Эрскин Барбара. Шепот в песках

   Она лежала, глядя вверх, на тени, отбрасываемые на потолок маленькой прикроватной лампочкой. Дневник лежал у нее на груди. Интересно, куда делся тот листок бумаги, подумала она.
   Ее взгляд непроизвольно упал на небольшой туалетный столик, где она оставила свою сумку. Там было темно; она могла различить лишь силуэт зеркала. Его стекло слабо отражало отсветы лампы на потолке. Какое-то время Анна сонными глазами смотрела туда, затем вдруг нахмурилась. Действительно ли в глубине зеркала что-то шевельнулось? Анна затаила дыхание; на нее накатила волна панического страха. Какое-то мгновение она не могла вздохнуть.
   Вцепившись в край покрывала прижатыми к груди руками, она закрыла глаза, стараясь успокоить дыхание. Это же все чепуха. Она просто спит, и ей снится сказка – немного страшная сказка.
   Вжавшись в подушки, Анна протянула руку к выключателю. От этого движения дневник соскользнул на пол. В резком свете вспыхнувшей потолочной лампы Анна увидела, что в каюте никого нет, кроме нее самой. Ключ торчал в двери. Никто не мог войти в каюту. Ее сумка лежала на том же месте, где она оставила ее, и ее никто не трогал. Или трогал? Все еще дрожа от волнения и испуга, Анна заставила себя вытащить ноги из тонкого покрывала и, встав, подошла к туалетному столику. Сумка лежала раскрытой, и на самом виду, поверх солнечных очков, покоился флакончик. Анна осторожно взяла шарф. Завернутый в него флакончик лежал на самом дне сумки, она была уверена в этом. Теперь же шарф валялся на столике – тонкая алая полоска на темном дереве. Сдвинув брови, Анна пристально смотрела на него. По шелку было рассыпано что-то коричневое – какие-то крошки и пыль, как от старой, потемневшей от времени бумаги. Протянув руку, Анна взяла щепотку, растерла между пальцами, потом сдула на пол. Под шарфом лежала щетка для волос, которой она расчесывалась, перед тем как лечь в постель; та самая щетка, которую она вытащила из сумки последней, а сумку, застегнув, положила на туалетный столик. В этом она тоже была уверена. Она застегнула сумку, прежде чем положить ее туда.
   Анна огляделась по сторонам. В каюте просто не было места для того, чтобы кто-то мог спрятаться. Просто не было! Она открыла дверь ванной, откинула занавеску, еще влажную от душа, который принимала всего лишь пару часов назад. Она посмотрела под кроватью, подергала ручку двери. Дверь заперта, здесь нет никого, подумала Анна. Никого. Да и откуда здесь кому-то взяться?
   Все еще дрожа, она вернулась к кровати и наклонилась, чтобы поднять дневник. При падении он ударился корешком об пол, и корешок треснул. Забыв о шарфе, Анна грустно провела кончиком пальца по лопнувшей коже. Какой стыд. Дневник прожил долгую жизнь и на всем ее протяжении ни разу не пострадал, а теперь…
   Анна уже собиралась залезть обратно в постель, когда вдруг на полу, там, куда упал дневник, заметила конверт. Подобрав его, она увидела, что полоса клейкой коричневой бумаги, которой он был прикреплен сзади к дневнику, порвалась. Толстая тисненая бумага сразу же подсказала Анне, что этот конверт, скорее всего, ровесник дневника. Перевернув его, она увидела какой-то герб: дерево, увенчанное баронской короной. Она улыбнулась. Форрестер? Может, этот конверт находился тогда на «Ибисе»? Анну охватило такое любопытство, что, забыв даже о своих страхах, она открыла его. Внутри оказался сложенный вчетверо листок тонкой бумаги. Анна тут же поняла, что это и есть тот самый листок Луизы с арабскими письменами.
 
   Если вы увидите у нас на борту жреца или, хуже того, злого духа, пожалуйста, скажите мне…
 
   Эти слова из дневника Луизы вдруг гулко отдались в голове у Анны.
 
   Один из высших жрецов, служивший фараону… злой дух… оба они борются за него и до сих пор…
 
   Анна вдруг обнаружила, что у нее дрожат руки. Сделав глубокий вдох, она снова вложила бумагу в конверт и, открыв выдвижной ящик тумбочки возле кровати, сунула его в изящный кожаный несессер для письменных принадлежностей.
   Снова забравшись в постель и поджав ноги, она укуталась покрывалом до самого подбородка. В каюте было холодно. Струя ледяного, пахнущего ночью и рекой воздуха проникала в нее через открытое окно.
   Анна обхватила руками колени и, склонив голову на плечо, закрыла глаза.
   Она долго сидела так, то открывая глаза и всматриваясь туда, где лежала раскрытая сумка, то вновь опуская веки. Наконец ей стало невмоготу. Выскочив из постели, она вынула флакончик из сумки и долго смотрела на него, потом, достав чемодан, снова завернула флакончик в алый шарф, сунула его в боковой карман чемодана, опустила крышку, повернула ключ в замке и поставила чемодан на место. Налив себе воды из пластиковой бутылки на столе, она несколько минут стояла, прихлебывая холодную воду и глядя в темноту за окном. Потом, выключив свет под потолком, она опять легла.
 
   Луиза не была уверена, что именно ее разбудило. Она лежала в темноте, глядя в потолок, чувствуя, как ее сердце тяжело стучит о ребра. Она затаила дыхание. И ее каюте кто-то был, и не один. Она чувствовала, что они стоят около нее.
   – Кто тут? – Она почти прошептала это, но эхо ее голоса, казалось, разнеслось по всему судну. – Кто это?
   Сев в постели, она дрожащей рукой нашарила спички и зажгла свечу. Каюта была пуста. Воззрившись на колышущиеся на потолке тени, она снова затаила дыхание и прислушалась. Дверь и каюту была закрыта. Снаружи не доносилось ни звука: на судне все спали. С наступлением темноты «Ибис» причалил к берегу, окаймленному пальмами и эвкалиптами, рядом с широкой мраморной лестницей. Вода тихо поплескивала о ее ступени, а вдали, на фоне гаснущего неба, Луиза увидела очертания минарета.
   Резкий стук заставил ее вздрогнуть. Он донесся со стороны столика, стоявшего у окна: как будто что-то упало на пол. Луиза впилась глазами, напрягая их до боли, но свеча давала слишком мало света. В конце концов, поняв, что не успокоится, пока не выяснит, в чем дело, Луиза нехотя вылезла из постели. Несколько секунд она стояла в длинной ночной рубашке, со свечой в руке, обшаривая взглядом пол. Оказалось, что это один из тюбиков с краской свалился со стола. Луиза подобрала его. Должно быть, легкое покачивание судна заставило его скатиться. Взгляд Луизы упал на флакончик, подаренный Хассаном. С того момента, как драгоман вручил его ей днем, у нее не было возможности поговорить с ним, Пока она ужинала с Форрестерами, Хассан сидел на носу корабля вместе с капитаном, покуривая, и, похоже, оба были сильно увлечены беседой.
   Луиза положила листок с записанной арабской вязью легендой в конверт и засунула его под кожаную обложку своего дневника. Шутка это или нет, но от всей этой истории ей стало как-то неуютно.
   Флакончик стоял на столе вместе с ее принадлежностями для рисования. Луиза нахмурилась. Она точно положила его в несессер. Да, она отчетливо помнила, как сделала это перед ужином. Может быть, Джейн Трис, убирая ее муслиновое платье, каким-то образом уронила флакончик и решила, что эта вещица также относится к рисовальным штучкам миссис Шелли. Луиза протянула было руку, но в последний момент заколебалась: ей было почти страшно дотронуться до этого странного сувенира. А что, если это все правда? Если ему действительно три-четыре тысячи лет? Если он и в самом деле принадлежал одному из высших жрецов во времена древних фараонов?
   Набравшись решимости, она все-таки взяла флакончик и, сев на кровать, откинулась на подушки.
   Держа его в ладонях, она погрузилась в глубокие размышления. От жреца, дух которого следовал за флакончиком, воображение привело ее к Хассану. С чего это он вдруг решил сделать ей подарок? Луиза представила себе его лицо, его фигуру в широкой галабее, его большие карие глаза, ровные белые зубы… и вдруг поймала себя на том, что вспоминает прикосновение его теплой сухой руки к ее руке, когда он передавал ей фонарь там, в гробнице.
   Она вздрогнула. Что она испытала в тот момент? То, чего никогда не думала испытать снова, – волнение и отчетливое физическое удовольствие, как то, что заставляло ее испытывать прикосновение руки ее любимого Джорджа, когда они встречались глазами и втайне от всех обменивались улыбками, предвещавшими, что позже, когда дети уснут, они встретятся в его или ее комнате. Но чувствовать такое по отношению к в общем-то чужому человеку, человеку иной расы, да к тому же еще состоящему на службе у нее? Луиза ощутила, как у нее начинают гореть щеки. Все это было настолько шокирующе, что у нее, пожалуй, не хватило бы смелости поведать об этом даже дневнику.
 
   Проснувшись, Анна обнаружила, что вся каюта залита солнечным светом, падающим из незакрытого окна. Пароход по-прежнему находился в движении, и когда она подошла к окну, у нее дух захватило от вида проплывающих мимо пальм и плантаций. Несколько минут она стояла, созерцая это зрелище, потом повернулась, стянула ночную рубашку и направилась в душ.
   Тоби как раз садился за стол, когда она вошла.
   – Опять проспали? По-моему, большинство людей уже позавтракало. Прошу, присоединяйтесь ко мне. – Он отодвинул стул для нее. – По программе у нас с утра посещение храма в Идфу. Думаю, стоит поторопиться – отъезд уже скоро. – Когда Анна уселась, он сделал официанту с кофейником знак подойти. – Вы выглядите уставшей. Что, поездка в Долину царей оказалась чересчур тяжелой для начала?
   – Нет, – покачала головой Анна. – Просто я плохо спала.
   – Надеюсь, вас не укачало?
   – Да нет, что вы, – рассмеялась она, – хотя должна сознаться, что я ощущала движение, и это было довольно непривычно. – Она протянула руку за чашкой.
   – Думаю, это было, когда мы проходили через шлюз в Исне, совсем рано утром. Меня это разбудило, однако не до такой степени, чтобы мне захотелось встать и выйти на палубу посмотреть.
   Она пожала плачами.
   – Верите ли, я пропустила это. Нет, на самом деле я допоздна читала дневник Луизы, и, похоже, из-за этого мне снились кошмары. А потом я все время просыпалась.
   – Что же там такого, в этом дневнике?
   – Она пишет о флакончике для благовоний, который ее драгоман купил для нее на базаре. На нем вроде бы лежало какое-то проклятие.
   – На флакончике или на базаре? – В углах его глаз собрались симпатичные морщинки, которые Анна заметила, хотя он постарался, чтобы его голос прозвучал серьезно.
   – На флакончике, я знаю, это звучит странно. Флакончик для благовоний, за которым кто-то охотится…
   – Кто – наверное, какой-нибудь джинн? Они, кажется, любят жить в разных бутылках.
   – Да, она так и называет его – джинном, – подтвердила Анна с улыбкой, которая должна была означать: я и сама в это не верю, и мне ничего не стоит посмеяться над этим точно так же, как только что, хотя и про себя, посмеялись вы.
   – Прямо так и называет? Какая интригующая история… Что ж, в любом случае вам совершенно ни к чему лишаться сна из-за подобной игры воображения. Может быть, не стоит читать на ночь вам такую литературу… – Он встал. – Что вам принести?
   Анна смотрела, как он прошел через столовую к стойке, как взял пару тарелок, как выбрал из корзинки на стойке два самых больших круассана, как шел обратно к столу.
   – Мы прибыли. Видите? – Поставив тарелки на стол, он махнул рукой в сторону окон. – Только-только успеем поесть, а потом нужно сразу же идти, чтобы выбрать себе калеш посимпатичнее. – И, уловив ее удивление, пояснил: – Калеш – это такой местный экипаж. Мы поедем в храм в лучших традициях страны фараонов.
 
   Вдоль набережной выстроился в ожидании туристов ряд четырехколесных открытых экипажей, в которые были запряжены невообразимо тощие лошади, а на козлах восседали возницы-египтяне в ярких галабеях и тюрбанах. Рядом с каждым возницей лежало по длинному, устрашающего вида бичу, которыми то один, то другой из них поминутно щелкали. Шум и гам стояли просто оглушительные, поскольку, помимо стука копыт, скрипа колес, ругани возниц и выкриков гидов, звуковую картину дополняли пронзительные вопли доброй дюжины мальчишек, которые, вертясь под ногами у лошадей, клянчили деньги и наперебой расхваливали достоинства того или другого калеша.
   Посреди всей этой восточной неразберихи Анна оказалась рядом с Сериной и испытала облегчение, поняв, что им предстоит ехать в одном экипаже. Почти безотчетно она высматривала в толпе Энди и Чарли, но так и не заметила их, а когда увидела, они уже сидели в одном из калешей вместе с Джо и Салли Бут.
   Вознице, которого, как он тут же сообщил седокам, звали Абдуллой, на вид можно было дать любой возраст от семидесяти до ста пятидесяти. В его широко осклабленном рту Анна заметила всего пару зубов. Кожа у него была очень темная, сплошь иссеченная глубокими морщинами, и все это, вместе с отсутствием зубов, придавало ему еще более разбойничий вид. Усаживаясь рядом с Сериной, Анна горячо помолилась про себя, чтобы он не высадил их где-нибудь в пустыне, где их никогда не найдут. Они тронулись с места легким галопом, обгоняя другое калеши и направляясь к центру города, где лошади понеслись наравне с грузовиками и легковыми машинами, по-видимому, не испытывая ни малейшего страха перед ними. Крепко вцепившись в борт экипажа, Анна жалела только, что у нее нет еще одной руки, чтобы достать фотоаппарат. Было нечто глубоко первобытное в подобном способе передвижения, который, несмотря на всю свою опасность, чем-то захватил ее.
   Калеш подпрыгнул на ухабе, и Анна повалилась на сидящую рядом Серину. Та засмеялась:
   – Чудесно, правда? Мне так хочется поскорее увидеть храм Идфу. Знаете, он совершенно особенный, и далеко не такой древний, как, например, Карнакский, который мы увидим на следующей неделе. Он был построен в царствование Птолемея, но знаменит своими надписями и каменной резьбой. Даже в римскую эпоху эти люди свято верили в своих старых египетских богов.
   Анна вдруг пожалела, что отдала столько времени чтению страниц дневника, посвященных таинственному флакончику; надо было найти то место, где Луиза писала о своем пребывании в Идфу. Пока калеш катил по главной улице, она попыталась представить себе Луизу и Хассана в этих местах. Вдруг сзади раздался крик. Анна обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как с ними поравнялся другой такой же экипаж, запряженный серой лошадью с ребрами, выпирающими, как вешалка из-под одежды. Возница щелкнул бичом над головой животного и издал торжествующий вопль, а Энди, сидевший в этом калеше, помахал рукой и крикнул:
   – Кто приедет последним, платит за пиво!
   Калеш с серой лошадью унесся вперед. Серина засмеялась, но как-то не слишком весело.
   – Он как ребенок, правда?
   Анна вопросительно подняла бровь.
   – Он всегда такой? То есть я имею в виду, что, если они с Чарли действительно близкие друзья, вы, наверное, часто встречаетесь с ним в Лондоне.
   – Не так уж часто, – пожала плечами Серина. – Во всяком случае, реже, чем хотелось бы Чарли…
   Она не договорила, потому что прямо перед ними дорогу переходила женщина с большим арбузом на голове. Абдулла, хитро ощерившись, щелкнул бичом в воздухе, едва не задевая ее; женщина повернулась, громко обругала его и пошла своей дорогой, прямая и изящная. Арбуз при этом даже не шелохнулся.
   – Они просто великолепны! – воскликнула Серина, а в руках у Анны, воспользовавшейся тем, что сейчас экипаж двигайся в самой гуще различных транспортных средств, а значит, не несся сломя голову, наконец-то появился фотоаппарат. Серина наблюдала, как Анна наводит его и прицеливается вслед удаляющейся женщине. – Интересно, почему мы не носим вещи на голове. Кажется, подобного обычая никогда не существовало на Западе, или я ошибаюсь?
   – Может быть, это из-за нашей сырости, если бы мы носили все на голове, вещи намокали бы от дождя, а у всех англичан развился бы артрит в области шеи, – ответила Анна, смеясь. – Если в один прекрасный день на автобусных остановках народ будет стоять с сумками и портфелями на голове, это будет означать, что действительно началось глобальное потепление.
   Смех обеих женщин стих, когда их калеш миновал совсем еще маленького мальчика, несшего под мышкой связанную индюшку. Перепуганная птица тяжело дышала, глаза у нее были совсем обезумевшие. Анна подняла было фотоаппарат, но Серина покачала головой:
   – С чем всегда было трудно мириться, так это с жестокостью. Эта птица, эти лошади…
   – Но похоже, на самом деле они не бьют их, – возразила Анна. – Большинство из них щелкают кнутом, чтобы произвести впечатление на нас. Я специально присматривалась. Мне кажется, им отлично известно, как расстроятся изнеженные европейцы, если они будут хлестать своих кляч по-настоящему.
   – Да, возможно, пока мы здесь, они этого не делают, но потом? – не слишком уверенно отозвалась Серина.
   – По крайней мере, они кормят их. – В каждом калеше лежал мешок, набитый ярко-зеленым берсимом.
   Оставив экипажи в тени позади храма, они пешком дошли до входа. Анна воззрилась на храм едва ли не в ужасе. Квадратный, приземистый, он был громаден, а перед ним возвышался поистине циклопический сорокаметровый пилон, сплошь покрытый вырезанными на камне сценами разгрома Птолемеем своих врагов. Остановившись перед пилоном, пассажиры «Белой цапли» послушно окружили Омара, рассказывавшего им о роли и значении храма в двухтысячелетней истории Египта.
   Неподалеку от входа, рядом со статуей бога Гора, изображенного в виде огромного сокола, появилась высокая фигура в широком белом одеянии. Сначала Анна взглянула на этого человека случайно, потом стала присматриваться. Черная полоса тени пересекла ослепительную белизну его галабеи, когда он молча прислонился к стене, скрестив руки на груди. Анне показалось, что он наблюдает за ними, и она вдруг занервничала.
   – Что случилось? Что-нибудь не так? – спросила Серина, заметив выражение ее лица.
   Анна тряхнула головой.
   – Да нет, на самом деле ничего. Просто я никак не могу отделаться от ощущения, что кто-то следит за мной…
   За спиной у них Омар, набрав в легкие побольше воздуха, продолжал рассказывать что-то из египетской истории, однако ни Анна, ни Серина не слушали его.
   – Ну, судя по вашей реакции, этот «кто-то» – не слишком-то приятная личность.
   – Это верно, – усмехнулась Анна. – Да нет, я думаю, это Египет так действует на меня. Может, мы посидим в баре перед ужином, и я расскажу вам обо всем?
   О чем? О преследующем ее кошмаре? Об ощущении, что кто-то в темной каюте открыл ее сумку и переложил флакончик на другое место? Флакончик для благовоний, за которым охотится злой дух. Анна покачала головой, чувствуя, что Серина все еще с любопытством смотрит на нее. Это могло выглядеть глупо при ярком свете дня, но, в конце концов, Энди и Тоби знали о дневнике. Так почему не узнать о нем кому-то еще? Не просто кому-то, а человеку, которому можно довериться. Серине – можно, подсказывала Анне интуиция. Вот и Тоби предложил ей вчера поговорить с Сериной и рассказать о тех ощущениях, которые она испытала в Долине царей. Он думает, что Серина сумеет понять.
   Они вернулись на пароход поздно, усталые, пыльные, разгоряченные. За теплым лимонадом и душистыми полотенцами последовал обед, а потом, когда «Белая цапля» отчалила и снова поплыла вверх по течению, одни пассажиры разошлись по своим каютам, другие расположились на отдых в креслах на верхней палубе.
   Там Энди и нашел Анну пару часов спустя. Он нес два стакана с соком и, усевшись в соседнее кресло, предложил один ей.
   – Надеюсь, вы не спали с непокрытой головой?
   – Нет, как видите. – Анна указала ему на шляпу, висевшую на спинке ее кресла. Она выпрямилась, отхлебнула глоток свежевыжатого сока. – Просто замечательно. Спасибо. – И вдруг заметила, что на палубе больше никого нет: пока она спала, все остальные исчезли. – Который час?
   – В Египте такого понятия, как время, не существует, – усмехнулся он, – но солнечный диск склоняется к западу. Это означает, что скоро нас опять пригласят к столу. – Он с сокрушенным видом похлопал себя по животу. – Я подозреваю, что всех наших сухопутных экскурсий, сколь бы тяжелы они ни были, недостаточно, чтобы сжечь все потребляемые нами здесь калории. – Он помолчал. – Сейчас не подходящий момент для того, чтобы показать мне дневник?
   Столь резкая перемена темы испугала Анну. Она заметила, что Энди смотрит на ее сумку, лежащую радом на палубе.
   – Он у меня в каюте. Может быть, позже, Энди, если вы не против.
   – Конечно. Мы же никуда не спешим. – Он откинулся в кресле и закрыл глаза. – Вы показывали его кому-нибудь еще?
   – Вы имеете в виду – здесь, на пароходе? – Она взглянула на него поверх солнечных очков. Но Энди тоже был в очках, и разглядеть выражение его глаз за темными стеклами ей не удалось.
   Он кивнул в ответ на ее вопрос.
   – Нет, не показывала. Единственный, кто видел его, – это Тоби. Но это было в самолете.
   – Тоби Хэйворд? – Энди пожевал нижнюю губу. – Я уже пытался вспомнить, откуда я знаю это имя. Насколько я понимаю, он вроде бы один.
   – Так же, как и я, – мягко заметила Анна. – По крайней мере, в этом круизе. Он художник.
   От ее внимания не ускользнула поднятая бровь Энди.
   – Художник? И что – известный?
   – Понятия не имею, – улыбнулась Анна. – Может быть, поэтому вам знакомо его имя? Я, по-моему, ничего не слышала о нем, но это не имеет никакого значения.
   Энди осушил свой стакан.
   – Если хотите, можете сказать мне, чтобы я не лез не в свое дело, но я действительно считаю, что вы должны получше беречь этот дневник, Анна. Помимо того, что он стоит кучу денег, это еще и историческая вещь.
   – Вот поэтому я и заперла его. – Пожалуй, Анна произнесла это холоднее, чем хотела, но тон Энди начинал раздражать ее. Он говорил с ней так, как мог бы говорить Феликс: снисходительно.
   Энди рассмеялся, что еще больше разозлило Анну. Подняв руки, он скрестил их перед лицом, как будто защищаясь:
   – О'кей, о'кей, я сдаюсь! Простите. Мне бы уже давно следовало понять, что вы вполне способны сами позаботиться и о дневнике, и о себе. В конце концов, вы ведь праправнучка Луизы Шелли!
   Она вспомнила об этом позже, когда встретилась в баре с Сериной и они уютно устроились на диване в углу. Снаружи было уже темно. «Белая цапля» стояла у причала, от которого, насколько поняли участники круиза, можно было пешком добраться до храма в Ком-Омбо. Мало-помалу в баре собрались все пассажиры. Анна увидела Энди, сидящего на высоком табурете у стойки; рядом стояла Чарли, и оба громко разговаривали о чем-то с Джо и барменом.
   – Ну, так рассказывайте об этих ваших странных ощущениях. – Серина со стаканом в руке откинулась на подушки. Какое-то мгновение она пристально изучала лицо Анны, потом перевела взгляд на Энди и его компанию, когда оттуда раздался особенно громкий взрыв смеха.
   – Наверное, глупо говорить об этом всерьез, – пожала плечами Анна, – но кое-кто говорил мне, что вы интересуетесь разными вещами психического свойства.
   – Психического свойства? – улыбнулась Серина. – Да, это уж точно. Это как-то связано с человеком, которого мы видели сегодня утром в Идфу?
   – Ну, не то чтобы конкретно с ним… Это был реальный человек – как говорится, из плоти и крови. Но я почему-то занервничала. Он смотрел на нас, а меня здесь постоянно преследует чувство, что за мной следят. В общем-то ничего особенного… – Она замолчала, не зная, что и как сказать дальше.
   – Начните с самого начала, Анна. По-моему, так всегда все становится гораздо яснее. – Все внимание Серины сейчас было направлено на собеседницу. – Совершенно ясно, что вы чем-то обеспокоены, а этого никак не должно быть в таком приятном путешествии.
   – Вы ведь не умеете читать по-арабски?
   Серина, засмеявшись, покачала головой.
   – Боюсь, что нет.
   – У меня в каюте есть один дневник…
   – Да, я знаю. Дневник Луизы Шелли. – Увидев выражение лица Анны при этих словах, Серина снова рассмеялась. – Дорогая моя, наш пароход очень маленький, а нас здесь не так уж много. Вы же не надеялись, что это останется в тайне?
   – Да нет, – растерянно пробормотала Анна. Ей вдруг вспомнилось предостережение Энди. – В общем, в этом дневнике описан такой эпизод: драгоман Луизы подарил ей маленький стеклянный флакончик. Он достался мне по наследству. А при флакончике имелся листок бумаги – он тоже у меня – с текстом по-арабски, в котором говорится, что этот флакончик был сделан еще во времена фараонов и что на нем лежит проклятие. Его первый хозяин, один из высших жрецов Древнего Египта, следует за ним… а еще следует некий злой дух, потому что во флакончике находится какое-то таинственное снадобье. Знаю, все это звучит смешно, это как будто история из какого-нибудь фильма ужасов, но это тревожит меня… – Она беспомощно умолкла.
   – И этот флакончик тоже здесь, на пароходе? – Серина задала этот вопрос так тихо, что в общем шуме Анна едва расслышала его.
   Она кивнула, испытывая облегчение оттого, что Серина не засмеялась.
   – Я привезла его с собой. Уж лучше бы не привозила! Причем сама не знаю, зачем… Просто мне показалось, что будет правильным взять его с собой в Египет. Он у меня уже много лет. Я всегда считала его подделкой. Один антиквар, приятель моего бывшего мужа, сказал, что это подделка. И Энди тоже так думает.