Джонс Джулия. Чародей и Дурак (Книга Слов - 3)

   - Так когда же вы побывали на Ларне впервые?
   - И настырный же ты, парень, надо тебе сказать, - нехотя улыбнулся Квейн.
   - Ну так выпьем за мою настырность, - с озорной усмешкой ответил Джек. - И за ваше знание моря.
   - За море, - чокнулся с ним капитан.
   Оба выпили до дна, и Квейн грохнул стаканом о стол.
   - А-а. Каждый раз кровь быстрее бежит по жилам. - Он откинулся на стуле, просмаковал выпитое и только тогда продолжил: - Тот первый раз, когда я подошел к Ларну, едва не лишил меня моей должности. Было это больше тридцати лет назад. Я шел на большом торговом корабле "Благодатный бриз" четыре мачты было на нем и команды человек сорок. Первый раз я шел на судне кормчим и трясся, точно медуза. Теперь, вспоминая об этом, я удивляюсь, как это меня вообще подпустили к рулю. Но в Рорне как раз тогда начался расцвет, и торговцы брали любого, кто мог отличить нос от кормы.
   Мы должны были идти вдоль берега в Тулей, выгрузить там шелковые нитки для их вышивальщиц и взять груз рыбы и моллюсков. Но как только "Благодатный бриз" покинул гавань, все пошло не так. Задул ветер с северо-востока - что само по себе уже странно, но странности на этом не кончились: компас начал чудить - он то вертелся как волчок, то застывал намертво, словно ржавый якорь. Потом поднялась буря...
   Капитан Квейн покачал головой. "Чудаки-рыбаки" раскачивались вовсю. Снаружи слышался шум крепнущего ветра.
   - Страшная буря - и сорвалась внезапно, откуда ни возьмись. Волны били в фордек, и в трюме открылась течь. Паруса сорвало с мачт, и трех человек смыло за борт. Буря длилась три дня - а когда она кончилась, я не лучше корабельного кота знал, где мы находимся.
   Джек, слушая капитана, держался за стол, чтобы не слететь со стула. Вся каюта скрипела, а стаканы, книги и инструменты ездили по полкам, огражденным деревянными бортами. Лампа, висящая на стене, раскачивалась, словно подгулявший танцор.
   Квейн, спокойный как всегда, продолжал свой рассказ, вскоре целиком поглотивший внимание Джека.
   - Взял я тогда подзорную трубу и стал глядеть окрест. На горизонте увидел скалистый островок. Не найдя его на карте, я обратился к капитану. А он посмотрел сам и говорит: это, мол, остров Ларн, и лучше нам убраться отсюда поскорее, покуда мы не попали в лапы к самому дьяволу. Я развернул корабль мигом, словно лодочку, - нет никого суевернее, чем моряк в открытом море. Как только мы повернули обратно, я снова поглядел в трубу - и увидел ее.
   - Кого?
   - Девушку с Ларна. Она плыла в челноке без паруса и весел. Я сразу понял, что дело с ней неладно, ибо она лежала на дне без движения. Тогда я снова повернул "Благодатный бриз". Капитан стал клясть меня на чем свет стоит, и мы поругались. Он не хотел брать девушку на борт. Говорил, что она принесет нам несчастье и навлечет на нас проклятие. Тогда я говорю: это, мол, не случайно, что "Благодатный бриз" сбился с курса, - сама судьба предназначила нам спасти эту девушку. В спор вступила вся команда, и капитану ничего не осталось, кроме как согласиться. Моряцкое суеверие действует по-разному - мне удалось убедить матросов, что прокляты мы будем как раз в том случае, если оставим девушку на верную смерть.
   Буря снаружи набирала силу. Джек слышал, как перекликаются матросы сквозь рев ветра.
   - Бедняжка была еле жива, когда мы до нее добрались. В челноке не было ни пищи, ни воды, ни запасной одежды. Девушка горела в жару и бредила, вновь и вновь выкрикивая какое-то мужское имя. Но как же она была хороша! Тоненькая, с длинными темными волосами. На корабле все в нее влюбились - и капитан в том числе. Мы горели желанием ее вылечить. Мы урезали свои порции, и кок готовил ей особый бульон, а капитан пожертвовал своим заветным элем. Я же ходил за ней день и ночь.
   Она оправилась от своей горячки в тот день, когда мы причалили в Рорне. Я спросил ее, зачем она отплыла с Ларна в утлом челноке, - и знаешь, что она ответила?
   - Что?
   - Она сказала: "Пожалуйста, не вынуждайте меня говорить неправду. То, что произошло на Ларне, останется между Богом, жрецами и мной".
   Лампа качалась, бросая тени на лицо капитана. Все колыхалось в лад с бурей: стол, стулья и ром, но сердце Джека билось быстрее.
   - А как по-вашему - зачем она уплыла с острова?
   - Она спасалась бегством.
   Капитан окинул Джека испытующим взглядом и снова обратился к своему стакану. Некоторое время оба молчали.
   Потом раздался оглушительный треск, и корабль резко накренился влево. Все предметы на столе с размаху врезались в ограждающие борта, а свернутые рулоном карты посыпались на пол. Лампа грохнулась о стену, полыхнув ярким пламенем.
   Капитан вскочил со стула:
   - Мне пора наверх. Погаси огонь и ступай за мной.
   - А ну-ка проснись сейчас же! Это просто неуважительно - спать в присутствии Старика.
   Хвата трясли, тыкали, укоряли и наконец освободили от пут. Первым делом он пригладил волосы, а после потянулся за мешком. Мешок пропал. Хват, еще не продравший глаз, мучимый головной болью и негодующий, огляделся. А недурственно тут, однако. Яркий огонь, позолоченная мебель, а живых цветов столько, что хватило бы похоронить семью из четырех человек.
   - Можешь почитать себя счастливцем, юноша, - сказал кто-то позади.
   Хват обернулся и увидел сидящего в углу старичка, одетого хорошо, но просто и совершенно лысого. Догадываясь, зачем здесь очутился, Хват сказал:
   - Знаете, сударь, я ничего не имею против таких, как вы, но сам до этих дел не охотник.
   Старик расхохотался, и стоящий за его стулом человек присоединился к нему.
   Хват присмотрелся как следует к этому второму, и в голове у него что-то щелкнуло: он узнал этого человека. Это был один из тех двоих, что доставили письмо Таулу в Брен. Что, бишь, он говорил, расталкивая Хвата? Что неуважительно спать в присутствии старика. Уж не с большой ли буквы пишется этот старик? Хват глотнул так, что мог бы протолкнуть в глотку целое яблоко. Он в резиденции Старика - и тот, кого он только что оскорбил, - не кто иной, как сам Старик!
   - Мотылек, будь любезен, оставь нас одних, - сказал сей муж.
   - Конечно, Старик. Мы с Заморышем подождем снаружи. - И Мотылек с поклоном удалился.
   - Садись, - распорядился Старик, указав Хвату на стул у огня.
   Хват повиновался - в присутствии главы рорнских воров лучше исполнять все, что тебе говорят.
   - Красиво тут у вас, - одобрительно произнес он, разглядывая многочисленные вазы с цветами. - Трудновато, должно быть, обеспечивать такое разнообразие в это время года.
   - Стараюсь как могу, - сухо улыбнулся Старик.
   Хват пожалел о том, что мало смыслит в цветах - розу от репы с трудом отличает.
   - И пахнут так славно. Очень украшают комнату.
   - У всех свои маленькие слабости. Моя - это живые цветы, а твоя, как я слышал, - некий заблудший рыцарь.
   Хват хотел ответить, но Старик не дал ему произнести ни слова и сам продолжал:
   - Как я уже говорил, тебе весьма посчастливилось. Я мог бы приказать Мотыльку и Заморышу оглушить тебя - между тем тебя доставили сюда самым учтивым образом, с одним только мешком на голове.
   - Да этот мешок чуть меня не убил! - Хват никому бы не позволил, хоть бы и самому Старику, называть удачей едва не приключившуюся с ним смерть от удушья. - Я лишился чувств, оттого что не мог дохнуть.
   - Да, приятного в этом мало. - Старик улыбнулся опять, уже веселее. Перейдем, однако, к делу. Я слышал, твой друг покинул город и отплыл на Ларн. Во всем, что касается его, я умываю руки. Он убил моего лучшего друга, и я, если желаю зваться человеком чести, должен по чести и поступать, не так ли?
   Хват кивнул - тут Старик был прав.
   - Поэтому я оказался перед выбором: предоставить событиям идти своим чередом - доставив письмо, я исполнил свой долг перед Бевлином, - или же сделать то немногое, что зависит от меня, чтобы продолжить дело мудреца.
   Хват смекнул, что не сидел бы здесь, если бы Старик выбрал первое, но сохранил невинный вид: пусть Старик сам назовет свою цену.
   - Я считаю, что мои обязанности перед Бевлином не исчерпываются доставкой письма. Много лет назад он спас мою дочь - без всякого чародейства, одними лекарствами. Дэйзи страдала красной горячкой, и все от нее отступились. Бевлин был в то время в Тулее, и я послал к нему голубя. Он прибыл в Рорн три дня спустя - до сих пор не знаю, как ему это удалось, - и спас мою милую Дэйзи. Потому-то я и велел привести тебя ко мне: я не считаю, что вернул этот долг полностью. - Старик подошел к очагу, взял из вазы над ним все красные цветы и бросил их в огонь. - Таула я никогда более не увижу и говорить с ним не стану, но я обманул бы себя, отказавшись признать, что Бевлин хотел бы, чтобы я помог рыцарю. Даже после того, что случилось. Потому-то я и велел доставить тебя сюда.
   - Вы не можете говорить с Таулом и вместо него говорите со мной?
   Ваза над очагом без красных цветов приобрела какой-то странный вид.
   - Да. Поэтому слушай хорошенько - повторять я не стану. - Старик подошел поближе - на его остром личике, казалось, жили одни глаза. Почти черные, они искрились лисьим лукавством. - Прежде всего не жди от меня ни денег, ни услуг. Я могу сообщить тебе кое-что полезное, но больше ничем не стану помогать человеку, убившему моего друга. Таул, вероятно, и сам это понимает, но я заявляю тебе об этом открыто во избежание недоразумений. Так слушай. Архиепископ держит в своей темнице старую знакомую Таула. Эта молодая девица из уличных по имени Меган сидит там уже год, и один Борк знает, что сталось с ней за это время. - Старик остановился перевести дух. - Наконец, перейдем к самому архиепископу - вернее, к его главному секретарю Гамилу. Этот человек последние пять лет состоит в тайной переписке с Ларном. Архиепископ, как я полагаю, ничего об этом не ведает. Полагаю также, что он будет весьма недоволен, узнав об этом. - Старик испытующе посмотрел на Хвата. Хват ответил ему тем же. - Известно тебе, что архиепископ намерен схватить Таула, как только тот сойдет с корабля в Рорне?
   - Об этом я узнал еще раньше, чем вы.
   Старик остался доволен его ответом.
   - Вот, собственно, и все, что я хотел сказать. - Он направился к двери. - Пусть Таул впредь управляется сам.
   Хват встал, понимая, что разговор окончен.
   - Нет, сударь. Не сам!
   - Верно. У него есть ты. - Старик открыл дверь и поднес к лицу руку в коричневых старческих пятнах. - Знаешь, Хват, когда вы закончите свое дело, приходи ко мне снова. Мы бы с тобой поладили.
   Хват помимо воли просиял от уха до уха.
   - Смотрите, как бы я не поймал вас на слове.
   - Лови - я буду рад.
   Польщенный Хват поклонился - и, уже выйдя за дверь, вспомнил о мешке.
   - Мотылек отдаст его тебе, - сказал Старик. - И скажи ему, что на обратном пути можно обойтись без строгостей - ну разве что глаза пусть тебе завяжет.
   - Ладно.
   Хват вышел в тускло освещенную переднюю. "Надо же, - думал он, пока Мотылек обыскивал его, выясняя, не прикарманил ли он чего. - Старик-то набросал мне недурной план действий".
   - И откуда она только взялась, капитан? - крикнул Файлер, перекрывая рев бури. - Час назад небо было чистым, как горное озеро.
   Таул не слышал, что ответил капитан. Громадная волна накрыла корабль, прокатилась по палубе, и судно накренилось на правый борт. Вцепившись в перила, Таул пригнул голову пониже, чтобы спастись от хлещущего в лицо дождя.
   Голубая ветвистая молния пронизала небо, озарив ночь своим холодным светом. Вслед за ней сразу грянул гром.
   Капитан выкрикивал команды, и матросы уже убирали паруса. На палубе задраивали последний люк. Файлер стоял у руля, но дубовое колесо вращалось само по себе, не слушаясь его.
   На палубе горели три фонаря: один над кабестаном, другой у руля, третий был прибит к грот-мачте на высоте человеческого роста. Их бледный, недалеко падающий свет только усиливал черноту ночи. За последний час резко похолодало. Ветер из легкого бриза превратился в настоящий шквал. Он несся по небу, срывая пену с валов и поливая судно косым дождем.
   Таул увидел краем глаза, как на палубу вылез Джек и стал закрывать люк, борясь с ветром. Корабль валило, и обе мачты бешено раскачивались. Желтый флаг сорвало с клотика, и тьма поглотила его.
   На корабль снова обрушилась волна, окатив Таула. Вода залила фордек и главную палубу. Джек, закрепив люк, двинулся вперед. По палубе катилась соленая вода, и судно качалось как маятник. Таул подивился тому, как прочно Джек держится на ногах. Дождь теперь налетал тяжелыми белыми полотнищами, и Таул разглядел лицо Джека, только когда тот оказался на расстоянии вытянутой руки.
   Джек ухватился за поручни. Глаза его потемнели, и на шее дергался мускул.
   Матросы сновали, закрепляя снасти, очищая палубу, обтягивая такелаж. Капитан стоял рядом с Файлером у руля. Таул не слишком много понимал в корабельном деле, но ему показалось, что судно несется по воле волн.
   Еще одна молния - и следом гром.
   Таул, посмотрев на Джека вблизи, испугался. Губы юноши сжались в тонкую линию, глаза были пусты - казалось, он смотрит не на бурю, а сквозь нее.
   - Капитан, волна растет. Вот-вот станет с корабль вышиной. - Карвер пробежал мимо них к рулю.
   Джек бросился за ним. Таулу не хотелось отцепляться от поручней, но он видел, что с Джеком творится неладное, и должен был выяснить, в чем дело. Руки у него окоченели от холода - Таул оторвал их от опоры и двинулся за Джеком на корму. Палуба была скользкой, точно замерзший пруд. Таул спотыкался на каждом шагу. Дождь хлестал ему навстречу. Волны били в корпус со всех сторон. Налетел мощный порыв ветра, и раздался сильный треск.
   - Эй, берегись!
   Повинуясь скорее чутью, чем рассудку, Таул отскочил в сторону, и накатившая волна накрыла его с головой, залив глаза, нос, горло. Он не мог дохнуть. Треск все еще слышался в воздухе. Судно накренилось влево. Таул вцепился в поручни что есть мочи, чтобы не скатиться за борт.
   Крак! Сквозь соленую воду, застлавшую глаза, Таул увидел, как бизань-мачта рухнула на палубу, словно подрубленное дерево. Она врезалась в поручни левого борта, разнеся их в щепки.
   - Руби такелаж! - закричал капитан.
   Канаты бизани тянули за собой грот-мачту, и та уже клонилась на левый борт. Таул слышал, как скрипит от натуги дерево. Карвер пронесся мимо с ножом в руке. Таул нашарил свой нож и выпрямился, но левая лодыжка сразу отозвалась болью. Таул презрел ее - ветер дул со страшной силой, и грот-мачта грозила вот-вот обрушиться. Если она упадет, то перевернет весь корабль.
   Таул заковылял к поваленной бизани. Ее канаты, в руку толщиной, так натянулись, что гудели на ветру как тетива лука. Карвер и двое других торопливо рубили снасти. Грот-мачта высилась над ними, заметно накренясь. Волны били в борта, на палубе плескалась вода. Корабль уже не качало, а валило набок.
   Сверкнула молния, грянул гром. Ветер превращал струи дождя в бритвенные лезвия.
   Канаты обрубались один за другим. Всегдашний балагур Карвер молчал. Таул трудился рядом с ним, перепиливая веревки ножом. Им осталось только четыре каната - те, что скрепляли верхушки бизани и грот-мачты. Конец бизани выдавался за борт на два лошадиных корпуса. Таул встал, но Карвер удержал его.
   - Нет, Таул. Это сделаю я.
   Таул хотел возразить, но Карвер крепко стиснул его руку.
   - Нет, Таул. Ты уже однажды оказал мне услугу, заявив, что поедешь на Ларн один, без гребца. Я этого не забыл и не позволю тебе рисковать своей шеей.
   Таул, в свою очередь, сжал руку Карвера.
   - Ты храбрый парень.
   - Нет, просто я люблю свое судно. И смогу помочь ему лучше и быстрее, чем ты.
   Все, кто был на палубе, молча смотрели, как Карвер движется к сломанным поручням. Грот-мачта клонилась к бизани, как деревце к деревцу в бурю. Четыре последних каната связывали обе мачты так же крепко, как поводок связывает хозяина с собакой. Карвер сел на бизань верхом и пополз по ней, зажав нож в зубах. Таул последовал за ним вдоль мачты, остановившись у самого борта.
   Тринадцать человек смотрели затаив дыхание. Карвер уже повис над морем. Волны вздымались вверх, едва не задевая его. Добравшись до конца мачты, Карвер взял нож в правую руку и стал пилить первый из четырех канатов. Дождь хлестал ему в лицо. Он держался, крепко обхватив мачту ногами. Первый канат отлетел. Мощная волна ударила в левый борт, и Карвера окатило пеной. Пару мгновений его не было видно, потом пена сошла и показался Карвер - он отплевывался, мертвой хваткой вцепившись в мачту.
   Все разразились радостными криками: Карвер кивнул им в ответ.
   Таул, сам того не заметив, распластался на мачте, готовясь ухватить Карвера за ногу или за штаны, если понадобится.
   Лопнул второй канат, за ним - третий. Карвер трудился над последним. Грот-мачта скрипела, как подгнившая лестница. Но вот лопнул последний соединяющий мачты канат, и грот качнулся к правому борту. Бизань-мачта, которую канаты частично поддерживали, клюнула носом и нависла еще ниже над морем.
   Таул не стал дожидаться. Он прополз по мачте вперед и схватил Карвера за ногу. Тот болтался над самыми волнами, а удержаться на мачте было не легче, чем на намазанном салом шесте. Таул и Карвер ползком подались обратно на палубу. Джек держал за ноги Таула, кто-то еще держал Джека Карвера вытянули, словно рыбу на удочке.
   Как только ноги Таула коснулись палубы, Джек сказал ему:
   - Нам с тобой надо убраться с корабля немедля, иначе погибнут все до одного.
   Таул, переживавший великое облегчение после недавних волнений, сразу отрезвел. Убедившись, что с Карвером все благополучно, он схватил Джека за руку и оттащил его в сторону.
   - О чем ты толкуешь?
   Джек промок до нитки, и ветер трепал его длинные волосы.
   - О том, что буря эта не простая, а наслана колдовством. Не чуешь разве, как пахнет?
   Таул чувствовал только соль и острую свежесть после разрядов молнии.
   - Нет.
   - Не знаю, как это возможно, но кто-то наслал бурю, чтобы погубить нас. Нас двоих, Таул. И если мы не покинем корабль сей же час, вся команда погибнет с нами.
   Таул еще никогда не видел Джека столь твердым - спорить с ним не приходилось.
   - Велика ли сила этой бури?
   - Пока еще велика, но со временем иссякнет. Нельзя бушевать так долго и не лишиться сил.
   Таул кивнул - он верил Джеку безоговорочно.
   - Далеко ли еще до Ларна?
   - Капитан говорит, что мы были в двадцати лигах южнее острова, когда налетела буря. Борк знает, где мы теперь.
   Снова молния и раскат грома. Джек прав: буря не проходит - она висит у них над головой.
   Две волны, одна за другой, ударили в корабль. Судно, скатившись с одной, сразу зарылось носом в другую. Вода покрыла нос и фордек.
   - Если мы спустим сейчас шлюпку, ее разнесет на части.
   Джек посмотрел Таулу прямо в глаза.
   - Либо нас, либо весь корабль.
   - Думаешь, мы сможем выдержать бурю?
   - Думаю, что надо попытаться.
   - Будь по-твоему, - кивнул Таул.
   Шлюпку спустили вниз, и она висела над самыми волнами. Волны переплескивали через борта, и в ней уже набралось порядочно воды.
   - Не нравится мне это, - сказал капитан, глядя, как раскачивается шлюпка на канатах. - Спускать ее в бурю - настоящее самоубийство.
   Ветер завыл в снастях, заглушая его слова. Грот-мачта после падения бизани держалась нестойко, и все напряглись, пока шквал не пронесся мимо.
   Джек не знал, что сказать капитану. Лгать не хотелось, но он не знал, как Квейн воспримет правду. Джек оглянулся, ища Таула, но тот внизу собирал их пожитки. Джек набрал воздуха и сказал:
   - Буря не отпустит, покуда мы с Таулом остаемся на борту.
   - Я не дурак, парень, и все понимаю, - кивнул капитан. Файлер боролся с рулем, пытаясь подчинить себе корабль, - при свете фонаря было видно, как вздуваются его могучие мускулы.
   - Бури не возникают просто так, среди ясного неба, - улыбнулся капитан и добавил: - Когда плаваешь по морям сорок лет, поневоле кое-чему научишься.
   - Шлюпка готова, капитан, - крикнул кто-то из матросов.
   Джек стал понимать, отчего у всех моряков такие громкие голоса: попробуй-ка поговори во время бури. Указав на небо, он сказал:
   - Вы уж простите, капитан. Знал бы я, что такое случится, нипочем бы не сел на ваш корабль.
   - Тебе не за что извиняться, парень. "Чудакам-рыбакам" не приспело еще время идти на дно.
   - Большая волна идет, капитан!
   Джек и капитан посмотрели на море. Среди черно-серых волн блистал чистым серебром гребень нависшего высоко над палубой вала.
   - Держись, ребята! - заорал капитан.
   Все, кто был на палубе, ухватились за поручни или канатные тумбы - что было под рукой. Вал шел на них могучей мерцающей стеной. Джек, затаив дыхание, тоже уцепился за тумбу. Раздался негромкий рокот - точно гром, только более тихий и зловещий, - и вал обрушился на корабль.
   От грохота зазвенело в ушах. Судно закачалось на киле. Громада воды через накренившийся правый борт хлынула на корабль, накрыв Джека. Ему показалось, что ему сейчас вырвет руки из суставов, а в лицо точно дверью ударили. Но вода скоро схлынула, кипя и бурля, словно горная река. На пути она крушила дерево и била фонари. Кто-то кричал, взывая к Борку о помощи. Грот-мачта угрожающе затрещала.
   Корабль выпрямился, и нижняя часть вала пришлась уже в борт.
   Пальцы у Джека словно окостенели, волосы прилипли к лицу. Матросы вокруг засуетились - сгоняли с палубы воду, проверяли снасти, бежали к грот-мачте.
   Таул, тоже мокрый до нитки, окинул взглядом всю картину, увидел треснувшую вдоль грот-мачту и сказал:
   - Прощайте, капитан. Мы будем стараться держать на север, а вы уходите от нас как можно скорее.
   Капитан кивнул - он, как и все остальные, не сводил глаз с мачты.
   - Ладно, ступайте. Когда буря кончится, мы вас подберем.
   Джек с трудом отдышался. Он уже настолько хорошо знал капитана, что не стал с ним спорить и сказал только:
   - Спасибо.
   Капитан Квейн открыл рот, помолчал и произнес:
   - Храни вас Борк, парень.
   Миг спустя Джек с Таулом уже спускались в шлюпку по веревочному трапу, стукаясь локтями и коленями о борт. Ветер резал волны белыми лентами. Дождь то хлестал, то обрушивался водопадами.
   Джек в кровь расшиб обе коленки, один локоть и растянул лодыжку. Таул, который лез за ним, пострадал еще сильнее. Перехватив взгляд Джека, он усмехнулся:
   - Это либо самая большая глупость в моей жизни, либо самый большой подвиг.
   Джек усмехнулся в ответ, донельзя счастливый тем, что Таул с ним.
   Они вместе отвязали концы и оттолкнулись веслами от борта. Вся команда, столпившись у фальшборта, махала им на прощание. Было слишком темно, чтобы различить лица, и слишком ветрено, чтобы расслышать слова, но это не имело значения. В ту ночь Джек постиг, что доброе отношение чувствуется всегда, даже если оно невидимо и неслышимо.
   Еще миг - и волна отнесла их от корабля на юг, наполнив лодку холодной пенистой водой. Джек стал грести, а Таул - вычерпывать воду.
   Ветер здесь, у воды, был чуть тише, но холоднее. Валы казались невероятно большими, но шлюпка, защищенная корпусом "Чудаков-рыбаков", легко скользила по ним.
   Но корабль отдалялся, превращаясь в темный силуэт. Когда Джек взглянул на него в следующий раз, его уже не было видно. Буря забушевала вокруг в последнем яростном порыве. Джек так и знал, что она, а вернее - стоящая за ней сила, дождется случая, когда они останутся одни. Мощь безымянного чародея пугала его. Он и вообразить не мог, что такое возможно, и не умел противостоять этой необузданной стихии. Надо было побыть у Тихони подольше, учиться старательнее и слушать лучше.
   Такая буря требовала не только огромной силы - это было сложное многослойное сооружение, стержнем которому служила железная воля.
   Теперь эта воля - Джек чувствовал это - твердо вознамерилась убить их. Воздух вокруг был заряжен вкусом и запахом металла. Волны становились все выше, и ветер крепчал. Шлюпку швыряло с волны на волну словно лист. Море рычало на них с пеной у рта, точно бешеный пес.
   Таул бросил вычерпывать воду, и Джек не сразу сообразил, что он делает. Рыцарь пропустил толстую чалочную веревку под скамьей, на которой сидел Джек, и обмотал Джеку колени. Джек, поняв, что его привязывают, ощутил легкую панику. Рыцарь сделал еще два витка, сел на противоположную скамью и так же привязал себя, не вымолвив при этом ни слова.
   Джек не мог шевельнуть ногами и чувствовал себя как в западне. Шлюпку кидало как щепку. Вода лилась в нее со всех сторон - и сверху, и сбоку. Таул с мрачным лицом взялся за другую пару весел. Валы катились быстро слишком быстро, чтобы шлюпка успевала взбираться на них.
   Холодная соленая вода была уже по щиколотку. Джек попытался вникнуть в чародейство, направлявшее бурю. Впереди сверкнула молния и грянул гром. Дождь и ветер завертелись вокруг воронкой. Лодка зарылась носом в нахлынувший вал. Джека швырнуло вперед. Веревка впилась ему в ляжки, и он оказался под водой.
   Она слепила его и не давала дышать.
   Он погружался вглубь вместе с лодкой. Море бурлило вокруг, все круша и ломая. Раздался тупой треск, и острая боль прошила голову. Джеку показалось, что Таул зовет его, а потом мрак поглотил все.
   XX
   Зима в Рорне была лишь немного прохладнее, чем лето, но солнце в эту пору почему-то всегда светило ярче. То ли из-за ветра, делавшего воздух реже, то ли из-за водных кристаллов, преломляющих солнечные лучи, то ли из-за иных фокусов природы. Гамил, идя через дворцовый двор на условленную утреннюю встречу, заметил себе, что надо бы это выяснить.
   Гамил любил знать все и обо всем. Он и жил-то ради этого.