Елисеев Никита. Судьба драконов в послевоенной галактике

   - Сколько? - заинтересовался Константин.
   - Пять.
   - Ого.
   - Ага. Так Исаак с компанией балду не гонят. Взялись - делают!
   - Нам бы хоть одну поймать и в песок не шмякнуть, - сказал Петро.
   - Повезло тебе, новенький, - обратился ко мне Сидор, - на ловлю попал!
   - Русалки шли на нерест, на нерест шли русалки, - тихонько запел Константин.
   _______________________________________________________________
   Грузовик привез нас на побережье в тихий предвечерний час. Я стоял и не мог надышаться воздухом, просто воздухом.
   - Эй, Джекки, - крикнул Сидор, - помоги мне сеть вытащить!
   Шофер опустил борт грузовика, Сидор, Поликарп, Петро и Константин стаскивали огромный рулон сети, обернутый полиэтиленом. Я бросился помогать. В кузове стояла ванна, и в ванне плескалась вода.
   - Ты... - пыхтя, говорил шоферу Петро, - как нас вез? Ты... нехороший человек, нас всех обрызгал...
   Шофер сплюнул и довольно беззаботно произнес:
   - А чего? Дороги такие...
   - Ничего, - Петро потянул сеть, и мы потопали вслед за ним к нежно мерцавшему морю, - русалку вези осторожно...
   - Я что, - шофер пожал плечами, - дороги... О, вон ваш топает.
   По мелководью навстречу нам шел Ванятка.
   - Ну, как? - крикнул ему Поликарп.
   - Нормааально! - закричал Ванятка и замахал над головой руками. - Две полусгнившие валяются, не вляпайтесь.
   - Живые? - осведомился Константин.
   Ванятка подошел поближе:
   - Не очень. Ну, дышат, конечно, хрипят.
   - Как полагается, - тихо сказал Поликарп.
   - Именно. Но зато такая краля выплывает!
   - Э, - махнул рукой Петро, - в зверинце все равно распухнет.
   - Не наша забота, - сказал почти весело Константин. - Шоферюга, завопил он, - тащь, мать... - он остановился, осекся и продолжил, - честная, ножик, будем сеть вскрывать.
   Шофер полез в кабину, достал длинный, похожий на стилет, нож.
   - Веселый вы народ, русалколовы, - хмыкнул он, - все с прибаутками.
   - У нас работа веселая, - сказал Поликарп и спросил у Ванятки: - Что, крупная особь?
   - Особь! - хмыкнул Ванятка. - Да это царь-рыба, а не особь! Ты как увидишь ее лица необщее выражение и женскую стать, так разом свою особь и проглотишь...
   Шофер аккуратно проколол в нескольких местах полиэтилен и надорвал его, потом потянул его на себя, содрал с сети. Полиэтилен больно скользнул мне по щеке.
   - Так, - сказал Поликарп, обращаясь к шоферу, - свернешь как следует, нечего берег засорять.
   Мы вошли в воду, аккуратно неся сеть. Ванятка шел впереди нас и рассказывал:
   - Мы с ней уже и игрались - тут, неподалеку. Славная.
   - Девушка со стажем, - непонятно сказал Константин.
   - Да, - сходу понял намек Ванятка, - судя по поведению, не из простых. Ну, до полсотни не дотянула, но двадцать мужичков на ее боевом счету имеется.
   - Снайпер, - гоготнул Петро.
   - Осторожно, - предупредил Сидор.
   Мы обогнули еще живущую, дышащую, догнивающую кучу мяса.
   - Интересно. - спросил Константин, - кто эту девоньку так неудачно шмякнул, кто не удержал сей груз любви, сей груз печали?
   - Что, - Поликарп подобрал сеть, - хочешь рапортичку состряпать?
   Я уже знал: выловленную русалку ни в коем случае нельзя было выпускать обратно в воду, ронять. Выдернутая, спеленутая в сеть русалка должна была быть доволочена до ванны - а там - в зверинец, в аквариум...
   Мы увидели Ванятку и русалку. Они прыгали в воде, приближаясь к нам; кажется, я слышал их смех.
   - Петро, - приказал Поликарп, - занеси-ка сеточку справа... Вот так. Сильно не загибай. Джекки, выше держи, вот так... Костя, на месте... Тихонько расправляйте. Тихонько.
   - Чего тихонько? - громко спросил Петро. - Счас хоть из пушек пали - им не слышно, видали, как плещутся?
   Тем временем Ванятка и русалка допрыгали, доскакали до самого нашего полукруга.
   Они резвились уже в самом центре полукружья, образованного сетью.
   - Сидор, Петро, - тихо сказал Поликарп, - сдвигайте ряды. Хоп.
   Ванятка на секунду остановился; русалка замерла тоже, и я успел ее рассмотреть.
   Вода ручьями стекала с Ванятки и взблескивала на солнце.
   При слове "хоп" Ванятка, согнувшись в три погибели, разбрызгивая вокруг себя воду, пробежал, прошмыгнул под сетью между мной и Константином - мы в ту же секунду опустили сеть.
   Русалка метнулась было за Ваняткой, но была накрыта прочными капроновыми веревками и выдернута из воды. Спеленутая, она отчаянно билась, вырывала из рук сеть.
   - Порядок, - завопил Константин, - здесь хрен порвешь! Ниточки первый сорт! Танк выдерживают.
   - Не ори, - пыхтел Петро, - держи как следует.
   Ванятка стоял в стороне, тяжело дышал.
   - Волоките, - хрипло сказал он, - Джекки, только не гляди, что там в сетке трепыхается. Несешь и неси.
   Мы потащили русалку к грузовику.
   - От дура, - орал Константин, - ну ты гляди, как выгибается, норовит обратно в родную стихию... Ведь разъест ее всю в родной стихии-то. Мы же ее теперь, можно сказать, спасаем.
   Русалка выгнулась и поглядела на говорящего Константина. Она замерла, вцепилась глазами в Костю, а пальцами в ячейки сети.
   - О! - радостно-дурашливо заблажил Константин. - Ну ты гляди, как уставилась, как воззрилась, ну прямо - фрр!
   - Что, - пыхтя, спросил Петро, - глазами, кажется, хотел бы всех он съесть?
   - Не, - Константин помотал головой, - на волю птичку-рыбку выпускаю!
   - Братцы, - взмолился Сидор, - кончай трепаться, лучше держите крепче. Уроним ведь.
   Он споткнулся и чуть не брякнулся в воду.
   - Держать, - прикрикнул на него Петро, - держать Капабланка... е... ехайды, Карпов с Корчным... понимаешь...
   - А кто такие Карпов с Корчным? - поинтересовался Сидор.
   - Эх, Сидор, - вздохнул Константин, - не знаешь ты истории далеких галактик.
   Русалка билась, кидалась от одного к другому. Нести сеть было неимоверно трудно. Слезы выступили у меня из глаз.
   - Я не могу, - прошептал я, - я выпущу сеть.
   - Дам кулаком в лицо и выбью зубы, - пообещал Петро.
   В это время за нашей спиной раздался шумный плеск. Ванятка хлопнулся в воду седьмой раз.
   - Как бы он не захлебнулся на мелководье-то? - заволновался Сидор.
   - А что, - бодро доложился неунывающий Константин, - такие случаи бывали. Поехали мы с Вальтером Первым. Все - спеленали, как положено, несем, он сзади плетется, тоже так - бултых, бултых, бултых , хлюп - и все... Ну, нам некогда оборачиваться, эта... белуга сетку рвет, колотится. Еле до ванны доволокли. Хлопнули в родную хлорированную, тут мне Рыжик - Поликарп знает Рыжика, помнишь, да? - и говорит: пойди сбегай, что там с Валькой стряслось. Я почухал по мелководью, а Вальтер уже все - посинел и не дышит.
   - Заткнись, - попросил Петро.
   Русалка застыла на миг, вскинула вверх голову (я увидел четко обозначившиеся, раздувшиеся полоски жабр; я увидел, как ячейки сети вонзаются в ее лицо) - и взвыла.
   Русалочий вой был тонок, как лезкие стилета.
   - Ух ты, - поразился Поликарп, - какого соловья отловили.
   - Плохой знак, - мрачно сказал Петро.
   - Петя... - мы услышали задыхающийся голос Ванятки, - Петя, - Ванятка сглотнул и продолжал, - четыре, четыре дня в мойке. Итого - шесть!
   - За что? - изумился Петро.
   - За мат... - Ванятка тяжело дышал, - и суеверия.
   - Во Ванятка, - поразился Константин, - во дает. Я чего только ни видал: и воющих русалок сколько угодно, и как мужик русалку схавал, а потом, бедолагу, раздуло, и как шеф на мелководье захлебнулся , но чтобы шеф после акции за порядком следил? Чтобы подпруг не ослобонял?
   - Иди, - тихо сказал Ванятка, - не ослобонял.
   И тогда я увидел глаза русалки.
   Русалка смотрела на меня с мольбой. Нет, это нельзя назвать мольбой, это был немой крик: "Выпусти, ну выпусти меня". Я был не в силах отвернуться от этого взгляда. Я еле переставлял ноги, сильнее, крепче сжимал сеть, но в какой-то момент русалочий взгляд заглушил все звуки мира, я уже не слышал ни нашего шлепания по воде, не трепотни Константина, ни мрачного отругивания Петро, ни успокаивающегося голоса Ванятки, - я слышал только взгляд русалки "Выпусти, ну выпусти же меня! Я знаю все, что будет со мной после, - я согласна! Молю тебя - выпусти!"
   И я разжал руки.
   Мы шли уже недалеко от берега - там, где вода едва досягала щиколоток.
   Я успел увидеть счастье, озарившее лицо русалки.
   - Ат! - выкрикнул Поликарп. - Петро! Перехватывай!
   Русалка выскользнула из сетей и грянулась в песок, чуть прикрытый морской соленой водой.
   - Фиу, - присвистнул Константин, - ну, устроил ты русалочке аутодафе, парень.
   Я инстинктивно протянул руки, чтобы стереть с тела русалочки налипающий песок.
   Русалочка заскакала прочь, в своем движении выказывая всю неизбывную, жгущую, жрущую ее изнутри боль. Ее словно подкидывало вверх, словно она хотела сбросить со своего безногого хвостатого тела груз медленного огня гниения. На моих глазах русалочка превращалась в огромный кусок гниющего живого мяса. Я видел, как отстают и шелушатся чешуйки на рыбьем хвосте русалки, как они отскакивают со странным пробочным звуком, как лопается белая женская кожа русалки...
   Петр развернулся и дал мне по уху. Моя голова мотнулась. Поликарп добавил снизу - в подбородок. Рот наполнился солоноватой кровью. Я сплюнул. Шагнул назад, согнулся, покорно подставляя под град ожидаемых ударов спину и бока, пряча голову, закрывая ее руками.
   - Да уж, - покачал головой Сидор, - ты погляди, что ты с ней учинил.
   Я оглянулся и увидел за спиной Ванятки ком... еще дышащий, еще кое-как плямкающий по воде.
   - Ее же теперь ни убить, ни пристрелить, - скаазл Ванятка, - что же ты? А?
   Я опустил голову и разрыдался.
   Я захлебывался от рыданий; сел в воду и заорал, завопил, заколотил по воде, по песку руками.
   - Убью, - орал я, всаживая кулак в твердый, выглаженный, вылизанный водой песок, - убью! Все это... все! Я не хотел, не хотел. Мэлори. Мэлори!
   - Петро, - попросил Поликарп, - вмажь ему ногой по рылу, это подействует лучше нюхательной соли. Лучшее средство от истерики - ногой в рыло. Рекомендую.
   - Я не дерусь ногами, - сухо сообщил Петро.
   Глава седьмая. Возвращение
   ...В карантин вошел сержант.
   - Вольно, - махнул он рукой, - Куродо, почему не работаешь? Балду гоняешь?
   - Никак нет, - Куродо вытянулся, - встретился с товарищем, коллега сержант, не мог не поделиться накопившимися за время его отсутствия воспоминаниями и размышлениями.
   Честно говоря, я не ожидал от Куродо такой прыти.
   Сержант тоже пришел в некоторую оторопь, но вскоре овладел собой.
   - Куродо, - сказал сержант, - я не знал, что ты такой... стилист. Это хорошо. Сразу видно, что ты недаром провел время в карантине, но если ты и дальше будешь оттачивать свои стилистические способности, то Джекки станет для тебя не просто товарищем, а товарищем по несчастью: отправлю на рапорт потом к русалкам. Оттуда не все возвращаются. Понял? Не придется тебе тогда делиться былым и думами. Понял?
   - Так точно!
   - Вопросы?
   - Никак нет!
   - Марш в места общего пользования - драить до умопомрачения... Жук, понимаешь ли. Марш! Джекки, в канцелярию.
   - Одеваться?
   Сержант посмотрел на меня.
   - Не надо, - он криво усмехнулся, - давай уж... по-семейному.
   Я достал из рюкзака диплом, пошел вслед за сержантом.
   Сержант остановился у огромной, окованной железными скобами двери, достал ключ, отпер дверь и предложил:
   - Заходи!
   Я вступил в кромешный мрак.
   Сержант зашел следом, запер дверь и включил свет.
   Я стоял в небольшой уютной комнатке, на стенах были нарисованы окна, а за окнами искусный художник изобразил остановившееся движение листвы деревьев. В комнате стояли два стола буквой Т, сейф и несколько стульев.
   Сержант подошел к сейфу, бросил мне:
   - Садись, чего ты?
   Я уселся. Сержант открыл сейф, достал бутылку и два стакана.
   Я протянул сержанту диплом.
   - Нравится? - сержант кивнул на окна. - У некоторых голография всякая сделана, а я сказал - ну ее на фиг, еще пойдешь окно открывать, - сержант засмеялся, - хорошо придумал? Да?
   Я согласно кивнул.
   - Будешь? - сержант указал на бутылку и стаканы.
   - Никак нет, - я поднялся, - коллега сержант, я вообще не пью, мне делается от этого... нехорошо...
   Сержант поставил бутылку и стаканы в сейф.
   - Гордость, - сказал он, - это хорошо.
   Сержант взял мой диплом, встряхнул его:
   - Ты что, держишь на меня сердце?
   - Как и вы, - ответил я.
   Сержант усмехнулся:
   - Ну, ну. Ух ты, - кажется, он был искренно поражен, - семь штук! Да ты же - чемпион! рекордсмен!
   Я молчал.
   Сержант вынул из сейфа пачку фотографий, протянул мне:
   - Полюбуйся.
   - Что это? - спросил я.
   Сначала я не увидел, не понял, что передо мной изображение живого существа, а когда увидел и понял, то не удивился, отчего сержант не отвечает на мой вопрос.
   Огромная звериная лысая голова апатично смотрела на меня со всех этих открыток. Голова напоминала обломок скалы, на котором появились глаза, тонкие губы, раздутые ноздри.
   - Похож? - сержант развалился на стуле.
   - Спасибо, - я положил фотографии на стол, - честно говоря, я его представлял себе другим.
   Сержант нагнулся над столом, легко прихватил фотографии.
   - Не... Он на Мурзика похож, которого ты...
   Я вспомнил лысоголового Мурзика и согласился:
   - Да. Похож...
   - Джекки, - сержант сцепил руки замком, выставил их перед собой. Скоро пойдете все по гарнизонам... Я не хочу, чтобы ты держал на меня сердце. Всякое было...
   Я сказал:
   - Если вы думаете, что я злюсь на вас за паучью пещеру, то вы ошибаетесь. Я вам даже благодарен. Это был чудесный тренажер.
   - Врагу своему не пожелаю такого тренажера, - раздельно и четко проговорил сержант.
   Он все так же глядел на меня через плечо, и я довольно скоро сообразил, что раз так, то я, выходит, не враг его.
   ...Бывают мысли... бывают отношения между людьми, когда эти мысли становятся понятны одновременно двоим.
   Это - нехорошие мгновения.
   Сержант подошел ко мне, уселся на стул, так что его сапоги касались моих колен, и спокойно выговорил:
   - Ты - не враг. Ты - "вонючий". Враги - дракон здесь, драконы на других планетах, а ты - "вонючий", - он ткнул в меня пальцем, и лицо его исказила брезгливая гримаса.
   - У тебя же на лбу написано: "вонючий"! Вот гляди, гляди, - он сунул мне фотографию головы дракона, - видишь? видишь?
   Я старался сидеть прямо. Кровь отливала у меня от щек .
   "Может, встать по стойке "смирно"? - подумал я и тут же усомнился. - Да нет. Не стоит. Решит, что издеваюсь".
   - Знаешь, как получаются "вонючие"? - сержант нагнулся ко мне, прихватил меня за гимнастерку. - Знаешь? "Вонючий" всегда из идейных или из "борзых", из наглых. Я, мол, самый, самый - и сигнал координатору... сержант говорил горячо, наклонялся, приближал свое лицо к моему ближе и ближе. Я слышал запах у него изо рта - и запах этот был неприятен. ...Потом, - рассказывал сержант, - героя снаряжают и он топает в пещеру... В Сверхпещеру. Там холодно и зябко. Обратно героя выволакивают уже с полными штанами дерьма. Это, между прочим, мудро устроено. Раненый, даже избитый, искалеченный человек может быть героем. Человек обгаженный, обделавшийся какой же герой? Он - "вонючий", от него смердит за километр. Какова обида? сержант засмеялся, вскочил со стула. - Может, поэтому "вонючие" и не говорят? Мы-мыкают, экают. Ничего не соображают. Звери, хуже зверей... Только что, совсем недавно был он лучшим из "отпетых", добился такой чести угробить "чудище обло, озорно...", координатор согласен, чудище не прочь - и вдруг из "первых", из героев - в самые распоследние, в клинические трусы с ослабевшей прямой кишкой.
   - Благодарю, - тихо выговорил я, - благодарю за совет и за науку.
   - Не за что, - сержант хлопнулся на стул, - не за что. Я тебя почему просвещаю, - сержант положил руки на стол, сжал кулаки, - чтобы ты знал, какая участь тебя ждет. Я здесь уже давно, много карантинов готовил...
   - Вы, - вежливо спросил я, - следите за всеми своими выпусками, коллега сержант?
   Сержант поглядел на меня, ничего не ответил. Мы молчали.
   Сержант барабанил по столу, насвистывал, наконец он сказал:
   - Так вот, у меня было шесть, как ты изволил выразиться, выпусков немало. Двух "вонючих" я помню.
   - Что, - спросил я, - похож?
   - Очень, - сержант заулыбался, - очень. Вам будут фильмы показывать про то, как делаются "вонючими", а ты, Джекки, запомни, что я тебе сказал.
   - Запомню, - кивнул я. - Меня об этом и русалколовы предупреждали.
   - Во, - сержант ткнул пальцем в потолок, - во как! И там знающие люди... - сержант внимательно поглядел на меня, потом сказал: - Иди... Не хочешь пить - дружить с сержантом - иди... топай... Огнемет почисти. Сегодня к прыгунам идем.
   Я повернулся, чтобы идти.
   - Стой, - лениво окликнул меня сержант.
   Я остановился, повернулся к сержанту, недоумевая: вроде поворот был выполнен правильно.
   Я дернулся невольно, но успел подавить вскрик ужаса или омерзения: за канцелярским столом, наклонившись вперед, хищно, словно перед броском, сидел - корявые когтистые лапы в стол, раздвоенное жало часто-часто вымелькивает из пасти - прыгун.
   - Коллега сержант, - вежливо спросил я, - чем могу? В чем провинность?
   Прыгун осклабился, потом встряхнулся всем телом, словно сбрасывая с себя сон, наваждение - и передо мной вновь сидел сержант Джонни собственной персоной. "Померещилось", - решил я.
   - Ну как? - поинтересовался Джонни, будто стараясь развеять мое успокоительное "померещилось".
   - Нормально, - ответил я и уточнил: - Это вы нарочно или случайно?
   - Случайно, конечно, - Джонни потер шею лап... нет, нет, рукой, конечно рукой, потом повертел головою, - случайно, мил-друг Джекки, вот такое тут дело... Задержишься, заработаешься, надышишься миазамами - и ты уже не человек, не "отпетый" - прыгун или царевна... Вот какое дело...
   - Да, - оторопело сказал я и повторил: - Дааа.
   - Вот тебе и "дааа", - сержант посмотрел на меня, потом достал из сейфа фотографии.
   - Хочешь Афродит покажу... голеньких?
   - Спасибо, - ответил я, - я онанизмом не занимаюсь.
   Я боялся увидеть Мэлори.
   Сержант вздохнул, сложил стопку фотографий.
   - Ну как хочешь, - он глядел на меня теперь жалобно-виновато, - видишь, куда ты попал, а? Всюду - провал... всюду - гибель: если не искалечат на планетах драконы, тогда или в "вонючие", или...
   - Коллега сержант, - сказал я, - я заверяю вас: никому и слова не скажу о том, что я видел...
   - Что я видел... - усмехнулся Джонни.
   - Разрешите вопрос?
   - Валяй...
   - Все тренажеры... ну... из бывших "отпетых"?
   - Нне обязательно, - покачал голвой Джонни, - я точно не знаю, ты деликатно у Наташки спроси.
   - Почему деликатно?
   - Во-первых, потому что это дело тебе не должно быть известно, а во-вторых, потому что муж у нее ...хм...хм...
   __________________________________________________________ ______
   Мы наконец остановились в седьмой пещере.
   Первого прыгуна я хлестнул удачно, он шлепнулся на камни и отполз в сторонку.
   Здесь главное - не пережать, не резануть слишком сильно; убийство прыгуна - дело опасное, дело наказуемое. Но и недожать, хлестнуть слабовато тоже хреново. Прыгуны - убийцы. Эти тренировки часто со смертельным исходом.
   - Куродо, - гаркнул я, увидев зависшего над моим приятелем прыгуна, Куродо!
   Покуда Куродо поворачивался, я успел шлепнуть по лапе ящерки. И шлепнул не слишком удачно: струя огнемета перерезала сухожилье, лапа надломилась, повисла бессильно, жалобно, по-человечьи.
   Прыгун грянулся оземь, но (мне повезло) поднялся, воя, откатился в дальний угол пещеры.
   - Джек! - заорал сержант, - Я тебя, блин, из карцера не выпущу! Еще искалечишь ящерку, на рапорт, к гнидам отправлю! Золотой фонд разбазаривать!..
   Я смолчал.
   Куродо шепнул мне: "Джекки, спасибо".
   Я сшиб еще одного прыгуна и сделал это аккуратно - чуть резнул по вытянутой зеленоватой морде. Прыгун кувырнулся и кубарем откатился прочь.
   Куродо опустил огнемет.
   - Ты что? - шепнул я ему и хлестнул по подобравшемуся для прыжка мускулистому, вздернувшему костяной перепончатый гребень над хребтом прыгуну.
   - Ничего, - виновато произнес Куродо, - у меня бензин кончился.
   Если бы не долгая ссылка к русалкам, я бы выматерился, но, вспомнив школу Ванятки, я сказал только:
   - Куродо, ты не прав... Одного прыгуна мы точно теперь раздавим. Где тут уследишь?
   И тут мы услышали резкий и сильный хлопок, словно лопнул гигантский воздушный шар.
   Прыгуны сползались к звуку хлопка, а вскоре мы услышали вопль Тараса:
   - Твари зеленые! Жабы, жабы! Гниды!
   Бац, бац, карантинные бежали к Тарасу, лупящему без разбору.
   - Кто подойдет из человеков, - орал Тарас, - разрежу вместе с гнидой.
   Он отступил в глубь пещеры и садил по извивающимся от боли, лопающимся в воздухе прыгунам, выливающим на каменный пол пещеры зеленую слизь вместе со своей единственной жизнью
   - Сарданапал! - с каким-то взвизгом выхрипнул-выкрикнул сержант. навуходоносор! Бензин кончится, ты у меня языком всю грязь соберешь с пола. Я тебя здесь похороню, Нимврода-урода...
   - Что, - засмеялся Тарас, - я тебе норму перевыполнил по убою скота?
   - Ох, кончится бензин, - только и смог выговорить сержант, - ох, кончится...
   - Ох, нескоро он кончится, - шепнул мне Куродо, - ох, нескоро. Он нас с Сапегой в чайную сводил, шесть полосок и пять бутылок лимонада купил - мы ему из наших огнеметов отлили. Видал, какая у него приставка?
   - Куродо, - поинтересовался я, - и ты ничего? Не описался?
   - Не, - простодушно ответил Куродо, - обошлось...
   - Тарас, - крикнул я, - еще два лопнувших - и тебя растерзают. Смотри, уже сползаются. Нас бросили...
   - Так помогите, братки, - крикнул Тарас и жахнул по зависшему над ним прыгуну, но тот успел увернуться и просто обжег себе хвост.
   - Не вздумайте, - предупредил уже спокойнее сержант, - я из вас живо сестриц сделаю. Тарас, - в наступившей тишине было слышно посапывание прыгунов, удары их падающих тел, жиканье струй огнемета и усталый голос сержанта, - Тарас, одумайся!
   Бац!
   Струя огнемета будто ножом вспорола зеленое брюхо прыгуна, и опасные когтистые лапы обвисли жалобно и беспомощно.
   - Куродо! - гаркнул я, почти не отдавая себе отчета. - В ноги!
   Я никогда еще так не орал. Куродо, не прекословя, нырнул под ноги Тарасу, а я, вспомнив уроки Петро и Ванятки, бросился на Тараса. Тарас резко повернулся, держа огнемет прямо перед собой, споткнулся о Куродо, хлопнулся вниз, и огненная струя, предназначавшаяся мне, прошла по стене и потолку, оплавляя камень, сыпля штукатурку. Я выломал руки Тарасу, поднял его. Следом поднялся Куродо со своим и тарасовским огнеметом. Куродо был перемазан в зеленой жижи, вытекшей вместе с жизнью из прыгунов.
   К нам подошел сержант. Я понял, что сейчас он ударит Тараса - и отпустил его. Тарас еще не остыл от убийства прыгунов и стоял, тяжело дыша, широко расставив ноги.
   Сержант посмотрел на свой кулак, на скучившихся в дальнем углу пещеры прыгунов, попискивающих да посапывающих, подумал, подумал и наконец сказал:
   - Тарасик, ты остаешься здесь... со зверушками. Ты будешь прибирать сегодня клетки в живом уголке. Видишь, как ты напачкал?
   Сержант обвел рукой пространство, залитое внутренностями прыгунов. Кое-где валялись и вздернутые, оскаленные в предсмертной муке головы, они высовывались из зеленоватой жижи ослепшими твердыми островками.
   - Ведро - в кладовке, - объяснил сержант.
   - Мне нужен совок, - хрипло сказал Тарас.
   - А вот уж нет, - нежно вымолвил сержант. - Я же вас предупреждал, сеньор, будете вылизывать... языком... А вы из себя Чака Норриса изображали.
   - Строишь из себя, - губа у Тараса дернулась, - корчишь из себя...
   Я заметил метнувшуюся тень прыгуна, повернулся и подшиб его аккуратно и сильно.
   - Строиться, - коротко приказал сержант.
   Карантинные выстроились в колонну. Я не двинулся с места.
   - Коллега сержант, - обратился я к сержанту, - разрешите, я останусь посторожить? Я у русалколовов совсем от огнемета отвык.
   - Не разрешаю, - сказал сержант, - становись в строй.
   - А кто останется?
   Сержант улыбнулся:
   - Никто, - и повторил со значением: - Никто, кроме Тарасика, который набрызгал в живом уголке и будет живой уголок убирать.
   - Это - не по уставу.
   - Наверное, - спокойно согласился сержант, - наверное, не по уставу...Но мы обсудим мое нарушение, мой проступок в казарме. Ты даже можешь подать рапорт. Твое право! А пока - изволь выполнять мои приказы. Их нарушение - тоже нарушение устава. В строй! В строй, скотина безрогая!
   Я посмотрел на прыгунов, на Тараса и сказал:
   - Я, пожалуй, проявлю недисциплинированность.
   - Так, - сержант немного подумал и принял решение, - за нарушение дисциплины я тебя, пожалуй, накажу... Давай-ка сюда огнемет...
   - Коллега сержант, - заметил я, - это бесчеловечно.
   - Ни хрена здесь человеков нет, - начал сержант и осекся, но быстро пришел в себя, - здесь одни только "отпетые" - будущие трупы, или "псы", или "вонючие". Невыполнение приказа - это уже трибунал, а не рапорт.
   Я снял огнемет и швырнул сержанту под ноги.
   - Жри.
   - Куродо, - позвал сержант, - понесешь огнемет своего друга.
   Куродо подошел, поднял огнемет и, выпрямляясь, тихо сказал:
   - Если бы до трибунала дошло, я бы в потолок стрелял, честно...
   - Это утешает меня, а тебя прекрасно характеризует, - так же тихо ответил я.
   - Ребятки, - посоветовал сержант, - давайте, давайте, может, еще успеете до того, как прыгуны расчухают, что мы вас бгосили, - издевательски картавя, произнес сержант. - Бе-гом, - приказал он, и они убежали.
   Я опустился на колени в пузырящуюся массу, принялся собирать ее и вваливать в ведро.
   Тарас стоял неподвижно.
   Прыгуны ползали, посвистывали где-то в дальнем конце пещеры, по-видимому, они и впрямь не могли поверить в то, что нас оставили здесь одних.