— Просто я держу себя в руках, как меня учила когда-то моя дорогая гувернантка.
   — Вот и прекрасно, — с улыбкой сказал Колин. Он не верил, что Эмма так уж боится предстоящего ей испытания. Немного нервничает, вот и все. А может быть, трудная задача, которая перед ней стоит, даже возбуждает ее бойцовский характер. Молодец! Колин не хотел заранее портить Эмме настроение, поэтому не спешил сообщить ей новость, которая, как он был уверен, будет ей неприятна. И только когда они вышли из кареты, он как бы невзначай сказал:
   — Ваши отец и брат, конечно же, тоже будут здесь.
   Эмма остолбенела:
   — Что?!
   — Их нельзя было не пригласить! Это выглядело бы очень странно.
   — Я не хочу его видеть!
   — Ваш папенька будет вести себя как овечка. Об этом позаботится тетя Силия. Я просил ее весь вечер не отпускать его от себя.
   Эмма упрямо сжала губы, но промолчала.
   — Неужели вы не понимаете, что мы не можем пренебрегать вашей семьей, тем более что они живут в Лондоне. Еще скажут, что мы их стыдимся.
   — Я и стыжусь! По крайней мере, отца!
   — Скажут, что это моих рук дело, — продолжал Колин, — Что мне не нравятся мои будущие родственники. Я бы не хотел, чтобы у людей создалось такое впечатление.
   Колин заранее продумал все. Хотя раньше он преспокойно пренебрегал правилами высшего света и совершенно не заботился о том, что о нем подумают, сейчас все изменилось: он предъявлял свету свою будущую жену и не хотел дать ни единого повода думать о ней неуважительно. Для этого он был готов поступиться многим.
   — Вот как? — сказала Эмма.
   «Он не хочет выглядеть нелюбезным в глазах своих друзей, — подумала она. — Видимо, их мнение для него важно».
   — Ну ладно.
   — После свадьбы можете забыть про них до конца своих дней, — шутливо пообещал Колин.
   Лицо Эммы смягчилось.
   — Так вот как вы намерены обращаться со мной в будущем, милорд! Обрушивать на меня неприятные известия, когда уже поздно что-нибудь предпринять?
   — Разумеется, — ответил он. — Только так.
   Этот шутливый ответ, как и надеялся Колин, немного развеселил Эмму. И когда они рука об руку вошли в гостиную, собравшиеся уже гости увидели ослепительно красивую Эмму в роскошном бальном платье, спокойно улыбающуюся и безукоризненно владеющую собой.
   Согласно этикету, Колин первым делом подвел ее к хозяйке дома:
   — Моя двоюродная бабушка Силия, леди Бэррингтон.
   Эмма сделала книксен перед крупной старухой, которая сидела в огромном кресле, держа в руках трость из черного дерева. Ее парчовое платье с жестким корсажем и пышной юбкой напоминало о фасонах полувековой давности. На белоснежно-седых волосах сидел кружевной чепец, а скрюченные пальцы выдавали глубокий возраст. Но устремленные на Эмму глаза горели. В них виделись и ум, и ирония: а ну-ка покажи, на что ты способна!
   — Где вы раздобыли такое платье? — безо всякой преамбулы каркнула старуха.
   У нее вид хищной птицы, которая никогда не упускает добычу из своих острых когтей, — подумала Эмма.
   — Мне сшила его очень хорошая портниха. Это француженка — Софи Фишер.
   — Фишер? Никогда о такой не слыхала.
   — Пока что ее мало знают в Лондоне.
   — Но благодаря вам наверняка узнают, — заметила леди Бэррингтон, бросая критически-одобрительный взгляд на платье Эммы.
   — Она тоже на это надеется, — ответила Эмма.
   Хозяйка дома приподняла одну седую бровь, как это делал Колин. То есть наоборот: он — как она. Если бы Эмма не заметила в глазах старухи одобрительные искорки, то подумала бы, что той не понравились ее слова.
   — Моя мать, — тем временем продолжал Колин. — Баронесса Кэтрин Сент-Моур.
   — Пока что баронесса, — жестко парировала полная женщина с приятным лицом.
   Эмма удивилась, хотя и не подала виду, — она не такой представляла себе мать Колина. Почему-то в ее воображении баронесса была мегерой с хищным клювом и кустистыми бровями. При этой мысли Эмма слегка покраснела.
   — Здравствуйте, — сказала она.
   В ответ она услышала только какой-то неопределенный звук. Баронесса не скрывала досады. Она никак не ожидала увидеть столь элегантную и невозмутимую женщину. Что она будет красива, баронесса не сомневалась. Но Эмма Таррант была не просто красива. И она совсем не была похожа на интриганку, на охотницу за состоянием и титулом Колина. Откуда у нее это самообладание, эта безукоризненная манера держаться?
   — Моя сестра Каролина, — сказал Колин, решив не задерживаться на опасной территории.
   — Я так рада с вами познакомиться! — пылко воскликнула Каролина, которая, увидев Эмму, забыла все мрачные предсказания матери. — А это мой муж Фредерик.
   — Лорд Ротем, — добавил Колин.
   — Рад познакомиться, — сказал флегматичный лорд, высокий полный блондин, все мысли которого, казалось, были сосредоточены на предстоящем обеде.
   Дружеское приветствие Каролины и отсутствие какой-либо враждебности на лице ее мужа ободрили Эмму, и она улыбнулась, чем вызвала вздох восхищения. Один из молодых кузенов даже ахнул от восторга.
   «Вся лучится, чертовка, — мрачно подумала баронесса. — Это катастрофа!»
   Колин с Эммой быстро обошли кузенов и кузин. В завершение Колин сказал:
   — Ну а этих джентльменов вам представлять, конечно, не нужно.
   К этому времени Эмма внутренне подготовилась к встрече с отцом.
   — Разумеется. Здравствуй, папа, — сказала она, но не потянулась, его поцеловать.
   — Здравствуй, дорогая, — с широкой улыбкой отозвался Джордж Беллингем. — Ты прекрасно выглядишь.
   — Спасибо.
   Хотя многие Уэрхемы заметили некоторую холодность в тоне Эммы, ее отец не обратил на это никакого внимания. Он был в приподнятом настроении, которое ничто не могло омрачить. Именно о такой партии для дочери он и мечтал. И он буквально упивался выпавшей на его долю удачей.
   — Но меня вам все-таки придется представить, — сказал Робин. — Я был совсем ребенком, когда Эмма… — он прикусил язык, поняв, что чуть не сказал лишнее, и, покраснев до корней волос, закончил: — …когда Эмма вышла замуж.
   — Я тебя и так узнала, Робин, — дружески сказала Эмма. — Ты очень похож на маму. Я очень рада тебя видеть.
   Ее брат что-то пробормотал и, к огромному облегчению Колина, попятился.
   «Все равно, что ехать с патрулем по вражеской территории, — подумал он. — Того и гляди, начнется стрельба». И его роль — обеспечить, чтобы не произошло никакой неприятности. Он повел Эмму обратно к Каролине.
   Тут появился дворецкий и пригласил гостей к столу. Вслед за ним в зал вошли два лакея, которые, встав по обе стороны кресла, в котором сидела хозяйка дома, совместными усилиями подняли ее и поставили на ноги.
   — Идите сюда, мистер Беллингем, — скомандовала она. — В честь нашего будущего родства можете вести меня в столовую.
   Отец Эммы, на лице которого отразились и удовольствие, и некоторая робость, поспешно подошел к ней и предложил руку. Один из лакеев поддерживал хозяйку с другой стороны, и она во главе процессии гостей направилась в столовую.
   Эмме отвели место между лордом Ротемом и пожилым кузеном, полным и благодушным мужчиной лет пятидесяти. Колин находился от нее довольно далеко, но и его мать, с радостью отметила она, тоже. Эмме не составляло труда беседовать со своими соседями. Ротем хвалил отлично приготовленные блюда, рассказывал о своем двухлетнем сыне и описывал прелести охоты. От Эммы требовалось только вежливо поддакивать.
   Труднее обстояло дело с соседом слева. Поначалу полный кузен молчал и, похоже, пугался самого простого вопроса. Но тут Эмму осенило заговорить о выставке картин в Королевской академии, и застенчивый сосед сразу оживился. Оказалось, что он страстный коллекционер. С этой минуты от Эммы уже не требовалось ничего, кроме как покорно слушать истории приобретения каждого произведения искусства и восторженные описания того, как хорошо они смотрятся на стенах его дома, в шкафчиках или на полках. Память у кузена была феноменальная. Он помнил каждую мелочь, относящуюся к его коллекции, которую собирал уже тридцать лет.
   Эмма поняла, как мало требуется от молодой женщины. Всего-то и надо, что кивать головой и улыбаться. Но какая скука! Она вдруг осознала, что яростно комкает лежавшую на коленях салфетку, и усилием воли заставила себя успокоиться. Подняв глаза, Эмма встретила взгляд Колина. Он улыбался ей с таким пониманием, что она невольно улыбнулась в ответ.
   Баронесса, перехватив взгляд, которым они обменялись, поняла, что ее дело проиграно. Эту пару ей разлучить не удастся. От досады она так свирепо куснула лимонную вафлю, что та рассыпалась в крошки по скатерти.
   — Вафля называется, — злобно проворчала она, с отвращением глядя на обломки вафли. — Сухая, как песок.
   Вскоре после этого хозяйку дома опять вынули из кресла, и дамы удалились, оставив мужчин пить портвейн. Эмма не без опаски вошла в гостиную, зная, что ее ждет самая трудная часть вечера. Теперь уж дамы не будут сдерживать свои острые языки. Она устроилась рядом с женой своего соседа по столу — как можно дальше от матери Колина.
   — Ваш муж рассказывал мне про свою замечательную коллекцию, — начала Эмма.
   Жена соседа пренебрежительно фыркнула:
   — Это меня не удивляет. Больше он ни о чем не думает. Семьи для него и нет.
   — Вот как? — сказала Эмма, поняв, что задела больное место.
   — Ему не жалко сотен фунтов на какую-нибудь паршивую картинку, — горько продолжала ее собеседница, — а о том, что дочерей надо прилично одевать, а гостей хорошо угощать, он и слышать не кочет. На любую просьбу у него один ответ — наши доходы сократились, надо жить экономнее. А потом вдруг обнаруживается еще какое-то замшелое полотно или кусок мрамора, и на них деньги каким-то чудом находится. Это просто болезнь, — сказала она, повысив голос. — Сколько раз я просила родственников на него повлиять, но никто меня не слушает. Кому дело до того, что я…
   Раздался резкий стук, и наступила тишина,
   «А, это леди Бэррингтон стукнула по полу своей тростью», — осознала Эмма.
   Хозяйка дома оглядывала присутствующих дам, как коршун, высматривающий цыпленка на обед. Жена кузена вся сжалась — в точности как испуганная за своих цыплят наседка — и уставилась в пол. Эмма с трудом подавила улыбку.
   — Подите сюда! — скомандовала хозяйка дома, указывая пальцем на Эмму.
   В гостиной раздался тихий вздох облегчения. Эмма встала и пересела на кресло рядом с леди Бэррингтон.
   Из огня да в полымя!
   — Ну-с, значит, выходите замуж за Сент-Моура? — сказала та, как только Эмма уселась, причем таким тоном, словно это не было решенным делом.
   — Да, как будто, — отозвалась Эмма.
   — Как будто? — рявкнула грозная старуха. — У вас что, есть сомнения?
   — Я чувствую, что многое зависит от вас, — ответила Эмма. Ей было видно, что остальные гостьи навострили уши.
   — От меня? — фыркнула леди Бэррингтон. — Вы считаете, что Сент-Моур прислушивается к моему мнению?
   — По-моему, да.
   Старуха свирепо воззрилась на Эмму:
   — Уж не пытаетесь ли вы ко мне подольститься, любезная? Я ненавижу подхалимов.
   Эмма не ожидала такой реакции. Она заметила на лице сидевшей неподалеку матери Колина выражение удовольствия. Эмме вдруг надоело это фехтование словами.
   — Я не пыталась вам льстить, — сказала она. — А впрочем, вы вольны думать, что вам угодно.
   — Я так всегда и делаю, — заявила старуха.
   С минуту они смотрели друг на друга почти враждебно. Эмме почему-то припомнился случай, когда пьяный дружок Эдварда ворвался к ним в квартиру и стал угрожать им пистолетом. «По крайней мере, леди Бэррингтон меня не убьет», — подумала она. И вдруг поняла, что ее больше не сдерживают принятые в свете запреты.
   — Мы с Колином понимаем друг друга, — тихо сказала она. — А вы?
   Леди Бэррингтон впилась взглядом в Эмму, словно хотела заглянуть и в самую душу.
   — Не знаю, — наконец ответила она тоже тихо. — Может быть, и нет.
   Эмма видела, что мать Колина напрягает слух, пытаясь подслушать, что они говорят друг другу, и сказала еще тише:
   — Вы, конечно, слышали обо мне сплетни.
   Это не был вопрос. Она была уверена, что леди Бэррингтон вызнала про нее все, что могла.
   — О вас говорят всякое, — сухо ответила старуха.
   — И я не та женщина, которую вы хотели бы видеть женой Колина.
   — Я этого не сказала.
   — Во всяком случае, так считают многие. Но я думаю, что ему нужна… — Эмма запнулась.
   Старуха ждала.
   Эмма медлила. Она не могла найти нужных слов.
   — …не такая жена, — наконец закончила она.
   Леди Бэррингтон смотрела на нее не мигая, как коршун, приготовившийся броситься на добычу.
   — Вы не искательница приключений, — заключила она, выдержав паузу.
   Эмма молчала.
   — И вы не глупы, — еще более уверенным тоном продолжала старуха.
   — Да, кажется.
   — Но что вы за человек?
   Эмма смотрела на леди Бэррингтон, захваченная врасплох этим вопросом. Она не знала, как на него отвечать.
   Двоюродная бабка Колина засмеялась дребезжащим смехом.
   — Что, не знаете? Ну ничего, я заподозрила бы нечистое, если бы у вас был готов ответ на этот вопрос. Трудно ожидать, чтобы на него могла ответить женщина. Сколько вам? До двадцати пяти, наверное? Жаль, что я не доживу до того времени, когда вы решите для себя этот вопрос.
   Тут открылась дверь, и в гостиную вошли мужчины.
   — Если вы собираетесь на бал к Фелисити Кардингтон, то вам пора ехать, — объявила хозяйка дома своим гостям. — Я не считаю нужным держать мужчин в гостиной десять минут для одной лишь проформы.
   Члены семейства Уэрхем, видимо, привычные к такому обращению, поднялись. Эмма нашла глазами Колина. Гостиная быстро пустела. Он подошел к Эмме.
   — Ну что, тетя Силия задала тебе жару? — спросил он.
   — Само собой, — отозвалась леди Бэррингтон. — А ты что ожидал?
   Колин посмотрел на Эмму. Та улыбнулась. Леди Бэррингтон глубоко вздохнула.
   — Я устала, — сказала она. — Как отвратительно быть старой!
   Колин положил руку ей на плечо.
   — Что, доволен собой? — спросила его старуха.
   Колин улыбнулся ей.
   — Хорош гусь! Взбудоражил весь Лондон, расстроил свою мать, а меня обвел вокруг пальца.
   — Вас? — воскликнул Колин. — Да разве это возможно?
   — Вот именно, что невозможно, — рявкнула старуха. — Так что сотри с физиономии эту довольную ухмылку. — Она повернулась к Эмме. — Вот что, милочка. На мой взгляд, вы будете Колину неплохой женой. Во всяком случае, гораздо лучшей, чем получилась бы из тех девчонок, которых подсовывала ему Кэтрин. Я одобряю твой выбор, Колин, если вам действительно нужно мое одобрение.
   — Спасибо, миледи, оно нам действительно нужно, — искренне сказала Эмма.
   — Ну, идите. А мне пора спать.
   — Может быть, вам помочь… — начал Колин.
   — Нет-нет, идите, — раздраженно отмахнулась старуха.
   Выходя из комнаты, они встретились в дверях с двумя лакеями, которые шли помочь хозяйке подняться наверх в спальню.
   — Слава Богу, хоть это испытание позади, — первое, что сказала Эмма, только сев в карету.
   — По-моему, вы выдержали его с блеском.
   — У меня коленки подгибались от страха.
   — Она на всех так действует. Но, кажется, вы ей все-таки не поддались.
   — Кажется, нет, — ответила Эмма, глянув на Колина искоса. — Пожалуй, возьму вашу тетю Силию за образец. В старости я стану точно такой, как она.
   — Тогда я покончу счеты с жизнью, как дядя Гарольд.
   — А он давно умер?
   — Пять лет назад. До его смерти тетя Силия была совсем другой. Они, видимо, очень любили друг друга.
   — Да?
   Эмма с трудом могла представить себе устрашающую леди Бэррингтон в роли нежной жены.
   — Но я не верю, что вы когда-нибудь сделаетесь такой мегерой, как тетя Силия. Я же видел, как вы очаровали за столом и Ротема, и кузена Джеральда.
   — Я просто улыбалась и поддакивала им, — возразила Эмма.
   — А от женщины ничего другого и не требуется, — поддразнил ее Колин.
   — Если вы действительно так думаете, милорд, то вы сделали роковую ошибку, выбрав меня в подруги жизни.
   — Знаю.
   — Что вы знаете? Что сделали ошибку или что я…
   — Я знаю, что поступил правильно. Глядишь, недели через две вы приручите и мою матушку.
   — Вы слишком многого от меня ждете, милорд. По-моему, она ни за что не смирится с этим браком.
   — Ничего, как-нибудь, да вы своего добьетесь.
   Эмма посмотрела на него с сомнением.
   — Сегодня вы познакомитесь со многими заправилами лондонского света, — деловито продолжал Колин.
   Эмма кивнула. Для него это, наверное, очень важно. Он женится на ней вопреки воле матери, вокруг его невесты клубятся тучи сплетен. Конечно, ему хочется, чтобы она произвела хорошее впечатление на его друзей. Эмма внимательно слушала характеристики людей, с которыми ей предстояло познакомиться.
   Согласно договоренности, баронесса, Каролина, ее муж и Беллингемы встретили их у подъезда дома Кардингтонов, и они все вместе вошли в бальный зал. Он уже был заполнен танцующими парами, но вновь прибывшие сразу обратили на себя всеобщее внимание. Баронесса была в лиловом платье — под цвет глаз. Оранжевое платье Каролины великолепно оттеняло ее русые волосы. Эмма в голубом с серебристой отделкой казалась отражением лунного света. Но любопытные взгляды и перешептывания не имели отношения к ее внешности. Неожиданное объявление о помолвке барона Сент-Моура с какой-то незнакомкой вызвало в свете бурю толков.
   — Мужайтесь! — шепнул Колин Эмме. — Пойдем, поздороваемся с хозяйкой.
   Он взглядом призвал всю свою группу следовать за ними, и повел Эмму в угол зала, где увидел леди Кардингтон.
   — Фелисити, позволь представить тебе леди Эмму Таррант, — сказал он.
   — Рада с вами познакомиться.
   — Я тоже очень рада, — ответила Эмма.
   Хозяйка дома с видимым удивлением посмотрела на нее.
   — Как странно, что мы с вами до сих пор не встречались, — сказала леди Кардингтон. — Мне казалось, что я знакома в свете со всеми.
   А с кем незнакома, так они того и не стоят, — казалось, говорил ее тон.
   — Я жила за границей, — ответила Эмма, не давая себя спровоцировать.
   — На самом деле? Где же вы могли жить, когда вся Европа была под властью этого монстра Наполеона.
   И эту фразу леди Кардингтон произнесла снисходительным тоном: если, дескать, она не представляет себе, где могла жить Эмма, то та, видимо, обитала в какой-нибудь трущобе.
   — Последний год я жила в Константинополе, — резко ответила Эмма. — Там он меня достать не мог.
   — А… — отозвалась хозяйка дома.
   У Эммы возникло впечатление, что та даже не подозревает, где находится Константинополь.
   — Это замечательный город, — продолжала Эмма, глядя леди Кардингтон в лицо. — И он очень интересен для Англии.
   — М-м-м, — отозвалась леди Кардингтон.
   — Нет ничего прекраснее рассветов над Босфором, когда освещенный солнцем золотой купол собора Святой Софии словно парит над проливом. Вы со мной согласны?
   Леди Кардингтон бросила на нее холодный взгляд. Нет, голубушка, так просто ты надо мной верх не возьмешь, — говорило выражение ее лица.
   — Понятия не имею, — сказала она таким тоном, словно Эмма задала ей какой-то совершенно неинтересный и даже немного неуместный вопрос. — Я не люблю путешествовать. Ужасно устаешь, а места, которые все расхваливают, оказываются грязными и дрянными городишками. Вы, наверное, счастливы, что вернулись домой в круг светских людей.
   В невинной с виду фразе явственно звучала угроза. Если Эмма будет с ней враждовать, леди Кардингтон настроит против нее высший свет. Эмме ужасно хотелось дать ей хорошую отповедь, но она вспомнила, как важно для Колина, чтобы она имела в свете успех. Эта спесивая женщина, видимо, друг их семьи. Эмма скорее почувствовала, чем увидела, что рядом с ней возникла баронесса. Как она будет счастлива, если Эмму отвергнут ее высокородные приятельницы! Быстро сообразив, Эмма проглотила вертевшуюся уже было на языке язвительную реплику и улыбнулась:
   — Ну конечно.
   — Я приглашаю вас, — сказал Колин и, взяв Эмму за руку, повел ее в конец залы, где уже выстроились пары в ожидании музыки.
   — Я не могу с улыбкой терпеть подобные допросы, — сердито сказала Эмма, давая выход раздражению.
   Колин молча покачал головой.
   — Если вам нужна кроткая овечка, то это не по мою душу. Лучше поискать в таком случае протеже вашей матушки.
   — Нет ничего проще, — ответил Колин.
   — Вам не кажется, что вы совершили ошибку, милорд? — сквозь зубы прошипела Эмма. — Как я ненавижу этих сладкоязычных злопыхательниц: приторным тоном говорят оскорбительные вещи, делают намеки, не имея решимости обвинить тебя в чем-нибудь напрямую.
   — Я сам ее терпеть не могу, — согласился Колин.
   Эмма так удивилась, что у нее злость улетучилась мгновенно.
   — Тогда зачем мы сюда приехали?
   Тут заиграли кадриль, и, только сделав первые па, Колин ответил:
   — Потому что другие не разделяют ваше совершенно обоснованное мнение о леди Кардингтон. Она считается ведущей фигурой в лондонском свете и приглашение на этот бал откроет вам дорогу в высшее общество, обеспечит вам приглашения в Олмек, продемонстрирует всем, что с вами надо считаться.
   — В таком случае, я удивлена, что она меня пригласила, — отрезала Эмма. — По-моему, она совсем не рада видеть меня у себя на балу.
   Колин вдруг принял надменный вид.
   — У нее не было выбора.
   Эмма бросила на него изумленный взгляд.
   — Почему это, милорд?
   — Потому что я тоже имею некоторое влияние в этом обществе.
   — И над этой женщиной? — скептически спросила Эмма.
   — Над ее младшим сыном, который служит в армии и уже наделал кучу глупостей.
   — Понятно. Вы достаточно влиятельны, чтобы вынудить ее пригласить меня, но недостаточно, чтоб заставить ее быть со мной любезной.
   Колин улыбнулся:
   — Вряд ли это вообще кому-нибудь по силам.
   — Благодарю вас, милорд.
   — Она ни с кем не бывает любезной. К ней все относятся с неприязнью.
   — И, тем не менее, она считается влиятельной особой? — недоуменно спросила Эмма. — Кажется, за эти годы я порядочно отстала от жизни.
   Колин весело засмеялся. И вдруг он понял, что в обществе Эммы ему хорошо даже на этом балу. А ведь с момента своего возвращения из Франции он не испытывал на светских сборищах ничего, кроме зубодробительной скуки.
   Но одного он не учел: перемена в нем бросалась в глаза всем. Десяток втайне еще надеявшихся маменек увидели, что их дело окончательно проиграно. Кое-кто из молоденьких леди вдруг стали капризно-раздражительными со своими партнерами. Мужчины же, сраженные красотой Эммы, были заинтригованы: что же это за женщина, если смогла вызвать на лице барона Сент-Моура такую беспечную улыбку?
   После кадрили Эмму осадили кавалеры. Она вопросительно взглянула на Колина. Он слегка пожал плечами, предоставив ей самой решать, кому отдать предпочтение. Эмма была в некотором замешательстве. Она почти забыла, как когда-то любила танцевать. Танцуя с Колином, она получила огромное удовольствие. Но нельзя же держать его при себе весь вечер! Колин улыбался, как будто читая ее мысли. И вдруг в Эмме проснулось давно забытое чувство восторженной радости — так она чувствовала себя много лет назад на своем первом балу. Она кивнула одному из осаждавших ее джентльменов, он представился, и через секунду они уже заняли место в ряду пар, готовящихся к следующему танцу.
   — Она пользуется успехом, — кислым тоном обратилась баронесса к Колину.
   Он только кивнул.
   — А почему бы тебе не потанцевать с кем-нибудь еще?
   — Не хочу.
   Баронесса была явно взбешена. Вечер сложился совсем не так, как она предполагала. Она не любила и не умела проигрывать.
   — А ты не боишься, что ей вскружит голову какой-нибудь из этих кавалеров? — спросила она, следя за Эммой, танцующей в это время с наследником герцога.
   — Не боюсь.
   Колину было очевидно, что Эмма наслаждается самим танцем, а не очередным кавалером, что у нее впервые за много лет было сейчас легко на душе.
   — Нет, ты невыносим! — прошипела его мать.
   — Это я от тебя слышал уже много раз, мама, придумай что-нибудь новенькое!
   …Наконец объявили последний танец, и Эмма пошла искать своего жениха.
   Он прощался с сестрой. Эмма подошла к ним, и Каролина протянула ей руку:
   — Надеюсь, что мы подружимся. Приезжайте ко мне в гости.
   — С удовольствием, — ответила Эмма.
   — Никки придет в восторг от ваших волос, — добавила Каролина.
   — Смотрите только, чтобы он не насовал в них липких конфет, — тоном снисходительного папаши сказал лорд Ротем.
   Эмма вопросительно посмотрела на Колина.
   — Никки — это сын Каролины, — объяснил он.
   — Он давно уже этого не делает, — заступилась за сына Каролина. Она явно собиралась пуститься в подробные объяснения, но муж повлек ее к лестнице.
   — Я вас жду! — бросила она через плечо.
   — Моя мать тоже уехала, — сказал Колин. — В сопровождении вашего отца.
   Эмма сделала гримаску.
   — Ну что, поедем тоже? — спросил Колин.
   — Но последний танец — вальс!
   — Да? Ну, тогда нам никак нельзя уезжать.
   Эмма подняла на него глаза, и вдруг сердце ее как-то странно затрепетало. Боже милостивый, не влюбилась ли она в этого человека?! Нет, этого нельзя допустить. Они с ним заключили сделку, и ни о какой любви не может быть и речи.