Эшфорд Джейн. Брак на пари

   — Каким образом?
   Отец небрежно махнул рукой — какая, дескать, разница.
   — Главное, что его больше нет, и Эмма может теперь занять достойное место в обществе, — удовлетворенным тоном произнес он.
   — Когда она вернулась? Как она познакомилась с Сент-Моуром? Какая она?
   — Не советую тебе вникать в подробности. Достаточно того, что она, наконец, утвердится в высшем обществе. На это я, признаться, уже и не рассчитывал.
   — Но, папа, мои друзья пристают ко мне с вопросами. Они требуют, чтобы я их с ней познакомил. И, конечно, удивляются, почему я о ней ни разу не обмолвился ни единым словом.
   — Ничего, скоро они с ней познакомятся. Полагаю, что Эмма станет украшением высшего света. Она все еще очень хороша, — закончил старший Беллингем, словно полагая, что внешность Эммы — главное, что беспокоит Робина.
   — Но я тоже вращаюсь в свете! — воскликнул тот.
   Его задело, что отец предсказывает Эмме тот самый успех в свете, которого он сам пока что тщетно пытался достичь. — Я выгляжу перед своими друзьями полным идиотом.
   — Вздор! Никто и не ждет, чтобы ты вмешивался в подобные дела. Не поднимай шум понапрасну, малыш.
   — Должен же я знать, есть у меня сестра или нет, — пробурчал Робин, обозленный словом малыш.
   — Да, все вышло весьма неожиданно, — сказал Джордж Беллингем, задумчиво потягивая бренди. — Пусть это будет тебе уроком, Робин. Нет такого бедственного положения, из которого не было бы выхода.
   Как мне надоели эти назидания! — мысленно воскликнул Робин.
   — Взять хотя бы твое увлечение картами, — продолжал мистер Беллингем.
   Красивое лицо Робина выразило прямо-таки ослиное упрямство. Ну вот, — подумал он, — опять нотации!
   — Ты ведешь себя безответственно, делая долги, — напыщенным тоном продолжал Джордж Беллингем. — Ты не прислушиваешься к мнению тех, кто старше тебя и умнее, и вот оказался в затруднительном положении. А основная причина — твои забулдыги-приятели. Взять хоть Джека Риптона…
   — Джек — мой лучший друг! — вскричал Робин. — Он отличный парень.
   — Нет, на мой взгляд, он беспутный малый. Вертопрах. И из какой он семьи? Никто в Лондоне не знает его родителей.
   — Во-первых, у его отца небольшое поместье на севере Англии, а во-вторых, что бы там ни было, я не желаю слушать, как ты поносишь Джека, так что можешь понапрасну не сотрясать воздух.
   — Ну ладно, — добродушно отозвался старший Беллингем. — В конце концов, я уважаю в молодых людях преданность друзьям. Но я хочу сказать, что никогда не поздно исправить положение. Ты…
   — Можно мне, по крайней мере, повидать ее? — воскликнул Робин, которому надоело слушать назидания отца.
   — Кого?
   — Эмму! Мою сестру. Я ее почти не помню. Мне хочется поскорее с ней познакомиться.
   — Познакомиться? — Джордж Беллингем поерзал в кресле. — На свадьбе познакомишься. Не так уж долго осталось ждать.
   — Где она живет? — настаивал Робин. — Почему она не у нас в доме, если ты с ней помирился?
   — Она… э-э-э… она предпочла снять квартиру, — ответил его отец.
   Это Робин мог понять. Он сам в начале сезона вел с отцом упорную битву за право снять себе квартиру и проиграл.
   — Скажи мне ее адрес. Надеюсь, теперь-то я имею право ее навестить!
   — Она, наверное, готовится к свадьбе. Женщины придают всему этому большое значение. Подожди лучше, пока она будет посвободнее.
   — Ты считаешь, что у нее не найдется двадцати минут для собственного брата? — негодующе спросил Робин.
   — Перед свадьбой самые спокойные женщины находятся в растрепанных чувствах. Твоя мать, помню…
   — Вот пусть она мне сама и скажет, что у нее нет на меня времени, — перебил его Робин. — По какому адресу она живет?
   — Э-э-э…
   Тут Робина осенила догадка:
   — Ты не знаешь ее адреса?
   — Разумеется, я его знаю!
   — Тогда скажи мне его!
   — Я убежден, что она не желает никого принимать.
   — Значит, она не сказала тебе, где ее искать, — с изумлением проговорил Робин.
   Он восхищался своей вновь найденной сестрой. Какая молодец — не желает жить с тираном отцом, да и все. А может, здесь еще что-нибудь скрывается?
   — А ты хоть знал, что она в Лондоне, до того как увидел объявление?
   — Разумеется! — рявкнул Беллингем-старший. — Эта помолвка, можно сказать, моих рук дело.
   Да, в это Робин был готов поверить. Но больше отец, очевидно, ничего не знает. Робин ликовал — какова сестренка! Позавидовать только можно, как она пренебрегает отцом! Робину еще больше захотелось с ней встретиться. Он последует ее примеру и тоже начнет чихать на запреты и наставления отца. Вместе они его победят! Робин ухмыльнулся. Он покажет старику, что его сын — не ребенок, а взрослый мужчина и что с ним надо обращаться как с мужчиной.
   — Что тебя так развеселило?
   Мистеру Джорджу Беллингему было неприятно признать, что он не знает адреса Эммы.
   — Ничего, папа, — тоном послушного сына ответил Робин.
   Нет смысла сейчас с ним препираться. Вот когда рядом с ним будет Эмма… Тогда папашу ждет сюрприз. Робин подавил ухмылку, встал и пожелал отцу доброй ночи.

Глава 4

   На следующий день в девять часов утра Колин Уэрхем опять стучался в дверь дома Арабеллы Таррант. Барон был одет с иголочки. Бежевые панталоны и сюртук оливкового цвета безукоризненно облегали фигуру. Сапоги сияли как зеркало, черные волосы были аккуратно причесаны. Горничная проводила его в гостиную. Колин оказавшись один, принял хладнокровный вид. Пока нет Эммы, надо собраться с мыслями.
   Большую часть ночи он не спал, перебирая в памяти события, которые за последние дни возмутили ровный ход его жизни. Уединившись в своей библиотеке, Колин пытался найти ответ на резонный вопрос Эммы: почему он хочет на ней жениться? И теперь он знал, почему хочет вступить в брак, который все его знакомые считали сумасшествием.
   Его решение жениться на Эмме вовсе не импульсивно. Оно очень логично, и это он попытается доказать Эмме Таррант сегодня.
   Колин старательно подготовился к этой встрече и был уверен, что она пройдет так, как он задумал. Если он хочет убедить Эмму, он должен воззвать к ее разуму и ее принципам.
   В комнату неожиданно вошла Арабелла Таррант.
   — Доброе утро, мистер Уэрхем. К сожалению, у меня для вас неутешительная новость: Эмма не хочет спускаться в гостиную. Говорит, что ей с вами разговаривать не о чем.
   Колин, почувствовав укол раздражения, с трудом взял себя в руки.
   — Передайте, пожалуйста, леди Таррант, что нам есть о чем поговорить, — вежливо сказал он.
   — Боюсь, что…
   — Прошу вас! — сказал Колин уже не терпящим возражений тоном.
   Леди Арабелла поспешила выйти, чтобы не нагнетать и без того нелегкое положение.
   Надо держать себя в руках, — думал Колин. — Никаких вспышек, никаких оговорок, которые могут ее оттолкнуть.
   Через несколько секунд опять вошла леди Арабелла.
   — Она не хочет спускаться вниз, — неуверенно начала она. — Говорит, что…
   — Что она говорит? — спросил Колин, видя, что она умолкла в поисках слова.
   — Она…
   — Какого чер… Да скажите, наконец, что она сказала.
   — Она просила передать… В общем, если вы не уйдете, она прикажет Фереку вышвырнуть вас из дома, — выпалила пожилая дама.
   — Вот как? — Колин спокойно отметил, что его руки сжались в кулаки, но он сознательно их разжал.
   — Передайте ей, что Ферек вряд ли со мной справится. А если он нанесет мне телесное повреждение, его посадят в тюрьму или повесят, — с наслаждением закончил он.
   — Милорд! — воскликнула тетушка.
   — Будьте любезны, передайте леди Таррант мои слова.
   С затравленным видом Арабелла опять вышла из гостиной.
   Зубы не сжаты, — отметил Колин, — брови, что бы там ни говорило это зеркало, не нахмурены. Это уже хорошо! Во что бы то ни стало надо добиться свидания с Эммой! Этот разговор необходим…
   Леди Арабелла не заставила себя долго ждать. На ее лице была написана та же озабоченность.
   — Она все равно отказывается, милорд. Ее ничем не проймешь. Боюсь, что…
   Не сказав больше ни слова, Колин прошел мимо нее и уже через минуту поднимался по узкой лестнице на второй этаж. Леди Арабелла нервным шагом спешила за ним. На втором этаже Колин оглянулся на нее с вопросом в глазах: какая дверь? Трясущейся рукой она указала на дверь справа. Не колеблясь ни секунды, Колин рванул дверь и вошел в маленькую спальню, на окнах которой висели выцветшие розовые занавески из набивного ситца. Эмма сидела за маленьким письменным столом.
   — Ни одна женщина не вызывала во мне такого раздражения, — обратился он к ней, игнорируя приветствие — Но и интереса тоже.
   — Милорд! — негодующе воскликнула Эмма, вскакивая. — Как вы смеете без разрешения врываться ко мне в комнату?
   — А что мне оставалось делать? Вы же отказываетесь сойти вниз.
   — Я просила, чтобы вы ушли.
   — Этого я делать не намерен, — сказал Колин, стараясь вернуть себе спокойствие.
   Как она хороша в этом платье из белого муслина в голубой цветочек!
   — Вчера вы спросили меня, почему я хочу на вас жениться. Так вот, я уже привел главную причину.
   — Какую это?
   — Что вы первая женщина, которая меня так заинтересовала, — повторил он. — Я убежден, что вы никогда не будете нагонять на меня скуку.
   — Таких женщин в Лондоне, наверное, много.
   — Я таких не встречал.
   — Лондон — большой город, — холодно заметила Эмма, — и уж, конечно, можно найти интересных женщин и более подходящих вам невест.
   — Это зависит от того, какие к ним предъявлять требования. Последнее время мне только и подсовывали подходящих невест. Уверяю вас, что все они смертельно скучны.
   — Значит, плохо искали, милорд.
   — Да? — Колин скривился, вспомнив, сколько пустых часов он провел в праздных и скучных беседах, мечтая только об одном — сбежать. — Вы вот говорите о подходящих невестах. А вы знаете, кто считается для меня подходящей невестой? Семнадцатилетняя девчонка, которая ничего не знает о жизни.
   — Ну почему обязательно семнадцатилетняя?
   — Потому что так решила моя мать. С того дня, как я вернулся домой, она только и делает, что представляет мне девчонок, обвешанных ленточками и кружевами и с заученным восхищением принимающих каждое мое слово. Они выглядят все как рождественские елки — яркие, празднично убранные!
   Эмма представила картину и улыбнулась.
   — Такие вежливые, послушные и старательные девочки… — добавил Колин.
   — А что еще мужчинам нужно? — резко перебила его Эмма.
   — …нагоняют на меня невыносимую скуку, — закончил Колин.
   — Просто вы их не знаете, — предположила Эмма, хотя в глубине души ей вовсе не хотелось разубеждать Колина.
   — Знаю я их отлично, — ответил он. — И не их это вина, что они такие. У них еще не было времени научиться думать самостоятельно. А я не желаю выступать в роли наставника.
   — А я-то тут при чем? — воскликнула Эмма.
   — При том, — сказал Колин тоном, который заставил ее повернуться и посмотреть на него. — Тут есть и другая сторона дела — та, что касается невесты. Я не такой уж завидный жених.
   Эмма хотела возразить, но он жестом заставил ее замолчать.
   — Я восемь лет воевал, — помедлив, продолжал Колин (это было самое трудное, что ему предстояло сказать). — Кровавые образы войны все еще терзают меня, мешая жить… Мне кажется, что я уже никогда не буду прежним.
   Эмма внимательно смотрела ему в лицо, ощущая смутную тревогу.
   Колин хотел открыться ей до конца, но что-то в ее взгляде остановило его, и он заговорил о другом:
   — Если раньше у меня хватало терпения выносить глупость или невежество, теперь у меня его просто нет. Я не терплю дураков… и дур. Я думаю, что вам это должно быть понятно. Мне даже кажется, что и вам случалось чувствовать то же самое.
   Они встретились глазами. Да, — подумала Эмма, — не зря мне почудилась в них недосягаемая темная глубина.
   — Мы оба много пережили, — продолжал Колин, — и поэтому должны понимать друг друга.
   Теперь уже Эмма слушала его с полным вниманием.
   — Я не хочу провести остаток дней с женщиной, которая без конца жалуется, что не понимает меня. Не хочу, чтобы от меня требовали веселья тогда, когда я не желаю смеяться.
   Эмма почувствовала к нему товарищеское участие. Да, это ей понятно.
   — Один среди смеющихся, — проговорила она.
   Лицо Колина посветлело.
   — Вот видите! Вы меня понимаете.
   — Да.
   Эмма словно увидела его в новом свете. Ободренный участием в ее глазах, Колин шагнул к ней и взял ее за руку.
   — Когда мне было двадцать лет, я полагал, что когда-нибудь влюблюсь без памяти, и это чувство заставит меня жениться. Сейчас мне уже почти тридцать, и боюсь, что все мои чувства сгорели в огне сражений. — Он посмотрел Эмме в глаза. — Может быть, вам и это понятно?
   Эмме стало трудно дышать.
   — А в вас меня многое восхищает, — продолжал Колин. — Вы очень умны. У вас строгие понятия о порядочности. Мне кажется, что мы можем предложить друг другу товарищество. Может быть, на большее нам обоим сейчас и не приходится рассчитывать.
   Эта мысль Эмму поразила. Она вгляделась в лицо Колина:
   — Товарищество?
   Он кивнул.
   — Короче говоря, вы предлагаете мне сделку?
   — Да. Вряд ли вам хочется вернуться к прежней жизни. А мне нужна жена, которую бы я не опасался удавить после недели совместной жизни. Мне кажется, что мы в этом смысле… подходим друг другу.
   Эмма смотрела на него, широко раскрыв глаза. Но думала не о нищей и опасной жизни, которая ждала ее за границей, и даже не о роскоши, которая будет ее окружать, когда она станет баронессой Сент-Моур. Больше всего ее поразили слова Колина о тяготах войны и о том, что они оба познали страдания. Они породили отклик в самой глубине ее существа; что-то в ней отозвалось на его голос, его тон, на таящуюся в его глазах темноту. Ей никогда прежде не приходилось испытывать такой духовной близости с чужим человеком. Она даже не надеялась, что это может случиться. Ее охватило чувство, которому она не могла найти названия, но от которого в ней все затрепетало.
   — Я… — начала она и не смогла продолжать.
   — Не обрекайте меня на жизнь среди людей, которые не видели темноты, для которых всегда сияло солнце. И я тоже не хочу толкать вас на такую жизнь, — добавил он.
   Сделка. Уговор между двумя людьми, которые понимают друг друга, уговор, который выгоден им обоим. Нет, это вовсе не необдуманный нелепый шаг, продиктованный упрямством и обреченный на катастрофу. Это совсем не похоже на глупый поступок юной девушки, вообразившей, что нашла настоящую любовь. Здесь ей ничего не грозит. Здесь все основано на разумных соображениях. И это обещает не так уж мало. Товарищество, — подумала Эмма. — Какое приятное слово.
   — Нет.
   — Нет? — переспросил он.
   — Нет, я не могу обречь вас на такую жизнь, — сказала Эмма, зная, что говорит правду, хотя, возможно, делает серьезную ошибку.
   Подглядывавшая в щелку Арабелла Таррант чуть не взвизгнула, но вовремя прикрыла рот рукой. Замечательно! Кажется, эта пара пришла к какому-то соглашению, хотя она не поняла и половины того, что они говорили друг другу. Барон Сент-Моур и Эмма будут благодарны за то, что она их свела, думала Арабелла, глядя, как Колин подает Эмме руку, а та вкладывает в нее свою, словно закрепляя уговор рукопожатием. Они будут ей очень благодарны, в этом нет никакого сомнения.
   И вдруг леди Арабеллу пронзила зависть. У Эммы будет все. Как это несправедливо! В ее собственной жизни не было места справедливости.
   Но может быть, мне тоже, наконец, повезет, — подумала она и на цыпочках отошла от двери.
   — Мне надо только задать вам один деликатный вопрос, — тем временем говорил Колин.
   Услышав перемену в его тоне, Эмма насторожилась.
   — Мой титул требует, чтобы я имел наследника, — ровным голосом сказал Колин.
   Эмма секунду смотрела на него с недоумением, потом поняла.
   — Я… я забеременела на первом году брака, но потеряла ребенка во время долгой и тяжелой дороги в Вену. — Ей было тяжело об этом говорить. — Доктор сказал тогда, что это не помешает мне иметь других детей. Но в дальнейшем Эдвард проводил ночи в основном за карточной игрой и пьянкой. Он почти никогда… ну, в общем… мне стало очевидно, что он влюблен не в меня, а в карты.
   Колина охватили острая жалость к Эмме и презрение к человеку, который так с ней обходился. Какое-то время оба молчали. Потом Уэрхем набрался мужества и сказал, наконец, глядя Эмме прямо в глаза:
   — Завтра утром я нанесу визит своей двоюродной бабке Силии. Мне кажется, что я сумею заручиться ее поддержкой, а она пользуется огромным влиянием в обществе. — Он усмехнулся. — А главное — ее до смерти боится моя мать.
   — Вы хотите сказать, что ваша матушка будет очень недовольна?
   — Она поднимет страшный шум, но советую вам не обращать на нее внимания. Она всегда мной недовольна, пожалуй, с тех самых пор, как я покинул детскую. Слышали бы вы ее вопли, когда я решил вступить в армию.
   — Вы с ней не ладите?
   — Я с ней прекрасно лажу. Но матушка любит, чтобы все перед ней стояли по стойке смирно, и никак не может согласиться с тем, что я не собираюсь следовать ее… указаниям.
   Эмма вздохнула.
   — Ну ладно, пора идти и запускать машину в действие, — сказал Колин. — Вам… вам нужна помощь, чтобы приготовиться к свадьбе?
   Эмма выпрямилась.
   — На это я у вас денег не возьму. Мне хватит своих!
   — Ну что ж. — Колин помялся. — Дело в том, что матушка склонна судить о людях… по их внешности.
   — В самом деле? — вздернув подбородок, проговорила Эмма. — Что ж, я постараюсь… не ударить в грязь лицом.
   Колин усмехнулся.
   — Я вернусь во второй половине дня, — сказал он. — Вот увидите, все будет хорошо.
   Эмме очень хотелось ему верить.
 
   Колин позвонил в дверь городского дома матери. Ему открыл дворецкий Риггс, с серьезным видом пожелавший ему доброго утра. Степенно шагая, он проводил Колина в гостиную и послал лакея сообщить хозяйке дома, что приехал ее сын. Затем вышел в коридор и, видя, что вокруг нет никого, забыв про степенность, бегом помчался вниз, в помещение для слуг, чтобы сообщить там, что сейчас в гостиной разразится из ряда вон выходящий скандал. Все, у кого был хоть какой-нибудь предлог заняться чем-нибудь неподалеку от гостиной, разбежались. Так что, когда баронесса с грозным видом поплыла по коридору, как фрегат под полными парусами, за ее действиями наблюдала большая заинтересованная аудитория.
   — Ну-с? — прокурорским тоном провозгласила она, войдя в гостиную.
   Колин, стоявший у окна и наблюдавший за экипажами, ехавшими по улице, повернулся и спокойно сказал:
   — Добрый день, мама. — Он был по-прежнему одет с иголочки: бежевые панталоны, темно-зеленый сюртук и безукоризненно завязанный шейный платок. — Ты хорошо выглядишь.
   — Ничего подобного! — резко ответила баронесса, раздраженная его безразличием к ее трагическому тону.
   Колин вопросительно поднял брови.
   — Я в полной прострации, — добавила его мать.
   — Вот как? Может быть, тебе стоит прилечь?
   — Нет!
   — Но если ты в полной прострации…
   — Колин! Не притворяйся, что все в порядке! Ты отлично знаешь, как это меня бесит! Я требую, чтобы ты объяснился относительно этой нелепой помолвки!
   — Я для этого к тебе и приехал.
   — В таком случае я могу сказать только одно — ты должен немедленно ее расторгнуть. Ничего более скандального, несуразного и возмутительного…
   — Мама, прежде чем ты наговоришь лишнего, я должен тебя предупредить, что я все равно женюсь на этой женщине.
   Хоть головой о стенку бейся, — подумала баронесса, пытаясь обуздать свой гнев. — Что говори ему, что нет!..
   — Значит, ты таки решил все? Даже не спросив мое мнение, не посоветовавшись ни с семьей, ни с кем-либо!
   — Боюсь, что так, — с улыбкой признался Колин.
   Баронесса так и пылала гневом.
   — Сначала выслушай, что я узнала об этой женщине!
   — Вряд ли ты можешь мне сказать что-нибудь такое, чего я о ней не знаю, — спокойно ответил Колин.
   Баронессу несколько смутило это заявление, но сдаваться она не собиралась.
   — Ты в этом уверен? А ты знаешь, что ее первый брак состоялся против воли всех ее родных? И что ее первый муж вынужден был бежать из Англии, потому что не мог расплатиться с долгами? Он остался должен буквально всем. Они с мужем проводили время в игорных притонах, и я только сегодня узнала, что его убили в безобразной кабацкой драке. Он играл там в кости с простым возчиком, и тот обвинил его в жульничестве.
   Колин невозмутимо смотрел на мать.
   — Хорошо, ты меня убедила, что Эдвард Таррант был негодяй. Но мне непонятно, при чем тут Эмма?
   — Непонятно? — Баронесса опешила. — Женщина, делившая с Таррантом такую жизнь! Тварь, привыкшая к игорным домам и кабакам! Беспутная, алчная…
   — Мама!
   Этот возглас был похож на удар хлыста. Баронесса умолкла, хотя у нее в голове крутилась еще дюжина эпитетов.
   — Единственное, что тебя оправдывает, — это то, что ты с ней незнакома, — более мягким тоном продолжал Колин. — Жизнь, которую ей пришлось вести, почти не наложила на Эмму отпечатка. Даже удивительно, как…
   — Нет, она определенно тебя околдовала! — воскликнула баронесса. — Ты совсем потерял голову.
   — Напротив…
   — Она даже не постеснялась прийти к тебе ночью! — воскликнула его мать. — И между прочим, еще до того, как встал вопрос о помолвке.
   Колин растерялся. Он не ожидал, что мать и про это пронюхает.
   — Ты ошибаешься, — сухо сказал он.
   Баронесса ликовала. Наконец-то она сумела пробить его толстую шкуру.
   — Нет, я не ошибаюсь, — ответила она. — Мне известно об этом абсолютно точно.
   — Значит, твой источник не так уж надежен.
   — Крейн рассказала это сама… — Она умолкла и слегка покраснела.
   — Слушаешь пересуды прислуги, мама? Вот уж не ожидал от тебя.
   — Что тут…
   — А тот, кто рассказал Крейн эту сплетню, мог назвать имя моей посетительницы? Он ее знал в лицо?
   — Нет, но он ее подробно описал, и описание полностью сходится с…
   — Чушь! — объявил Колин.
   — Ты хочешь сказать, что у тебя в доме была какая-то другая женщина за два дня до того, как ты сделал предложение этой… этой?..
   — Я хочу сказать одно: перестань вмешиваться в мою жизнь, — отрезал Колин. — И я тебе это говорю уже не в первый раз.
   Колин был взбешен. Словно наблюдая себя со стороны, он отметил, что слова матери только усилили его желание защитить Эмму.
   — Как это понимать? Ты готов порвать с семьей из-за женщины с таким прошлым, особы, которая провела несколько лет в игорных притонах и…
   — Эмма даже высокороднее тебя.
   Баронесса отпрянула как от удара. Она всю жизнь страдала от сознания, что ее отец был всего лишь небогатым помещиком. Это обстоятельство в семье никогда не обсуждали, и она едва поверила своим ушам, услышав об этом из уст Колина.
   — Она умна, воспитана, обладает врожденным чувством собственного достоинства, — продолжал ее сын. — Так что лучше привыкай к мысли, что она будет твоей невесткой. И я запрещаю тебе, — Колин вперил в мать ледяной взгляд, — запрещаю, слышишь, повторять сплетни о ней!
   — Баронесса растерянно мигала. Колин не был похож на человека, потерявшего голову от страсти. Неужели она ошиблась?
   — Я тебя не понимаю, — жалобным тоном проговорила она.
   — Вот в этом ты права, — спокойно согласился Колин.
   — Я познакомила тебя с самыми завидными невестами Лондона. Некоторые были просто обворожительны, ни к одной нельзя было предъявить ни малейшей претензии. И любая из них с радостью приняла бы твое предложение. Так зачем тебе понадобилась…
   — Ты сама сказала, что не понимаешь меня, — нетерпеливо перебил ее Колин. — А теперь послушай, что я намерен делать.
   Баронесса в каком-то оцепенении опустилась на диван. Ее пухлое личико скривилось в капризно-недовольную мину.
   — Как ты мне действуешь на нервы, Колин!
   — Это ты мне уже неоднократно говорила. Так вот, в следующую среду моя прабабка Силия дает обед в честь нашей помолвки.
   — Что?.. Тетушка Силия заодно с тобой? — недоуменно спросила баронесса.
   — Она… согласилась с моими доводами.
   Уэрхем не собирался сообщать матери, что их всесильная родственница обусловила свою поддержку рядом оговорок. Он вспомнил слова пожилой дамы:
   — Так и знай, разбойник, если твоя невеста мне не понравится — браку не бывать. И если ты воображаешь, что я не смогу тебе помешать, то ты просто не знаешь, с кем имеешь дело.
   — Я не могу даже этого представить, — проскулила баронесса.
   — На званый обед она пригласит всех наших родственников, — продолжал Колин, игнорируя замечание матери. — И я предполагаю, все примут приглашение.
   — Разумеется, мы не можем не принять приглашение Силии, — слабым голосом отозвалась его мать.
   За этим я и ездил к бабке, — подумал Колин.
   — После этого мы вместе поедем на бал, который дают Кардингтоны. Пожалуйста, попроси леди Кардингтон прислать Эмме приглашение.
   — Зачем мне ее просить? — вскричала баронесса. — Да она из кожи будет лезть, чтобы залучить вас к себе. Ты представляешь, какие по Лондону ходят сплетни? Если на балу Фелисити Кардингтон окажешься ты со своей… невестой, ей будут завидовать все дамы света.
   Колин кивнул. Его губы были крепко сжаты.
   — Надеюсь, ты понимаешь, как на нас все будут пялиться, и какие шуточки будут отпускаться в наш адрес некоторыми смелыми остряками? — сварливо сказала баронесса.