Джонс Джулия. Чародей и Дурак (Книга Слов - 3)

   Конь взвился на дыбы, визжа, что твой боров, и тут же оборвал поводья.
   Противостояние нарушилось. Таул бросился к лошади, Джек - за ним. Конь понесся вниз с холма.
   - Я присмотрю тут за вещами! - крикнул Хват, потрепал лошадь Джека по крупу и расположился ждать.
   - Его величество посещал ее нынче утром, ваша милость, - сказала Грил.
   - И сколько он у нее пробыл? - спросил Баралис.
   - Меньше часа.
   Баралису очень не нравилось, что Кайлок навещает дочь Мейбора почти ежедневно. Это не к добру. Он шагал по комнате, размышляя. С закрытыми железными ставнями у него было темно, как ночью. На столе горело несколько свечей, но они только отбрасывали тени во мрак.
   - В следующий раз, когда король соизволит зайти к этой даме, неплохо было бы вам...
   - Послушать, о чем речь, - закончила за него Грил.
   - Да, - сказал Баралис, стараясь не выказать отвращения. - Мне хотелось бы знать, что происходит между ними.
   - Могу вам сказать хоть сейчас, ваша милость. Он ее бьет. У нее постоянно либо фонарь под глазом, либо синяки на руках, либо губа разбита, - с боязливым уважением доложила Грил. - Да уж, ваша милость, - его величество не из тех, кто тает от смазливого личика.
   - Ну а вы? Как вы с ней обходитесь?
   - Как с потаскушкой - ведь такова она и есть. Может, комната у нее и роскошная, но никакого баловства я не допускаю. Ни огня, ни свечей, и одна кормежка в день, да и та холодная.
   - И как она это выносит?
   - Что ж, она не из слабеньких. Она теперь, похоже, на пятом месяце живот уже выдается. В середине зимы, глядишь, и родит.
   - Хорошо, ступайте. - Баралис не питал приязни к этой женщине. Она усиленно втиралась к нему в доверие, но он ей не доверял. Она явно и без его указаний вовсю шпионит за Кайлоком и Меллиандрой.
   Грил присела по-крабьи, улыбнулась ему, как заговорщица, и удалилась. Как только дверь закрылась за ней, из спальни возник Кроп.
   - Ушла беззубая, хозяин?
   Баралис кивнул. Его слуга тоже не любил тетушку Грил.
   - Да, выходи смело. Подкинь дров в огонь и налей мне сбитня.
   Кроп, прежде чем приступить к делу, заботливо спрятал за пазуху свою шкатулку.
   Баралис сел у огня, и его мысли вновь обратились к Кайлоку. Король чудит все больше и больше. Он прямо-таки помешался на дочери Мейбора. Баралис дважды заговаривал с ним об этом - в тот день, когда Кайлок забрал ее из башни, и на прошлой неделе, - и оба раза колдовская сила короля чуть было не излилась наружу. В первый раз Баралису пришлось самому прибегнуть к чарам, чтобы удержать ее. А ведь мощный поток уже стремился в воздух из уст Кайлока. Если бы не вмешательство Баралиса, не миновать беды.
   Как видно, снадобье больше не помогает. Долгие годы употребления притупили его действенность - или же сила Кайлока возросла.
   Вряд ли Кайлок сознает то, что делает. Чары выплескиваются из него ненамеренно, под влиянием гнева - это как раз и опасно. Незачем королю еще больше восстанавливать бренцев против себя.
   Город стойко держит осаду, но за последние шесть недель Высокий Град добился заметных успехов. Сперва он атаковал северную стену дворца, потом отравил озеро, а вчера, подведя мину, взорвал порядочный кусок ограждающей дворец стены. Тавалиск снабжает врага наемниками, провиантом и боеприпасами. Благодаря Ларну три четверти всего посылаемого перехватывается по дороге, но четверть все же доходит, и это дает возможность продолжать осаду.
   Между тем бренцы начинают роптать. Королевская гвардия постоянно прочесывает город в поисках изменников, не заботясь особо о доказательствах вины. Съестное на исходе, а то, что еще осталось, стоит в десять раз дороже против прежнего. В прошлом месяце семьсот человек умерло, напившись отравленной воды из озера. После вызванного этим скандала был казнен лорд Гатри. Он будто бы отдал приказ оповестить об отраве только воинов. Баралис знал, кто в действительности отдал этот приказ, но позаботился, чтобы больше никто не узнал об этом.
   Баралис взял со стола письмо, которое читал перед приходом Грил. Его прислал Тирен, глава вальдисских рыцарей. В письме Тирен выражает беспокойство относительно нравственных правил Кайлока. Главе ордена, как видно, трудновато стало объяснить своим собратьям, почему Вальдис поддерживает короля, - ходят упорные слухи, что Кайлок похитил женщину, которая носит во чреве законного наследника Брена.
   За пределами Брена быстро забыли, что Меллиандру и ее приспешников обвиняют в убийстве и герцога, и его дочери. Баралис швырнул письмо в огонь. Пора напомнить об этом Тирену еще раз.
   Не то чтобы Тирена сильно занимали вопросы нравственности. Деньги и власть - вот все, что он ценит. И письмо это - только предлог. Он хочет встретиться и пересмотреть условия сделки, которую они заключили в Брене три месяца назад. Тирен уже ободрал Халькус донага и выжал все, что мог, из его Церкви - он хочет еще. Больше золота, больше влияния - всего, что может возвысить орден.
   Хелч для главы рыцарей уже недостаточно хорош.
   Баралис потер ноющие руки. Сколько же дел ему предстоит! Встреча с Тиреном, надзор за Кайлоком, отражение высокоградской армии, подавление ростков мятежа в городе. Пока что Кайлок успешно справлялся со сторонниками Меллиандры - ничто так надежно не утихомиривает возможного изменника, как повешение, - но то, что королю до сих пор приходится прибегать к публичным казням, говорит о многом.
   Кайлок не пользуется любовью в Брене.
   Баралис вздохнул, но не слишком тяжко. Есть заботы поважнее: надо найти и уничтожить пекарского ученика. Скейс отстал от него на добрую неделю - стало быть, Джек и его спутники могут свободно высадиться на Ларне еще до того, как Скейс доберется до Рорна.
   Прошлой ночью ларнские жрецы связались с Баралисом. Они начинают впадать в панику. Они знают, что Джек движется к ним, и стараются услужить чем могут. Они сообщили Баралису немало секретов, чтобы заручиться его помощью. Баралис знает теперь с точностью до дня, когда в горах начнутся снежные бури, знает слабое место в обороне города Несса, знает, что во время первой оттепели в Хелче вспыхнет восстание. Узнал он также, кому обязан недавней сменой тактики осады: Мейбору. За одну ночь Ларн поставил Баралису больше сведений, чем за шесть месяцев взаимных препирательств.
   Баралис улыбнулся, вдохнув аромат сбитня. Что бы такое сделать взамен?
   Дверь открылась, и Баралис встал, еще не видя, кто там за ней. Только Кайлок входил к нему без стука.
   - Вы, Баралис, прямо как старик - греете кости у огня. - Кайлок прошел через комнату и остановился у стола. Он редко присаживался.
   Перчаток на нем не было. Сапоги отсырели и оставляли темные следы на ковре. Значит, Кайлок пришел прямиком из дворцовых темниц. Баралис никогда не спрашивал, что Кайлок там делает, - он не желал этого знать.
   - Вы, кажется, недавно виделись с Меллиандрой, - сказал он.
   - Я вижусь с кем хочу.
   Баралис решил больше не касаться этой темы. После ночного общения с Ларном он чувствовал себя слишком слабым, чтобы противостоять гневу короля.
   - Вы получили мою записку? - спросил он.
   - Да, потому и пришел. - Кайлок налил себе вина, но Баралис знал, что пить он не станет. - Я давно ждал известия о зимних бурях.
   - Почему?
   Взгляд Кайлока был ясен. Он слегка улыбнулся.
   - Если верить нашим друзьям с Ларна, первая буря разразится в горах через две недели. После нее перевалы на многие месяцы завалит снегом, и ни одна армия уже не сможет перейти через горы. Сегодня я отдам своему аннисскому войску приказ двинуться через перевалы немедля. Они готовы к этому уже несколько недель и тут же снимутся с лагеря. Они успеют перейти как раз перед бурей. - Кайлок снова улыбнулся и продолжил: - Аннисская армия, без сомнения, попытается последовать за нами через горы - но они к этому не готовились, и на приготовления у них уйдет не меньше недели. А к тому времени перевалы уже будут закрыты, и придется им зимовать на родине. Между тем королевские силы подойдут к Брену, возьмут высокоградскую армию в клещи и уничтожат ее.
   План был простым и в то же время блестящим. Баралис давно спрашивал себя, зачем Кайлок оставил свои войска около Анниса. Теперь он понял зачем. Король выжидал случая запереть аннисскую армию в собственном городе. До нынешнего дня он не мог двинуть свое войско, не опасаясь, что оно окажется зажатым между Аннисом и Высоким Градом.
   Кайлок по-прежнему улыбался, зная, что принял блестящее решение.
   - В тот день, когда королевская армия спустится с гор, я заставлю бренские силы предпринять решительную атаку на Высокий Град. Враг будет обороняться и даже не заметит приближения наших войск. А когда они покажутся, бренцы выйдут из города и ударят на врага в полную силу. Высокоградцам не устоять. Впереди у них будет Брен, позади - горы, черношлемники зайдут с востока, а королевские войска - с запада. Мы устроим им кровавую баню. Никаких пленных, никакой пощады - а отступать им некуда. - Кайлок поставил свой кубок, так и не тронув его, и взглянул в глаза Баралису. - Ну, что скажете, советник?
   - Скажу, что не пройдет и года, как весь Север станет вашим. Баралис верил в то, что говорил. Пусть Кайлок не в полном разуме, пусть он до крайности жесток - в стратегии он гений. Никто в Обитаемых Землях с ним не сравнится. Чувствуя себя увереннее, чем за многие месяцы, Баралис сказал: Я приготовлю орла, государь, чтобы отправить ваш приказ.
   Джек хлопнул Хвата по плечу и сказал служанке:
   - Я возьму то же, что и он.
   - Очень разумно с твоей стороны, Джек, - просиял Хват.
   Служанка заулыбалась в ответ. Только Таул не участвовал в общем веселье - он все время наблюдал краем глаза за двумя мужчинами, сидящими в дальнем углу.
   - А пирог какой подать, сударь, - сладкий или с репой?
   - Сладкий, девушка, - важно ответил Хват. - Он надеется хорошо выспаться ночью.
   Джек не стал выяснять, какая связь между репой и спокойным сном, - он разглядывал людей, привлекших внимание Таула.
   "Роза и корона" была большой оживленной таверной. Когда они въехали в город, уже стемнело, но Джек, хоть и не видел моря, знал, что оно близко. В "Розе и короне" было полно кряжистых ребят с лицами, покрасневшими от соли и ветра. Джек догадывался, что это моряки. Но те двое, за которыми следил Таул, отличались от остальных. Не только бледными лицами, но и ростом и осанкой. Они, как и Таул, замечали все и всех, хотя, казалось бы, глядели только в свои кружки.
   Служанка принесла пиво - огромный оловянный кувшин, увенчанный шапкой пены, и Хват взялся разливать напиток по кружкам так ловко, точно родился сыном трактирщика.
   В Рорне они находились меньше часа. Как только они въехали в ворота, Таул направил их к гавани. Солнце вскоре зашло, и по городу они ехали уже в темноте. Джек не имел случая составить впечатления о самом известном городе Юга - заметил только, что воняет здесь немилосердно и что дома совсем не так белы, как кажется издали.
   Джек подвинул Таулу его кружку и спросил еле слышно:
   - Нож вынимать?
   Таул поднес кружку к губам.
   - Нож никогда не мешает держать наготове, Джек. - Таул выпил, вытер пену с губ и сказал Хвату: - Поди договорись с хозяином о комнате на ночь и конюшне для лошадей.
   Хват медлил.
   - Ступай!
   Хват, негодующе стиснув губы, удалился.
   Один из двоих встал, глядя прямо на Таула. Джек под столом увлажнившейся рукой стиснул нож. Человек, высокий и крепко сложенный, направился к ним, не сводя глаз с Таула. В руках у него ничего не было, но он явно прятал оружие под камзолом. Он подошел к столу почти вплотную и остановился. Джек, хотя не касался Таула и даже не смотрел на него, чувствовал, что рыцарь готов ко всему. От Таула пахло как от зверя, который вот-вот кинется в бой.
   Подошедший к ним человек посмотрел по сторонам и прошипел:
   - Это Тирен прислал тебя за нами?
   У Таула не дрогнул ни один мускул.
   - А вы что, дезертиры?
   - А ты?
   Джек не понимал, что происходит. Он начинал понимать, что этот светловолосый и его спутник - рыцари, но о чем идет речь? Таул и его собеседник держались все так же напряженно.
   - Что ты делаешь в городе, где рыцарей казнят без суда? - спросил незнакомец.
   - То же, что и вы, - я здесь проездом.
   - И куда же путь держишь?
   - Это мое дело. - Таул чуть подался вперед. - Думаю, и тебя не имеет смысла спрашивать о том же.
   Незнакомец послал своему спутнику выразительный взгляд, говоривший "оставайся на месте", и спросил Таула:
   - Случалось тебе бывать в Хелче последние пять месяцев?
   Таул покачал головой.
   - Ну, тогда нам и говорить не о чем. Как может судить обо мне человек, который отсиживается на Юге, пока на Севере бушует война? - Незнакомец сделал быстрое движение, но Таул схватил его за руку и сказал:
   - Возвращайся к своему столу, брат. Ты прав - я никому не могу быть судьей. И не хочу с тобой драться.
   Незнакомец освободился.
   - Тирен убивает душу Вальдиса, - сказал он. - А тело без души остается лишь схоронить в безымянной могиле.
   Он посмотрел напоследок Таулу в глаза, повернулся и пошел прочь. Его спутник встал, и они вместе вышли из таверны.
   Джека пробирала дрожь. В воздухе ходили волны гордости, ожесточения и стыда. Он взглянул на Таула. Рыцарь сидел потупившись, с упавшими на лицо прядями золотых волос, и медленно покачивал головой.
   - Неужто до того уже дошло, - каким-то детским голосом сказал он, что рыцари бегут из Вальдиса, словно узники из тюрьмы?
   Джек понимал, что Таул говорит не с ним, но должен был разобраться во всем этом.
   - Эти двое - рыцари, как и ты?
   - Нет, не как я, - не поднимая глаз, горько улыбнулся Таул. - А может быть, и да. Я ведь тоже дезертировал, только раньше.
   - Так они дезертиры?
   - Да. И они думали, что меня послали вернуть их назад. - Горькая улыбка перешла в смех. - Меня! Единственного рыцаря, который недостоин стоять даже и в тени Вальдиса. Такого же изменника, если не хуже.
   - Рыцарь, который был здесь, не похож на изменника. Скорее на человека, утратившего всякую надежду.
   Слова эти, как видно, не оказали никакого влияния на Таула - он не ответил. Свеча посередине стола догорала, и жидкий воск брызнул на дерево блистающей струей. Оба молча смотрели, как он застывает, снова становясь тускло-молочным.
   Таул, отведя волосы с лица, посмотрел туда, где недавно сидели два рыцаря.
   - Всякую надежду, говоришь?
   Джеку стало не по себе - он сам не знал почему. Показалось вдруг очень важным найти верные слова.
   - Если бы ты оставался в их рядах, как бы тебе понравилось сражаться за Кайлока?
   - Я сделал бы все, о чем попросил меня Тирен. Верность - это нить, которая связует орден.
   Свеча замигала и погасла. Огонек, из желтого ставший оранжевым, а после красным, оставил за собой только струйку дыма, струящуюся вверх, к потолку.
   - Я не спрашивал, что бы ты стал делать, - я спросил, как бы тебе это понравилось.
   Джеку отчаянно хотелось выпить - в рот ему словно опилок насыпали. Но он не решался - малейшее движение могло бы разрушить то, что происходило между ним и Таулом.
   Таул впервые посмотрел на него прямо - голубые глаза рыцаря блестели то ли от слез, то ли от несбыточных мечтаний.
   - Ты прав, мой друг. Я чувствовал бы себя как человек, утративший всякую надежду.
   - Но ты не такой, как те двое. Ты сам творишь свою надежду. - Джек наклонился к Таулу. - Вместе мы можем положить этому конец. Хорошее не должно пропасть бесследно - орден еще вернет себе былую славу, и на Севере настанет мир.
   - Джек, ты молод и не понимаешь...
   - Ну так помоги мне понять.
   Таул беспомощно взмахнул рукой.
   - Глава ордена, человек, от которого бегут эти двое, был мне как отец. Это Тирен привел меня в Вальдис и сделал тем, кто я есть. Когда другие отвергали меня и осыпали насмешками, он поддерживал меня. Когда мне незачем стало жить, он придал моей жизни смысл. - Голос Таула, казалось, вот-вот сорвется. - Кем бы я был, если бы теперь восстал против него?
   Сердце Джека часто билось. Слова Таула глубоко тронули его - между ними чувствовались целые миры невысказанного, горе, правда и ложь. Джек острее, чем когда-либо, понял, что в любом человеке есть две стороны. Люди могут хорошо поступать, говорить хорошие слова - и плести сеть обмана у тебя за спиной. Тарисса и Ровас, Тихоня, даже мать - все они улыбались ему, а сами лгали.
   - Ты был бы человеком, Таул, обыкновенным человеком. Рыцарь, который подходил к нам, не лгал, и предателем он не был. Он просто прозрел - хотя в свое время, наверное, верил в Тирена так же, как и ты.
   - Что такое ты говоришь, Джек?
   - Я говорю, что, если Тирен был добр к тебе, это еще не значит, что он не может быть дурным человеком.
   Таул улыбнулся - уже без горечи.
   - Можно подумать, ты знаешь, о чем говоришь.
   Джек потряс головой - он пока не желал касаться сокровенного. Теперь не время и не место для этого.
   - Я знаю одно: мы с тобой на одной стороне, а Тирен - на другой. Он борется против Мелли - стало быть, он нам враг. - Джек вспомнил то, что в напряжении последних минут ускользнуло от него. - Ты сам, когда увидел этих двух рыцарей, подумал, что они посланы Тиреном убить нас обоих. Потому ты и услал Хвата.
   Таул, не отрицая этого, встал.
   - Утром ты сказал мне, что согласился ехать на Ларн, потому что тебе это на роду написано. А мне вот на роду написано служить другим. Сперва матери, потом сестрам, потом Тирену. Теперь Мелли. Я не дурак и признаю, что Тирен - мой враг. Быть может, мне придется даже выступить против него. Но знай: пока я не получу неопровержимых доказательств его вины, я не желаю слышать о нем ни одного худого слова. - Таул повернулся, готовясь уйти. Нельзя отворачиваться от того, чему служил, только потому, что у тебя появились новые обязанности.
   Джек посмотрел, как он уходит, - вероятно, чтобы поискать Хвата. Единым духом проглотив эль, оставшийся в кувшине, Джек вышел вслед за Таулом. Рыцарь мудр во многом, но один трудный урок ему еще предстоит усвоить.
   XVIII
   Мелли, как всегда, соскребла сало с хлеба. Масла Грил ей не давала, и приходилось довольствоваться чем есть. Нынче, судя по запаху, это был растопленный ветчинный жир. Мелли задрала платье и втерла сало в живот туго натянутая кожа сразу впитала его.
   При этом она разговаривала с ребенком, нашептывая ему всякий ласковый вздор. Это было ее любимое время дня: для Грил и Кайлока слишком рано, и можно сидеть на жестком стуле, закутавшись в шаль, и воображать, что Таул скоро придет за ней.
   Ну не странно ли? Всю жизнь она думала, что люди, предающиеся мечтам, - это слабые, никчемные глупцы. Теперь она поняла, что ошибалась. Мечты дают силу - большую силу. И когда в жизни ничего больше не остается, кроме боли и страха, сила, почерпнутая в воображаемых мирах, помогает выстоять.
   Итак, Мелли сидела, втирала сало в кожу и мечтала. Если не смотреть на руки и ноги, можно порой забыть, где находишься.
   Удивительно, сколько всего может вынести человеческое тело. А может быть, это беременность придает ей стойкости. Если Кайлок связывает ей руки, а он часто это делает, следы от веревки заживают через каких-нибудь два дня. Ожоги от воска держатся дольше, зато синяки иногда сходят на другой же день. Сейчас у нее на правой ладони небольшой ожог от свечи и правое запястье вывихнуто.
   Есть ли синяки на лице, Мелли сказать не могла. В комнате не было ни зеркала, ни стекла. Но если они и есть, не Кайлок в этом повинен - он никогда не бьет ее по лицу. Только Грил это делает.
   Кайлок никогда не трогает ни лицо, ни живот.
   Кто-то отодвинул дверной засов. Мелли поспешно опустила платье, вытерев сальные руки о подол. Желудок свело, и ребенок сразу выразил свое возмущение, лягнув ее в живот. Какой бы здоровой она себя ни чувствовала, какой бы сильной ни делали ее мечты, звук отодвигаемого засова мигом лишал ее всякого мужества.
   Вошел Кайлок. Мелли сразу поняла, что пока он нормален, - глаза смотрели остро, как у лисицы.
   - Доброе утро, моя дражайшая, - сказал Кайлок. Двигался он словно танцор, пляшущий с ножами, - грациозный, настороженный, губительный.
   Мелли хорошо изучила его за последний месяц и знала, что нужно говорить и чего не нужно. Она чувствовала его настроения и научилась их распознавать.
   Она знала теперь, чего он от нее хочет.
   Сейчас еще рано, и он нарядно одет - значит крови не будет. Но перчатки на нем шелковые, не кожаные - значит он все-таки будет ее трогать. Сложив руки на животе, Мелли приветственно склонила голову.
   - Я рада, что вы выбрали время посетить меня.
   Эти слова жгли ее точно соль рану. Они оскорбляли ее ребенка, ее гордость и память об отце ребенка - однако она их произносила. Ибо она знала теперь, чего хочет Кайлок, и знала, что сможет выжить лишь в том случае, если будет с ним ладить. Если она не будет этого делать, то умрет немедля.
   Она была уверена, что Кайлок безумен. Безумие ведет его темными извилистыми тропами. Той ночью в башне, когда упал фонарь и камыш загорелся, она каким-то образом сделалась маяком на его черной дороге. Он возомнил, что она ему нужна, возомнил, что она может спасти его. Она не могла пока догадаться, что именно он задумал, но знала, что ее беременность играет в этом важную роль. Он коснулся ее живота только раз - послушать, как шевелится ребенок.
   Но не один Кайлок что-то замышляет - есть свой замысел и у Мелли. Да, она заперта здесь - даже высокоградская армия не спасет ее, хотя отец, конечно, сделает все возможное. Ее стерегут день и ночь, и дверь ее на замке. Единственная надежда - это Таул. Когда они с Джеком завершат свое дело на Юге, он вернется и спасет ее. И ничто не остановит его - ни стены замка, ни вражеская армия, ни Кайлок, ни даже Баралис.
   Все, что от нее требуется, - это дожить до его возвращения.
   И если один только Кайлок мешает Баралису казнить ее, она будет терпеть, будет поощрять его и даже вести себя почтительно. Будет, чего бы это ни стоило.
   Кайлок опустился перед ней на колени и взял ее руку в свои. Перевернув ее обожженной ладонью вверх, он спросил:
   - Прояснила ли боль твое зрение?
   Мелли уже знала, что вопрос этот - с подвохом. Если ответить "нет", он опять сделает ей больно, где-нибудь в другом месте. Ответишь "да" - он причинит боль там же. "По крайней мере я могу выбирать", с угрюмой улыбкой подумала Мелли.
   Она кляла свою руку за то, что та дрожит, и сердце - за то, что оно так сильно бьется. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, она вытянула руку перед собой. Пусть ладонь будет подальше от живота.
   - Прояснила, государь. Ночью я увидела мои грехи, выложенные в ряд и снабженные ярлыками, - точь-в-точь на прилавке.
   Просто удивительно, какую чушь она способна нести. Она метнула взгляд на Кайлока.
   Он кивнул и встал. Мелли знала зачем - чтобы взять свечу у кровати. Грил ставила свечу, но не давала зажигательных приборов. Кайлок всегда носил с собой огниво.
   Кремень ударил о железо, и Мелли закрыла глаза, охваченная ребяческим ужасом перед болью. Желудок сжался в комок, и она задрожала всем телом. Кайлок подошел к ней с горящей свечой в руке. Глаза его стали пустыми. Мелли, чувствуя жжение в горле, сглотнула и сосредоточилась на одной мысли - на том, что только и имело смысл в этой безумной муке, звавшейся теперь ее жизнью.
   Одной опорой ей служили мечты, другой - дитя во чреве.
   До гавани было недалеко, но они как-то умудрились потерять по дороге Хвата.
   Для Джека это утро стало незабываемым. На Севере, по его расчетам, близилась зима, а рорнский бриз нес легкую прохладу. В голубом небе кружили чайки и светило большое золотое солнце. В гавани кипела суета. Люди, свиньи, ящики и ослы не давали проходу. Воздух благоухал сточной канавой, и вокруг было столько диковин, что у Джека разбежались глаза.
   Они вышли из таверны втроем меньше четверти часа назад, но теперь тени на запад падали только от Джека с Таулом - третья пропала.
   Таул только плечами пожал.
   - Когда мы увидим его снова, он будет везти свой мешок на тачке.
   Джек сообразил, что Хват отправился шарить по карманам и что Таула это как нельзя более устраивает.
   Рыцарь этим утром казался еще больше погруженным в себя, чем обычно, напряжен, скуп на слова и движения. Судя по темным кругам у глаз, вчерашнее происшествие в таверне лишило его сна. Джеку хотелось спросить, как он себя чувствует, но Таула явно было лучше не трогать. Джек не мог не восхищаться стойкой верой Таула в Тирена, хотя и знал, что рыцарю скоро придется расстаться с этой иллюзией. Это очень трудно - верить в кого-то наперекор всему.
   Джек топнул ногой о доски причала. Его вера в Тариссу такого испытания не выдержала. Стоило Тариссе оступиться - и он осудил, приговорил и покинул ее. Сейчас он горько сожалел об этом. Он был слишком суров, слишком скор на суд и видел все только в черном и белом цвете, забыв, что есть и серый.
   - Сюда, - сказал Таул, хлопнув его по плечу.
   Джек был рад отвлечься: думы о Тариссе опасны. Как и сожаления. Пусть все, что прошло, остается в прошлом - хотя бы до конца его странствия. Настоящее слишком многого требует от него.
   Таул вел его по узкому причалу меж двух рядов кораблей. Шаткие доски были мокры и скользки. Моряки справа и слева выгружали товары - они ловко перебрасывались огромными ящиками и бегали с ними по причалу, словно по твердой гладкой дороге.
   - Назовите меня похотливым моржом, если это не наш старый приятель Таул! Обязуюсь неделю есть одни рыбьи хвосты!
   Джек вскинул голову. У конца причала стояло большое судно с двумя мачтами. На той мачте, что повыше, сидел человек с буйными рыжими волосами и дьявольской ухмылкой. Таул помахал ему рукой.