Или топор и отвертка. Или джинсы, если говорить об одежде. На самом деле таких предметов довольно много, а идентичность их в различных мирах говорит о том, что и человечество, по сути, в любых альтернативках живет одними и теми же стремлениями и целями, хотя и движется к этим целям такими непохожими на первый взгляд историческими дорогами…
   Если женщине хватает часа, чтобы собраться в ресторан, то с ней можно иметь дело. Марте хватило. Облегающее красное платье с соблазнительным, но не вызывающим декольте – мне сразу, конечно же, вспомнился фильм «Красотка» с Джулией Робертс в главной роли, – золотые серьги в ушах, туфли на высоком каблуке. Хорошо, что я по дороге купил не самый дешевый пиджак в магазине готовой одежды и свежую рубашку к нему.
   Здесь, как я заметил, мужчины носили пиджак с джинсами, а покупать целый костюм мне показалось не рациональным. Во всяком случае, пока.
   Кафе «Пушкинъ» в моей родной изначальной Москве – место довольно претенциозное и дорогое. Правда, кормят в нем неплохо, чего не скажешь о подавляющем большинстве московских ресторанов, где горазды с клиента только деньги взять за красиво оформленную, но часто совсем невкусную еду.
   Казалось бы, неужели так сложно нанять талантливого шеф-повара?
   Получается, что действительно сложно. Вероятно, талант он на то и талант, чтобы быть редким. В любой области человеческой деятельности, включая кулинарию. Что невольно подтверждается следующим наблюдением: в ресторанах Москвы, где она пока еще столица СССР, в той альтернативке, из которой мне так поспешно пришлось сбежать, кормят не в пример вкуснее. Несмотря на хронический дефицит продуктов. Почему? Да потому, думаю я, что их в этой Москве просто мало. И, значит, талантливых шеф-поваров хватает на все. Впрочем, очень может быть, что я ошибаюсь, и ответ на этот простой с виду вопрос лежит в иной плоскости. Экономической, к примеру. Хороший талантливый шеф-повар и стоит, вероятно, хорошо.
   Столик ожидал нас на втором этаже, и народу в этот час было еще немного. Тщательно изучив меню, мы пришли к выводу, что нас вполне устроят:
   Салат зеленый с подливой «Рокфор» и чесночными гренками – 2 руб. 70 коп.
   Грузди черные соленые с травами – 3 рубля ровно.
   Воловьи заливные языки со свеклой – 2 руб. 90 коп.
   Стерлядь в икорном соусе – 8 руб. 20 коп. порция.
   Из напитков, не мудрствуя лукаво, я заказал триста грамм уже проверенной мною «Сибирской особой» и знакомую минеральную воду «Перье», а Марта захотела белого сухого вина, каковое сама же и выбрала из карты вин.
   – Мясное? – осведомился бело-черный официант. – Могу порекомендовать нежнейшую телятину в сметанном соусе.
   – Чуть позже, – улыбнулась ему Марта. – Мы еще не решили.
   – Как будет угодно.
   Официант бесшумно исчез, а я закурил и огляделся. Что ж, вполне приличная стилизация под ампир. Не нарочитая и в то же время заметная. Годится.
   – Ты был здесь раньше? – поинтересовалась Марта.
   Я посмотрел на нее и подумал, что красивое платье и соответствующая обстановка творят чудеса – выглядела девушка не просто эффектно, а сногсшибательно. И это с учетом того, что я еще не выпил ни рюмки. Не считая, само собой, дневного коньяка и пива. Мне пришла в голову мысль, что Марта себя явно недооценивает – при должной подаче она вполне могла бы перейти в иной ценовой сектор. Впрочем, очень может быть, что я не все знаю.
   – Фантастически выглядишь, – искренне похвалил я, еще раз окинув ее взглядом. – Нет, раньше мне здесь бывать не доводилось.
   – Спасибо, – улыбнулась Марта. – А мне показалось, что ты знаток московских ресторанов.
   – Почему?
   – Уж больно уверенно делал заказ.
   – Ну… это просто богатый жизненный опыт, – честно объяснил я. – Не более того. Я вообще не москвич.
   – Это заметно. У москвича обычно есть жилье. Если и не свое, то хотя бы съемное.
   – Так ведь и ты, насколько я понимаю, не москвичка, – заметил я.
   – Почему ты так решил?
   – Москвички, как правило и насколько мне известно, выбирают себе другие профессии.
   – Ну… как сказать. Разные москвички бывают. В том числе и моей, как ты мягко выражаешься, профессии. Но ты прав, я не москвичка.
   – А откуда, если не секрет?
   – Из Судака, – чуть помедлив, словно нехотя, ответила она. – Знаешь такой город?
   – Знаю. И давно в Москве?
   – Больше пяти лет…
   Мы поговорили о Москве, о том, какая она все-таки большая и суетная, как трудно в ней жить и, что, разумеется, нет лучшего места на земле, чем Крым, да только чертовы обстоятельства не позволяют и гонят людей с насиженных мест куда подальше в поисках мимолетного, а то и вовсе неуловимого счастья.
   Принесли закуски, вино и водку.
   Салат, грузди и воловьи языки оказались изумительны.
   Да и стерлядь в икорном соусе буквально таяла во рту, оставляя после себя долгое изысканное послевкусие, от которого хотелось сладко причмокивать и восхищенно щелкать языком. Так что на некоторое время разговор сам собой прервался и возобновился лишь после того, как мы отдали должное всем принесенным блюдам.
   – Отличная кухня, – констатировал я. – Теперь можно рассчитывать, что и рекомендованная нам телятина окажется не хуже. И это, признаюсь, весьма меня радует. Терпеть не могу рестораны, где плохо кормят.
   – Вкусно поесть гораздо приятнее, чем невкусно, – философски заметила Марта. – Должна сказать, что мне тоже понравилось.
   – А ты здесь раньше бывала?
   – Один раз и так давно, что уже и забыла почти.
   – Почему же так уверенно мне сказала, что это хороший ресторан?
   – Люди хвалят. Кстати, тебе, как частному сыщику, должно быть известно, что люди часто говорят правду. Ну, или близко к этому.
   – Ты имеешь в виду сарафанное радио?
   – Что такое сарафанное радио? – удивилась она.
   – То же самое, что слухами земля полнится, – пояснил я.
   – Интересное выражение, никогда не слышала. Да, что-то в этом роде.
   – По всякому бывает, – сказал я. – Разговоры разговорами, но сто раз убеждался в том, что, если хочешь в точности узнать, как на самом деле обстоят дела, нужно попробовать самому.
   – Всего не попробуешь, – сказала Марта. – Жизни не хватит.
   – А мне всего и не надо, – подмигнул я. – Только самое лучшее.
   – Ты мне льстишь, – подмигнула Марта в ответ.
   – Нисколько, – заверил я. – Это ты себя недооцениваешь.
   – Твоими устами да мед бы пить, как говорится… Но спорить я с тобой не стану.
   – Это правильно, – сказал я. – Со мной спорить не надо. Не тот случай. А чего это мы сидим? Пойдем танцевать!
   И мы пошли танцевать.
   Фортепиано, сакс, две гитары и ударные негромко наигрывали что-то медленно-джазовое, и я уже в который раз подумал о том, что, несмотря на разность исторических путей, искусство во всех без исключения альтернативках развивается примерно одинаково. Во всяком случае, если говорить об основных его направлениях. Взять тот же джаз. Он присутствует во всех известных нам альтернативных реальностях. Может быть, потому, что везде есть Соединенные Штаты Америки в том или ином виде? Не знаю. Иногда мне кажется, что джаз рано или поздно возник бы в любом случае. Ведь появился же русский авангард даже в том мире, где Российская империя со своей конституционной монархией дожила до наших дней! Конечно, не в столь ярко выраженных формах, как у нас, но все же, все же…
   Джазовая композиция закончилась на длинном, щемящем душу выдохе саксофона, и мы вернулись за столик.
   – Спасибо тебе, – сказала Марта. – Давно мне не было так хорошо, как сегодня.
   – Брось. Это тебе спасибо за помощь. Без тебя мне бы пришлось гораздо труднее.
   – Так и быть, – согласилась Марта. – Будем считать, что наши интересы удачно совпали. Хотя бы на время.
   – Звучит холодновато и как-то слишком официально, но по сути верно.
   – Лучше холодная реальность, чем горячие мечты. Меньше потом разочарований.
   – Наверное, ты права, – хмыкнул я. – Но без мечты жить не очень интересно, разве нет?
   – Это смотря какие мечты… А вообще, интересно, о чем может мечтать частный сыщик.
   – О том же, о чем мечтают все остальные. О счастье.
   – Счастье слишком мимолетно, – вздохнула она. – Вот оно есть, и тут же его уже нет. Улетучилось. Как его удержишь?
   – Я думал об этом.
   – И?
   – И пришел к выводу, что все дело не в длительности, а в частоте.
   – Как это?
   – Очень просто, – я заговорщицки понизил голос. – Надо стремиться не к долгому счастью, а к частому.
   – А лучше и то, и другое! – весело предложила Марта. – Чего уж там – мечтать так мечтать.
   Мы выпили за долгое и частое счастье, после чего приняли решение все-таки заказать телятину.
   – Чтобы удлинить нынешнее счастье, – провозгласила Марта. – Потому что как его… э-э… участить, я не знаю.
   – Мне кажется, здесь важную роль играет разнообразие, – заметил я. – Ну и фантазия, конечно.
   – Это ты к чему? – осведомилась Марта, приподняв бровь.
   – К тому, что счастливым может быть не только поход в ресторан. Вот ты говорила, что сама из Крыма, да?
   – Говорила и могу еще раз сказать, если надо. А что?
   – Ничего. Просто я давно не был в Крыму. С удовольствием бы туда съездил вместе с тобой на несколько дней. Ты как?
   – Великолепная мысль. Буду только рада. И… когда?
   – Да хоть завтра. Правда, существует одна сложность. У меня при себе нет ни единого документа, удостоверяющего мою личность. Можешь себе такое представить? Так уж случилось. А пускаться в дорогу совсем без документов как-то не очень благоразумно. Мало ли что. Вот я и подумал, не найдутся ли у тебя знакомые, которые могли бы мне в этом помочь? Не бесплатно, разумеется.
   Я умолк, откинулся на спинку кресла и замолчал, ожидая ответа. И он не замедлил последовать. Марта протянула руку, взяла бокал, медленно отпила из него глоток вина, посмотрела мне в глаза и негромко осведомилась:
   – Кто ты, Мартин? Только давай без обмана. Потому что меня в этой жизни и так слишком часто обманывали.

Глава 16
Когда дело – труба

   – По-моему, это какой-то люк, – без особой уверенности в голосе предположил Женька. – Люк в стене.
   – Или глюк, – весело откликнулась Маша. – В нашей голове.
   – Тогда уже в головах, – не остался в стороне Влад. – Лично мне проще вообразить один глюк на четыре головы, чем некую абстрактную среднеарифметическую голову, о которой можно было бы сказать, что она – наша.
   – Неплохо, – похвалила Маша. – Один глюк на четыре головы – это тоже неплохо. Но не знаю, как вы, а я уже вижу, что это не люк и не глюк. Это – труба.
   – Та самая, которая дело? – поинтересовался Борисов, не выходя из образа. – В смысле, что наше дело – труба?
   – Этого я вам не скажу, потому что не знаю, – призналась Маша. – А врать не хочу. Я просто вижу, что это и в самом деле труба, уж извините за невольный каламбур. Мы видим ее конец. Один из.
   – А ведь и верно, – прищурившись, сказал Никита. – Во всяком случае, очень похоже.
   В том, что Маша права, они убедились еще через пять минут, когда вплотную подошли к стене, из которой на высоте около полутора метров действительно высовывалась труба.
   Высовывалась она сантиметров на сорок, не больше, диаметром была почти в метр, и откуда-то из ее глубины сочился наружу слабый белесоватый свет.
   – Хорошая труба, – сказал Женька, похлопав ладонью по гладкому круглому боку. – Толстая.
   – И широкая, – склонив голову, добавила Маша. – Вполне можно пролезть. Даже с нашими рюкзаками за плечами.
   – Кстати, хорошо, что вы не бросили рюкзаки, – сказал Влад. – Молодцы. Надеюсь, какая-то еда на первое время там есть?
   – Есть, – сказал Никита. – Но не очень много, как вы понимаете. Мы ведь не на экспедицию в кроличью нору рассчитывали, а на нечто вроде командировки.
   – Кроличью нору… – повторил за ним архивист. – Это по ассоциации с «Алисой в стране чудес»?
   – С чем же еще, – подтвердил Никита. – Тем более что перед нами и есть самая настоящая нора. Пусть даже в виде трубы.
   – Думаешь, в нее надо лезть? – спросил Женька.
   – Я ничего не думаю, – признался Никита. – Я только вижу, что мы попали в чертовски странное место, из которого единственный возможный выход – эта труба.
   – А что, – обращаясь к Борисову, спросила Маша. – Наш камушек совсем умер? Может, еще разок попробовать?
   – Давай-ка ты, – предложил архивариус, снял с правой руки браслет и протянул его Маше. – В Приказе таких было всего два. Один сейчас у Мартина. Это второй.
   – Я вовсе не хотела вас обидеть, – пробормотала Маша.
   – О какой обиде ты говоришь? – искренне удивился Влад. – Это я должен на себя обижаться, что сразу об этом не подумал. В конце концов, я не «щупач» и вообще давно последний раз ходил в альтернативку, а уж браслетом пользовался и вовсе не вспомнить, сколько лет назад. Плюс возраст как таковой.
   – А при чем здесь возраст? – спросила Маша, принимая браслет.
   – С возрастом снижается любая чувствительность, – пояснил Влад. – В том числе, думаю, и чувствительность к Камням. Давай, попробуй нащупать. Знаешь как?
   – Нас учили, – сказала Маша.
   Она надела браслет с Камнем на левую руку, прислонилась к стене и закрыла глаза, сосредотачиваясь.
   Мужчины притихли. Так прошло около минуты.
   – Нет, – с сожалением вздохнула Маша. – Иногда кажется, шевелится что-то, но так слабо, что не поймешь – в самом деле или мне просто очень хочется это учуять.
   – Скажите, Влад, а хоть что-нибудь подобное случалось раньше? – спросил Женька, присаживаясь на корточки у стены. – Я имею в виду, попадали ли Стражники с помощью ручных Камней или через Окна в какие-нибудь странные и непонятные места? Вы же у нас историк и архивист Приказа, кому, как не вам, знать об этом.
   – Думал уже, – признался Борисов, усаживаясь прямо на каменный пол. – Вспоминал. Есть одна очень старая запись времен Екатерины…. – Он умолк, задумчиво почесывая бороду.
   – Великой? – уточнил Женька.
   – Ну да, урожденной Софии Фредерики Августы. Середины восемнадцатого века запись, не помню точно даты. Но это скорее все-таки легенда, нежели факт. Во всяком случае, невнятицы там хватает.
   – Не томите, Влад, – попросил Никита.
   – Дословно не расскажу, давно читал, а суть в следующем. Якобы некий Матвей Сидяк, Стражник Приказа с десятилетним стажем, вернулся из иномирья – в те времена так называли альтернативки – с богатой добычей, получил свою законную долю и загулял по сему случаю по Москве большим загулом. Тут надо пояснить, что тогда Стража частенько занималась в альтернативках при всяком удобном случае прямым воровством или даже грабежом. Собственно, во многом на эти средства Приказ и существовал. А что? Очень удобно. Взял золотишко или, скажем, чернобурок-соболей там, продал-сбыл здесь. Ищи-свищи, как говорится. Ну, три четверти в общую казну, а законную четвертую долю – на руки.
   – Лихо! – засмеялась Маша. – Так мы, получается, прямые наследники самых настоящих разбойников?
   – Ага, – подтвердил Борисов. – Но, если честно, не вижу в этом ничего предосудительного. Мы, что ли, одни такие? Взять то же казачество. Нынче это первые защитники Отечества, законности и традиций. А когда-то кем были? Натуральные пираты. Широкого диапазона. Более лихих и бесшабашных сорвиголов свет не видывал. Да что там казаки! Возьмите североамериканский народ в целом и вспомните, от кого он произошел, если не считать местных индейцев. Во многом от ссыльных каторжников, бандитов, авантюристов всех мастей и рабов. Нет, не обошлось там, конечно, и без трудяг-протестантов, но им тоже бежать с родины пришлось. Как нежелательным элементам. А это, знаете ли, накладывает печать. Хороша была компашка, в общем. И потом, как учили нас классики марксизма-ленинизма, все крупные нынешние состояния добыты преступным путем. А если копнуть как следует историю возникновения и развития некоторых крупных фирм и корпораций… – он махнул рукой. – Не о чем тут и говорить. Точнее, есть о чем, но сейчас нам интересно другое. А именно Стражник Приказа Матвей Сидяк. Вернее, то, что с ним произошло в мае 1782 года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа… Надо же, вспомнил!
   – Аппетит приходит во время еды, – не удержался от комментария Женька.
   – Вы остановились на том, что он загулял в Москве большим загулом, – напомнила Маша. – И что дальше с ним произошло?
   – А дальше деньги кончились, – продолжил Влад. – Деньги-то кончились, а вот большой загул – нет. Тогда наш Матвей что делает? Проникает ночью на территорию Приказа, напаивает водкой до изумления двух охранников-дежурных, открывает тайник – это, видимо, что-то вроде нынешнего сейфа, забирает оттуда браслет с Камнем и самовольно уходит в иномирье-альтернативку.
   – За новой добычей! – догадался Никита.
   – Да уж не за цветами для любимой…В общем, шороху и переполоху немало вышло. Шутка ли – ручной Камень пропал! Ценность, сами понимаете, немалая. Да и в отношении соблюдения элементарной дисциплины случай, прямо скажем… выдающийся. Тем более что Сидяк не вернулся ни через день, как все рассчитывали, ни через два. И послать за ним немедленно спасательную экспедицию тоже никакой возможности не было: Камень-то ручной – один, второй у нас чуть ли не сто лет спустя появился, а до ближайшего полнолуния две почти недели ждать. Но – ждали, деваться некуда. А дождавшись-таки, отправили за ним двоих Стражников из числа наиболее опытных. Каковые вернулись через сутки ни с чем. Оно и понятно. Во-первых, Москва в любой из альтернативок и в те времена была городом немаленьким, в котором найти человека за 24 часа – задача труднейшая. Особенно если он не хочет, чтобы его нашли. Во-вторых, и с самого начала не было полной уверенности, что загульный Стражник отправился снова именно в «свое» иномирье, а не куда-то еще. В общем, совсем уж было решили, что пропал Матвей с концами, а с ним вместе и ценнейший ручной Камень, как в одну прекрасную ночь, через две с лишним недели после исчезновения, Сидяк вернулся. Запись кратко сообщает, что Стражник был не в себе, исхудавший, с глазами «аки у волка голодного» и нес полную околесицу. Якобы отправился он, как верно и предположили, за новой добычей. Но ни в какую Москву не попал, а очутился в неком каменном лабиринте, из которого не было выхода. По этому лабиринту он и блуждал в полном отчаянии все прошедшие дни и ночи, редко питаясь убитыми крысами и жажду утоляя дождевой водой из луж.
   – Ага, – констатировал Евгений. – Значит, небо там было, раз дни сменялись ночью и шел дождь.
   – Выходит так, – согласился Влад. – Хотя прямых указаний на это я в записи не встречал. Там, вообще-то, очень мало было стоящей информации. По сути, говорилось лишь о том, что Матвей Сидяк пребывал в таком невменяемом состоянии, что его в результате признали сошедшим с ума от долгого беспробудного пьянства и последующих лишений. В общем, поставили на Стражнике крест.
   – И что с ним стало потом? – поинтересовалась Маша.
   – Сказано было, что отвезли его в село Преображенское под Москвой, где в ту пору как раз открылась богадельня для умалишенных, да там и оставили. А что уж потом с ним стало… Не думаю, что Матвею Сидяку удалось вернуться к нормальной жизни. Скорее всего, так он в богадельне и умер. Человека, открыто кричащего о том, что он путешествует по альтернативным мирам, и в наше время будут считать душевнобольным, а уж тогда… В общем, история, конечно, весьма странная, и ясности в ней нет.
   – То есть не ясно, сошел ли на самом деле с ума Матвей Сидяк, или его просто-напросто упекли в психушку от греха подальше и, так сказать, за все хорошее? – догадался Никита.
   – Ну… что-то в этом роде, – промолвил Борисов. – Говорю же, запутанная история.
   – Н-да, – вздохнул Женька. – Это мало нам дает. В практическом смысле.
   – Почему же, – не согласилась Маша. – Если Матвей Сидяк сумел вернуться, то и у нас получится.
   – Неизвестно, где он и был-то, этот самый Матвей, – покачал головой Женька. – Каменный лабиринт, крысы, лужи… Камня здесь полно, это верно – сплошной камень под ногами. Во всяком случае, камень очень напоминает. Но вот что касается лабиринта и крыс… – Он умолк с видом человека, остающегося при своем мнении.
   – Да с тобой никто и не спорит, Жень, – сказала Маша. – Чего ты? Бог с ним, с Матвеем этим Сидяком. Я тебя всего-навсего приободрить желаю. Ну и себя заодно. Знаешь как страшно! Ведь в трубу эту, я чувствую, по любому лезть придется.
   – Точно, – поддержал Машу Никита. – Деваться нам больше некуда.
   – Еще можно пойти вдоль стены, вернуться назад или тупо остаться на месте, – буркнул Женька. – Целых три варианта.
   – Даже четыре, – хмыкнул архивариус.
   – Как это? – удивился Евгений. – Три.
   – Вдоль стены можно идти и вправо, и влево, – пояснил Борисов с самым серьезным видом.
   Никита с Машей засмеялись, Женька, помедлив, присоединился к ним.
   – Отлично, – повеселел вслед и Борисов. – Главный враг человека в подобных ситуациях – это уныние. Знаете, почему?
   – Догадываемся, – сказал Женька. – Потому что уныние – внутренний враг. А внутреннего врага победить чаще всего труднее, чем внешнего.
   – Молодец, – похвалил Влад.
   – Черт с ним, – сказал Женька. – Тогда, чур, я первый. На разведку. По-моему, сразу всем лезть глупо. Если что, трудно очень будет возвращаться. А я самый худенький и ловкий.
   Маша, Никита и Влад переглянулись.
   – Я тоже ловкая, – сообщила Маша.
   – Ты – женщина, – сказал Женька.
   – И что? – недобро прищурилась Маша.
   – Не то, что ты подумала, – сказал Женька. – При всех твоих достоинствах, я служил в армии. Извини.
   – Не ты один, – сказал Никита.
   – Но я-то как раз в разведке…
   – А я в погранвойсках. И что?
   – Так, парни, – вмешался Влад. – Раз уж пошел такой разговор, то позвольте мне, как старшему здесь по всем статьям. Женя прав. Идти на разведку нужно одному. Вот и пойдет. Исходя из того, что он инициатор. И прочих факторов.
   – Это каких, например? – хмуро осведомился Никита.
   – Например, факторов силы и ловкости, – объяснил Борисов. – Как уже и было сказано. Ты сильнее, значит, тебе и оставаться защищать женщин и стариков. В случае чего.
   – Что-то не вижу я здесь стариков, – буркнул Никита.
   – Мне лучше знать, – сказал Влад.
   – Или вытаскивать Женьку придется, – добавила Маша, подумав. – Опять же в случае чего.
   – Крепкий аргумент, – сказал Женька. – Он же фактор. Мне вытащить Никиту будет проблематично.
   – Черт с тобой, – не выдержал Никита. – Лезь. Подчиняюсь.
   – Правильно делаешь, – сказал Влад. – Значит, так, товарищ Аничкин, даю вам десять минут. Это в одну сторону. Если за это время труба не кончится, поворачивай обратно. Если обнаружишь конец трубы раньше, дай знать голосом, быстро осмотрись и, опять же, возвращайся. Вопросы?
   Вопросов больше не было ни у кого, и вскоре Женька с «вальтером» в правой руке, оставив рюкзак на попечение товарищей, скрылся в круглом отверстии.
   Ползти по трубе – не самый приятный род занятий для человека, и Женькины колени и локти протестующе заныли уже через несколько минут интенсивной работы.
   «Хорошо еще поверхность изнутри хоть и гладкая, но не отполированная, – думал разведчик, медленно и упорно продвигаясь вперед, – и свет все ярче с каждым метром. Значит, есть надежда, что другой конец не очень далеко. В пределах отведенного времени».
   Свет и в самом деле становился ярче, но труба шла зигзагом, и поэтому разглядеть, далеко ли ее конец, сразу не получалось. Но Женька все-таки его увидел, когда вскоре попал на прямой участок. До круглого яркого пятна оставалось не более десяти метров, которые разведчик преодолел уже никуда не торопясь, и, достигнув края, прежде чем выглянуть наружу, повернул, как мог, назад голову и крикнул во тьму:
   – Зде-есь!!
   – Жде-ом!! – тут же заорал в ответ с другого конца Никита.
   – О! – посмотрел на часы Влад. – Добрался. Уже хорошо. Я боялся, что времени может потребоваться гораздо больше.
   – Все боялись, – сказал Никита. – Все-таки паршивая это штука – ждать, когда другие действуют.
   – Особенно в молодости, – подтвердил Борисов. – С возрастом к этому привыкаешь.
   – Просто вы, мужчины, плохо умеете терпеть, – доверительно сообщила Маша. – Природа у вас такая… нетерпеливая.
   Мужчины одновременно и скептически хмыкнули, но промолчали.
   Прошло еще четверть часа, и наконец в трубе показался Женька. То есть сначала показались его ноги, потому что разведчик возвращался в исходную точку на манер рака, двигаясь задом наперед – развернуться в трубе не было никакой возможности.
   – Выход там есть, – сообщил он, когда полностью выбрался наружу и чуть отдышался. – И не очень далеко. Но… – Женька умолк и стволом «вальтера» задумчиво почесал висок.
   – Убери оружие, – негромко посоветовал Никита.
   – Что? А, да… – Женька сунул пистолет в подмышечную кобуру. – В общем, там какое-то освещенное искусственным светом помещение, из которого, в свою очередь, тоже нужно выбираться.
   – Почему? – поинтересовалась Маша.
   – Потому что в нем нет ничего интересного или полезного. Пустое оно.
   – И как из него выбраться? – поинтересовался Влад.
   – Э… оно похоже на вертикальную шахту, – показал руками Женька. – Высокая такая шахта. Но там есть нечто вроде спирального пандуса, по которому, думаю, можно подняться до самого верха. Где, надеюсь, и обнаружится искомый выход. Или не обнаружится.