Страница:
Они едва успели закончить, как в проходе появились две фигуры.
– Мне показалось, что вы нырнули сюда. Что это вы тут делаете? – Фигура Бена на мгновение перекрыла падающий из двери свет. Он снял шляпу и тыльной стороной руки вытер лоб. – Видели что-нибудь интересное? Успели посмотреть мумии крокодилов?
Следом за Беном вошел Джо. У обоих в руках были фотоаппараты. Анна потихоньку вытерла руки бумажным носовым платком. Она ощущала в воздухе густой сладкий запах вина и ожидала, что мужчины вот-вот пройдутся по этому поводу, однако они, похоже, не заметили ничего. Серина, завинтив крышку бутылки, сунула ее обратно в сумку. Через несколько секунд все четверо снова оказались на солнечном свету и медленно шли дальше, направляясь в самое сердце храма. Анна взглянула на Серину.
– Вы видели?
Серина, кивнув, прижала палец к губам.
– Поговорим потом, когда вернемся на пароход. Но дeржите глаза открытыми. Боги совершенно определенно присутствуют здесь. – Улыбнувшись, она продела руку под руку Бена. – Нам еще нужно многое осмотреть, а потом, Омар сказал, мы сможем походить по палаткам с сувенирами и купить себе что-нибудь симпатичное, если договоримся о цене.
После позднего обеда Анна снова поднялась в солярий. Оглядевшись, она выбрала кресло на самом носу судна и направилась туда. Вокруг полулежали в креслах несколько бесстрашных поклонников солнца, бросающих вызов дневному зною. Усевшись, Анна надела шляпу, опустила рядом сумку с лосьоном от ожогов и дневником и положила свои длинные загорелые ноги на специальную подставку. Воздух был раскален; она ощущала, как безжалостное солнце жжет кожу даже сквозь слой крема. Большинство ее спутников отсиживались внизу, в тени, или спали в своих каютах, отдыхая после утомительной утренней экскурсии.
Заслышав рядом шаги, Анна притворилась, что спит: сейчас ей никак не хотелось общаться ни с Энди, ни с Чарли. За обедом Чарли несколько раз демонстративно вцеплялась в руку Энди и бросала презрительные взгляды в сторону Анны, однако ее этот спектакль никак не впечатлял, да и Энди, как она не без удовольствия отметила, не обращал внимания на выходки своей рыжеволосой подруги, явно уже надоевшие ему.
Приоткрыв один глаз за стеклами солнечных очков, Анна увидела, что это пришел Тоби. Не обращая внимания на кресла, он подошел к перилам и облокотился на них. Анна заметила, что при нем был альбом, но Тоби не открыл его. Ее он, казалось, не видел, сосредоточив все свое внимание на реке: мимо грациозно проплывала фелюга.
Анна лежала неподвижно, так и не достав из сумки дневник Луизы. Горячий воздух сильно давил, ее клонило в сон. Ее веки опустились. Последнее, что она видела, – это как Тоби для большего удобства поставил ногу на нижнюю перекладину перил, раскрыл альбом и достал из нагрудного кармана рубашки карандаш.
Пароход должен был скоро отплыть из Ком-Омбо и двинуться на юг, в сторону Асуана. Тогда станет прохладнее, подумала Анна и, потянувшись, как кошка, закрыла глаза.
Ее заставили вздрогнуть и проснуться толчок и легкое содрогание всего судна: где-то в его глубине начали работать двигатели.
– Отплываем.
Тоби все еще стоял на прежнем месте. Он произнес это, не поворачивая головы, но Анна сочла, что он обращается к ней, поскольку поблизости больше никого не было. Он рисовал в альбоме, каждые несколько секунд вскидывая глаза, чтобы детальнее рассмотреть объект своего внимания. На сей раз это был мужчина в тюрбане, ловко орудовавший веслом в лодке, тяжело нагруженной ярко-зелеными охапками берсима – основного корма местного скота. Потянувшись, Анна встала, подошла к Тоби и через его плечо взглянула на страницу альбома. Она была заполнена небольшими набросками лодки, так глубоко сидящей в воде, что борта едва выступали над ней, и отдельно – странных здешних весел, как бы перевернутых по отношению к тем, что Анна привыкла видеть дома: гребец держался за их широкую часть, а узкая находилась в воде.
– Хорошо…
– Спасибо, – отозвался Тоби, не отрываясь от работы. – Это остров, на котором любили погреться на солнышке крокодилы. Ребята Себека… – Движением головы он показал на длинную песчаную полосу впереди. Развалины храма остались по левому борту.
– А я надеялась, что нам удастся увидеть крокодилов. – Анна облокотилась о перила, чувствуя, как щеки начинает обдувать легкий, относительно прохладный ветерок.
– Их больше нет, – мотнул головой Тоби. – Они исчезли из реки после постройки Асуанской плотины. – Закончив рисовать, он закрыл альбом и, повернувшись спиной к воде, присел на перила. – Вы довольны поездкой?
– Да, очень.
– Когда вы покажете мне дневник? – Он смотрел мимо нее. Проследив за направлением его взгляда, Анна увидела потрепанную кожаную обложку, высовывающуюся из ее сумки, лежащей на палубе рядом с креслом; ее нельзя было спутать ни с чем. Она нахмурилась. Почему-то ей очень не хотелось показывать Тоби дневник, но он уже шагнул вперед и присел на корточки возле сумки. Положив свой альбом рядом, он бесцеремонно протянул руку к дневнику, вынул его и открыл.
– Здесь не так уж много рисунков. – Это прозвучало почти как обвинение.
– Да. – Анну уже давно раздражал этот его неприкрытый интерес к принадлежащей ей вещи и уж совсем возмутило то, что он даже не спросил разрешения. Ей не хотелось, чтобы он прикасался к дневнику. – Мне очень жаль, но я не могу дать его вам. Я сама его читаю. – Ей с трудом удалось произнести это спокойно.
– И вы не доверяете мне. – Он поднял на нее глаза, совсем прозрачные в ослепительном солнечном свете. Прежнее открытое выражение его лица изменилось, снова став таким, как тогда, в самолете.
– Когда речь идет об этом, я не доверяю никому, – ответила Анна насколько могла сдержанно. – Это личный документ, принадлежащий моей семье.
– И несомненно весьма ценный. – Тоби все еще продолжал листать страницы – почти с жадностью, и остановился только тогда, когда на глаза ему попалось миниатюрное акварельное изображение камеи. Он даже перевернул дневник, чтобы рассмотреть его получше. – Луиза была молодчина. Какое изящество… Какая острота восприятия… просто фантастика. И это чувство цвета… Видите? Она никогда не колеблется, один мазок и в результате само совершенстве Кстати, знаете, вам бы не следовало выносить это на солнце и держать рядом с кремом для загара. Это не какое-нибудь дешевое макулатурное чтиво, которое можно таскать с собой в случае, если вам взбредет на ум почитать. Это ведь не имеет цены!
– А он и не был на солнце, пока вы не открыли его, и кстати, без чьего бы то ни было разрешения, – резко возразила Анна, чувствуя, как горят у нее щеки и как внутри полыхнула внезапная ярость. Опять эти снисходительные нотки! Да кто он такой!.. Она протянула руку к дневнику.
– Будьте любезны вернуть мне его.
На мгновение ей показалось, что он этого не сделает. Он держал дневник раскрытым, и его глаза так и впились в страницы, словно пытаясь сфотографировать их, чтобы сохранить в памяти навсегда. Потом он с явной неохотой закрыл дневник и отдал его Анне.
– Простите. Я вовсе не собирался расстраивать вас, – сказал он тихо… – Вы поверите, если я скажу вам, что он меня интересует не как материальная ценность? Для меня главное – это рисунки. Они уникальны. Художница улавливает и передает атмосферу так, как мне не сделать этого и через миллион лет. – Лишь на мгновение Анна увидела Тоби без его обычной защитной маски, ощутила прятавшиеся за ней боль и разочарование. Тоби открыл рот, как будто намереваясь сказать еще что-то, но молча повернулся и пошел к лестнице, ведущей на нижнюю палубу.
Анна не успела обдумать случившееся, как появилась другая фигура – на сей раз это был Энди. Сразу же заметив ее, он приветственно поднял руку. Кивнув в ответ, Анна торопливо присела на корточки возле своего кресла, засунула дневник обратно в сумку и затолкала ее под кресло, подальше от глаз.
– Кого это я видел сейчас рядам с вами – случайно, не Тоби Хейворда? – как будто между прочим спросил Энди облокачиваясь на перила.
– Да, его, – коротко ответила Анна.
– Кажется, вы не слишком обрадовались ему? – В вопросе сквозила нотка лукавства.
– Да, не особенно. Я надеялась немного почитать в тихом уголке.
– Каким ледяным тоном вы это произнесли! Что, меня вы тоже выпроваживаете?
Анна вздохнула. Ей нравилось находиться в обществе Энди, она не могла не признать этого, однако именно сейчас ей не хотелось ничьего общества, даже его.
– Я не выпроваживаю вас, Энди. Я просто очень устала от нашей утренней экскурсии – в конце концов, она была достаточно тяжелой. Мы все вместе отлично пообедали. А теперь я собиралась дождаться, когда мы ляжем на курс, и спокойно почитать в свое удовольствие.
Ей показалось, что он сейчас уйдет, и она уже вздохнула с облегчением, однако Энди передумал. Уже повернувшись было, он остановился и взглянул ей в лицо.
– Он спрашивал вас о дневнике? – снова подчеркнуто безразлично спросил он.
– Да. – Анна взвыла про себя, раздраженная его настойчивостью. Будет ли когда-нибудь конец этим допросам? То один, другой… Наклонившись, она вытащила свою сумку из-под кресла. – На самом деле, Энди, простите меня, я, пожалуй, пойду к себе. Здесь для меня жарковато, а там, может быть, мне удастся немного поспать, прежде чем нас начнут снова набивать едой. – И быстро, не давая ему времени ответить, направилась к лестнице.
Нашарив в сумке ключ, она отперла свою каюту и открыла дверь. В каюте было полутемно: перед уходом Анна закрыла ставни, чтобы не впускать чересчур яркий солнечный свет. Войдя, она резко остановилась.
В каюте было душно от того же самого пыльного пряного запаха, который исходил от странного вещества, оказавшегося в ее чемодане. Давясь и задыхаясь, Анна добралась до окна, по пути бросив сумку и шляпу на кровать, и распахнула ставни. Маленькую каюту залили потоки света. Анна начала пристально осматривать все, что попадалось ей на глаза. Но попалась ей, среди прочего, и дверь ванной, возле которой было рассыпано нечто коричневое, напоминающее кусочки смолы. Анна вздрогнула.
Дверь ванной была открыта, и она усилием воли заставила себя приблизиться.
Ее косметичка лежала на полу под умывальником, все ее содержимое в беспорядке валялось на полу. От флакончика, завернутого в полиэтилен, не осталось и следа. Ахнув, Анна начала заталкивать разбросанные вещи обратно в косметичку, потом осмотрелась. Помещение было крошечное, укатиться флакончику было некуда. Вернувшись с косметичкой в руках в каюту, Анна вытряхнула ее на кровать. Только теперь она отдала себе отчет в том, что дрожит. Схватив лежавший на кровати свитер, она натянула его и воззрилась на кучку тюбиков губной помады, коробочек с тенями для век и маленьких дорожных упаковок разных кремов. Почему-то вдруг подумала – зачем я привезла с собой все это? С самого приезда в Египе она практически ни к чему не прикоснулась. Но единственной вещи, которую она сейчас хотела увидеть – маленького синего флакончика, – не было.
Анна села на кровать, зачем-то провела рукой по кучке вещей – потом закрыла глаза, сделала глубокий вдох, встала, шагнула к двери ванной и опустилась на колени. Эти коричневые кусочки не были похожи на порошок: они был липкие. Анну передернуло от отвращения. Ей не удалое стряхнуть эту гадость с пальцев: она липла к коже, пропитывая руки приторным запахом кедрового масла, мирры и корицы. Вскочив на ноги, Анна рванулась в ванную, к умывальнику, до отказа выкрутила кран и принялась яростно мылить руки. Она мыла их долго. Потом, наконец, вытерев их насухо, она перешагнула через кучку коричневых кусочков на полу, схватила ключ, заперла дверь каюты и побежала прямо к лестнице.
На той палубе, где располагалась столовая, было шесть кают – по три с каждой стороны длинного коридора, очень похожего на тот, в котором находилась каюта Анны. На каждой двери точно так же виднелся номер, и все они были закрыты. Которая из них – каюта Серины? Анна лихорадочно старалась вспомнить. Говорила ли ей вообще Серина номер своей каюты?
Вдруг совсем рядом открылась дверь и появился Тоби. Анна испуганно вытаращилась на него, но потом заставила себя сделать глубокий вдох и, изобразив на лице улыбку, приветствовала его словами:
– Ну, наконец-то хоть одно дружеское лицо! – Возможно, это были не самые подходящие слова для подобной ситуации, но больше ничего не пришло ей в голову. – А я уж начинала думать, что попала в необитаемый коридор. Вы, случайно, не знаете, где каюта Серины?
Он пожал плечами.
– Мне очень жаль, но… По-моему, она где-то в конце коридора, но я не знаю, которая из них. – Закрыв за собой дверь, он запер ее и двинулся мимо Анны к лестнице.
Пару секунд она смотрела ему вслед, какой-то частью мозга отчетливо сознавая, что он все еще сердит на нее и что ради собственного, а может быть, и его покоя ей следует как-то загладить свою резкость – возможно, показав ему дневник. Повернувшись, она пошла вдоль коридора, ненадолго останавливаясь у дверей, за которыми ей послышалось движение. Тихо, тихо… Наконец с противоположной стороны коридора до нее донесся негромкий звук женского голоса. Подняв руку, она постучала. Голос умолк, потом раздался стук деревянных сандалий по полу, и дверь открылась. На пороге стояла Чарли.
– Так-так… – Она оглядела Анну с головы до ног с таким видом, будто изучала какую-то особенно странную, низшую форму жизни. – Чему мы обязаны этим удовольствием? – Ее голос был исполнен сарказма.
– Серина здесь?
Пожав плечами, Чарли отошла и села перед туалетным столиком, оставив Анну стоять в дверях.
– Это к тебе! – крикнула Чарли.
Каюта была точно такая же, как у Анны, с той лишь разницей, что здесь были две кровати и два шкафа, втиснутых в чуть большее пространство. Дверь ванной, абсолютно такая же, как у Анны, открылась, и появилась Серина, завернутая в махровое полотенце. Ее кроткие мокрые волосы сейчас были зачесаны назад, плечи покрыты каплями воды.
– Простите, я была в душе, – с улыбкой пояснила она и без того очевидное. – В чем дело, Анна? Что-нибудь случилось? – Ее улыбка угасла.
– Да, случилось! – выпалила Анна. – Мне нужно поговорить с кем-нибудь…
Чарли, повернувшись, с любопытством уставилась на нее.
– С кем-нибудь? Это с кем же? Может быть, с чьим-нибудь другом?..
– Чарли! – резко оборвала ее Серина. – Не веди себя как дура. – Она снова перевела взгляд на Анну. – Дайте мне пять минут. Подождите в салоне. Сейчас поговорим.
Анна машинально кивнула, повернувшись, медленно прошла по коридору к лестнице и поднялась в салон.
Там было пусто. Анна взглянула сквозь стеклянные двери: на палубе под навесом стояли столики. Похоже, там, в тени, было прохладно. За одним из столиков сидел пожилой священник с женой, перед ними стояли прохладительные напитки. За другим, поблизости, расположилась супружеская пара из Абердина, а чуть подальше – Бен, судя по всему, задремавший. За столиком у двери в одиночестве сидел Тоби. Перед ним стоял стакан с пивом, а сам он, раскрыв альбом, рисовал. Анну он не видел, поскольку сидел к ней спиной.
Некоторое время она смотрела на него: вот он протянул руку, взял стакан, отхлебнул глоток и снова склонился над альбомом. Проследив за направлением его взгляда, Анна поняла, что, скорее всего, он рисует изящный минарет, возвышающийся над пышными кронами пальм на другом берегу.
Навстречу «Белой цапле», вниз по течению, плыл другой, более крупный пароход. На нем, заглушая шум двигателей, грохотала музыка. Судя по количеству этих огромных шумных судов, у большинства приезжающих в Египет явно аллергия на тишину, да, пожалуй, и на историю тоже, вдруг с неожиданной злостью подумала Анна. Это они толкаются и смеются у памятников, никого не слушают и ни на что не смотрят. Откуда у них эта беззаботность, это наплевательское отношение ко всему? Вероятно, многие из них приехали сюда, повинуясь лишь капризу, точно так же они могли поехать в любое другое место; вероятно, они разъезжали так же по Европе или по всему свету. А она, долго и так страстно мечтавшая о Египте, так нервничает и чувствует себя такой одинокой…
– Почему бы вам не составить мне компанию? – отвлек ее от этих мыслей голос Тоби. Только сейчас Анна заметила, что он положил карандаш и откинулся на спинку кресла. Казалось, он каким-то образом ощутил ее присутствие. Неохотно она вышла из дверей.
– Благодарю вас.
Он приподнялся.
– Принести вам пива? – Это было похоже на попытку примирения.
– Нет-нет, спасибо. – Она постаралась смягчить свой отказ улыбкой. – Я просто вышла подышать.
– Черт бы побрал этих любителей пошуметь, – словно прочитав ее мысли, он мотнул головой вслед исчезающему за поворотом реки пароходу.
– Они просто убивают тишину.
– Они так развлекаются. Пожалуй, не стоит судить их слишком строго. – Тоби взглянул на Анну с тенью улыбки на губах. – Вот птицы ведь не обращают на них никакого внимания. Видите цапель на тех деревьях, у самой воды? Они просто сидят и смотрят, напустив на себя загадочный вид.
– Они привыкли к пароходам: те проходят здесь каждый день, вероятно сотнями, так что птицы, наверное, знают, что люди никогда не сходят с них. Во всяком случае, здесь. – Выдвинув стул, Анна присела за его столик. На сделанном Тоби рисунке она, как и ожидала, увидела минарет вместе с пальмами и несколькими саманными домиками с плоской крышей. Выйдя из Ком-Омбо, пароход плыл теперь по Нубии, так что ландшафт вокруг значительно изменился. Дома тоже были выкрашены в более яркие цвета.
– Завидую вашей способности сохранять память о путешествиях таким образом. – Анна кивком указала на раскрытый альбом. – А вот мне приходится пользоваться для этого фотоаппаратом.
– Значит, вы плохой фотограф? – Он снова взялся за карандаш, чтобы доделать что-то в рисунке, и, задавая этот вопрос, не поднял глаз.
– Почему вы так решили? – стараясь подавить внезапно вспыхнувшее раздражение, спросила Анна.
– Я ничего не решал. Это был логический вывод из ваших собственных сомнений по поводу качества ваших фотографий. В конце уонцов, Египет – это, наверное, самая фотогеничная страна на свете. Надо быть просто исключительно бестолковым, чтобы не привезти отсюда домой целую пачку вполне приличных снимков для вашего альбома.
– О Господи, опять этот снисходительный тон! – вырвалось у Анны.
– Снисходительный? – Его карандаш на минуту остановился. – Хм-м… Ну, если это прозвучало именно так, прошу прощения. – Однако выражение его лица было весьма далеко от покаянного. – Я вижу, вы больше не носите с собой все свои сокровища.
– Мои сокровища? – Она не сразу поняла. – А-а, вы имеете в виду дневник?
Он едва заметно пожал плечами.
– Похоже, у женщин просто в крови потребность таскать с собой целые сумки разного добра, куда бы они ни пошли.
– В отличие от мужчин, у нас не бывает таких больших карманов.
Наконец он поднял глаза и обозрел ее платье – гораздо внимательнее, чем того требовали обстоятельства.
– Пожалуй, да, – согласился он.
– Анна! – Раздавшийся сзади голос Серины заставил ее испустить вздох облегчения. Серина стояла в дверях, глядя на рисунок Тоби.
– Мне не хотелось бы мешать, – с улыбкой сказал он.
– Вы ничуть не мешаете. – Анна поспешно встала. – Покидаю вас, чтобы не прерывать творческого процесса, – несколько жестко бросила она в сторону Тоби и пошла прочь, даже не дождавшись его ответа. Женщины поднялись на верхнюю палубу.
Серина, последовавшая за решительно шагавшей Анной, облокотилась на перила и несколько минут созерцала проплывающий мимо пейзаж. Наконец она заговорила:
– Вы, кажется, собирались рассказать мне, что произошло…
Анна продолжала смотреть вниз, на воду.
– По-вашему, я сумасшедшая?
– Вряд ли. Разве только Тоби Хэйворд успел за эти несколько минут довести вас до кондиции… Похоже, он вам не по душе, а?
Анна долго не отвечала.
– У него слишком жесткая манера общения – по крайней мере, слишком жесткая для меня. Я не хочу проводить весь свой отдых в бесконечных схватках. Просто не вижу необходимости. А ему словно неймется… – Помолчав, она резко переменила тему: – Серина, у меня в каюте лежит что-то… что-то странное… ужасное, отвратительное, я хочу, чтоб вы пошли и посмотрели. – Она поежилась. – И флакончик… он исчез.
– Исчез? – Серина резко повернулась к ней. – Вы уверены?
– Абсолютно. Я оставила его в косметичке, в ванной. Косметичка оказалась открыта, все вывалено на пол…
– Значит, его украли, может быть, кто-нибудь из команды…
– Нет. По-моему, это кто-то другой… или что-то другое.
Серина пристально взглянула на нее.
– Анна, иногда, когда человек перенервничает или переутомится, ему начинают чудиться разные вещи… Это ведь так просто…
– Нет, – перебила ее Анна. – Пожалуйста, пойдемте со мной. Я не переутомлена. У меня не солнечный удар. И не галлюцинации.
– Хорошо, хорошо. Это я, а не Тоби. Я, Серина. Помните? – Она успокаивающе коснулась руки Анны. Потом, подумав секунду, отошла и уселась в одно из кресел. – Расскажите мне – только точно, – что именно вы видели.
– Наше возлияние богам не подействовало, – тихо сказала Анна, не глядя на нее.
– Похоже, что да. Но все-таки – что вы видели?
Анна пожала плечами.
– Пыль. Что-то вроде ладана. Там, в моей каюте. Я не знаю, что это, как оно туда попало… я чувствую, что они рядом, Серина. Добрый жрец и злой джинн, о которых пишет Луиза, я чувствую, что они совсем близко… – Она покачала головой. – И я боюсь. Очень боюсь.
На них резко накатила волна рокота, плеска, музыки: с «Белой цаплей» поравнялся другой пароход, шедший тем же курсом. Он уже отдалялся, еще больше взбаламучивая и без того мутную воду; выстроившиеся, как на парад, вдоль перил верхней палубы туристы – все в шортах; темных очках и кричаще ярких футболках – махали руками радостно и вопили, празднуя свою победу в этой импровизированной гонке. Анна, неохотно помахав в ответ, повернулась к ним спиной и посмотрела на сидящую Серину.
– Знаете, у меня сейчас такое наивное детское желание взмолиться: «Прошу тебя, Господи, пусть все будет хорошо. Пусть плохие люди уйдут».
Серина подняла на нее глаза.
– Почему вы считаете желание помолиться детским и наивным? – мягко спросила она.
– Потому что молитвы никогда не действуют. – Сев в другое кресло лицом к Серине, Анна наклонилась ближе в ней, упершись локтями в колени. – Когда что-нибудь случается, человеку приходится выпутываться самому, разве не так?
Во взгляде Серины отразилась бесконечная грусть. Потом, помолчав, она ответила:
– А я все же думаю, что мы не одни.
– Я так и поняла, иначе чего ради вы стали бы приносить жертвы Исиде и Тоту? – почти зло ответила Анна. – Хотя может быть, вы сделали это, чтобы хоть как-то успокоить меня.
Серина покачала головой.
– Я не верю в ничего не значащие жесты, – холодно отозвалась она. – Конечно, мы еще мало знаем друг друга, но я надеялась, что уж это-то вы поняли.
– Да. – Анна вздохнула. – Простите.
– Я абсолютно искренне верю в то, что молитва оказывает свое воздействие.
– Правда? – Анна пожала плечами. – Впрочем, может быть, ваши молитвы действуют… – Она встала, снова подошла к перилам. Другой пароход, более крупный и мощный, уже давно ушел вперед, и река снова была спокойна. Вдали виднелась неторопливо плывущая фелюга.
Анна помнила, когда ей приходилось молиться. Она молилась, чтобы отец полюбил ее и хоть раз выразил свое одобрение. Молилась, чтобы Феликс отлучался из дома действительно по делам, как он говорил ей, молилась, чтобы ее подозрения не оправдались. Молилась, чтобы не умирала мама. Но ни одна из этих молитв не подействовала. Ни одна.
– Быть может, ваши молитвы были услышаны, но ответ – по причинам, постичь которые вы в то время не могли, – был «нет». – Серина откинулась в кресле, положила ноги на подставку и сложила руки на груди. – Знаете, что является, говоря вашими словами, детским и наивным? Ожидать, что ответ всегда будет «да». Но если вы молитесь о чем-то, что верно, справедливо и правильно для вас, ответом на ваши молитвы всегда будет «да». Никогда не переставайте молиться, Анна.
– Молиться – но кому?
Крупная цапля с темным оперением летела вдоль реки, всего лишь в нескольких футах от воды, и медленные взмахи ее крыльев точно соответствовали ритму взмахов весел гребца лодки, пересекающей Нил за кормой парохода.
– Исиде? Тоту? Иисусу, которому я молилась в детстве? – Анна мотнула головой. – Простите. Сейчас неподходящий момент для глубоких философских дискуссий.
– А я думаю, вполне подходящий, более чем подходящий. На ваш вопрос у меня есть ответ – возможно, вам он покажется не совсем обычным, но он вполне вписывается в египетский контекст. По-моему, они все есть одно, Анна. Исида, Тот, Афина, Иисус – все это различные аспекты единого великого Бога. Молитесь любому из них и всем им, дорогая моя, но молитесь. – Она усмехнулась. – Предай я широкой огласке мои воззрения, пожалуй, нашлись бы желающие сжечь меня живьем – даже в наш так называемый просвещенный век. Ни один фундаменталист, принадлежащий к какой бы то ни было религии, не стал бы ни минуты терпеть меня. Может быть, вам бы не стоило меня слушать.
– Мне показалось, что вы нырнули сюда. Что это вы тут делаете? – Фигура Бена на мгновение перекрыла падающий из двери свет. Он снял шляпу и тыльной стороной руки вытер лоб. – Видели что-нибудь интересное? Успели посмотреть мумии крокодилов?
Следом за Беном вошел Джо. У обоих в руках были фотоаппараты. Анна потихоньку вытерла руки бумажным носовым платком. Она ощущала в воздухе густой сладкий запах вина и ожидала, что мужчины вот-вот пройдутся по этому поводу, однако они, похоже, не заметили ничего. Серина, завинтив крышку бутылки, сунула ее обратно в сумку. Через несколько секунд все четверо снова оказались на солнечном свету и медленно шли дальше, направляясь в самое сердце храма. Анна взглянула на Серину.
– Вы видели?
Серина, кивнув, прижала палец к губам.
– Поговорим потом, когда вернемся на пароход. Но дeржите глаза открытыми. Боги совершенно определенно присутствуют здесь. – Улыбнувшись, она продела руку под руку Бена. – Нам еще нужно многое осмотреть, а потом, Омар сказал, мы сможем походить по палаткам с сувенирами и купить себе что-нибудь симпатичное, если договоримся о цене.
После позднего обеда Анна снова поднялась в солярий. Оглядевшись, она выбрала кресло на самом носу судна и направилась туда. Вокруг полулежали в креслах несколько бесстрашных поклонников солнца, бросающих вызов дневному зною. Усевшись, Анна надела шляпу, опустила рядом сумку с лосьоном от ожогов и дневником и положила свои длинные загорелые ноги на специальную подставку. Воздух был раскален; она ощущала, как безжалостное солнце жжет кожу даже сквозь слой крема. Большинство ее спутников отсиживались внизу, в тени, или спали в своих каютах, отдыхая после утомительной утренней экскурсии.
Заслышав рядом шаги, Анна притворилась, что спит: сейчас ей никак не хотелось общаться ни с Энди, ни с Чарли. За обедом Чарли несколько раз демонстративно вцеплялась в руку Энди и бросала презрительные взгляды в сторону Анны, однако ее этот спектакль никак не впечатлял, да и Энди, как она не без удовольствия отметила, не обращал внимания на выходки своей рыжеволосой подруги, явно уже надоевшие ему.
Приоткрыв один глаз за стеклами солнечных очков, Анна увидела, что это пришел Тоби. Не обращая внимания на кресла, он подошел к перилам и облокотился на них. Анна заметила, что при нем был альбом, но Тоби не открыл его. Ее он, казалось, не видел, сосредоточив все свое внимание на реке: мимо грациозно проплывала фелюга.
Анна лежала неподвижно, так и не достав из сумки дневник Луизы. Горячий воздух сильно давил, ее клонило в сон. Ее веки опустились. Последнее, что она видела, – это как Тоби для большего удобства поставил ногу на нижнюю перекладину перил, раскрыл альбом и достал из нагрудного кармана рубашки карандаш.
Пароход должен был скоро отплыть из Ком-Омбо и двинуться на юг, в сторону Асуана. Тогда станет прохладнее, подумала Анна и, потянувшись, как кошка, закрыла глаза.
Ее заставили вздрогнуть и проснуться толчок и легкое содрогание всего судна: где-то в его глубине начали работать двигатели.
– Отплываем.
Тоби все еще стоял на прежнем месте. Он произнес это, не поворачивая головы, но Анна сочла, что он обращается к ней, поскольку поблизости больше никого не было. Он рисовал в альбоме, каждые несколько секунд вскидывая глаза, чтобы детальнее рассмотреть объект своего внимания. На сей раз это был мужчина в тюрбане, ловко орудовавший веслом в лодке, тяжело нагруженной ярко-зелеными охапками берсима – основного корма местного скота. Потянувшись, Анна встала, подошла к Тоби и через его плечо взглянула на страницу альбома. Она была заполнена небольшими набросками лодки, так глубоко сидящей в воде, что борта едва выступали над ней, и отдельно – странных здешних весел, как бы перевернутых по отношению к тем, что Анна привыкла видеть дома: гребец держался за их широкую часть, а узкая находилась в воде.
– Хорошо…
– Спасибо, – отозвался Тоби, не отрываясь от работы. – Это остров, на котором любили погреться на солнышке крокодилы. Ребята Себека… – Движением головы он показал на длинную песчаную полосу впереди. Развалины храма остались по левому борту.
– А я надеялась, что нам удастся увидеть крокодилов. – Анна облокотилась о перила, чувствуя, как щеки начинает обдувать легкий, относительно прохладный ветерок.
– Их больше нет, – мотнул головой Тоби. – Они исчезли из реки после постройки Асуанской плотины. – Закончив рисовать, он закрыл альбом и, повернувшись спиной к воде, присел на перила. – Вы довольны поездкой?
– Да, очень.
– Когда вы покажете мне дневник? – Он смотрел мимо нее. Проследив за направлением его взгляда, Анна увидела потрепанную кожаную обложку, высовывающуюся из ее сумки, лежащей на палубе рядом с креслом; ее нельзя было спутать ни с чем. Она нахмурилась. Почему-то ей очень не хотелось показывать Тоби дневник, но он уже шагнул вперед и присел на корточки возле сумки. Положив свой альбом рядом, он бесцеремонно протянул руку к дневнику, вынул его и открыл.
– Здесь не так уж много рисунков. – Это прозвучало почти как обвинение.
– Да. – Анну уже давно раздражал этот его неприкрытый интерес к принадлежащей ей вещи и уж совсем возмутило то, что он даже не спросил разрешения. Ей не хотелось, чтобы он прикасался к дневнику. – Мне очень жаль, но я не могу дать его вам. Я сама его читаю. – Ей с трудом удалось произнести это спокойно.
– И вы не доверяете мне. – Он поднял на нее глаза, совсем прозрачные в ослепительном солнечном свете. Прежнее открытое выражение его лица изменилось, снова став таким, как тогда, в самолете.
– Когда речь идет об этом, я не доверяю никому, – ответила Анна насколько могла сдержанно. – Это личный документ, принадлежащий моей семье.
– И несомненно весьма ценный. – Тоби все еще продолжал листать страницы – почти с жадностью, и остановился только тогда, когда на глаза ему попалось миниатюрное акварельное изображение камеи. Он даже перевернул дневник, чтобы рассмотреть его получше. – Луиза была молодчина. Какое изящество… Какая острота восприятия… просто фантастика. И это чувство цвета… Видите? Она никогда не колеблется, один мазок и в результате само совершенстве Кстати, знаете, вам бы не следовало выносить это на солнце и держать рядом с кремом для загара. Это не какое-нибудь дешевое макулатурное чтиво, которое можно таскать с собой в случае, если вам взбредет на ум почитать. Это ведь не имеет цены!
– А он и не был на солнце, пока вы не открыли его, и кстати, без чьего бы то ни было разрешения, – резко возразила Анна, чувствуя, как горят у нее щеки и как внутри полыхнула внезапная ярость. Опять эти снисходительные нотки! Да кто он такой!.. Она протянула руку к дневнику.
– Будьте любезны вернуть мне его.
На мгновение ей показалось, что он этого не сделает. Он держал дневник раскрытым, и его глаза так и впились в страницы, словно пытаясь сфотографировать их, чтобы сохранить в памяти навсегда. Потом он с явной неохотой закрыл дневник и отдал его Анне.
– Простите. Я вовсе не собирался расстраивать вас, – сказал он тихо… – Вы поверите, если я скажу вам, что он меня интересует не как материальная ценность? Для меня главное – это рисунки. Они уникальны. Художница улавливает и передает атмосферу так, как мне не сделать этого и через миллион лет. – Лишь на мгновение Анна увидела Тоби без его обычной защитной маски, ощутила прятавшиеся за ней боль и разочарование. Тоби открыл рот, как будто намереваясь сказать еще что-то, но молча повернулся и пошел к лестнице, ведущей на нижнюю палубу.
Анна не успела обдумать случившееся, как появилась другая фигура – на сей раз это был Энди. Сразу же заметив ее, он приветственно поднял руку. Кивнув в ответ, Анна торопливо присела на корточки возле своего кресла, засунула дневник обратно в сумку и затолкала ее под кресло, подальше от глаз.
– Кого это я видел сейчас рядам с вами – случайно, не Тоби Хейворда? – как будто между прочим спросил Энди облокачиваясь на перила.
– Да, его, – коротко ответила Анна.
– Кажется, вы не слишком обрадовались ему? – В вопросе сквозила нотка лукавства.
– Да, не особенно. Я надеялась немного почитать в тихом уголке.
– Каким ледяным тоном вы это произнесли! Что, меня вы тоже выпроваживаете?
Анна вздохнула. Ей нравилось находиться в обществе Энди, она не могла не признать этого, однако именно сейчас ей не хотелось ничьего общества, даже его.
– Я не выпроваживаю вас, Энди. Я просто очень устала от нашей утренней экскурсии – в конце концов, она была достаточно тяжелой. Мы все вместе отлично пообедали. А теперь я собиралась дождаться, когда мы ляжем на курс, и спокойно почитать в свое удовольствие.
Ей показалось, что он сейчас уйдет, и она уже вздохнула с облегчением, однако Энди передумал. Уже повернувшись было, он остановился и взглянул ей в лицо.
– Он спрашивал вас о дневнике? – снова подчеркнуто безразлично спросил он.
– Да. – Анна взвыла про себя, раздраженная его настойчивостью. Будет ли когда-нибудь конец этим допросам? То один, другой… Наклонившись, она вытащила свою сумку из-под кресла. – На самом деле, Энди, простите меня, я, пожалуй, пойду к себе. Здесь для меня жарковато, а там, может быть, мне удастся немного поспать, прежде чем нас начнут снова набивать едой. – И быстро, не давая ему времени ответить, направилась к лестнице.
Нашарив в сумке ключ, она отперла свою каюту и открыла дверь. В каюте было полутемно: перед уходом Анна закрыла ставни, чтобы не впускать чересчур яркий солнечный свет. Войдя, она резко остановилась.
В каюте было душно от того же самого пыльного пряного запаха, который исходил от странного вещества, оказавшегося в ее чемодане. Давясь и задыхаясь, Анна добралась до окна, по пути бросив сумку и шляпу на кровать, и распахнула ставни. Маленькую каюту залили потоки света. Анна начала пристально осматривать все, что попадалось ей на глаза. Но попалась ей, среди прочего, и дверь ванной, возле которой было рассыпано нечто коричневое, напоминающее кусочки смолы. Анна вздрогнула.
Дверь ванной была открыта, и она усилием воли заставила себя приблизиться.
Ее косметичка лежала на полу под умывальником, все ее содержимое в беспорядке валялось на полу. От флакончика, завернутого в полиэтилен, не осталось и следа. Ахнув, Анна начала заталкивать разбросанные вещи обратно в косметичку, потом осмотрелась. Помещение было крошечное, укатиться флакончику было некуда. Вернувшись с косметичкой в руках в каюту, Анна вытряхнула ее на кровать. Только теперь она отдала себе отчет в том, что дрожит. Схватив лежавший на кровати свитер, она натянула его и воззрилась на кучку тюбиков губной помады, коробочек с тенями для век и маленьких дорожных упаковок разных кремов. Почему-то вдруг подумала – зачем я привезла с собой все это? С самого приезда в Египе она практически ни к чему не прикоснулась. Но единственной вещи, которую она сейчас хотела увидеть – маленького синего флакончика, – не было.
Анна села на кровать, зачем-то провела рукой по кучке вещей – потом закрыла глаза, сделала глубокий вдох, встала, шагнула к двери ванной и опустилась на колени. Эти коричневые кусочки не были похожи на порошок: они был липкие. Анну передернуло от отвращения. Ей не удалое стряхнуть эту гадость с пальцев: она липла к коже, пропитывая руки приторным запахом кедрового масла, мирры и корицы. Вскочив на ноги, Анна рванулась в ванную, к умывальнику, до отказа выкрутила кран и принялась яростно мылить руки. Она мыла их долго. Потом, наконец, вытерев их насухо, она перешагнула через кучку коричневых кусочков на полу, схватила ключ, заперла дверь каюты и побежала прямо к лестнице.
На той палубе, где располагалась столовая, было шесть кают – по три с каждой стороны длинного коридора, очень похожего на тот, в котором находилась каюта Анны. На каждой двери точно так же виднелся номер, и все они были закрыты. Которая из них – каюта Серины? Анна лихорадочно старалась вспомнить. Говорила ли ей вообще Серина номер своей каюты?
Вдруг совсем рядом открылась дверь и появился Тоби. Анна испуганно вытаращилась на него, но потом заставила себя сделать глубокий вдох и, изобразив на лице улыбку, приветствовала его словами:
– Ну, наконец-то хоть одно дружеское лицо! – Возможно, это были не самые подходящие слова для подобной ситуации, но больше ничего не пришло ей в голову. – А я уж начинала думать, что попала в необитаемый коридор. Вы, случайно, не знаете, где каюта Серины?
Он пожал плечами.
– Мне очень жаль, но… По-моему, она где-то в конце коридора, но я не знаю, которая из них. – Закрыв за собой дверь, он запер ее и двинулся мимо Анны к лестнице.
Пару секунд она смотрела ему вслед, какой-то частью мозга отчетливо сознавая, что он все еще сердит на нее и что ради собственного, а может быть, и его покоя ей следует как-то загладить свою резкость – возможно, показав ему дневник. Повернувшись, она пошла вдоль коридора, ненадолго останавливаясь у дверей, за которыми ей послышалось движение. Тихо, тихо… Наконец с противоположной стороны коридора до нее донесся негромкий звук женского голоса. Подняв руку, она постучала. Голос умолк, потом раздался стук деревянных сандалий по полу, и дверь открылась. На пороге стояла Чарли.
– Так-так… – Она оглядела Анну с головы до ног с таким видом, будто изучала какую-то особенно странную, низшую форму жизни. – Чему мы обязаны этим удовольствием? – Ее голос был исполнен сарказма.
– Серина здесь?
Пожав плечами, Чарли отошла и села перед туалетным столиком, оставив Анну стоять в дверях.
– Это к тебе! – крикнула Чарли.
Каюта была точно такая же, как у Анны, с той лишь разницей, что здесь были две кровати и два шкафа, втиснутых в чуть большее пространство. Дверь ванной, абсолютно такая же, как у Анны, открылась, и появилась Серина, завернутая в махровое полотенце. Ее кроткие мокрые волосы сейчас были зачесаны назад, плечи покрыты каплями воды.
– Простите, я была в душе, – с улыбкой пояснила она и без того очевидное. – В чем дело, Анна? Что-нибудь случилось? – Ее улыбка угасла.
– Да, случилось! – выпалила Анна. – Мне нужно поговорить с кем-нибудь…
Чарли, повернувшись, с любопытством уставилась на нее.
– С кем-нибудь? Это с кем же? Может быть, с чьим-нибудь другом?..
– Чарли! – резко оборвала ее Серина. – Не веди себя как дура. – Она снова перевела взгляд на Анну. – Дайте мне пять минут. Подождите в салоне. Сейчас поговорим.
Анна машинально кивнула, повернувшись, медленно прошла по коридору к лестнице и поднялась в салон.
Там было пусто. Анна взглянула сквозь стеклянные двери: на палубе под навесом стояли столики. Похоже, там, в тени, было прохладно. За одним из столиков сидел пожилой священник с женой, перед ними стояли прохладительные напитки. За другим, поблизости, расположилась супружеская пара из Абердина, а чуть подальше – Бен, судя по всему, задремавший. За столиком у двери в одиночестве сидел Тоби. Перед ним стоял стакан с пивом, а сам он, раскрыв альбом, рисовал. Анну он не видел, поскольку сидел к ней спиной.
Некоторое время она смотрела на него: вот он протянул руку, взял стакан, отхлебнул глоток и снова склонился над альбомом. Проследив за направлением его взгляда, Анна поняла, что, скорее всего, он рисует изящный минарет, возвышающийся над пышными кронами пальм на другом берегу.
Навстречу «Белой цапле», вниз по течению, плыл другой, более крупный пароход. На нем, заглушая шум двигателей, грохотала музыка. Судя по количеству этих огромных шумных судов, у большинства приезжающих в Египет явно аллергия на тишину, да, пожалуй, и на историю тоже, вдруг с неожиданной злостью подумала Анна. Это они толкаются и смеются у памятников, никого не слушают и ни на что не смотрят. Откуда у них эта беззаботность, это наплевательское отношение ко всему? Вероятно, многие из них приехали сюда, повинуясь лишь капризу, точно так же они могли поехать в любое другое место; вероятно, они разъезжали так же по Европе или по всему свету. А она, долго и так страстно мечтавшая о Египте, так нервничает и чувствует себя такой одинокой…
– Почему бы вам не составить мне компанию? – отвлек ее от этих мыслей голос Тоби. Только сейчас Анна заметила, что он положил карандаш и откинулся на спинку кресла. Казалось, он каким-то образом ощутил ее присутствие. Неохотно она вышла из дверей.
– Благодарю вас.
Он приподнялся.
– Принести вам пива? – Это было похоже на попытку примирения.
– Нет-нет, спасибо. – Она постаралась смягчить свой отказ улыбкой. – Я просто вышла подышать.
– Черт бы побрал этих любителей пошуметь, – словно прочитав ее мысли, он мотнул головой вслед исчезающему за поворотом реки пароходу.
– Они просто убивают тишину.
– Они так развлекаются. Пожалуй, не стоит судить их слишком строго. – Тоби взглянул на Анну с тенью улыбки на губах. – Вот птицы ведь не обращают на них никакого внимания. Видите цапель на тех деревьях, у самой воды? Они просто сидят и смотрят, напустив на себя загадочный вид.
– Они привыкли к пароходам: те проходят здесь каждый день, вероятно сотнями, так что птицы, наверное, знают, что люди никогда не сходят с них. Во всяком случае, здесь. – Выдвинув стул, Анна присела за его столик. На сделанном Тоби рисунке она, как и ожидала, увидела минарет вместе с пальмами и несколькими саманными домиками с плоской крышей. Выйдя из Ком-Омбо, пароход плыл теперь по Нубии, так что ландшафт вокруг значительно изменился. Дома тоже были выкрашены в более яркие цвета.
– Завидую вашей способности сохранять память о путешествиях таким образом. – Анна кивком указала на раскрытый альбом. – А вот мне приходится пользоваться для этого фотоаппаратом.
– Значит, вы плохой фотограф? – Он снова взялся за карандаш, чтобы доделать что-то в рисунке, и, задавая этот вопрос, не поднял глаз.
– Почему вы так решили? – стараясь подавить внезапно вспыхнувшее раздражение, спросила Анна.
– Я ничего не решал. Это был логический вывод из ваших собственных сомнений по поводу качества ваших фотографий. В конце уонцов, Египет – это, наверное, самая фотогеничная страна на свете. Надо быть просто исключительно бестолковым, чтобы не привезти отсюда домой целую пачку вполне приличных снимков для вашего альбома.
– О Господи, опять этот снисходительный тон! – вырвалось у Анны.
– Снисходительный? – Его карандаш на минуту остановился. – Хм-м… Ну, если это прозвучало именно так, прошу прощения. – Однако выражение его лица было весьма далеко от покаянного. – Я вижу, вы больше не носите с собой все свои сокровища.
– Мои сокровища? – Она не сразу поняла. – А-а, вы имеете в виду дневник?
Он едва заметно пожал плечами.
– Похоже, у женщин просто в крови потребность таскать с собой целые сумки разного добра, куда бы они ни пошли.
– В отличие от мужчин, у нас не бывает таких больших карманов.
Наконец он поднял глаза и обозрел ее платье – гораздо внимательнее, чем того требовали обстоятельства.
– Пожалуй, да, – согласился он.
– Анна! – Раздавшийся сзади голос Серины заставил ее испустить вздох облегчения. Серина стояла в дверях, глядя на рисунок Тоби.
– Мне не хотелось бы мешать, – с улыбкой сказал он.
– Вы ничуть не мешаете. – Анна поспешно встала. – Покидаю вас, чтобы не прерывать творческого процесса, – несколько жестко бросила она в сторону Тоби и пошла прочь, даже не дождавшись его ответа. Женщины поднялись на верхнюю палубу.
Серина, последовавшая за решительно шагавшей Анной, облокотилась на перила и несколько минут созерцала проплывающий мимо пейзаж. Наконец она заговорила:
– Вы, кажется, собирались рассказать мне, что произошло…
Анна продолжала смотреть вниз, на воду.
– По-вашему, я сумасшедшая?
– Вряд ли. Разве только Тоби Хэйворд успел за эти несколько минут довести вас до кондиции… Похоже, он вам не по душе, а?
Анна долго не отвечала.
– У него слишком жесткая манера общения – по крайней мере, слишком жесткая для меня. Я не хочу проводить весь свой отдых в бесконечных схватках. Просто не вижу необходимости. А ему словно неймется… – Помолчав, она резко переменила тему: – Серина, у меня в каюте лежит что-то… что-то странное… ужасное, отвратительное, я хочу, чтоб вы пошли и посмотрели. – Она поежилась. – И флакончик… он исчез.
– Исчез? – Серина резко повернулась к ней. – Вы уверены?
– Абсолютно. Я оставила его в косметичке, в ванной. Косметичка оказалась открыта, все вывалено на пол…
– Значит, его украли, может быть, кто-нибудь из команды…
– Нет. По-моему, это кто-то другой… или что-то другое.
Серина пристально взглянула на нее.
– Анна, иногда, когда человек перенервничает или переутомится, ему начинают чудиться разные вещи… Это ведь так просто…
– Нет, – перебила ее Анна. – Пожалуйста, пойдемте со мной. Я не переутомлена. У меня не солнечный удар. И не галлюцинации.
– Хорошо, хорошо. Это я, а не Тоби. Я, Серина. Помните? – Она успокаивающе коснулась руки Анны. Потом, подумав секунду, отошла и уселась в одно из кресел. – Расскажите мне – только точно, – что именно вы видели.
– Наше возлияние богам не подействовало, – тихо сказала Анна, не глядя на нее.
– Похоже, что да. Но все-таки – что вы видели?
Анна пожала плечами.
– Пыль. Что-то вроде ладана. Там, в моей каюте. Я не знаю, что это, как оно туда попало… я чувствую, что они рядом, Серина. Добрый жрец и злой джинн, о которых пишет Луиза, я чувствую, что они совсем близко… – Она покачала головой. – И я боюсь. Очень боюсь.
На них резко накатила волна рокота, плеска, музыки: с «Белой цаплей» поравнялся другой пароход, шедший тем же курсом. Он уже отдалялся, еще больше взбаламучивая и без того мутную воду; выстроившиеся, как на парад, вдоль перил верхней палубы туристы – все в шортах; темных очках и кричаще ярких футболках – махали руками радостно и вопили, празднуя свою победу в этой импровизированной гонке. Анна, неохотно помахав в ответ, повернулась к ним спиной и посмотрела на сидящую Серину.
– Знаете, у меня сейчас такое наивное детское желание взмолиться: «Прошу тебя, Господи, пусть все будет хорошо. Пусть плохие люди уйдут».
Серина подняла на нее глаза.
– Почему вы считаете желание помолиться детским и наивным? – мягко спросила она.
– Потому что молитвы никогда не действуют. – Сев в другое кресло лицом к Серине, Анна наклонилась ближе в ней, упершись локтями в колени. – Когда что-нибудь случается, человеку приходится выпутываться самому, разве не так?
Во взгляде Серины отразилась бесконечная грусть. Потом, помолчав, она ответила:
– А я все же думаю, что мы не одни.
– Я так и поняла, иначе чего ради вы стали бы приносить жертвы Исиде и Тоту? – почти зло ответила Анна. – Хотя может быть, вы сделали это, чтобы хоть как-то успокоить меня.
Серина покачала головой.
– Я не верю в ничего не значащие жесты, – холодно отозвалась она. – Конечно, мы еще мало знаем друг друга, но я надеялась, что уж это-то вы поняли.
– Да. – Анна вздохнула. – Простите.
– Я абсолютно искренне верю в то, что молитва оказывает свое воздействие.
– Правда? – Анна пожала плечами. – Впрочем, может быть, ваши молитвы действуют… – Она встала, снова подошла к перилам. Другой пароход, более крупный и мощный, уже давно ушел вперед, и река снова была спокойна. Вдали виднелась неторопливо плывущая фелюга.
Анна помнила, когда ей приходилось молиться. Она молилась, чтобы отец полюбил ее и хоть раз выразил свое одобрение. Молилась, чтобы Феликс отлучался из дома действительно по делам, как он говорил ей, молилась, чтобы ее подозрения не оправдались. Молилась, чтобы не умирала мама. Но ни одна из этих молитв не подействовала. Ни одна.
– Быть может, ваши молитвы были услышаны, но ответ – по причинам, постичь которые вы в то время не могли, – был «нет». – Серина откинулась в кресле, положила ноги на подставку и сложила руки на груди. – Знаете, что является, говоря вашими словами, детским и наивным? Ожидать, что ответ всегда будет «да». Но если вы молитесь о чем-то, что верно, справедливо и правильно для вас, ответом на ваши молитвы всегда будет «да». Никогда не переставайте молиться, Анна.
– Молиться – но кому?
Крупная цапля с темным оперением летела вдоль реки, всего лишь в нескольких футах от воды, и медленные взмахи ее крыльев точно соответствовали ритму взмахов весел гребца лодки, пересекающей Нил за кормой парохода.
– Исиде? Тоту? Иисусу, которому я молилась в детстве? – Анна мотнула головой. – Простите. Сейчас неподходящий момент для глубоких философских дискуссий.
– А я думаю, вполне подходящий, более чем подходящий. На ваш вопрос у меня есть ответ – возможно, вам он покажется не совсем обычным, но он вполне вписывается в египетский контекст. По-моему, они все есть одно, Анна. Исида, Тот, Афина, Иисус – все это различные аспекты единого великого Бога. Молитесь любому из них и всем им, дорогая моя, но молитесь. – Она усмехнулась. – Предай я широкой огласке мои воззрения, пожалуй, нашлись бы желающие сжечь меня живьем – даже в наш так называемый просвещенный век. Ни один фундаменталист, принадлежащий к какой бы то ни было религии, не стал бы ни минуты терпеть меня. Может быть, вам бы не стоило меня слушать.