Страница:
Еда у него кончилась три дня назад, притом тогда, когда он сильно проголодался. Входя в юго-западные ворота Брена, он и думал, собственно, только о том, как бы раздобыть немного еды. Тут простодушные пастухи явно не водятся. Придется кого-то ограбить, и после трех дней голодухи ему все равно, кто это будет - возможно, первый же встречный с горячим пирогом в руках.
От размеров города у него захватило дух. Дома здесь строились из камня, кирпича и дерева, иные были в три этажа вышиной. Широкие улицы большей частью вымощены были плоским камнем или булыжником. Лавки, таверны и склады теснились друг к другу, все с яркими вывесками или резьбой над дверью. И над всем этим возвышалась городская стена, отбрасывая длинную тень в сторону востока. Ничего подобного Джек еще в жизни не видывал. Аннисская стена по сравнению с этой казалась кучкой голых камней.
Тихоня говорил, что Аннис и Высокий Град готовятся к осаде Брена. Джек восхищенно оглянулся на стену - хотел бы он видеть армию, которая сумеет ее преодолеть.
Он двинулся по городу в поисках еды. Здесь было куда спокойнее, чем он себе представлял. Правда, было поздно, и ларечники уже сворачивали свои палатки, лавочники запирали ставни, а прохожие на улицах казались странно подавленными. Джек не видел ни буйных пьяниц, ни ребятишек, гоняющих свиней, ни толкующих кучками старух. Даже нищие вели себя тихо.
Пожилой торговец грузил на мула нераспроданный товар. В корзинах у него были яблоки, а не пироги, но Джек все же решил попытать счастья - вид у лоточника был добродушный.
- Не помочь ли вам с грузом, сударь? - спросил он.
Лоточник смерил его взглядом.
- Буду рад, юноша, но за труды получишь только те, что покислее. Насколько я понимаю по твоему говору, ты пришел воевать? Теперь в город приходит много таких, кто хотел бы подраться с Высоким Градом.
- Нет, я не воевать пришел, - сказал Джек, взваливая корзины на мула. Они оказались тяжелее, чем он думал. Как это старик управляется с ними каждый вечер?
Тот как будто прочел его мысли и сказал:
- В любой другой день, юноша, мне бы твоя помощь не понадобилась. Нынче дела совсем не идут. Осталось столько яблок, что у бедного мула того и гляди спина переломится.
Джек думал о том же. Утром старик, наверное, возит яблоки на чем-то другом - мул бы не выдержал.
- Значит, обычно вы их все распродаете?
- Да - но только не сегодня, - задумчиво сплюнул торговец. - Никогда еще у меня не бывало такого дня. Весь город точно в трауре.
У Джека свело желудок.
- Почему? Что у вас случилось?
Торговец посмотрел на него как на умалишенного.
- Где ты был последние месяцы, парень? В погребе сидел, что ли? Нынче Катерина выходит за короля Кайлока. - Старик посмотрел в синеющее небо. - И если я не ошибаюсь, венчальный обряд уже совершился.
Точно подтверждая его слова, вдалеке зазвонил колокол. Он торжественно пробил три раза, и кровь Джека быстрее побежала по жилам, словно колокол звонил для него одного. Джек замер с полной корзиной в руках, не в силах ни шевельнуться, ни дохнуть и слушая, как звучит судьба Кайлока. Звук был сильный и чистый - весь город точно вторил ему, и городские стены его отражали. Он пронзал душу Джека как весть, как предостережение, как нож. С того первого утра в доме Тихони, когда ему явилось видение войны, Джек знал, что им с Кайлоком суждения сразиться. И колокол возвещал о начале их поединка.
Джек уронил корзину, и яблоки раскатились по мостовой. - Да, он пришел в нужное место - и в нужное время. Брен долго звал его к себе - и это не случайность, что Кайлок, Баралис и Мелли тоже здесь, когда он наконец пришел.
По всему городу, точно утверждая Джека в этих мыслях, зазвонили сто других колоколов. Каждая церковь извещала о свадьбе, стараясь перещеголять остальные. Высоко и низко звонили колокола, и ни один не бил в лад с другим.
Свадебный пир был для Кайлока пыткой. Сотни людей трогали его, подавали ему руки, подставляли щеки для поцелуя. Я предлагали разделить с ними заздравную чашу. Они пачкали его слюной и потом. Частички их кожи липли к его рукавам, их дыхание наполняло его легкие. Он охотно сжег бы их всех за муки, которые испытывал.
Но он не мог этого - и продолжал игру. Игру в учтивые манеры, в милостивые до отвращения улыбки и поклоны. Он обещал новые должности и пенсии тем, с кем следовало считаться, и кивал остальным.
Одна мысль поддерживала его: этой ночью Катерина будет принадлежать ему. Один ее вид успокаивал его: это бледное благостное лицо, этот чистый голубой взор. Она ангел, созданным для него одного. Единственной чистой частью его тела были кончики пальцев, ибо она поцеловала их перед выходом из зала.
Они проследовали в свои покои - впереди шли слуги со светильниками, а притихший двор остался внизу. Баралис стоял на вершине лестницы, и во взоре его сверкнуло предостережение, когда он склонился в низком поклоне. Кайлок протянул руку, и его жена оперлась на нее.
- Мой лорд-советник, вы хорошо исполнили свой долг. Этой ночью вы мне более не понадобитесь.
Катерина вздрогнула, слегка задев грудью его руку.
- Как вам будет угодно, государь, - тихо промолвил Баралис.
Двойные двери в покои молодых распахнулись, и навстречу Я им хлынул пьянящий аромат роз. Кайлок обернулся к одному из слуг, стоящих у дверей:
- Убери эти цветы отсюда. Сейчас же!
Слуга бросился исполнять приказание. Кайлок переступил с Катериной через порог и окинул комнату взглядом. Он остался доволен: в углу дымилась ванна с горячей водой.
- Загороди ванну ширмой, - велел он слуге, спешащему навстречу с охапкой роз. Тот передал свою ношу другому и выдвинул ширму, прикрепленную к стене.
Когда он поставил ее на место, Кайлок отослал слуг. Они с Катериной стояли бок о бок у закрывшихся за ними дверей. Кайлок повернулся лицом к молодой жене. В отблесках огня она была больше чем ангел: богиня. Ее золотые волосы светились как нимб, а кожа была гладкой, как у мраморного изваяния. Она была точно святая реликвия, и он невольно опустился перед нею на колени.
Катерина дрогнула, когда Кайлок шагнул к ней, и поднесла руку к груди. Глядя на него сверху вниз, она с изумлением смотрела, как он приподнимает подол ее платья. Как торжественно, как целеустремленно он это делает точно одержимый. Согнув шею, он поцеловал ее атласные свадебные башмачки и даже сквозь них она ощутила холод его губ.
Это вызвало в ней некоторый восторг - ведь это король склонялся к ее ногам, - но другая часть души говорила ей, что это неправильно. Катерина не знала, как быть. Кайлок был для нее чужим, неизвестным существом, и его мрачное поклонение пугало ее. В смущении она отступила назад.
Это движение разбило чары. Кайлок поднял голову. Взгляд его немного помутнел, на губах выступила слюна.
- Любовь моя, - тихо, едва слышно сказал он. - Я поверить не могу, что скоро вы будете моей.
- Почему скоро? - спросила она. - Почему не теперь? - Закинув руку назад, она потянула за шнурки платья. Ей хотелось раздеться перед ним. Она не хотела, чтобы ей поклонялись, она хотела, чтобы ее желали.
Кайлок вскинул руку.
- Нет, не теперь, любовь моя. Не так. - Его голос был резок, и Катерина отпустила завязки. Кайлок успокоился. - Я должен сперва приготовиться, - сказал он, указывая на ширму.
Катерина скрыла свое разочарование. Ей думалось, что Кайлок не устоит перед ней, как прежде Блейз. Она пожала плечами.
- Хорошо, господин мой. Я тоже приготовлюсь. - Она повернулась к нему спиной и пошла к туалетному столику. Когда она налила себе вина, он уже скрылся за ширмой. Катерина вздохнула с облегчением и осушила бокал до дна.
Как видно, с Кайлоком ей придется потрудиться. На Блейза он никак не похож.
Катерина посмотрелась в зеркало. Собственная красота неизменно радовала ее. Она медленно вынула шпильки из волос, освобождая один за другим каждый свой золотой локон. Потом открыла шкатулку с притираниями и зачерпнула двумя пальцами румяна. Она намеренно не красилась до сих пор в присутствии Кайлока, полагая, что это может ему не понравиться. Но теперь она должна сделать себя как можно более соблазнительной. Незачем Кайлоку глядеть на нее как на святую реликвию. Она женщина со всеми присущими женщине желаниями - и он, выйдя из ванны, увидит ее такой, какая она есть.
От предвкушения брачной ночи у нее сжимался желудок. Она уже много месяцев не была с мужчиной и соскучилась по грубым и нежным проявлениям страсти. Смуглый красавец Кайлок, с жестоко выгнутым вниз ртом и глубоко посаженными под тяжелыми веками глазами, волновал ее. Она чувствовала, что в любви он может быть неистов, даже зол. А теперь, когда они наконец остались одни, он первым делом пожелал принять ванну!
Катерина улыбнулась и налила себе еще вина. Нет, не ноги ее он будет целовать, когда выйдет из-за ширмы. Она нарумянила щеки и накрасила губы, сделав их из бледно-розовых кроваво-красными. Потом поднесла ко рту бокал. Неразбавленное вино сразу ударило ей в голову, заставив почувствовать себя как нельзя более порочной. Женщины Брена веками слывут похотливыми как кошки - что проку это отрицать?
Катерина распустила шнуровку и повернулась к зеркалу, любуясь своей высокой грудью. Повинуясь внезапному порыву, она нарумянила себе соски. Блезу бы это понравилось, подумала она, выгибаясь и восхищаясь делом своих рук.
Что еще? Она взяла склянку с ароматическим маслом и помазала за ушами, у шеи и во множестве других мест. Завершив свой туалет, она прислушалась к звукам за ширмой. Вода плещется... и еще слышно что-то непонятное. Сбросив сорочку и чулки, Катерина подошла к ширме. Без пояса девственности она чувствовала себя непривычно легкой, будто и не собой. Рано утром Бэйлор вручил ей ключ, и она весь день проходила без пояса. Ей даже как-то недоставало его: постоянное трение доставляло ей своего рода удовольствие. у ширмы она отвела волосы с лица и заметила, что пальцы ее испачканы румянами. Нагая теперь, она хотела вытереть руки о ковер на стене, но передумала и, восторженно хихикнув, вытерла их о волосы на лобке. Светлые кудри стали густо-розовыми Катерина прикусила губу, чтобы не рассмеяться громко.
Легкий скребущий звук, доносящийся из-за ширмы, положил конец ее восторгу. С ума сойти можно: у мужчины первая брачная ночь, и молодая жена ждет его, а он битый час сидит в ванне и скребет себя. У Катерины по спине прошел холодок: так не должно быть. Она прокралась до конца ширмы и осторожно заглянула за нее.
От воды шел пар - это же кипяток, как он не обожжется? Кайлок сидел в ванной спиной к Катерине, и кожа его была расцарапана - кое-где даже до крови. Он делал что-то, наклонясь вперед, - Катерина высунулась чуть подальше и увидела, что он скребет себе руки деревянной щеткой. Она мелькала так быстро, что ее не было видно.
Катерина смотрела, полагая, что он все же остановится прежде, чем сдерет с себя кожу. Но нет. Он продолжал с тупой старательностью орудовать щеткой, как будто ничто иное на свете не имело значения.
Взглянув на его щеку, Катерина поняла, что его челюсти движутся. Она не видела, как шевелятся его губы, и не слышала слов, но мышцы щеки работали, и челюсть дергалась вверх и вниз.
Катерина убрала голову. С нее было довольно. Зрелище Кайлока, бормочущего себе что-то под нос и при этом обдирающего свои руки до живого мяса, круто изменило ее настроение. Что-то не так с ее мужем: похоже, он не совсем здоров рассудком. Катерина потрясла головой. Нет, так думать не годится. Ведь он всего два дня назад узнал о смерти своей матери. Весь Брен толковал об этом.
Королева, по рассказам, умерла страшной смертью от рук разбойников-хальков: над ней надругались, труп ее расчленили и завернули в аннисский флаг. Неудивительно, что Кайлок ведет себя странно после таких известий. Меньше чем за год он лишился обоих родителей, а Катерина знала, какая это тяжкая потеря. Нет, ее муж совсем не сумасшедший, он просто не знает, как справиться со своим горем.
Придя к этому заключению, Катерина почувствовала себя гораздо лучше. Ее супружеский долг - помочь мужу пережить это тяжкое время. Она знала по опыту: когда Блейза тревожил предстоящий бой или он ссорился со своим братом, ничто так не отвлекало его от забот, как бурная ночь любви.
Думая об этом, Катерина налила себе третий бокал вина выпила порядком и позвала:
- Кайлок, муж мой, ваша жена уже устала ждать. - Она напрягла слух и услышала плеск воды: ее голос, как видно, вывел короля из транса.
С гордой улыбкой она в последний раз погляделась в зеркало: это будет замечательная ночь. Воображение уже рисовало ей, как Кайлок, обессилев после долгих и страстных ласк, рыдает в ее объятиях.
Но горе потом - сначала любовь. Подойдя к кровати, Катерина стала задувать свечи одну за другой, пока не сделала свет достаточно слабым. С кубком в одной руке она, смеясь, обрызгала постель благовонным маслом, допила свое вино и нырнула в простыни.
Из-за ширмы доносились ободряющие звуки: Кайлок, выйдя из ванны, вытирался и одевался.
Катерина подложила побольше подушек под спину и шею и сменила несколько поз, выпячивая грудь, расправляя плечи и раскидывая волосы веером на подушках. Ни одна не устраивала ее полностью. Ей хотелось и восхитить, и удивить Кайлока, когда он выйдет. Судя по усиливающимся шорохам за ширмой, у нее оставалось не так уж много времени. Если бы еще в голове так не шумело: она выпила слишком много, куда больше, чем подобает девице в первую брачную ночь. Зато теперь она чувствовала себя восхитительно освобожденной.
Пососав большой палец, Катерина решила укрыться до самого подбородка. Наверху - скромное девичье личико, а пода простыней - вся она, с раскинутыми ногами и полная ожидания. Это будет великолепно!
Улыбаясь, Катерина натянула повыше простыню и стала с нетерпением ждать, когда явится Кайлок.
Кайлок был не так чист, каким желал бы быть ради Катерины. Даже и теперь, когда его мать упокоилась в могиле, он не мог избавиться от ее зловония. Из преисподней, в которую она низверглась, его по-прежнему донимали ее зловоние, ее скверна, ее грех. Королева Аринальда была шлюхой и умерла как шлюха - он нее позволит ей больше грязнить себя. Этой ночью он наконец-то избавится от нее. Одной смерти недостаточно - ему нужно омыться чистотой Катерины, чтобы отделаться от последних следов материнского порока.
Он - дитя греха, и этого уже не изменишь, но союз с Катериной сделает его законнорожденным. Ее священное чрево возродит его.
Охваченный нетерпением, Кайлок поспешно вытирал волосы.
По его распоряжению на стуле было приготовлено чистое белье. Он потрогал ткань своими обшарпанными пальцами. Шелк - это хорошо.
Меньше чем за минуту он был готов предстать перед новобрачной. Взволнованный, возбужденный, он дышал легко и часто. Он вышел из-за ширмы и оглядел комнату. В ней все изменилось: свет стал мягче, приглушеннее, и удушающий запах духов стоял в воздухе, а Катерина уже легла и ждала его в постели.
Она улыбнулась ему.
- Сегодня вы, мой господин, сложили к моим ногам Халькус, а я еще ничем не отдарила вас.
Кайлок, уже улыбаясь ей в ответ, увидел вдруг, что и сама Катерина изменилась: она намазала красным свои губы и щеки. Как шлюха. Маленький мускул забился у него на виске. В его мечтах о возрождении Катерина виделась ему совсем не такой. Он подошел поближе. Запах духов стал сильнее, и под ним чувствовался другой: запах вина. В комнате разило борделем. Кайлок медленно покачал головой. Это было неправильно.
Катерина улыбалась ему бесстыдно, как трактирная девка.
- Идите же сюда, муж мой. Ваша жена хочет порадовать вас.
Свечи горели у Кайлока за спиной, и тень его падала вперед.
Она упала на Катерину, когда он подошел к постели. Катерина, откинув покрывало, прошептала:
- Я готова, мой господин. Возьми меня.
Кайлок смотрел на свою жену. Она лежала на постели, раздвинув ноги, выгнув спину и выпятив бедра.
Мир помутнел в его глазах. Боль, давящая висок изнутри, охватила весь лоб, превратившись в тугой обруч. Зрение померкло, дыхание пресеклось, и тело застыло как доска. Страшное давление распирало череп, сжимая мозг.
- Что с вами, господин мой? - спросила, побледнев, Катерина.
Желудок Кайлока выплеснул желчь ему в глотку. Не отрываясь, он смотрел на обнаженное тело Катерины. Ее соски багровели - еще ярче, чем ее губы. Он сделал глубокий вдох.
- Нет, - пробормотал он. - Нет.
Потом он увидел ее лоно, вымазанное той же мерзкой краской. Она приготовилась, как продажная девка. Она вовсе не целомудренная, невинная дева. Она наглая, распутная шлюха.
В точности как его мать.
Кайлок сломался. Хрупкое звено, связующее его с миром здравого разума, лопнуло вмиг. Катерина завопила, и он ударил ее кулаком в рот, чтобы заставить молчать. Ее голова упала на подушки. Кайлок вскочил на кровать. Все здесь разило ужасной, удушливой гнилью. Он должен был избавиться от этой вони. Катерина, вскинув руку, впилась ногтями ему в щеку. Темный гнев поднялся в нем, и он схватил ее за горло. Из носа у нее текла кровь такого же цвета, как ее губы, ее соски, ее лоно. - Он стукнул ее затылком об изголовье кровати. Что-то хрустнуло. Тело Катерины застыло и тут же обмякло на простынях. Кайлок отпустил ее, и ее голова упала на подушку под неестественным углом. На спинке кровати была кровь, и кровь сочилась с двух сторон на подушку из-под головы Катерины.
Кайлок не мог больше терпеть давления, терзавшего его голову. Желудок сжался, как перед рвотой. Его жена недвижимо лежала перед ним.
- Нет! - завопил он, и с этим словом наружу вышло нечто осязаемое, имеющее вкус металла.
Баралис был в своих покоях, когда почувствовал это. Он втирал масло в свои руки и замер вдруг, ощутив волну теплого воздуха. Колдовство - здесь, во дворце! Он взвился со стула. Каждый волосок на его теле поднялся дыбом, все чувства напряглись, отыскивая источник. Глазные яблоки мигом пересохли, и Баралис заморгал, стараясь вновь увлажнить их. Он втянул в себя воздух и попробовал отзвуки чар на язык. Вкус был знаком и в то же время незнаком ему. Знаком до некоторой степени - а далее совершенно чужд.
Это было нечто новое - и опасное. Баралис испугался.
- Кроп, - позвал он. - Кроп!
В ожидании слуги он метался по комнате, словно гончая, взявшая след. Волны шли с восточной стороны - от крыла вельмож...
- О Борк, только не это! - еле слышно прошептал он.
Вошел Кроп.
- Пойдем со мной, - приказал Баралис.
Страх холодил ему внутренности. Нельзя было терять времени - он должен был узнать, что случилось. В развевающихся одеждах он мчался по коридорам, а Кроп топотал за ним. Колдовские волны делались все сильнее и вели его прямиком к двери Катерины. Двое часовых охранявших ее покои, скрестили копья перед Баралисом.
Ему некогда было с ними возиться. Он пустил струю, усыпляющую и отводящую глаза. Глубинное чутье внушало ему не слишком расходовать себя один Борк знает, что он найдет там, за дверью. Лица стражей обмякли, и Кроп, подойдя, опустил их на пол.
- Молодец, - кивнул ему Баралис.
Кроп вернулся к нему, и они вместе подошли к двери.
Никогда в жизни Баралис так не боялся. Каждая частичка его души возвещала о страшном несчастье. Он набрал в грудь воздуха и открыл дверь.
Отзвуки чародейства ударили ему в лицо. В комнате было сумрачно и пахло чужестранными духами. В воздухе чувствовалась влага, и только в изножье кровати что-то двигалось. Кайлок стоял там на коленях, положив руки на постель, будто гладил что-то. Баралис не хотел подходить, не хотел смотреть, не хотел знать, что случилось - но понимал: он должен сделать это. Ведь он - творец судеб и обязан не только созидать, но и заглаживать последствия катастроф.
Одного шага было довольно, чтобы увидеть нагое тело Катерины. Она лежала на груде простыней и подушек, как-то странно откинув назад голову, и кровь была на подушке по обеим сторонам от ее лица. Кайлок бормотал что-то, тихонько поглаживая ее ноги.
Спинка кровати в изголовье исчезла. Она не сгорела - ее точно взрывом смело. Все стеклянные и металлические предметы в комнате были горячими на ощупь, и некоторые светились. Испарения пеленой висели в воздухе.
Баралис узнавал последствия плохо направленных чар: горячий металл, испарившаяся вода, легкие разрушения. Несмотря на подавляющую власть ивиша, Кайлок все-таки исторгнул из себя силу, грубую и ненаправленную. Баралис содрогнулся. Что же это за мощь, если она способна прорвать заграждение ивиша? Он до сих пор не верил, что это возможно. Однако сильные переживания творят странные вещи с человеческим телом и разумом.
Баралис потряс головой, отгоняя непрошеные мысли. Сейчас не время думать об этом. Есть более неотложные дела. Он знаком велел Кропу закрыть дверь и подошел к постели.
Кайлок не обратил на него никакого внимания, продолжая гладить ноги своей мертвой жены.
Баралис приложил пальцы к шее Катерины. Она уже начала холодеть. Пульса не было. Он просунул руку ей под затылок. Шейные позвонки были сломаны, и череп треснул у основания. Баралис покачал головой, отерев окровавленную руку о край одежды.
Он стоял, глядя на новопреставленную герцогиню Бренскую, и в уме его складывался план действий. Он думал, а тело Катерины между тем все больше принимало вид трупа. Так прошло около двух минут - затем Баралис обернулся к Кропу и начал отдавать ему распоряжения.
Час спустя Кроп доставил ему снадобья, травы и прочее, что требовалось. Баралис сделал так, чтобы никто не заметил передвижений великана. Сейчас Кроп заменял сметенное изголовье - таким же, взятым из спальни Баралиса.
Прежде всего следовало заняться Кайлоком. Баралис стал на колени рядом с ним и осторожно убрал его руки с ног Катерины.
- Ш-ш-ш, - шепнул он, поднося чашу к губам короля. - Выпейте это, мой господин. Пейте.
Кайлок, словно послушный ребенок, выпил лекарство. Это было успокаивающее средство, которое воины за Северным Кряжем пьют, чтобы отогнать страх перед боем и не уставать в битве. Не пройдет и часа, как Кайлок очнется освеженный, ясный разумом и крепкий телом. Баралис по крайней мере надеялся на это - об ином исходе ему даже думать не хотелось.
- Кроп, уложи Кайлока отдыхать за ширмой.
Лекарство действовало быстро - Кроп еще не успел подойти, а глаза Кайлока уже закрылись.
Баралис занялся комнатой. Ставни давно уже стояли открытыми, чтобы выпустить испарившуюся из ванны влагу. Кроп принес свежее постельное белье и таз с теплой водой, чтобы смыть кровь с рук Кайлока и волос Катерины. Пройдя по комнате, Баралис осмотрел. все стеклянные и металлические вещи. Заменить требовалось только подсвечники около кровати: они так раскалились, что оплавились, и весь металл стек к основанию, причудливо смешавшись с воском. Кропу нужно будет принести новые подсвечники и свечи.
Кувшин с вином во время выброса чар стоял закупоренным, и на дне еще осталось немного жидкости. Баралис влил туда содержимое своей фляги теперь казалось, будто из кувшина наполнили только одну чашу. Чаша Катерины, необычайно красивая была выточена из шелкового дерева - стенки у нее были тонкие, как пергамент, а днище тяжелое.
- Кроп, - сказал Баралис, - когда закончишь с изголовьем возьми самый острый нож и вырежи на дне вот этой чаши два кольца - одно внутри другого.
- Как у рыцарей, хозяин? - возбужденно прошептал Кроп. Баралис улыбнулся, впервые за весь вечер.
- Да, точно такие, как у рыцарей. - Он подумал и добавил: - А поперек их, прямо посередине, прорежь прямую черту. В точности как у того рыцаря, которого утром начнут разыскивать за убийство. Когда это сделаешь, пойди и принеси от меня свечи и подсвечники.
Кроп закивал - для него ничего не было приятнее, чем угождать хозяину.
Теперь дошла очередь и до самого Баралиса. Он взял маленький флакончик и вылил то, что в нем было, себе на язык. От вязкой жидкости защипало в горле. Она не то что придаст ему сил, а просто умножит те, которые у него есть. Он не должен ослабеть, когда прибегнет к чарам. Он расплатится за это потом: завтра он сляжет и пролежит, быть может, с неделю. Но это не важно. Главное - не оставить ничего, что могло бы рассказать о происшедшем между Кайлоком и Катериной. Один неверный шаг, одна оставшаяся незамеченной мелочь - и все пропало. Тридцать лет вынашивал он свои планы, и ничто, ничто не помешает ему обрести господство над Севером.
Глубоко вздохнув, он подошел к Катерине, тело которой уже посинело и застыло.
- Переверни-ка ее, Кроп, - приказал он, - и принеси мне стул, чтобы я мог сесть.
Кроп все исполнил, и Баралис сел около кровати, разглядывая сломанную шею Катерины. Трещина в черепе - это пустяки: там только крови много вытекло, и заделать ее очень просто. Но позвоночник... Баралис покачал головой - позвоночник потребует большого мастерства.
У основания Катерининой шеи торчала под кожей сломанная кость. Баралис положил на нее ладонь. Живя на равнинах, он повидал немало переломов. Пастухи умели сращивать пористое вещество костей с помощью разных снадобий, колдовства и жертвоприношений. Но он ни разу не видел, чтобы они наращивали позвоночник. Это очень сложная операция: при ней очень просто защемить нервы, повредить кровеносные сосуды и неправильно сложить сами кости человек будет хромать или получит еще худшее увечье. Баралис прикусил язык, приготовясь войти в транс. С Катериной ничего этого опасаться не приходится: позвоночник трупа не потребует больших хлопот. Лишь бы выглядел как надо - этого довольно.
От размеров города у него захватило дух. Дома здесь строились из камня, кирпича и дерева, иные были в три этажа вышиной. Широкие улицы большей частью вымощены были плоским камнем или булыжником. Лавки, таверны и склады теснились друг к другу, все с яркими вывесками или резьбой над дверью. И над всем этим возвышалась городская стена, отбрасывая длинную тень в сторону востока. Ничего подобного Джек еще в жизни не видывал. Аннисская стена по сравнению с этой казалась кучкой голых камней.
Тихоня говорил, что Аннис и Высокий Град готовятся к осаде Брена. Джек восхищенно оглянулся на стену - хотел бы он видеть армию, которая сумеет ее преодолеть.
Он двинулся по городу в поисках еды. Здесь было куда спокойнее, чем он себе представлял. Правда, было поздно, и ларечники уже сворачивали свои палатки, лавочники запирали ставни, а прохожие на улицах казались странно подавленными. Джек не видел ни буйных пьяниц, ни ребятишек, гоняющих свиней, ни толкующих кучками старух. Даже нищие вели себя тихо.
Пожилой торговец грузил на мула нераспроданный товар. В корзинах у него были яблоки, а не пироги, но Джек все же решил попытать счастья - вид у лоточника был добродушный.
- Не помочь ли вам с грузом, сударь? - спросил он.
Лоточник смерил его взглядом.
- Буду рад, юноша, но за труды получишь только те, что покислее. Насколько я понимаю по твоему говору, ты пришел воевать? Теперь в город приходит много таких, кто хотел бы подраться с Высоким Градом.
- Нет, я не воевать пришел, - сказал Джек, взваливая корзины на мула. Они оказались тяжелее, чем он думал. Как это старик управляется с ними каждый вечер?
Тот как будто прочел его мысли и сказал:
- В любой другой день, юноша, мне бы твоя помощь не понадобилась. Нынче дела совсем не идут. Осталось столько яблок, что у бедного мула того и гляди спина переломится.
Джек думал о том же. Утром старик, наверное, возит яблоки на чем-то другом - мул бы не выдержал.
- Значит, обычно вы их все распродаете?
- Да - но только не сегодня, - задумчиво сплюнул торговец. - Никогда еще у меня не бывало такого дня. Весь город точно в трауре.
У Джека свело желудок.
- Почему? Что у вас случилось?
Торговец посмотрел на него как на умалишенного.
- Где ты был последние месяцы, парень? В погребе сидел, что ли? Нынче Катерина выходит за короля Кайлока. - Старик посмотрел в синеющее небо. - И если я не ошибаюсь, венчальный обряд уже совершился.
Точно подтверждая его слова, вдалеке зазвонил колокол. Он торжественно пробил три раза, и кровь Джека быстрее побежала по жилам, словно колокол звонил для него одного. Джек замер с полной корзиной в руках, не в силах ни шевельнуться, ни дохнуть и слушая, как звучит судьба Кайлока. Звук был сильный и чистый - весь город точно вторил ему, и городские стены его отражали. Он пронзал душу Джека как весть, как предостережение, как нож. С того первого утра в доме Тихони, когда ему явилось видение войны, Джек знал, что им с Кайлоком суждения сразиться. И колокол возвещал о начале их поединка.
Джек уронил корзину, и яблоки раскатились по мостовой. - Да, он пришел в нужное место - и в нужное время. Брен долго звал его к себе - и это не случайность, что Кайлок, Баралис и Мелли тоже здесь, когда он наконец пришел.
По всему городу, точно утверждая Джека в этих мыслях, зазвонили сто других колоколов. Каждая церковь извещала о свадьбе, стараясь перещеголять остальные. Высоко и низко звонили колокола, и ни один не бил в лад с другим.
Свадебный пир был для Кайлока пыткой. Сотни людей трогали его, подавали ему руки, подставляли щеки для поцелуя. Я предлагали разделить с ними заздравную чашу. Они пачкали его слюной и потом. Частички их кожи липли к его рукавам, их дыхание наполняло его легкие. Он охотно сжег бы их всех за муки, которые испытывал.
Но он не мог этого - и продолжал игру. Игру в учтивые манеры, в милостивые до отвращения улыбки и поклоны. Он обещал новые должности и пенсии тем, с кем следовало считаться, и кивал остальным.
Одна мысль поддерживала его: этой ночью Катерина будет принадлежать ему. Один ее вид успокаивал его: это бледное благостное лицо, этот чистый голубой взор. Она ангел, созданным для него одного. Единственной чистой частью его тела были кончики пальцев, ибо она поцеловала их перед выходом из зала.
Они проследовали в свои покои - впереди шли слуги со светильниками, а притихший двор остался внизу. Баралис стоял на вершине лестницы, и во взоре его сверкнуло предостережение, когда он склонился в низком поклоне. Кайлок протянул руку, и его жена оперлась на нее.
- Мой лорд-советник, вы хорошо исполнили свой долг. Этой ночью вы мне более не понадобитесь.
Катерина вздрогнула, слегка задев грудью его руку.
- Как вам будет угодно, государь, - тихо промолвил Баралис.
Двойные двери в покои молодых распахнулись, и навстречу Я им хлынул пьянящий аромат роз. Кайлок обернулся к одному из слуг, стоящих у дверей:
- Убери эти цветы отсюда. Сейчас же!
Слуга бросился исполнять приказание. Кайлок переступил с Катериной через порог и окинул комнату взглядом. Он остался доволен: в углу дымилась ванна с горячей водой.
- Загороди ванну ширмой, - велел он слуге, спешащему навстречу с охапкой роз. Тот передал свою ношу другому и выдвинул ширму, прикрепленную к стене.
Когда он поставил ее на место, Кайлок отослал слуг. Они с Катериной стояли бок о бок у закрывшихся за ними дверей. Кайлок повернулся лицом к молодой жене. В отблесках огня она была больше чем ангел: богиня. Ее золотые волосы светились как нимб, а кожа была гладкой, как у мраморного изваяния. Она была точно святая реликвия, и он невольно опустился перед нею на колени.
Катерина дрогнула, когда Кайлок шагнул к ней, и поднесла руку к груди. Глядя на него сверху вниз, она с изумлением смотрела, как он приподнимает подол ее платья. Как торжественно, как целеустремленно он это делает точно одержимый. Согнув шею, он поцеловал ее атласные свадебные башмачки и даже сквозь них она ощутила холод его губ.
Это вызвало в ней некоторый восторг - ведь это король склонялся к ее ногам, - но другая часть души говорила ей, что это неправильно. Катерина не знала, как быть. Кайлок был для нее чужим, неизвестным существом, и его мрачное поклонение пугало ее. В смущении она отступила назад.
Это движение разбило чары. Кайлок поднял голову. Взгляд его немного помутнел, на губах выступила слюна.
- Любовь моя, - тихо, едва слышно сказал он. - Я поверить не могу, что скоро вы будете моей.
- Почему скоро? - спросила она. - Почему не теперь? - Закинув руку назад, она потянула за шнурки платья. Ей хотелось раздеться перед ним. Она не хотела, чтобы ей поклонялись, она хотела, чтобы ее желали.
Кайлок вскинул руку.
- Нет, не теперь, любовь моя. Не так. - Его голос был резок, и Катерина отпустила завязки. Кайлок успокоился. - Я должен сперва приготовиться, - сказал он, указывая на ширму.
Катерина скрыла свое разочарование. Ей думалось, что Кайлок не устоит перед ней, как прежде Блейз. Она пожала плечами.
- Хорошо, господин мой. Я тоже приготовлюсь. - Она повернулась к нему спиной и пошла к туалетному столику. Когда она налила себе вина, он уже скрылся за ширмой. Катерина вздохнула с облегчением и осушила бокал до дна.
Как видно, с Кайлоком ей придется потрудиться. На Блейза он никак не похож.
Катерина посмотрелась в зеркало. Собственная красота неизменно радовала ее. Она медленно вынула шпильки из волос, освобождая один за другим каждый свой золотой локон. Потом открыла шкатулку с притираниями и зачерпнула двумя пальцами румяна. Она намеренно не красилась до сих пор в присутствии Кайлока, полагая, что это может ему не понравиться. Но теперь она должна сделать себя как можно более соблазнительной. Незачем Кайлоку глядеть на нее как на святую реликвию. Она женщина со всеми присущими женщине желаниями - и он, выйдя из ванны, увидит ее такой, какая она есть.
От предвкушения брачной ночи у нее сжимался желудок. Она уже много месяцев не была с мужчиной и соскучилась по грубым и нежным проявлениям страсти. Смуглый красавец Кайлок, с жестоко выгнутым вниз ртом и глубоко посаженными под тяжелыми веками глазами, волновал ее. Она чувствовала, что в любви он может быть неистов, даже зол. А теперь, когда они наконец остались одни, он первым делом пожелал принять ванну!
Катерина улыбнулась и налила себе еще вина. Нет, не ноги ее он будет целовать, когда выйдет из-за ширмы. Она нарумянила щеки и накрасила губы, сделав их из бледно-розовых кроваво-красными. Потом поднесла ко рту бокал. Неразбавленное вино сразу ударило ей в голову, заставив почувствовать себя как нельзя более порочной. Женщины Брена веками слывут похотливыми как кошки - что проку это отрицать?
Катерина распустила шнуровку и повернулась к зеркалу, любуясь своей высокой грудью. Повинуясь внезапному порыву, она нарумянила себе соски. Блезу бы это понравилось, подумала она, выгибаясь и восхищаясь делом своих рук.
Что еще? Она взяла склянку с ароматическим маслом и помазала за ушами, у шеи и во множестве других мест. Завершив свой туалет, она прислушалась к звукам за ширмой. Вода плещется... и еще слышно что-то непонятное. Сбросив сорочку и чулки, Катерина подошла к ширме. Без пояса девственности она чувствовала себя непривычно легкой, будто и не собой. Рано утром Бэйлор вручил ей ключ, и она весь день проходила без пояса. Ей даже как-то недоставало его: постоянное трение доставляло ей своего рода удовольствие. у ширмы она отвела волосы с лица и заметила, что пальцы ее испачканы румянами. Нагая теперь, она хотела вытереть руки о ковер на стене, но передумала и, восторженно хихикнув, вытерла их о волосы на лобке. Светлые кудри стали густо-розовыми Катерина прикусила губу, чтобы не рассмеяться громко.
Легкий скребущий звук, доносящийся из-за ширмы, положил конец ее восторгу. С ума сойти можно: у мужчины первая брачная ночь, и молодая жена ждет его, а он битый час сидит в ванне и скребет себя. У Катерины по спине прошел холодок: так не должно быть. Она прокралась до конца ширмы и осторожно заглянула за нее.
От воды шел пар - это же кипяток, как он не обожжется? Кайлок сидел в ванной спиной к Катерине, и кожа его была расцарапана - кое-где даже до крови. Он делал что-то, наклонясь вперед, - Катерина высунулась чуть подальше и увидела, что он скребет себе руки деревянной щеткой. Она мелькала так быстро, что ее не было видно.
Катерина смотрела, полагая, что он все же остановится прежде, чем сдерет с себя кожу. Но нет. Он продолжал с тупой старательностью орудовать щеткой, как будто ничто иное на свете не имело значения.
Взглянув на его щеку, Катерина поняла, что его челюсти движутся. Она не видела, как шевелятся его губы, и не слышала слов, но мышцы щеки работали, и челюсть дергалась вверх и вниз.
Катерина убрала голову. С нее было довольно. Зрелище Кайлока, бормочущего себе что-то под нос и при этом обдирающего свои руки до живого мяса, круто изменило ее настроение. Что-то не так с ее мужем: похоже, он не совсем здоров рассудком. Катерина потрясла головой. Нет, так думать не годится. Ведь он всего два дня назад узнал о смерти своей матери. Весь Брен толковал об этом.
Королева, по рассказам, умерла страшной смертью от рук разбойников-хальков: над ней надругались, труп ее расчленили и завернули в аннисский флаг. Неудивительно, что Кайлок ведет себя странно после таких известий. Меньше чем за год он лишился обоих родителей, а Катерина знала, какая это тяжкая потеря. Нет, ее муж совсем не сумасшедший, он просто не знает, как справиться со своим горем.
Придя к этому заключению, Катерина почувствовала себя гораздо лучше. Ее супружеский долг - помочь мужу пережить это тяжкое время. Она знала по опыту: когда Блейза тревожил предстоящий бой или он ссорился со своим братом, ничто так не отвлекало его от забот, как бурная ночь любви.
Думая об этом, Катерина налила себе третий бокал вина выпила порядком и позвала:
- Кайлок, муж мой, ваша жена уже устала ждать. - Она напрягла слух и услышала плеск воды: ее голос, как видно, вывел короля из транса.
С гордой улыбкой она в последний раз погляделась в зеркало: это будет замечательная ночь. Воображение уже рисовало ей, как Кайлок, обессилев после долгих и страстных ласк, рыдает в ее объятиях.
Но горе потом - сначала любовь. Подойдя к кровати, Катерина стала задувать свечи одну за другой, пока не сделала свет достаточно слабым. С кубком в одной руке она, смеясь, обрызгала постель благовонным маслом, допила свое вино и нырнула в простыни.
Из-за ширмы доносились ободряющие звуки: Кайлок, выйдя из ванны, вытирался и одевался.
Катерина подложила побольше подушек под спину и шею и сменила несколько поз, выпячивая грудь, расправляя плечи и раскидывая волосы веером на подушках. Ни одна не устраивала ее полностью. Ей хотелось и восхитить, и удивить Кайлока, когда он выйдет. Судя по усиливающимся шорохам за ширмой, у нее оставалось не так уж много времени. Если бы еще в голове так не шумело: она выпила слишком много, куда больше, чем подобает девице в первую брачную ночь. Зато теперь она чувствовала себя восхитительно освобожденной.
Пососав большой палец, Катерина решила укрыться до самого подбородка. Наверху - скромное девичье личико, а пода простыней - вся она, с раскинутыми ногами и полная ожидания. Это будет великолепно!
Улыбаясь, Катерина натянула повыше простыню и стала с нетерпением ждать, когда явится Кайлок.
Кайлок был не так чист, каким желал бы быть ради Катерины. Даже и теперь, когда его мать упокоилась в могиле, он не мог избавиться от ее зловония. Из преисподней, в которую она низверглась, его по-прежнему донимали ее зловоние, ее скверна, ее грех. Королева Аринальда была шлюхой и умерла как шлюха - он нее позволит ей больше грязнить себя. Этой ночью он наконец-то избавится от нее. Одной смерти недостаточно - ему нужно омыться чистотой Катерины, чтобы отделаться от последних следов материнского порока.
Он - дитя греха, и этого уже не изменишь, но союз с Катериной сделает его законнорожденным. Ее священное чрево возродит его.
Охваченный нетерпением, Кайлок поспешно вытирал волосы.
По его распоряжению на стуле было приготовлено чистое белье. Он потрогал ткань своими обшарпанными пальцами. Шелк - это хорошо.
Меньше чем за минуту он был готов предстать перед новобрачной. Взволнованный, возбужденный, он дышал легко и часто. Он вышел из-за ширмы и оглядел комнату. В ней все изменилось: свет стал мягче, приглушеннее, и удушающий запах духов стоял в воздухе, а Катерина уже легла и ждала его в постели.
Она улыбнулась ему.
- Сегодня вы, мой господин, сложили к моим ногам Халькус, а я еще ничем не отдарила вас.
Кайлок, уже улыбаясь ей в ответ, увидел вдруг, что и сама Катерина изменилась: она намазала красным свои губы и щеки. Как шлюха. Маленький мускул забился у него на виске. В его мечтах о возрождении Катерина виделась ему совсем не такой. Он подошел поближе. Запах духов стал сильнее, и под ним чувствовался другой: запах вина. В комнате разило борделем. Кайлок медленно покачал головой. Это было неправильно.
Катерина улыбалась ему бесстыдно, как трактирная девка.
- Идите же сюда, муж мой. Ваша жена хочет порадовать вас.
Свечи горели у Кайлока за спиной, и тень его падала вперед.
Она упала на Катерину, когда он подошел к постели. Катерина, откинув покрывало, прошептала:
- Я готова, мой господин. Возьми меня.
Кайлок смотрел на свою жену. Она лежала на постели, раздвинув ноги, выгнув спину и выпятив бедра.
Мир помутнел в его глазах. Боль, давящая висок изнутри, охватила весь лоб, превратившись в тугой обруч. Зрение померкло, дыхание пресеклось, и тело застыло как доска. Страшное давление распирало череп, сжимая мозг.
- Что с вами, господин мой? - спросила, побледнев, Катерина.
Желудок Кайлока выплеснул желчь ему в глотку. Не отрываясь, он смотрел на обнаженное тело Катерины. Ее соски багровели - еще ярче, чем ее губы. Он сделал глубокий вдох.
- Нет, - пробормотал он. - Нет.
Потом он увидел ее лоно, вымазанное той же мерзкой краской. Она приготовилась, как продажная девка. Она вовсе не целомудренная, невинная дева. Она наглая, распутная шлюха.
В точности как его мать.
Кайлок сломался. Хрупкое звено, связующее его с миром здравого разума, лопнуло вмиг. Катерина завопила, и он ударил ее кулаком в рот, чтобы заставить молчать. Ее голова упала на подушки. Кайлок вскочил на кровать. Все здесь разило ужасной, удушливой гнилью. Он должен был избавиться от этой вони. Катерина, вскинув руку, впилась ногтями ему в щеку. Темный гнев поднялся в нем, и он схватил ее за горло. Из носа у нее текла кровь такого же цвета, как ее губы, ее соски, ее лоно. - Он стукнул ее затылком об изголовье кровати. Что-то хрустнуло. Тело Катерины застыло и тут же обмякло на простынях. Кайлок отпустил ее, и ее голова упала на подушку под неестественным углом. На спинке кровати была кровь, и кровь сочилась с двух сторон на подушку из-под головы Катерины.
Кайлок не мог больше терпеть давления, терзавшего его голову. Желудок сжался, как перед рвотой. Его жена недвижимо лежала перед ним.
- Нет! - завопил он, и с этим словом наружу вышло нечто осязаемое, имеющее вкус металла.
Баралис был в своих покоях, когда почувствовал это. Он втирал масло в свои руки и замер вдруг, ощутив волну теплого воздуха. Колдовство - здесь, во дворце! Он взвился со стула. Каждый волосок на его теле поднялся дыбом, все чувства напряглись, отыскивая источник. Глазные яблоки мигом пересохли, и Баралис заморгал, стараясь вновь увлажнить их. Он втянул в себя воздух и попробовал отзвуки чар на язык. Вкус был знаком и в то же время незнаком ему. Знаком до некоторой степени - а далее совершенно чужд.
Это было нечто новое - и опасное. Баралис испугался.
- Кроп, - позвал он. - Кроп!
В ожидании слуги он метался по комнате, словно гончая, взявшая след. Волны шли с восточной стороны - от крыла вельмож...
- О Борк, только не это! - еле слышно прошептал он.
Вошел Кроп.
- Пойдем со мной, - приказал Баралис.
Страх холодил ему внутренности. Нельзя было терять времени - он должен был узнать, что случилось. В развевающихся одеждах он мчался по коридорам, а Кроп топотал за ним. Колдовские волны делались все сильнее и вели его прямиком к двери Катерины. Двое часовых охранявших ее покои, скрестили копья перед Баралисом.
Ему некогда было с ними возиться. Он пустил струю, усыпляющую и отводящую глаза. Глубинное чутье внушало ему не слишком расходовать себя один Борк знает, что он найдет там, за дверью. Лица стражей обмякли, и Кроп, подойдя, опустил их на пол.
- Молодец, - кивнул ему Баралис.
Кроп вернулся к нему, и они вместе подошли к двери.
Никогда в жизни Баралис так не боялся. Каждая частичка его души возвещала о страшном несчастье. Он набрал в грудь воздуха и открыл дверь.
Отзвуки чародейства ударили ему в лицо. В комнате было сумрачно и пахло чужестранными духами. В воздухе чувствовалась влага, и только в изножье кровати что-то двигалось. Кайлок стоял там на коленях, положив руки на постель, будто гладил что-то. Баралис не хотел подходить, не хотел смотреть, не хотел знать, что случилось - но понимал: он должен сделать это. Ведь он - творец судеб и обязан не только созидать, но и заглаживать последствия катастроф.
Одного шага было довольно, чтобы увидеть нагое тело Катерины. Она лежала на груде простыней и подушек, как-то странно откинув назад голову, и кровь была на подушке по обеим сторонам от ее лица. Кайлок бормотал что-то, тихонько поглаживая ее ноги.
Спинка кровати в изголовье исчезла. Она не сгорела - ее точно взрывом смело. Все стеклянные и металлические предметы в комнате были горячими на ощупь, и некоторые светились. Испарения пеленой висели в воздухе.
Баралис узнавал последствия плохо направленных чар: горячий металл, испарившаяся вода, легкие разрушения. Несмотря на подавляющую власть ивиша, Кайлок все-таки исторгнул из себя силу, грубую и ненаправленную. Баралис содрогнулся. Что же это за мощь, если она способна прорвать заграждение ивиша? Он до сих пор не верил, что это возможно. Однако сильные переживания творят странные вещи с человеческим телом и разумом.
Баралис потряс головой, отгоняя непрошеные мысли. Сейчас не время думать об этом. Есть более неотложные дела. Он знаком велел Кропу закрыть дверь и подошел к постели.
Кайлок не обратил на него никакого внимания, продолжая гладить ноги своей мертвой жены.
Баралис приложил пальцы к шее Катерины. Она уже начала холодеть. Пульса не было. Он просунул руку ей под затылок. Шейные позвонки были сломаны, и череп треснул у основания. Баралис покачал головой, отерев окровавленную руку о край одежды.
Он стоял, глядя на новопреставленную герцогиню Бренскую, и в уме его складывался план действий. Он думал, а тело Катерины между тем все больше принимало вид трупа. Так прошло около двух минут - затем Баралис обернулся к Кропу и начал отдавать ему распоряжения.
Час спустя Кроп доставил ему снадобья, травы и прочее, что требовалось. Баралис сделал так, чтобы никто не заметил передвижений великана. Сейчас Кроп заменял сметенное изголовье - таким же, взятым из спальни Баралиса.
Прежде всего следовало заняться Кайлоком. Баралис стал на колени рядом с ним и осторожно убрал его руки с ног Катерины.
- Ш-ш-ш, - шепнул он, поднося чашу к губам короля. - Выпейте это, мой господин. Пейте.
Кайлок, словно послушный ребенок, выпил лекарство. Это было успокаивающее средство, которое воины за Северным Кряжем пьют, чтобы отогнать страх перед боем и не уставать в битве. Не пройдет и часа, как Кайлок очнется освеженный, ясный разумом и крепкий телом. Баралис по крайней мере надеялся на это - об ином исходе ему даже думать не хотелось.
- Кроп, уложи Кайлока отдыхать за ширмой.
Лекарство действовало быстро - Кроп еще не успел подойти, а глаза Кайлока уже закрылись.
Баралис занялся комнатой. Ставни давно уже стояли открытыми, чтобы выпустить испарившуюся из ванны влагу. Кроп принес свежее постельное белье и таз с теплой водой, чтобы смыть кровь с рук Кайлока и волос Катерины. Пройдя по комнате, Баралис осмотрел. все стеклянные и металлические вещи. Заменить требовалось только подсвечники около кровати: они так раскалились, что оплавились, и весь металл стек к основанию, причудливо смешавшись с воском. Кропу нужно будет принести новые подсвечники и свечи.
Кувшин с вином во время выброса чар стоял закупоренным, и на дне еще осталось немного жидкости. Баралис влил туда содержимое своей фляги теперь казалось, будто из кувшина наполнили только одну чашу. Чаша Катерины, необычайно красивая была выточена из шелкового дерева - стенки у нее были тонкие, как пергамент, а днище тяжелое.
- Кроп, - сказал Баралис, - когда закончишь с изголовьем возьми самый острый нож и вырежи на дне вот этой чаши два кольца - одно внутри другого.
- Как у рыцарей, хозяин? - возбужденно прошептал Кроп. Баралис улыбнулся, впервые за весь вечер.
- Да, точно такие, как у рыцарей. - Он подумал и добавил: - А поперек их, прямо посередине, прорежь прямую черту. В точности как у того рыцаря, которого утром начнут разыскивать за убийство. Когда это сделаешь, пойди и принеси от меня свечи и подсвечники.
Кроп закивал - для него ничего не было приятнее, чем угождать хозяину.
Теперь дошла очередь и до самого Баралиса. Он взял маленький флакончик и вылил то, что в нем было, себе на язык. От вязкой жидкости защипало в горле. Она не то что придаст ему сил, а просто умножит те, которые у него есть. Он не должен ослабеть, когда прибегнет к чарам. Он расплатится за это потом: завтра он сляжет и пролежит, быть может, с неделю. Но это не важно. Главное - не оставить ничего, что могло бы рассказать о происшедшем между Кайлоком и Катериной. Один неверный шаг, одна оставшаяся незамеченной мелочь - и все пропало. Тридцать лет вынашивал он свои планы, и ничто, ничто не помешает ему обрести господство над Севером.
Глубоко вздохнув, он подошел к Катерине, тело которой уже посинело и застыло.
- Переверни-ка ее, Кроп, - приказал он, - и принеси мне стул, чтобы я мог сесть.
Кроп все исполнил, и Баралис сел около кровати, разглядывая сломанную шею Катерины. Трещина в черепе - это пустяки: там только крови много вытекло, и заделать ее очень просто. Но позвоночник... Баралис покачал головой - позвоночник потребует большого мастерства.
У основания Катерининой шеи торчала под кожей сломанная кость. Баралис положил на нее ладонь. Живя на равнинах, он повидал немало переломов. Пастухи умели сращивать пористое вещество костей с помощью разных снадобий, колдовства и жертвоприношений. Но он ни разу не видел, чтобы они наращивали позвоночник. Это очень сложная операция: при ней очень просто защемить нервы, повредить кровеносные сосуды и неправильно сложить сами кости человек будет хромать или получит еще худшее увечье. Баралис прикусил язык, приготовясь войти в транс. С Катериной ничего этого опасаться не приходится: позвоночник трупа не потребует больших хлопот. Лишь бы выглядел как надо - этого довольно.