Страница:
– Чудесно, – сказал Булрион с осторожностью. Он не был уверен, что это так уж чудесно. Ему не понравилось лисье выражение темных глаз.
– Все очень просто. Даже много проще, чем полагают некоторые люди. Меня забавляли их интриги, но вчера дело зашло слишком далеко. Лиам Гуршит спит и видит, как станет владельцем дома на улице Феникса, и поэтому Винал Эсотерит твердо решил, что он его не получит. Кое-кто еще шебаршится сбоку, рассчитывая на поживу. Сегодня в полдень соберется совет, и на нем я намерен поставить все на свои места.
– Значит, Гвин-садж будет утверждена в праве собственности?
– Увы, нет. Эта собственность не ее и никогда ей не принадлежала.
Булрион задохнулся от неожиданного удара.
– Как! Я не понимаю…
Правитель улыбнулся плотно сжатыми губами.
– Если это ее немного утешит, то Лиам Гуршит домом не завладеет. Дом и земля принадлежат мне.
– Тебе!.. Как же так, милостивый?
– То есть городу. В Далинге женщина не может владеть землей. Это старинный закон, но его никто не отменял.
Судьбы! Знает ли Гвин про этот закон? Не может не знать. Она слишком умна, чтобы не собрать все нужные сведения. Просто она не открыла ему всей серьезности своего положения – а с какой бы стати?
– Видишь ли, – продолжал Имкуин, – раз она не может владеть землей, завещание ее мужа недействительно. И передать владение своим имуществом новому мужу она тоже не может, поскольку оно никогда ей не принадлежало. Претенденты на ее руку либо этого не знают, либо считают, что сумеют так или иначе обойти закон. А по завещанию наследником был ее маленький сын, но он умер от звездной немочи через несколько месяцев после смерти отца. Поскольку младенец не оставил наследника мужского пола, по закону имущество, как выморочное, становится собственностью императора. В Далинге правитель все еще считается представителем императора. Ты знаешь, как знаю я, что вот уже сто лет законных императоров не существует, однако закон этот факт не признает. А потому земля, на которой стоит здание, принадлежит городу. Мне.
Булрион не мог выговорить ни слова, так ему претило злорадное самодовольство старика.
– Заседание совета будет интереснейшим, – смаковал Имкуин. – В былые дни правителя назначал император. Большинство правителей делали вид, будто управляют они под надзором совета. Однако советы были лишь сборищем выдрессированных именитых горожан, которые служили народу ушами, чтобы выслушивать приказы императора. Когда империя рухнула, в Далинге все продолжалось по-прежнему. Тогдашний правитель был молод, силен и оставался у власти, пока не умер. Он воспитал сына для роли своего заместителя, и после его смерти сын занял отцовское кресло, не встретив ни малейшего сопротивления. И пост стал, по сути, наследственным. Но у меня нет детей, и вместе со мной умрет и эта система. – Он вздохнул и добавил негромко: – Я, правда, возлагал надежды на племянника, но Судьбы, видимо, решили иначе.
Булрион подумал о Тарнской Долине, о своих правнуках, играющих на лугу. А что заставляет Имкуина и дальше вести политические интриги и даже всеми хитростями готовить оборону города против врага, хотя, возможно, он умрет прежде, чем тот появится? Наверное, самодержавная власть становится привычкой, избавиться от которой невозможно.
Правитель засмеялся. Теперь он словно бы забыл про своего гостя и разговаривал сам с собой.
– С годами совет становился все более и более могущественным. Городом управляют несколько богатых семей, оставаясь в тени. Они командуют советом, а совет терпит правителя только потому, что альтернатива – хаос и гражданская война. За время моего правления меня обстругивали слой за слоем, кусочек за кусочком, пока я не превратился почти в чисто символическую фигуру. Я председательствую на их спорах, и этим, пожалуй, вся моя власть и исчерпывается. Если они объединяются против меня, я бессилен что-либо сделать. Зато сегодня! Сегодня я с ними позабавлюсь. Закон ясен. Право на гостиницу принадлежит мне, и я могу распорядиться ею, как пожелаю. Это будет очень забавное заседание!
Ну просто драка скорпионов! Булрион не мог бы назвать ничего менее заманчивого. Что же, у каждого свой вкус. Имкуин драматически вздохнул.
– Разумеется, я сожалею о бедах этой Солит, но не я их причина. Она жила, ничего не платя, на земле, которая ей не принадлежит уже несколько месяцев. Это чего-нибудь да стоит! Я ничего не предпринимал главным образом потому, чтобы она успела найти себе мужа. Вчера глашатай объявил о ее помолвке с Коло Гуршитом.
– Ей эту помолвку навязали! Она дала согласие, только чтобы выиграть время и в надежде отвадить остальных.
Правитель пожал худыми плечами. Драгоценные камни орденов заиграли всеми цветами радуги.
– Теперь, возможно, она не станет упорствовать.
Булрион сказал с ужасом:
– Но если и так, женится ли на ней этот Коло, если у нее ничего нет?
– Право, не знаю. Лиам может решить, что, разорвав помолвку при таких обстоятельствах, Гуршиты потеряют лицо. Но так или иначе посмешищем они станут. Очень неловкое положение вещей. Он способен подстроить несчастные случаи для тех, кто ему мешает. Да и Винал Эсотерит любит сводить счеты.
С трудом подавляя ярость, Булрион сказал:
– Меня неприятно удивляет, что власти Далинга не могут обеспечить безопасность достойной горожанке, такой как Гвин Солит.
Старик поднялся с дивана и выпрямился так, словно у него разболелась спина. Черные глаза пылали холодным огнем.
– Мы живем в печальное время, и я посоветовал бы ей то же, что и тебе, Булрион-садж, – покиньте город, и поскорее.
17
18
– Все очень просто. Даже много проще, чем полагают некоторые люди. Меня забавляли их интриги, но вчера дело зашло слишком далеко. Лиам Гуршит спит и видит, как станет владельцем дома на улице Феникса, и поэтому Винал Эсотерит твердо решил, что он его не получит. Кое-кто еще шебаршится сбоку, рассчитывая на поживу. Сегодня в полдень соберется совет, и на нем я намерен поставить все на свои места.
– Значит, Гвин-садж будет утверждена в праве собственности?
– Увы, нет. Эта собственность не ее и никогда ей не принадлежала.
Булрион задохнулся от неожиданного удара.
– Как! Я не понимаю…
Правитель улыбнулся плотно сжатыми губами.
– Если это ее немного утешит, то Лиам Гуршит домом не завладеет. Дом и земля принадлежат мне.
– Тебе!.. Как же так, милостивый?
– То есть городу. В Далинге женщина не может владеть землей. Это старинный закон, но его никто не отменял.
Судьбы! Знает ли Гвин про этот закон? Не может не знать. Она слишком умна, чтобы не собрать все нужные сведения. Просто она не открыла ему всей серьезности своего положения – а с какой бы стати?
– Видишь ли, – продолжал Имкуин, – раз она не может владеть землей, завещание ее мужа недействительно. И передать владение своим имуществом новому мужу она тоже не может, поскольку оно никогда ей не принадлежало. Претенденты на ее руку либо этого не знают, либо считают, что сумеют так или иначе обойти закон. А по завещанию наследником был ее маленький сын, но он умер от звездной немочи через несколько месяцев после смерти отца. Поскольку младенец не оставил наследника мужского пола, по закону имущество, как выморочное, становится собственностью императора. В Далинге правитель все еще считается представителем императора. Ты знаешь, как знаю я, что вот уже сто лет законных императоров не существует, однако закон этот факт не признает. А потому земля, на которой стоит здание, принадлежит городу. Мне.
Булрион не мог выговорить ни слова, так ему претило злорадное самодовольство старика.
– Заседание совета будет интереснейшим, – смаковал Имкуин. – В былые дни правителя назначал император. Большинство правителей делали вид, будто управляют они под надзором совета. Однако советы были лишь сборищем выдрессированных именитых горожан, которые служили народу ушами, чтобы выслушивать приказы императора. Когда империя рухнула, в Далинге все продолжалось по-прежнему. Тогдашний правитель был молод, силен и оставался у власти, пока не умер. Он воспитал сына для роли своего заместителя, и после его смерти сын занял отцовское кресло, не встретив ни малейшего сопротивления. И пост стал, по сути, наследственным. Но у меня нет детей, и вместе со мной умрет и эта система. – Он вздохнул и добавил негромко: – Я, правда, возлагал надежды на племянника, но Судьбы, видимо, решили иначе.
Булрион подумал о Тарнской Долине, о своих правнуках, играющих на лугу. А что заставляет Имкуина и дальше вести политические интриги и даже всеми хитростями готовить оборону города против врага, хотя, возможно, он умрет прежде, чем тот появится? Наверное, самодержавная власть становится привычкой, избавиться от которой невозможно.
Правитель засмеялся. Теперь он словно бы забыл про своего гостя и разговаривал сам с собой.
– С годами совет становился все более и более могущественным. Городом управляют несколько богатых семей, оставаясь в тени. Они командуют советом, а совет терпит правителя только потому, что альтернатива – хаос и гражданская война. За время моего правления меня обстругивали слой за слоем, кусочек за кусочком, пока я не превратился почти в чисто символическую фигуру. Я председательствую на их спорах, и этим, пожалуй, вся моя власть и исчерпывается. Если они объединяются против меня, я бессилен что-либо сделать. Зато сегодня! Сегодня я с ними позабавлюсь. Закон ясен. Право на гостиницу принадлежит мне, и я могу распорядиться ею, как пожелаю. Это будет очень забавное заседание!
Ну просто драка скорпионов! Булрион не мог бы назвать ничего менее заманчивого. Что же, у каждого свой вкус. Имкуин драматически вздохнул.
– Разумеется, я сожалею о бедах этой Солит, но не я их причина. Она жила, ничего не платя, на земле, которая ей не принадлежит уже несколько месяцев. Это чего-нибудь да стоит! Я ничего не предпринимал главным образом потому, чтобы она успела найти себе мужа. Вчера глашатай объявил о ее помолвке с Коло Гуршитом.
– Ей эту помолвку навязали! Она дала согласие, только чтобы выиграть время и в надежде отвадить остальных.
Правитель пожал худыми плечами. Драгоценные камни орденов заиграли всеми цветами радуги.
– Теперь, возможно, она не станет упорствовать.
Булрион сказал с ужасом:
– Но если и так, женится ли на ней этот Коло, если у нее ничего нет?
– Право, не знаю. Лиам может решить, что, разорвав помолвку при таких обстоятельствах, Гуршиты потеряют лицо. Но так или иначе посмешищем они станут. Очень неловкое положение вещей. Он способен подстроить несчастные случаи для тех, кто ему мешает. Да и Винал Эсотерит любит сводить счеты.
С трудом подавляя ярость, Булрион сказал:
– Меня неприятно удивляет, что власти Далинга не могут обеспечить безопасность достойной горожанке, такой как Гвин Солит.
Старик поднялся с дивана и выпрямился так, словно у него разболелась спина. Черные глаза пылали холодным огнем.
– Мы живем в печальное время, и я посоветовал бы ей то же, что и тебе, Булрион-садж, – покиньте город, и поскорее.
17
Первой бедой этого дня был неожиданный вызов Булриона во дворец правителя. Второй стал бунт. Все слуги, кроме Ниад и старой Шумы, заявили, что уходят. «Гостиница на улице Феникса» стала местом опасным для жизни. Гвин только посочувствовала им – она и сама так считала. Заплатила недельное жалованье, пожелала удачи, но стражи у дверей отказались их выпустить.
После чего Шума принялась их стыдить, и они взялись исполнять свою работу. Но к этому времени кухнями завладела Элим во главе других женщин семьи Тарнов, и воцарился хаос, достойный Джооль.
К тому времени, когда распри уладились, Гвин обнаружила, что стражи не позволяют лавочникам вносить в дом припасы, купленные на этот день. Она вышла к ним и потребовала, чтобы они показали ей приказ, который обрекал ее гостей вместе с ней на голодную смерть. В конце концов, она одержала победу и вернулась во двор ждать новой бури.
К этому времени Поуль уже озаряла двор теплыми лучами. Единственным напоминанием о ночной битве оставался пустой пьедестал Огоуль в ипостаси насмешницы – эта статуя не принадлежала к ее любимым, хотя Кэрп утверждал, что она одна из самых ценных. Ну, теперь она превратилась в груду яшмовых осколков у стены конюшни. Тарны обоего пола и разных возрастов были в полном наличии – женщины болтали, мужчины, почти все, толпились у стола, бросая кости. Тарны всегда были приятными постояльцами: не требовали, чтобы им прислуживали, лишь бы хорошо кормили.
– Потому что ты слишком туп, чтобы играть в кости, – донесся сверху сердитый голос.
– От такого слышу! – Непривычный выговор показал, что спорят на галерее никак не Тарны.
– Вот так мы потеряли все деньги, и нам пришлось нищенствовать!
– Так это же ты, Джасбур.
– Ну-у, а ты был слишком туп, чтобы меня остановить!
– Я же спал.
– Кроме того, у нас теперь денег нет, и играть ты все равно не можешь.
– От такого слышу, – проворчал второй голос.
Гвин прошла дальше.
– Тревожишься, Гвин-садж? – Пухлая сереброволосая Элим сидела в тени и вязала распашонку.
– Просто меня задергали! – Гвин села на табурет рядом с ней. Общество Элим ей нравилось. – Не оберешься всяких хлопот!
Да, она тревожилась. Тревожилась за Булриона, не понимая, почему из всех выбрали именно его, гадая, какому допросу его сейчас подвергают. Она тревожилась, что вот-вот явятся какие-нибудь начальники расследовать ночные убийства. Она тревожилась из-за Гуршитов, тревожилась, не зная, как ей уклониться от брака с Коло, взять назад свое обещание. И страшилась мысли, что ее ивилгратка может быть изобличена с минуты на минуту.
Ей был нужен Кэрп… или кто-нибудь еще. Кто-нибудь, с кем можно делиться бедами.
– В Далинге я просто отдыхаю, – объявила Элим под; деловитое пощелкивание спиц. – Дома всегда нужно кормить, мариновать, мыть, чинить, коптить, резать, доить, подбрасывать дрова в огонь, поливать, печь или учить проситься на двор.
– Ты бы попробовала управлять гостиницей!
– Думаю, я справилась бы, привязав одну руку за спиной.
При этих словах глаза у нее весело заблестели, хотя, вполне возможно, она сказала сущую правду. Гвин прикинула, какой отпор получил бы Лиам Гуршит, испробуй он свои штучки на дородной Элим Пананк.
Элим нахмурилась.
– Правду сказать, мне что-то скучно становится. Еще столько надо накупить на рынке! Если эти стражники в скором времени не уберутся, займу меч у кого-нибудь из мужчин и проложу себе путь на улицу!
– Если хочешь, я могу выпустить тебя через чердачное окно. Тебе придется спрыгнуть в проулок, но оно не очень широкое.
– Пожалуй, я выберу меч. – Элим посмотрела через двор и поджала губы. – Эта девчонка Ниад? Ты… за нее отвечаешь? Заменяешь ей мать, хочу я сказать.
Гвин посмотрела туда же. Ниад сидела на мраморном столе, укрытом двумя деревьями. Юный Полион что-то горячо говорил, держа ее за руку, и вглядывался в ее глаза с очень близкого расстояния.
– Расцветают юные сердца? – спросила Гвин.
– Что-то – да, расцветает!
– А не околдовала ли его ее целительная сила? Так сказать, побочное действие?
Элим скептически хмыкнула:
– Уверена, что тут замешана всего лишь самая простая магия, вроде магии Муоль. Она молоденькая и женского пола. А ее синие глаза, золотые волосы и большие груди ничего к этому не добавляют. Ну, почти. И запомни, Гвин, мальчика не научили слушаться поводьев.
Ниад лишилась всей своей семьи, была проклята Ивиль, месяцы и месяцы провела в гостинице, как в тюрьме, – первая любовь, вот что ей требовалось, чтобы забыть о бедах, обрести хоть чуточку самоуважения.
– У нее счастливый вид. Он как будто милый мальчик. И что ни говори, он герой вашей семьи. Истинный зарданец, так назвал его твой отец.
– Ну, ты знаешь, чем они славятся! Будь я матерью Ниад, так забрала бы все окна решетками.
– Она не так простодушна, как кажется, – сказала Гвин. – Этого просто не может быть. Но я передам твои слова. Ого!
Влюбленные очнулись и возвратились в будничный мир, когда из-за дерева появилась Лабранца и надвинулась на них. На ней было все то же серебристое платье. Волосы аккуратно причесаны. Такая внушительность, что хоть на прием во дворец императора. Она села по другую сторону стола. Гвин уже вскочила и почти перебежала двор. Она села бок о бок с Лабранцей, чувствуя себя рядом с ней совсем раздетой. Рассудок твердил ей, что Лабранца чересчур разодета для этого города и, уж конечно, для столь раннего часа, но внушительность Лабранцы сметала подобную логику. А Лабранца нахмурилась на нее.
– Я хочу поговорить с девочкой.
– Так говори.
– С глазу на глаз.
Гвин покачала головой.
– Быть может, ты не знаешь, Лабранца-садж, но город объявил вне закона всех, кого поразила звездная немочь, – то есть тех, кто поправился, так как почти все умерли. Дав приют Ниад, я стала преступницей. А потому я имею право на участие в вашем разговоре.
Лабранца сердито пожала плечами:
– Но у этого молодого человека никакого права нет.
Полион с мольбой посмотрел на Гвин.
– Позволь ему остаться, – сказала она. – Я у него в большом долгу. Если он хочет послушать, а Ниад не против, то я и подавно не возражаю. Он спас меня от похитителя.
– Не он. Мужчину, который нес тебя, сразила Ниад Билит.
Ниад ахнула. Под пушком пробивающейся бороды Полион побледнел.
– Я к нему не прикасалась! – простонала Ниад, а глаза у нее расширились от ужаса. – Я даже близко от него не была.
Лабранца холодно улыбнулась.
– Тебе и не надо было. Не спорю, поразить человека смертью на расстоянии – это очень редкое для ивилграта воздействие, но не невозможное. Ты видела, что происходит, ведь так? И хотела положить этому конец? Пожелала остановить?
Ниад ошеломленно кивнула.
– Этого было достаточно. У тебя есть сила исцелять и сила поражать болезнью. Они сопутствуют друг другу. С этого времени всякий, кто вызовет у тебя неприязнь, окажется в смертельной опасности.
Полион отодвинулся от Ниад, хотя, возможно, сам того не заметил.
– Объясни, – сказала Гвин. – Объясни, откуда ты знаешь такие вещи, Лабранца-садж.
– Я из Рарагаша.
– И что?
– В дни империи всякого, кто заболевал звездной немочью, отсылали в Рарагаш. Даже пораженных легко, поскольку тяжесть болезни никак не была связана с тем, будет ли наложено Проклятие или нет. Рарагаш был чем-то вроде колонии для прокаженных.
– Так все они должны были умереть много лет назад.
Лабранца Ламит скрестила толстые руки на груди странно мужским жестом.
– Но традиция сохранилась. Многие, меченые Проклятием, находят дорогу в Рарагаш. – Она повернулась к Ниад. – Очень советую тебе отправиться туда как можно скорее, чтобы тебя научили управлять твоей силой. Не то ты убьешь еще много людей. И чуть кто-нибудь заболеет или умрет, винить будут тебя, виновата ты или нет. Рано или поздно на тебя донесут как на колдунью. Тогда тебя разыщут и убьют.
Ниад сжалась в испуганную девочку. Полион обнял ее за плечи – и сильно поднялся в добром мнении Гвин.
– Кто научит? – спросил он властно.
– Другие ивилграты. Много веков назад император Лоссо Ломит учредил в Рарагаше Академию для изучения пораженных звездами. Те, кто мог доказать властям, что Проклятие на них не легло, получали императорское прощение и могли покинуть Рарагаш. Академия продолжает существовать, хотя она уже и не прежняя.
Удивительная и очень хорошая новость. Гвин гневно подумала о десятках людей, которых весной изгнали из Далинга – вот им бы знать про это! Она вгляделась в мужеподобную великаншу.
– Кто управляет Академией? Кто ею руководит?
– Я.
Почему-то Гвин это не удивило.
– И что привело тебя из такой дали сюда?
– Важное дело.
– За пределами Далинга от империи мало что осталось, – сказала Гвин, размышляя. – В смутные времена Рарагаш не разграбили?
Лабранца нетерпеливо мотнула головой. Она всячески выражала, что хочет кончить их разговор.
– Зарданцы уважали меченых куда больше, чем кволцы. Они обошли Рарагаш стороной.
– Но в последующих войнах не всегда участвовали зарданцы.
– Да, и мелкие королевства непредсказуемы. Рарагаш научился не оповещать о себе. Однако, когда мы узнаём о вспышке звездной немочи, то посылаем своих людей искать меченых. Мои два спутника добрались до Далинга с этой целью.
А, так, значит, у нее самой цель другая!
– По дороге сюда, – сказал Полион, – мы повстречали джоолграта.
Лабранца обратила на него свой устрашающий взгляд еще раз.
– Джоолграты заслуживают особой жалости, так как не способны маскировать себя. Если ты сообщишь Джасбуру или Ордуру, где он скрывается, они отправятся туда и найдут его.
– Ее. Это женщина. Дедушка уже предложил ей убежище.
– Он достоин похвалы. Но ей следует сначала побывать в Рарагаше. Мы можем помочь даже джоолгратам.
Ниад жалобно смотрела на Гвин. Было невозможно представить себе, чтобы эта доверчивая, ласковая девочка убивала людей, но вчера ночью человек упал мертвым, словно пораженный молнией. Лабранца лишь подтвердила собственные страхи Гвин.
– Особой спешки нет, – сказала она. – Никто из нас сейчас не может выйти из гостиницы. Но если бы и могли, Ниад нельзя отправить одну в такой дальний путь. Ей будет нужен провожатый.
– О? – сказал Полион. – А далеко до этого Рарагаша?
Мальчишка-фантазер, несомненно, вдруг почуял приключения.
– По ту сторону Петушьей Арены, – сказала Лабранца. – Две недели на хорошей лошади, даже если на дороге все будет спокойно. А одна война или парочка вас, конечно, задержит. Карпанцы вторглись в Нимбудию. По слухам, карпанцы убивают меченых на месте.
Полион прижал Ниад к себе.
– Слышишь? Все могло быть куда хуже.
Она хихикнула и ткнула его локтем в ребра. Юные сердца расцветали стремительно.
– Я буду твоим защитником! – сказал он и обнял ее еще и другой рукой.
– Если он будет тебе надоедать, – посоветовала Гвин, – нашли на него боль в животе.
– Тут нет ничего смешного! – резко сказала Лабранца. – Ты играешь с огнем, юноша! – Она встала, собираясь уйти.
Полион ответил ей вызывающим взглядом.
– А мне нра-вит-ся играть с огнем. – Он обернулся к Ниад. – Я тебе неприятен?
– Нет, но…
Она не успела договорить, потому что он тут же нашел ее губам другое применение. Ее глаза широко открылись от изумления, потом закрылись и остались закрытыми.
Гвин решила, что события вышли из-под ее контроля, и оставила их этому занятию. Потом она поговорит с Ниад, а Полион уже предупрежден.
Она нагнала Лабранцу, широким шагом направляющуюся к лестнице.
– Вы собираетесь вернуться в Рарагаш, Лабранца-садж?
Лабранца остановилась.
– Возможно. Расскажи мне про Тибала Фрайнита.
– Мне почти ничего не известно. Он пришел рано утром, прожил здесь два дня и ушел незадолго до вашего прибытия.
– Он искал кого-нибудь, пока был здесь? – Ее начальственный тон был невероятен. Гвин он возмущал, но воспротивиться ему она не смогла.
– Насколько знаю я, нет. Я не пасу моих постояльцев, садж.
– Невыносимый! Хотя шуулграты не отвечают за свои поступки, а потому я не стану его осуждать. Да, я думаю, известие о вторжении карпанцев – достаточная причина вернуться в Рарагаш без промедления.
– Я думала, все шуулграты превращаются в бредящих полоумных. Так было со всеми ними в Далинге.
– Необязательно, если получают верные советы. Ты понимаешь природу Проклятия Шууль, Гвин-садж? – Лабранца прищурилась на нее с высоты своего роста, будто школьная наставница.
– Они могут предсказывать будущее.
– В ограниченных пределах. Память шуулграта простирается только вперед. Сейчас Тибал Фрайнит уже совершенно тебя не помнит, если только ему не суждено встретиться с тобой в будущем. Ты заметила, что он все пишет и пишет? Шуулграты запойно ведут дневники. Прошлое для них покрыто мраком неизвестности, как для нас – будущее. Ты помнишь прошлое – то, что пережила, чему тебя учили, – а они помнят будущее наперед таким, каким узнают его.
– Значит, будущее для них предопределено и неизменяемо, как наше прошлое для нас?
– Вовсе нет! Шуулграт способен изменить будущее. Если он предвидит, что обварит ногу кипятком, то в его власти не подходить к плите.
Лиам Гуршит ударом кулака свалил Тибала Фрайнита на мозаику двора почти точно на том месте, где сейчас стояла Гвин. Если Тибал знал о грозящем ударе…
Забряцал колокольчик, наружная дверь открылась, в нее вошел гвардеец, опознал Гвин и парадным шагом направился к ней. Притопнув, остановился и отдал честь.
– Гвин-садж? – Совсем еще молодой, и прежде она его не видела. Его лицо, в местах, не закрытых шлемом, было красным и потным. Он пыхтел. В такую погоду кольчуга – довольно-таки неудобная одежда, а он к тому же торопился. – Меня послали найти Лабранцу Ламит.
Гвин кивнула в сторону Лабранцы, и та опять скрестила руки на груди.
Парень впился в нее глазами, будто выискивая уязвимое место в стенах осажденной крепости. Она была выше него и явно тяжелее – вместе с кольчугой и всем прочим.
– Его милость просит тебя, садж, почтить его своим присутствием.
– Да? А если я не пожелаю?
Он улыбнулся в предвкушении.
– Я вызову подмогу.
– Такая вот просьба? Ну, пожалуй, мне следует перемолвиться словом с правителем Инкуитом. Показывай дорогу, сынок!
Гвин проводила их взглядом, потом вновь обвела глазами двор. Мужчины Тарны, по обыкновению, играли в кости, а с поясов у них свисали мечи. Второй раз их врасплох не застанут! Все еще укрытые деревьями Ниад и Полион о чем-то увлеченно разговаривали, держась за руки и почти касаясь лбами. Женщины собрались в кружок вокруг Элим и болтали у пьедестала статуи Шууль в ипостаси летописца. Судьба словно бы записывала то, что говорилось у его ступней.
Вчера ночью шайка громил вломилась во двор. Лиам Гуршит так зарился на дом, что готов ради него женить сына… впрочем, Коло как жених стоил дешево на брачной ярмарке. Винал Эсотерит попытался ее похитить и преуспел бы, если б, на его несчастье, гостиница не была полна Тарнов. Но так просто он не отступит, а, кроме того, захочет отомстить.
Прекрасный дом, но он не стоит ее жизни. Не стоит брака с Коло Гуршитом. Если ей суждено кончить свои дни служанкой, делающей самую черную работу, или нищей, или шлюхой, этот жребий все-таки лучше брака с ним – тогда ведь она будет одновременно и прислугой, и нищей, и шлюхой. Судьбы его побери! Дом – капкан, и ей следовало понять это раньше. Родной кров дает приют и защиту, этот дом был самой большой опасностью для нее.
«Слишком долго ты была заключена здесь».
– Что? – Она вздрогнула и посмотрела вокруг, хотя и знала, что ничего нового не увидит.
«Выйди на волю и добейся чего-нибудь».
– Кто ты? – вопросила она у пустоты.
И не услышала ответа. На этот раз было ясно, что у нее галлюцинации – ведь вблизи от нее не было никого.
Гвин рухнула на мраморную скамью. Никто не прятался под столами. Это не мог быть чревовещатель. Тибал Фрайнит ушел более суток назад. Она стиснула руки, чтобы унять дрожь. Ей чудится то, чего нет. Она сходит с ума. Только вот вчера Джукион Тарн словно бы тоже услышал этот голос… Надо будет спросить у него.
И тут же представила себе, каким покажется этот вопрос. Нет уж!
А голос – мужской он или женский? Городской или деревенский? Но вообще-то он давал дельные советы. «Началось… Вышвырни его вон, и дело с концом… Слишком долго ты была заключена здесь… Выйди на волю и добейся чего-нибудь»…
Снизойди голос до ответов, она могла бы указать, что появление Тибала не явилось поворотным моментом. Момент этот настал, когда несколько часов спустя явился Лиам Гуршит и взял ее за горло. Но, вышвырнув Коло, она совершила, возможно, самый умный поступок в своей жизни, а вот теперь голос говорит ей то, что она сама пыталась сказать себе – попытка отстоять гостиницу бессмысленна и бесплодна.
Ну, у нее остается один выход. Владеть землей у нее нет права, но все законоведы, с которыми она советовалась, в один голос подтверждали, что здание и все, в нем находящееся, принадлежат ей. Можно их продать, а новый владелец пусть разбирается со всей путаницей. Да одни статуи стоят целое состояние!
Она побежала в свою контору.
После чего Шума принялась их стыдить, и они взялись исполнять свою работу. Но к этому времени кухнями завладела Элим во главе других женщин семьи Тарнов, и воцарился хаос, достойный Джооль.
К тому времени, когда распри уладились, Гвин обнаружила, что стражи не позволяют лавочникам вносить в дом припасы, купленные на этот день. Она вышла к ним и потребовала, чтобы они показали ей приказ, который обрекал ее гостей вместе с ней на голодную смерть. В конце концов, она одержала победу и вернулась во двор ждать новой бури.
К этому времени Поуль уже озаряла двор теплыми лучами. Единственным напоминанием о ночной битве оставался пустой пьедестал Огоуль в ипостаси насмешницы – эта статуя не принадлежала к ее любимым, хотя Кэрп утверждал, что она одна из самых ценных. Ну, теперь она превратилась в груду яшмовых осколков у стены конюшни. Тарны обоего пола и разных возрастов были в полном наличии – женщины болтали, мужчины, почти все, толпились у стола, бросая кости. Тарны всегда были приятными постояльцами: не требовали, чтобы им прислуживали, лишь бы хорошо кормили.
– Потому что ты слишком туп, чтобы играть в кости, – донесся сверху сердитый голос.
– От такого слышу! – Непривычный выговор показал, что спорят на галерее никак не Тарны.
– Вот так мы потеряли все деньги, и нам пришлось нищенствовать!
– Так это же ты, Джасбур.
– Ну-у, а ты был слишком туп, чтобы меня остановить!
– Я же спал.
– Кроме того, у нас теперь денег нет, и играть ты все равно не можешь.
– От такого слышу, – проворчал второй голос.
Гвин прошла дальше.
– Тревожишься, Гвин-садж? – Пухлая сереброволосая Элим сидела в тени и вязала распашонку.
– Просто меня задергали! – Гвин села на табурет рядом с ней. Общество Элим ей нравилось. – Не оберешься всяких хлопот!
Да, она тревожилась. Тревожилась за Булриона, не понимая, почему из всех выбрали именно его, гадая, какому допросу его сейчас подвергают. Она тревожилась, что вот-вот явятся какие-нибудь начальники расследовать ночные убийства. Она тревожилась из-за Гуршитов, тревожилась, не зная, как ей уклониться от брака с Коло, взять назад свое обещание. И страшилась мысли, что ее ивилгратка может быть изобличена с минуты на минуту.
Ей был нужен Кэрп… или кто-нибудь еще. Кто-нибудь, с кем можно делиться бедами.
– В Далинге я просто отдыхаю, – объявила Элим под; деловитое пощелкивание спиц. – Дома всегда нужно кормить, мариновать, мыть, чинить, коптить, резать, доить, подбрасывать дрова в огонь, поливать, печь или учить проситься на двор.
– Ты бы попробовала управлять гостиницей!
– Думаю, я справилась бы, привязав одну руку за спиной.
При этих словах глаза у нее весело заблестели, хотя, вполне возможно, она сказала сущую правду. Гвин прикинула, какой отпор получил бы Лиам Гуршит, испробуй он свои штучки на дородной Элим Пананк.
Элим нахмурилась.
– Правду сказать, мне что-то скучно становится. Еще столько надо накупить на рынке! Если эти стражники в скором времени не уберутся, займу меч у кого-нибудь из мужчин и проложу себе путь на улицу!
– Если хочешь, я могу выпустить тебя через чердачное окно. Тебе придется спрыгнуть в проулок, но оно не очень широкое.
– Пожалуй, я выберу меч. – Элим посмотрела через двор и поджала губы. – Эта девчонка Ниад? Ты… за нее отвечаешь? Заменяешь ей мать, хочу я сказать.
Гвин посмотрела туда же. Ниад сидела на мраморном столе, укрытом двумя деревьями. Юный Полион что-то горячо говорил, держа ее за руку, и вглядывался в ее глаза с очень близкого расстояния.
– Расцветают юные сердца? – спросила Гвин.
– Что-то – да, расцветает!
– А не околдовала ли его ее целительная сила? Так сказать, побочное действие?
Элим скептически хмыкнула:
– Уверена, что тут замешана всего лишь самая простая магия, вроде магии Муоль. Она молоденькая и женского пола. А ее синие глаза, золотые волосы и большие груди ничего к этому не добавляют. Ну, почти. И запомни, Гвин, мальчика не научили слушаться поводьев.
Ниад лишилась всей своей семьи, была проклята Ивиль, месяцы и месяцы провела в гостинице, как в тюрьме, – первая любовь, вот что ей требовалось, чтобы забыть о бедах, обрести хоть чуточку самоуважения.
– У нее счастливый вид. Он как будто милый мальчик. И что ни говори, он герой вашей семьи. Истинный зарданец, так назвал его твой отец.
– Ну, ты знаешь, чем они славятся! Будь я матерью Ниад, так забрала бы все окна решетками.
– Она не так простодушна, как кажется, – сказала Гвин. – Этого просто не может быть. Но я передам твои слова. Ого!
Влюбленные очнулись и возвратились в будничный мир, когда из-за дерева появилась Лабранца и надвинулась на них. На ней было все то же серебристое платье. Волосы аккуратно причесаны. Такая внушительность, что хоть на прием во дворец императора. Она села по другую сторону стола. Гвин уже вскочила и почти перебежала двор. Она села бок о бок с Лабранцей, чувствуя себя рядом с ней совсем раздетой. Рассудок твердил ей, что Лабранца чересчур разодета для этого города и, уж конечно, для столь раннего часа, но внушительность Лабранцы сметала подобную логику. А Лабранца нахмурилась на нее.
– Я хочу поговорить с девочкой.
– Так говори.
– С глазу на глаз.
Гвин покачала головой.
– Быть может, ты не знаешь, Лабранца-садж, но город объявил вне закона всех, кого поразила звездная немочь, – то есть тех, кто поправился, так как почти все умерли. Дав приют Ниад, я стала преступницей. А потому я имею право на участие в вашем разговоре.
Лабранца сердито пожала плечами:
– Но у этого молодого человека никакого права нет.
Полион с мольбой посмотрел на Гвин.
– Позволь ему остаться, – сказала она. – Я у него в большом долгу. Если он хочет послушать, а Ниад не против, то я и подавно не возражаю. Он спас меня от похитителя.
– Не он. Мужчину, который нес тебя, сразила Ниад Билит.
Ниад ахнула. Под пушком пробивающейся бороды Полион побледнел.
– Я к нему не прикасалась! – простонала Ниад, а глаза у нее расширились от ужаса. – Я даже близко от него не была.
Лабранца холодно улыбнулась.
– Тебе и не надо было. Не спорю, поразить человека смертью на расстоянии – это очень редкое для ивилграта воздействие, но не невозможное. Ты видела, что происходит, ведь так? И хотела положить этому конец? Пожелала остановить?
Ниад ошеломленно кивнула.
– Этого было достаточно. У тебя есть сила исцелять и сила поражать болезнью. Они сопутствуют друг другу. С этого времени всякий, кто вызовет у тебя неприязнь, окажется в смертельной опасности.
Полион отодвинулся от Ниад, хотя, возможно, сам того не заметил.
– Объясни, – сказала Гвин. – Объясни, откуда ты знаешь такие вещи, Лабранца-садж.
– Я из Рарагаша.
– И что?
– В дни империи всякого, кто заболевал звездной немочью, отсылали в Рарагаш. Даже пораженных легко, поскольку тяжесть болезни никак не была связана с тем, будет ли наложено Проклятие или нет. Рарагаш был чем-то вроде колонии для прокаженных.
– Так все они должны были умереть много лет назад.
Лабранца Ламит скрестила толстые руки на груди странно мужским жестом.
– Но традиция сохранилась. Многие, меченые Проклятием, находят дорогу в Рарагаш. – Она повернулась к Ниад. – Очень советую тебе отправиться туда как можно скорее, чтобы тебя научили управлять твоей силой. Не то ты убьешь еще много людей. И чуть кто-нибудь заболеет или умрет, винить будут тебя, виновата ты или нет. Рано или поздно на тебя донесут как на колдунью. Тогда тебя разыщут и убьют.
Ниад сжалась в испуганную девочку. Полион обнял ее за плечи – и сильно поднялся в добром мнении Гвин.
– Кто научит? – спросил он властно.
– Другие ивилграты. Много веков назад император Лоссо Ломит учредил в Рарагаше Академию для изучения пораженных звездами. Те, кто мог доказать властям, что Проклятие на них не легло, получали императорское прощение и могли покинуть Рарагаш. Академия продолжает существовать, хотя она уже и не прежняя.
Удивительная и очень хорошая новость. Гвин гневно подумала о десятках людей, которых весной изгнали из Далинга – вот им бы знать про это! Она вгляделась в мужеподобную великаншу.
– Кто управляет Академией? Кто ею руководит?
– Я.
Почему-то Гвин это не удивило.
– И что привело тебя из такой дали сюда?
– Важное дело.
– За пределами Далинга от империи мало что осталось, – сказала Гвин, размышляя. – В смутные времена Рарагаш не разграбили?
Лабранца нетерпеливо мотнула головой. Она всячески выражала, что хочет кончить их разговор.
– Зарданцы уважали меченых куда больше, чем кволцы. Они обошли Рарагаш стороной.
– Но в последующих войнах не всегда участвовали зарданцы.
– Да, и мелкие королевства непредсказуемы. Рарагаш научился не оповещать о себе. Однако, когда мы узнаём о вспышке звездной немочи, то посылаем своих людей искать меченых. Мои два спутника добрались до Далинга с этой целью.
А, так, значит, у нее самой цель другая!
– По дороге сюда, – сказал Полион, – мы повстречали джоолграта.
Лабранца обратила на него свой устрашающий взгляд еще раз.
– Джоолграты заслуживают особой жалости, так как не способны маскировать себя. Если ты сообщишь Джасбуру или Ордуру, где он скрывается, они отправятся туда и найдут его.
– Ее. Это женщина. Дедушка уже предложил ей убежище.
– Он достоин похвалы. Но ей следует сначала побывать в Рарагаше. Мы можем помочь даже джоолгратам.
Ниад жалобно смотрела на Гвин. Было невозможно представить себе, чтобы эта доверчивая, ласковая девочка убивала людей, но вчера ночью человек упал мертвым, словно пораженный молнией. Лабранца лишь подтвердила собственные страхи Гвин.
– Особой спешки нет, – сказала она. – Никто из нас сейчас не может выйти из гостиницы. Но если бы и могли, Ниад нельзя отправить одну в такой дальний путь. Ей будет нужен провожатый.
– О? – сказал Полион. – А далеко до этого Рарагаша?
Мальчишка-фантазер, несомненно, вдруг почуял приключения.
– По ту сторону Петушьей Арены, – сказала Лабранца. – Две недели на хорошей лошади, даже если на дороге все будет спокойно. А одна война или парочка вас, конечно, задержит. Карпанцы вторглись в Нимбудию. По слухам, карпанцы убивают меченых на месте.
Полион прижал Ниад к себе.
– Слышишь? Все могло быть куда хуже.
Она хихикнула и ткнула его локтем в ребра. Юные сердца расцветали стремительно.
– Я буду твоим защитником! – сказал он и обнял ее еще и другой рукой.
– Если он будет тебе надоедать, – посоветовала Гвин, – нашли на него боль в животе.
– Тут нет ничего смешного! – резко сказала Лабранца. – Ты играешь с огнем, юноша! – Она встала, собираясь уйти.
Полион ответил ей вызывающим взглядом.
– А мне нра-вит-ся играть с огнем. – Он обернулся к Ниад. – Я тебе неприятен?
– Нет, но…
Она не успела договорить, потому что он тут же нашел ее губам другое применение. Ее глаза широко открылись от изумления, потом закрылись и остались закрытыми.
Гвин решила, что события вышли из-под ее контроля, и оставила их этому занятию. Потом она поговорит с Ниад, а Полион уже предупрежден.
Она нагнала Лабранцу, широким шагом направляющуюся к лестнице.
– Вы собираетесь вернуться в Рарагаш, Лабранца-садж?
Лабранца остановилась.
– Возможно. Расскажи мне про Тибала Фрайнита.
– Мне почти ничего не известно. Он пришел рано утром, прожил здесь два дня и ушел незадолго до вашего прибытия.
– Он искал кого-нибудь, пока был здесь? – Ее начальственный тон был невероятен. Гвин он возмущал, но воспротивиться ему она не смогла.
– Насколько знаю я, нет. Я не пасу моих постояльцев, садж.
– Невыносимый! Хотя шуулграты не отвечают за свои поступки, а потому я не стану его осуждать. Да, я думаю, известие о вторжении карпанцев – достаточная причина вернуться в Рарагаш без промедления.
– Я думала, все шуулграты превращаются в бредящих полоумных. Так было со всеми ними в Далинге.
– Необязательно, если получают верные советы. Ты понимаешь природу Проклятия Шууль, Гвин-садж? – Лабранца прищурилась на нее с высоты своего роста, будто школьная наставница.
– Они могут предсказывать будущее.
– В ограниченных пределах. Память шуулграта простирается только вперед. Сейчас Тибал Фрайнит уже совершенно тебя не помнит, если только ему не суждено встретиться с тобой в будущем. Ты заметила, что он все пишет и пишет? Шуулграты запойно ведут дневники. Прошлое для них покрыто мраком неизвестности, как для нас – будущее. Ты помнишь прошлое – то, что пережила, чему тебя учили, – а они помнят будущее наперед таким, каким узнают его.
– Значит, будущее для них предопределено и неизменяемо, как наше прошлое для нас?
– Вовсе нет! Шуулграт способен изменить будущее. Если он предвидит, что обварит ногу кипятком, то в его власти не подходить к плите.
Лиам Гуршит ударом кулака свалил Тибала Фрайнита на мозаику двора почти точно на том месте, где сейчас стояла Гвин. Если Тибал знал о грозящем ударе…
Забряцал колокольчик, наружная дверь открылась, в нее вошел гвардеец, опознал Гвин и парадным шагом направился к ней. Притопнув, остановился и отдал честь.
– Гвин-садж? – Совсем еще молодой, и прежде она его не видела. Его лицо, в местах, не закрытых шлемом, было красным и потным. Он пыхтел. В такую погоду кольчуга – довольно-таки неудобная одежда, а он к тому же торопился. – Меня послали найти Лабранцу Ламит.
Гвин кивнула в сторону Лабранцы, и та опять скрестила руки на груди.
Парень впился в нее глазами, будто выискивая уязвимое место в стенах осажденной крепости. Она была выше него и явно тяжелее – вместе с кольчугой и всем прочим.
– Его милость просит тебя, садж, почтить его своим присутствием.
– Да? А если я не пожелаю?
Он улыбнулся в предвкушении.
– Я вызову подмогу.
– Такая вот просьба? Ну, пожалуй, мне следует перемолвиться словом с правителем Инкуитом. Показывай дорогу, сынок!
Гвин проводила их взглядом, потом вновь обвела глазами двор. Мужчины Тарны, по обыкновению, играли в кости, а с поясов у них свисали мечи. Второй раз их врасплох не застанут! Все еще укрытые деревьями Ниад и Полион о чем-то увлеченно разговаривали, держась за руки и почти касаясь лбами. Женщины собрались в кружок вокруг Элим и болтали у пьедестала статуи Шууль в ипостаси летописца. Судьба словно бы записывала то, что говорилось у его ступней.
Вчера ночью шайка громил вломилась во двор. Лиам Гуршит так зарился на дом, что готов ради него женить сына… впрочем, Коло как жених стоил дешево на брачной ярмарке. Винал Эсотерит попытался ее похитить и преуспел бы, если б, на его несчастье, гостиница не была полна Тарнов. Но так просто он не отступит, а, кроме того, захочет отомстить.
Прекрасный дом, но он не стоит ее жизни. Не стоит брака с Коло Гуршитом. Если ей суждено кончить свои дни служанкой, делающей самую черную работу, или нищей, или шлюхой, этот жребий все-таки лучше брака с ним – тогда ведь она будет одновременно и прислугой, и нищей, и шлюхой. Судьбы его побери! Дом – капкан, и ей следовало понять это раньше. Родной кров дает приют и защиту, этот дом был самой большой опасностью для нее.
«Слишком долго ты была заключена здесь».
– Что? – Она вздрогнула и посмотрела вокруг, хотя и знала, что ничего нового не увидит.
«Выйди на волю и добейся чего-нибудь».
– Кто ты? – вопросила она у пустоты.
И не услышала ответа. На этот раз было ясно, что у нее галлюцинации – ведь вблизи от нее не было никого.
Гвин рухнула на мраморную скамью. Никто не прятался под столами. Это не мог быть чревовещатель. Тибал Фрайнит ушел более суток назад. Она стиснула руки, чтобы унять дрожь. Ей чудится то, чего нет. Она сходит с ума. Только вот вчера Джукион Тарн словно бы тоже услышал этот голос… Надо будет спросить у него.
И тут же представила себе, каким покажется этот вопрос. Нет уж!
А голос – мужской он или женский? Городской или деревенский? Но вообще-то он давал дельные советы. «Началось… Вышвырни его вон, и дело с концом… Слишком долго ты была заключена здесь… Выйди на волю и добейся чего-нибудь»…
Снизойди голос до ответов, она могла бы указать, что появление Тибала не явилось поворотным моментом. Момент этот настал, когда несколько часов спустя явился Лиам Гуршит и взял ее за горло. Но, вышвырнув Коло, она совершила, возможно, самый умный поступок в своей жизни, а вот теперь голос говорит ей то, что она сама пыталась сказать себе – попытка отстоять гостиницу бессмысленна и бесплодна.
Ну, у нее остается один выход. Владеть землей у нее нет права, но все законоведы, с которыми она советовалась, в один голос подтверждали, что здание и все, в нем находящееся, принадлежат ей. Можно их продать, а новый владелец пусть разбирается со всей путаницей. Да одни статуи стоят целое состояние!
Она побежала в свою контору.
18
Булрион Тарн шагал по улицам Далинга назад в гостиницу в самом черном настроении. Его не сопровождал гвардейский эскорт, но рядом с ним шел представитель правителя, Раксал Раддаит – молодой, долговязый и словно бы почти не замечающий своего спутника. Одет он был по-простому: в балахон и штаны, хорошо скроенные, выкрашенные темно-зеленой краской и явно перенесшие от силы две стирки. Но скорее всего и вовсе с иголочки, новые. А вот сапоги и меч явно смахивали на гвардейские. Открытые по локоть руки и голени были заметно светлее, чем у тех, кто всегда носит короткие штаны. То есть он скорее всего воин и привык ходить в кольчуге. По далингскому обычаю, темные волосы закрывали уши, и он не носил ни бороды, ни усов. На спине – небольшой заплечный мешок.
Раксал шагал рядом с Булрионом, храня полное молчание, а потому у Булриона было время обдумать навалившиеся на него тревоги. Серьезные тревоги.
Он не выносил трудностей, сути которых не понимал. Правитель обошелся с ним, как с новообретенным любимым братом – почему? И он же знал про преступно укрываемую ивилгратку или, во всяком случае, подозревал, но это как будто его не заботило. Он предложил людей и золото, чтобы укрепить Тарнскую Долину, но не стал настаивать, получив отказ. Он прямо-таки пресмыкался перед Булрионом. Что было совсем уж непонятно.
Про эту Лабранцу он спросил так, будто она в чем-то столкнулась с Булрионом. Нападение было результатом местного соперничества, и Тарнов за него не винили, что хорошо. Но правитель намекал на крутые ответные меры и предостерегал, советуя побыстрее уехать из города. Дорога домой изобиловала отличными местами для устройства засады. Раксал Раддаит участвует в этом заговоре, или он послан с ними для защиты, так сказать, пропуск в человеческом облике?
Тут было из-за чего тревожиться. Но Гвин Солит задала задачу куда хуже, и решать ее надо было сейчас же. Она скрыла настоящее положение дел с гостиницей. Ну, это-то понятно. Касается это только ее, а не Булриона. Или нет? Может, ее интерес к нему был всего лишь страхом, что она вот-вот лишится всего своего имущества?
Он понимал, что сам себе противоречит. Он же как раз думал, что всего лучше ему будет жениться на молодой вдове, может быть, с детьми. В его возрасте он не мог предложить пылкой любви, а только безопасность и нежность, ну, и немного страсти, хотя, конечно, много меньше, чем мужчина помоложе. То есть он помышлял совсем о такой женщине, как Гвин Солит. Они оба шутили, что брак будет заключен между недвижимостями, и в его случае это заметно ближе к истине, чем в ее… то есть БЫЛО в ее.
Раксал шагал рядом с Булрионом, храня полное молчание, а потому у Булриона было время обдумать навалившиеся на него тревоги. Серьезные тревоги.
Он не выносил трудностей, сути которых не понимал. Правитель обошелся с ним, как с новообретенным любимым братом – почему? И он же знал про преступно укрываемую ивилгратку или, во всяком случае, подозревал, но это как будто его не заботило. Он предложил людей и золото, чтобы укрепить Тарнскую Долину, но не стал настаивать, получив отказ. Он прямо-таки пресмыкался перед Булрионом. Что было совсем уж непонятно.
Про эту Лабранцу он спросил так, будто она в чем-то столкнулась с Булрионом. Нападение было результатом местного соперничества, и Тарнов за него не винили, что хорошо. Но правитель намекал на крутые ответные меры и предостерегал, советуя побыстрее уехать из города. Дорога домой изобиловала отличными местами для устройства засады. Раксал Раддаит участвует в этом заговоре, или он послан с ними для защиты, так сказать, пропуск в человеческом облике?
Тут было из-за чего тревожиться. Но Гвин Солит задала задачу куда хуже, и решать ее надо было сейчас же. Она скрыла настоящее положение дел с гостиницей. Ну, это-то понятно. Касается это только ее, а не Булриона. Или нет? Может, ее интерес к нему был всего лишь страхом, что она вот-вот лишится всего своего имущества?
Он понимал, что сам себе противоречит. Он же как раз думал, что всего лучше ему будет жениться на молодой вдове, может быть, с детьми. В его возрасте он не мог предложить пылкой любви, а только безопасность и нежность, ну, и немного страсти, хотя, конечно, много меньше, чем мужчина помоложе. То есть он помышлял совсем о такой женщине, как Гвин Солит. Они оба шутили, что брак будет заключен между недвижимостями, и в его случае это заметно ближе к истине, чем в ее… то есть БЫЛО в ее.