угрюмо стоит Раксал Раддаит, а вон Возион. И даже Джукион с Шупиим.
Булрион начал надуваться, как лягушка-бык…
– Ш-ш! – сказала она, прежде чем он успел взреветь. – Мне кажется, это что-то важное.
Тут присутствовали все, кого он назвал как их спутников, когда они поедут в Рарагаш. Взгляд Тибала встретился с ее взглядом через разделявшую их половину астрана. Он приветственно улыбнулся ей, а потом вновь обратился к своим слушателям:
– Может быть, вас удивляет, зачем я созвал вас сюда. Ну, так я просто хочу, чтобы вы больше не опасались меченых.
Внезапно над астраном нависла тревожная тишина, нарушаемая только лепетом самых маленьких детей. Тибал медленно повернулся, озаряя всех дружеской улыбкой.
– Вы нас боитесь? Да, некоторые меченые бывают опасными. Хотя редко по собственному желанию. Обычно мы так заняты собственными трудностями, что у нас нет времени досаждать взысканным. Так мы называем вас в Рарагаше – взысканные Судьбами. Если вы не меченые, то, значит, вы взысканные. Например, дальше по дороге поселилась джоолгратка, Джодо Кавит. Вы можете узнать, что она задумала, просто навестив ее. И скоро узнаете, что она думает. А она узнает, что думаете вы, а потому не таите никаких коварных замыслов. Но оставьте ее в покое, и она оставит в покое вас. Ей не подойти близко без того, чтобы вы об этом не узнали.
Он помолчал и снова повернулся. «Я объясню завтра» – вот что он хотел сказать ей. И значит, уже планировал это или предвидел.
– А вон там стоит Раксал-садж. Поговорите с ним, если хотите узнать, каково быть муолгратом. Возможно, он не захочет затрудняться и ничего вам не скажет. Ему все равно, будете вы знать или нет. Ему ни до чего нет дела! В его жизни нет страсти, нет чувств. Нет цели. Бедный Раксал? Нет, не бедный Раксал. Не жалейте его. Ему все равно!
Гвин опять поискала глазами Ниад. Девочка закусила губу и прижалась к Полиону, ожидая, что последует дальше. Но Тибал не упомянул про ивилгратку.
– А потом я. Вернее, буду я. Или был я. Я – шуулграт. Моя память глядит вперед, а не назад, как у вас. Вы помните это утро, вчерашний день, прошлый год. А я предпомню нынешний вечер, завтрашний день, будущий год. Ваши жизни все время развертываются, удлиняются, моя укорачивается. Я совсем не помню прошлого, кроме самых последних минут. Я не помню, как пришел сюда. Я не буду знать, сколько пробыл здесь или когда пришел…
– Вчера! – крикнули мальчишки.
– Хотя и знал, что вы мне про это скажете! – Тибал весело ухмыльнулся, и некоторые в толпе ответили ему боязливым хихиканьем. Потом он выпрямился и скрестил на груди худые костлявые руки. – Но знать будущее – это не благословение Судеб! Все время, каждый день, каждую минуту я нахожусь в страшной опасности. Хотите узнать почему?
– Да! – завопили мальчишки.
– Ну, так я вам скажу. Я знаю, что скажу. Объясню вам, почему мы, шуулграты, никогда не пророчествуем.
Юные голоса громким хором возразили, что он очень даже пророчествует. Он же напророчил, что Гвин-садж и Ста… дедушка войдут в астран, а Занион выйдет туда…
Вид у Тибала стал удивленным.
– Неужели я это предсказал? Правда?
Гвин не могла решить, притворяется он или нет.
– Да! Да!
– Ну, если так, то потому лишь, что это были совсем безопасные пророчества. Но таких очень мало. Хотя я знаю еще одно. Хотите услышать еще пророчество?
– Да! Да!
– Ну, хорошо! – Он быстро повернулся и указал на грузную женщину, восседавшую на скамье у хижины Бранкиона. – Артим! Ты дашь жизнь еще одному ребенку!
Все захохотали, послышались крики, что для такого пророчества не нужно быть шуулгратом. Дородное тело Артим содрогалось от смеха. Она была женой Бранкиона и превосходила дородством даже его – эдакий мучной куль с руками, ногами и головой. Тибал поднял ладонь, призывая к молчанию.
– Ее четырнадцатый будет сыном!
Радостные вопли. Артим просияла. Все вокруг начали ее поздравлять.
– Четырнадцать детей – и одиннадцать мальчиков! – Булрион одобрительно улыбнулся. – Теперь она сравнялась со старой Нимим по числу детей, которых подарила семье!
Когда гомон немного стих, Тибал закричал:
– И мальчиком будет ее пятнадцатый: у Артим родится двойня!
Началось настоящее столпотворение – даже Булрион проталкивался сквозь ликующую толпу, чтобы обнять Артим, а Гвин про себя прикидывала, как Тибал мог это узнать, если правда знал. Артим как будто ждать родов месяца три. Так Тибал до тех пор останется в долине? Или вернется в нее перед тем? Предвоспоминания – вещь очень личная. Так сказала Лабранца. А теперь еще несколько беременных женщин пожелали узнать пол своего будущего ребенка, но Тибал покачал головой и отказывался предсказывать.
– Это было исключением, – заявил он, когда внимание толпы вновь сосредоточилось на нем. – А теперь слушайте, ничего не упуская, потому что мы подошли к самому трудному. Возможно, вы удивляетесь, зачем я рассказываю вам все это. Так я не могу ответить вам, зачем я это делаю. Я не знаю зачем! Шуулграт поступает так или иначе по другим причинам, чем те, по которым совершаете свои поступки вы. Он совершает их, потому что знает: ему предстоит их совершить. Если я с кем-то разговариваю, то более или менее знаю, что скажет он и что скажу я, но сказать это я должен в любом случае. Точные слова я заранее не знаю – не больше, чем вы точно помните слова разговора, после того как он кончился. Но мне требуется время, прежде чем сделать то, что, как мне известно, я сделаю.
Он повернулся к Возиону, прежде чем пастырь заговорил.
– Ты говоришь, что будущее для тебя определено? – сказал Возион. – Что каждая минута твоей жизни заранее определена Судьбами?
Тибал покачал головой:
– Нет! Я знаю будущее, участником которого буду, но оно для меня не определено. Я могу изменить его, если пожелаю. Вот, например, мой синяк. Я мог бы увернуться от этого удара.
Он помолчал, давая им время обдумать его слова. На Гвин он не смотрел.
Когда они с Булрионом вернулись в его астран, она с удивлением увидела, что там полно людей. Еще больше ее удивили приветственные крики. Впрочем, обращены они были не к ней и не к Булриону, а к Тибалу Фрайниту, который стоял в середине толпы и благодарно раскланивался во все стороны.
Как все мужчины в долине, он был голым по пояс, однако на нем были надеты только штаны – ни шляпы, ни башмаков. Кроме того, ему не хватало могучих грудных мышц и густых покрывающих их волос. В слепящем солнечном свете, отражающемся от беленых стен, он выглядел длинным скелетом, обернутым только в кожу, напоминая немного Кэрпа, но только совсем молодого.
По всему периметру стояли взрослые, или сидели на скамьях, которые тянулись у всех дверных проемов, или лежали на земле. И каждого словно опутывали дети – они были повсюду, а некоторые забрались даже на кровли, чтобы лучше видеть ни на кого не похожего пришельца.
– Что тут происходит? – рявкнул Булрион.
– Мы слушаем предсказания, дедушка. – Полион, как и следовало ожидать, обнимал Ниад за плечи, но его глаза нервно поблескивали. – Тибал-садж только что предсказал, что вы вместе войдете вон оттуда.
– Спасибо, спасибо, спасибо! – сказал Тибал. – Следующее мое чудо: сейчас вот из того дома выйдет Занион Тарн! – И он указал на хижину.
– Что, во имя Судеб, тут происходит? – сердито сказал Занион, выходя из нее. Новые вопли восторга.
Но что все-таки происходит? Гвин вглядывалась в толпу. Вон позади других угрюмо стоит Раксал Раддаит, а вон Возион. И даже Джукион с Шупиим.
Булрион начал надуваться, как лягушка-бык…
– Ш-ш! – сказала она, прежде чем он успел взреветь. – Мне кажется, это что-то важное.
Тут присутствовали все, кого он назвал как их спутников, когда они поедут в Рарагаш. Взгляд Тибала встретился с ее взглядом через разделявшую их половину астрана. Он приветственно улыбнулся ей, а потом вновь обратился к своим слушателям:
– Может быть, вас удивляет, зачем я созвал вас сюда. Ну, так я просто хочу, чтобы вы больше не опасались меченых.
Внезапно над астраном нависла тревожная тишина, нарушаемая только лепетом самых маленьких детей. Тибал медленно повернулся, озаряя всех дружеской улыбкой.
– Вы нас боитесь? Да, некоторые меченые бывают опасными. Хотя редко по собственному желанию. Обычно мы так заняты собственными трудностями, что у нас нет времени досаждать взысканным. Так мы называем вас в Рарагаше – взысканные Судьбами. Если вы не меченые, то, значит, вы взысканные. Например, дальше по дороге поселилась джоолгратка, Джодо Кавит. Вы можете узнать, что она задумала, просто навестив ее. И скоро узнаете, что она думает. А она узнает, что думаете вы, а потому не таите никаких коварных замыслов. Но оставьте ее в покое, и она оставит в покое вас. Ей не подойти близко без того, чтобы вы об этом не узнали.
Он помолчал и снова повернулся. «Я объясню завтра» – вот что он хотел сказать ей. И значит, уже планировал это или предвидел.
– А вон там стоит Раксал-садж. Поговорите с ним, если хотите узнать, каково быть муолгратом. Возможно, он не захочет затрудняться и ничего вам не скажет. Ему все равно, будете вы знать или нет. Ему ни до чего нет дела! В его жизни нет страсти, нет чувств. Нет цели. Бедный Раксал? Нет, не бедный Раксал. Не жалейте его. Ему все равно!
Гвин опять поискала глазами Ниад. Девочка закусила губу и прижалась к Полиону, ожидая, что последует дальше. Но Тибал не упомянул про ивилгратку.
– А потом я. Вернее, буду я. Или был я. Я – шуулграт. Моя память глядит вперед, а не назад, как у вас. Вы помните это утро, вчерашний день, прошлый год. А я предпомню нынешний вечер, завтрашний день, будущий год. Ваши жизни все время развертываются, удлиняются, моя укорачивается. Я совсем не помню прошлого, кроме самых последних минут. Я не помню, как пришел сюда. Я не буду знать, сколько пробыл здесь или когда пришел…
– Вчера! – крикнули мальчишки.
– Хотя и знал, что вы мне про это скажете! – Тибал весело ухмыльнулся, и некоторые в толпе ответили ему боязливым хихиканьем. Потом он выпрямился и скрестил на груди худые костлявые руки. – Но знать будущее – это не благословение Судеб! Все время, каждый день, каждую минуту я нахожусь в страшной опасности. Хотите узнать почему?
– Да! – завопили мальчишки.
– Ну, так я вам скажу. Я знаю, что скажу. Объясню вам, почему мы, шуулграты, никогда не пророчествуем.
Юные голоса громким хором возразили, что он очень даже пророчествует. Он же напророчил, что Гвин-садж и Ста… дедушка войдут в астран, а Занион выйдет туда…
Вид у Тибала стал удивленным.
– Неужели я это предсказал? Правда?
Гвин не могла решить, притворяется он или нет.
– Да! Да!
– Ну, если так, то потому лишь, что это были совсем безопасные пророчества. Но таких очень мало. Хотя я знаю еще одно. Хотите услышать еще пророчество?
– Да! Да!
– Ну, хорошо! – Он быстро повернулся и указал на грузную женщину, восседавшую на скамье у хижины Бранкиона. – Артим! Ты дашь жизнь еще одному ребенку!
Все захохотали, послышались крики, что для такого пророчества не нужно быть шуулгратом. Дородное тело Артим содрогалось от смеха. Она была женой Бранкиона и превосходила дородством даже его – эдакий мучной куль с руками, ногами и головой. Тибал поднял ладонь, призывая к молчанию.
– Ее четырнадцатый будет сыном!
Радостные вопли. Артим просияла. Все вокруг начали ее поздравлять.
– Четырнадцать детей – и одиннадцать мальчиков! – Булрион одобрительно улыбнулся. – Теперь она сравнялась со старой Нимим по числу детей, которых подарила семье!
Когда гомон немного стих, Тибал закричал:
– И мальчиком будет ее пятнадцатый: у Артим родится двойня!
Началось настоящее столпотворение – даже Булрион проталкивался сквозь ликующую толпу, чтобы обнять Артим, а Гвин про себя прикидывала, как Тибал мог это узнать, если правда знал. Артим как будто ждать родов месяца три. Так Тибал до тех пор останется в долине? Или вернется в нее перед тем? Предвоспоминания – вещь очень личная. Так сказала Лабранца. А теперь еще несколько беременных женщин пожелали узнать пол своего будущего ребенка, но Тибал покачал головой и отказывался предсказывать.
– Это было исключением, – заявил он, когда внимание толпы вновь сосредоточилось на нем. – А теперь слушайте, ничего не упуская, потому что мы подошли к самому трудному. Возможно, вы удивляетесь, зачем я рассказываю вам все это. Так я не могу ответить вам, зачем я это делаю. Я не знаю зачем! Шуулграт поступает так или иначе по другим причинам, чем те, по которым совершаете свои поступки вы. Он совершает их, потому что знает: ему предстоит их совершить. Если я с кем-то разговариваю, то более или менее знаю, что скажет он и что скажу я, но сказать это я должен в любом случае. Точные слова я заранее не знаю – не больше, чем вы точно помните слова разговора, после того как он кончился. Но мне требуется время, прежде чем сделать то, что, как мне известно, я сделаю.
Он повернулся к Возиону, прежде чем пастырь заговорил.
– Ты говоришь, что будущее для тебя определено? – сказал Возион. – Что каждая минута твоей жизни заранее определена Судьбами?
Тибал покачал головой:
– Нет! Я знаю будущее, участником которого буду, но оно для меня не определено. Я могу изменить его, если пожелаю. Вот, например, мой синяк. Я мог бы увернуться от этого удара.
Он помолчал, давая им время обдумать его слова. На Гвин он не смотрел.