Страница:
Наверное, мать еще раз поедет в Болшево, чтобы забрать лампу, радиатор и остаток книг. 11го я буду в Москве (после учения), а 12го повидаюсь с Митькой (17го он уезжает в Башкирию). События в Норвегии здорово развиваются - англичан бьют, и они эвакуируют свои войска. Так им и надо - затеяли войну и не способны ее вести, все из-за Чемберлена - этого старого дурака. Вот уже 8 месяцев со дня ареста Али и свыше полгода со дня ареста отца. Все же я твердо убежден в том, что против них прекратят дело.
Дневник N 4 10 мая 1940 года
Георгий Эфрон Мать решила переезжать в другую комнату 14го, так как у нашей теперешней хозяйки умер муж и так как она и дочка поедут в Москву хоронить его, то дома некого оставить - вот мы и остались. Через 10 дней начнутся испытания - усиленно к ним подготовляюсь. Завтра, после школы, еду в Москву, где 12го увижу Митьку.
Читаю "Цветы Зла" Шарля Бодлера - замечательные стихи. Хожу в красных заграничных башмаках. Мало рисую. Только что узнал, что Германия перешла границу в Голландии и Бельгии и что началось занятие этих стран. Англия и Франция выступили на защиту Бельгии и Голландии. Они, как всегда, опоздали. Интересно, подаст ли в отставку Чемберлен или будет продолжать нагромождение ошибок?
Произошла первая бомбежка французских городов немецкими самолетами: бомбили Кольмар, Лилль, Лион, Нанси и Понтуаз. Немцы замечательно воюют - разбили англо-французов в Южной Норвегии, нежданно-негаданно заняли Данию и Норвегию, теперь неожиданно начали оккупацию Голландии и Бельгии. Теперь война разгорелась по-настоящему - на 4 фронтах: Норвежском, Западном, Голландском и Бельгийском. Конечно, немцам придется преодолеть большие трудности - против них голландская, бельгийская и англо-французская армии, и с ними справиться будет нелегко. Но Германия победит - в этом я уверен. Возможно, что в какое-то время Америка войдет в войну на стороне Англии и Франции, и тогда положение немцев будет серьезным. Но пока что у Германии в военных операциях существенный перевес, который, мне кажется, все будет развиваться. Во всяком случае, новые операции в Бельгии и Голландии будут служить предметом жесточайших и интереснейших боев.
Дневник N 4 13 мая 1940 года
Георгий Эфрон Последние новости: вновь позволяю себе болеть, на этот раз свинкой. Испытаний я не буду проходить - карантин после свинки три шестидневки, а они кончаются 5го июня. Мне все говорят, что раз у меня за учебный год нет ни одной плохой четвертной отметки, то меня, бесспорно, переведут в 8й класс, тем более, что у меня справка от врача, что я действительно заболел свинкой и не могу ходить в школу. Я тоже думаю, что меня переведут. Мать сегодня или завтра пойдет к зав. учебной части и спросит его насчет моего перевода в 8й класс без испытаний. Если меня не переведут в 8й класс, то осенью придется держать переиспытания. Но я не беспокоюсь - дочка хозяйки, которая здесь долго живет, говорит, что нет сомнений, что меня переведут без испытаний. Теперь все расскажу по порядку: 11го, после уроков, я уехал в Москву. Приехавши, сговорился с Митькой по телефону о встрече с ним на следующий день. Вечером пошел с матерью (которая приехала в Москву раньше меня) на чтенье Пастернаком своего перевода "Гамлета" в Московском Госинституте. Там была вся интеллигенция Москвы, те, кто не могли прийти на первое чтенье Пастернака. Перевод замечателен - и Пастернак читает его с большим жаром и, конечно, по-пастернаковски. Публика его, как видно, очень любит.
Он, конечно, оригинальнейший человек (в плане оценки его публикой). После чтенья перевода (каковое чтенье прошло с огромным успехом) мы (Пастернак, мама, я и его первая жена) «пошли» к этой первой жене, там поужинали, поболтали, потом Борис (Леонидович Пастернак) нас проводил до дома тетки (где мы ночуем). Мать говорит, что Пастернак - лучший наш поэт, а Пастернак говорит, что лучший наш поэт - это мать (Цветаева). На следующее утро я пошел в амбулаторию (так как опухоль - свинка - уже побаливала), и мне там назначили прийти к врачу в 7 час. 45 минут вечера. Потом я пошел на свиданье с Митькой и долго с ним гулял по городу. Были мы с ним в Библиотеке ин«остранных» языков - там смотрели последние кинематографические американские журналы и старый юмористический французский журнал. Потом он зашел со мной к тетке; потом я его проводил до остановки троллейбуса, и он уехал. Из Башкирии он обещал мне написать, сообщая свой адрес.
Если мать не слишком этому воспротивится, то я думаю, что мы с ним будем переписываться. После Башкирии (санатории для туберкулезных) он предполагает поехать на дачу, снятую его семьей (не то бабушкой, не то его дядей), в ст«анцию»
Отдых (по Казанке). В общем, он говорит, что мне напишет письмо, где сообщит свой точный адрес (аппроксимативный 1 я знаю).
Потом я пошел в амбулаторию, где мне и сказали, что у меня свинка. В течение всего времени моего вчерашнего и позавчерашнего пребывания в Москве я (да и мать) так и не смог повидать Мулю (хотя он и сказал, что зайдет). Возможно, что он на нас дуется (из-за чего?). В общем, чорт его знает, но факт, что он обещал прийти, не пришел, а на все мои звонки на его квартиру говорили, что он ушел. Или он был очень занят, или его арестовали, или он из-за чего-то на нас дуется. Так мы и уехали, его не повидав. 15го мать поедет в Москву вносить передачу. Она тоже была у доктора - у нее грипп, а я и она боялись, что у нее туберкулез. Но оказалось, что у нее бронхит, грипп, все что хочешь, но туберкулеза нету. Она сейчас ушла в Дом отдыха принести еду; я надеюсь, что она достанет "Правду" - события за границей так интересны сейчас стали, что просто грех пропускать хоть один день в их просмотре. Все-таки интересно - продержатся немцы в Голландии и Бельгии или нет? Теперь у англичан новое, более решительное в военном отношении министерство (возглавленное Черчиллем). Это очень повлияет на ход военных действий в Голландии и Бельгии. Возможно, что в Норвегии англичане возьмут Нарвик, но остальная часть Норвегии крепко в руках немцев (так же, как и Дания).
Война разгорелась, и идет очень решающий момент. Пока поражение за англичанами и инициатива операций у немцев. Посмотрим, что покажут военные действия в Голландии и Бельгии.
Дневник N 4 15 мая 1940 года
Георгий Эфрон Вчера мы переехали в новую комнату в Голицыне. Переезд - как все неумело организованные и с большим количеством вещей переезды - был кошмарен. За вчерашний день и натаскался же я вещей, и вспотел, и покряхтел! Подготовка к переезду - ужасающая штука: вечные сцены из-за того, что "сидишь руки сложа, а я всю работу делаю" и т.п. Теперь зато в нашем распоряжении (примерно на 4 шестидневки, а потом опять кошмарный переезд - очевидно, в Сокольники, в крохотную комнатушку) большая новая комната, одна маленькая (куда сложили мы наш багаж) и терраска - где готовим и едим. В общем - то, что нужно, а по сравнению с предыдущим - замечательно, потому что "много" места и "полнейшая" изоляция от соседей (никаких "тонких перегородок", а просто полдачи). Мне здорово смешно - мы уезжаем из Голицына меньше чем через месяц, как раз когда все говорят, что будет здесь очень хорошо (летом), а прожили 5 месяцев, когда все признавали, что здесь нестерпимо. И потом еще одно: другие летом едут из города на дачу, а мы из дачи в город. Все это довольно-таки парадоксально, но нужно мириться с условиями жизни. 13го мать была у завуча - тот сказал, что постарается перевести меня в 8й кл., ответ окончательный даст после собрания педсовета, 17го числа. Осенью буду сдавать французский язык (так как немецкого не делал в этом году) в одной из московских школ, где изучают этот язык. Странно все-таки: через месяц - вопросительный знак! 1 - не знаем, где будем жить, 2 - не знаем, где будут отец и сестра… Унывать, конечно, не стоит - тем более, что здесь в течение четырех шестидневок будет спокойно. Это даже хорошо, что свинка избавила меня от испытаний - раз возможно, что я и так пройду. Буду эти четыре шестидневки читать, рисовать и хорошенько отдохну - в этом я здорово нуждаюсь. Буду переписываться с Митькой. А потом - кто его знает? - ничего нет известного. Самое противное, что в Сокольниках крохотная комнатушка, но что об этом беспокоиться? Живем сегодняшним днем. Мать сегодня уехала вносить передачу отцу в Лефортово. Она (мать) все время боится, что он умрет или же что его вышлют, а я уверен, что его, так же как и сестру, освободят - слишком уж долго тянется следствие (для сестры - 8 месяцев с половиной), и Алешина высылка с его мотивировкой этой высылки Алиными высказываниями - факты благоприятные, и я продолжаю твердо надеяться на их освобождение.
Дневник N 4 16 мая 1940 года
Георгий Эфрон Вчера мать привезла из Москвы известие о том, что возможность снятия нами комнаты в Москве окончательно провалилась и что единственная возможность заключается в крохотной комнате в Сокольниках. Как я и знал, в конце концов осталась (по нашей исключительной везучести) наихудшайшая возможность (а именно Сокольничья комната). Действительно, перспектива замечательная: въезжать в жару в крохотную комнатушку на окраине города!.. Главное дело является тем, что мне лично абсолютно наплевать, где жить (раз это от меня и не зависит), а в том, что раз мать и в этой, сравнительно обширной квартире жалуется на то, что нужно устраиваться и прибивать полки и т.п., и что это у нее отнимает массу времени, то что она будет говорить в той, малюсенькой комнатушке? Самое отвратительное - это то, что опять нужно будет складывать, укладывать, упаковывать вещи через три с половиной шестидневки, опять пойдут пререкания и сцены, а когда окажемся там, в Сокольниках, охи да ахи на всякого рода трудности. Теперь здесь по-глупому мы (т.е., вернее, мать) разбирает все вещи, а через три шестидневки опять нужно будет, потея, их укладывать. Вообще, вся эта волынка с вещами надоела мне хуже горькой редьки, и, главное, ужасно то, что у матери хоть и есть масса доброй воли, а логики и простого "sens commun"1 - очень мало. Потом дело в том, что она приходит в отчаяние от абсолютных мелочей, как то: "отчего нет посудного полотенца, пропала кастрюля с длинной ручкой" и т.п. Так хотелось бы спокойно пожить!.. Куда уж там… У матери курьезная склонность воспринимать все трагически, каждую мелочь т.е., и это ужасно мне мешает и досаждает. Очень трудно сохранять терпенье при таких обстоятельствах. Почему я стараюсь вынести все эти исключительно надоедливые и чрезвычайно тяжкие испытания с наибольшей хладнокровностью? (В эти испытания я включаю все невзгоды, моральные и физические, матери, наши отвратительные переезды, ненадежность и нерадостность нашего ближайшего будущего, каждодневные сцены из-за ненахождения вещей и т.п. и т.п.) Почему же все эти испытания я стараюсь перенести хладнокровно и беззлобно?
Конечно, вопрос еще в том, что, возможно, каждая человеческая жизнь переживает тяжкий период, но у нас какая-то вереница плохих периодов, которая другого, может быть, и обескуражила. Переношу я все эти испытания хладнокровно (или стараюсь переносить), потому что мне кажется, что и в этих тяжких для меня временах есть своя цель: если они меня не сломили морально (хотя и отчасти сломили физически, см. мои болезни), то они (тяжкие времена) непременно выковуют из меня человека, мало чего боящегося и морально стального. Лучше пройти такие испытания в ранней молодости, познать их и быть хорошо подготовленным ко всему дальнейшему. Потом у меня все-таки (несмотря на большую продолжительность моей "плохой эры") есть надежда на какие-то для меня хорошие времена (хоть минуты, и то уже эти минуты дают запас оптимизма на шестидневку). Когда, как и где эти времена настанут, и настанут ли они скоро, и настанут ли для меня вообще, это я не могу никак сказать. Пока все идет в моей жизни криво и неважно: нет у меня ни одного друга - это первое. Нельзя же считать другом настоящим приспособленческого Митьку, к тому же столь "упадочника" и, в сущности, порочного элемента, который ничем мне не может помочь, ничего разъяснить, в котором нет ни капли советского духа, с которым можно только вспоминать французские старые анекдоты, остроумничать, разглядывать прохожих и издеваться над самими собой? Нет, Митька не друг, а только пустоватый компаньон, который, к тому же, всегда рад из тебя вытянуть денежки. Мне бы хотелось друга культурного, просвещенного и в то же время вполне советского, который страстно интересуется как и СССР, так и мировой политикой, человека умного и веселого. Митька очень односторонен - политикой он интересуется только как предметом шуточек. У него "полторы ноги" осталось во Франции, а здесь только половина. Это - проблема друзей. Во-вторых - проблема того, что у меня нету круга людей. В-третьих - проблема неизвестности судьбы отца и сестры, в-четвертых - проблема дальнейшего развития моей "художественно-рисовальной" деятельности (сейчас я стою в этой области на мертвой точке), в-пятых - проблема здоровья и вытекающая из этой проблемы проблема общения с товарищами по школе (занятия спортом и т.п.). Проблема жилищная - наиболее важная в данное время и наиболее наболевшая, и которая разрешится для нас малюсенькой, жаркой комнатой на окраине Москвы.
Пока что ни одна из этих задач не решена - вот в чем кроется кривость и скука моей теперешней жизни (и тревога этой жизни). Опять-таки, невзирая ни на какие сцены, оставаясь по мере сил хладнокровным, щадя свои силы, накапливая впечатления, не преувеличивая значения скуки и тревоги своего быта, твердо и неуклонно надеясь на наступление лучших периодов жизни своей, сохраняя конечный оптимизм, не обижаясь на обиды и перенося с саркастической улыбкой дальнейшие тяжкие испытания, беря от жизни все, что в ней есть хорошего, плюя на жалобы и пререкания, продолжать твердо и неуклонно свой жизненный путь, не давая себя съесть пессимизмом и воспитывая себя в духе твердой воли и надежды на счастье.
Все эти испытания могли меня сломить, но в конечном результате воспитают стального человека и разовьют ум и волю к счастью этого человека - меня.
Дневник N 4 17 мая 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня завуч сообщил маме, которая к нему пришла, что 19го окончательно выяснится перевод мой в 8й класс без испытаний: он завтра поедет в Москву ходатайствовать об этом (от имени школы) в Центрсовет школ. Я вполне уверен в том, что меня переведут в 8й класс без испытаний. Скучно то, что за газетами я не могу ходить (так как карантин) и достается "Правда" мне только к 7 часам вечера, когда мать просит ее в Доме отдыха. Это меня здорово удручает, так как сейчас происходят такие события, что просто грех запаздывать с чтением газет, - но что ж - ничего не поделаешь! Голландская армия сдалась - это очень хорошо.
Немцы повсюду бьют англичан и французов и, уже на французской территории, взяли город Седан (знаменитый город). Немцы быстро и блестяще ведут военные операции, пока что они явно наносят поражение за поражением союзникам. Но еще все же рано предугадать конечный исход этой войны, потому что еще не все карты в игре:
Америка, Италия, Япония, Балканы - все это важные карты, которые рано или поздно вступят в кровавую игру. На чьей стороне? - Для Америки и Италии это ясно: 1ая на стороне союзников, 2ая на стороне Германии. Япония и Балканы - это трудно сказать (хотя Япония может выступить против Англии и, главное, против Америки). Мне лично кажется, что немцы в этой войне искрошат союзников - время покажет, прав я был или нет. Прочел "Братья Карамазовы" Достоевского. Местами очень увлекательная и интересная книга. Все же общий тон - исступленный, и религиозная истерика это усугубляет. Есть отдельные персонажи абсолютно живые и правдивые (штабс-капитан "мочалка" и т.п.). Но в общем, книга туманная (из-за примеси религии). Прочел "О любви" Стендаля. Книга холодная, умная, но в какой-то мере уже документальная, утратившая (по крайней мере, в СССР) часть своей актуальности. Написана эта книга хотя и порой блестяще, но чересчур (по-моему) холодно. Когда пишешь о женщинах, нельзя так холодно писать (конечно, все это размышления 15-летнего человека, так что…). В этой книге отсутствует восхищение перед физическими качествами женщин, перед этими сокровищами - это также плохо. В этой книге есть много остроумных мыслей и встречаются порой верные аксиомы, остальное - теоремы. Есть неплохие места по оригинальности (в Швейцарии - это симпатично). К любви книга относится слишком серьезно, "научно", сухо. Все-таки слишком мало иронии над самим собой (т.е. над влюбленным), мало передается желание близости с женщиной как источник незабываемых минут и, наконец, слишком много романтизма. СССР - страна без романтизма, оттого читать "О любви" - довольно парадоксально чувствуешь себя. Мне кажется, что сейчас любят гораздо проще, вот и все. Начал недавно писать стихи - хочу доказать Митьке, что не такая уж он перла, что "пишет, ах! стихи". Продолжаю думать о переезде в Сокольники - как там будем жить, в этой крохотной комнатушке?
Дневник N 4 18 мая 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня прочел в "Правде" сообщение о занятии Брюсселя немцами, прорыва бельгийской линии Диля, занятия Лувена и Малина немцами, прорыва французских укреплений на фронте в 100 км от Любежа до Кариньяна (на фронте реки Маас - бои около Седана). Пока что немцы быстро продвигаются вперед и вошли уже на французскую территорию. Их операции развиваются в сторону Реймса (взятие Седана).
Америка, возможно, в скором времени представит займы союзникам - сейчас это дело обсуждает Конгресс, в Вашингтоне. Объявлено военное положение в парижском районе. Как и немцы, так и союзники говорят, что скоро предстоит небывалый бой за всю войну между германской армией и армией союзников (это решающее сражение предстоит, очевидно, на французской территории, так «как» Голландия и почти вся Бельгия заняты немцами). Еще невозможно сказать, как будут в дальнейшем развиваться действия обеих сторон. Пока есть факт, что немцы быстро продвигаются вперед в Бельгии, несмотря на сопротивление армии союзников и бельгийской армии (взятие Брюсселя, Малина, Лувена германскими войсками вчера, 17го). Во Франции бои имеют более серьезный характер (там расположены более крупные силы союзников), но все же немцы наносят французам и англичанам большие потери и продолжают продвигаться в направлении, по-видимому, Реймса. У Седана произошла контратака сил союзников, и в этом участке фронта немцы укрепились, отразив эти атаки союзников. Возможно, что союзники захотят нанести удар немцам с юга, чтобы приостановить наступление в направлении Реймса, Мезьера, Кретеля. Во всяком случае, скоро произойдут большие сражения, в этом я уверен. Жить здесь нам осталось три шестидневки и три дня (если переедем 9го). Теперь я знаю, что переедем в Сокольники. Мать, которая здесь охает и ахает (правда, она болеет воспалением евстахиевой трубы, нарывом, гриппом и простудой), наверное, пуще будет нервничать в Сокольниках, где комнатушка крохотная. Вообще, вследствие болезней у матери испортился характер - стала жаловаться на неудачу работы, на меня и на собственную жизнь, стала пессимисткой. Но я ничего - все надеюсь на будущее.
Дневник N 5 20 мая 1940 года
Георгий Эфрон Вчера мать (по просьбе завуча) написала заявление-прошение о моем переводе в 8й кл. без испытаний. Завтра она получит ведомость о моем переводе, и вся эта волынка с 7м кл. будет кончена - и я буду окончившим неполную среднюю школу.
Дни протекают спокойно и скучновато: утром - бинтование моей свинки, пускание капель в глаза (в общем - лечение). Потом - завтрак, потом я рисую или читаю, потом завтрак, потом вытираю посуду, потом на часок иду с мамой гулять, потом пишу дневник и читаю, потом обед, перебинтование и - ложимся спать. Сегодня встретил Зелинского - он мне сообщил, что немцы взяли Лаон и идут на Реймс (во Франции). Что ж - так и надо, нечего было Франции лезть в войну "за Данциг", а потом отказываться от мирных немецких предложений - теперь вот их и громят. По-моему, еще ничего нельзя сказать заранее об исходе этой войны, хотя я и склонен думать о победе немцев. Америка пока мямлит, у нее самое натянутое положение с японцами, так что возможно, что союзников быстро разгромят. Французское правительство уехало в Бордо, а немцы все продвигаются. Все же еще ничего нельзя сказать о будущем: слишком возможны всякие сюрпризы. Читаю "Histoires а dormir debout" Кюбника, "Adieu а l'innocence" Ирвина и Гоффа, "Terre des Hommes" Сэнт Экзюпери, произведения Маяковского. Когда переедем в Сокольники, непременно запишусь в Библиотеку ин«остранных» языков - если удастся и если пропустят (мне еще нет 16ти лет, но я надеюсь, что мой большой рост сыграет здесь свою роль).
Дневник N 5 21 мая 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня мы нашу "кухню" (т.е. стол с примусом, ведро и т.п. утварь) перенесли в комнатку, которую хозяйка для этого оставила и переселилась в сарай. Она (хозяйка) не хочет, чтобы мы готовили на террасе, потому что, "видите ли, соседи жалуются" и т.п. Эти люди, которые сдают дачи, - частные собственники, яростно обрабатывающие свой клочок земли; в них нет абсолютно ничего советского. Это самые что ни на есть низкопробные мещане: сплетники, "клопы обывательюсы" - по Маяковскому. Мещан я ненавижу пуще всего, потому что это самые тупые и вредоносные люди, с их мелкой хитринкой, эгоисты и ярые собственники. Их много, но в конце концов жизнь их искоренит, и особенные надежды я возлагаю на молодежь, которой должны опротиветь эти клещи-родители. Мать возмущается нашим "переселением" и мещанством хозяйки и соседей, но это глупо. Нужно относиться к таким невзгодам свысока и не вступать в пререкания с тупицами-скрягами, как наша хозяйка. Я не обращаю особого внимания на наши теперешние и, быть может, будущие невзгоды, потому что себя "растрачивать" на мелкие стычки с неприятностями, которые я не могу исправить, я не намерен. Вот, например, в Сокольниках. Мать говорит, что комнатка будет малюсенькая, и заранее беспокоится о проблеме питания (как устроить с домработницей и т.п.), вообще тревожится и предрекает неприятности на этом фронте. Что сейчас об этом говорить? Кстати, мать говорит, что Муля последнее время совершенно перестал помогать, не слушает, когда с ним говорят, очень куда-то спешит и вообще "обсвинел". Я предполагаю, что это у него временное явление, зависящее от того, что он завален делами всякого рода.
Возможно, что надежда скоро увидеть Алю вследствие долгосрочности ее заключения ослабла и что тем самым мы для него представляем объективно малый интерес, потому что главный его интерес - Аля, а мы ему ценны, по-моему, только как люди, близкие к ней. Конечно, личное расположение играет свою роль, но в конце концов он не нанимался нам помогать; в то же время до последнего времени он нам помогал беспрерывно; но эта помощь как-то незаметно ослабла. Он (Муля) как-то нас "приучил" к своей помощи, и бросать нас в моменты переездов, болезней и трудностей - неважно. Он был единственным человеком, который (кроме Пастернака) нам по-настоящему помогал, и без него мы бы испытали больше, гораздо больше трудностей. Опять-таки, все же я склонен думать, что эта "холодность" к нам вызвана чрезмерной нагрузкой и выкарабкиванием из ряда спешных дел. Возможно, что ему просто надоело с нами возиться, мол, повозился и будет, а теперь сами можете; впрочем, шут его знает!
Подождем - увидим, опять приходится повторить эту послужившую формулу. Я не боюсь маленькой комнатушки в Сокольниках, я не боюсь, быть может, противных соседей, потому что все это я воспринимаю (для меня) как временно-длительные тяжелые бытовые условия, из которых мы когда-нибудь да и выкарабкаемся, уж, во всяком случае, я-то выкарабкаюсь. За себя я не беспокоюсь - предо мной много, очень много времени впереди, беспокоюсь я за мать, которая заслужила лучшие бытовые условия, перед которой гораздо меньше жизни, чем, например, предо мной, которая завтрашним днем жить не может и которой необходимы надлежащие жизненные условия для работы. Я твердо верю, что это образуется. Когда - сказать не могу.
Дневник N 4 10 мая 1940 года
Георгий Эфрон Мать решила переезжать в другую комнату 14го, так как у нашей теперешней хозяйки умер муж и так как она и дочка поедут в Москву хоронить его, то дома некого оставить - вот мы и остались. Через 10 дней начнутся испытания - усиленно к ним подготовляюсь. Завтра, после школы, еду в Москву, где 12го увижу Митьку.
Читаю "Цветы Зла" Шарля Бодлера - замечательные стихи. Хожу в красных заграничных башмаках. Мало рисую. Только что узнал, что Германия перешла границу в Голландии и Бельгии и что началось занятие этих стран. Англия и Франция выступили на защиту Бельгии и Голландии. Они, как всегда, опоздали. Интересно, подаст ли в отставку Чемберлен или будет продолжать нагромождение ошибок?
Произошла первая бомбежка французских городов немецкими самолетами: бомбили Кольмар, Лилль, Лион, Нанси и Понтуаз. Немцы замечательно воюют - разбили англо-французов в Южной Норвегии, нежданно-негаданно заняли Данию и Норвегию, теперь неожиданно начали оккупацию Голландии и Бельгии. Теперь война разгорелась по-настоящему - на 4 фронтах: Норвежском, Западном, Голландском и Бельгийском. Конечно, немцам придется преодолеть большие трудности - против них голландская, бельгийская и англо-французская армии, и с ними справиться будет нелегко. Но Германия победит - в этом я уверен. Возможно, что в какое-то время Америка войдет в войну на стороне Англии и Франции, и тогда положение немцев будет серьезным. Но пока что у Германии в военных операциях существенный перевес, который, мне кажется, все будет развиваться. Во всяком случае, новые операции в Бельгии и Голландии будут служить предметом жесточайших и интереснейших боев.
Дневник N 4 13 мая 1940 года
Георгий Эфрон Последние новости: вновь позволяю себе болеть, на этот раз свинкой. Испытаний я не буду проходить - карантин после свинки три шестидневки, а они кончаются 5го июня. Мне все говорят, что раз у меня за учебный год нет ни одной плохой четвертной отметки, то меня, бесспорно, переведут в 8й класс, тем более, что у меня справка от врача, что я действительно заболел свинкой и не могу ходить в школу. Я тоже думаю, что меня переведут. Мать сегодня или завтра пойдет к зав. учебной части и спросит его насчет моего перевода в 8й класс без испытаний. Если меня не переведут в 8й класс, то осенью придется держать переиспытания. Но я не беспокоюсь - дочка хозяйки, которая здесь долго живет, говорит, что нет сомнений, что меня переведут без испытаний. Теперь все расскажу по порядку: 11го, после уроков, я уехал в Москву. Приехавши, сговорился с Митькой по телефону о встрече с ним на следующий день. Вечером пошел с матерью (которая приехала в Москву раньше меня) на чтенье Пастернаком своего перевода "Гамлета" в Московском Госинституте. Там была вся интеллигенция Москвы, те, кто не могли прийти на первое чтенье Пастернака. Перевод замечателен - и Пастернак читает его с большим жаром и, конечно, по-пастернаковски. Публика его, как видно, очень любит.
Он, конечно, оригинальнейший человек (в плане оценки его публикой). После чтенья перевода (каковое чтенье прошло с огромным успехом) мы (Пастернак, мама, я и его первая жена) «пошли» к этой первой жене, там поужинали, поболтали, потом Борис (Леонидович Пастернак) нас проводил до дома тетки (где мы ночуем). Мать говорит, что Пастернак - лучший наш поэт, а Пастернак говорит, что лучший наш поэт - это мать (Цветаева). На следующее утро я пошел в амбулаторию (так как опухоль - свинка - уже побаливала), и мне там назначили прийти к врачу в 7 час. 45 минут вечера. Потом я пошел на свиданье с Митькой и долго с ним гулял по городу. Были мы с ним в Библиотеке ин«остранных» языков - там смотрели последние кинематографические американские журналы и старый юмористический французский журнал. Потом он зашел со мной к тетке; потом я его проводил до остановки троллейбуса, и он уехал. Из Башкирии он обещал мне написать, сообщая свой адрес.
Если мать не слишком этому воспротивится, то я думаю, что мы с ним будем переписываться. После Башкирии (санатории для туберкулезных) он предполагает поехать на дачу, снятую его семьей (не то бабушкой, не то его дядей), в ст«анцию»
Отдых (по Казанке). В общем, он говорит, что мне напишет письмо, где сообщит свой точный адрес (аппроксимативный 1 я знаю).
Потом я пошел в амбулаторию, где мне и сказали, что у меня свинка. В течение всего времени моего вчерашнего и позавчерашнего пребывания в Москве я (да и мать) так и не смог повидать Мулю (хотя он и сказал, что зайдет). Возможно, что он на нас дуется (из-за чего?). В общем, чорт его знает, но факт, что он обещал прийти, не пришел, а на все мои звонки на его квартиру говорили, что он ушел. Или он был очень занят, или его арестовали, или он из-за чего-то на нас дуется. Так мы и уехали, его не повидав. 15го мать поедет в Москву вносить передачу. Она тоже была у доктора - у нее грипп, а я и она боялись, что у нее туберкулез. Но оказалось, что у нее бронхит, грипп, все что хочешь, но туберкулеза нету. Она сейчас ушла в Дом отдыха принести еду; я надеюсь, что она достанет "Правду" - события за границей так интересны сейчас стали, что просто грех пропускать хоть один день в их просмотре. Все-таки интересно - продержатся немцы в Голландии и Бельгии или нет? Теперь у англичан новое, более решительное в военном отношении министерство (возглавленное Черчиллем). Это очень повлияет на ход военных действий в Голландии и Бельгии. Возможно, что в Норвегии англичане возьмут Нарвик, но остальная часть Норвегии крепко в руках немцев (так же, как и Дания).
Война разгорелась, и идет очень решающий момент. Пока поражение за англичанами и инициатива операций у немцев. Посмотрим, что покажут военные действия в Голландии и Бельгии.
Дневник N 4 15 мая 1940 года
Георгий Эфрон Вчера мы переехали в новую комнату в Голицыне. Переезд - как все неумело организованные и с большим количеством вещей переезды - был кошмарен. За вчерашний день и натаскался же я вещей, и вспотел, и покряхтел! Подготовка к переезду - ужасающая штука: вечные сцены из-за того, что "сидишь руки сложа, а я всю работу делаю" и т.п. Теперь зато в нашем распоряжении (примерно на 4 шестидневки, а потом опять кошмарный переезд - очевидно, в Сокольники, в крохотную комнатушку) большая новая комната, одна маленькая (куда сложили мы наш багаж) и терраска - где готовим и едим. В общем - то, что нужно, а по сравнению с предыдущим - замечательно, потому что "много" места и "полнейшая" изоляция от соседей (никаких "тонких перегородок", а просто полдачи). Мне здорово смешно - мы уезжаем из Голицына меньше чем через месяц, как раз когда все говорят, что будет здесь очень хорошо (летом), а прожили 5 месяцев, когда все признавали, что здесь нестерпимо. И потом еще одно: другие летом едут из города на дачу, а мы из дачи в город. Все это довольно-таки парадоксально, но нужно мириться с условиями жизни. 13го мать была у завуча - тот сказал, что постарается перевести меня в 8й кл., ответ окончательный даст после собрания педсовета, 17го числа. Осенью буду сдавать французский язык (так как немецкого не делал в этом году) в одной из московских школ, где изучают этот язык. Странно все-таки: через месяц - вопросительный знак! 1 - не знаем, где будем жить, 2 - не знаем, где будут отец и сестра… Унывать, конечно, не стоит - тем более, что здесь в течение четырех шестидневок будет спокойно. Это даже хорошо, что свинка избавила меня от испытаний - раз возможно, что я и так пройду. Буду эти четыре шестидневки читать, рисовать и хорошенько отдохну - в этом я здорово нуждаюсь. Буду переписываться с Митькой. А потом - кто его знает? - ничего нет известного. Самое противное, что в Сокольниках крохотная комнатушка, но что об этом беспокоиться? Живем сегодняшним днем. Мать сегодня уехала вносить передачу отцу в Лефортово. Она (мать) все время боится, что он умрет или же что его вышлют, а я уверен, что его, так же как и сестру, освободят - слишком уж долго тянется следствие (для сестры - 8 месяцев с половиной), и Алешина высылка с его мотивировкой этой высылки Алиными высказываниями - факты благоприятные, и я продолжаю твердо надеяться на их освобождение.
Дневник N 4 16 мая 1940 года
Георгий Эфрон Вчера мать привезла из Москвы известие о том, что возможность снятия нами комнаты в Москве окончательно провалилась и что единственная возможность заключается в крохотной комнате в Сокольниках. Как я и знал, в конце концов осталась (по нашей исключительной везучести) наихудшайшая возможность (а именно Сокольничья комната). Действительно, перспектива замечательная: въезжать в жару в крохотную комнатушку на окраине города!.. Главное дело является тем, что мне лично абсолютно наплевать, где жить (раз это от меня и не зависит), а в том, что раз мать и в этой, сравнительно обширной квартире жалуется на то, что нужно устраиваться и прибивать полки и т.п., и что это у нее отнимает массу времени, то что она будет говорить в той, малюсенькой комнатушке? Самое отвратительное - это то, что опять нужно будет складывать, укладывать, упаковывать вещи через три с половиной шестидневки, опять пойдут пререкания и сцены, а когда окажемся там, в Сокольниках, охи да ахи на всякого рода трудности. Теперь здесь по-глупому мы (т.е., вернее, мать) разбирает все вещи, а через три шестидневки опять нужно будет, потея, их укладывать. Вообще, вся эта волынка с вещами надоела мне хуже горькой редьки, и, главное, ужасно то, что у матери хоть и есть масса доброй воли, а логики и простого "sens commun"1 - очень мало. Потом дело в том, что она приходит в отчаяние от абсолютных мелочей, как то: "отчего нет посудного полотенца, пропала кастрюля с длинной ручкой" и т.п. Так хотелось бы спокойно пожить!.. Куда уж там… У матери курьезная склонность воспринимать все трагически, каждую мелочь т.е., и это ужасно мне мешает и досаждает. Очень трудно сохранять терпенье при таких обстоятельствах. Почему я стараюсь вынести все эти исключительно надоедливые и чрезвычайно тяжкие испытания с наибольшей хладнокровностью? (В эти испытания я включаю все невзгоды, моральные и физические, матери, наши отвратительные переезды, ненадежность и нерадостность нашего ближайшего будущего, каждодневные сцены из-за ненахождения вещей и т.п. и т.п.) Почему же все эти испытания я стараюсь перенести хладнокровно и беззлобно?
Конечно, вопрос еще в том, что, возможно, каждая человеческая жизнь переживает тяжкий период, но у нас какая-то вереница плохих периодов, которая другого, может быть, и обескуражила. Переношу я все эти испытания хладнокровно (или стараюсь переносить), потому что мне кажется, что и в этих тяжких для меня временах есть своя цель: если они меня не сломили морально (хотя и отчасти сломили физически, см. мои болезни), то они (тяжкие времена) непременно выковуют из меня человека, мало чего боящегося и морально стального. Лучше пройти такие испытания в ранней молодости, познать их и быть хорошо подготовленным ко всему дальнейшему. Потом у меня все-таки (несмотря на большую продолжительность моей "плохой эры") есть надежда на какие-то для меня хорошие времена (хоть минуты, и то уже эти минуты дают запас оптимизма на шестидневку). Когда, как и где эти времена настанут, и настанут ли они скоро, и настанут ли для меня вообще, это я не могу никак сказать. Пока все идет в моей жизни криво и неважно: нет у меня ни одного друга - это первое. Нельзя же считать другом настоящим приспособленческого Митьку, к тому же столь "упадочника" и, в сущности, порочного элемента, который ничем мне не может помочь, ничего разъяснить, в котором нет ни капли советского духа, с которым можно только вспоминать французские старые анекдоты, остроумничать, разглядывать прохожих и издеваться над самими собой? Нет, Митька не друг, а только пустоватый компаньон, который, к тому же, всегда рад из тебя вытянуть денежки. Мне бы хотелось друга культурного, просвещенного и в то же время вполне советского, который страстно интересуется как и СССР, так и мировой политикой, человека умного и веселого. Митька очень односторонен - политикой он интересуется только как предметом шуточек. У него "полторы ноги" осталось во Франции, а здесь только половина. Это - проблема друзей. Во-вторых - проблема того, что у меня нету круга людей. В-третьих - проблема неизвестности судьбы отца и сестры, в-четвертых - проблема дальнейшего развития моей "художественно-рисовальной" деятельности (сейчас я стою в этой области на мертвой точке), в-пятых - проблема здоровья и вытекающая из этой проблемы проблема общения с товарищами по школе (занятия спортом и т.п.). Проблема жилищная - наиболее важная в данное время и наиболее наболевшая, и которая разрешится для нас малюсенькой, жаркой комнатой на окраине Москвы.
Пока что ни одна из этих задач не решена - вот в чем кроется кривость и скука моей теперешней жизни (и тревога этой жизни). Опять-таки, невзирая ни на какие сцены, оставаясь по мере сил хладнокровным, щадя свои силы, накапливая впечатления, не преувеличивая значения скуки и тревоги своего быта, твердо и неуклонно надеясь на наступление лучших периодов жизни своей, сохраняя конечный оптимизм, не обижаясь на обиды и перенося с саркастической улыбкой дальнейшие тяжкие испытания, беря от жизни все, что в ней есть хорошего, плюя на жалобы и пререкания, продолжать твердо и неуклонно свой жизненный путь, не давая себя съесть пессимизмом и воспитывая себя в духе твердой воли и надежды на счастье.
Все эти испытания могли меня сломить, но в конечном результате воспитают стального человека и разовьют ум и волю к счастью этого человека - меня.
Дневник N 4 17 мая 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня завуч сообщил маме, которая к нему пришла, что 19го окончательно выяснится перевод мой в 8й класс без испытаний: он завтра поедет в Москву ходатайствовать об этом (от имени школы) в Центрсовет школ. Я вполне уверен в том, что меня переведут в 8й класс без испытаний. Скучно то, что за газетами я не могу ходить (так как карантин) и достается "Правда" мне только к 7 часам вечера, когда мать просит ее в Доме отдыха. Это меня здорово удручает, так как сейчас происходят такие события, что просто грех запаздывать с чтением газет, - но что ж - ничего не поделаешь! Голландская армия сдалась - это очень хорошо.
Немцы повсюду бьют англичан и французов и, уже на французской территории, взяли город Седан (знаменитый город). Немцы быстро и блестяще ведут военные операции, пока что они явно наносят поражение за поражением союзникам. Но еще все же рано предугадать конечный исход этой войны, потому что еще не все карты в игре:
Америка, Италия, Япония, Балканы - все это важные карты, которые рано или поздно вступят в кровавую игру. На чьей стороне? - Для Америки и Италии это ясно: 1ая на стороне союзников, 2ая на стороне Германии. Япония и Балканы - это трудно сказать (хотя Япония может выступить против Англии и, главное, против Америки). Мне лично кажется, что немцы в этой войне искрошат союзников - время покажет, прав я был или нет. Прочел "Братья Карамазовы" Достоевского. Местами очень увлекательная и интересная книга. Все же общий тон - исступленный, и религиозная истерика это усугубляет. Есть отдельные персонажи абсолютно живые и правдивые (штабс-капитан "мочалка" и т.п.). Но в общем, книга туманная (из-за примеси религии). Прочел "О любви" Стендаля. Книга холодная, умная, но в какой-то мере уже документальная, утратившая (по крайней мере, в СССР) часть своей актуальности. Написана эта книга хотя и порой блестяще, но чересчур (по-моему) холодно. Когда пишешь о женщинах, нельзя так холодно писать (конечно, все это размышления 15-летнего человека, так что…). В этой книге отсутствует восхищение перед физическими качествами женщин, перед этими сокровищами - это также плохо. В этой книге есть много остроумных мыслей и встречаются порой верные аксиомы, остальное - теоремы. Есть неплохие места по оригинальности (в Швейцарии - это симпатично). К любви книга относится слишком серьезно, "научно", сухо. Все-таки слишком мало иронии над самим собой (т.е. над влюбленным), мало передается желание близости с женщиной как источник незабываемых минут и, наконец, слишком много романтизма. СССР - страна без романтизма, оттого читать "О любви" - довольно парадоксально чувствуешь себя. Мне кажется, что сейчас любят гораздо проще, вот и все. Начал недавно писать стихи - хочу доказать Митьке, что не такая уж он перла, что "пишет, ах! стихи". Продолжаю думать о переезде в Сокольники - как там будем жить, в этой крохотной комнатушке?
Дневник N 4 18 мая 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня прочел в "Правде" сообщение о занятии Брюсселя немцами, прорыва бельгийской линии Диля, занятия Лувена и Малина немцами, прорыва французских укреплений на фронте в 100 км от Любежа до Кариньяна (на фронте реки Маас - бои около Седана). Пока что немцы быстро продвигаются вперед и вошли уже на французскую территорию. Их операции развиваются в сторону Реймса (взятие Седана).
Америка, возможно, в скором времени представит займы союзникам - сейчас это дело обсуждает Конгресс, в Вашингтоне. Объявлено военное положение в парижском районе. Как и немцы, так и союзники говорят, что скоро предстоит небывалый бой за всю войну между германской армией и армией союзников (это решающее сражение предстоит, очевидно, на французской территории, так «как» Голландия и почти вся Бельгия заняты немцами). Еще невозможно сказать, как будут в дальнейшем развиваться действия обеих сторон. Пока есть факт, что немцы быстро продвигаются вперед в Бельгии, несмотря на сопротивление армии союзников и бельгийской армии (взятие Брюсселя, Малина, Лувена германскими войсками вчера, 17го). Во Франции бои имеют более серьезный характер (там расположены более крупные силы союзников), но все же немцы наносят французам и англичанам большие потери и продолжают продвигаться в направлении, по-видимому, Реймса. У Седана произошла контратака сил союзников, и в этом участке фронта немцы укрепились, отразив эти атаки союзников. Возможно, что союзники захотят нанести удар немцам с юга, чтобы приостановить наступление в направлении Реймса, Мезьера, Кретеля. Во всяком случае, скоро произойдут большие сражения, в этом я уверен. Жить здесь нам осталось три шестидневки и три дня (если переедем 9го). Теперь я знаю, что переедем в Сокольники. Мать, которая здесь охает и ахает (правда, она болеет воспалением евстахиевой трубы, нарывом, гриппом и простудой), наверное, пуще будет нервничать в Сокольниках, где комнатушка крохотная. Вообще, вследствие болезней у матери испортился характер - стала жаловаться на неудачу работы, на меня и на собственную жизнь, стала пессимисткой. Но я ничего - все надеюсь на будущее.
Дневник N 5 20 мая 1940 года
Георгий Эфрон Вчера мать (по просьбе завуча) написала заявление-прошение о моем переводе в 8й кл. без испытаний. Завтра она получит ведомость о моем переводе, и вся эта волынка с 7м кл. будет кончена - и я буду окончившим неполную среднюю школу.
Дни протекают спокойно и скучновато: утром - бинтование моей свинки, пускание капель в глаза (в общем - лечение). Потом - завтрак, потом я рисую или читаю, потом завтрак, потом вытираю посуду, потом на часок иду с мамой гулять, потом пишу дневник и читаю, потом обед, перебинтование и - ложимся спать. Сегодня встретил Зелинского - он мне сообщил, что немцы взяли Лаон и идут на Реймс (во Франции). Что ж - так и надо, нечего было Франции лезть в войну "за Данциг", а потом отказываться от мирных немецких предложений - теперь вот их и громят. По-моему, еще ничего нельзя сказать заранее об исходе этой войны, хотя я и склонен думать о победе немцев. Америка пока мямлит, у нее самое натянутое положение с японцами, так что возможно, что союзников быстро разгромят. Французское правительство уехало в Бордо, а немцы все продвигаются. Все же еще ничего нельзя сказать о будущем: слишком возможны всякие сюрпризы. Читаю "Histoires а dormir debout" Кюбника, "Adieu а l'innocence" Ирвина и Гоффа, "Terre des Hommes" Сэнт Экзюпери, произведения Маяковского. Когда переедем в Сокольники, непременно запишусь в Библиотеку ин«остранных» языков - если удастся и если пропустят (мне еще нет 16ти лет, но я надеюсь, что мой большой рост сыграет здесь свою роль).
Дневник N 5 21 мая 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня мы нашу "кухню" (т.е. стол с примусом, ведро и т.п. утварь) перенесли в комнатку, которую хозяйка для этого оставила и переселилась в сарай. Она (хозяйка) не хочет, чтобы мы готовили на террасе, потому что, "видите ли, соседи жалуются" и т.п. Эти люди, которые сдают дачи, - частные собственники, яростно обрабатывающие свой клочок земли; в них нет абсолютно ничего советского. Это самые что ни на есть низкопробные мещане: сплетники, "клопы обывательюсы" - по Маяковскому. Мещан я ненавижу пуще всего, потому что это самые тупые и вредоносные люди, с их мелкой хитринкой, эгоисты и ярые собственники. Их много, но в конце концов жизнь их искоренит, и особенные надежды я возлагаю на молодежь, которой должны опротиветь эти клещи-родители. Мать возмущается нашим "переселением" и мещанством хозяйки и соседей, но это глупо. Нужно относиться к таким невзгодам свысока и не вступать в пререкания с тупицами-скрягами, как наша хозяйка. Я не обращаю особого внимания на наши теперешние и, быть может, будущие невзгоды, потому что себя "растрачивать" на мелкие стычки с неприятностями, которые я не могу исправить, я не намерен. Вот, например, в Сокольниках. Мать говорит, что комнатка будет малюсенькая, и заранее беспокоится о проблеме питания (как устроить с домработницей и т.п.), вообще тревожится и предрекает неприятности на этом фронте. Что сейчас об этом говорить? Кстати, мать говорит, что Муля последнее время совершенно перестал помогать, не слушает, когда с ним говорят, очень куда-то спешит и вообще "обсвинел". Я предполагаю, что это у него временное явление, зависящее от того, что он завален делами всякого рода.
Возможно, что надежда скоро увидеть Алю вследствие долгосрочности ее заключения ослабла и что тем самым мы для него представляем объективно малый интерес, потому что главный его интерес - Аля, а мы ему ценны, по-моему, только как люди, близкие к ней. Конечно, личное расположение играет свою роль, но в конце концов он не нанимался нам помогать; в то же время до последнего времени он нам помогал беспрерывно; но эта помощь как-то незаметно ослабла. Он (Муля) как-то нас "приучил" к своей помощи, и бросать нас в моменты переездов, болезней и трудностей - неважно. Он был единственным человеком, который (кроме Пастернака) нам по-настоящему помогал, и без него мы бы испытали больше, гораздо больше трудностей. Опять-таки, все же я склонен думать, что эта "холодность" к нам вызвана чрезмерной нагрузкой и выкарабкиванием из ряда спешных дел. Возможно, что ему просто надоело с нами возиться, мол, повозился и будет, а теперь сами можете; впрочем, шут его знает!
Подождем - увидим, опять приходится повторить эту послужившую формулу. Я не боюсь маленькой комнатушки в Сокольниках, я не боюсь, быть может, противных соседей, потому что все это я воспринимаю (для меня) как временно-длительные тяжелые бытовые условия, из которых мы когда-нибудь да и выкарабкаемся, уж, во всяком случае, я-то выкарабкаюсь. За себя я не беспокоюсь - предо мной много, очень много времени впереди, беспокоюсь я за мать, которая заслужила лучшие бытовые условия, перед которой гораздо меньше жизни, чем, например, предо мной, которая завтрашним днем жить не может и которой необходимы надлежащие жизненные условия для работы. Я твердо верю, что это образуется. Когда - сказать не могу.