Страница:
Только Мэлори, моя Мэлори не выла в предсмертной последней муке, а запрокинув голвоу, стонала в унизительном наслаждении. Я увидел, как глаза дракона налились кровью, как весь он, от когтей на корявых растопыренных лапах до острого гребня вдоль мощного хребта, напрягся, выгнулся...
Принцесса взмахнула руками.
- Аах, - этот вздох сдернул меня с места, и вовремя сдернул: еще секунда, и Кэт была бы разорвана - снизу доверху.
Меч вонзился в то самое место, какое мне столько раз снилось - меж шеей и затылком.
Но дракон не погиб, он зашипел, роя лапами землю, исходя пеной.
Он был полупарализован. Я пригвоздил его к земле, как прикалывают бабочку в альбом энтомолога...Она трепыхается так же нелепо и беспомощно.
- Не убивай, - выкрикнула принцесса.
Она лежала на земле, опрокинутая навзничь.
Две наших лошади, привычные ко многому, невозмутимо пощипывали травку чуть поодаль.
- И то верно, - сказал я, - а ну-ка в сумке, притороченной к седлу, обнаружь-ка клещи.
- Клещи? - принцесса отползла по земле прочь от места, где хрипел дракон, пригвожденный, пришпиленный моим мечом, как пришпиливают бабочек... ну, и вы знаете.
- Клещи, Кэт, клещи, - подтвердил я, - и поживее. В противном случае я проколю, продавлю ему кожу, а его смерть не входит в мои... кажется, и в ваши планы...
Принцесса вскрикнула, вскочила на ноги и уже через мгновение распутывала сумку.
"Она меня спасла, - думал я, то налегая всем телом на меч, то ослабляя нажим, - если бы я полез защищать ее честь, этот зеленый гад разнес бы меня с моим допотопным вооружением по кусочкам по всем близлежащим полям и долам, горам и низинам..."
Принцесса протянула мне блистающие на солнце серебряные огромные клещи.
- Вот, - сказала она, - вот клещи.
Сейчас она походила на перепуганную, перемазанную в грязи и крови несчастную голую униженную девчонку. Клещи были царственнее, королевственнее ее. Клещи больше походили на голую принцессу, чем она на самое себя.
Я налег на рукоять меча грудью, освободил обе руки...
Дракон чуть вздрагивал, точно интеллигентный человек, сдерживающий рыдания.
"Она спасла меня, - думал я, - если бы я прикончил этого гада, я бы лег рядом с ним".
Я уже видел вдали цепь конников, наставивших копья.
"По мою душу, - подумал я, - или... по мое тело..."
Я примерился, изогнулся и вцепился клещами в изогнутый драконов клык.
("Значит, так, - объясняли нам еще в карантине, - если уж не кокнули дракона для рыцаря, если пришпилили бедняжку, то, главное, - выдрать клык... Семь потов сойдет, но...)
Я расшатывал, тянул... Дракон, обессиленный болью, уже не корябал землю лапами, только выл. И вой его вонзался в широкое пустое небо.
Принцесса стояла поодаль, тряслась от страха, от жалости - почем я знаю?
- Ну что ты стоишь? Что стоишь? Хоть помоги, возьмись за ручки и тяни вниз. Я же придавлю, проколю... Ну же!
Принцессу трясло; ладошкой, испачканной в земле, она утирала слезы и размазывала по лицу грязь.
Я увидел снова, какая она - маленькая еще девчушка, но не пожалел ее... Я ругнулся:
- Тяни, тяни же! Человеческим языком тебе говорю...
Принцесса сквозь всхлипы спросила:
- Это ты что, творишь заклинания? Да? Ты колдун?
Только тогда я понял, что говорил и ругался на незнакомом для нее языке. Я стал подбирать слова, мучительно припоминать все, что знал, все, что учил, но... о, удивленье! - я прекрасно понимал все то, что она говорила мне, но сам не мог выговорить ни слова.
Дракон уже и не выл - хрипел. Красноватые глазки его начали подергиваться белесой птичьей пленкой.
"Кончается, - подумал я, - финал... И мне - финал... Если верить принцессе. А почему бы ей и не поверить?"
Поэт появился совершенно неожиданно. Он вдруг возник рядом с принцессой, словно вынырнул из-под земли, и сообщил, вытянув руку вперед:
Эклога на смерть великана
Великан был велик,
а карлик - мал,
великан был добр, а карлик - зол,
великан был силен,
а карлик - слаб,
великан был убит,
а карлик - убийцей,
великан...
Покуда Поэт дундел свое, декламировал свою эклогу, бесконечную, как коридор подземелья, я все вспоминал, вспоминал и на "...был мал" - вспомнил.
- Выдерни КЛЫК! - гаркнул я.
Поэт прервался, поморщился и вежливо сказал:
- С удовольствием.
Он подошел к самой драконовой пасти и взялся за рукоять клещей.
Я подумал: "А если рискнуть?"
Я посмотрел на Поэта.
Он был хиловат на вид, узкогруд, худ.
Но здесь была важна не сила, а рывок - резкий, отчаянный, как вольный взмах топора при рубке дров, как вольный взлет шашки при рубке людей...
Я выпрямился. Меч, не сдерживаемый более моим телом, брякнулся оземь.
Секунда! И дракон за эту секунду налился жизнью, силой; я почувствовал, как он радостно вздрогнул.
И этот вздрог, эта дрожь жизни могла оказаться моей гибелью, но Поэт выказал себя отличным зубодером.
Мы рванули одновременно.
Из пасти дракона хлынула кровь.
Мы отскочили в сторону. Кони попятились.
Дракон вертелся на одном месте - вой, комья земли... а потом он остановился, тяжко дыша, двигая всем своим гигантским уродливым телом.
Принцесса, широко распахнув глаза, прижав ладони к вискам, смотрела на дракона.
- По такому случаю, - сказал Поэт, - полагается ода.
Я подошел к дракону для рыцаря.
Это была декорация мощи; его мог убить любой салабон, вроде меня, юного, глупого, прикончившего Малыша.
Дракон устало зашипел. И в шипении его было: не тронь, не нужно... моление, а не угроза.
Я привязал к шее дракона веревку и потянул за собой.
Я протянул веревку принцессе.
- Кэт, - сказал я, - волоки чудище...
Принцесса покорно взяла веревку .
Поэт махнул рукой раз, второй раз и заорал дурным голосом:
Ода победителю!
Кто отличит беду от победы?
Победу от беды кто отличит?
Я подошел к двум лошадям, взял поводья... Повел их.
Следом за мной шла принцесса, за ней покорно-пришибленно полз дракон.
Замыкал шествие Поэт, все еще выкрикивавший что-то про беду и победу.
Я глянул через плечо и попросил принцессу:
- Заткни ему глотку! Ну, никакой же возможности нет!
Мельком я увидел ее лицо, перекошенное от страха.
Она боялась меня.
Меня, своего спасителя.
А потом я увидел облако пыли и торчащие из этого облака пики.
- Вам не холодно? - с запоздалой вежливостью спросил я принцессу просто потому, что мне хотелось кого-то о чем-то спросить, чтобы не оставаться один на один с этими наставленными на тебя, несущимися издали в облаке грохочущей пыли пиками.
Принцесса молчала. И Поэт замолчал тоже.
Слышно было только жалобное шипение дракона.
Еще - грохот копыт.
Рыцари застопорили ход своих коней у самой драконовой морды, так что мне довелось испытать немало неприятных минут.
Кони знали то, чего не знали люди: это сипящее, хрипящее чудовище не опаснее какой-нибудь каракатицы.
Раздуйте каракатицу до размера горы - и она будет так же ужасна, ее будет трудно раздавить, но убить труда не составит.
Рыцарям удалось сдержать коней.
Дракон задрал голову и, морщась, как морщится брезгливый и сильный человек от унизительной пытки, харкнул в рыцарскую компанию сгустком зелено-красной слюны.
Рыцари натянули поводья.
В наступившей тишине стали слышны астматическое дыхание дракона, фырканье и перетоптывание лошадей, равнодушный посвист жаворонка, всхлипывание принцессы и еще вопли Поэта.
Когда ангелы, - надрывался Поэт,
устают летать, они
сдают свои крылья на сохрание Богу
и спускаются на землю без крыльев
по невидимой лестнице, они дремлют
в деревьях, камнях и лягушках, набираются
сил для новых полетов.
- Заткни его, - попросил я принцессу, он помог мне выдернуть клык, но...
- Вздрог - вдркг - друг,
гром - гроб - сук,
гроб - горб - груб,
гриб - рук - мук...
орал Поэт.
Дракон принялся давиться и кашлять, как не похмелившийся алкоголик.
Один из рыцарей наудачу швырнул копье.
К счастью, он бросал в меня, а не в дракона. И рука у него дрожала. Копье вонзилось у самых моих ног. Конь нагнулся, понюхал копье, презрительно фыркнул и коротко игогокнул.
- Друзья, - начал я, - прекрасно вас понимаю, приказ есть приказ, но чего-то вы не учли. Вот - дракон, - я указал на бессильную гору живого страдающего мяса со слезящимися глазками пьющего философа, - он не убит, а покорен мною. Вы убьете меня - и он убьет вас. Верно?
Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.
Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:
- Прочти причту притчу и ответь
на вопрос:
отчего блеск так похож на лязг?
Не оттого ль, что бляск
так похож на лееезг!
Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.
- Ну, - сказал я принцессе, - Кэт, ты успокоилась?
Принцесса шмыгнула носом:
- Успокоишься тут... - она кивнула в сторону Поэта.
Тот и впрямь что-то разошелся.
Я повернулся к нему и сказал:
- Чем орать, пошел бы и принес даме платье...
К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.
Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.
Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)
Кони отошли пощипать травку подальше.
- О, рев вер,
доносилось до меня восторженное токование,
о , веер верований...
Я ловил позывные Конторы.
Я расслышал голос, доносящийся из приемника.
- Жак! - заорал я.
- Джек? - услышал я голос Георгия Алоисовича. - Что у тебя?
- Да у меня-то хорошо, - озлился я, - я никак на Контору выйти не могу...
- Убил? Уже убил? - с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.
Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.
- Лучше, - сказал я. - выдернул клык.
- Ох, ты...
- Я до Конторы добраться не могу, - снова пожаловался я.
- Еще бы ты добрался, - объяснил мне Георгий, - у них сегодня праздник...
- Праздник? - подивился я и даже оперся о драконову лапу.
Дракон не пошевелился.
Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.
Поэт откровенно охмурял принцессу.
- Ну да, - Георгий Алоисович, кажется, был удивлен моей неосведомленностью, - у Гризельды день рождения. Сорок лет в Конторе - и не ожабиться...
- Вот суки, - просто сказал я.
Дракон склонил голову и принялся через силу пощипывать травку. Он шевелил губами, как большая добрая зеленая лошадь.
Я почти заорал в приемник:
- Георгий, голубчик! Я его в холл загоню. В холл, говорю, ракеты загоню! Ага... Поместится, но пусть встречают... Лады? И еще, Жак там галочку поставил - пусть зачеркнет, прием? Да... Мне мало удовольствия читать себя в списках. Годится?
Георгий отозвался:
- Годится... Ты через полчасика подергай, поверти ручку... Отбой.
Я поднялся.
Поэт, не обинуясь, обнимал принцессу за талию.
- Пошли, - сказал я, - доведешь меня до огнедышащей горы - и привет. Тебе - налево, мне - направо.
Принцесса вскочила. Потянула за собой увлекшегося травкой дракона.
- Я с тобой, - сказала она.
Я обалдел. Это не предусматривалось никакими положениями.
- Нельзя, - сказал я, как говорят собаке, вздумавшей положить передние лапы к вам на колени, когда на вас - парадный костюм.
Кэт закусила нижнюю губу.
- Я только с тобой. Мне - страшно.
Я показал на дракона:
- Его я заберу. Тебе бояться нечего.
Кэт покачала головой:
- Я не боюсь дракона. Я боюсь людей.
"Вот не было печали", - подумал я и тут же обрадовался, сейчас Кэт была снова похожа на Мэлори, Мэлори, Мэ...
- Хорошо, - сказал я и добавил: - Я посоветуюсь с начальством.
Получилось - с королем. И я пояснил:
- Со своим королем.
Кэт не удивилась.
Она только спросила:
- Твоя страна - далеко?
Я ответил:
- Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся...
Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:
- Ты... убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?
Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться...
- Нет, - попытался я объяснить ей ситуацию, - если ты, действительно, хочешь со мной, то... это не смерть, это - другое... Видишь небо? На небе ночью - звезды.
- Понимаю, - кивнула принцесса, - меня так и так убьют... Не ты, так он. Тебя он не тронет, а меня...
- Я оставлю тебе дракона, с драконом тебя никто не тронет. Верно, Поэт?
Зря я к нему обратился. Он опять залопотал что-то несусветное.
Драк он - кадр, но
ног крад, ногокрад...
Клад драк, дал рак,
но - кардддрак... - он
Карррак.
- Прекрасно, - сказал я, - видишь, и Поэт подтверждает... Ничего с тобой не сделают, если ты с карддраком, или как там у него...
- Нет, - принцесса покачала головой, - я - с тобой. Если папа простит, я сама - умру. Мне страшно. Так страшно, что уже ничего не страшно.
- Бывает, - встрял Поэт.
Я вел двух лошадей, всхрапывающих, чуть косящих глазами на печального недоубитого дракона.
Принцесса почти не вела его. Она шла за мной, и веревка, привязанная к шее дракона, провисала чуть не до земли между горлом дракона и рукой принцессы.
Поэт шел чуть поодаль.
- Бывает, - сказал он, - однажды я зашел в хижину к крестьянину. Я прочел оду его жилищу...
Куродо ждал меня недалеко от драконовой пещеры.
Ракета, серая, замшелая, удачно вписалась в окружающий гористый, режущий небо острыми краями пейзаж.
(Если бы я был поэтом, вроде того, что плелся сейчас рядом с нами, я бы обязательно написал что-то вроде:
Горы - ракеты, вросшие в землю
корнями,
ракеты - горы, вырвавшие из земли
свои корни, и корни эти
превратились в струи огня...)
Поэт продолжал рассказывать:
- Я прочел оду его жилищу, а он почему-то обиделся. Я давно заметил: что для одних - похвала, для других звучит оскорблением. Но тогда я этого не понимал. Крестьянин вытащил меня во двор и принялся бить оглоблей. Когда он начал меня бить, мне было страшно, и страх этот не исчез до того самого момента, пока не сломалась оглобля, но, как вы справедливо заметили, мне было так страшно, что уж и вовсе не было страшно...
- У этого крестьянина потом был пожар? - спросила Кэт.
- Да, - с важностию ответил Поэт, - дом, прославленный мною, - сгорел. И я написал эпитафию:
Приемли хвалу Поэта,
даже если хвала кажется тебе
хулою... Иначе
тебя приемлет огонь.
Что тоже - неплохо.
Мне захотелось треснуть Поэта по голове. Но я сдержался, поскольку увидел Куродо.
Куродо идиллически сидел у подножья ракеты, которое казалось подножьем горы, и покусывал травку.
...Так Куродо не вытягивался даже в карантине перед сержантом.
- Джек! - он проглотил травинку. - Ты поймал дракона?
- Как видишь, - ответил я.
- Джек, - Куродо развел руками.
- Мы его в ангар засунем? - спросил я.
- Да... - Куродо сглотнул, - о чем речь? какие вопросы...
Поэт и принцесса не без любопытства слушали наши непонятные беседы.
- Теперь так, - сказал я, - эта баба хочет лететь со мной, с нами.
- Колдуны, - объяснил Кэт Поэту, - они притворялись рыцарями. Сейчас они убьют нас и умрут сами.
Поэт с достоинством поклонился:
- Я это понял.
- Не положено, - сказал Куродо растерянно.
- Не положено? - разозлился я. - Мало ли что не положено? Тебе вон не положено было из ракеты на вольный воздух выбираться. Конторским не положено приемники выключать...
- А что, - встрял Куродо, - отключили?
- Отключили, - передразнивая его, ответил я, - поставили галочку против моей фамилий и пошли праздновать юбилей Гризельды.
-Уу, грымза, - восторженно протянул Куродо, - сколько ей стукнуло триста?
- Неважно, - поморщился я.
- Вот из таких грымз образуются очень милые поджарые ящерки-прыгуны. Все, понимаешь ли, наоборот...
- Я понимаю, - я был очень зол, - что ты мне зубы-то заговариваешь. Я тебе ясно сказал: загоним дракона в холл и берем Кэт...
- Не положено, - Куродо страдальческим сморщился, - для ее же блага не положено. Ты представь себе, в какой ад она бухнется?
Я поглядел на принцессу. Я чуть не вздрогнул. Господи, до чего же она была похожа на Мэлори...
Принцесса спросила:
- Ты убьешь только меня или еще и Поэта?
Мне не хотелось долго объяснять, и я коротко брякнул:
- Только тебя...
- Что он сказал? - поинтересовался Поэт.
- Что на небо он возьмет только меня, - ответила Кэт.
- А мне и не надо, - заносчиво ответил Поэт, - я и сам там бываю...
- Чего они лопочут? - спросил Куродо.
Я промолчал, устроился на камне, принялся пробиваться к координатору. Понятно, ничего не получилось.
Услышав шорохи и свисты, доносящиеся из железного нагрудника, Поэт изрек:
Молчание - золото, но
тишина золотее молчания,
но немота ужаснее
тишины, и в немоте
нет ни золота, ни молчания,
ни тишины...
Я подумал, подумал и вызвал начальника школ.
Куродо тем временем распахнул чрево ракеты.
Поэт остался невозмутим.
Кэт чуть побледнела.
Зато дракон попятился. Хотя ему-то что было бояться? Перед ним была пещера, распахнутая настежь, чистая, светлая, гладкостенная.
Пещера, разинувшая зев, ставшая видной всем, кто смотрит...
Начальник школ удивился, услышав мой голос, но с готовностью спросил:
- Джек, чем обязан?
Я вкратце объяснил ситуацию с драконом.
- Да, - услышал я, - помещение-то найдется, но, как ты сам понимаешь, это - даже не тренажер. Так, экземпляр. И надо следить, чтобы в другие пещеры не забредал... Съедят за милую душу. Что еще?
Я рассказал о принцессе.
Куродо зазывал дракона в ангар ракеты.
Дракон мотал мордой из стороны в сторону и пятился, пятился назад.
Поэт, словно поняв, что от него требуется, сбежал с камня вниз, отважно уперся обеими руками в хвост дракона и стал подпихивать дракона к ракете.
- Это, - ответил начальник школ, - другое дело. Хотя почему - другое?.. Ее тоже нельзя будет отпускать в другие пещеры. Оставь ее там.
Я глядел на принцессу.
- Она не хочет, - сказал я и добавил: - Она не хочет, и я не хочу.
Начальник школ некторое время молчал (я уже опасался, что прервана связь), потом ответил:
- Это - твое дело. Своя рука - владыка. Даже если нарушишь инструкцию, кто тебе слово скажет? Но я бы на твоем месте... - начальник школ не договорил, вздохнул, - ладно... Дам знать координатору: в довесок к дракону для рыцаря - для рыцаря - принцесса... Кстати, из Северного городка, третья рота, в ветераны перешел твой знакомый...
- Бриганд, - обрадовался я, - Мишель?
- Точно.
Отбой.
Я поднялся.
Куродо звал дракона:
- Цыпа, цыып, цыып...
- Кэт, - сказал я, - встань туда и кликни чудище - по-своему. Вперед, а то еще шажок-другой - и был Поэт, вот и не стало Поэта. Гляди, он уже почти под брюхом...
Дракон, в самом деле. отползал, отодвигался от зовущего, приманивающего его Куродо, так что Поэт, упиравшийся обеими руками в хвост дракона, находился в весьма опасном положении.
Принцесса подхватила веревку, довольно грубо дернула (так тянет старуха упрямую глупую корову) - и дракон шаг за шагом, нелепо и неуклюже пополз за принцессой.
- Готово, - с восхищением выдохнул Куродо.
- Еще бы нет, - усмехнулся я.
Поэт отряхивался.
- Может, вы и меня возьмете? - кажется, больше из приличия поинтересовался он.
- Нет, - я покачал головой, - ни в коем случае. У меня и с Кэт были сложности. Вам, впрочем, и ни к чему. Вы и здесь как на другой планете.
Поэт зарделся.
Я посоветовал:
- Вам лучше бы удалиться - подальше и побыстрее. Сейчас будет сноп огня, дрожание земли и прочие неприятности. Вы умеете скакать на лошади?
- Да, - горделиво сказал Поэт, - умею.
- Ну и прекрасно, - сказал я, - забирайтесь на принцессину лошадь, она вроде бы посмирнее, и - рвите как можно дальше.
- Прощальную оду прочитать? - спросил Поэт.
- Уносясь вдаль, - заметил я, - вы можете читать все что угодно - хоть прощальную, хоть величальную...
Глава восьмая. Семейные сложности
Первое время я старался научить Кэт нашему языку. Она не понимала, пугалась. Она всего пугалась.
Я понимал, что зря приволок Кэт в подземелье.
Впрочем, Жанна Порфирьевна успокаивала:
- Там... девочке было бы много сложнее.
А потом Кэт освоилась. Она словно бы пришла в себя и даже научилась бойко лопотать по-нашему.
А потом случилось превращение Жанны Порфирьевны - и мы общими усилиями отволокли Жанну Порфирьевну в близлежащую санчасть.
Огромная жаба с выпуклыми прекрасными глазами все смотрела и смотрела на меня, покуда мы волокли ее в санчасть - и часто вздрагивала своим отвратительным горлом-мешком.
- Вот так, - засмеялся и хлопнул меня по плечу Мишель , - будешь плохо себя вести - станешь такой же красивый...
Я рассердился и ударил Мишеля. Нас едва растащили.
Мишель орал мне:
- Дурачок, ты не хыщнык - у тебя рога! Забодать можешь, а загрызть ни-ни...
Я вырвался из рук Куродо, схватил бриганда за грудки, прижал к стене туннеля:
- Ты про что? Про что ты?
- Сдурели, - спокойно сказал Георгий Алоисович, - что, не можете свои ротные дела дорешить? Крепко тебя бриганд кантовал?
Я отпустил Мишеля.
- Не особенно, - сказал я и добавил: - Как положено...
Потом мы всей комнатой поминали Жанну Порфирьевну.
Глафира, которая стала квартуполномоченной вместо Жанны, пела песни, а Мишель объяснял мне:
- Да все нормально, честно... ну, подумаешь, шлюха, ну, бывает...
- Конечно, бывает, - соглашался я, - это как я в какой-то книге читал: "Вот ведь шлюха, не хочет спать со мной". В этом смысле - шлюха?
- В этом, в этом, - кивал Мишель , - со мной она и впрямь спать не хочет... У нее есть магнит попритягательней.
Я смотрел в наглое ухмыляющееся лицо Мишеля и вспоминал слова капитана.
Вот оно как повернулось, вот оно как.
- Мишель, - сказал я, - тут дело пахнет дуэлью... Поединком - чуешь?
Мишель заулыбался еще шире, ликующе.
- Валяй, - с каким-то яросно-радостным надрывом выкрикнул он, валяй... давно ты дерьма не хавал, да?
- Виноват, - улыбнулся я, - но вы... ошибаетесь, это вы, кажется, употребляли... дважды... Спросите у сослуживцев...
- Тссс, - поднялся Куродо, - тихо. Тихо, ребята.
- Чего тихо, - громыхнул по столу кулаком Мишель, - чего тихо-то?
Глафира набрала полные легкие воздуху и вывела звонко-звонко, печально-печально...
- Это правда, курица - не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя,
если выпало в Империи родиться,
лучше жить в провинции, у моря...
Песня была хороша, но она не утихомирила Мишеля, нагнувшись ко мне, он проговорил отчетливо, ясно:
- Джекки - Ббте - Пародист, знай свое место...
Я вздрогнул. Ад возвращался, а я должен был предотвратить это возвращение.
Я молчал, я знал, что реакция у Мишеля лучше и руки сильнее. И вообще, я чудом, случайно, оказался в ветеранах, а ему-то давным-давно должно было здесь оказаться.
- Молчишь? - Мишель погладил себе горло. - Правильно молчишь. Знаешь свое место. Помнишь... Не ты, блин, косточки твои помнят... Да?
Это было правдой. Я страшился того избиения. Мне было жутко вспомнить тот ад.
А он надвигался. И горло ада было похоже на горло жабы, отвратительный дряблый колеблющийся ме-шок...
- Твоя жена, - говорил Мишель, - блядь. Сходи к седьмому болоту убедись... У тебя, Ббте-Пародист, только такая...
Он слишком увлекся. А я слишком разозлился. Только этим я объясняю свой удачный удар.
А может быть, он был слишком пьян?
Не знаю. Когда перестаешь держать душу за копыта, о теле тоже как-то подзабываешь.
Загребая бутылки и тарелки со стола, Мишель опрокинулся навзничь.
И даже поднялся не сразу.
- Нокаут, - прокомментировал событие Георгий Алоисович, - из-за чего шум, ребята?
Куродо объяснил:
- Бывший бриганд стал выстябываться. Он решил, что он в роте. Это нехорошо.
Георгий Алоисович сказал:
- Но Джеку тоже нельзя руки распускать, а то что же такое получается? Чуть что не по мне - в харю? Райская жизнь получается, а не суровые будни...
Захмелевшая Глафира подперла щеку рукой и затянула:
- Ой да не вечер, да не вечер...
Кэт подошла ко мне, обняла за плечи и попросила, тихо вышептала в самое ухо:
- Пойдем?
Она не была на вечеринке. Сидела в комнате, вязала или шила, или читала - здесь она пристрастилась к чтению - да вот и появилась в самый подходящий момент на кухне.
Мишель шумно поднялся, водрузил два огромных кулака на стол и выругался.
- Какие слова, - удивилась Кэт, - я их не знаю.
- Это - нехорошие слова, голубка, - сказал я, - тебе совсем необязательно их знать.
- Решено, - выдохнул Мишель, - дуэль? Сегодня... Здесь.
- Завтра, - примирительно сказал я, - завтра - и где-нибудь подальше отсюда. Сегодня у тебя трясутся руки.
- Нееет, - замотал головой Мишель , - дуэль! Здесь, сейчас...
- Это просто хамство, - внезапно возмутилась Глафира, - он побил все тарелки, сдернул скатерть... Мы сидели нормально, поминали Жанну, а этот... Все! Ты у меня завтра будешь дежурным - все вымоешь. выскоблишь...
Куродо поглядел на Глафиру и спросил:
- А если он сегодня ляжет смертью храбрых?
-Тогда дежурным будет он! - Глафира ткнула пальцем в меня.
Принцесса взмахнула руками.
- Аах, - этот вздох сдернул меня с места, и вовремя сдернул: еще секунда, и Кэт была бы разорвана - снизу доверху.
Меч вонзился в то самое место, какое мне столько раз снилось - меж шеей и затылком.
Но дракон не погиб, он зашипел, роя лапами землю, исходя пеной.
Он был полупарализован. Я пригвоздил его к земле, как прикалывают бабочку в альбом энтомолога...Она трепыхается так же нелепо и беспомощно.
- Не убивай, - выкрикнула принцесса.
Она лежала на земле, опрокинутая навзничь.
Две наших лошади, привычные ко многому, невозмутимо пощипывали травку чуть поодаль.
- И то верно, - сказал я, - а ну-ка в сумке, притороченной к седлу, обнаружь-ка клещи.
- Клещи? - принцесса отползла по земле прочь от места, где хрипел дракон, пригвожденный, пришпиленный моим мечом, как пришпиливают бабочек... ну, и вы знаете.
- Клещи, Кэт, клещи, - подтвердил я, - и поживее. В противном случае я проколю, продавлю ему кожу, а его смерть не входит в мои... кажется, и в ваши планы...
Принцесса вскрикнула, вскочила на ноги и уже через мгновение распутывала сумку.
"Она меня спасла, - думал я, то налегая всем телом на меч, то ослабляя нажим, - если бы я полез защищать ее честь, этот зеленый гад разнес бы меня с моим допотопным вооружением по кусочкам по всем близлежащим полям и долам, горам и низинам..."
Принцесса протянула мне блистающие на солнце серебряные огромные клещи.
- Вот, - сказала она, - вот клещи.
Сейчас она походила на перепуганную, перемазанную в грязи и крови несчастную голую униженную девчонку. Клещи были царственнее, королевственнее ее. Клещи больше походили на голую принцессу, чем она на самое себя.
Я налег на рукоять меча грудью, освободил обе руки...
Дракон чуть вздрагивал, точно интеллигентный человек, сдерживающий рыдания.
"Она спасла меня, - думал я, - если бы я прикончил этого гада, я бы лег рядом с ним".
Я уже видел вдали цепь конников, наставивших копья.
"По мою душу, - подумал я, - или... по мое тело..."
Я примерился, изогнулся и вцепился клещами в изогнутый драконов клык.
("Значит, так, - объясняли нам еще в карантине, - если уж не кокнули дракона для рыцаря, если пришпилили бедняжку, то, главное, - выдрать клык... Семь потов сойдет, но...)
Я расшатывал, тянул... Дракон, обессиленный болью, уже не корябал землю лапами, только выл. И вой его вонзался в широкое пустое небо.
Принцесса стояла поодаль, тряслась от страха, от жалости - почем я знаю?
- Ну что ты стоишь? Что стоишь? Хоть помоги, возьмись за ручки и тяни вниз. Я же придавлю, проколю... Ну же!
Принцессу трясло; ладошкой, испачканной в земле, она утирала слезы и размазывала по лицу грязь.
Я увидел снова, какая она - маленькая еще девчушка, но не пожалел ее... Я ругнулся:
- Тяни, тяни же! Человеческим языком тебе говорю...
Принцесса сквозь всхлипы спросила:
- Это ты что, творишь заклинания? Да? Ты колдун?
Только тогда я понял, что говорил и ругался на незнакомом для нее языке. Я стал подбирать слова, мучительно припоминать все, что знал, все, что учил, но... о, удивленье! - я прекрасно понимал все то, что она говорила мне, но сам не мог выговорить ни слова.
Дракон уже и не выл - хрипел. Красноватые глазки его начали подергиваться белесой птичьей пленкой.
"Кончается, - подумал я, - финал... И мне - финал... Если верить принцессе. А почему бы ей и не поверить?"
Поэт появился совершенно неожиданно. Он вдруг возник рядом с принцессой, словно вынырнул из-под земли, и сообщил, вытянув руку вперед:
Эклога на смерть великана
Великан был велик,
а карлик - мал,
великан был добр, а карлик - зол,
великан был силен,
а карлик - слаб,
великан был убит,
а карлик - убийцей,
великан...
Покуда Поэт дундел свое, декламировал свою эклогу, бесконечную, как коридор подземелья, я все вспоминал, вспоминал и на "...был мал" - вспомнил.
- Выдерни КЛЫК! - гаркнул я.
Поэт прервался, поморщился и вежливо сказал:
- С удовольствием.
Он подошел к самой драконовой пасти и взялся за рукоять клещей.
Я подумал: "А если рискнуть?"
Я посмотрел на Поэта.
Он был хиловат на вид, узкогруд, худ.
Но здесь была важна не сила, а рывок - резкий, отчаянный, как вольный взмах топора при рубке дров, как вольный взлет шашки при рубке людей...
Я выпрямился. Меч, не сдерживаемый более моим телом, брякнулся оземь.
Секунда! И дракон за эту секунду налился жизнью, силой; я почувствовал, как он радостно вздрогнул.
И этот вздрог, эта дрожь жизни могла оказаться моей гибелью, но Поэт выказал себя отличным зубодером.
Мы рванули одновременно.
Из пасти дракона хлынула кровь.
Мы отскочили в сторону. Кони попятились.
Дракон вертелся на одном месте - вой, комья земли... а потом он остановился, тяжко дыша, двигая всем своим гигантским уродливым телом.
Принцесса, широко распахнув глаза, прижав ладони к вискам, смотрела на дракона.
- По такому случаю, - сказал Поэт, - полагается ода.
Я подошел к дракону для рыцаря.
Это была декорация мощи; его мог убить любой салабон, вроде меня, юного, глупого, прикончившего Малыша.
Дракон устало зашипел. И в шипении его было: не тронь, не нужно... моление, а не угроза.
Я привязал к шее дракона веревку и потянул за собой.
Я протянул веревку принцессе.
- Кэт, - сказал я, - волоки чудище...
Принцесса покорно взяла веревку .
Поэт махнул рукой раз, второй раз и заорал дурным голосом:
Ода победителю!
Кто отличит беду от победы?
Победу от беды кто отличит?
Я подошел к двум лошадям, взял поводья... Повел их.
Следом за мной шла принцесса, за ней покорно-пришибленно полз дракон.
Замыкал шествие Поэт, все еще выкрикивавший что-то про беду и победу.
Я глянул через плечо и попросил принцессу:
- Заткни ему глотку! Ну, никакой же возможности нет!
Мельком я увидел ее лицо, перекошенное от страха.
Она боялась меня.
Меня, своего спасителя.
А потом я увидел облако пыли и торчащие из этого облака пики.
- Вам не холодно? - с запоздалой вежливостью спросил я принцессу просто потому, что мне хотелось кого-то о чем-то спросить, чтобы не оставаться один на один с этими наставленными на тебя, несущимися издали в облаке грохочущей пыли пиками.
Принцесса молчала. И Поэт замолчал тоже.
Слышно было только жалобное шипение дракона.
Еще - грохот копыт.
Рыцари застопорили ход своих коней у самой драконовой морды, так что мне довелось испытать немало неприятных минут.
Кони знали то, чего не знали люди: это сипящее, хрипящее чудовище не опаснее какой-нибудь каракатицы.
Раздуйте каракатицу до размера горы - и она будет так же ужасна, ее будет трудно раздавить, но убить труда не составит.
Рыцарям удалось сдержать коней.
Дракон задрал голову и, морщась, как морщится брезгливый и сильный человек от унизительной пытки, харкнул в рыцарскую компанию сгустком зелено-красной слюны.
Рыцари натянули поводья.
В наступившей тишине стали слышны астматическое дыхание дракона, фырканье и перетоптывание лошадей, равнодушный посвист жаворонка, всхлипывание принцессы и еще вопли Поэта.
Когда ангелы, - надрывался Поэт,
устают летать, они
сдают свои крылья на сохрание Богу
и спускаются на землю без крыльев
по невидимой лестнице, они дремлют
в деревьях, камнях и лягушках, набираются
сил для новых полетов.
- Заткни его, - попросил я принцессу, он помог мне выдернуть клык, но...
- Вздрог - вдркг - друг,
гром - гроб - сук,
гроб - горб - груб,
гриб - рук - мук...
орал Поэт.
Дракон принялся давиться и кашлять, как не похмелившийся алкоголик.
Один из рыцарей наудачу швырнул копье.
К счастью, он бросал в меня, а не в дракона. И рука у него дрожала. Копье вонзилось у самых моих ног. Конь нагнулся, понюхал копье, презрительно фыркнул и коротко игогокнул.
- Друзья, - начал я, - прекрасно вас понимаю, приказ есть приказ, но чего-то вы не учли. Вот - дракон, - я указал на бессильную гору живого страдающего мяса со слезящимися глазками пьющего философа, - он не убит, а покорен мною. Вы убьете меня - и он убьет вас. Верно?
Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.
Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:
- Прочти причту притчу и ответь
на вопрос:
отчего блеск так похож на лязг?
Не оттого ль, что бляск
так похож на лееезг!
Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.
- Ну, - сказал я принцессе, - Кэт, ты успокоилась?
Принцесса шмыгнула носом:
- Успокоишься тут... - она кивнула в сторону Поэта.
Тот и впрямь что-то разошелся.
Я повернулся к нему и сказал:
- Чем орать, пошел бы и принес даме платье...
К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.
Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.
Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)
Кони отошли пощипать травку подальше.
- О, рев вер,
доносилось до меня восторженное токование,
о , веер верований...
Я ловил позывные Конторы.
Я расслышал голос, доносящийся из приемника.
- Жак! - заорал я.
- Джек? - услышал я голос Георгия Алоисовича. - Что у тебя?
- Да у меня-то хорошо, - озлился я, - я никак на Контору выйти не могу...
- Убил? Уже убил? - с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.
Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.
- Лучше, - сказал я. - выдернул клык.
- Ох, ты...
- Я до Конторы добраться не могу, - снова пожаловался я.
- Еще бы ты добрался, - объяснил мне Георгий, - у них сегодня праздник...
- Праздник? - подивился я и даже оперся о драконову лапу.
Дракон не пошевелился.
Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.
Поэт откровенно охмурял принцессу.
- Ну да, - Георгий Алоисович, кажется, был удивлен моей неосведомленностью, - у Гризельды день рождения. Сорок лет в Конторе - и не ожабиться...
- Вот суки, - просто сказал я.
Дракон склонил голову и принялся через силу пощипывать травку. Он шевелил губами, как большая добрая зеленая лошадь.
Я почти заорал в приемник:
- Георгий, голубчик! Я его в холл загоню. В холл, говорю, ракеты загоню! Ага... Поместится, но пусть встречают... Лады? И еще, Жак там галочку поставил - пусть зачеркнет, прием? Да... Мне мало удовольствия читать себя в списках. Годится?
Георгий отозвался:
- Годится... Ты через полчасика подергай, поверти ручку... Отбой.
Я поднялся.
Поэт, не обинуясь, обнимал принцессу за талию.
- Пошли, - сказал я, - доведешь меня до огнедышащей горы - и привет. Тебе - налево, мне - направо.
Принцесса вскочила. Потянула за собой увлекшегося травкой дракона.
- Я с тобой, - сказала она.
Я обалдел. Это не предусматривалось никакими положениями.
- Нельзя, - сказал я, как говорят собаке, вздумавшей положить передние лапы к вам на колени, когда на вас - парадный костюм.
Кэт закусила нижнюю губу.
- Я только с тобой. Мне - страшно.
Я показал на дракона:
- Его я заберу. Тебе бояться нечего.
Кэт покачала головой:
- Я не боюсь дракона. Я боюсь людей.
"Вот не было печали", - подумал я и тут же обрадовался, сейчас Кэт была снова похожа на Мэлори, Мэлори, Мэ...
- Хорошо, - сказал я и добавил: - Я посоветуюсь с начальством.
Получилось - с королем. И я пояснил:
- Со своим королем.
Кэт не удивилась.
Она только спросила:
- Твоя страна - далеко?
Я ответил:
- Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся...
Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:
- Ты... убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?
Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться...
- Нет, - попытался я объяснить ей ситуацию, - если ты, действительно, хочешь со мной, то... это не смерть, это - другое... Видишь небо? На небе ночью - звезды.
- Понимаю, - кивнула принцесса, - меня так и так убьют... Не ты, так он. Тебя он не тронет, а меня...
- Я оставлю тебе дракона, с драконом тебя никто не тронет. Верно, Поэт?
Зря я к нему обратился. Он опять залопотал что-то несусветное.
Драк он - кадр, но
ног крад, ногокрад...
Клад драк, дал рак,
но - кардддрак... - он
Карррак.
- Прекрасно, - сказал я, - видишь, и Поэт подтверждает... Ничего с тобой не сделают, если ты с карддраком, или как там у него...
- Нет, - принцесса покачала головой, - я - с тобой. Если папа простит, я сама - умру. Мне страшно. Так страшно, что уже ничего не страшно.
- Бывает, - встрял Поэт.
Я вел двух лошадей, всхрапывающих, чуть косящих глазами на печального недоубитого дракона.
Принцесса почти не вела его. Она шла за мной, и веревка, привязанная к шее дракона, провисала чуть не до земли между горлом дракона и рукой принцессы.
Поэт шел чуть поодаль.
- Бывает, - сказал он, - однажды я зашел в хижину к крестьянину. Я прочел оду его жилищу...
Куродо ждал меня недалеко от драконовой пещеры.
Ракета, серая, замшелая, удачно вписалась в окружающий гористый, режущий небо острыми краями пейзаж.
(Если бы я был поэтом, вроде того, что плелся сейчас рядом с нами, я бы обязательно написал что-то вроде:
Горы - ракеты, вросшие в землю
корнями,
ракеты - горы, вырвавшие из земли
свои корни, и корни эти
превратились в струи огня...)
Поэт продолжал рассказывать:
- Я прочел оду его жилищу, а он почему-то обиделся. Я давно заметил: что для одних - похвала, для других звучит оскорблением. Но тогда я этого не понимал. Крестьянин вытащил меня во двор и принялся бить оглоблей. Когда он начал меня бить, мне было страшно, и страх этот не исчез до того самого момента, пока не сломалась оглобля, но, как вы справедливо заметили, мне было так страшно, что уж и вовсе не было страшно...
- У этого крестьянина потом был пожар? - спросила Кэт.
- Да, - с важностию ответил Поэт, - дом, прославленный мною, - сгорел. И я написал эпитафию:
Приемли хвалу Поэта,
даже если хвала кажется тебе
хулою... Иначе
тебя приемлет огонь.
Что тоже - неплохо.
Мне захотелось треснуть Поэта по голове. Но я сдержался, поскольку увидел Куродо.
Куродо идиллически сидел у подножья ракеты, которое казалось подножьем горы, и покусывал травку.
...Так Куродо не вытягивался даже в карантине перед сержантом.
- Джек! - он проглотил травинку. - Ты поймал дракона?
- Как видишь, - ответил я.
- Джек, - Куродо развел руками.
- Мы его в ангар засунем? - спросил я.
- Да... - Куродо сглотнул, - о чем речь? какие вопросы...
Поэт и принцесса не без любопытства слушали наши непонятные беседы.
- Теперь так, - сказал я, - эта баба хочет лететь со мной, с нами.
- Колдуны, - объяснил Кэт Поэту, - они притворялись рыцарями. Сейчас они убьют нас и умрут сами.
Поэт с достоинством поклонился:
- Я это понял.
- Не положено, - сказал Куродо растерянно.
- Не положено? - разозлился я. - Мало ли что не положено? Тебе вон не положено было из ракеты на вольный воздух выбираться. Конторским не положено приемники выключать...
- А что, - встрял Куродо, - отключили?
- Отключили, - передразнивая его, ответил я, - поставили галочку против моей фамилий и пошли праздновать юбилей Гризельды.
-Уу, грымза, - восторженно протянул Куродо, - сколько ей стукнуло триста?
- Неважно, - поморщился я.
- Вот из таких грымз образуются очень милые поджарые ящерки-прыгуны. Все, понимаешь ли, наоборот...
- Я понимаю, - я был очень зол, - что ты мне зубы-то заговариваешь. Я тебе ясно сказал: загоним дракона в холл и берем Кэт...
- Не положено, - Куродо страдальческим сморщился, - для ее же блага не положено. Ты представь себе, в какой ад она бухнется?
Я поглядел на принцессу. Я чуть не вздрогнул. Господи, до чего же она была похожа на Мэлори...
Принцесса спросила:
- Ты убьешь только меня или еще и Поэта?
Мне не хотелось долго объяснять, и я коротко брякнул:
- Только тебя...
- Что он сказал? - поинтересовался Поэт.
- Что на небо он возьмет только меня, - ответила Кэт.
- А мне и не надо, - заносчиво ответил Поэт, - я и сам там бываю...
- Чего они лопочут? - спросил Куродо.
Я промолчал, устроился на камне, принялся пробиваться к координатору. Понятно, ничего не получилось.
Услышав шорохи и свисты, доносящиеся из железного нагрудника, Поэт изрек:
Молчание - золото, но
тишина золотее молчания,
но немота ужаснее
тишины, и в немоте
нет ни золота, ни молчания,
ни тишины...
Я подумал, подумал и вызвал начальника школ.
Куродо тем временем распахнул чрево ракеты.
Поэт остался невозмутим.
Кэт чуть побледнела.
Зато дракон попятился. Хотя ему-то что было бояться? Перед ним была пещера, распахнутая настежь, чистая, светлая, гладкостенная.
Пещера, разинувшая зев, ставшая видной всем, кто смотрит...
Начальник школ удивился, услышав мой голос, но с готовностью спросил:
- Джек, чем обязан?
Я вкратце объяснил ситуацию с драконом.
- Да, - услышал я, - помещение-то найдется, но, как ты сам понимаешь, это - даже не тренажер. Так, экземпляр. И надо следить, чтобы в другие пещеры не забредал... Съедят за милую душу. Что еще?
Я рассказал о принцессе.
Куродо зазывал дракона в ангар ракеты.
Дракон мотал мордой из стороны в сторону и пятился, пятился назад.
Поэт, словно поняв, что от него требуется, сбежал с камня вниз, отважно уперся обеими руками в хвост дракона и стал подпихивать дракона к ракете.
- Это, - ответил начальник школ, - другое дело. Хотя почему - другое?.. Ее тоже нельзя будет отпускать в другие пещеры. Оставь ее там.
Я глядел на принцессу.
- Она не хочет, - сказал я и добавил: - Она не хочет, и я не хочу.
Начальник школ некторое время молчал (я уже опасался, что прервана связь), потом ответил:
- Это - твое дело. Своя рука - владыка. Даже если нарушишь инструкцию, кто тебе слово скажет? Но я бы на твоем месте... - начальник школ не договорил, вздохнул, - ладно... Дам знать координатору: в довесок к дракону для рыцаря - для рыцаря - принцесса... Кстати, из Северного городка, третья рота, в ветераны перешел твой знакомый...
- Бриганд, - обрадовался я, - Мишель?
- Точно.
Отбой.
Я поднялся.
Куродо звал дракона:
- Цыпа, цыып, цыып...
- Кэт, - сказал я, - встань туда и кликни чудище - по-своему. Вперед, а то еще шажок-другой - и был Поэт, вот и не стало Поэта. Гляди, он уже почти под брюхом...
Дракон, в самом деле. отползал, отодвигался от зовущего, приманивающего его Куродо, так что Поэт, упиравшийся обеими руками в хвост дракона, находился в весьма опасном положении.
Принцесса подхватила веревку, довольно грубо дернула (так тянет старуха упрямую глупую корову) - и дракон шаг за шагом, нелепо и неуклюже пополз за принцессой.
- Готово, - с восхищением выдохнул Куродо.
- Еще бы нет, - усмехнулся я.
Поэт отряхивался.
- Может, вы и меня возьмете? - кажется, больше из приличия поинтересовался он.
- Нет, - я покачал головой, - ни в коем случае. У меня и с Кэт были сложности. Вам, впрочем, и ни к чему. Вы и здесь как на другой планете.
Поэт зарделся.
Я посоветовал:
- Вам лучше бы удалиться - подальше и побыстрее. Сейчас будет сноп огня, дрожание земли и прочие неприятности. Вы умеете скакать на лошади?
- Да, - горделиво сказал Поэт, - умею.
- Ну и прекрасно, - сказал я, - забирайтесь на принцессину лошадь, она вроде бы посмирнее, и - рвите как можно дальше.
- Прощальную оду прочитать? - спросил Поэт.
- Уносясь вдаль, - заметил я, - вы можете читать все что угодно - хоть прощальную, хоть величальную...
Глава восьмая. Семейные сложности
Первое время я старался научить Кэт нашему языку. Она не понимала, пугалась. Она всего пугалась.
Я понимал, что зря приволок Кэт в подземелье.
Впрочем, Жанна Порфирьевна успокаивала:
- Там... девочке было бы много сложнее.
А потом Кэт освоилась. Она словно бы пришла в себя и даже научилась бойко лопотать по-нашему.
А потом случилось превращение Жанны Порфирьевны - и мы общими усилиями отволокли Жанну Порфирьевну в близлежащую санчасть.
Огромная жаба с выпуклыми прекрасными глазами все смотрела и смотрела на меня, покуда мы волокли ее в санчасть - и часто вздрагивала своим отвратительным горлом-мешком.
- Вот так, - засмеялся и хлопнул меня по плечу Мишель , - будешь плохо себя вести - станешь такой же красивый...
Я рассердился и ударил Мишеля. Нас едва растащили.
Мишель орал мне:
- Дурачок, ты не хыщнык - у тебя рога! Забодать можешь, а загрызть ни-ни...
Я вырвался из рук Куродо, схватил бриганда за грудки, прижал к стене туннеля:
- Ты про что? Про что ты?
- Сдурели, - спокойно сказал Георгий Алоисович, - что, не можете свои ротные дела дорешить? Крепко тебя бриганд кантовал?
Я отпустил Мишеля.
- Не особенно, - сказал я и добавил: - Как положено...
Потом мы всей комнатой поминали Жанну Порфирьевну.
Глафира, которая стала квартуполномоченной вместо Жанны, пела песни, а Мишель объяснял мне:
- Да все нормально, честно... ну, подумаешь, шлюха, ну, бывает...
- Конечно, бывает, - соглашался я, - это как я в какой-то книге читал: "Вот ведь шлюха, не хочет спать со мной". В этом смысле - шлюха?
- В этом, в этом, - кивал Мишель , - со мной она и впрямь спать не хочет... У нее есть магнит попритягательней.
Я смотрел в наглое ухмыляющееся лицо Мишеля и вспоминал слова капитана.
Вот оно как повернулось, вот оно как.
- Мишель, - сказал я, - тут дело пахнет дуэлью... Поединком - чуешь?
Мишель заулыбался еще шире, ликующе.
- Валяй, - с каким-то яросно-радостным надрывом выкрикнул он, валяй... давно ты дерьма не хавал, да?
- Виноват, - улыбнулся я, - но вы... ошибаетесь, это вы, кажется, употребляли... дважды... Спросите у сослуживцев...
- Тссс, - поднялся Куродо, - тихо. Тихо, ребята.
- Чего тихо, - громыхнул по столу кулаком Мишель, - чего тихо-то?
Глафира набрала полные легкие воздуху и вывела звонко-звонко, печально-печально...
- Это правда, курица - не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя,
если выпало в Империи родиться,
лучше жить в провинции, у моря...
Песня была хороша, но она не утихомирила Мишеля, нагнувшись ко мне, он проговорил отчетливо, ясно:
- Джекки - Ббте - Пародист, знай свое место...
Я вздрогнул. Ад возвращался, а я должен был предотвратить это возвращение.
Я молчал, я знал, что реакция у Мишеля лучше и руки сильнее. И вообще, я чудом, случайно, оказался в ветеранах, а ему-то давным-давно должно было здесь оказаться.
- Молчишь? - Мишель погладил себе горло. - Правильно молчишь. Знаешь свое место. Помнишь... Не ты, блин, косточки твои помнят... Да?
Это было правдой. Я страшился того избиения. Мне было жутко вспомнить тот ад.
А он надвигался. И горло ада было похоже на горло жабы, отвратительный дряблый колеблющийся ме-шок...
- Твоя жена, - говорил Мишель, - блядь. Сходи к седьмому болоту убедись... У тебя, Ббте-Пародист, только такая...
Он слишком увлекся. А я слишком разозлился. Только этим я объясняю свой удачный удар.
А может быть, он был слишком пьян?
Не знаю. Когда перестаешь держать душу за копыта, о теле тоже как-то подзабываешь.
Загребая бутылки и тарелки со стола, Мишель опрокинулся навзничь.
И даже поднялся не сразу.
- Нокаут, - прокомментировал событие Георгий Алоисович, - из-за чего шум, ребята?
Куродо объяснил:
- Бывший бриганд стал выстябываться. Он решил, что он в роте. Это нехорошо.
Георгий Алоисович сказал:
- Но Джеку тоже нельзя руки распускать, а то что же такое получается? Чуть что не по мне - в харю? Райская жизнь получается, а не суровые будни...
Захмелевшая Глафира подперла щеку рукой и затянула:
- Ой да не вечер, да не вечер...
Кэт подошла ко мне, обняла за плечи и попросила, тихо вышептала в самое ухо:
- Пойдем?
Она не была на вечеринке. Сидела в комнате, вязала или шила, или читала - здесь она пристрастилась к чтению - да вот и появилась в самый подходящий момент на кухне.
Мишель шумно поднялся, водрузил два огромных кулака на стол и выругался.
- Какие слова, - удивилась Кэт, - я их не знаю.
- Это - нехорошие слова, голубка, - сказал я, - тебе совсем необязательно их знать.
- Решено, - выдохнул Мишель, - дуэль? Сегодня... Здесь.
- Завтра, - примирительно сказал я, - завтра - и где-нибудь подальше отсюда. Сегодня у тебя трясутся руки.
- Нееет, - замотал головой Мишель , - дуэль! Здесь, сейчас...
- Это просто хамство, - внезапно возмутилась Глафира, - он побил все тарелки, сдернул скатерть... Мы сидели нормально, поминали Жанну, а этот... Все! Ты у меня завтра будешь дежурным - все вымоешь. выскоблишь...
Куродо поглядел на Глафиру и спросил:
- А если он сегодня ляжет смертью храбрых?
-Тогда дежурным будет он! - Глафира ткнула пальцем в меня.