Страница:
повторения Дюссель, наконец, погружается в сон.
Случается, что ночью в период с часу до трех стреляют. Не успев
сообразить, в чем дело, я обычно вскакиваю с постели. Но иногда не
пробуждаюсь окончательно и повторяю в полусне неправильные французские
глаголы или вспоминаю последнюю ссору "верхних". А когда наступает тишина,
вдруг соображаю, что была перестрелка. Но чаще всего хватаю подушку, носовой
платок, быстро набрасываю халат, влезаю в тапки и бегом к папе! Марго
описала это в стихотворении на мой день рождения:
Как только ночью начинают стрелять,
Перед нашими глазами возникает опять
Платок, подушка и наша девчушка...
В большой кровати не так страшно, разве что, если стреляют очень
сильно.
Без четверти семь. Тррр... Звенит будильник. "Щелк" -- госпожа ван Даан
нажала на кнопку, и звон прекратился. "Крак" -- встал господин. Звук
льющейся воды в ванной.
Четверть восьмого. Скрип двери. Дюссель направляется в ванную.
Раздвигаются шторы, и в Убежище начинается новый день.
Анна.
Дорогая Китти!
Сегодня расскажу, как проходит у нас обеденный перерыв.
Пол первого. Вся компания вздыхает с облегчением. Сотрудники конторы -
ван Марен, человек с сомнительным прошлым и де Кок -- ушли домой. Наверху
слышен шум пылесоса: госпожа чистит свой любимый и единственный коврик.
Марго с парой учебников под мышкой идет давать уроки "трудно обучающимся
детям", а именно Дюсселю: он как раз относится к этой категории. Пим в
уголке погружается в своего любимого Диккенса, надеясь хоть недолго посидеть
спокойно. Мама спешит наверх помочь другой усердной хозяйке, а я иду в
ванную, чтобы прибрать там, а заодно привести себя в порядок.
Без четверти час. Принимаем гостей. Сначала появляются господин Гиз,
потом Кляйман или Куглер, Беп и иногда Мип.
Час дня. Собравшись все вместе около нашего миниатюрного приемничка и
затаив дыхание, слушаем Би-Би-си. Это единственные минуты дня, когда жители
Убежища не пререкаются друг с другом, даже господин ван Даан не вступает в
спор с тем, кто передает последние известия.
Четверть второго. Раздача супа. Каждый получает свою порцию, а иногда
еще что-то на сладкое. Господин Гиз уютно устраивается на диване или за
письменным столом -- с газетой, тарелкой и обычно котом на коленях. Если
хоть один из этих атрибутов отсутствует, он явно не доволен. Кляйман
рассказывает последние городские новости -- никто не умеет это лучше него.
Топ-топ -- Куглер взбегает по лестнице, стучит в дверь и входит, потирая
руки. Он весел и энергичен или наоборот мрачен и немногословен, в
зависимости от настроения.
Без четверти два. Гости покидают нас, чтобы вернуться к своим служебным
обязанностям. Марго с мамой моют посуду. Господин и госпожа отдыхают, папа и
Дюссель тоже ложатся вздремнуть, Петер удаляется к себе на чердак, а Анна
приступает к занятиям. Я люблю этот спокойный час: почти все спят, и никто
не мешает. Дюсселю явно снится что-то вкусненькое: это видно по выражению
его лица. Но долго любоваться им нет времени: ведь ровно в четыре наш
педант, разбуженный будильником, потребует освободить для него письменный
стол.
Анна.
Дорогая Китти!
Продолжаю рассказ о распорядке дня в Убежище. Опишу, как проходит наш
обед.
Господин ван Даан.
Его обслуживают в первую очередь, и он, не стесняясь, накладывает еду
на тарелку, особенно, если она ему по вкусу. Принимает активное участие в
разговорах за столом, обо всем имеет свое мнение. Ему лучше не возражать, а
если кто и пытается, то всегда проигрывает. О, он как кот, шипит на
противника... Испытав это один раз, второй попытки уже делаешь. Что ж, он в
самом деле умен, но и уверен в себе в высшей степени.
Мадам.
Лучше мне о ней промолчать. Бывают дни, когда она особенно не в духе, и
это явно отражается на ее лице. Говоря откровенно, она виновата во всех
ссорах. Натравливать людей друг на друга -- ах, как ей это нравится.
Например, госпожу Франк на Анну. Вот только с Марго и с ее собственным
супругом эти номера не проходят. А за столом... Не подумайте, что госпожа
чем-то обделена, хотя она сама в этом уверена. Самые мелкие картофелины, все
вкусное, нежное, сочное должное достаться ей! (Как раз эти желания мадам
приписывает Анне Франк). Второе ее хобби -- говорить, лишь бы нашелся
слушатель, и неважно - интересно тому или нет. Ведь то, что рассказывает
госпожа ван Даан,не может быть неинтересным. Ужимки, кокетничанье,
уверенность в собственной компетенции, советы направо и налево -- должны по
ее мнению произвести впечатление. Но если присмотреться получше, то узнаешь
ее суть. Энергичная, кокетливая и иногда довольно смазливая. Такова
Петронелла ван Даан.
Третий сосед по столу.
обычно не привлекает к себе внимания. Господин ван Даан младший обычно
молчалив и спокоен. Но что касается аппетита -- бочка Данаиды! Он никогда не
наедается и после сытного обеда весьма серьезно уверяет, что мог съесть еще
вдвое больше.
Номер четыре: Марго.
Ест как мышка и не произносит ни слова. Питается исключительно овощами
и фруктами. "Избалована" - мнение ван Даанов. "Плохой аппетит из-за
недостатка свежего воздуха и движения", -- считаем мы.
Мама.
На аппетит не жалуется и любит поговорить. В отличие от госпожи ван
Даан не похожа на домашнюю хозяйку. А в чем собственно отличие? Госпожа ван
Даан готовит, а мама моет посуду и убирает.
Номер шесть и семь.
О папе скажу немного. Он самый скромный за нашим столом. Прежде, чем
положить еду на тарелку, всегда смотрит, достаточно ли у других. Ему ничего
не нужно, все прежде всего для детей. Он пример всего хорошего.
А рядом с ним восседает заноза нашего Убежища. Дюсель накладывает еду в
тарелку, ест молча, ни на кого не глядя. Если и говорит, то только о еде,
что обычно к ссорам не приводит. Поглощает гигантские порции, никогда не
отказывается -- неважно, вкусно или нет. На нем брюки, которые доходят почти
до груди, красный пиджак, черные лакированные туфли и очки в роговой оправе.
Целый день он работает за письменным столом, прерываясь лишь для дневного
сна, еды и похода в свое любимое местечко ... туалет. Три, четыре, пять раз
в день кто-то в нетерпении стучит в дверь туалета, переминаясь с ноги на
ногу -- нужно срочно! Однако Дюссель невозмутим. С четверти до половины
восьмого, с половины первого до часа, с двух до четверти третьего, с четырех
до четверти пятого, с шести до четверти седьмого и с половины двенадцатого
до двенадцати его оттуда не сдвинешь. Это "дежурные часы" - запишите, если
хотите. Он их всегда соблюдает, не обращая внимания на мольбы за дверью.
Номер девять.
Беп, хоть не является постоянной обитательницей Убежища, но наш частый
гость в доме и за столом. У Беп замечательный здоровый аппетит, ест все, что
на тарелке, не придирчива. Она всему рада, и этим доставляет нам
удовольствие. Веселая, добрая, отзывчивая, всегда в хорошем настроении --
вот ее характер.
Анна.
Дорогая Китти!
У меня появилась блестящая идея: за столом чаще беседовать с самой
собой, чем с другими, что удобно в двух отношениях. Во-первых, все довольны,
когда я не тараторю без умолку, во-вторых, и мне не приходится злиться из-за
замечаний. Они считают все мои мысли глупыми, я же с этим совершенно не
согласна. Что ж, буду теперь держать их при себе! Например, когда на обед
подают то, что я терпеть не могу, стараюсь не смотреть на тарелку,
представляю, что это что-то очень вкусное и так постепенно все съедаю. По
утрам не хочется вставать, но я спрыгиваю с постели, утешая себя тем, что
предстоит хороший день, иду к окну, открываю шторы, вдыхаю немного свежего
воздуха и окончательно просыпаюсь. Надо поскорее убрать постель, чтобы не
было соблазна снова туда влезть. Знаешь, как мама теперь меня называет?
Актрисой по жизни. Забавно, как ты считаешь?
Уже неделю мы живем вне времени: куранты с башни Вестерторен сломались,
и мы теперь ни днем ни ночью не знаем в точности, который час. Очень
надеюсь, что нашим милым часам найдут замену.
Где бы я ни была -- внизу или наверху -- все с восхищением смотрят на
мои ноги, обутые в необыкновенно шикарные (в эти-то времена) туфли. Мип
купила их по случаю за 27,50 гульденов. Ярко-красные, замша с кожей и
довольно высокий каблук. Хожу, как на ходулях, и кажется, что я гораздо
выше, чем на самом деле.
Вчера у меня был несчастливый день. Началось с того, что я уколола
большой палец толстой иголкой, да к тому же -- ее тупым концом. В результате
Марго одна чистила картошку, так что плохое обернулось и чем-то хорошим: я
смогла, насколько позволял палец, заняться дневником. Потом я налетела
головой на дверцу шкафа и упала почти навзничь. Шум, конечно, был изрядный,
за что я получила очередной нагоняй. Мне не разрешили открыть кран, чтобы
приложить холодное полотенце к ушибленному месту, так что хожу с огромной
шишкой над правым глазом. В довершение всех бед я прищемила пылесосом
мизинец правой ноги. Было больно, пошла кровь, но я, занятая другими своими
бедами, не обратила на это особого внимания. И напрасно: мизинец воспалился,
и теперь он обклеен всевозможными пластырями, из-за чего я не могу носить
свои новые великолепные туфли.
Из-за Дюсселя мы в очередной раз подверглись опасности. Мип захватила
по его просьбе запрещенную книгу -- памфлет на Муссолини. По дороге на нее
наехал эсэсовский мотоцикл. Мип вышла из себя и закричала: "Скоты!". А если
бы ее задержали... И подумать страшно.
Анна.
Одно из наших обязательных повседневных занятий: чистка картофеля!
Кто-то приносит газеты, другой -- ножи (для себя, конечно, самый
лучший), третий -- картошку, четвертый -- воду.
Господин Дюссель приступает к делу: скребет не всегда идеально, но не
прерываясь. Одновременно поглядывает по сторонам, наблюдая, работают ли
другие так же тщательно, как он. А вот и нет!
Дюссель (с ужасным голландским произношением): "Анна, посмотри, я беру
ножик и веду им сверху вниз... Нет, нет, не так ... а так!".
"Господин Дюссель, я чищу, как мне удобно".
"Но это нерационально! Почему бы тебе не поучиться у меня? Хотя я,
собственно, не вмешиваюсь, дело твое".
Мы продолжаем чистить, и я украдкой поглядываю на своего соседа. Он то
и дело покачивает головой, вероятно, продолжает мысленно читать мне мораль.
Но молчит.
Чистим. Теперь я смотрю на папу, сидящего в другом конце комнаты. Для
него чистка картошки -- вовсе не скучная обязанность, а настоящее искусство.
Когда папа читает, то на его лбу образуется характерная морщинка. А если он
чистит картошку, бобы или другие овощи, то и этими делами поглощен
полностью. Даже лицо у него становится по-настоящему картофельным, а
очищенная им картошка выглядит замечательно. Да иначе и нельзя, если
работаешь с таким лицом.
Я тружусь дальше: достаточно взглянуть на папу, и настроение уже
поднимается. Госпожа ван Даан все пытается привлечь внимание Дюсселя.
Стреляет глазками, но доктору хоть бы что. Подмигивает, а Дюссель продолжает
работу, не глядя на нее. Тогда она смеется, но тот по-прежнему невозмутим.
Мадам осталась ни с чем, тогда она меняет тактику. Царит недолгая тишина,
потом раздается крик: "Путти, одень же фартук. Иначе завтра опять не удастся
вывести пятна с твоего костюма!"
- Я ничего не испачкаю.
Снова тишина.
- Путти, почему бы тебе не присесть?
- Мне гораздо удобнее работать стоя!
Пауза.
- Ой, Путти, смотри -- ты брызгаешь!
- Мамочка, я внимательно слежу за тем, что делаю.
Мадам ищет другую тему.
- Скажи, Путти, почему англичане сейчас не бомбят?
- Потому что плохая погода, Керли.
- Но вчера небо было ясным, а налетов тоже не было.
- Давай не будем об этом говорить.
- Почему? Говорить и высказывать свое мнение можно...
- Нет!
- Но почему нет?
- Замолчи, пожалуйста, мамулечка!
- А господин Франк всегда отвечает своей жене.
Ван Даан явно борется собой. Кажется, супруга затронула его больное
место. А та продолжает ныть: "Наверно, высадки союзников нам не дождаться!".
Господин бледнеет. Госпожа замечает это, становится красной, однако
продолжает: "Англичане ничего не добьются!" Тут чаша терпения переполняется:
"Да прекрати же, черт побери!".
Мама не может сдержать смеха, я стараюсь смотреть серьезно.
И такое повторяется почти ежедневно, если только супруги накануне
серьезно не поссорились -- тогда они упорно молчат.
Я должна принести еще картошки. Поднимаюсь на чердак, где Петер ищет
блох у кота. Но мой приход отвлекает его, кот это замечает, вырывается и
убегает через открытое окно. Петер чертыхается, а я смеюсь и ухожу.
Свободное время в Убежище.
Пол шестого:
Беп приходит сообщить, что работники покинули контору. Мы вместе
поднимаемся наверх и угощаем ее чем-то вкусненьким. Не успеет Беп сесть, как
госпожа ван Даан начинает приставать к ней с всевозможными просьбами: "Ах
Беп, а еще мне хотелось бы...". Беп подмигивает мне, мадам не оставляет ни
одного из наших гостей без просьб. Не удивительно, что они не очень охотно к
нам заходят!
Без четверти шесть:
Беп уходит. Я спускаюсь на два этажа ниже, заглядываю на кухню, потом в
директорский кабинет, открываю дверь погреба, чтобы впустить Муши
поохотиться на мышей. Обойдя все помещения, устраиваюсь в кабинете Куглера.
Ван Даан просматривает все папки и ящики в поисках последней почты. Петер
берет ключ от склада и уносит Моффи, Пим поднимает наверх пишущие машинки.
Марго ищет спокойное место для своей административной работы. Госпожа ван
Даан ставит чайник, мама спускается вниз с кастрюлей картошки, в общем, все
при деле.
Но вот Петер возвращается со склада. Наши помощники забыли оставить для
нас хлеб! Приходится Петеру самому достать его из несгораемого шкафа
конторы, который стоит в зале конторы. Чтобы его не заметили с улицы, он
ползет, хватает хлеб и уже хочет уйти, но тут Муши прыгает через него и
забирается под письменный стол. Петер ищет кота, и обнаружив, снова ползет и
хватает за хвост. Муши шипит, Петер вздыхает, а что в результате? Кот
усаживается перед окном, очень довольный, что ему так ловко удалось
улизнуть. Петер использует последнее спасительное средство: заманивает Муши
кусочком хлеба. Тот поддается соблазну, следует к двери, которую, наконец,
удается захлопнуть.
Я наблюдаю за всем этим через щелку. Господин ван Даан выходит из себя
и хлопает дверью: явно злится на забывчивость Куглера.
Снова шаги: входит Дюссель с видом хозяина, усаживается у окна,
вынюхивает там что-то и начинает неудержимо чихать и кашлять: перец! Он
направляется в главную контору, но его предупреждают, что шторы открыты:
значит, нет доступа к почтовой бумаге. Дюссель удаляется с недовольным
лицом.
Я и Марго обмениваемся взглядами. "Завтра письмо обожаемой супруге
будет страничкой меньше", - шепчет она. Я киваю.
Слоновый топот на лестнице. Это Дюссель, который не может найти
местечка, где бы утешиться.
Мы продолжаем свои занятия. Тук-тук-тук. Стучат три раза: зовут
ужинать!
Пол девятого:
Марго и мама нервничают. "Шшш, папа тише. Пим! Отто! Пол девятого. Да
сядь же наконец, и не включай кран! И не топай так!". Все эти предупреждения
относятся к папе, который еще в ванной. Необходимо соблюдать полную тишину:
не включать воду, не пользоваться туалетом, не ходить. Сотрудники конторы
еще не пришли, но есть рабочие на складе, а слышимость там сейчас очень
высокая.
В двадцать минут девятого приоткрывается дверь, и раздаются три стука
-- это значит, что Анне принесли кашу. Я беру блюдечко, похожее на собачью
миску. Потом в бешеном темпе причесываюсь, убираю кровать и выношу ночной
горшок. Тихо! Бой часов! Госпожа ван Даан сменяет туфли на тапочки, господин
Чарли Чаплин тоже в тапках, все сидят смирно. Идеальная семейная картинка. Я
читаю или что-то учу, как Марго и мама с папой. Папа со своим любимым
Диккенсом и словарем сидит на краю полуразвалившейся кровати, матрас которой
заменяют две перины ("Мне так очень удобно!"). Углубившись в чтение, он не
смотрит по сторонам, иногда посмеивается, пытается поделиться впечатлениями
с мамой, на что получает ответ: "У меня нет времени!" Папа явно разочарован,
читает дальше, и когда ему что-то очень нравится, пытается снова: "Это ты
обязательно должна прочесть, мамочка!". Мама сидит на раскладушке -- читает,
учит, шьет или вяжет -- в зависимости от своего расписания. Вдруг ей что-то
приходит в голову, и она тут же об этом сообщает: "Анна, имей в виду,
что..." "Марго, запиши, пожалуйста...".
Снова воцаряется тишина. Но вот Марго захлопывает книгу. Папа строит
смешную рожицу, однако его "читательская" морщинка тут же возвращается, и он
снова углубляется в книгу. Мама начинает болтать с Марго, я прислушиваюсь из
любопытства. Пим тоже присоединяется к беседе... Девять часов! Завтрак!
Дорогая Китти!
Каждый раз, когда я тебе пишу, у нас что-то случается. Скорее
неприятное, чем приятное. Но сейчас хорошие новости!
В среду в семь вечера мы включили радио и услышали следующее: "Передаем
самое радостное сообщение со времени начала войны: Италия безоговорочно
капитулировала!". Это было английское радио, а в четверть девятого
заговорило голландское: "Дорогие слушатели, час с четвертью назад, буквально
сразу после последнего выпуска новостей, поступило радостное известие о
капитуляции Италии. Должен признаться, что я еще никогда с таким
удовольствием я не выкидывал в корзину для бумаг текст с устаревшими
новостями!"
Потом сыграли гимны Англии, Америки и России. Голландское радио
звучало, как всегда, сердечно, но не очень оптимистично.
Англичане высадились в Непале. Северная Италия оккупирована немцами. В
пятницу третьего сентября было подписано перемирие, и в этот же день
англичане высадились в Италии. Немцы в своих газетах проклинают на все лады
предательство Бадоглио и итальянского короля.
К сожалению, есть у нас и плохие новости -- о господине Кляймане. Ты
знаешь, как мы все его любим. Несмотря на плохое здоровье, постоянные боли,
ограничительную диету и быструю усталость, он всегда бодрый и на удивление
мужественный. "Когда приходит господин Кляйман, то восходит солнце", -
сказала мама недавно, и она совершенно права.
Сейчас его кладут в больницу на целые четыре недели, и ему предстоит
тяжелая операция кишечника. Ты бы видела, как он спокойно распрощался с
нами, как будто всего лишь уходил в магазин за покупками.
Анна.
Дорогая Китти!
Наши взаимоотношения здесь -- что ни день, то хуже. За столом никто и
рта не решается открыть (кроме, как для еды, конечно): что бы ты не сказал,
тебя понимают неправильно или подозревают злой умысел. Господин Фоскейл
иногда к нам заходит. Дела у него плохие. И семье приходится несладко - он
всех как бы постоянно упрекает: "Какое мне дело до всего, я все равно скоро
умру!". Могу представить ситуацию у него дома, если и нас это раздражает!
Каждый день я глотаю валерьянку против страхов и депрессии, но это не
гарантирует того, что на следующий день я не проснусь в еще более противном
настроении. Хороший здоровый смех помог бы лучше всяких лекарств, но
смеяться здесь мы как-то разучились. Иногда боюсь, что от постоянного
серьезного выражения лица углы рта у меня так навсегда и останутся
опущенными. С другими обитателями Убежища дела не лучше. Все мы, полные
печальных предчувствий, ждем зимы.
Еще одна неутешительная новость: ван Марен, работник склада, кажется,
что-то заподозрил. И не удивительно: не нужно обладать большим умом, чтобы
не заметить, что Мип часто отлучается в лабораторию, Беп -- в архив, Кляйман
-- в большой склад фирмы. Да и заявление Куглера о том, что задняя половина
дома принадлежит не Опекте, а соседу, может вызвать недоверие. Догадки ван
Марена не особенно бы нас занимали, если бы не его сомнительная и
неблагонадежная репутация.
На днях Куглер решил соблюсти особую осторожность. В двадцать минут
первого он надел пальто и пошел по направлению аптеки. Но через пять минут
незаметно проскользнул в дом и поднялся к нам. В четверть второго он
собрался уходить, но встретил на лестничной площадке Беп, и та предупредила
его, что ван Марен в конторе. Куглер вернулся к нам, а в пол второго снял
ботинки и в одних носках (несмотря на простуду) спустился вниз через чердак,
что заняло целых пятнадцать минут: он шел очень медленно, так как лестница
ужасно скрипела.
Беп удалось между тем выставить ван Марена за дверь, она пришла за
Куглером, но тот уже совершал свой путь в носочках. Что бы подумали люди,
увидев на улице директора солидной фирмы, одевающего туфли.
Директор-босоножка!
Анна.
Дорогая Китти!
Сегодня у госпожи ван Даан день рождения. Мы подарили ей талоны на сыр,
мясо и хлеб, да еще баночку джема в придачу. От мужа, Дюсселя и наших
покровителей она тоже получила только цветы и продукты питания. Ну и
времена!
Беп чуть не дошла до нервного срыва: столько всего на нее навалилось.
Чуть ли не десять раз в день ее посылают за покупками с просьбой вернуться
как можно скорее. Потом оказывается, что она купила что-то не то, и отсылают
обратно. И при этом у нее куча работы в конторе, потому что Кляйман болен, и
Мип сидит дома с простудой. Сама же Беп вывихнула ногу, у нее свои личные
переживания, да еще безнадежно больной отец на руках. Не удивительно, что
она дошла до предела. Мы попытались ее утешить, посоветовали быть потверже и
не всегда безоговорочно выполнять все просьбы -- тогда их поток уменьшится
сам собой.
В субботу у нас разгорелась настоящая драма, такого здесь еще не было!
Началось с волнений из-за ван Марена, а закончилось гигантской ссорой.
Дюссель пожаловался маме, что с ним все обращаются, как с изгоем, холодно и
нелюбезно, а ведь он никому не сделал зла! При этом Дюссель подхалимничал и
льстил по своему обыкновению, на что мама, к счастью, не поддалась. Она
честно ответила, что мы в нем разочаровались и не без причины. Тут Дюссель
надавал кучу обещаний, но сомневаюсь, что они он их исполнит.
В отношениях с ван Даанами тоже возникла трещина, я это давно
предвидела! Они чем-то угрожают, кажется, речь идет о мясе. Папа в
бешенстве. Возможно, предстоит нешуточное столкновение.
Ах, если бы я могла отгородиться от всего этого, если бы могла уйти
отсюда! А то и с ума сойти недолго!
Анна.
Дорогая Китти!
Кляйман вернулся -- ура! Он немного бледен, но уже при деле: пытается
продать что-то из одежды ван Даанов.
Грустно, но факт: у ван Даанов кончились деньги. Последние сто
гульденов он потерял на складе, из-за чего здесь было много шума. Как такое
могло произойти, и куда в итоге делись деньги? Кто-то их украл. Но кто? Мы
теряемся в подозрениях.
Хотя денег у них теперь нет совсем, мадам не хочет расстаться ни с
одной вещью из целой горы пальто, платьев и обуви. Но сделать это ей все же
придется, потому что ни костюм ее супруга, ни велосипед Петера продать
невозможно. Придется мадам распрощаться с меховой шубкой! А она еще
безуспешно пытается убедить всех, что ее семью должна содержать фирма.
Жуткая ссора только что закончилась перемирием, и только и слышно, что
"Милый Путти" и "Бесценная Керли".
У меня уже кружится голова от всей ругани, которой я здесь наслышалась
за последний месяц. У папы постоянно сжаты губы. Если кто-то его зовет, он
вздрагивает, словно боится, что попросят уладить очередной спор. У Марго
частые головные боли, у Дюсселя бессонница, мадам стонет весь день напролет,
а у меня уже заходит ум за разум. Честно говоря, забываю, кто с кем в ссоре,
а кто уже помирился.
Единственное, что отвлекает - это учеба, и я, действительно, занимаюсь
очень много.
Анна.
Дорогая Китти!
Господин Кляйман снова болен, его по-прежнему беспокоит желудок. Он
даже не знает, остановилось ли у него кровотечение. Впервые мы видели его
подавленным, когда он сообщил, что плохо себя чувствует и вынужден уйти
домой.
Снова нешуточные ссоры у верхних, и опять из-за денег. Они хотят
продать зимнее пальто и костюм господина ван Даана, но заломили такие цены,
что найти покупателя невозможно.
Как-то, уже давно, Кляйман встретил знакомого меховщика. И тогда ему
пришла в голову идея продать шубу госпожи ван Даан. Это шубка сделана из
кроличьих шкурок, и госпожа носила ее целых семнадцать лет. Тем не менее,
они получили за нее 325 гульденов -- огромные деньги! Мадам хотела их
припрятать, чтобы после войны накупить новых нарядов. Супругу стоило немалых
трудов уговорить ее, что деньги необходимы сейчас, для повседневных нужд. И
представить невозможно, как они орали, ругались и топали ногами. Вся наша
семья стояла под лестницей, затаив дыхание, чтобы вмешаться в случае
необходимости. Эти брань, истерики, постоянная нервотрепка так изматывают
меня, что я вечерами засыпаю в слезах и благодарю Бога за то, что хоть
полчасика могу побыть одна.
А в общем, со мной все хорошо, вот только аппетит совсем пропал. Целый
день слышу: "Как ты плохо выглядишь!". Все стараются из последних сил хоть
немного меня подкормить: пичкают глюкозой, рыбьим жиром, дрожжами и
Случается, что ночью в период с часу до трех стреляют. Не успев
сообразить, в чем дело, я обычно вскакиваю с постели. Но иногда не
пробуждаюсь окончательно и повторяю в полусне неправильные французские
глаголы или вспоминаю последнюю ссору "верхних". А когда наступает тишина,
вдруг соображаю, что была перестрелка. Но чаще всего хватаю подушку, носовой
платок, быстро набрасываю халат, влезаю в тапки и бегом к папе! Марго
описала это в стихотворении на мой день рождения:
Как только ночью начинают стрелять,
Перед нашими глазами возникает опять
Платок, подушка и наша девчушка...
В большой кровати не так страшно, разве что, если стреляют очень
сильно.
Без четверти семь. Тррр... Звенит будильник. "Щелк" -- госпожа ван Даан
нажала на кнопку, и звон прекратился. "Крак" -- встал господин. Звук
льющейся воды в ванной.
Четверть восьмого. Скрип двери. Дюссель направляется в ванную.
Раздвигаются шторы, и в Убежище начинается новый день.
Анна.
Дорогая Китти!
Сегодня расскажу, как проходит у нас обеденный перерыв.
Пол первого. Вся компания вздыхает с облегчением. Сотрудники конторы -
ван Марен, человек с сомнительным прошлым и де Кок -- ушли домой. Наверху
слышен шум пылесоса: госпожа чистит свой любимый и единственный коврик.
Марго с парой учебников под мышкой идет давать уроки "трудно обучающимся
детям", а именно Дюсселю: он как раз относится к этой категории. Пим в
уголке погружается в своего любимого Диккенса, надеясь хоть недолго посидеть
спокойно. Мама спешит наверх помочь другой усердной хозяйке, а я иду в
ванную, чтобы прибрать там, а заодно привести себя в порядок.
Без четверти час. Принимаем гостей. Сначала появляются господин Гиз,
потом Кляйман или Куглер, Беп и иногда Мип.
Час дня. Собравшись все вместе около нашего миниатюрного приемничка и
затаив дыхание, слушаем Би-Би-си. Это единственные минуты дня, когда жители
Убежища не пререкаются друг с другом, даже господин ван Даан не вступает в
спор с тем, кто передает последние известия.
Четверть второго. Раздача супа. Каждый получает свою порцию, а иногда
еще что-то на сладкое. Господин Гиз уютно устраивается на диване или за
письменным столом -- с газетой, тарелкой и обычно котом на коленях. Если
хоть один из этих атрибутов отсутствует, он явно не доволен. Кляйман
рассказывает последние городские новости -- никто не умеет это лучше него.
Топ-топ -- Куглер взбегает по лестнице, стучит в дверь и входит, потирая
руки. Он весел и энергичен или наоборот мрачен и немногословен, в
зависимости от настроения.
Без четверти два. Гости покидают нас, чтобы вернуться к своим служебным
обязанностям. Марго с мамой моют посуду. Господин и госпожа отдыхают, папа и
Дюссель тоже ложатся вздремнуть, Петер удаляется к себе на чердак, а Анна
приступает к занятиям. Я люблю этот спокойный час: почти все спят, и никто
не мешает. Дюсселю явно снится что-то вкусненькое: это видно по выражению
его лица. Но долго любоваться им нет времени: ведь ровно в четыре наш
педант, разбуженный будильником, потребует освободить для него письменный
стол.
Анна.
Дорогая Китти!
Продолжаю рассказ о распорядке дня в Убежище. Опишу, как проходит наш
обед.
Господин ван Даан.
Его обслуживают в первую очередь, и он, не стесняясь, накладывает еду
на тарелку, особенно, если она ему по вкусу. Принимает активное участие в
разговорах за столом, обо всем имеет свое мнение. Ему лучше не возражать, а
если кто и пытается, то всегда проигрывает. О, он как кот, шипит на
противника... Испытав это один раз, второй попытки уже делаешь. Что ж, он в
самом деле умен, но и уверен в себе в высшей степени.
Мадам.
Лучше мне о ней промолчать. Бывают дни, когда она особенно не в духе, и
это явно отражается на ее лице. Говоря откровенно, она виновата во всех
ссорах. Натравливать людей друг на друга -- ах, как ей это нравится.
Например, госпожу Франк на Анну. Вот только с Марго и с ее собственным
супругом эти номера не проходят. А за столом... Не подумайте, что госпожа
чем-то обделена, хотя она сама в этом уверена. Самые мелкие картофелины, все
вкусное, нежное, сочное должное достаться ей! (Как раз эти желания мадам
приписывает Анне Франк). Второе ее хобби -- говорить, лишь бы нашелся
слушатель, и неважно - интересно тому или нет. Ведь то, что рассказывает
госпожа ван Даан,не может быть неинтересным. Ужимки, кокетничанье,
уверенность в собственной компетенции, советы направо и налево -- должны по
ее мнению произвести впечатление. Но если присмотреться получше, то узнаешь
ее суть. Энергичная, кокетливая и иногда довольно смазливая. Такова
Петронелла ван Даан.
Третий сосед по столу.
обычно не привлекает к себе внимания. Господин ван Даан младший обычно
молчалив и спокоен. Но что касается аппетита -- бочка Данаиды! Он никогда не
наедается и после сытного обеда весьма серьезно уверяет, что мог съесть еще
вдвое больше.
Номер четыре: Марго.
Ест как мышка и не произносит ни слова. Питается исключительно овощами
и фруктами. "Избалована" - мнение ван Даанов. "Плохой аппетит из-за
недостатка свежего воздуха и движения", -- считаем мы.
Мама.
На аппетит не жалуется и любит поговорить. В отличие от госпожи ван
Даан не похожа на домашнюю хозяйку. А в чем собственно отличие? Госпожа ван
Даан готовит, а мама моет посуду и убирает.
Номер шесть и семь.
О папе скажу немного. Он самый скромный за нашим столом. Прежде, чем
положить еду на тарелку, всегда смотрит, достаточно ли у других. Ему ничего
не нужно, все прежде всего для детей. Он пример всего хорошего.
А рядом с ним восседает заноза нашего Убежища. Дюсель накладывает еду в
тарелку, ест молча, ни на кого не глядя. Если и говорит, то только о еде,
что обычно к ссорам не приводит. Поглощает гигантские порции, никогда не
отказывается -- неважно, вкусно или нет. На нем брюки, которые доходят почти
до груди, красный пиджак, черные лакированные туфли и очки в роговой оправе.
Целый день он работает за письменным столом, прерываясь лишь для дневного
сна, еды и похода в свое любимое местечко ... туалет. Три, четыре, пять раз
в день кто-то в нетерпении стучит в дверь туалета, переминаясь с ноги на
ногу -- нужно срочно! Однако Дюссель невозмутим. С четверти до половины
восьмого, с половины первого до часа, с двух до четверти третьего, с четырех
до четверти пятого, с шести до четверти седьмого и с половины двенадцатого
до двенадцати его оттуда не сдвинешь. Это "дежурные часы" - запишите, если
хотите. Он их всегда соблюдает, не обращая внимания на мольбы за дверью.
Номер девять.
Беп, хоть не является постоянной обитательницей Убежища, но наш частый
гость в доме и за столом. У Беп замечательный здоровый аппетит, ест все, что
на тарелке, не придирчива. Она всему рада, и этим доставляет нам
удовольствие. Веселая, добрая, отзывчивая, всегда в хорошем настроении --
вот ее характер.
Анна.
Дорогая Китти!
У меня появилась блестящая идея: за столом чаще беседовать с самой
собой, чем с другими, что удобно в двух отношениях. Во-первых, все довольны,
когда я не тараторю без умолку, во-вторых, и мне не приходится злиться из-за
замечаний. Они считают все мои мысли глупыми, я же с этим совершенно не
согласна. Что ж, буду теперь держать их при себе! Например, когда на обед
подают то, что я терпеть не могу, стараюсь не смотреть на тарелку,
представляю, что это что-то очень вкусное и так постепенно все съедаю. По
утрам не хочется вставать, но я спрыгиваю с постели, утешая себя тем, что
предстоит хороший день, иду к окну, открываю шторы, вдыхаю немного свежего
воздуха и окончательно просыпаюсь. Надо поскорее убрать постель, чтобы не
было соблазна снова туда влезть. Знаешь, как мама теперь меня называет?
Актрисой по жизни. Забавно, как ты считаешь?
Уже неделю мы живем вне времени: куранты с башни Вестерторен сломались,
и мы теперь ни днем ни ночью не знаем в точности, который час. Очень
надеюсь, что нашим милым часам найдут замену.
Где бы я ни была -- внизу или наверху -- все с восхищением смотрят на
мои ноги, обутые в необыкновенно шикарные (в эти-то времена) туфли. Мип
купила их по случаю за 27,50 гульденов. Ярко-красные, замша с кожей и
довольно высокий каблук. Хожу, как на ходулях, и кажется, что я гораздо
выше, чем на самом деле.
Вчера у меня был несчастливый день. Началось с того, что я уколола
большой палец толстой иголкой, да к тому же -- ее тупым концом. В результате
Марго одна чистила картошку, так что плохое обернулось и чем-то хорошим: я
смогла, насколько позволял палец, заняться дневником. Потом я налетела
головой на дверцу шкафа и упала почти навзничь. Шум, конечно, был изрядный,
за что я получила очередной нагоняй. Мне не разрешили открыть кран, чтобы
приложить холодное полотенце к ушибленному месту, так что хожу с огромной
шишкой над правым глазом. В довершение всех бед я прищемила пылесосом
мизинец правой ноги. Было больно, пошла кровь, но я, занятая другими своими
бедами, не обратила на это особого внимания. И напрасно: мизинец воспалился,
и теперь он обклеен всевозможными пластырями, из-за чего я не могу носить
свои новые великолепные туфли.
Из-за Дюсселя мы в очередной раз подверглись опасности. Мип захватила
по его просьбе запрещенную книгу -- памфлет на Муссолини. По дороге на нее
наехал эсэсовский мотоцикл. Мип вышла из себя и закричала: "Скоты!". А если
бы ее задержали... И подумать страшно.
Анна.
Одно из наших обязательных повседневных занятий: чистка картофеля!
Кто-то приносит газеты, другой -- ножи (для себя, конечно, самый
лучший), третий -- картошку, четвертый -- воду.
Господин Дюссель приступает к делу: скребет не всегда идеально, но не
прерываясь. Одновременно поглядывает по сторонам, наблюдая, работают ли
другие так же тщательно, как он. А вот и нет!
Дюссель (с ужасным голландским произношением): "Анна, посмотри, я беру
ножик и веду им сверху вниз... Нет, нет, не так ... а так!".
"Господин Дюссель, я чищу, как мне удобно".
"Но это нерационально! Почему бы тебе не поучиться у меня? Хотя я,
собственно, не вмешиваюсь, дело твое".
Мы продолжаем чистить, и я украдкой поглядываю на своего соседа. Он то
и дело покачивает головой, вероятно, продолжает мысленно читать мне мораль.
Но молчит.
Чистим. Теперь я смотрю на папу, сидящего в другом конце комнаты. Для
него чистка картошки -- вовсе не скучная обязанность, а настоящее искусство.
Когда папа читает, то на его лбу образуется характерная морщинка. А если он
чистит картошку, бобы или другие овощи, то и этими делами поглощен
полностью. Даже лицо у него становится по-настоящему картофельным, а
очищенная им картошка выглядит замечательно. Да иначе и нельзя, если
работаешь с таким лицом.
Я тружусь дальше: достаточно взглянуть на папу, и настроение уже
поднимается. Госпожа ван Даан все пытается привлечь внимание Дюсселя.
Стреляет глазками, но доктору хоть бы что. Подмигивает, а Дюссель продолжает
работу, не глядя на нее. Тогда она смеется, но тот по-прежнему невозмутим.
Мадам осталась ни с чем, тогда она меняет тактику. Царит недолгая тишина,
потом раздается крик: "Путти, одень же фартук. Иначе завтра опять не удастся
вывести пятна с твоего костюма!"
- Я ничего не испачкаю.
Снова тишина.
- Путти, почему бы тебе не присесть?
- Мне гораздо удобнее работать стоя!
Пауза.
- Ой, Путти, смотри -- ты брызгаешь!
- Мамочка, я внимательно слежу за тем, что делаю.
Мадам ищет другую тему.
- Скажи, Путти, почему англичане сейчас не бомбят?
- Потому что плохая погода, Керли.
- Но вчера небо было ясным, а налетов тоже не было.
- Давай не будем об этом говорить.
- Почему? Говорить и высказывать свое мнение можно...
- Нет!
- Но почему нет?
- Замолчи, пожалуйста, мамулечка!
- А господин Франк всегда отвечает своей жене.
Ван Даан явно борется собой. Кажется, супруга затронула его больное
место. А та продолжает ныть: "Наверно, высадки союзников нам не дождаться!".
Господин бледнеет. Госпожа замечает это, становится красной, однако
продолжает: "Англичане ничего не добьются!" Тут чаша терпения переполняется:
"Да прекрати же, черт побери!".
Мама не может сдержать смеха, я стараюсь смотреть серьезно.
И такое повторяется почти ежедневно, если только супруги накануне
серьезно не поссорились -- тогда они упорно молчат.
Я должна принести еще картошки. Поднимаюсь на чердак, где Петер ищет
блох у кота. Но мой приход отвлекает его, кот это замечает, вырывается и
убегает через открытое окно. Петер чертыхается, а я смеюсь и ухожу.
Свободное время в Убежище.
Пол шестого:
Беп приходит сообщить, что работники покинули контору. Мы вместе
поднимаемся наверх и угощаем ее чем-то вкусненьким. Не успеет Беп сесть, как
госпожа ван Даан начинает приставать к ней с всевозможными просьбами: "Ах
Беп, а еще мне хотелось бы...". Беп подмигивает мне, мадам не оставляет ни
одного из наших гостей без просьб. Не удивительно, что они не очень охотно к
нам заходят!
Без четверти шесть:
Беп уходит. Я спускаюсь на два этажа ниже, заглядываю на кухню, потом в
директорский кабинет, открываю дверь погреба, чтобы впустить Муши
поохотиться на мышей. Обойдя все помещения, устраиваюсь в кабинете Куглера.
Ван Даан просматривает все папки и ящики в поисках последней почты. Петер
берет ключ от склада и уносит Моффи, Пим поднимает наверх пишущие машинки.
Марго ищет спокойное место для своей административной работы. Госпожа ван
Даан ставит чайник, мама спускается вниз с кастрюлей картошки, в общем, все
при деле.
Но вот Петер возвращается со склада. Наши помощники забыли оставить для
нас хлеб! Приходится Петеру самому достать его из несгораемого шкафа
конторы, который стоит в зале конторы. Чтобы его не заметили с улицы, он
ползет, хватает хлеб и уже хочет уйти, но тут Муши прыгает через него и
забирается под письменный стол. Петер ищет кота, и обнаружив, снова ползет и
хватает за хвост. Муши шипит, Петер вздыхает, а что в результате? Кот
усаживается перед окном, очень довольный, что ему так ловко удалось
улизнуть. Петер использует последнее спасительное средство: заманивает Муши
кусочком хлеба. Тот поддается соблазну, следует к двери, которую, наконец,
удается захлопнуть.
Я наблюдаю за всем этим через щелку. Господин ван Даан выходит из себя
и хлопает дверью: явно злится на забывчивость Куглера.
Снова шаги: входит Дюссель с видом хозяина, усаживается у окна,
вынюхивает там что-то и начинает неудержимо чихать и кашлять: перец! Он
направляется в главную контору, но его предупреждают, что шторы открыты:
значит, нет доступа к почтовой бумаге. Дюссель удаляется с недовольным
лицом.
Я и Марго обмениваемся взглядами. "Завтра письмо обожаемой супруге
будет страничкой меньше", - шепчет она. Я киваю.
Слоновый топот на лестнице. Это Дюссель, который не может найти
местечка, где бы утешиться.
Мы продолжаем свои занятия. Тук-тук-тук. Стучат три раза: зовут
ужинать!
Пол девятого:
Марго и мама нервничают. "Шшш, папа тише. Пим! Отто! Пол девятого. Да
сядь же наконец, и не включай кран! И не топай так!". Все эти предупреждения
относятся к папе, который еще в ванной. Необходимо соблюдать полную тишину:
не включать воду, не пользоваться туалетом, не ходить. Сотрудники конторы
еще не пришли, но есть рабочие на складе, а слышимость там сейчас очень
высокая.
В двадцать минут девятого приоткрывается дверь, и раздаются три стука
-- это значит, что Анне принесли кашу. Я беру блюдечко, похожее на собачью
миску. Потом в бешеном темпе причесываюсь, убираю кровать и выношу ночной
горшок. Тихо! Бой часов! Госпожа ван Даан сменяет туфли на тапочки, господин
Чарли Чаплин тоже в тапках, все сидят смирно. Идеальная семейная картинка. Я
читаю или что-то учу, как Марго и мама с папой. Папа со своим любимым
Диккенсом и словарем сидит на краю полуразвалившейся кровати, матрас которой
заменяют две перины ("Мне так очень удобно!"). Углубившись в чтение, он не
смотрит по сторонам, иногда посмеивается, пытается поделиться впечатлениями
с мамой, на что получает ответ: "У меня нет времени!" Папа явно разочарован,
читает дальше, и когда ему что-то очень нравится, пытается снова: "Это ты
обязательно должна прочесть, мамочка!". Мама сидит на раскладушке -- читает,
учит, шьет или вяжет -- в зависимости от своего расписания. Вдруг ей что-то
приходит в голову, и она тут же об этом сообщает: "Анна, имей в виду,
что..." "Марго, запиши, пожалуйста...".
Снова воцаряется тишина. Но вот Марго захлопывает книгу. Папа строит
смешную рожицу, однако его "читательская" морщинка тут же возвращается, и он
снова углубляется в книгу. Мама начинает болтать с Марго, я прислушиваюсь из
любопытства. Пим тоже присоединяется к беседе... Девять часов! Завтрак!
Дорогая Китти!
Каждый раз, когда я тебе пишу, у нас что-то случается. Скорее
неприятное, чем приятное. Но сейчас хорошие новости!
В среду в семь вечера мы включили радио и услышали следующее: "Передаем
самое радостное сообщение со времени начала войны: Италия безоговорочно
капитулировала!". Это было английское радио, а в четверть девятого
заговорило голландское: "Дорогие слушатели, час с четвертью назад, буквально
сразу после последнего выпуска новостей, поступило радостное известие о
капитуляции Италии. Должен признаться, что я еще никогда с таким
удовольствием я не выкидывал в корзину для бумаг текст с устаревшими
новостями!"
Потом сыграли гимны Англии, Америки и России. Голландское радио
звучало, как всегда, сердечно, но не очень оптимистично.
Англичане высадились в Непале. Северная Италия оккупирована немцами. В
пятницу третьего сентября было подписано перемирие, и в этот же день
англичане высадились в Италии. Немцы в своих газетах проклинают на все лады
предательство Бадоглио и итальянского короля.
К сожалению, есть у нас и плохие новости -- о господине Кляймане. Ты
знаешь, как мы все его любим. Несмотря на плохое здоровье, постоянные боли,
ограничительную диету и быструю усталость, он всегда бодрый и на удивление
мужественный. "Когда приходит господин Кляйман, то восходит солнце", -
сказала мама недавно, и она совершенно права.
Сейчас его кладут в больницу на целые четыре недели, и ему предстоит
тяжелая операция кишечника. Ты бы видела, как он спокойно распрощался с
нами, как будто всего лишь уходил в магазин за покупками.
Анна.
Дорогая Китти!
Наши взаимоотношения здесь -- что ни день, то хуже. За столом никто и
рта не решается открыть (кроме, как для еды, конечно): что бы ты не сказал,
тебя понимают неправильно или подозревают злой умысел. Господин Фоскейл
иногда к нам заходит. Дела у него плохие. И семье приходится несладко - он
всех как бы постоянно упрекает: "Какое мне дело до всего, я все равно скоро
умру!". Могу представить ситуацию у него дома, если и нас это раздражает!
Каждый день я глотаю валерьянку против страхов и депрессии, но это не
гарантирует того, что на следующий день я не проснусь в еще более противном
настроении. Хороший здоровый смех помог бы лучше всяких лекарств, но
смеяться здесь мы как-то разучились. Иногда боюсь, что от постоянного
серьезного выражения лица углы рта у меня так навсегда и останутся
опущенными. С другими обитателями Убежища дела не лучше. Все мы, полные
печальных предчувствий, ждем зимы.
Еще одна неутешительная новость: ван Марен, работник склада, кажется,
что-то заподозрил. И не удивительно: не нужно обладать большим умом, чтобы
не заметить, что Мип часто отлучается в лабораторию, Беп -- в архив, Кляйман
-- в большой склад фирмы. Да и заявление Куглера о том, что задняя половина
дома принадлежит не Опекте, а соседу, может вызвать недоверие. Догадки ван
Марена не особенно бы нас занимали, если бы не его сомнительная и
неблагонадежная репутация.
На днях Куглер решил соблюсти особую осторожность. В двадцать минут
первого он надел пальто и пошел по направлению аптеки. Но через пять минут
незаметно проскользнул в дом и поднялся к нам. В четверть второго он
собрался уходить, но встретил на лестничной площадке Беп, и та предупредила
его, что ван Марен в конторе. Куглер вернулся к нам, а в пол второго снял
ботинки и в одних носках (несмотря на простуду) спустился вниз через чердак,
что заняло целых пятнадцать минут: он шел очень медленно, так как лестница
ужасно скрипела.
Беп удалось между тем выставить ван Марена за дверь, она пришла за
Куглером, но тот уже совершал свой путь в носочках. Что бы подумали люди,
увидев на улице директора солидной фирмы, одевающего туфли.
Директор-босоножка!
Анна.
Дорогая Китти!
Сегодня у госпожи ван Даан день рождения. Мы подарили ей талоны на сыр,
мясо и хлеб, да еще баночку джема в придачу. От мужа, Дюсселя и наших
покровителей она тоже получила только цветы и продукты питания. Ну и
времена!
Беп чуть не дошла до нервного срыва: столько всего на нее навалилось.
Чуть ли не десять раз в день ее посылают за покупками с просьбой вернуться
как можно скорее. Потом оказывается, что она купила что-то не то, и отсылают
обратно. И при этом у нее куча работы в конторе, потому что Кляйман болен, и
Мип сидит дома с простудой. Сама же Беп вывихнула ногу, у нее свои личные
переживания, да еще безнадежно больной отец на руках. Не удивительно, что
она дошла до предела. Мы попытались ее утешить, посоветовали быть потверже и
не всегда безоговорочно выполнять все просьбы -- тогда их поток уменьшится
сам собой.
В субботу у нас разгорелась настоящая драма, такого здесь еще не было!
Началось с волнений из-за ван Марена, а закончилось гигантской ссорой.
Дюссель пожаловался маме, что с ним все обращаются, как с изгоем, холодно и
нелюбезно, а ведь он никому не сделал зла! При этом Дюссель подхалимничал и
льстил по своему обыкновению, на что мама, к счастью, не поддалась. Она
честно ответила, что мы в нем разочаровались и не без причины. Тут Дюссель
надавал кучу обещаний, но сомневаюсь, что они он их исполнит.
В отношениях с ван Даанами тоже возникла трещина, я это давно
предвидела! Они чем-то угрожают, кажется, речь идет о мясе. Папа в
бешенстве. Возможно, предстоит нешуточное столкновение.
Ах, если бы я могла отгородиться от всего этого, если бы могла уйти
отсюда! А то и с ума сойти недолго!
Анна.
Дорогая Китти!
Кляйман вернулся -- ура! Он немного бледен, но уже при деле: пытается
продать что-то из одежды ван Даанов.
Грустно, но факт: у ван Даанов кончились деньги. Последние сто
гульденов он потерял на складе, из-за чего здесь было много шума. Как такое
могло произойти, и куда в итоге делись деньги? Кто-то их украл. Но кто? Мы
теряемся в подозрениях.
Хотя денег у них теперь нет совсем, мадам не хочет расстаться ни с
одной вещью из целой горы пальто, платьев и обуви. Но сделать это ей все же
придется, потому что ни костюм ее супруга, ни велосипед Петера продать
невозможно. Придется мадам распрощаться с меховой шубкой! А она еще
безуспешно пытается убедить всех, что ее семью должна содержать фирма.
Жуткая ссора только что закончилась перемирием, и только и слышно, что
"Милый Путти" и "Бесценная Керли".
У меня уже кружится голова от всей ругани, которой я здесь наслышалась
за последний месяц. У папы постоянно сжаты губы. Если кто-то его зовет, он
вздрагивает, словно боится, что попросят уладить очередной спор. У Марго
частые головные боли, у Дюсселя бессонница, мадам стонет весь день напролет,
а у меня уже заходит ум за разум. Честно говоря, забываю, кто с кем в ссоре,
а кто уже помирился.
Единственное, что отвлекает - это учеба, и я, действительно, занимаюсь
очень много.
Анна.
Дорогая Китти!
Господин Кляйман снова болен, его по-прежнему беспокоит желудок. Он
даже не знает, остановилось ли у него кровотечение. Впервые мы видели его
подавленным, когда он сообщил, что плохо себя чувствует и вынужден уйти
домой.
Снова нешуточные ссоры у верхних, и опять из-за денег. Они хотят
продать зимнее пальто и костюм господина ван Даана, но заломили такие цены,
что найти покупателя невозможно.
Как-то, уже давно, Кляйман встретил знакомого меховщика. И тогда ему
пришла в голову идея продать шубу госпожи ван Даан. Это шубка сделана из
кроличьих шкурок, и госпожа носила ее целых семнадцать лет. Тем не менее,
они получили за нее 325 гульденов -- огромные деньги! Мадам хотела их
припрятать, чтобы после войны накупить новых нарядов. Супругу стоило немалых
трудов уговорить ее, что деньги необходимы сейчас, для повседневных нужд. И
представить невозможно, как они орали, ругались и топали ногами. Вся наша
семья стояла под лестницей, затаив дыхание, чтобы вмешаться в случае
необходимости. Эти брань, истерики, постоянная нервотрепка так изматывают
меня, что я вечерами засыпаю в слезах и благодарю Бога за то, что хоть
полчасика могу побыть одна.
А в общем, со мной все хорошо, вот только аппетит совсем пропал. Целый
день слышу: "Как ты плохо выглядишь!". Все стараются из последних сил хоть
немного меня подкормить: пичкают глюкозой, рыбьим жиром, дрожжами и