Эдуард Хруцкий. Полицейский

   Помощник дежурного околоточный Мордвинов, спросонья вскочив, опрокинул на пол здоровенную медную чернильницу.
   — Ты что это, братец, — засмеялся Бахтин, — во сне нечистого увидел? — Вроде того, господин надворный советник.
   — Значит, съел ты, Мордвинов, что-то нехорошее.
   — Да нет, господин надворный советник, — серьезно ответил околоточный, — я дома ужинаю. Война эта проклятая, везде гнильем торгуют.
   — Тяжело, братец, но мирись с тяготами тыловой службы. — Вы все смеетесь. — Какой тут смех. В какой камере Снесарев? — Этот тип, что за вами числится? — Именно. — В шестой. — Я к нему пройду. — Сейчас городового позову.
   Заспанный городовой, гремя ключами, открыл замок шестой камеры. В лицо ударил смрадный дух параши, пота, кислятины.
   — Может, наверх его поднять, ваше благородие, — деликатно осведомился городовой.
   — Не надо. — Бахтин шагнул в камеру.
   Снесарев сидел на нарах. Это был уже не тот щеголеватый господин, любивший застолье и бильярд. За день на помятом лице появилась черная тень намечающейся щетины, куда-то исчез безукоризненный английский пробор, платье измято, рубашка несвежа. — Я вас не разбудил? — осведомился Бахтин. — Какой тут сон, господин Бахтин. — Тогда перейдем к делу. — А который час? — Два ночи. — Какое же у вас ко мне дело?
   — Как говорят наши чиновники — казенная надобность. Пока вы привыкаете к вашей будущей судьбе, я и мои люди собрали о вас справки. Неутешительно, доложу вам, неутешительно. — На что вы намекаете?
   — Да какие здесь намеки, сударь мой. Извольте по порядку. Освобождение ваше от службы воинской липа, контора биржевая тоже, у вас даже счета в банке нет, в клубе вас знают как нечистых игроков, а пристав вашей части нашептал мне кое-что о туфтовых векселях, которые вы учли. Вот видите, сколько мы интересного узнали о ваших делах всего за несколько часов. А за неделю, другую мы полностью составим ваше жизнеописание фармазона и мазурика. — Что вы хотите, господин Бахтин?
   — Правды, неужели вы думаете, что я поверил в вашу сказку о проигрыше? Чем вы связаны с Зоммером?
   — Он сделал нам освобождение от армии, ну и взял на крючок. — Что вы для него делали? — Мелочь, сбывали кое-какие вещи. — Какие?
   — Иногда золотые изделия, иногда кокаин. Сведения о разных людях собирали. — О ком? — Дайте закурить.
   — Извольте, — Бахтин протянул портсигар, — берите с запасом, оставьте мне парочку. — Благодарю. — Так о ком же сведения?
   — В основном, о людях, имеющих редкие драгоценности. — Значит, вы в свете вращались?
   — Да куда нам. Кое-что есть у актрис, кокоток, скупщиков краденого, у разных людей. — Что еще? — Да все, пожалуй.
   — А каким боком, кроме телефона, вы к этому делу причастны?
   — Он приказал нам обыграть племянника Немировского, морского капитана. — Вы обыграли? — Конечно. — Он рассчитался сразу? — Нет, мы ему дали срок. — Он принес деньги? — Все до копейки. — Сколько? — Пять тысяч. — Зачем ему это было нужно? — Не знаю. — Вы не все мне говорите. Что вы еще знаете? — Мы свели его с бежавшим с фронта поручиком. — Копытиным. — Да. — При нем были ценности?
   — Я их не видел. Но слышал, что их приобрел Зоммер. — Откуда вы знаете Копытина?
   — Он друг Коломина, когда-то на две руки они играли в карты. — Проще — были шулерами? — Да. — Где прятался Копытин? — У Коломина.
   — Ну вот видите, как много интересного вы мне рассказали. Вы, видимо, вообще много знаете? Снесарев молчал.
   — У вас есть три пути. Первый — суд. Второй — фронт. Третий — стать моим агентом. — А вы будете платить мне? — Конечно, за стоящую информацию. — А воинский начальник?
   — С ним я договорюсь. Только помните, никаких исчезновений и иных штучек. Найду из-под земли и по плечи в нее вобью, — жестко сказал Бахтин. — Да куда мне.
   — Утром вас выпустят. Завтра в гостинице «Виктория» на Казанской, номер семь в два пополудни.
   Ну вот и сладилось дело. Не рассказал Бахтин Снесареву, что его дружок Коломин просто отказался говорить с ним. Курил, молчал, зло поглядывал на Бахтина, а в конце разговора сказал:
   — Вы меня не пугайте. Я вас не боюсь. К суду меня привлечь вам же дороже, адвокат в две минуты развалит ваши доказательства, а фронт… Ну, что ж, попаду в школу прапорщиков, а там посмотрим.
   Бахтин шел домой и думал о том, как завтра утром они будут брать Зоммера.
   И впервые за многолетнюю службу в сыске у него проявилось злорадное чувство некой непонятной радости. У подъезда дома его дожидался сыщик из летучего отряда. — Что тебе, Фирин?
   — Старший просил передать вам, что объект приехал домой. — Вы хорошо там все обложили?
   — Так точно, Александр Петрович, не беспокойтесь. Господин Литвин с дворником поговорил, и тот раскололся. Оказывается, у них два дома, потайной дверью соединенных. Там мы все ходы закупорили. — Передай Литвину, без меня не начинать. — Передам.
   Бахтин открыл дверь и услышал осуждающее мяуканье. На пороге сидела Луша и недовольно смотрела на него глазами-пуговицами. В коридор вышла заспанная Мария Сергеевна.
   — Полдня бедная кошка у дверей просидела, а хозяина нет, как нет. Если меня не жалеете, так хоть тварь несмышленую…
   — Сергеевна, надоело, — весело сказал Бахтин, — сообрази поужинать.
   — Хорошие люди скоро завтракать начнут. Сейчас подам.
   Мария Сергеевна накрывала на стол, бубня о том, как спокойно служить приставом. Бахтин выпил рюмку коньяка, закусил немного. — Теперь спать.
   — Письмо вам принесли, — вдруг вспомнила Мария Сергеевна и вынула из кармана фартука продолговатый, изящный конверт. — Кто принес? — Посыльный.
   Бахтин вилкой вскрыл конверт. И остановилось на секунду дыхание, горячо и сильно забилось сердце. Он узнал почерк Лены Глебовой.
   А буквы прыгали перед глазами, никак не могли построиться в шеренгу.
   Он положил письмо, выпил еще рюмку, закурил. Потом взял голубоватый листок.
   «Саша, милый! Тебе грозит опасность. Телефонируй мне по номеру 86-24. Лена».
   Последний раз он видел ее в Москве. Случайно. Он зашел со своим московским коллегой в кафе «Сиу» на Кузнецком. В самое людное и элегантное место. Вошел и застрял в дверях. В углу за столиком сидела Лена с отцом.
   Бахтин сдержанно поклонился и сел спиной к ним. Но встреча с коллегой была испорчена. Он никак не мог сосредоточиться, отвечал невпопад, ел и пил, не ощущая вкуса. И сделал все возможное, чтобы поскорее уйти. Как-то Кузьмин сказал ему: «В незаконченности — вечность».
   Видимо, прав был его единственный друг. Возможно, женись он на Лене, и все пошло бы своим чередом. Сначала бы ушла страсть, потом любовь сменилась бы нежностью и уважением. А может быть, и не сменилась?
   «Саша, милый…» — перечитал он еще раз начало письма. Эта строчка была ему значительно важнее, чем предупреждение о какой-то опасности.
   Эти два слова говорили ему о главном. Лена помнит его и, может быть, еще любит.
   Бахтин закурил, постоял у темного окна, разглядывая одинокий фонарь, бессмысленно пытавшийся справиться с темнотой, и пошел в спальню.
   Слово «милый», написанное знакомой рукой, вернуло ему утраченное спокойствие. Завтра он протелефонирует Лене, услышит ее голос, а может быть, даже увидит ее. Все может быть.
   Он разделся и лег. Луша устроилась рядом с подушкой и заурчала тихо. И он заснул сразу же, как в детстве после счастливого дня.
   Осень в Петрограде — пора паршивая. Тучи наползают на город и клочковатая мгла, как вата, закрывает улицы. А еще дождь. Он начинает моросить занудно и долго. Мелкий, холодный, бесконечный.
   Филиппов сидел на кухне и пил чай. Горничная с опаской подавала ветчину и буженину строгому генералу.
   Если бы она знала, что форма сия взята из костюмерной сыскной полиции и получена в свое время по личному распоряжению начальника, подогнанная точно по его размеру. Любил Владимир Гаврилович генеральский мундир. И конечно, думал о том, что, как и покойный Путилин, станет «превосходительством», но время шло, днями ему в отставку, а носил он чин статского советника.
   Если переводить на военный язык, то соответствовал сей чин давно упраздненному воинскому званию бригадира.
   То есть был он между полковником и генералом. Особа пятого класса по табели о рангах. Но кому же не хочется стать «превосходительством», поэтому и надевал иногда Филиппов генеральский мундир, радуясь солдатам и юнкерам, застывшим «во фрунт». Те, кто хорошо знали Владимира Гавриловича, прощали ему эту маленькую слабость. Хорошим и добрым человеком был статский советник Филиппов.
   — Господин начальник, — в кухню вошел надзиратель Попов, — Кац сигналит.
   В подъезде напротив сидели сыщики, один из них должен был дать сигнал фонарем, если появится Сабан. Филиппов встал, достал из кармана револьвер.
   — Двоим стать у дверей, одного за портьеру. Если что — стрелять. Ну, барышня, иди к двери, как откроешь, сразу уходи в гостиную.
   Полумертвая от страха горничная пошла к дверям. Через несколько минут вкрадчиво звякнул дверной колоколец. — Кто? — спросила горничная. — Телеграмма господину Немировскому.
   — Сейчас отворю. — Горничная бросилась в гостиную.
   Филиппов распахнул дверь, и в квартиру ворвались трое.
   — Давай, — крикнул начальник и с маху врезал Сабану в ухо. Тот отлетел к стене, сыщики бросились на остальных. Валили на пол, закручивали руки. По лестнице бежали надзиратели в штатском и городовые.
   — Не балуй, Сафронов, — повел Филиппов стволом револьвера, — не дай на душу грех взять.
   — Ручка у вас, ваше превосходительство… На городовых научились?
   — Отгуляли, голубки, теперь долго в клетке сидеть придется, — отдуваясь, сказал Филиппов. Такая жизнь, — Сабан бросил на ковер маузер — мы воруем, вы ловите. А мы потом бежим.
   — Это уж как Бог даст. — Филиппов сам замкнул на его запястьях наручники.
   Бахтин ждал звонка Филиппова во втором участке Невской части. Наконец начальник объявился. — У нас все сладилось. Займись своим.
   Бахтин последний раз проинструктировал сыщиков и городовых. На улице его остановил пристав.
   — Александр Петрович, вот дело какое, вице-директор Департамента полиции Козлов приказал мне немедленно сообщить, если кто из наших собирается побеспокоить квартиру господина Рубина…
   — Петр Павлович, вы же знаете, для чего мы идем туда.
   — Знаю, голубчик, но и вы в мое положение войдите. — Хорошо, телефонируйте ему через сорок минут. — Спасибо, Александр Петрович. — Только не раньше. Договорились? — Будет сделано. Ну, с Богом!
   Бахтин глубоко засунул руки в карманы шинели. Форму он одел специально. Уж больно дело складывалось необычно.
   У дома 62 все было спокойно. Никаких внешних признаков оцепления.
   Ну, что ж. Пора начинать. А то, не дай Бог, действительный статский советник Козлов пожалует.
   Предупреждение пристава не удивило его. Он, Бахтин, прекрасно знал о связях Козлова. Рубин был одним из многих, кому вице-директор оказывал свое покровительство.
   Но за Козловым стояло окружение Распутина. Все эти Симановичи, Андронниковы, Манасевичи-Мануйловы. С этим можно было бы потягаться, но Козлова почему-то поддерживал всесильный жандармский генерал Курлов. Вот с этим-то не поспоришь. Литвин, тоже в форме, появился из ниоткуда.
   — Вы, Орест, возникаете, словно Мефистофель на оперной сцене. — Стараемся. — Как дела? — Все в порядке. Зоммер из дома не выходил. — Тогда начинаем. Где околоточный?
   — Я здесь, господин Бахтин, — подошел солидный полицейский чин.
   Бахтин оглядел его: живот, распирающий шинель, отвислые щеки, в прожилках нос.
   — Ты, братец, похудел бы. Война все-таки. А то в тылу рас кормился, как боров.
   — Виноват, господин надворный советник, конституция у меня такая.
   — Меньше жрать на шермака надо. Знаешь, что делать? — Так точно. Позвонить в дверь и войти в дом. — Еще что? — Не дать швейцару дверь затворить.
   — Вот и хорошо. Начинай, благословясь.
   Околоточный приподнял фуражку, перекрестился и опасливо зашагал к подъезду рубинского дома. Его походка, неуверенная и робкая, словно говорила: «Ну зачем вы меня посылаете в этот богатый и прибыльный дом. Прощайте наградные к праздникам, прощай ежедневная стопка водки. Прощай, спокойная жизнь».
   Околоточный подошел к дверям, и сразу исчезли с улицы разносчики и трое рабочих, ковырявшихся в канализационном коллекторе, а из соседних подъездов, по стене дома, подтягивались сыщики из летучего отряда. Околоточный позвонил. Швейцар открыл.
   Бахтин с Литвиным вошли в открытую дверь. Околоточный что-то втолковывал Зоммеру. Тот смотрел на него с изумлением… И вдруг он увидел Бахтина и сыщиков, отскочил в сторону и выдернул из кармана браунинг. Околоточный в тяжелой шинели, с ненужной шашкой, попытался схватить его.
   Зоммер выстрелил, и толстяк-полицейский, застыв на секунду, рухнул на ковер.
   Зоммер отодвинул портьеру и исчез, как злодей в романах Дюма. Литвин сорвал портьеру и увидел дверь. — Где лом?! — крикнул он.
   Бахтин достал наган и несколько раз выстрелил в замок.
   Полетели щепки, что-то зазвенело. Один из сыщиков ударил ногой по двери, она чуть поддалась, тогда двое полицейских, переодетые рабочими, вставили в щель лом и нажали. Дверь распахнулась.
   Бахтин первым вошел в темный коридор, открыл еще одну дверь. Где-то на улице раздался выстрел и крики. Бахтин с сыщиками миновали прихожую.
   — Осмотреть комнаты, — приказал он и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж.
   Зоммер увидел Бахтина и дважды выстрелил в него. Но рука от волнения была нетвердой и пули ушли в стену.
   Тогда он вбежал в гостиную, где любил сиживать покойный Жорж Терлецкий, подскочил к окну и увидел сыщиков и городовых.
   Бахтин вошел в комнату. Зоммер стоял у стены, в опущенной руке матово поблескивал браунинг. — Брось оружие. Слышишь?
   Зоммер попытался сказать что-то, но не смог и начал медленно поднимать руку с оружием.
   — Не балуй, сволочь, — зло крикнул Бахтин, — брось браунинг.
   Зоммер выдавил из себя непонятные слова, быстро вскинул руку и выстрелил себе в висок.
   — Ушел, — мрачно за спиной Бахтина сказал Литвин. — Где врач?
   — Здесь. — В комнату вошел вездесущий Брыкин.
   Он наклонился к сидевшему у стены Зоммеру и покачал головой. — Готов. Пустил в себя последний патрон.
   Бахтин поднял с пола браунинг с взведенным затвором-кожухом, вынул обойму, и затвор со звоном стал на место.
   — Не налетчик, а гвардейский ротмистр. Впервые за мою практику мазурики стреляются.
   — Видать, было с чего, — глубокомысленно изрек Брыкин.
   — Начинайте обыск. — Бахтин расстегнул шинель, уселся за стол и закурил.
   Видимо, крепко верили хозяева этого дома, что сюда полиции вход навсегда заказан. Только этой наглой уверенностью можно было оправдать то безумное легкомыслие, с которым они относились к вещам, представляющим интерес для сыщиков.
   Стопка бланков паспортов, целая куча всевозможных документов, начиная от удостоверений об освобождении от воинской повинности, кончая грамотами о присуждении звания почетных граждан всевозможных городов.
   В подвале нашли ювелирную мастерскую и несколько пуансонов для изготовления золотых империалов. В одном из шкафов лежали письма и документы покойного Жоржа Терлецкого.
   — Александр Петрович, — крикнул Литвин, — попрошу вас зайти.
   В комнате, в которой почти не было мебели, за обоями нашли сейф. — Что делать будем? — Зовите специалистов.
   Многовато всякого добра собралось в этом доме. Даже крапленые карточные колоды нашли. Но, главное, было оружие, в ящике, блестя смазкой, стояли в креплениях новенькие браунинги.
   Бахтин рассматривал цинки с патронами, когда за его спиной раздался сановный баритон.
   — Что здесь происходит, надворный советник Бахтин?
   Бахтин обернулся, в дверях стоял в полной форме Козлов. — Обыск, ваше превосходительство. — Кто разрешил? — Начальник сыскной полиции. — Основание?
   — Показание задержанных по делу об ограблении ювелира Немировского. — Откуда оружие?
   — Найдено здесь, изъято из тайника в присутствии понятых. — Кто хозяин дома?
   — По документам владелец потомственный гражданин города Орла Аникин Фрол Арсентьевич. О лице этом полиции и городским властям ничего не известно. По агентурным данным фактическим хозяином является Григорий Львович Рубин.
   — Ты своими агентурными данными можешь задницу подтереть…
   — Я бы попросил вас, господин действительный статский советник, разговаривать со мной подобающим образом.
   — Ишь ты, нежные какие, — рявкнул Козлов, — в отсутствие хозяина дома врываетесь, обыскиваете…
   — Господин вице-директор департамента, — холодно ответил Бахтин, — я вторично напоминаю вам, что не позволю со мной так разговаривать. В доме скрылся преступник, тяжело ранивший чина полиции и несколько раз стрелявший в меня, кроме того, швейцар показал, что покойный Зоммер проживал именно на этой половине. Здесь нами обнаружено оружие и предметы преступного промысла… — Хватит, заканчивайте и уводите людей. — Попрошу письменное распоряжение. — Вам надоело носить чин седьмого класса?
   — Признаюсь вам, нет. И хочу напомнить, что чином данным меня пожаловал государь император, а не вы. — Он пожаловал, а я сниму.
   — Думаю, вы на себя слишком много берете, господин вице-директор.
   Бахтин специально больше не именовал Козлова «превосходительством». Не хотел. Уж больно презирал он этого человека.
   Козлов за всю свою службу в полиции впервые столкнулся со столь явным неповиновением. Бахтин не боялся его. Более того, сыщик был уверен, что скандал этот обернется в его пользу. Следовательно, у него есть поддержка. Но кто? История в Москве пошла ему только на пользу. Джунковский, хлопотавший за него, вылетел из министерства на фронт, а этот… Но уступить!..
   — Я вам приказываю, надворный советник, немедленно прекратить…
   Козлов не успел договорить, как в комнату вошел Литвин, за ним два сыщика несли золотые кубки, тарелки, бляхи, браслеты.
   — Ваше превосходительство, надо в контрразведку сообщить. — Куда? — растерянно спросил Козлов.
   — В контрразведку, — продолжал Литвин, — вещи эти похищены убитым поручиком Копытиным и являются армейским имуществом. — Откуда вам известно?
   — Контрразведывательное отделение передало нам список, я сверил, все сходится.
   Козлов замолчал, разглядывая золотые предметы, которые расставляли на столе сыщики.
   Да, дружок Гриша, решил один проглотить. Ан подавился. Денежки-то громадные мимо проехали. А все жидовская жадность. Гребет к себе, что под руку попадется. Начальник контрразведки генерал Батюшев — человек не простой. Его офицеры из любого выбьют, что нужно, тем более время военное.
   И коли он, Козлов, здесь очутился, так надо этому делу придать окраску соответствующую.
   — Александр Петрович, — повернулся вице-директор к Бахтину, — погорячился я. Пристав, подлец, неправильно осведомил. Теперь я вижу, что мы попали в воровское гнездо. Действуйте, как служба велит. Я лично возглавлю данный розыск. Ни один мазурик не должен избежать наказания, — продекламировал Козлов и пошел в комнату, где был спрятан сейф.
   Потом вице-директор спустился к аппарату и куда-то телефонировал.
   Минут через двадцать приехал Филиппов. В штатском сюртуке он выглядел менее внушительно, чем в генеральской форме. — Ну как? — спросил Владимир Гаврилович.
   — Если не будут мешать, мы Рубина крепко прихватим, — сказал Бахтин. — То-то и оно, если не будут мешать, а то… Он не успел договорить, в комнату вошел Козлов.
   — Рад видеть, Владимир Гаврилович, и хочу похвалить вас и ваших чиновников за проявленное рвение. И надо же, до чего эта сволочь додумалась, присоседиться к дому крупного коммерсанта и общественного деятеля. Хорошая защита. — Вы имеете в виду Рубина? — усмехнулся Бахтин. — Именно, Александр Петрович.
   — Но мы располагаем агентурными данными, что именно Рубин является фактическим владельцем квартиры.
   — Фактически или является? — Козлов со вкусом закурил. -. Является, — твердо сказал Филиппов.
   — Владимир Гаврилович, вы, голубчик, даже не понимаете, какое осиное гнездо мы накрыли. Отсюда действовала банда Терлецкого, сюда свозились краденые ценности, отсюда Копытин пошел грабить Немировского. Это подлинный успех. Я уже не говорю о пуансонах и документах липовых. Запомните, это наша большая удача. — Но… — начал Бахтин.
   — Никаких «но». Зоммер организовал эту преступную шайку. Господа, я еду в департамент докладывать. Вас, Владимир Гаврилович, прошу следовать за мной, а Бахтин все до ума доведет.
   Директор Департамента полиции, действительный статский советник Васильев, находился в Ревеле, поэтому докладывать надо было товарищу министра Белецкому, которого Козлов побаивался. Степан Петрович, еще будучи директором Департамента полиции, не очень жаловал Козлова и всячески препятствовал его назначению на должность вице-директора.
   Белецкий их принял сразу. С Филипповым он был необычайно приветлив, что весьма смутило начальника сыскной полиции. Такое внимание — первый признак отставки.
   С Козловым товарищ министра был холоден и официален. — Что у вас? — небрежно спросил он.
   — Силами сыскной службы нашего департамента обнаружено место, где преступники, совершившие в столице ряд дерзких налетов, скрывались от правосудия. — И где же оно?
   — В двух шагах от нашего департамента на Фонтанке, 62.
   — Забавно. Чей дом? — Белецкий что-то черкнул в блокноте.
   — По документам дом принадлежит потомственному почетному гражданину города Орла Аникину Фролу Арсентьевичу, но ни полиция, ни градоначальство никакими сведениями о таком человеке не располагают. — Запросите Орел. — Я уже распорядился. — Так кто же атаман у этой шайки?
   — Некто Зоммер Анатолий Арнольдович, при задержании он тяжело ранил околоточного, пытался убить надворного советника Бахтина и сам учинил самострел. — Застрелился? — удивился Белецкий. — Так точно, ваше превосходительство.
   — Ну прямо не жиган, а влюбленный лицеист. Что обнаружено при обыске? Козлов достал из кармана листок бумаги.
   — Первое неопровержимое доказательство, что именно там пряталась банда Терлецкого.
   — Терлецкий, Терлецкий… Помню, его застрелил Бахтин не то в двенадцатом, не то…
   — В двенадцатом, ваше превосходительство, — вмешался Филиппов.
   — Дальше, -уже заинтересованно спросил Белецкий.
   — Нам стало известно, что некто поручик Копытин организовал шайку налетчиков…
   — Владимир Гаврилович, что касается дела Немировского, мне доложили, но как-то не ясно. Я вижу, дело имеет продолжение, так что расскажите мне подробно.
   Филиппов коротко, но не упуская деталей, доложил Белецкому о том, что произошло, не забыв отметить роль Бахтина.
   — Вот видите, — усмехнулся Белецкий, — вы, Михаил Иванович, совсем недавно аттестовали Бахтина совсем с другой стороны. — Но…
   — Никаких «но». Я немедленно иду докладывать министру. Кстати, кто этот Зоммер?
   — Управляющий известного коммерсанта и общественного деятеля господина Рубина, — сказал Козлов.
   — Рубин. Общественный деятель. Надо же, — Белецкий поднялся из-за стола, — придется и с него строго спросить, как это получается! В соседнем доме бандиты, швейцар пытается убить полицейского чиновника, управляющий — главарь банды, а Рубин…
   — Он проживает в Москве, ваше превосходительство, вполне естественно…
   — Бросьте, — резко бросил Белецкий, — слишком уж много совпадений, как вы считаете, Владимир Гаврилович?
   — Полностью с вами согласен, ваше превосходительство. — Свободны, господа.
   В приемной Козлова дожидался чиновник с полицейского телеграфа.
   — Ответ из Орла, ваше превосходительство, — протянул он Козлову бумагу. Козлов прочел, досадливо крякнул:
   — Нет такого Аникина в Орле. И звание почетное его липа. — Это и следовало ожидать, — сказал Филиппов.
   — Давайте-ка, Владимир Гаврилович, делами нашими займемся, — резко оборвал его Козлов. — Вы поезжайте в должность, ну, а я распоряжусь о назначении тщательного следствия.
   Но Козлов не пошел в департамент. Он вызвал автомобиль и поехал на Большую Морскую, 22, где помещалась станция телефонного сообщения Петербург — Тверь — Москва — Нарва. На станции техником работал его агент Шмель.
   Козлов с его помощью получил на станции отдельную комнату для прямых переговоров с Москвой. Он прошел в служебную часть станции, поднялся на второй этаж и открыл своим ключом дверь. В маленькой комнате стоял крохотный столик, на котором лежал справочник «Вся Mocквa» и стоял аппарат. Козлов поднял трубку, попросил Москву и назвал номер Усова.
   Тайный советник Белецкий не пошел к министру. Он точно знал, что Протопопову, погруженному в самый омут дворцовых интриг, нет никакого дела до уголовной преступности.
   Конечно. Белецкий понимал, что Рубин сволочь, тем более имелся в архивах департамента некий материал на коммерсанта и общественного деятеля. Но, благодаря мощной поддержке секретаря Распутина Арона Симановича, Рубину удалось найти нужных людей и организовать мощное прикрытие.
   Белецкий точно знал, что борьба с окружением Распутина сегодня практически невозможна. Тем более что парижская истории Бахтина всплыла самым неожиданным образом.