Страница:
– Я сейчас начну крушить все и вся, – грозно сказал Булрион. – Решил вас предупредить…
Возион задумчиво потер нос.
– Пантолион. Даже при жизни ходили слухи, что он поулграт.
Пустая кружка выпала из рук Булриона. Ему показалось, будто это его сердце со стуком упало на пол.
– Лоссо Ломит тоже был поулгратом, – добавил Тибал. – По крайней мере об этом упоминают в хрониках. До того, как он основал Академию, никто не знал о фатальных свойствах меченых, и, уж конечно, став императором, он не позволил Академии вести наблюдения над собой.
– Семь Проклятий! – прошептал Булрион.
– Правильно, отец, – насмешливо отозвался Возион. – Или тебя положено величать «государь»? – Возион вопросительно взглянул на Тибала. – Но императрицы у нас, кажется, не бывало?
– Императрицы, которая правила бы сама? Нет. Хотя были один-два императора, которых считали лишь номинальными монархами, а на самом деле правили их жены. К тому же зарданцы ни за что не согласятся признать женщину своим повелителем. Так ведь?
Булрион стукнул кулаком по столу. Зазвенела посуда. Его собеседники вскочили на ноги. Перегнувшись через стол, Булрион рявкнул:
– Ты предсказываешь, что моя жена собирается сделать из меня императора-марионетку, Тибал?
«Да никогда в жизни!»
Тибал отшатнулся.
– Нет, садж! Я не предсказываю ничего подобного, я вообще никогда ничего не предсказываю.
Его худое лицо побелело. Что может так напугать шуулграта?
– Врешь, перекрученный задом наперед провидец!
– Нет, не вру, садж! Да вот и Гвин!
Булрион вскочил на ноги, резко повернувшись к Гвин, и чуть не потерял равновесие. Она обняла его, поцеловала, отступила на шаг, всмотрелась ему в лицо.
– Вижу, тебе уже сказали. Не слишком веселая новость, правда?
Она перешагнула через скамью и села рядом с ним.
– Может, нам уйти? – спросил Возион, приподнимаясь из-за стола. Тибал не шелохнулся.
– Да нет, оставайтесь, – сказала Гвин. – Садись, любимый.
Булрион повиновался.
– Пантолион? – простонал он. – Лоссо Ломит?
Гвин кивнула. Она казалась бледнее обычного, но полностью владела собой.
– Видишь, я оказалась в изысканном обществе. Есть, правда, еще кое-кто… – Она прикусила губу и осеклась. – Что это с тобой, Тибал?
– Больше ничего не скажешь? – сердито спросил Булрион.
Гвин взяла винную ягоду и принялась крутить ее пальцами, как маленькое колесо.
– Поуль правит судьбами. Пар А-Сиур говорит, что поулграт – это вроде как скала в потоке истории. Всех остальных этот поток увлекает за собой, как опавшие листья. А поулграт стоит поперек течения и отводит его в другое русло.
Как это он раньше не догадался? Дурацкие пророчества о том, что он – Обновитель, намеки на что, что его жена отмечена проклятием Поуль; одно с другим наверняка связано. Одно прямо вытекает из другого.
– Пантолион сказал вот что, – вмешался Возион, – «Я – ствол, мой народ – листья. Люди – капли дождя, я – ветер. Они…»
Он нервно улыбнулся и умолк.
– А твое мнение спрашивают, Гвин? – проговорил Булрион, с трудом узнавая собственный голос. – Ты можешь отказаться от этой чести? Или обязана выполнять предначертания судьбы? Что ты намерена делать – воевать с карпанцами покорить весь этот гнусный континент, а потом посадить меня на трон?
Гвин принялась крутить винную ягоду в обратную сторону.
Тибал и Возион пристально глядели на нее. Возион не скрывал беспокойства, хотя обычно старался не выказывать свои чувства. Тибал Фрайнит уже оправился от непонятного приступа страха и влюбленно глядел на Гвин, что страшно злило Булриона, злило настолько, что не раз ему хотелось стереть это выражение с лица Тибала кулаком. Взял за обыкновение таскаться за Гвин и таращиться на нее с обожанием! Булриону это изрядно опротивело.
– Наверное, я могла бы отказаться, – сказала Гвин винной ягоде, – но тогда на нас, вероятно, нападут карпанцы. Вряд ли нам удастся так просто уехать отсюда и благополучно добраться до дома.
С минуту стояла гробовая тишина, нарушаемая только жужжанием мух. Даже ласточки перестали насвистывать и, казалось, прислушивались к разговору. Наконец Булрион взял себя в руки и обнял Гвин за плечи.
– Значит, здесь-то собака и зарыта?
Гвин прижалась к нему, не оставляя в покое винной ягоды.
– Очень может быть. Никто ничего толком не знает. Пар А-Сиур думает, что раза два появлялись меченые, которых считали поулгратами, отказавшимися выполнять свою миссию. Она о них сказала: «Они не захотели возвыситься до величия».
– И что с ними случилось?
– Они умерли. – Гвин вздрогнула. – Не самым приятным образом. Да, здесь собака и зарыта. Раз ступив на эту стезю, ты уже не можешь повернуть назад.
– Тогда не ступай на нее!
Гвин продолжала крутить винную ягоду.
– Она уже ступила, отец, – сказал Возион. – Она на нее ступила, когда уехала из Далинга. Помнишь, как к ней сбежались все меченые?
Гвин посмотрела на Булриона, отвернулась.
– А может, когда я попросила Ниад тебя исцелить? Или за день до этого – когда появился Тибал? Он был первый. И в тот день я впервые услышала Голос.
– А он-то тут при чем?! – Булрион свирепо воззрился на шуулграта. Вот еще навязался на его голову, выродок!
– Поверь, Булрион-садж, – тихо сказал Тибал, – если бы я имел право это объяснить или хотя бы намекнуть, я бы с радостью это сделал. Конечно, я знаю наперед об ожидающих нас бедах, но, если я попытаюсь их предотвратить, я навлеку несчастье на самого…
– Да слышал я весь этот треп!
– …себя, и, возможно, лишу Гвин ожидающей ее славы. Славы? Да какой же он себялюбивый старый дурак, если заботится о собственном удобстве, когда Гвин ждет слава?
– Славы? – Он крепче обнял жену. – Ты этого хочешь? Славы?
Она не ответила. Булрион никогда еще не видел ее такой подавленной. В окна влетело несколько ласточек, и птенцы подняли крик в гнездах.
– В Вериове меня учили, – сказал Возион, – что главный долг пастыря – помочь своей пастве смириться с испытаниями, ниспосланными Судьбами. Но мне никогда еще не было так трудно давать этот совет – смириться, – и никогда еще он не казался мне таким бесполезным.
Гвин словно не слышала его слов.
– Нет, – заговорила она, – я не хочу славы, милый. Я хочу того же, что и ты, – вернуться домой и зажить мирной жизнью. Но это сейчас не в наших силах. Или я должна продолжить борьбу с Лабранцей и постараться подчинить ее себе, или нам придется отдаться на ее милость. Решай, Булл-Бык, что будем делать.
Булрион не знал, что сказать. Тому, кто отдастся на милость Лабранцы, не светит ничего хорошего.
– Да я скорей буду зарабатывать на жизнь бритьем яиц, чем доверюсь этой бабе! Видно, придется тебе пока продолжать то, что начала, детка.
Гвин посмотрела на него искоса:
– Но ты понимаешь, что из этого получится? Одно решение повлечет за собой другое, третье, и так далее. Я буду увязать все глубже. Сев верхом на тигра, с него уже не соскочишь.
Вошел Занион, но на него никто не обратил внимания.
– Это правда, – сказал Возион. – Пантолион хотел спасти свой народ от карпанцев. Он увел его на другой берег Нильду и обратился с просьбой к императору выделить им место, где они могли бы спокойно жить. А в обмен обещал верность империи. Но империя боялась его, отказала ему в просьбе и попыталась оттеснить зарданцев обратно за реку. Пантолион оказал сопротивление. В конце концов он разорил Квол, разгромил империю, подавил ее остатки, которые продолжали ему сопротивляться, разбил наголову всех – и от империи не осталось ничего.
– А Лоссо поступил наоборот? – мрачно поинтересовался Булрион.
– Лоссо поступил так же, – ответила ему Гвин. – Рарагаш одичал. Лоссо обнаружил, что может стать повелителем этих дикарей. Поначалу он хотел только вернуться к цивилизации и перестать жить как скотина. Империя считала его беглым меченым и устроила на него облаву. Ему пришлось защищаться. В конце концов он захватил трон, и его потомки вознесли империю на небывалую высоту.
– Эти двое добились своего, детка. Расскажи о тех, кто потерпел поражение. Сдается мне, что поулграта узнают только после его смерти.
– Вот и Лабранца говорит то же самое, – весело бросил Тибал. – Сегодня вечером она собирает Совет, но она не разрешит тебе на нем присутствовать, Гвин. Ты должна сначала доказать, что ты – поулграт, а сделать это невозможно. Так по крайней мере считает Лабранца. Баслин не встанет на твою сторону, если ты не представишь доказательств, и тогда она добьется, чтобы было принято угодное ей решение.
Гвин опять взяла винную ягоду и откусила от нее кусочек.
– Возможно, что и Пантолион и Лоссо победили, потому что страна созрела для этого. А сейчас она разве не созрела? Куда уж больше? Но что хуже: попытаться создать войско, способное противостоять карпанцам, или спрятаться в горах и позволить им опустошать одно королевство за другим? В обоих случаях Куолия будет залита кровью. Какой путь чреват меньшими жертвами?
Булрион вспомнил свой сон про бесчисленных коров.
– Ответ на этот вопрос неизвестен даже шуулгратам, – сказал Тибал.
– Совет собирается на заходе солнца? – нахмурилась Гвин.
Тибал нервно сглотнул.
– Не забывай, Гвин, что я, как и все остальные, не могу отказаться отвечать на твои вопросы. Этот вопрос мне не опасен, но, пожалуйста, постарайся поменьше меня спрашивать.
– Извини.
– Да, на заходе солнца. Ордур отправился к себе в деревню, чтобы авайлграты подтвердили его избрание. Они это сделают – Джасбур там уже поработала. А Зибероре ехать издалека.
Но что может решить заседание Совета? Лабранце надо завоевать только двух союзников. Муолграт проголосует так, как она скажет, а Зиберора – ее верная союзница. Перед лицом неведомой опасности к ней могут присоединиться и другие. Булрион вдруг заметил, что Гвин смотрит на него как-то странно. Вопросительно? Вызывающе?
– Почему бы тебе не затащить жену в постель и не выбить из нее всю эту дурь?
– Сейчас? Посреди дня?
Она сняла с плеч его руку и встала.
– Я по крайней мере иду в постель. Я почти не спала ночью.
И она ушла, гордо подняв голову.
Булрион поспешил за ней. Открыв дверь, он оглянулся. Возион был явно шокирован. Занион одобрительно улыбался. Тибал Фрайнит закрыл лицо руками.
53
54
Возион задумчиво потер нос.
– Пантолион. Даже при жизни ходили слухи, что он поулграт.
Пустая кружка выпала из рук Булриона. Ему показалось, будто это его сердце со стуком упало на пол.
– Лоссо Ломит тоже был поулгратом, – добавил Тибал. – По крайней мере об этом упоминают в хрониках. До того, как он основал Академию, никто не знал о фатальных свойствах меченых, и, уж конечно, став императором, он не позволил Академии вести наблюдения над собой.
– Семь Проклятий! – прошептал Булрион.
– Правильно, отец, – насмешливо отозвался Возион. – Или тебя положено величать «государь»? – Возион вопросительно взглянул на Тибала. – Но императрицы у нас, кажется, не бывало?
– Императрицы, которая правила бы сама? Нет. Хотя были один-два императора, которых считали лишь номинальными монархами, а на самом деле правили их жены. К тому же зарданцы ни за что не согласятся признать женщину своим повелителем. Так ведь?
Булрион стукнул кулаком по столу. Зазвенела посуда. Его собеседники вскочили на ноги. Перегнувшись через стол, Булрион рявкнул:
– Ты предсказываешь, что моя жена собирается сделать из меня императора-марионетку, Тибал?
«Да никогда в жизни!»
Тибал отшатнулся.
– Нет, садж! Я не предсказываю ничего подобного, я вообще никогда ничего не предсказываю.
Его худое лицо побелело. Что может так напугать шуулграта?
– Врешь, перекрученный задом наперед провидец!
– Нет, не вру, садж! Да вот и Гвин!
Булрион вскочил на ноги, резко повернувшись к Гвин, и чуть не потерял равновесие. Она обняла его, поцеловала, отступила на шаг, всмотрелась ему в лицо.
– Вижу, тебе уже сказали. Не слишком веселая новость, правда?
Она перешагнула через скамью и села рядом с ним.
– Может, нам уйти? – спросил Возион, приподнимаясь из-за стола. Тибал не шелохнулся.
– Да нет, оставайтесь, – сказала Гвин. – Садись, любимый.
Булрион повиновался.
– Пантолион? – простонал он. – Лоссо Ломит?
Гвин кивнула. Она казалась бледнее обычного, но полностью владела собой.
– Видишь, я оказалась в изысканном обществе. Есть, правда, еще кое-кто… – Она прикусила губу и осеклась. – Что это с тобой, Тибал?
– Больше ничего не скажешь? – сердито спросил Булрион.
Гвин взяла винную ягоду и принялась крутить ее пальцами, как маленькое колесо.
– Поуль правит судьбами. Пар А-Сиур говорит, что поулграт – это вроде как скала в потоке истории. Всех остальных этот поток увлекает за собой, как опавшие листья. А поулграт стоит поперек течения и отводит его в другое русло.
Как это он раньше не догадался? Дурацкие пророчества о том, что он – Обновитель, намеки на что, что его жена отмечена проклятием Поуль; одно с другим наверняка связано. Одно прямо вытекает из другого.
– Пантолион сказал вот что, – вмешался Возион, – «Я – ствол, мой народ – листья. Люди – капли дождя, я – ветер. Они…»
Он нервно улыбнулся и умолк.
– А твое мнение спрашивают, Гвин? – проговорил Булрион, с трудом узнавая собственный голос. – Ты можешь отказаться от этой чести? Или обязана выполнять предначертания судьбы? Что ты намерена делать – воевать с карпанцами покорить весь этот гнусный континент, а потом посадить меня на трон?
Гвин принялась крутить винную ягоду в обратную сторону.
Тибал и Возион пристально глядели на нее. Возион не скрывал беспокойства, хотя обычно старался не выказывать свои чувства. Тибал Фрайнит уже оправился от непонятного приступа страха и влюбленно глядел на Гвин, что страшно злило Булриона, злило настолько, что не раз ему хотелось стереть это выражение с лица Тибала кулаком. Взял за обыкновение таскаться за Гвин и таращиться на нее с обожанием! Булриону это изрядно опротивело.
– Наверное, я могла бы отказаться, – сказала Гвин винной ягоде, – но тогда на нас, вероятно, нападут карпанцы. Вряд ли нам удастся так просто уехать отсюда и благополучно добраться до дома.
С минуту стояла гробовая тишина, нарушаемая только жужжанием мух. Даже ласточки перестали насвистывать и, казалось, прислушивались к разговору. Наконец Булрион взял себя в руки и обнял Гвин за плечи.
– Значит, здесь-то собака и зарыта?
Гвин прижалась к нему, не оставляя в покое винной ягоды.
– Очень может быть. Никто ничего толком не знает. Пар А-Сиур думает, что раза два появлялись меченые, которых считали поулгратами, отказавшимися выполнять свою миссию. Она о них сказала: «Они не захотели возвыситься до величия».
– И что с ними случилось?
– Они умерли. – Гвин вздрогнула. – Не самым приятным образом. Да, здесь собака и зарыта. Раз ступив на эту стезю, ты уже не можешь повернуть назад.
– Тогда не ступай на нее!
Гвин продолжала крутить винную ягоду.
– Она уже ступила, отец, – сказал Возион. – Она на нее ступила, когда уехала из Далинга. Помнишь, как к ней сбежались все меченые?
Гвин посмотрела на Булриона, отвернулась.
– А может, когда я попросила Ниад тебя исцелить? Или за день до этого – когда появился Тибал? Он был первый. И в тот день я впервые услышала Голос.
– А он-то тут при чем?! – Булрион свирепо воззрился на шуулграта. Вот еще навязался на его голову, выродок!
– Поверь, Булрион-садж, – тихо сказал Тибал, – если бы я имел право это объяснить или хотя бы намекнуть, я бы с радостью это сделал. Конечно, я знаю наперед об ожидающих нас бедах, но, если я попытаюсь их предотвратить, я навлеку несчастье на самого…
– Да слышал я весь этот треп!
– …себя, и, возможно, лишу Гвин ожидающей ее славы. Славы? Да какой же он себялюбивый старый дурак, если заботится о собственном удобстве, когда Гвин ждет слава?
– Славы? – Он крепче обнял жену. – Ты этого хочешь? Славы?
Она не ответила. Булрион никогда еще не видел ее такой подавленной. В окна влетело несколько ласточек, и птенцы подняли крик в гнездах.
– В Вериове меня учили, – сказал Возион, – что главный долг пастыря – помочь своей пастве смириться с испытаниями, ниспосланными Судьбами. Но мне никогда еще не было так трудно давать этот совет – смириться, – и никогда еще он не казался мне таким бесполезным.
Гвин словно не слышала его слов.
– Нет, – заговорила она, – я не хочу славы, милый. Я хочу того же, что и ты, – вернуться домой и зажить мирной жизнью. Но это сейчас не в наших силах. Или я должна продолжить борьбу с Лабранцей и постараться подчинить ее себе, или нам придется отдаться на ее милость. Решай, Булл-Бык, что будем делать.
Булрион не знал, что сказать. Тому, кто отдастся на милость Лабранцы, не светит ничего хорошего.
– Да я скорей буду зарабатывать на жизнь бритьем яиц, чем доверюсь этой бабе! Видно, придется тебе пока продолжать то, что начала, детка.
Гвин посмотрела на него искоса:
– Но ты понимаешь, что из этого получится? Одно решение повлечет за собой другое, третье, и так далее. Я буду увязать все глубже. Сев верхом на тигра, с него уже не соскочишь.
Вошел Занион, но на него никто не обратил внимания.
– Это правда, – сказал Возион. – Пантолион хотел спасти свой народ от карпанцев. Он увел его на другой берег Нильду и обратился с просьбой к императору выделить им место, где они могли бы спокойно жить. А в обмен обещал верность империи. Но империя боялась его, отказала ему в просьбе и попыталась оттеснить зарданцев обратно за реку. Пантолион оказал сопротивление. В конце концов он разорил Квол, разгромил империю, подавил ее остатки, которые продолжали ему сопротивляться, разбил наголову всех – и от империи не осталось ничего.
– А Лоссо поступил наоборот? – мрачно поинтересовался Булрион.
– Лоссо поступил так же, – ответила ему Гвин. – Рарагаш одичал. Лоссо обнаружил, что может стать повелителем этих дикарей. Поначалу он хотел только вернуться к цивилизации и перестать жить как скотина. Империя считала его беглым меченым и устроила на него облаву. Ему пришлось защищаться. В конце концов он захватил трон, и его потомки вознесли империю на небывалую высоту.
– Эти двое добились своего, детка. Расскажи о тех, кто потерпел поражение. Сдается мне, что поулграта узнают только после его смерти.
– Вот и Лабранца говорит то же самое, – весело бросил Тибал. – Сегодня вечером она собирает Совет, но она не разрешит тебе на нем присутствовать, Гвин. Ты должна сначала доказать, что ты – поулграт, а сделать это невозможно. Так по крайней мере считает Лабранца. Баслин не встанет на твою сторону, если ты не представишь доказательств, и тогда она добьется, чтобы было принято угодное ей решение.
Гвин опять взяла винную ягоду и откусила от нее кусочек.
– Возможно, что и Пантолион и Лоссо победили, потому что страна созрела для этого. А сейчас она разве не созрела? Куда уж больше? Но что хуже: попытаться создать войско, способное противостоять карпанцам, или спрятаться в горах и позволить им опустошать одно королевство за другим? В обоих случаях Куолия будет залита кровью. Какой путь чреват меньшими жертвами?
Булрион вспомнил свой сон про бесчисленных коров.
– Ответ на этот вопрос неизвестен даже шуулгратам, – сказал Тибал.
– Совет собирается на заходе солнца? – нахмурилась Гвин.
Тибал нервно сглотнул.
– Не забывай, Гвин, что я, как и все остальные, не могу отказаться отвечать на твои вопросы. Этот вопрос мне не опасен, но, пожалуйста, постарайся поменьше меня спрашивать.
– Извини.
– Да, на заходе солнца. Ордур отправился к себе в деревню, чтобы авайлграты подтвердили его избрание. Они это сделают – Джасбур там уже поработала. А Зибероре ехать издалека.
Но что может решить заседание Совета? Лабранце надо завоевать только двух союзников. Муолграт проголосует так, как она скажет, а Зиберора – ее верная союзница. Перед лицом неведомой опасности к ней могут присоединиться и другие. Булрион вдруг заметил, что Гвин смотрит на него как-то странно. Вопросительно? Вызывающе?
– Почему бы тебе не затащить жену в постель и не выбить из нее всю эту дурь?
– Сейчас? Посреди дня?
Она сняла с плеч его руку и встала.
– Я по крайней мере иду в постель. Я почти не спала ночью.
И она ушла, гордо подняв голову.
Булрион поспешил за ней. Открыв дверь, он оглянулся. Возион был явно шокирован. Занион одобрительно улыбался. Тибал Фрайнит закрыл лицо руками.
53
Если бы из Гвин было возможно выбить дурь предложенным ею способом, Булрион, несомненно, в этом бы преуспел. Он превзошел сам себя. Гвин получила большое удовольствие, но от Судеб надолго сбежать невозможно. Вопреки ожиданиям, она не заснула. Когда ее возлюбленный! отдышался, она предложила ему навестить Ниад. «До лазарета совсем недалеко, я знаю тропинку», – сказала она.
– Ну что ж, пошли, – согласился Булрион.
Как же несправедливы, как жестоки к ним Судьбы! Булрион этого не заслужил. Трудно было бы найти человека, который меньше его хотел стать императором. А перспектива стать марионеткой своей жены ему и вовсе отвратительна. Если Гвин примет свою судьбу, она тем самым погубит мужа. Если откажется – тогда, возможно, погибнут они оба. Разве можно прокатиться на тифе, а потом соскочить с него и уйти домой?
Ей оставалось только доверять Голосу.
«Я ничего не знаю о поулгратах, милая, – сказала ей Пар А-Сиур, – кроме того, что мне удалось о них прочитать, – а это совсем немного. Да и никто не знает. Но мне кажется, что Голос, который ты слышишь, – это твое настоящее «я», твоя сущность, твоя судьба, которая пытается пробить себе дорогу. Если бы мы могли обучить тебя, как обучаем других меченых, то, наверно, первое, чему бы мы тебя научили, – это вызывать Голос».
Но Голос не отвечал на ее призывы, когда она лежала в постели рядом с тяжело дышащим Булрионом. Зато он заговорил, когда они шли по лесной тропинке к лазарету и Гвин услышала шорох в кустах:
«Это Тарны. Притворись, что не замечаешь их».
– Чему ты улыбаешься? – спросил Булрион.
– Да так, людям.
Хорошие, честные люди. Над ними нельзя смеяться. Теперь она стала судьбоносной фигурой, творцом истории, ей предстоит идти через реки крови. Ей не положено смеяться. Это – оскорбление тысячам людей, которых она обречет на смерть, всем тем армиям, которые она собирается уничтожить.
Какое-то сумасшествие!
Ниад им очень обрадовалась. У нее был здоровый и веселый вид, и ей очень шло нурсийское платье под цвет ее синих глаз. Она повела гостей в сад и угостила персиками, которые так понравились Булриону, что он съел несколько больше, чем следовало бы. Она рассказала Гвин, чему ее обучают. Все очень просто. Джоолграт передает ей прямо в мозг указания другого ивилграта. Ей уже разрешили вылечить большую ссадину на колене больного. Пустячное дело. Просто надо настроиться, захотеть помочь.
Ну конечно. Главное – мотивация…
– Гвин-садж!
Гвин опомнилась. Оказывается, она задумалась о своем.
– Как ты думаешь, Булл-Бык, мы не можем переманить на свою сторону кого-нибудь из помощников Лабранцы? Например, Чинга Чилита?
– Тибал о нем плохого мнения.
– Это верно. Так по крайней мере кажется. Но Чинг Чилит наверняка знает все здешние секреты. Он приходил утром, когда ты… когда ты еще не встал. Хотел якобы убедиться, что нам здесь удобно. А на самом-то деле шпионил.
Булрион проворчал что-то про себя.
– Лицо у него было сморщено, как сушеный чернослив, и хромал он еще больше.
– Вчера я подумал, что у него грыжа.
– Или что-нибудь похуже. Синие глаза Ниад расширились.
– Ты хочешь, чтобы я вылечила грыжу?
– Нет, не ты, а Мандасил. И я не думаю, что это грыжа.
– Но у него тоже мало опыта, Гвин-садж. Даже меньше, чем у меня. Тут много прекрасных целителей, – добавила Ниад.
«Много-то много, но они не годятся».
– Вообще-то у Мандасила дела идут неплохо, – признала Ниад. – Он исцелил старика, который специально приехал из Чан-Сана. Он почти совсем ослеп. Инструктор вылечил один его глаз, а Мандасил второй.
– Позови его, – сказала Гвин.
Оставив Булриона за дверью охранять ее от возмущенных вторжением служителей, прихлебателей и заместителей, Гвин зашла с Мандасилом прямо в роскошный кабинет Чинга Чилита. В просторной комнате было буквально негде повернуться: повсюду громоздились столы, статуи, застекленные шкафчики с безделушками, декоративные ширмы, расписные вазы и изящные диваны времен империи. Стены увешаны гобеленами и канделябрами, полы устланы дорогими коврами. Этот мальчишка, видно, все тащит к себе в кабинет. Но все же вряд ли можно верить Тибалу, что он – любовник Лабранцы. Скорее ее сын, кронпринц, пусть даже непризнанный.
На единственном свободном месте в кабинете стоял огромный письменный стол, из-за которого сердито сверкал глазами Чинг, похожий на земляную белку, потревоженную в своей норе. Одежда на нем переливалась всеми цветами радуги.
– Что это значит? – гневно спросил он Гвин, но его возмущение было явно напускным и неубедительным: видимо, он уже знал, что во всей этой истории главным действующим лицом является Гвин, а вопрос об Обновителе – вторичен. Разумеется, она этого никогда не признает вслух, особенно в присутствии Булриона.
– Что это значит? – повторил Чинг.
– Этот человек – ивилграт. Он исцелит тебя. Смуглые щеки Чинга побагровели.
– Я не нуждаюсь в лечении. Гвин присела на край стола.
– Считай, что я хочу сделать тебе одолжение. Я слышала, что вчера сказал Тибал Фрайнит. Не знаю, кто с тобой так поступил и почему, да нас это и не касается – правда, Мандасил?
– Никто ничего со мной… – начал Чинг.
– Тибал сказал еще, что тебя так ненавидят, что ты не смеешь обратиться к целителям. Ну так вот, Мандасил только что приехал в Рарагаш и впервые услышал твое имя, когда я с ним поговорила о тебе полчаса тому назад. Так что ему нет дела до твоей репутации. Правда, Мандасил?
– Ты что, пытаешься подкупить меня? – спросил Чинг.
– Я же сказала – мы хотим сделать тебе одолжение. Так ведь, Мандасил?
Лицо Чинга приобрело желтоватый оттенок.
– Необученный ивилграт?
– Но ты же, наверно, слышал, что я – поулграт. Неужели об этом еще не пошли слухи? Все меченые обязаны подчиняться мне. Я говорю: «Исцели его!» – и они исцеляют. Ну, так дашь ты моему приятелю себя осмотреть? Тогда я отвернусь. А не то осмотрим тебя силой.
Мандасил не был высок ростом, но у него была отлично развитая мускулатура, которую не скрывали короткие штаны и балахон. Он напряг свои широкие плечи каменщика, и мускулы заиграли у него На руках. Его лицо не светилось умом, но в нем ясно отражалась готовность выполнить любое Указание Гвин-садж.
Чинг капитулировал.
– Отвернись, – сказал он.
Гвин принялась рассматривать гобелены. За ее спиной Мандасил присвистнул.
– Мне даже смотреть на это больно! Лошадь тебя, что ли, лягнула? Начну с этого синяка на ляжке.
Прошла минута.
– Ну вот! Размер у них теперь почти нормальный. Наконец Мандасил сказал со смешком:
– Опробуй его сегодня ночью. Посмотрим, как сработает. Готово, Гвин-садж.
Мандасил подошел к ней с радостно-ребячьей улыбкой. Гвин, не оглядываясь, направилась к двери. Мандасил стал совсем другим человеком – и следа не осталось от озлобления, которое так и лезло из него три недели тому назад. Наверное, потому, что у него появилась цель в жизни – лечить людей.
Сама Гвин, пожалуй, предпочла бы, чтобы ее цель в жизни была не столь грандиозной. Необученный поулграт бывает куда опаснее необученного ивилграта. Ивилграт может погубить человека, а она способна погубить целые народы.
Чинг Чилит молчал. Сознание он потерял, что ли? Или смущается? Или испугался? Или рассердился? Гвин вышла из кабинета. Мандасил последовал за ней, закрыв за собой дверь. Чинг так и не произнес ни слова. Даже не сказал «спасибо».
– Ну что ж, пошли, – согласился Булрион.
Как же несправедливы, как жестоки к ним Судьбы! Булрион этого не заслужил. Трудно было бы найти человека, который меньше его хотел стать императором. А перспектива стать марионеткой своей жены ему и вовсе отвратительна. Если Гвин примет свою судьбу, она тем самым погубит мужа. Если откажется – тогда, возможно, погибнут они оба. Разве можно прокатиться на тифе, а потом соскочить с него и уйти домой?
Ей оставалось только доверять Голосу.
«Я ничего не знаю о поулгратах, милая, – сказала ей Пар А-Сиур, – кроме того, что мне удалось о них прочитать, – а это совсем немного. Да и никто не знает. Но мне кажется, что Голос, который ты слышишь, – это твое настоящее «я», твоя сущность, твоя судьба, которая пытается пробить себе дорогу. Если бы мы могли обучить тебя, как обучаем других меченых, то, наверно, первое, чему бы мы тебя научили, – это вызывать Голос».
Но Голос не отвечал на ее призывы, когда она лежала в постели рядом с тяжело дышащим Булрионом. Зато он заговорил, когда они шли по лесной тропинке к лазарету и Гвин услышала шорох в кустах:
«Это Тарны. Притворись, что не замечаешь их».
– Чему ты улыбаешься? – спросил Булрион.
– Да так, людям.
Хорошие, честные люди. Над ними нельзя смеяться. Теперь она стала судьбоносной фигурой, творцом истории, ей предстоит идти через реки крови. Ей не положено смеяться. Это – оскорбление тысячам людей, которых она обречет на смерть, всем тем армиям, которые она собирается уничтожить.
Какое-то сумасшествие!
Ниад им очень обрадовалась. У нее был здоровый и веселый вид, и ей очень шло нурсийское платье под цвет ее синих глаз. Она повела гостей в сад и угостила персиками, которые так понравились Булриону, что он съел несколько больше, чем следовало бы. Она рассказала Гвин, чему ее обучают. Все очень просто. Джоолграт передает ей прямо в мозг указания другого ивилграта. Ей уже разрешили вылечить большую ссадину на колене больного. Пустячное дело. Просто надо настроиться, захотеть помочь.
Ну конечно. Главное – мотивация…
– Гвин-садж!
Гвин опомнилась. Оказывается, она задумалась о своем.
– Как ты думаешь, Булл-Бык, мы не можем переманить на свою сторону кого-нибудь из помощников Лабранцы? Например, Чинга Чилита?
– Тибал о нем плохого мнения.
– Это верно. Так по крайней мере кажется. Но Чинг Чилит наверняка знает все здешние секреты. Он приходил утром, когда ты… когда ты еще не встал. Хотел якобы убедиться, что нам здесь удобно. А на самом-то деле шпионил.
Булрион проворчал что-то про себя.
– Лицо у него было сморщено, как сушеный чернослив, и хромал он еще больше.
– Вчера я подумал, что у него грыжа.
– Или что-нибудь похуже. Синие глаза Ниад расширились.
– Ты хочешь, чтобы я вылечила грыжу?
– Нет, не ты, а Мандасил. И я не думаю, что это грыжа.
– Но у него тоже мало опыта, Гвин-садж. Даже меньше, чем у меня. Тут много прекрасных целителей, – добавила Ниад.
«Много-то много, но они не годятся».
– Вообще-то у Мандасила дела идут неплохо, – признала Ниад. – Он исцелил старика, который специально приехал из Чан-Сана. Он почти совсем ослеп. Инструктор вылечил один его глаз, а Мандасил второй.
– Позови его, – сказала Гвин.
Оставив Булриона за дверью охранять ее от возмущенных вторжением служителей, прихлебателей и заместителей, Гвин зашла с Мандасилом прямо в роскошный кабинет Чинга Чилита. В просторной комнате было буквально негде повернуться: повсюду громоздились столы, статуи, застекленные шкафчики с безделушками, декоративные ширмы, расписные вазы и изящные диваны времен империи. Стены увешаны гобеленами и канделябрами, полы устланы дорогими коврами. Этот мальчишка, видно, все тащит к себе в кабинет. Но все же вряд ли можно верить Тибалу, что он – любовник Лабранцы. Скорее ее сын, кронпринц, пусть даже непризнанный.
На единственном свободном месте в кабинете стоял огромный письменный стол, из-за которого сердито сверкал глазами Чинг, похожий на земляную белку, потревоженную в своей норе. Одежда на нем переливалась всеми цветами радуги.
– Что это значит? – гневно спросил он Гвин, но его возмущение было явно напускным и неубедительным: видимо, он уже знал, что во всей этой истории главным действующим лицом является Гвин, а вопрос об Обновителе – вторичен. Разумеется, она этого никогда не признает вслух, особенно в присутствии Булриона.
– Что это значит? – повторил Чинг.
– Этот человек – ивилграт. Он исцелит тебя. Смуглые щеки Чинга побагровели.
– Я не нуждаюсь в лечении. Гвин присела на край стола.
– Считай, что я хочу сделать тебе одолжение. Я слышала, что вчера сказал Тибал Фрайнит. Не знаю, кто с тобой так поступил и почему, да нас это и не касается – правда, Мандасил?
– Никто ничего со мной… – начал Чинг.
– Тибал сказал еще, что тебя так ненавидят, что ты не смеешь обратиться к целителям. Ну так вот, Мандасил только что приехал в Рарагаш и впервые услышал твое имя, когда я с ним поговорила о тебе полчаса тому назад. Так что ему нет дела до твоей репутации. Правда, Мандасил?
– Ты что, пытаешься подкупить меня? – спросил Чинг.
– Я же сказала – мы хотим сделать тебе одолжение. Так ведь, Мандасил?
Лицо Чинга приобрело желтоватый оттенок.
– Необученный ивилграт?
– Но ты же, наверно, слышал, что я – поулграт. Неужели об этом еще не пошли слухи? Все меченые обязаны подчиняться мне. Я говорю: «Исцели его!» – и они исцеляют. Ну, так дашь ты моему приятелю себя осмотреть? Тогда я отвернусь. А не то осмотрим тебя силой.
Мандасил не был высок ростом, но у него была отлично развитая мускулатура, которую не скрывали короткие штаны и балахон. Он напряг свои широкие плечи каменщика, и мускулы заиграли у него На руках. Его лицо не светилось умом, но в нем ясно отражалась готовность выполнить любое Указание Гвин-садж.
Чинг капитулировал.
– Отвернись, – сказал он.
Гвин принялась рассматривать гобелены. За ее спиной Мандасил присвистнул.
– Мне даже смотреть на это больно! Лошадь тебя, что ли, лягнула? Начну с этого синяка на ляжке.
Прошла минута.
– Ну вот! Размер у них теперь почти нормальный. Наконец Мандасил сказал со смешком:
– Опробуй его сегодня ночью. Посмотрим, как сработает. Готово, Гвин-садж.
Мандасил подошел к ней с радостно-ребячьей улыбкой. Гвин, не оглядываясь, направилась к двери. Мандасил стал совсем другим человеком – и следа не осталось от озлобления, которое так и лезло из него три недели тому назад. Наверное, потому, что у него появилась цель в жизни – лечить людей.
Сама Гвин, пожалуй, предпочла бы, чтобы ее цель в жизни была не столь грандиозной. Необученный поулграт бывает куда опаснее необученного ивилграта. Ивилграт может погубить человека, а она способна погубить целые народы.
Чинг Чилит молчал. Сознание он потерял, что ли? Или смущается? Или испугался? Или рассердился? Гвин вышла из кабинета. Мандасил последовал за ней, закрыв за собой дверь. Чинг так и не произнес ни слова. Даже не сказал «спасибо».
54
Незадолго до захода солнца Тарны собрались в трапезной дожидаться своих союзников в Совете – чтобы всем вместе отправиться на заседание. Таков по крайней мере был план.
План сработал неважно. Все Тарны-мужчины были при мечах и весь день не выпускали Гвин из виду. Она даже подумала, что, видно, такова ее судьба – до конца дней своих прожить под охраной.
В трапезную вошла Пар А-Сиур, похожая в своей ярко-синей накидке на миниатюрную императрицу. На голове у нее была гранатовая диадема, которая, казалось бы, не подходила к синей одежде, но на самом деле отлично смотрелась на ее серебристых волосах. Она оглядела комнату и нахмурилась:
– Где же Ордур? И Тибал?
– Наверное, сейчас прибудут, – сказала Гвин.
Пар села рядом с ней и положила свою лапку ей на руку.
– Я еще раз проглядела мемуары Лоссо Ламита, – сказала она. – И заметила, что он в нескольких местах пишет: «Моя судьба сказала мне…» или «Я опять услышал голос судьбы…»
– Значит, он тоже слышал Голос?
Пар так энергично закивала, что у нее затряслись дряблые складки кожи на шее.
– Вот именно!
– Хотелось бы, чтобы мой Голос ответил на кое-какие вопросы!
– Нет, милочка, я не думаю, что он станет отвечать на вопросы. Он просто скажет тебе, что нужно делать. И, по-моему, тебе надо ему повиноваться: это – твоя судьба.
Но почему? Гвин не хотела какой-то особенной судьбы. Она просто хотела вернуться домой. Пар заерзала на скамейке.
– Куда же подевались эти распроклятые меченые? Мы опоздаем.
В коридоре раздался тяжелый топот и бряцание металла: все ближе, ближе. В обеих дверях показались люди в латах. За окнами возникли еще люди. На всех были доспехи имперского образца. Краска на латах облезла, металл проржавел, выцветшие султаны на шлемах были изъедены молью и крысами.
Тарны вскочили на ноги и схватились за мечи.
Джукион ухватил скамейку и поднял ее над головой.
– Вали их с ног, ребята! – крикнул он. – Встать они уже не смогут.
– Не надо! – воскликнула Гвин.
Всему населению кратера им противостоять не удастся. Как ни нелепы доспехи солдат, сколько бы столетий они ни насчитывали, но отряд закованных в броню солдат порубит в лапшу кучку крестьян, если те вздумают дать им бой на этом ограниченном пространстве. Солдаты одолеют их шутя.
Булрион тоже это понимал и прорычал: «Отставить!» Джукион неохотно опустил скамью.
В трапезную вошел офицер, шатаясь под тяжестью железа. Забрало у него было поднято, но меч он держал наготове. Он подошел к Тарнам и остановился, чуть не потеряв равновесие.
– Член Совета Пар А-Сиур? Мои люди проводят тебя на заседание.
Пар встала и выпрямилась во весь свой росточек. Ее голова оказалась где-то на уровне ржавой кирасы.
– Я протестую! Где ты отыскал эти древности? И где советники Ордур и Фрайнит?
– Наверное, ждут в зале заседаний, садж. – Он сконфуженно отвел глаза. – Мне приказано доставить тебя.
– Вздор! – фыркнула ивилгратка. – А что будет с моими друзьями?
– Их приказано держать здесь. – Чувствовалось, что внутри своей брони он весь сжался от смущения. Вглядевшись в Тарнов, он спросил: – Это ты Булрион Тарн?
Булрион кивнул, проворчав что-то нечленораздельное.
– Мы оставим вашим людям оружие, если вы дадите слово его не применять.
Гвин огляделась. В поле зрения было уже по крайней мере сорок закованных в латы солдат.
– Дай ему слово, милый.
– Видно, придется. Даю слово, капрал, – прорычал багровый от гнева Булрион.
– Капитан!
– Ну капитан. Скажи своей хозяйке, что ее представления о гостеприимстве оставляют желать лучшего.
Бедный капитан, казалось, готов был с ним согласиться. Он с облегчением кивнул – не без труда, учитывая шлем, забрало и прочее.
– Пошли, советница, – сказал он Пар А-Сиур.
– Чушь какая-то, – фыркнула та и похлопала Гвин по плечу. – Мы первым делом проголосуем за то, чтобы пригласить тебя на заседание, милочка. А до тех пор не станем ничего обсуждать.
Она прошла мимо капитана к двери. Капитан повернулся, покачнулся и со скрежетом и бряцаньем двинулся за ней. Ему, видно, никогда не приходилось надевать латы, подумала Гвин.
Она села. Остальные неохотно последовали ее примеру.
Через минуту Булрион прервал тягостное молчание:
– Как ты думаешь – получится что-нибудь у старушки?
– Вряд ли. Все зависит от Баслина – он согласится на любое предложение, которое покажется ему разумным. Думаю, Лабранца сумеет перетянуть его на свою сторону. И первым пунктом повестки дня будет предложение отложить заседание на неопределенный срок.
Лабранца согласилась созвать заседание под давлением Гвин и вовсе не гарантировала, что оно примет какие-то конкретные решения. Гвин задумчиво смотрела на солдат.
– Как по-твоему, – спросила она Булриона, – мое воздействие распространяется на обычных людей?
– Не знаю. Но не советую тебе пробовать. Твоя смерть никому не пойдет на пользу, кроме этой стервы Лабранцы.
Булрион очень редко ругался. Видимо, он взбешен. Все ждут, что предпримет Гвин. Принудив Лабранцу покориться, она стала предводителем Тарнов. Они знают, что Старик не разбирается в тонкостях Судеб, и ждут спасения от Гвин. «Что ж, – подумала она, – ведь это я их заманила в эту ловушку». Вся беда в том, что она рассчитывала на Совет и другого плана действий у нее нет. Что намерена сделать с ними Лабранца? Вышвырнет их из Рарагаша в зону военных действий, и пусть выбираются оттуда, как хотят? Или запрет в тюрьму и бросит ключ в колодец?
– Почему они ей подчиняются? – возмущенно спросил Тисвион. – Она ведь не королева!
– Она – законно избранная глава этого государства, – ответил Возион. – Она распоряжается деньгами, у нее в руках власть. Сбросить тирана – трудное дело, даже если он преступник.
– Я не думаю, что она преступница, – сказала Гвин. – Она просто хочет сохранить свое положение. Она привыкла здесь править. Признав, что мне полагается место в Совете, она останется в меньшинстве. Вы слышали, что вчера говорила Пар А-Сиур? Она тут же предложит выбрать Председателем меня.
– Из тебя получится лучшая Председательница, чем из меня император.
Булрион, похоже, пошутил, но никто не улыбнулся.
Гвин понимала, что ей, возможно, никогда больше не придется встретиться с Лабранцей. Та постарается отгородить поулгратку от всех обитателей Рарагаша стальной стеной. Надо было до конца использовать предоставившийся ей ночью случай, когда Лабранца была в ее власти. Но Гвин отвлекло крушение Восточного крыла.
Часы шли. Солнце скрылось за стеной кратера. В коридоре вдруг послышался шепот… звук шагов. Было еще достаточно светло, чтобы разглядеть, как между часовыми в дверь протиснулся молодой человек и направился к Гвин. Ага!
Гвин вскочила со скамьи и поспешила ему навстречу.
Это, конечно, оказался Чинг Чилит. Уже не разукрашенный, как павлин, в простых штанах и балахоне он казался еще моложе. Ему можно было дать лет шестнадцать. Нет, наверняка ему больше! В руках он держал книгу. Взгляд у него был одновременно робкий и какой-то вороватый. Он остановился и сделал шаг назад, словно не смея приблизиться к Гвин.
– Это правда? – прошептал он.
– Что? – спросила Гвин, тоже невольно понизив голос.
– Что ты – поулграт?
– Да, видимо, так. А что?
Чинг оглянулся. Тарны откровенно следили за каждым его движением. Стража тоже.
План сработал неважно. Все Тарны-мужчины были при мечах и весь день не выпускали Гвин из виду. Она даже подумала, что, видно, такова ее судьба – до конца дней своих прожить под охраной.
В трапезную вошла Пар А-Сиур, похожая в своей ярко-синей накидке на миниатюрную императрицу. На голове у нее была гранатовая диадема, которая, казалось бы, не подходила к синей одежде, но на самом деле отлично смотрелась на ее серебристых волосах. Она оглядела комнату и нахмурилась:
– Где же Ордур? И Тибал?
– Наверное, сейчас прибудут, – сказала Гвин.
Пар села рядом с ней и положила свою лапку ей на руку.
– Я еще раз проглядела мемуары Лоссо Ламита, – сказала она. – И заметила, что он в нескольких местах пишет: «Моя судьба сказала мне…» или «Я опять услышал голос судьбы…»
– Значит, он тоже слышал Голос?
Пар так энергично закивала, что у нее затряслись дряблые складки кожи на шее.
– Вот именно!
– Хотелось бы, чтобы мой Голос ответил на кое-какие вопросы!
– Нет, милочка, я не думаю, что он станет отвечать на вопросы. Он просто скажет тебе, что нужно делать. И, по-моему, тебе надо ему повиноваться: это – твоя судьба.
Но почему? Гвин не хотела какой-то особенной судьбы. Она просто хотела вернуться домой. Пар заерзала на скамейке.
– Куда же подевались эти распроклятые меченые? Мы опоздаем.
В коридоре раздался тяжелый топот и бряцание металла: все ближе, ближе. В обеих дверях показались люди в латах. За окнами возникли еще люди. На всех были доспехи имперского образца. Краска на латах облезла, металл проржавел, выцветшие султаны на шлемах были изъедены молью и крысами.
Тарны вскочили на ноги и схватились за мечи.
Джукион ухватил скамейку и поднял ее над головой.
– Вали их с ног, ребята! – крикнул он. – Встать они уже не смогут.
– Не надо! – воскликнула Гвин.
Всему населению кратера им противостоять не удастся. Как ни нелепы доспехи солдат, сколько бы столетий они ни насчитывали, но отряд закованных в броню солдат порубит в лапшу кучку крестьян, если те вздумают дать им бой на этом ограниченном пространстве. Солдаты одолеют их шутя.
Булрион тоже это понимал и прорычал: «Отставить!» Джукион неохотно опустил скамью.
В трапезную вошел офицер, шатаясь под тяжестью железа. Забрало у него было поднято, но меч он держал наготове. Он подошел к Тарнам и остановился, чуть не потеряв равновесие.
– Член Совета Пар А-Сиур? Мои люди проводят тебя на заседание.
Пар встала и выпрямилась во весь свой росточек. Ее голова оказалась где-то на уровне ржавой кирасы.
– Я протестую! Где ты отыскал эти древности? И где советники Ордур и Фрайнит?
– Наверное, ждут в зале заседаний, садж. – Он сконфуженно отвел глаза. – Мне приказано доставить тебя.
– Вздор! – фыркнула ивилгратка. – А что будет с моими друзьями?
– Их приказано держать здесь. – Чувствовалось, что внутри своей брони он весь сжался от смущения. Вглядевшись в Тарнов, он спросил: – Это ты Булрион Тарн?
Булрион кивнул, проворчав что-то нечленораздельное.
– Мы оставим вашим людям оружие, если вы дадите слово его не применять.
Гвин огляделась. В поле зрения было уже по крайней мере сорок закованных в латы солдат.
– Дай ему слово, милый.
– Видно, придется. Даю слово, капрал, – прорычал багровый от гнева Булрион.
– Капитан!
– Ну капитан. Скажи своей хозяйке, что ее представления о гостеприимстве оставляют желать лучшего.
Бедный капитан, казалось, готов был с ним согласиться. Он с облегчением кивнул – не без труда, учитывая шлем, забрало и прочее.
– Пошли, советница, – сказал он Пар А-Сиур.
– Чушь какая-то, – фыркнула та и похлопала Гвин по плечу. – Мы первым делом проголосуем за то, чтобы пригласить тебя на заседание, милочка. А до тех пор не станем ничего обсуждать.
Она прошла мимо капитана к двери. Капитан повернулся, покачнулся и со скрежетом и бряцаньем двинулся за ней. Ему, видно, никогда не приходилось надевать латы, подумала Гвин.
Она села. Остальные неохотно последовали ее примеру.
Через минуту Булрион прервал тягостное молчание:
– Как ты думаешь – получится что-нибудь у старушки?
– Вряд ли. Все зависит от Баслина – он согласится на любое предложение, которое покажется ему разумным. Думаю, Лабранца сумеет перетянуть его на свою сторону. И первым пунктом повестки дня будет предложение отложить заседание на неопределенный срок.
Лабранца согласилась созвать заседание под давлением Гвин и вовсе не гарантировала, что оно примет какие-то конкретные решения. Гвин задумчиво смотрела на солдат.
– Как по-твоему, – спросила она Булриона, – мое воздействие распространяется на обычных людей?
– Не знаю. Но не советую тебе пробовать. Твоя смерть никому не пойдет на пользу, кроме этой стервы Лабранцы.
Булрион очень редко ругался. Видимо, он взбешен. Все ждут, что предпримет Гвин. Принудив Лабранцу покориться, она стала предводителем Тарнов. Они знают, что Старик не разбирается в тонкостях Судеб, и ждут спасения от Гвин. «Что ж, – подумала она, – ведь это я их заманила в эту ловушку». Вся беда в том, что она рассчитывала на Совет и другого плана действий у нее нет. Что намерена сделать с ними Лабранца? Вышвырнет их из Рарагаша в зону военных действий, и пусть выбираются оттуда, как хотят? Или запрет в тюрьму и бросит ключ в колодец?
– Почему они ей подчиняются? – возмущенно спросил Тисвион. – Она ведь не королева!
– Она – законно избранная глава этого государства, – ответил Возион. – Она распоряжается деньгами, у нее в руках власть. Сбросить тирана – трудное дело, даже если он преступник.
– Я не думаю, что она преступница, – сказала Гвин. – Она просто хочет сохранить свое положение. Она привыкла здесь править. Признав, что мне полагается место в Совете, она останется в меньшинстве. Вы слышали, что вчера говорила Пар А-Сиур? Она тут же предложит выбрать Председателем меня.
– Из тебя получится лучшая Председательница, чем из меня император.
Булрион, похоже, пошутил, но никто не улыбнулся.
Гвин понимала, что ей, возможно, никогда больше не придется встретиться с Лабранцей. Та постарается отгородить поулгратку от всех обитателей Рарагаша стальной стеной. Надо было до конца использовать предоставившийся ей ночью случай, когда Лабранца была в ее власти. Но Гвин отвлекло крушение Восточного крыла.
Часы шли. Солнце скрылось за стеной кратера. В коридоре вдруг послышался шепот… звук шагов. Было еще достаточно светло, чтобы разглядеть, как между часовыми в дверь протиснулся молодой человек и направился к Гвин. Ага!
Гвин вскочила со скамьи и поспешила ему навстречу.
Это, конечно, оказался Чинг Чилит. Уже не разукрашенный, как павлин, в простых штанах и балахоне он казался еще моложе. Ему можно было дать лет шестнадцать. Нет, наверняка ему больше! В руках он держал книгу. Взгляд у него был одновременно робкий и какой-то вороватый. Он остановился и сделал шаг назад, словно не смея приблизиться к Гвин.
– Это правда? – прошептал он.
– Что? – спросила Гвин, тоже невольно понизив голос.
– Что ты – поулграт?
– Да, видимо, так. А что?
Чинг оглянулся. Тарны откровенно следили за каждым его движением. Стража тоже.