Страница:
Дневник N 13 6 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Все мои планишки и расчетики внезапно опрокинулись: опять, в ночь с 3-го на 4-ое, заболел рожистым воспалением ноги: той же, которая болела и в 1-й раз. Красная, распухшая нога; ступить нельзя, так болит. Вот уж третий день лежу на своей ужасно твердой "кровати" (тщедушнейший матрасец на досках) - вернее сказать, на своем grabat1. Очень жестко, так жестко, что перевернуться с боку на бок, да еще с больной ногой, - целая история, целая эпопея в актах и картинах. Подушки нет; голова лежит низко-низко на кучке белья и старых брюках; под этим всем - "Лит.-крит. статьи" Горького для постамента. Живу впроголодь, питаясь только 2 обедами из Союза, которые приносит М. М. На 2-ое - все рисовая каша, а суп такой плохой, что я его не ем. И 400 г хлеба - et c'est tout2. Недавно М. М. получила по моей карточке у себя в магазине белый хлеб; раз она может без всяких препятствий получать там его и по моей карточке, то надо будет наладить дело так, чтобы она и впредь получала - ведь sa ne lui coыte rien3. Кстати, и я и она сидим без денег. Лиля пишет, что выслала мне 300 р., но на почтамте их еще нет. Лиля пишет также, что много болеет, что к ней звонила Валя, чтобы узнать обо мне; она - Валя - пробыла четыре месяца на трудфронте. Завтра - воскресение; что-то мы будем есть (столовая не работает)? Читаю мрачнейшую книгу Леонова "Вор".
Талантливо, но очень хромает композиция, он, наверное, думал, что скачки, отступления и забегания вперед в изображении человеческих жизней "современны", а получилось несколько сумбурно. Настроение отвратительнейшее - из-за голода, скуки, отсутствия перспектив, из-за боли и потерянного времени. Даже плакал сегодня, думая о своей нелепой, грязной, безрадостной жизни. Ну, даст Бог, все устроится. В это надо верить; иначе - каюк. На фронте дела превосходны.
Сталинград и его район очищены от немцев; также и Воронеж. Приближаются к Ростову, Донбассу, Украине; уничтожена 6-ая германская армия, причем сдались в плен 24 генерала (среди них - фельдмаршал фон Паулюс). С юга немцев прут и прут.
Это очень большая и серьезная победа Red Army1. Черчилль был в Турции; велись всякие переговоры; присутствовали военные миссии; это тоже очень важно. Giraud «u» de Gaulle установили экономическую и военную связь; политическую - нет. Это и понятно: пока в A du N2 администрация состоит из людей Виши, нельзя ничего будет сделать в смысле libertйs rйpublicaines3. А военная обстановка, столь напряженная, не позволяет пока никого смещать и говорить о форме правления. Так говорят союзники. Ну, я устал, и света недостаточно. A Dieu Vat.
Дневник N 13 11 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Продолжаю болеть, но мне кажется, что болезнь, вследствие принятия стрептоцида, идет теперь на убыль и дня через два максимум я буду в состоянии нормально ходить. В воскресение была у меня П. Д. Дала 30 р., полбелой булки, кусок сахару, 3 мандарина, 2 граната, 3 яблока, 2 мясных котлеты. Милейший человек. Все это было съедено в тот же вечер. Была Л. Г., принесшая "И. Л.", N 8-9 с "Мистером Бантингом"; я ей дал опустить письмо Але; письмо, вернее, конверт, - не заклеен.
Я боюсь теперь, что Л. Г. прочтет письмо, а там содержится уничтожающая характеристика ее и Дейча. Что за глупая рассеянность! Но я надеюсь, что она прямо бросила письмо в ящик, не читая. С соседкой все время перепалка - она взбалмошный, истеричный человек, требующий к себе особого внимания, особого с ней обращения. Увы, я не в состоянии что-либо сам сделать и всецело завишу от нее: она берет мне обеды, хлеб, подогревает их на плитке, и все это на свои деньги; конечно, она отнюдь не обязана все это проделывать. Вместе с тем она хочет все время дать чувствовать свое великодушие, и отсутствие у меня заискивающего тона повергает ее в ярость. Очень противно так зависеть от человека. Показателем повышения здорового состояния является также и повышение аппетита. Безденежье все продолжается. Лиля писала: "Выслала тебе 300 р. на жизнь", но или эти 300 уже когда-то получены (открытка не датирована), или задержались. Вчера удалось послать телеграмму Муле, сообщающую военкоматские результаты и просящую телеграфировать февральские, говорящую также о болезни, - что должно подстегнуть его с отправкой денег. К 15-му должно быть 70 р. от П. Д., но они уйдут на долги. Долгов много. Козинаки соседка не получила - по 2-м пропускам не давали. Есть заветные 30 р. на эти 2,5 кг. Все-таки сладкая вкусная штука, обязательно надо будет получить, когда выздоровлю. Сходить в баню, на почту, получить козинаки, продать 50 г чаю и 2 коробки папирос. К П. Д. переезжают Басовы - чета художников. Сегодня - четверг. Уж в воскресение рассчитываю быть у П. Д.
Дневник N 13 12 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Звонил П. Д., она придет завтра к 4-м и принесет деньги. Хоть бы что-нибудь пожрать принесла. Ужасно есть хочется. К 15-му числу Московский группком собирает сведения о писателях-москвичах и их семьях, проживающих в Ташкенте, - для хлопот о коллективной реэвакуации. И в общежитии уже все взбудоражились. Зря, по-моему: рановато. Завтра утром продам чай, папиросы - встану наконец; пойду на почту; узнаю насчет козинаков, куплю бубликов. Долгов всего 150 р. Завтра отдам М. М. 50 р. -? долга. Дико дорогие обеды в столовой. Интересно, принесет ли П. Д. что-либо пожрать. Вряд ли, потому что она придет до обеда. Надо позвонить Л. Г. - я сразу увижу, прочла она письмо или нет. Нету дома. Пора спать - а то завтра развалюсь, ведь я еще не совсем выздоровел, отнюдь нет. А наружу меня гонит голод. Впрочем, если нога будет очень плохая, то не выйду.
Увижу. A Dieu Vat.
Дневник N 13 16 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Получил 1000 р. от Лили и 500 от Вали. Купил плитку, выплатил М. А. 200 р. (у нее умер муж) и последние 5 дней хорошо питаюсь, что стоит диких денег, но так хочется есть, что этот вопрос ставится прежде всего. Получил 400 г мяса из Кара-Калпакии; пропустив через мясорубку, изжарил и съел. Осталось р. 300. Покупаю учебники; вчера был в школе; очень важно поскорее купить все необходимые учебники, чтобы поскорее догнать класс в пропущенном. Чорт меня подрал продать учебники!
Рожистое воспаление продолжается - ходить мучительно, хожу, согнувшись в три погибели, хромая нога вся опухла, и хожу в галоше, т.к. она не входит в башмак.
Врач 3-й поликлиники дала мне направление в хирургическую амбулаторию, потому что сама затрудняется поставить диагноз - очень долго длится это рожистое воспаление (с 4-го числа, несмотря на 8-дневное лежание и стрептоцид). Сегодня пойду в эту амбулаторию; школу придется пропустить (у меня официальное освобождение от занятий до 18-го числа, так что ничего; но теперь я хочу возможно меньше пропускать занятий, т.к. отстал я изрядно). Сегодня обедаю у П.
Д. Toujours зa depris1, тем более, что в марте она уедет и je serai baisй2 и без обедов! Несу ей обстоятельное письмо Л. И. о моих делах, чтобы передано было оказией. Дам телеграмму Вале, что получил деньги. Дал телеграмму Муле, чтобы высылал февральские деньги. П. Д. дала телеграмму Л. И. о том, что я оставлен до о«собого» р«аспоряжения» и продолжаю занятия. Сегодня помылся, оделся в чистое, пойду к парикмахеру; давно пора, а то совсем заплесневел в своей норе. Red Army взяла Ворошиловград, Новочеркасск, Ростов/Дон. Вопрос о 2-м фронте опять на 1-м плане - недаром было совещание в Касабланке; должны же они начать действия, облегчающие русских.
Дневник N 13 18 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Продолжаю хромать, хоть и менее, чем раньше. Получил 300 р. от Мули, 150 из Литфонда. А молодец Валя, что прислала 500 р.! Я почему-то был уверен в том, что она поможет, оттого в свое время и известил ее. Хожу в школу; купил почти все учебники. Сегодня получил отлично по истории; поручен доклад о Кирове. Сейчас съел, пропустив через мясорубку, каракалпакское мясо (грамм 350). Очень вкусно, но съел бы 2 таких сковородки, конечно. Жарю хлеб. Сегодня купил лепешку за 40 р. у молочника-узбека; нечего жрать утром, прямо беда: пока хлеб получу, да еще и хромаю. Сахар почти весь съеден; сегодня-завтра закончу. Разоряюсь на молоко: с сахаром очень вкусно. Завтра тот же молочник должен мне принести 100 г масла за 65 р.; как-никак дешевле, насколько я знаю, чем на базаре, и я возьму - и наверное съем все завтра же. И масло совсем кончается. Деньги текут здорово. Все уходит на еду. Вся беда в том, что здесь, имея деньги, можно купить все, что душе угодно. Будь я в Москве - другое дело. Я бы там серьезно занялся французской литературой, и это занятие выбило из головы бы мысли о голоде - тем более, что там нечего достать. А здесь ведь только и думаешь о жратве: нет здесь хорошей библиотеки, где можно было бы заниматься, а базары в изобилии и продукты тоже, и вот и думаешь только о них: как-никак ведь живешь-то в смысле пищи ненормально, есть хочется дико, тем более, что ничто не "заглушает" голода. А в Москве хоть ГЦБИЛ и Валери и т.п. Можно было бы забыть. А здесь все привлекают масло, картошка, сахар, белые булки, пирожки и прочие прелести, и все это в изобилии бесстыднейшем. Вот и разоряешься. Две выдающиеся речи: 12-го и 13-го числа Черчилля и Рузвельта. Особенно мне понравилась речь Рузвельта: поистине мудрая речь. Если б все могло сбыться так, как он говорит! Читаю "Мои английские знакомые" Ирины Эренбург (кажется, дочь Эренбурга). Наши войска взяли Харьков.
Завтра молочник с маслом, не съесть сахар и весь хлеб (оставить на утро), писание писем (Муле, Але), телеграмму Муле о получении денег. Купил немного бумаги - на дневник и письма. Видел старый американский фильм: "Мелодии вальса" avec Fred McMurray et Gladys Swarthout. Почему у нас показывают только старье?
Но и то хлеб.
Дневник N 14 20 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Спрашивали по истории - отлично, по химии - посредственно. Сегодня суббота.
Надеюсь завтра обедать у П. Д.; позвоню ей вечером. Необходимо сегодня или завтра зайти к Л. Г. взять ватник и дневники, а потом и книги; все сразу - тяжело. Читаю "Изгнание" Л. Фейхтвангера; интересно. Поручили доклад о Кирове; материал достал. Деньги неудержимо текут - ведь хочется есть каждый день, трачу на булочки, сегодня купил две булочки и? «кг» картошки. Они очень вкусные, эти булочки, но стоят 23 р. штука. Особенно они вкусны, когда их нарежешь ломтиками и подогреваешь прямо на плитке; они хрустят, румяные, горячие, чуть-чуть сладкие…
Конечно, все это чепуха и не стоит выеденного яйца, но я ничем не способен увлечься настолько, сколько надо, чтобы забыть о собственном аппетите, который настойчиво заявляет о себе все 24 часа в сутки. Прямо ужас, как деньги тают. В "Изгнании" действие происходит в Париже, но города, Франции, французов в романе пока (1-ая книга) нет совсем, и это служит причиной того, что я несколько не удовлетворен романом; все-таки он чуть-чуть по-немецки ограничен, неповоротлив, этот Feuchtwanger, несмотря на все бесспорные достоинства и заслуги его произведений.
Но в общем, "Изгнание" - очень здорово. Кстати, как ни странно, ей очень не хватает интернационализма: все немцы-эмигранты да наци, это создает затхлость. Я фанатик Парижа, может, потому мне и обидно, что Фейхтвангер недостаточно изобразил Париж в своем романе. Сейчас около шести часов, я звонил Л. Г., но ее нет дома. Хожу уже без палочки, но ступня все же такая опухшая, что не входит в ботинку и приходится ходить в галоше. Еще светло, но уже начинает смеркаться.
Оттепель. Мне не хочется выходить, потому что я не люблю чмоканье грязного тающего снега и, кроме того, что не выдержу и спущу на базарчике в конце ул.
Кирова рублей 50, и это абсолютно перевернет весь мой бюджет, и денег останется 75-100 рублей. Как надоел этот назойливый голод! Два последних дня покупал лепешку у молочника: надо же что-нибудь есть утром! Обошлось это мне в 80 р., да еще 100 г масла, да еще молоко! Обеды в Союзе дорогие, микроскопические порции и к тому же невкусно. Хотелось бы быть совершенно сытым каждый день: тогда бы и учился лучше, и голова бы лучше работала. Может быть, это потому, что я еще расту, или что я малокровный, но есть я готов буквально целый день. А может, это и нормально, не знаю. Разорительно это уж во всяком случае, это да.
Дневник N 14 21 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Денег осталось 9-10 рублей, не больше. Мило! Вчера М. М. была по какому-то делу у М. А. Та получила письмо от Деевой, в котором она пишет о том, что в апреле-мае предвидится реэвакуационный эшелон писателей из Ташкента в Москву. Вообще-то это хорошо, но плохо то, что об этом знает хозяйка; я боюсь, что она забеспокоится о своих деньгах, - мол, уедет, не заплатит, и может сделать глупость - рассказать все дело, допустим, Марии Михайловне, а та разболтает всему дому, и это может поставить под угрозу мое пребывание в общежитии, с одной стороны; с другой же - это может помешать моему отъезду в Москву - допустим, из-за этого не включат в списки, и в-3х, это может дойти до Толстых, и у меня будут, в некоторой степени, coupйs les vivres1 и урезаны перспективы. Важно было бы ей подкинуть денег, но сейчас их нет, вот в чем дело. Тем не менее, зайду к ней сегодня pour montrer, en quelque sorte, ma bonne volontй2 - мол, хромаю и болен, и денег нет, а все-таки не забываю и зашел. Единственное, что меня страшит, - это именно огласка, которая может помешать моим планам и расстроить их. Оттого надо все время лавировать с хозяйкой, держать себя возможно дипломатичнее, чтобы она не выкинула какой-нибудь штуки - не написала бы, допустим, письмо в Московский Союз, как она собиралась это сделать, потому что тогда Толстые, обращаясь в Союз насчет моей реэвакуации, наткнулись бы на эту историю и, конечно, мгновенно прекратили все хлопоты. Единственная моя возможность вернуться в Москву, где все-таки ближе к культуре, Европе, Франции и событиям, - это Союз писателей и Толстые. Огласка моей истории с хозяйкой все испортит, и потому эта огласка недопустима. И эта проблема взаимоотношений с М. А. портит и отравляет уж и без того невеселую жизнь. Сегодня обедаю у П. Д.; вечером, вероятно, буду у Л. Г., и на почтамте, и у хозяйки. Лето должно все разрешить. Я совершенно твердо уверен в решимости союзников предпринять в этом году комбинированные массовые наступательные операции и создать Второй фронт, который облегчит советское бремя войны. Положим, они в Тунисе завязли, но это - временно, и я так же твердо уверен, что близок час, когда войска держав оси будут опрокинуты. Правда, я опасаюсь диверсии Гитлера на Средиземном море, но такая диверсия не изменит его участи. Союзники победят, это ясно.
Дневник N 14 22 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Читаю "Сущий рай" Олдингтона - вернее, перечитываю. Вчера был у хозяйки. Хотя она и говорила о письме Е. И., но ни разу не обмолвилась об эшелоне в Москву. Ну, обещал зайти, когда будут деньги. Как мне надоело ей платить! Интересно, является ли юридически valable1 мое второе обязательство - т.е. может ли оно мне доставить неприятности в случае предоставления его хозяйкой в суд? Я еще не выплатил первый долг. Конечно, идеально было бы закончить 10-й класс, продолжать помаленьку подсыпать денег хозяйке и внезапно уехать, оставив ее с носом. Но этот план вряд ли выйдет. В школе поговаривают о том, что уже в апреле, после конца третьей четверти, пошлют на полевые работы в колхоз, и те, кто не поедет, не получат аттестат за 10-й класс. Как мне поступить тогда? Положение запутается до предела; мне даже противно думать об этом. Да, весна-лето 1943-го г., вероятно, ознаменуют новый период в моей жизни, поворотный период. А все-таки страшно мне жить, и неуютно, и нехорошо. Но может быть, конечно, и хуже. Сегодня купил у молочника хлеб за 25 рублей в долг; завтра собираюсь ему отдать остатки масла и 10 р. (опять-таки в долг) за лепешку. Действительно, недостает хлеба.
Опять-таки я утверждаю, что ненормальное, голодное состояние, в котором я пребываю, гораздо менее ощутимо было бы в Москве, чем здесь. Здесь можно купить абсолютно все: черный и белый хлеб, сливочное и растительное масло, сахар и конфеты, картошку, пирожки с мясом, коврижку, пряники - все, что желудку угодно.
Вот и сидишь и думаешь об этих базарчиках, где все можно за деньги достать. А в Москве лишь отовариваются карточки, да функционируют столовые, а купить ничего нельзя. Там бы я не думал о деньгах, раз все равно ничего нет, и там была бы Библиотека иностранных языков, где я проводил бы свободное время. Правда, теперь студенты обязаны 4-6 часов работать на заводе, совмещая учебу с работой, но я бы выкраивал время. Вообще, Москва - центр, и там мне место, а не где-то у чорта на куличиках в Узбекистане. Здесь слишком для меня пустая жизнь и такие продовольственные соблазны, которые несовместимы с моим кошельком. Ведь я живу не по средствам - когда есть деньги, я их растрачиваю все на то, чтобы несколько дней быть вполне сытым; голод не тетка, ничего не поделаешь.
Благоразумнее было бы растягивать эти деньги на каждодневный обед в Союзе, но я ненавижу благоразумие, и ведь хочется есть досыта каждый день. Вот я и сижу сейчас, как олух, без единого рубля. Послезавтра зайду к Л. Г. Американские войска за последние 4 дня боев потеряли 41 000 человек (в Сев. Африке). В южной части Туниса войска держав оси наступают и теснят союзников. Да, что-то дела союзников неважны. Чем это объяснить? Воевать они не умеют, что ли? Или не ввели в бой всех сил? Конечно, сейчас нужно было бы создать Второй фронт, чтобы облегчить наше наступление, чтобы поддержать это наступление, чтобы это наступление не остановилось, не "зачахло". Мне несколько непонятно, почему на совещании в Касабланке не присутствовали представители нашего командования, а наше правительство было только информировано о ходе переговоров. Даже с Чан-Кай-Ши совещались Дилл и Уэйвелл, а с нами что-то нет. И почему нет союзного военного органа - какой-нибудь Центральной ставки, центрального штаба совето-американо-английских вооруженных сил, которая бы вырабатывала планы действительно координированных действий? А то выходит так, что планы совместного наступления вырабатываются лишь Англией и Америкой, мы же почему-то не посылаем на решающие совещания своих представителей, и в результате вот сейчас мы наступаем без всякой поддержки со стороны; а союзников бьют в Сев. Африке. Никакой координации здесь не видно.
Впрочем, события развиваются, и все еще впереди.
Дневник N 14 24 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Вчера - приказ Верховного главнокомандующего Сталина. Ничего нового; ни слова о союзниках. "Ввиду отсутствия Второго фронта в Европе Красная армия одна несет все бремя войны". Предостерегает против самообольщения и успокоения: борьба только разгорается, враг силен и может пойти на всякие авантюры. Вчера взял 800 г хлеба по карточке и вечером же променял на 4 бублика и один пирожок с рисом и, естественно, все это и съел. А сегодня утром сижу без еды какой бы то ни было, en compagnie1 учебника физики и "Сущего рая" Олдингтона. Денег нет, уныние!
Вспоминаю недавний обед у П. Д. Какие гениальные мясные щи, жирнейшие, с кислой капустой! Котлеты и свекла, чай с сахаром, конфеты, белая булка! Я ел за троих, но если бы это было дома, то доставило бы гораздо больше удовольствия: дома можно сосредоточиться на еде и получить от нее истинное наслаждение, а в гостях надо разговаривать и быть хотя чуточку чинным. Когда кончится этот проклятый голод? Как он надоел, как он назойлив! Наступили солнечные дни. Dйcidйment2, я не очень-то продвинулся по сравнению 1937-1938 гг.: тогда я и мама приходили к Лебедевым, и я, в ожидании обеда, усаживался за "Marianne" или "Canard Enchaоnй" и погружался в чтение, пока мать разговаривала с Маргаритой Николаевной. У меня был одинаковый аппетит на пищу и на журналы. Так же и сейчас: прихожу к П. Д., обедаю, съедая максимум, а потом читаю "Вестник УзТАГа", центральные газеты, для приличия комментируя прочитанное и болтая с П. Д. о разных пустяках. 5-6 лет прошло, et je n'ai pas changй3 и в гости хожу так же! La seule diffйrence, c'est que4 тогда я не голодал, а теперь голодаю форменным образом. Увы, в 12-14 лет у меня было больше prйoccupations intellectuelles5, чем сейчас, и это объясняется почти беззаботной жизнью и сытым состоянием. А теперь все мысли сворачивают на еду. И так погано жить с этой дурацкой соседкой и чужими людьми, и так неприятно, что нельзя сказать ей правду в глаза: что она нелепый и бестолковый человек, и то, что она мне носит обеды, не является подвигом. Да, мир клином не сошелся на ней, но на данном этапе он, увы, сошелся на ней, и мне приходится юлить, уступать - и то беспрестанно у меня с ней скандалы, и я боюсь, что она разозлится и расскажет Марии Александровне, что у меня были деньги и я их проел, а моя версия ведь, что у меня ничего не было, оттого я и плачу мало. Вот и зависишь от чорт знает кого. Веду грязную жизнь, в школе мертвечина и скука, дрожишь, как бы чего не вышло с хозяйкой, голодаешь, очень мило - и все же может быть еще хуже, и должен еще быть довольным. Танцую я на канате, да и только. И очень боюсь себе сломать нос или хотя бы поранить. Надо быть льстецом, дипломатом… А очень противно заниматься дипломатией по мелочам, имея дело с идиотами, от которых зависишь. И есть, есть хочется. Сегодня зайду к Л. Г.; надо взять ватник и дневники; а потом уже и книги заберу. Может, угостит чем-нибудь (хотя на нее в этом смысле не приходится рассчитывать). И козинаки не взял - денег нет, и в баню надо сходить. Мучают язвы на ногах. Да, дорогуша, ты что-то превращаешься в сварливую старуху. Хочется обновления, да и сытости хочется. Ну, пожалуй, пойду посмотреть вестник - погода хорошая, и в комнатах холоднее, чем на воле. Руки грязные, а чтобы вымыть - целая история: нет посуды собственной для воды, а просить - c'est toute une longue histoire1. Н-да-с. Ну, пойду.
Дневник N 14 26 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Жизнь течет своим чередом. Получил хор. по физике. Ссоры с соседкой. Должен старику-молочнику 110 р. за булочки и лепешки. Вчера получил в распреде масло; сегодня продал его за 120 р. (400 г). 25 р. уже ушли: 5 р. на чистку ботинок (век уж не чистил), 12 р. - пирожок с повидлом, 10 р. - бублик, 3 р. - конфета. Надо же есть. Сегодня в школу не пойду, буду обедать в Союзе, зайду на почтамт. Может, на Калининской дают козинаки - тогда возьму. У меня три карточки - моя и две от Шильдкрета. Так как есть деньги, то я смогу сытно пообедать в Союзе. Думаю, что молочнику дам 60-70 р., если не будет козинаков и обеды не будут очень дорогими. 28-го пойду к П. Д. (позвоню ей завтра) и получу, по-видимому, причитающиеся 100 р. Был у Л. Г., забрал дневники. У нее были 10 и 12 NN "И. Л."; они дьявольски интересны, но, увы и ах, нигде их нельзя достать, а она, конечно, не одолжила. Единственный действительно интересный журнал - "И. Л.", а достать нельзя. Читал "Сущий рай" Олдингтона. Конечно, очень талантливо, но, на мой вкус, чересчур много эротики. И наивно все-таки. Французы лучше пишут, тоньше. Эх, что бы я ни отдал для того, чтобы прочитать хоть одну книжечку NRF за 1939-й год!
Нет, обязательно надо достать последние номера "И. Л." - там есть статья Песиса о французской литературе, о Ромэне, Монтерлане… Все это необходимо прочесть.
Сейчас начал "Подросток" Достоевского. От Али давно нет писем. Наши сводки стали "скромнее" - но недаром Сталин предупреждал против чрезмерного оптимизма и представлениях о близкой и легкой победе. Гарвин, лорд Бивербрук вновь требуют скорейшего открытия Второго фронта в Европе и говорят, что l'occasion1 может не повториться год или два и что сейчас - "самый раз" для удара на Германию с северо-запада, дабы поддержать наше великолепное наступление и не дать возможность Гитлеру перегруппироваться и реорганизовать свои силы. В телеграмме Рузвельта Сталину по поводу 25-й годовщины РККА - ни слова о действиях объединенных наций. Корреспонденты задают Рузвельту всякие каверзные вопросы насчет 2-го фронта и приказа Сталина, но Рузвельт увертывается. В Тунисе союзники отбили наступление войск держав оси и нанесли им тяжелые потери.
Дневник N 14 27 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Вчера продал масло за 120 р.; 1 суп и 3 вторых стоили 14 р.; 25 р. истратил утром на бублик, конфету, пирожок с повидлом; итого - 40 р. 5 р. на чистку ботинок, 20 р. на пряники; в общем, сегодня молочнику заплатил 50 р., и т.к. он еще принес лепешку, то остаюсь ему должен 101 р. На Калининскую не заходил - просто забыл. На почтамте - ничего. Читаю "Подросток" Достоевского. Вчера телеграмма от Мули: "Телеграмму получил рад возобновлению учебы перешли Алину карточку верну срочно пересниму обнимаю Муля". Нет, карточки я ему не пошлю - не хочу рисковать потерей. Может, пошлю другую, менее для меня ценную (более раннюю), а ту, которую получил из Ракпаса, не перешлю; она мне слишком дорога.
Итак, написать письмо Муле - и о хозяйке тоже изложить положение. Выучить химию, узнать насчет прикрепления в распреде хлебных и сахарных карточек. Говорят, скоро будут давать масло за февраль. Оказывается, давали 400 г топленого; было бы гениально иметь 400 г топленого масла: с лепешечкой, эх! Но для того, чтобы "поймать" это масло, надо караулить и тому подобное. И, кроме того, все равно надо было молочнику заплатить и пообедать в Союзе. Завтра, вероятно, обед у П. Д. Вряд ли сегодня успею сделать все намеченное. A Dieu Vat.
Дневник N 14 3 марта 1943 года
Георгий Эфрон В воскресение утром был у П. Д. Были превосходнейшие блины, красная икра, топленое масло, колбаса, белая булка, cafй au lait1, сахар… Лафа! - По случаю Масленицы. Давненько я не ел блинов. Необычайно приятная вещь! В тот же день был у Горского - товарища по бывшей школе 64-й. И там мне повезло: уха, вкусная рисовая шауля… и опять блины! Блинный день, dйcidйment2. А вчера ночью я опять заболел, опять меня трясло как в лихорадке, опять рожистое воспаление, по-видимому, ничто иное. Опять придет доктор и пропишет стрептоцид, опять Мария Михайловна хлопочет, все то же самое: l'histoire se rйpиte3. Письмо от Али: у нее авитаминоз, она хворает, опухают десны, и, кажется, выпадают зубы. Она иронизирует: "После войны отрастут". Н-да… Но все время подчеркивает свою бодрость. Телеграмма от Мули: "Эренбург рекомендует обратиться Алексею Николаевичу Малая Никитская 2 рассчитывает он поможет вернуться Москву целую Муля". Как только смогу, телеграфирую Муле, что эти шаги давно уже предприняты; как бы он, по бестактности и желанию помочь, не стал беспокоить Толстых, а ведь это может мне повредить. У Лидии Григорьевны видел дьявольски интересные номера 10 и 12 "И. Л.". Страшно трудно, почти невозможно достать этот журнал, а между тем это, пожалуй, единственно "читабельный", единственно подлинно интересный журнал. Прочел "Подросток" Достоевского. Чад, бред, но читаешь, не отрываясь.
Георгий Эфрон Все мои планишки и расчетики внезапно опрокинулись: опять, в ночь с 3-го на 4-ое, заболел рожистым воспалением ноги: той же, которая болела и в 1-й раз. Красная, распухшая нога; ступить нельзя, так болит. Вот уж третий день лежу на своей ужасно твердой "кровати" (тщедушнейший матрасец на досках) - вернее сказать, на своем grabat1. Очень жестко, так жестко, что перевернуться с боку на бок, да еще с больной ногой, - целая история, целая эпопея в актах и картинах. Подушки нет; голова лежит низко-низко на кучке белья и старых брюках; под этим всем - "Лит.-крит. статьи" Горького для постамента. Живу впроголодь, питаясь только 2 обедами из Союза, которые приносит М. М. На 2-ое - все рисовая каша, а суп такой плохой, что я его не ем. И 400 г хлеба - et c'est tout2. Недавно М. М. получила по моей карточке у себя в магазине белый хлеб; раз она может без всяких препятствий получать там его и по моей карточке, то надо будет наладить дело так, чтобы она и впредь получала - ведь sa ne lui coыte rien3. Кстати, и я и она сидим без денег. Лиля пишет, что выслала мне 300 р., но на почтамте их еще нет. Лиля пишет также, что много болеет, что к ней звонила Валя, чтобы узнать обо мне; она - Валя - пробыла четыре месяца на трудфронте. Завтра - воскресение; что-то мы будем есть (столовая не работает)? Читаю мрачнейшую книгу Леонова "Вор".
Талантливо, но очень хромает композиция, он, наверное, думал, что скачки, отступления и забегания вперед в изображении человеческих жизней "современны", а получилось несколько сумбурно. Настроение отвратительнейшее - из-за голода, скуки, отсутствия перспектив, из-за боли и потерянного времени. Даже плакал сегодня, думая о своей нелепой, грязной, безрадостной жизни. Ну, даст Бог, все устроится. В это надо верить; иначе - каюк. На фронте дела превосходны.
Сталинград и его район очищены от немцев; также и Воронеж. Приближаются к Ростову, Донбассу, Украине; уничтожена 6-ая германская армия, причем сдались в плен 24 генерала (среди них - фельдмаршал фон Паулюс). С юга немцев прут и прут.
Это очень большая и серьезная победа Red Army1. Черчилль был в Турции; велись всякие переговоры; присутствовали военные миссии; это тоже очень важно. Giraud «u» de Gaulle установили экономическую и военную связь; политическую - нет. Это и понятно: пока в A du N2 администрация состоит из людей Виши, нельзя ничего будет сделать в смысле libertйs rйpublicaines3. А военная обстановка, столь напряженная, не позволяет пока никого смещать и говорить о форме правления. Так говорят союзники. Ну, я устал, и света недостаточно. A Dieu Vat.
Дневник N 13 11 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Продолжаю болеть, но мне кажется, что болезнь, вследствие принятия стрептоцида, идет теперь на убыль и дня через два максимум я буду в состоянии нормально ходить. В воскресение была у меня П. Д. Дала 30 р., полбелой булки, кусок сахару, 3 мандарина, 2 граната, 3 яблока, 2 мясных котлеты. Милейший человек. Все это было съедено в тот же вечер. Была Л. Г., принесшая "И. Л.", N 8-9 с "Мистером Бантингом"; я ей дал опустить письмо Але; письмо, вернее, конверт, - не заклеен.
Я боюсь теперь, что Л. Г. прочтет письмо, а там содержится уничтожающая характеристика ее и Дейча. Что за глупая рассеянность! Но я надеюсь, что она прямо бросила письмо в ящик, не читая. С соседкой все время перепалка - она взбалмошный, истеричный человек, требующий к себе особого внимания, особого с ней обращения. Увы, я не в состоянии что-либо сам сделать и всецело завишу от нее: она берет мне обеды, хлеб, подогревает их на плитке, и все это на свои деньги; конечно, она отнюдь не обязана все это проделывать. Вместе с тем она хочет все время дать чувствовать свое великодушие, и отсутствие у меня заискивающего тона повергает ее в ярость. Очень противно так зависеть от человека. Показателем повышения здорового состояния является также и повышение аппетита. Безденежье все продолжается. Лиля писала: "Выслала тебе 300 р. на жизнь", но или эти 300 уже когда-то получены (открытка не датирована), или задержались. Вчера удалось послать телеграмму Муле, сообщающую военкоматские результаты и просящую телеграфировать февральские, говорящую также о болезни, - что должно подстегнуть его с отправкой денег. К 15-му должно быть 70 р. от П. Д., но они уйдут на долги. Долгов много. Козинаки соседка не получила - по 2-м пропускам не давали. Есть заветные 30 р. на эти 2,5 кг. Все-таки сладкая вкусная штука, обязательно надо будет получить, когда выздоровлю. Сходить в баню, на почту, получить козинаки, продать 50 г чаю и 2 коробки папирос. К П. Д. переезжают Басовы - чета художников. Сегодня - четверг. Уж в воскресение рассчитываю быть у П. Д.
Дневник N 13 12 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Звонил П. Д., она придет завтра к 4-м и принесет деньги. Хоть бы что-нибудь пожрать принесла. Ужасно есть хочется. К 15-му числу Московский группком собирает сведения о писателях-москвичах и их семьях, проживающих в Ташкенте, - для хлопот о коллективной реэвакуации. И в общежитии уже все взбудоражились. Зря, по-моему: рановато. Завтра утром продам чай, папиросы - встану наконец; пойду на почту; узнаю насчет козинаков, куплю бубликов. Долгов всего 150 р. Завтра отдам М. М. 50 р. -? долга. Дико дорогие обеды в столовой. Интересно, принесет ли П. Д. что-либо пожрать. Вряд ли, потому что она придет до обеда. Надо позвонить Л. Г. - я сразу увижу, прочла она письмо или нет. Нету дома. Пора спать - а то завтра развалюсь, ведь я еще не совсем выздоровел, отнюдь нет. А наружу меня гонит голод. Впрочем, если нога будет очень плохая, то не выйду.
Увижу. A Dieu Vat.
Дневник N 13 16 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Получил 1000 р. от Лили и 500 от Вали. Купил плитку, выплатил М. А. 200 р. (у нее умер муж) и последние 5 дней хорошо питаюсь, что стоит диких денег, но так хочется есть, что этот вопрос ставится прежде всего. Получил 400 г мяса из Кара-Калпакии; пропустив через мясорубку, изжарил и съел. Осталось р. 300. Покупаю учебники; вчера был в школе; очень важно поскорее купить все необходимые учебники, чтобы поскорее догнать класс в пропущенном. Чорт меня подрал продать учебники!
Рожистое воспаление продолжается - ходить мучительно, хожу, согнувшись в три погибели, хромая нога вся опухла, и хожу в галоше, т.к. она не входит в башмак.
Врач 3-й поликлиники дала мне направление в хирургическую амбулаторию, потому что сама затрудняется поставить диагноз - очень долго длится это рожистое воспаление (с 4-го числа, несмотря на 8-дневное лежание и стрептоцид). Сегодня пойду в эту амбулаторию; школу придется пропустить (у меня официальное освобождение от занятий до 18-го числа, так что ничего; но теперь я хочу возможно меньше пропускать занятий, т.к. отстал я изрядно). Сегодня обедаю у П.
Д. Toujours зa depris1, тем более, что в марте она уедет и je serai baisй2 и без обедов! Несу ей обстоятельное письмо Л. И. о моих делах, чтобы передано было оказией. Дам телеграмму Вале, что получил деньги. Дал телеграмму Муле, чтобы высылал февральские деньги. П. Д. дала телеграмму Л. И. о том, что я оставлен до о«собого» р«аспоряжения» и продолжаю занятия. Сегодня помылся, оделся в чистое, пойду к парикмахеру; давно пора, а то совсем заплесневел в своей норе. Red Army взяла Ворошиловград, Новочеркасск, Ростов/Дон. Вопрос о 2-м фронте опять на 1-м плане - недаром было совещание в Касабланке; должны же они начать действия, облегчающие русских.
Дневник N 13 18 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Продолжаю хромать, хоть и менее, чем раньше. Получил 300 р. от Мули, 150 из Литфонда. А молодец Валя, что прислала 500 р.! Я почему-то был уверен в том, что она поможет, оттого в свое время и известил ее. Хожу в школу; купил почти все учебники. Сегодня получил отлично по истории; поручен доклад о Кирове. Сейчас съел, пропустив через мясорубку, каракалпакское мясо (грамм 350). Очень вкусно, но съел бы 2 таких сковородки, конечно. Жарю хлеб. Сегодня купил лепешку за 40 р. у молочника-узбека; нечего жрать утром, прямо беда: пока хлеб получу, да еще и хромаю. Сахар почти весь съеден; сегодня-завтра закончу. Разоряюсь на молоко: с сахаром очень вкусно. Завтра тот же молочник должен мне принести 100 г масла за 65 р.; как-никак дешевле, насколько я знаю, чем на базаре, и я возьму - и наверное съем все завтра же. И масло совсем кончается. Деньги текут здорово. Все уходит на еду. Вся беда в том, что здесь, имея деньги, можно купить все, что душе угодно. Будь я в Москве - другое дело. Я бы там серьезно занялся французской литературой, и это занятие выбило из головы бы мысли о голоде - тем более, что там нечего достать. А здесь ведь только и думаешь о жратве: нет здесь хорошей библиотеки, где можно было бы заниматься, а базары в изобилии и продукты тоже, и вот и думаешь только о них: как-никак ведь живешь-то в смысле пищи ненормально, есть хочется дико, тем более, что ничто не "заглушает" голода. А в Москве хоть ГЦБИЛ и Валери и т.п. Можно было бы забыть. А здесь все привлекают масло, картошка, сахар, белые булки, пирожки и прочие прелести, и все это в изобилии бесстыднейшем. Вот и разоряешься. Две выдающиеся речи: 12-го и 13-го числа Черчилля и Рузвельта. Особенно мне понравилась речь Рузвельта: поистине мудрая речь. Если б все могло сбыться так, как он говорит! Читаю "Мои английские знакомые" Ирины Эренбург (кажется, дочь Эренбурга). Наши войска взяли Харьков.
Завтра молочник с маслом, не съесть сахар и весь хлеб (оставить на утро), писание писем (Муле, Але), телеграмму Муле о получении денег. Купил немного бумаги - на дневник и письма. Видел старый американский фильм: "Мелодии вальса" avec Fred McMurray et Gladys Swarthout. Почему у нас показывают только старье?
Но и то хлеб.
Дневник N 14 20 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Спрашивали по истории - отлично, по химии - посредственно. Сегодня суббота.
Надеюсь завтра обедать у П. Д.; позвоню ей вечером. Необходимо сегодня или завтра зайти к Л. Г. взять ватник и дневники, а потом и книги; все сразу - тяжело. Читаю "Изгнание" Л. Фейхтвангера; интересно. Поручили доклад о Кирове; материал достал. Деньги неудержимо текут - ведь хочется есть каждый день, трачу на булочки, сегодня купил две булочки и? «кг» картошки. Они очень вкусные, эти булочки, но стоят 23 р. штука. Особенно они вкусны, когда их нарежешь ломтиками и подогреваешь прямо на плитке; они хрустят, румяные, горячие, чуть-чуть сладкие…
Конечно, все это чепуха и не стоит выеденного яйца, но я ничем не способен увлечься настолько, сколько надо, чтобы забыть о собственном аппетите, который настойчиво заявляет о себе все 24 часа в сутки. Прямо ужас, как деньги тают. В "Изгнании" действие происходит в Париже, но города, Франции, французов в романе пока (1-ая книга) нет совсем, и это служит причиной того, что я несколько не удовлетворен романом; все-таки он чуть-чуть по-немецки ограничен, неповоротлив, этот Feuchtwanger, несмотря на все бесспорные достоинства и заслуги его произведений.
Но в общем, "Изгнание" - очень здорово. Кстати, как ни странно, ей очень не хватает интернационализма: все немцы-эмигранты да наци, это создает затхлость. Я фанатик Парижа, может, потому мне и обидно, что Фейхтвангер недостаточно изобразил Париж в своем романе. Сейчас около шести часов, я звонил Л. Г., но ее нет дома. Хожу уже без палочки, но ступня все же такая опухшая, что не входит в ботинку и приходится ходить в галоше. Еще светло, но уже начинает смеркаться.
Оттепель. Мне не хочется выходить, потому что я не люблю чмоканье грязного тающего снега и, кроме того, что не выдержу и спущу на базарчике в конце ул.
Кирова рублей 50, и это абсолютно перевернет весь мой бюджет, и денег останется 75-100 рублей. Как надоел этот назойливый голод! Два последних дня покупал лепешку у молочника: надо же что-нибудь есть утром! Обошлось это мне в 80 р., да еще 100 г масла, да еще молоко! Обеды в Союзе дорогие, микроскопические порции и к тому же невкусно. Хотелось бы быть совершенно сытым каждый день: тогда бы и учился лучше, и голова бы лучше работала. Может быть, это потому, что я еще расту, или что я малокровный, но есть я готов буквально целый день. А может, это и нормально, не знаю. Разорительно это уж во всяком случае, это да.
Дневник N 14 21 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Денег осталось 9-10 рублей, не больше. Мило! Вчера М. М. была по какому-то делу у М. А. Та получила письмо от Деевой, в котором она пишет о том, что в апреле-мае предвидится реэвакуационный эшелон писателей из Ташкента в Москву. Вообще-то это хорошо, но плохо то, что об этом знает хозяйка; я боюсь, что она забеспокоится о своих деньгах, - мол, уедет, не заплатит, и может сделать глупость - рассказать все дело, допустим, Марии Михайловне, а та разболтает всему дому, и это может поставить под угрозу мое пребывание в общежитии, с одной стороны; с другой же - это может помешать моему отъезду в Москву - допустим, из-за этого не включат в списки, и в-3х, это может дойти до Толстых, и у меня будут, в некоторой степени, coupйs les vivres1 и урезаны перспективы. Важно было бы ей подкинуть денег, но сейчас их нет, вот в чем дело. Тем не менее, зайду к ней сегодня pour montrer, en quelque sorte, ma bonne volontй2 - мол, хромаю и болен, и денег нет, а все-таки не забываю и зашел. Единственное, что меня страшит, - это именно огласка, которая может помешать моим планам и расстроить их. Оттого надо все время лавировать с хозяйкой, держать себя возможно дипломатичнее, чтобы она не выкинула какой-нибудь штуки - не написала бы, допустим, письмо в Московский Союз, как она собиралась это сделать, потому что тогда Толстые, обращаясь в Союз насчет моей реэвакуации, наткнулись бы на эту историю и, конечно, мгновенно прекратили все хлопоты. Единственная моя возможность вернуться в Москву, где все-таки ближе к культуре, Европе, Франции и событиям, - это Союз писателей и Толстые. Огласка моей истории с хозяйкой все испортит, и потому эта огласка недопустима. И эта проблема взаимоотношений с М. А. портит и отравляет уж и без того невеселую жизнь. Сегодня обедаю у П. Д.; вечером, вероятно, буду у Л. Г., и на почтамте, и у хозяйки. Лето должно все разрешить. Я совершенно твердо уверен в решимости союзников предпринять в этом году комбинированные массовые наступательные операции и создать Второй фронт, который облегчит советское бремя войны. Положим, они в Тунисе завязли, но это - временно, и я так же твердо уверен, что близок час, когда войска держав оси будут опрокинуты. Правда, я опасаюсь диверсии Гитлера на Средиземном море, но такая диверсия не изменит его участи. Союзники победят, это ясно.
Дневник N 14 22 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Читаю "Сущий рай" Олдингтона - вернее, перечитываю. Вчера был у хозяйки. Хотя она и говорила о письме Е. И., но ни разу не обмолвилась об эшелоне в Москву. Ну, обещал зайти, когда будут деньги. Как мне надоело ей платить! Интересно, является ли юридически valable1 мое второе обязательство - т.е. может ли оно мне доставить неприятности в случае предоставления его хозяйкой в суд? Я еще не выплатил первый долг. Конечно, идеально было бы закончить 10-й класс, продолжать помаленьку подсыпать денег хозяйке и внезапно уехать, оставив ее с носом. Но этот план вряд ли выйдет. В школе поговаривают о том, что уже в апреле, после конца третьей четверти, пошлют на полевые работы в колхоз, и те, кто не поедет, не получат аттестат за 10-й класс. Как мне поступить тогда? Положение запутается до предела; мне даже противно думать об этом. Да, весна-лето 1943-го г., вероятно, ознаменуют новый период в моей жизни, поворотный период. А все-таки страшно мне жить, и неуютно, и нехорошо. Но может быть, конечно, и хуже. Сегодня купил у молочника хлеб за 25 рублей в долг; завтра собираюсь ему отдать остатки масла и 10 р. (опять-таки в долг) за лепешку. Действительно, недостает хлеба.
Опять-таки я утверждаю, что ненормальное, голодное состояние, в котором я пребываю, гораздо менее ощутимо было бы в Москве, чем здесь. Здесь можно купить абсолютно все: черный и белый хлеб, сливочное и растительное масло, сахар и конфеты, картошку, пирожки с мясом, коврижку, пряники - все, что желудку угодно.
Вот и сидишь и думаешь об этих базарчиках, где все можно за деньги достать. А в Москве лишь отовариваются карточки, да функционируют столовые, а купить ничего нельзя. Там бы я не думал о деньгах, раз все равно ничего нет, и там была бы Библиотека иностранных языков, где я проводил бы свободное время. Правда, теперь студенты обязаны 4-6 часов работать на заводе, совмещая учебу с работой, но я бы выкраивал время. Вообще, Москва - центр, и там мне место, а не где-то у чорта на куличиках в Узбекистане. Здесь слишком для меня пустая жизнь и такие продовольственные соблазны, которые несовместимы с моим кошельком. Ведь я живу не по средствам - когда есть деньги, я их растрачиваю все на то, чтобы несколько дней быть вполне сытым; голод не тетка, ничего не поделаешь.
Благоразумнее было бы растягивать эти деньги на каждодневный обед в Союзе, но я ненавижу благоразумие, и ведь хочется есть досыта каждый день. Вот я и сижу сейчас, как олух, без единого рубля. Послезавтра зайду к Л. Г. Американские войска за последние 4 дня боев потеряли 41 000 человек (в Сев. Африке). В южной части Туниса войска держав оси наступают и теснят союзников. Да, что-то дела союзников неважны. Чем это объяснить? Воевать они не умеют, что ли? Или не ввели в бой всех сил? Конечно, сейчас нужно было бы создать Второй фронт, чтобы облегчить наше наступление, чтобы поддержать это наступление, чтобы это наступление не остановилось, не "зачахло". Мне несколько непонятно, почему на совещании в Касабланке не присутствовали представители нашего командования, а наше правительство было только информировано о ходе переговоров. Даже с Чан-Кай-Ши совещались Дилл и Уэйвелл, а с нами что-то нет. И почему нет союзного военного органа - какой-нибудь Центральной ставки, центрального штаба совето-американо-английских вооруженных сил, которая бы вырабатывала планы действительно координированных действий? А то выходит так, что планы совместного наступления вырабатываются лишь Англией и Америкой, мы же почему-то не посылаем на решающие совещания своих представителей, и в результате вот сейчас мы наступаем без всякой поддержки со стороны; а союзников бьют в Сев. Африке. Никакой координации здесь не видно.
Впрочем, события развиваются, и все еще впереди.
Дневник N 14 24 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Вчера - приказ Верховного главнокомандующего Сталина. Ничего нового; ни слова о союзниках. "Ввиду отсутствия Второго фронта в Европе Красная армия одна несет все бремя войны". Предостерегает против самообольщения и успокоения: борьба только разгорается, враг силен и может пойти на всякие авантюры. Вчера взял 800 г хлеба по карточке и вечером же променял на 4 бублика и один пирожок с рисом и, естественно, все это и съел. А сегодня утром сижу без еды какой бы то ни было, en compagnie1 учебника физики и "Сущего рая" Олдингтона. Денег нет, уныние!
Вспоминаю недавний обед у П. Д. Какие гениальные мясные щи, жирнейшие, с кислой капустой! Котлеты и свекла, чай с сахаром, конфеты, белая булка! Я ел за троих, но если бы это было дома, то доставило бы гораздо больше удовольствия: дома можно сосредоточиться на еде и получить от нее истинное наслаждение, а в гостях надо разговаривать и быть хотя чуточку чинным. Когда кончится этот проклятый голод? Как он надоел, как он назойлив! Наступили солнечные дни. Dйcidйment2, я не очень-то продвинулся по сравнению 1937-1938 гг.: тогда я и мама приходили к Лебедевым, и я, в ожидании обеда, усаживался за "Marianne" или "Canard Enchaоnй" и погружался в чтение, пока мать разговаривала с Маргаритой Николаевной. У меня был одинаковый аппетит на пищу и на журналы. Так же и сейчас: прихожу к П. Д., обедаю, съедая максимум, а потом читаю "Вестник УзТАГа", центральные газеты, для приличия комментируя прочитанное и болтая с П. Д. о разных пустяках. 5-6 лет прошло, et je n'ai pas changй3 и в гости хожу так же! La seule diffйrence, c'est que4 тогда я не голодал, а теперь голодаю форменным образом. Увы, в 12-14 лет у меня было больше prйoccupations intellectuelles5, чем сейчас, и это объясняется почти беззаботной жизнью и сытым состоянием. А теперь все мысли сворачивают на еду. И так погано жить с этой дурацкой соседкой и чужими людьми, и так неприятно, что нельзя сказать ей правду в глаза: что она нелепый и бестолковый человек, и то, что она мне носит обеды, не является подвигом. Да, мир клином не сошелся на ней, но на данном этапе он, увы, сошелся на ней, и мне приходится юлить, уступать - и то беспрестанно у меня с ней скандалы, и я боюсь, что она разозлится и расскажет Марии Александровне, что у меня были деньги и я их проел, а моя версия ведь, что у меня ничего не было, оттого я и плачу мало. Вот и зависишь от чорт знает кого. Веду грязную жизнь, в школе мертвечина и скука, дрожишь, как бы чего не вышло с хозяйкой, голодаешь, очень мило - и все же может быть еще хуже, и должен еще быть довольным. Танцую я на канате, да и только. И очень боюсь себе сломать нос или хотя бы поранить. Надо быть льстецом, дипломатом… А очень противно заниматься дипломатией по мелочам, имея дело с идиотами, от которых зависишь. И есть, есть хочется. Сегодня зайду к Л. Г.; надо взять ватник и дневники; а потом уже и книги заберу. Может, угостит чем-нибудь (хотя на нее в этом смысле не приходится рассчитывать). И козинаки не взял - денег нет, и в баню надо сходить. Мучают язвы на ногах. Да, дорогуша, ты что-то превращаешься в сварливую старуху. Хочется обновления, да и сытости хочется. Ну, пожалуй, пойду посмотреть вестник - погода хорошая, и в комнатах холоднее, чем на воле. Руки грязные, а чтобы вымыть - целая история: нет посуды собственной для воды, а просить - c'est toute une longue histoire1. Н-да-с. Ну, пойду.
Дневник N 14 26 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Жизнь течет своим чередом. Получил хор. по физике. Ссоры с соседкой. Должен старику-молочнику 110 р. за булочки и лепешки. Вчера получил в распреде масло; сегодня продал его за 120 р. (400 г). 25 р. уже ушли: 5 р. на чистку ботинок (век уж не чистил), 12 р. - пирожок с повидлом, 10 р. - бублик, 3 р. - конфета. Надо же есть. Сегодня в школу не пойду, буду обедать в Союзе, зайду на почтамт. Может, на Калининской дают козинаки - тогда возьму. У меня три карточки - моя и две от Шильдкрета. Так как есть деньги, то я смогу сытно пообедать в Союзе. Думаю, что молочнику дам 60-70 р., если не будет козинаков и обеды не будут очень дорогими. 28-го пойду к П. Д. (позвоню ей завтра) и получу, по-видимому, причитающиеся 100 р. Был у Л. Г., забрал дневники. У нее были 10 и 12 NN "И. Л."; они дьявольски интересны, но, увы и ах, нигде их нельзя достать, а она, конечно, не одолжила. Единственный действительно интересный журнал - "И. Л.", а достать нельзя. Читал "Сущий рай" Олдингтона. Конечно, очень талантливо, но, на мой вкус, чересчур много эротики. И наивно все-таки. Французы лучше пишут, тоньше. Эх, что бы я ни отдал для того, чтобы прочитать хоть одну книжечку NRF за 1939-й год!
Нет, обязательно надо достать последние номера "И. Л." - там есть статья Песиса о французской литературе, о Ромэне, Монтерлане… Все это необходимо прочесть.
Сейчас начал "Подросток" Достоевского. От Али давно нет писем. Наши сводки стали "скромнее" - но недаром Сталин предупреждал против чрезмерного оптимизма и представлениях о близкой и легкой победе. Гарвин, лорд Бивербрук вновь требуют скорейшего открытия Второго фронта в Европе и говорят, что l'occasion1 может не повториться год или два и что сейчас - "самый раз" для удара на Германию с северо-запада, дабы поддержать наше великолепное наступление и не дать возможность Гитлеру перегруппироваться и реорганизовать свои силы. В телеграмме Рузвельта Сталину по поводу 25-й годовщины РККА - ни слова о действиях объединенных наций. Корреспонденты задают Рузвельту всякие каверзные вопросы насчет 2-го фронта и приказа Сталина, но Рузвельт увертывается. В Тунисе союзники отбили наступление войск держав оси и нанесли им тяжелые потери.
Дневник N 14 27 феврая 1943 года
Георгий Эфрон Вчера продал масло за 120 р.; 1 суп и 3 вторых стоили 14 р.; 25 р. истратил утром на бублик, конфету, пирожок с повидлом; итого - 40 р. 5 р. на чистку ботинок, 20 р. на пряники; в общем, сегодня молочнику заплатил 50 р., и т.к. он еще принес лепешку, то остаюсь ему должен 101 р. На Калининскую не заходил - просто забыл. На почтамте - ничего. Читаю "Подросток" Достоевского. Вчера телеграмма от Мули: "Телеграмму получил рад возобновлению учебы перешли Алину карточку верну срочно пересниму обнимаю Муля". Нет, карточки я ему не пошлю - не хочу рисковать потерей. Может, пошлю другую, менее для меня ценную (более раннюю), а ту, которую получил из Ракпаса, не перешлю; она мне слишком дорога.
Итак, написать письмо Муле - и о хозяйке тоже изложить положение. Выучить химию, узнать насчет прикрепления в распреде хлебных и сахарных карточек. Говорят, скоро будут давать масло за февраль. Оказывается, давали 400 г топленого; было бы гениально иметь 400 г топленого масла: с лепешечкой, эх! Но для того, чтобы "поймать" это масло, надо караулить и тому подобное. И, кроме того, все равно надо было молочнику заплатить и пообедать в Союзе. Завтра, вероятно, обед у П. Д. Вряд ли сегодня успею сделать все намеченное. A Dieu Vat.
Дневник N 14 3 марта 1943 года
Георгий Эфрон В воскресение утром был у П. Д. Были превосходнейшие блины, красная икра, топленое масло, колбаса, белая булка, cafй au lait1, сахар… Лафа! - По случаю Масленицы. Давненько я не ел блинов. Необычайно приятная вещь! В тот же день был у Горского - товарища по бывшей школе 64-й. И там мне повезло: уха, вкусная рисовая шауля… и опять блины! Блинный день, dйcidйment2. А вчера ночью я опять заболел, опять меня трясло как в лихорадке, опять рожистое воспаление, по-видимому, ничто иное. Опять придет доктор и пропишет стрептоцид, опять Мария Михайловна хлопочет, все то же самое: l'histoire se rйpиte3. Письмо от Али: у нее авитаминоз, она хворает, опухают десны, и, кажется, выпадают зубы. Она иронизирует: "После войны отрастут". Н-да… Но все время подчеркивает свою бодрость. Телеграмма от Мули: "Эренбург рекомендует обратиться Алексею Николаевичу Малая Никитская 2 рассчитывает он поможет вернуться Москву целую Муля". Как только смогу, телеграфирую Муле, что эти шаги давно уже предприняты; как бы он, по бестактности и желанию помочь, не стал беспокоить Толстых, а ведь это может мне повредить. У Лидии Григорьевны видел дьявольски интересные номера 10 и 12 "И. Л.". Страшно трудно, почти невозможно достать этот журнал, а между тем это, пожалуй, единственно "читабельный", единственно подлинно интересный журнал. Прочел "Подросток" Достоевского. Чад, бред, но читаешь, не отрываясь.