— Вовсе нет!
   — А я говорю — Да!
   Их голоса смешались с общим шумом маскарада. Колин обернулся и сказал Фереку:
   — По-моему, его можно отпустить.
   — Я должен его убить, — сказал Ферек тем же спокойным голосом, каким он говорил до этого.
   — В этом нет нужды. Я же сказал, что договорился о его высылке. И если он не хочет попасть в тюрьму, больше он в Англию не сунется.
   — Откуда ты узнал? — тихо спросила Эмма.
   Колин посмотрел на нее:
   — Догадался по твоему поведению.
   Эмма опустила голову.
   — Чем он тебе грозил? — мягко спросил Колин.
   Эмма вспыхнула и продолжала смотреть в грязный пол кладовки.
   — В пьяном виде Эдвард выболтал ему… подробности нашей интимной жизни. Он грозил пустить сплетню, что я была его… — Эмма подавилась.
   — Ясно, — сказал Колин, глядя на Орсино. В его глазах сверкала такая ярость, что тот весь съежился. — Может, и правда позволить Фереку его убить?
   Ферек широко улыбнулся.
   Орсино сделал нечеловеческое усилие и вырвался. Отскочив назад, он выхватил из сапога нож.
   Ферек взревел и бросился на него. А Колин спокойно сказал:
   — С двумя вы не справитесь, Орсино.
   Граф схватил Эмму, зажал ей рукой горло и прижал нож к ее груди.
   — Назад! — прохрипел он, после железных объятий Ферека он едва мог говорить. — Только сделайте шаг, и я ее убью.
   Колин жестом остановил Ферека:
   — Стой!
   — Я ухожу, — сказал Орсино, и если кто-нибудь попытается меня задержать… — Он шевельнул ножом. — Отойдите от двери!
   Они повиновались. Лицо Ферека искажала свирепая гримаса.
   Орсино выволок Эмму в коридор и потащил ее к единственному выходу, который вел в залу.
   Неужели он воображает, что его пропустят, что его никто не остановит? — думала Эмма, хотя у нее от страха бешено колотилось сердце.
   Вдруг в коридор выскочила пара танцующих. Увидев Орсино с Эммой, они остановились и вытаращили глаза. Острое лезвие кольнуло Эмму в ключицу, струйка крови побежала у нее по груди, запятнав новое платье. От неожиданной боли она споткнулась, наступив на спускавшийся до пола шарф. Быстро сообразив, что это ей на руку, она упала, стараясь свалить с ног и графа. Но он устоял и злобно дернул ее за руку, заставляя подняться.
   И тут на Орсино с ревом бросился Ферек. Эмма сжалась в комок и постаралась подальше откатиться от Орсино. Бросив растерянный взгляд на Ферека, Орсино ринулся через дверь в гущу танцующих.
   Ферек и Колин побежали за ним. Преследуя Орсино, они рассекали толпу танцующих, как нос корабля, оставляя позади себя пену рассерженных гуляк. Один да того разозлился, что ударил Колина и сбил с него маску. Эмма застонала — теперь его узнают все. Женщина, с которой сбили шляпу, обеими руками вцепилась в жилетку Ферека, что-то злобно крича, и тот проволок ее несколько метров, пока материя не разорвалась и женщина не упала на пол с куском парчи в руках. Голый до пояса гигант турок догонял Орсино. Он протянул руку, чтобы ухватить его за рубашку, промахнулся, потом все-таки достал и с силой дернул Орсино назад. Обхватив рукой графа поперек туловища, Ферек поднял его над головой словно куклу. Тот дергал ногами на потеху всем присутствующим. Эмма посмотрела на свою ложу. Том, перевесившись через барьер, с открытым ртом наблюдал это зрелище. Их остальные друзья тоже застыли от изумления, не говоря уж о сотнях других зрителей.
   — Ферек, поставь его на ноги! — крикнул Колин, дергая гиганта за руку. — Говорю, поставь… его… на ноги!
   Эмма прислонилась спиной к стене коридора и закрыла глаза. Их все узнали. Весь лондонский свет знает ее слугу, появление которого в Лондоне вызвало такой ажиотаж. Колина тоже узнали. Теперь сплетникам не заткнешь рты.
   Она приоткрыла глаза. Орсино уже стоял на полу, и у него отобрали нож. Его, несомненно, вышлют, как и говорил Колин, но уже поздно. Такой скандал вызовет волну сплетен. Как она ни старалась защитить Колина от злых языков, у нее ничего не вышло.
   Эмма тоскливо побрела к выходу. Хватит! Пройдя немного по улице, она окликнула наемный экипаж и сказала кучеру адрес…
   Добравшись до спальни, Эмма сбросила свое необыкновенное платье, завернулась в халат и, сгорбившись, села в кресло напротив камина. Все пропало!
   Некоторое время спустя в дверь вошла ее горничная.
   — Извините, миледи, я не знала, что вы приехали. Милорд прислал посыльного узнать, дома ли вы, и я сказала, что если бы вы приехали, то позвонили бы мне. Но он настаивал, чтобы я пошла поглядеть…
   — Теперь ты видишь, что я дома, — перебила ее Эмма.
   — Да, миледи. Я так и скажу посыльному. Вам ничего не надо?
   — Ничего.
   — Но как же, миледи…
   — Мне ничего не надо. Я очень устала. Иди ложись спать.
   Горничная секунду помедлила, потом, сделав книксен, вышла.
   Эмма откинула голову на спинку кресла и бездумно уставилась в потолок. Часы на каминной полке отсчитывали минуты, в камине упали сгоревшие поленья, рассыпав сноп искр. Одни и те же мысли крутились у Эммы в голове: как можно было бы избежать сегодняшней катастрофы? В конце концов, она уснула.
 
   Было уже очень поздно, когда Колин, тихо открыв дверь в комнату Эммы, вошел, держа в руке подсвечник. Он посмотрел на постель и, увидев, что она пуста, окинул недоуменным взглядом комнату. Обнаружив Эмму спящей в кресле, он подошел к ней и поставил подсвечник на маленький столик. Он смотрел на жену, на золото ее распущенных по плечам волос, на нежное очертание ее лица. Душу его захлестнула волна любви и желания. Он встал перед ней на колени.
   — Эмма, — тихо сказал он, взяв ее за руку. — Эмма, пошли в постель.
   Она вздрогнула, резко выпрямилась и, не понимая, где она, стала озираться по сторонам. Наконец ее взгляд остановился на лице мужа.
   — Колин! — воскликнула она. — Прости меня! Я все сделала не так.
   — Ерунда, — ответил Колин. — Наоборот, все устроилось наилучшим образом. Орсино уже на корабле, и ему никогда не позволят вернуться в Англию. К тому же я внятно объяснил, что с ним сделаю, если он опять посмеет тебя шантажировать. Очень внятно.
   — Даже если это так…
   — А также… — Колин помедлил.
   — Что? — вскричала Эмма, почувствовав перемену в его тоне.
   Колин посмотрел ей в глаза:
   — Я отослал Ферека с графом.
   — Отослал Ферека? — непонимающе переспросила Эмма.
   — Он проследит, чтобы Орсино не вздумал вернуться, а потом… поедет в Константинополь.
   — Ферек уехал?
   На секунду Эмму охватила горечь утраты.
   Колин кивнул:
   — Он не хотел уезжать, но я… убедил его. Фереку будет гораздо лучше открыть гостиницу в своей родной стране. И я дал ему достаточно денег, чтоб он мог поставить ее на широкую ногу.
   Эмма молчала.
   — Ему эта мысль понравилась, — добавил Колин. — Он просил передать тебе бесконечную благодарность, глубочайшее уважение и пожелания всего наилучшего.
   — Теперь он сможет найти жену с хорошим приданым и с круглой тугой попкой, — тихо проговорила Эмма.
   — Что ты сказала?
   — Он будет счастлив стать хозяином. Я буду по нему скучать, но это великолепное решение вопроса. Ему не нравилось в Англии. Я просто не знала, что делать.
   Колин облегченно вздохнул:
   — Значит, ты одобряешь мое решение? Тогда все прекрасно.
   Эмма выпрямилась.
   — Как прекрасно? Завтра весь Лондон будет говорить о драке на маскараде. И чего только не приплетут! Все будут перешептываться и хихикать у тебя за спиной. Такого скандала не видывал…
   Колин отмахнулся, словно она говорила о совершеннейших пустяках:
   — Почему ты не сказала мне, что Орсино тебя шантажирует? Неужели ты не верила, что я тебе помогу?
   Эмма отвернулась и уставилась на тлеющие угли в камине.
   — Нет, я знала, что ты мне поможешь. В этом-то и была вся беда.
   — Беда?
   Эмма стиснула руки.
   — Ты хотел спокойной жизни. Ты сам сказал мне, что устал от войны. Что тебе не нужна жена, которая станет приставать к тебе с просьбами и провоцировать скандалы. А скандалы… вспыхивали один за другим. То про меня ходили сплетни, то про дурацкие выходки леди Мэри.
   — Но при чем здесь ты?
   — Ну, с ней-то мы справились — признала Эмма. — Но тут возник Орсино и стал грозить, что распространит обо мне грязные сплетни. Мне казалось, что у тебя лопнет терпение.
   — Эмма!
   — Он умеет очень убедительно лгать. Я сама видела, что ему верят. В Европе он погубил несколько репутаций. Я боялась… Я боялась, что он устроит такой скандал, который истощит твое терпение. И что я потеряю тебя навсегда.
   Колин нежно повернул ее к себе.
   — Эта мысль была для меня невыносима, — горестно закончила Эмма.
   — Невыносима? — каким-то странным голосом спросил Колин. — Почему?
   — Потому что… — у Эммы прервался голос. — Потому что…
   Она прикусила губу. Колин как будто не сердится на нее за скандал в Пантеоне. Он готов вернуться к их прежней комфортной и спокойной жизни. У нее есть все. Просто смешно, несерьезно хотеть большего, хотеть от своего мужа страстных признаний в любви. Вспомни, каково тебе было год назад, — сурово напомнила себе Эмма.
   — Потому что я тебя люблю! — вырвалось у нее. — Я полюбила тебя и не представляю себе жизни без тебя.
   Колина будто опалило жаром. Грудь стиснуло словно от боли, но это была не боль — это было счастье. Ее слова прозвучали сладкой музыкой. Надо ей сказать, думал он. Теперь он понял, как важно услышать эти слова. Но как трудно их произнести!
   Он кашлянул.
   — Эмма?
   Словно что-то почувствовав, она подняла голову. Ее глаза казались бездонными синими озерами. Пламя свечи бросало отблески на ее белую кожу, рождало искры в распущенных волосах.
   — Я… я не хотел любить тебя, — наконец выговорил Колин. — Мне хотелось спокойного брака. Мне казалось, что таким образом я застрахую себя от потерь, которые мучили меня на войне. Я считал, что если не буду любить, то буду защищен от боли, и мне не придется больше терять любимых людей. Эмма молча его слушала.
   — Но стена, которую я воздвиг, оказалась непрочной. День за днем ты пробивала в ней новые бреши, ты сметала мои защитные сооружения. Я сопротивлялся, я ни в чем тебе не признавался, но я полюбил тебя.
   У него дрогнул мускул на щеке.
   — Ты меня любишь? — не веря своим ушам, спросила Эмма.
   Колин заставил себя четко сказать:
   — Да, я тебя люблю.
   — Ты никогда меня не потеряешь! — пообещала она голосом, в котором звучали слезы.
   — Откуда ты знаешь? — спросил он.
   — Знаю! — страстно заверила его Эмма.
   Колин схватил ее в объятия и прижал к себе, чувствуя, как бьется ее сердце. Она обвила руками его шею. Время словно остановилось. Он с такой силой прижимал ее к себе, будто хотел слиться с ней в одно неразделимое целое.
   — Я же тебе говорила, что мой призрак будет являться к тебе, если ты посмеешь от меня избавиться, — прошептала она ему на ухо.
   Не то со стоном, не то со смехом он прильнул к ее губам.
   — Только не волнуйся по поводу этого нового скандала, — сказал Колин Эмме по прошествии довольно длительного времени. — Я позабочусь о том, чтобы твое положение в обществе осталось прочным.
   — Мне совершенно безразлично мое положение в обществе, — ответила Эмма. — Я вообще предпочла бы жить в Корнуолле и совсем забыть про Лондон. Но я знаю, что тебе будет не хватать твоих друзей, так что ты не волнуйся…
   — Да я только потому и уехал из Корнуолла, что хотел обеспечить тебе приличествующее моей жене положение в обществе, — возразил Колик. — Мне казалось, что после стольких лет, проведенных за границей, тебе хочется этого больше всего.
   Эмма изумленно смотрела на него.
   — Ты хотел остаться в Корнуолле?
   Да, если бы это было возможно.
   — И ты уехал из-за меня?
   Колин кивнул.
   — А я уехала из-за тебя.
   Он вопросительно поднял брови.
   — Я считала, что ты хочешь жить в Лондоне, вращаться в обществе. Ты так давно не приезжал в Корнуолл. Я думала, что тебе не хочется там жить, что ты хочешь занять положение в свете, достойное барона Сент-Моура.
   — Мне на это наплевать.
   — Но почему ты мне этого не сказал? — жалобно спросила Эмма.
   Калин засмеялся:
   — А ты почему не сказала?
   — Таскались на все эти дурацкие балы и вечера, когда могли бы жить там, на скалистом берегу моря.
   — Ну, это легко поправить, — сказал Колин.
   — Ты хочешь сказать…
   Он пожал плечами:
   — Запрем этот дом и уедем в Треваллан.
   — Но все скажут, что мы сбежали от скандала.
   — Ну и пусть говорят!
   — О, Колин! — И Эмма бросилась в его объятия.
 
   На подготовку к переезду в Корнуолл у них ушло три недели. Нужно было дать время матери Колина примириться с этой мыслью, попрощаться с друзьями, купить все, что требовалось Эмме для отделки Треваллана. В общем, времени для того, чтобы скандал разразился в полную силу, было предостаточно, и Эмма каждый день ожидала, что их захлестнет волна сплетен. Но этого не произошло. Когда она выразила свое недоумение Колину, он улыбнулся:
   — Я сообщил главным сплетникам, что Орсино и Ферек добивались благожелательности одной и той же особы, и что я едва сумел помешать им убить друг друга.
   Эмма так и разинула рот.
   — Еще я сообщил им, что эта особа — шляпница и что она уехала в Америку. Ловко придумано, как ты считаешь? Я становлюсь изощренным лжецом.
   — Колин! — негодующе запротестовала Эмма.
   — В общем, сплетникам не у кого узнать подробности, кроме как у меня. А я, увы, больше ничего не знаю.
   — Колин, — едва сдерживая смех, сказала Эмма, — как ты такое придумал?
   Он пожал плечами:
   — А что, разве плохо? Фереку эта басня не повредит, а репутация Орсино меня не заботит. Да и после всех тех дел, что за ним числятся, запятнать его репутацию уже невозможно. К тому же весьма влиятельные люди были заинтересованы в том, чтобы замять эту историю.
   — Твоя мать? — спросила Эмма. Он улыбнулся:
   — Да. И еще больше Морленды. Родители леди Мэри не хотят, чтобы в свете стало известно про ее поездку на маскарад, да еще в обществе человека, которого выдворили из страны.
   — Значит, никаких сплетен не будет? — с удивлением сказала Эмма.
   — Скорее всего, нет. — Колин улыбнулся ей. — Так что можно и не ехать в Корнуолл.
   У Эммы сделался несчастный вид.
   — Но ты же сказал, что сам хочешь… — Увидев лукавое выражение у него на лице, она стукнула его кулачком по плечу. — Не надо меня дразнить, Колин!
   — Никак не могу устоять перед искушением, — со смехом отозвался он.
   В ночь перед отъездом в Корнуолл Эмма лежала в объятиях мужа, переполненная счастьем и чувством покоя.
   — У меня есть для тебя важная новость, — сказала она.
   — Ты потратила остатки моего состояния на обивочные материалы? — предположил он.
   — Нет.
   — Тогда, значит, на ковры и фарфор?
   — Колин!
   — Что, моя радость?
   — Я говорю серьезно.
   — Тогда прости меня. В чем же заключается эта важная новость?
   — Я хотела тебе сказать, что выполнила одно из условий нашей сделки, — объявила она.
   — Нашей сделки?
   — Нашего брачного уговора.
   — На мой взгляд, все его условия выполнены и перевыполнены. Я получил гораздо больше того, на что рассчитывал.
   — Но тебе особенно хотелось одного.
   — Тебя, — сказал он, притягивая ее к себе и целуя в плечо.
   — Нет.
   — Не знаю, больше вроде…
   Колин оборвал себя, приподнялся на локте и посмотрел ей в лицо.
   — Я беременна, — счастливым голосом сказала Эмма.
   Колин молчал.
   — До последних дней я не была полностью уверена. Но теперь сомнений не осталось. Ребенок родится весной.
   Колин нежно положил руку ей на живот.
   — Почему ты ничего не говоришь? Разве ты забыл, что хотел наследника?
   Колин мигал, стараясь удержать слезы. Наконец он выговорил:
   — Какую же удачную сделку я заключил!
   — Ты? Это я поставила все на карту.
   — И?
   — И выиграла, — сказала Эмма, с любовью глядя на мужа.