– Убери свои лапы!
   – Сначала извинись.
   Извиняться? Перед Чингом?
   Халат Лабранцы распахнулся в борьбе. Один из орденов Чинга больно вонзался ей в грудь. Она была бессильна. Больше того, ее попытки вырваться лишь возбуждали его.
   Лабранца перестала сопротивляться, закрыла глаза и вытянула губы бантиком. Он сразу ослабил хватку и прижался к ее рту губами. И тут она ударила его коленом в пах.
   Вот и кончилось восстание! Чинг, жалобно завывая, корчился на полу. Будет знать!
   Лабранца отошла к столу и взяла в руки устав Основателя. Подумав минуту, она собрала со стола и все донесения. Затем прошла в дом и заперла все это в сундук. Затем переоделась. Когда она вышла наружу, ее секретарь плакал.
   Он сумел подняться на колени, но дышал все еще с трудом. На его пышном наряде виднелись подтеки рвоты, а лицо позеленело.
   – Собери эти книги, – сказала ему Лабранца, – и аккуратно сложи их в ящик. Потом отнеси в дом. Если не сможешь поднять нагруженный ящик, отнеси его пустым. И чтобы до захода солнца у меня была твоя копия тетрадки с кодами. А если у меня хотя бы возникнет подозрение, что ты сделал еще одну копию, я прикажу задушить тебя на площади. Добровольцев оказать мне эту услугу наверняка будет хоть отбавляй. Ты меня слышишь?
   Его опять вырвало, но он кивнул, не глядя на нее и обеими руками держась за пах.
   – Ты сделал себе копии ключей или просто открыл сундук отмычкой?
   – Ключи, – проскулил Чинг.
   – Принеси их. Что еще ты украл?
   – Ничего, садж! – прохрипел он.
   – Может, тебя еще ногой двинуть, чтоб ты понял, о чем я тебя спрашиваю?
   Он упал ничком на землю.
   – Не надо, садж! Я только переписал… сделал заметки… Я все тебе принесу. Все…
   – Смотри у меня!
   Лабранца повернулась идти, потом остановилась.
   – Когда прибудут гости, размести их в Восточном крыле.
   И она направилась во Дворец.

46

   Гвин не отказалась бы остаться в доме для приезжих до конца своих дней. Бассейн с водой, поступавшей из естественного горячего источника, мягкие постели, вкусная еда, которую подавали почтительные слуги, – все это заставило ее заново осознать, какой тяжелый путь позади. А впереди ждала зловещая Лабранца Ламит, и потом долгое возвращение домой в Тарнскую Долину. Ни то ни другое не обещало ничего приятного. Сам дом, в котором их поместили, был примитивной избой, сложенной из цельных бревен, но это Гвин не пугало. Тибал объяснил ей, что здания времен Империи рухнули вскоре после того, как рухнула Империя. И вообще в Рарагаше часто рушатся дома.
   Когда путники собрались во дворе и к ним вывели лошадей, они поняли, что и лошади хорошо отдохнули за ночь. Они были вычищены, и им, видимо, дали вволю овса. Даже Утренняя Звезда игриво пританцовывала. Во дворе раздавался стук копыт и окрики мужчин, но ни люди, ни лошади всерьез друг на друга не сердились.
   Гвин собралась было сесть в седло, но тут ее за руку схватила Джасбур:
   – Ордур куда-то исчез!
   – Да? Когда?
   – Ночью. Взял одну из ваших лошадей. Убью проклятого!
   Гвин с трудом удержалась от улыбки. Джасбур стала необыкновенно привлекательной молодой женщиной, но вела себя, как ревнивая дурнушка. У нее было изящное и сильное сложение танцовщицы, черные огненные глаза и отливающие синевой волосы, но ей не хватало уверенности, присущей красивой женщине. Она не умела играть роль красавицы – да это и неудивительно, ведь она вполне могла через неделю превратиться в кулачного бойца.
   – Думаешь, он поехал к Лабранце, чтобы вместе строить против нас козни?
   Джасбур такая идея явно не приходила в голову. Она подумала и сказала:
   – Я-то считала, что он сбежал к другой женщине.
   – Зачем – когда у него есть такая красотка?
   Джасбур повеселела.
   – Спасибо, – сказала она, охорашиваясь. – Действительно, зачем? У нас все было так хорошо.
   – Вот ты где, Гвин! – воскликнул Тибал, подходя с лошадью на поводу. – Какое отличное утро! Хочешь, я буду твоим гидом по Рарагашу?
   – Конечно, хочу.
   Гвин доверяла долговязому шуулграту так, как никогда бы не доверилась Ордуру, какое бы обличье он ни принял. Веселый и легкий в обращении, Тибал сам по себе был ей симпатичен. Кроме того, она считала, что раз шуулграты не смеют раскрывать известное им будущее, им нет смысла заниматься интригами.
   Тибал лукаво ухмыльнулся:
   – Мне надо сказать тебе что-то важное, предупредить тебя.
   – Что это с тобой? Нарушил обет молчания? Ну говори.
   – После – особой спешки нет. А где наш благородный Обновитель?
   – Если ты обо мне так выражаешься, – рявкнул у него из-за спины Булрион, – то сейчас пересчитаю тебе зубы.
   Тибал весь расцвел и сдвинул шляпу набекрень.
   – Небось не пересчитаешь!
   Старик вызывающе выпятил бороду.
   – Очень-то на это не рассчитывай. Не успеешь оглянуться, как я перестрою и твое будущее, и твою физиономию.
   И Булрион подмигнул Гвин.
   Они выехали со двора. Тибал пристроился слева от Гвин и принялся весело болтать. Что-то он слишком многословен, с опаской подумала Гвин. Как бы Булрион не подумал, что он за мной ухаживает. Самой-то ей внимание Тибала доставляло не меньше удовольствия, чем чистая одежда и приятный пейзаж. Она опять почувствовала себя женщиной, а не пугалом. Ехавшие позади Тарны тоже смеялись и шутливо перебранивались – словно только вчера уехали из дома.
   Небо было испещрено дивными маленькими облачками. Ярко светило солнце. Местность была прелестной, воздух теплым, даже усыпляющим. Вчера, спускаясь в кратер, путники уже были очарованы открывшимся перед ними пейзажем. Сейчас вокруг росли деревья и цветущие кусты, от которых исходил упоительный аромат. Хотя мощеная имперская дорога кое-где треснула от землетрясений, ее явно поддерживали в порядке и ехать по ней было легко. За истекшие сутки путники словно шагнули из зимы в лето, и физическое довольство вытеснило мысли об опасности. Новая страна и веселая болтовня Тибала так занимали Гвин, что время шло незаметно. Когда они спустились на дно кратера, от главной дороги отделилась дорога поменьше, и Тибал придержал лошадь.
   – Раксал-садж! Здесь ты поворачиваешь налево. Деревня муолгратов стоит на этой дороге. Они никого не выслали тебя встречать, но это у них обычное дело.
   Раксал без особого интереса посмотрел на уходящую в лесок дорожку.
   – Далеко это?
   – Примерно час пути пешком.
   Раксал вынул ногу из стремени и хотел было слезть с лошади.
   – Зачем тебе идти пешком? – крикнул Булрион. – Возьми лошадь в знак моей благодарности. Ты нам очень помог.
   – Помог? Я для вас ничего не сделал. – Раксал поглядел на Тибала. – Мне здесь понадобится лошадь?
   – По-моему, нет.
   – А как далеко до деревни джоолгратов?
   Тибал улыбнулся:
   – Совсем недалеко.
   – Тогда я верну тебе лошадь, Булрион Тарн. – Муолграт ловко спрыгнул с седла, вручил поводья Заниону, который был к нему ближе всех, и, не сказав больше ни слова, зашагал по дороге. Он даже не потрудился ослабить подпруги, и Занион спешился, чтобы сделать это.
   – Ну какой милый человек! – сказал чей-то молодой голос.
   Гвин вздрогнула – голос был так похож на голос Полиона. Но это сказал молодой огоулграт Тигон. Тарны перекинулись сердитыми взглядами – они явно были согласны с Тигоном.
   – Он ничего не может с собой поделать, – бодро сказал Тибал – Если хотите весело провести вечер, не ездите в гости к муолгратам. У них главное развлечение – пялиться на пустую стену. Поехали, детки!
   Они тронулись дальше примерно в том же порядке.
   – Я и не знала, что вы держите меченых раздельно, по группам, – сказала Гвин Тибалу.
   Тот усмехнулся:
   – Хочешь сказать, что это похоже на зоопарк: все в разных клетках? Так оно и есть. Закона такого нет, просто обычай. Меченые, естественно, предпочитают жить с себе подобными. Кому нужен рядом муолграт с каменным лицом? А сами муолграты считают, что все остальные невыносимо много болтают и у них отсутствует здравый смысл. Джоолгратов тоже никто не жалует, и они предпочитают держаться особняком. Как бы тебе, например, понравилось жить в мире, где каждый непрерывно выкрикивает вслух свои сокровенные мысли?
   Да, если разобраться, то, пожалуй, им лучше жить отдельно, подумала Гвин. Но все-таки ей было как-то неловко.
   – А что происходит между такими людьми, как, скажем, Раксал и Джодо?
   – Неужели ты не можешь догадаться? Муолграты сохнут от отсутствия эмоций, как дерево, лишенное влаги. Они могут вызывать любовь в других людях, но не в себе или других муолгратах. Но они способны впитывать ее от джоолгратов.
   – Допустим, но какая от этого радость джоолгратам?
   Тибал закатил глаза.
   – Всегда приятно чувствовать, что ты кому-то нужен.
   – Хм, – вмешался Булрион. – А я прямо спросил об этом Раксала. Нетактично было так делать, конечно.
   – Ну и что он сказал?
   – Сказал, что успех гарантирован.
   Тибал рассмеялся:
   – Ну вот, я же говорил! Оба сразу впадают в экстаз. Я так и знал, что должна быть какая-то причина.
   Булрион нахмурился:
   – Но я думал что здесь, в Рарагаше, умеют помогать меченым.
   – Некоторым – да. Но не муолгратам. Единственное, что мы можем для них сделать, – это найти каждому пару среди джоолгратов, а Раксал, благодаря гениальной мысли Гвин, уже нашел Джодо. – Глаза Тибала смеялись, словно в эти слова он вложил еще какой-то затаенный смысл. – Джоолгратам мы действительно умеем помочь. Необученный джоолграт слышит мысли и выкрикивает их вслух: твои секреты, свои собственные и отрывки мыслей окружающих. Этим они выучиваются управлять – во всяком случае, перестают выкрикивать мысли вслух.
   Гвин и Булрион обменялись задумчивым взглядом.
   – Ты хочешь сказать, что они слышат мысли, специально не прислушиваясь? – спросила Гвин.
   Тибал улыбнулся ей той самой улыбкой, которая часто приводила ее в замешательство.
   – Совершенно правильно, Гвин Тарн. Ордур тебе говорил про советников? Король Гексцион Гараб, например, держит при дворе ручного джоолграта, чтобы тот сообщал ему о готовящихся заговорах. Наверно, никто из его придворных и не подозревает об этом. Большой спрос и на врачевателей. Как ты думаешь, откуда берутся деньги на содержание Рарагаша?
   – А как же ты? Я думала, что шуулграты боятся джоолгратов, которые способны читать их мысли.
   Лицо Тибала посерьезнело.
   – Поэтому мы и поселились как можно дальше от них.
   – Но ты ведь член Совета.
   Тибал мрачно кивнул:
   – Тут я подвергаюсь риску. К счастью, Совет собирается очень редко и в него избирают уважаемых людей, наделенных чувством ответственности. Джоолграт, избираемый в Совет, дает клятву не читать мысли шуулграта, а если это нечаянно случится, никому о них не рассказывать, не предпринимать по этому поводу никаких действий, и так далее. Но все равно мысль о предстоящем заседании меня отнюдь не радует.
   – А ты не можешь предугадать, что джоолграт выдаст твой секрет?
   – Нет, не могу! Это опять же означало бы, что я пытаюсь изменить свое будущее. Это мне предвидеть не дано.
   Они оказались у развилка дороги. Морщины озабоченности на лице шуулграта разгладились. Он осадил лошадь.
   – Авайлграты здесь поворачивают налево. Это ты, Джасбур? Я тебя еле узнал. Ты иногда представлялась бы, что ли.
   Джасбур ответила гримасой на его слова и на смущенные смешки окружающих.
   – Мне нужен Ордур. Где он?
   – Он занят. И спрячь свои когти. У него нет времени заниматься интрижками. Васлар!
   Бывший солдат выехал вперед и сказал прерывающимся от волнения голосом:
   – По крайней мере я умею быть благодарным. Я обязан тебе жизнью, Булрион-садж. А ты, Гвин-садж, спасла меня от безумия. Я никогда не забуду вашу доброту.
   Он говорил с какой-то ноющей интонацией, в глазах у него блестели слезы. Неизвестно, что хуже: полное отсутствие благодарности или избыточная благодарность. Булрион грубовато ответил, что Васлар полностью расплатился за то, что было на него потрачено, и велел ему оставить лошадь себе. Авайлграт попрощался с каждым отдельно и к концу уже откровенно плакал. Будучи женщиной, он гораздо лучше умел держать себя в руках. Хотя отряд быстро уменьшался в размерах, от чего Тарнам становилось не по себе, все вздохнули с облегчением, когда авайлграты наконец свернули на лесную дорогу. Джасбур ехала рядом с Васларом и, кажется, опять пыталась с ним флиртовать, хотя Гвин было непонятно, что в нем может привлечь женщину.
   Хватит об этом, одернула она себя. Гораздо важнее, чего можно ждать от Лабранцы Ламит, некоронованной королевы этого государства. Ордур сумел избежать вопросов, которые она теперь была бы вправе ему задать и на которые, если ее подозрения справедливы, он не смог бы отказаться ответить. Требовать ответа от Тибала Фрайнита – значит подвергать его смертельной опасности. Но неужели нельзя обсудить с ним положение в общих чертах? Гвин стала придумывать подходящие вопросы, но тут Тибал обратил ее внимание на видневшиеся среди деревьев обломки мраморных колонн.
   – Все, что осталось после землетрясения, – сказал он.
   – Похоже на дворец, – заметил Булрион.
   – Некоторые дома и были похожи на дворцы.
   – Но ведь Рарагаш был тюрьмой!
   – Только официально. То есть в давние – очень давние – времена он действительно был тюрьмой. Сюда сгоняли меченых и предоставляли их самим себе. Без орудий, без одежды – ничего. Меченые опустились до состояния животных. Их жизнь была поистине ужасна. Потом здесь появился мудрый человек по имени Лоссо.
   – Император?
   – Будущий император. Мне предстоит прочитать про него в книге – вот откуда я это знаю, – с усмешкой пояснил он. – Лоссо сбежал из Рарагаша – что, по-видимому, случалось не так уж редко. Из кратера можно выбраться по тропинкам между скал. Он был отдаленным родственником императорского семейства – да и то не по прямой линии, а через жену, но он поднял восстание и завоевал трон. И принялся улучшать жизнь меченых в Рарагаше. Основал Академию.
   – Такой человек и нам в Куолии сейчас пригодился бы.
   – Но где его искать? – с загадочным видом спросил Тибал.
   Лес кончился, и дорога пошла полями. Тарны оглядывали их с профессиональным интересом и с завистью отмечали плодородие почвы. Вдали показался город. Названия у него не было – «Город», и все.
   – А сколько в нем жителей? – поинтересовался Булрион.
   – В самом Городе тысячи две, – сказал Тибал, – и еще несколько сот живут на окружающих фермах. Если добавить пятьсот меченых, то население кратера превышает три тысячи человек.
   – А откуда они все взялись? – спросила Гвин.
   – Откуда и все мы, – с веселой ухмылкой ответил Тибал. – Меченые способны рожать детей. Из авайлгратов не получаются матери, но отцами могут стать и они.
   Булрион захохотал, а Гвин отвернулась, чтобы скрыть вспыхнувший на лице румянец. И почему это Тибалу так легко удается вогнать ее в краску? Другие мужчины не способны ее смутить.
   – Мы ввозим меченых и вывозим их детей, – продолжал Тибал. – Но многие дети остаются здесь. Раньше в Рарагаше, видимо, было гораздо больше населения. Сама Академия была огромной, и во всех этих домах-дворцах жило много народу. Но империя мобилизовала всех молодых мужчин на войну с зарданцами. Потом на некоторое время про это место вообще забыли.
   Гвин опять повернулась к Тибалу:
   – А во времена империи Академия тоже вмешивалась в политическую жизнь?
   – Вот поэтому-то ты и… – Тибал осекся и тут же поправился – Вот поэтому я и прочитаю ту книгу. Но я не знаю, нашел ли я ответ на этот вопрос. Все держалось в тайне. Тогда Рарагаш был очень богатой страной, и, кажется, в лазарете были Меченые-целители. Скоро будет поворот на деревню шуулгратов, но я поеду с вами до Дворца. У нас с Лабранцей должна состояться знатная баталия. Она этого еще не знает, зато я знаю.
   – И кто победит?
   – Конечно, она, – вздохнул Тибал. – Это – не пророчество, это – неизбежность.
   Гвин засмеялась:
   – Тогда расскажи нам свою новость сейчас – пока она тебя не отделала.
   – Хм. Какую новость?
   – Ты сказал, что тебе надо сказать мне что-то важное.
   Тибал смотрел на нее отсутствующим взглядом.
   – Разве? Не помню. Я, наверно, уже сказал.
   – Может, и сказал, но ты нам много чего наговорил.
   Что из этого важно?
   – Откуда мне знать? Я не помню, что говорил вам.

47

   Только к вечеру Тарны въехали на своих усталых лошадях на длинную мощеную улицу, которая вела к Дворцу Академии. Над вершинами деревьев, раскиданных на широких полянах с коротко постриженной травой, показались острые голубые крыши. Уже проглядывал мраморный фасад. Булрион неохотно признался самому себе, что Академия выглядит весьма внушительно.
   Ехавший рядом с ним Тибал Фрайнит сформулировал его мысли в выражениях, которые никогда не пришли бы в голову простому земледельцу.
   – Поглядите! В Далинге тоже сохранилось много великолепных зданий, Гвин, но их со всех сторон теснят жилые Дома. Дворец же стоит в гордом одиночестве. А на каком фоне! – И он показал на поросшие лесом горы. – Замечаешь, что этот фон не только не уменьшает, но усиливает эффект монументальности? Какой гений задумал этот проект и воплотил его в мраморе? И какая самонадеянность – противопоставить творение рук человека великолепию природы! По нашим меркам Дворец огромен. А на фоне гор он кажется крошечным. Эти два впечатления ошеломляют ум, а эстетический конфликт порождает восхищение и благоговение. Гвин засмеялась:
   – Как ты заговорил, Тибал! Я и не знала, что ты знаток искусства.
   – Да я все это где-то прочитал. Но, правда, производит впечатление? Огоуль не единожды испытывала Дворец на прочность, но пока что он выстоял, несмотря на ее происки.
   В отряде к этому времени остались лишь Тарны и шуулграт. Тигон и Шард уехали в деревню огоулгратов. Ниад и Мандасила встретила по-матерински ласковая ивилгратка, заботам которой Гвин и поручила девушку. Это было самым трудным расставанием. Гвин твердила, что скоро навестит Ниад, что ни за что не уедет не попрощавшись. Булрион тоже обещал приехать и добавил, что, если захочет, Ниад может вернуться с ними в долину. Ведь она его невестка, она спасла ему жизнь, она, может быть, даже носит его правнука.
   Но сейчас Булрион был не в духе. Он очень устал и был голоден. Ему с трудом удавалось вежливо разговаривать с Тибалом, который по-прежнему беспардонно распускал хвост перед Гвин. А ей это как будто нравилось. Ни в том, ни в другой не было заметно и следа усталости. Булрион мрачно размышлял, что ему на десять лет больше, чем им обоим вместе. Ему не долго осталось ласкать свою жену, а когда его не станет, она найдет себе другого – человека примерно тех же лет, что и Тибал Фрайнит, – такого же стройного, веселого и образованного. Старый ревнивый дурак!
   Да, он ревновал. Завидовал, что этому человеку предстоит жить еще много лет. Что с того, что ему самому была отпущена долгая жизнь? Он ее уже прожил. Булрион с трудом вспоминал былые годы. Они ушли навсегда. Судьбы никогда не пускают солнечные часы вспять. Шууль может наложить на человека Проклятие, вывернув его память наизнанку, но Тибал состарится, как и все люди. Поуль дает лишь одну жизнь и одну смерть каждому. Даже ивилграт не может исцелить человека от старости.
   Главное – радоваться каждому дню. И не допускать в мысли прошлое и будущее.
   Булрион знал, что не у него одного плохое настроение. Болтовня Тибала развлекала Гвин, но остальные Тарны ехали в мрачном молчании. Расставание с мечеными напомнило им об отсутствии Полиона. Один из Тарнов, вместе с ними уехавший из долины, никогда туда не вернется. Их не утешало соображение, что этому человеку, наверно, все равно. Он старше обычных новобранцев, и обращение скорее всего досталось ему тяжелее, чем другим, но сейчас оно уже состоялось. Где бы ни был Полион Тарн, что бы он ни делал в эту минуту, он стал Череполиким. Его семья – братья по секте. Родные по крови ему больше не нужны.
   Путники остановились у основания огромной мраморной лестницы, которая вела к монументальным колоннам фасада. Исполинские размеры здания подавляли. Вокруг ни души, только гигантская бронзовая статуя на пьедестале, указывающая разъеденной коррозией рукой в дальний конец кратера. На руке сидел голубь, еще один – на голове монумента. Видимо, многие поколения голубей отдыхали на этой статуе.
   – Это – старик Лоссо, – сказал Тибал, так легко спрыгивая с лошади, словно он не провел в седле целый день. – Неизвестно, конечно, были ли у него такие мышцы. Свиток в руке символизирует ученость, а разорванная цепь – свободу, которую он даровал меченым. Относительную свободу, разумеется.
   – Ну и страшилище, – сказала Гвин, слезая с помощью Тибала с лошади. – Он действительно был зеленый? Никто нас, я смотрю, не встречает.
   – Какие-то люди здесь должны быть. Обычно бывают. Видимо, это – штучки Лабранцы. – Тибал повернул нахмуренное лицо к Булриону. – Надо кого-то оставить с лошадьми. Пока вам ничто не угрожает.
   Булрион поручил Джукиону и Ульпиону присматривать за лошадьми и начал вместе с Гвин подниматься по лестнице. Судьбы, как же все затекло! Тибал быстро пошел вперед, и Булриону было трудно за ним угнаться. Он вспомнил свой визит к правителю Далинга: ничто так не выявляет возраст, как лестница.
   – Уф! – выдохнула Гвин. – Куда ты спешишь, долгоногое чудище? У меня такое чувство, словно это я везла на спине проклятую лошадь, а не она меня. – Она остановилась и обернулась. – Погляди, Булл. Отсюда виден весь кратер. Потрясающе, правда? Тайный город, затерянное царство волшебников! И как нас сюда занесло?
   И главное, как нам отсюда унести ноги?
   – Повезло, вот и все, – ответил Булрион. – Какой воздух замечательный, – добавил он, делая глубокий вдох. – И ты у меня замечательная, любимая.
   Вестибюль Дворца легко вместил бы большую часть Тарнской Долины вместе с деревьями. Через многочисленные сводчатые двери открывался вид на череду внутренних дворов и колоннад. Первым впечатлением от колоссальных размеров Дворца было изумление. Но затем гости начинали замечать пустые постаменты, трещины в стенах и неровности пола.
   Гвин посмотрела на потолок.
   – А облака к вам не залетают? – ошеломленно спросила она. – И куда подевались остальные карнизы?
   – Спроси лучше, что стало с людьми, которые под ними стояли, – весело отозвался Тибал. – Боюсь, что они чувствовали себя подавленными. Добрый вечер, Ордур-садж.
   – Флаги сообщили, что вы уже на подступах. – Авайлграт встал с мраморной скамьи и подошел к вновь прибывшим. Он был один. Видимо, он проспал ночь, не снимая балахона и штанов. А скорее всего, судя по спутанным волосам, красным глазам и золотистой щетине на щеках, он провел предыдущую ночь вовсе без сна. Гвин бросила на него откровенно подозрительный взгляд.
   – Джасбур подозревает, что ты развлекался в чужой постели.
   – Если бы так! – Ордур оглянулся. Убедившись, что остальные Тарны разглядывают гигантское здание и не слушают их разговор, он подошел к Гвин и сказал всем троим: – Я тут поговорил с разными людьми. Большую часть дня я провел в библиотеке. С Лабранцей не встречался. Ну, спрашивай, Гвин.
   Его прямота несколько ее огорошила.
   – Бывают ли поулграты?
   Ордур кивнул и пригладил волосы.
   – По-видимому, да. Я как-то читал о людях, наделенных фатальными способностями, непохожими на способности остальных шести категорий меченых. Они появляются очень редко, и я не смог найти тех книг.
   – Лабранца припрятала?
   – Надеюсь, что нет. Возможно, просто затерялись. И я не нашел ни одного человека, который бы помнил, что в них написано. Это все равно что у некоторых людей глаза разного цвета. Ну, бывают такие. И что с того? Мне жаль, что я не смог сделать для тебя больше.
   – Мне тоже. Но сам-то ты что об этом думаешь?
   Ордур беспомощно посмотрел в сторону Тибала, как бы взывая о помощи, но тот молчал.
   – Сам я думаю, что у тебя есть какая-то власть над другими мечеными. Например, когда я уклоняюсь от твоих вопросов, мне делается очень скверно – точно кто-то ударил ногой в живот. И не смотри на меня так! Я стараюсь!
   – Но что это за власть? Власть вытягивать из тебя ответы на вопросы?
   – Нет, гораздо больше. Помнишь, как ты порола хлыстом Мандасила? Тебе полагалось бы по крайней мере свалиться на землю с жуткой головной болью. А ты сумела заставить его снять порчу, которую он сам же и напустил на Булриона. Этого не смог бы сделать никто в Рарагаше, за исключением, пожалуй, муолгратов. Ты защитила нас, когда Ниад пришла в неистовство, узнав о гибели своего мужа. Необученный ивилграт в таком состоянии изуродовал бы всех кругом. Я убежден, что нашим здоровьем мы обязаны тебе.
   Булрион слушал Ордура со смятением в душе. Он склонялся к мысли, что тот говорит правду, – но этой правде он отказывался верить. «Чушь!» Если Гвин окажется меченой, о последствиях невыносимо даже думать.
   – Я сказала Ордуру, что иногда слышу Голос, – сказала мужу Гвин. – И он нисколько не удивился.
   – Об этом я ничего не сумел узнать, – виновато сказал Ордур. Потом вдруг скорчился. – Перестань, Гвин! Я же стараюсь!
   Если он притворялся, то делал это артистически. От скользкого как угорь насмешника не осталось и следа.
   – Я буду искать книги! – Он умоляюще обратился к Булриону: – Я ведь предупреждал, садж, что тебе, возможно, грозит опасность, но еще большая опасность грозит твоей жене. Самое главное – чтобы об этом не пронюхала Лабранца!