Евтушенко Алексей Анатольевич. Стража реальности

   – Это смешно.
   – Это отнюдь не смешно, господин атаман. Идея объединения – вечная идея. Особенно в России. Даже у нас, в Сибири Казачьей, движение «Единство русских» имеет немалый вес в обществе. А уж по ту сторону Урала… Да они уже четыреста с лишним лет спят и видят, как бы нас к себе присоединить. Вам ли не знать! И, заметьте, не их – к нам, а нас – к ним. Теперь представьте себе, что Бездорожный добивается в России окончательного единовластия. А он этого обязательно добьется, если мы не помешаем. Кто может дать гарантию, что через некоторое время со стороны России не начнутся серьезные попытки дестабилизации политической и экономической обстановки у нас? Вплоть до вооруженных провокаций на границе?
   – Ну, это уже слишком, я думаю.
   – А я думаю иначе. Обязан думать. По долгу службы.
   – Хорошо. Что конкретно вы предлагаете?
   – Предлагаю то же, что и вы. Подробно и конфиденциально обсудить ситуацию.
   – Хм… Сегодня я не могу. У меня важнейшая встреча с китайцами. Давайте на днях.
   – Как вам будет угодно. Но желательно не затягивать с этим вопросом.
   – Это я вам обещаю.

* * *

   Человек – дневное животное и ночью должен спать. И сколько бы мне ни рассказывали о том, что есть масса людей, которые ночью чувствуют себя энергичнее и работают гораздо продуктивнее, чем днем, я буду относиться с подобным историям с изрядной долей скептицизма. Да, верно, есть такие люди. Но когда начинаешь подробно выяснять, отчего они ведут преимущественно ночной образ жизни, тут же становится ясно, что это связано или с профессиональными обязанностями, или просто с многолетней привычкой бодрствовать ночью, а днем спать. Второе чаще всего относится к людям творческим, разного рода фрилансерам, которым не нужно идти на работу к определенному часу и проводить там третью часть суток.
   Что касается меня лично, то я не любитель бессонных ночей. За исключением разве что новогодней. Да и то с годами прелести и соблазны новогодних ночных гуляний довольно сильно потускнели, утратили привлекательность, и все чаще теперь я ложусь спать, не дожидаясь первого январского рассвета.
   Прошедшей же ночью я не только не выспался, а и не ложился вовсе.
   К тому же за последние несколько часов меня неоднократно пытались убить, а позавтракать, наоборот, не предложили ни разу. И что, стоит после этого ждать, что у человека будет хорошее настроение? Нет, ждать, разумеется, можно, да только ожидание вряд ли оправдается.
   Уж не знаю, ждал ли кто от меня хорошего и доброжелательного настроения, но в любом случае взяться таковому было неоткуда. Тем более что и Оскар не спешил с бодрым ответом на мой угрюмый вопрос.
   – Это долгий разговор, – сказал он. – К тому же и бессмысленный, как мне кажется. Почему я должен доказывать очевидное? Перед теми, кто контролирует Внезеркалье, открываются безграничные возможности. Все просто, и не нужно искать каких-то особых смыслов… – Его речь вдруг резко замедлилась и стала тише. – Извините, мое время на сегодня кончилось. Я очень устал, и мне нужно отдохнуть. Прямо сейчас. Локоток о вас…
   Он умолк, не договорив.
   Так догорает костер, и замирает детская игрушка, в которой кончился завод.
   – Эй, Оскар! – позвал я.
   Тишина.
   – Отключился, – сказала Марта. – Завидую. Я бы тоже с удовольствием отключилась на два-три часика. А то и на все пять.
   – Точно, – согласился я. – Сам бы не отказался. Да и от завтрака тоже, если честно.
   – Мы позавтракать успели, – сообщила Маша. – Но вряд ли это вас утешит.
   – Отчего же, – сказал я. – Хоть кто-то успел, и то хорошо.
   – А что там Оскар хотел сказать насчет Локотка? – вопросил Женька. – Локоток о вас… Дальше я не расслышал.
   – Может быть, имелось в виду, «Локоток о вас позаботится»? – Марта посмотрела на нашего маленького провожатого, который по-прежнему неподвижно стоял у камина. – Но что-то по его виду этого не скажешь.
   Немедленно, словно в ответ на ее реплику, Локоток ожил, пересек комнату, подошел к противоположной стене и… пропал в ней. Даже не притормозив. И тут же, не успели мы все, что называется, и рта раскрыть, в этом месте возник самый обычный дверной проем. Только без двери.
   – По-моему, нас приглашают войти, – сказал Влад и поднялся со стула.
   – По-моему, тоже, – согласился я и снял с плеча импульсное ружье пятиглазых. – Пошли.
   Подсознательно я был уже готов к тому, что окажусь в комнате, где будет накрыт стол и застелена постель. Но, увы, реальность оказалась намного прозаичнее и грубее. Впрочем, с реальностью подобное случается сплошь и рядом.
   Это оказалась не комната, а скорее что-то вроде большого тамбура, у боковой стены которого стоял Локоток и совершал перед собой медленные и странные пассы ручонками, будто разглаживал в воздухе нечто невидимое простым глазом.
   И таки разгладил.
   Медленно (так проявляется изображение на фотобумаге) в стене обозначилась, проступила, набрала необходимые краски, объем и фактуру и наконец полностью возникла самая на вид настоящая деревянная, сколоченная из мощных досок дверь. На железных петлях, с кованой ручкой и кованым же на вид старинным засовом.
   – Чистое колдовство, – прокомментировал Женька. – Это не Внезеркалье, а замок чудес какой-то. Друзья, вы точно уверены, что мы не спим и не видим один и тот же сон?
   – Ага, – сказал Никита и непроизвольно провел ладонью по еще недавно сожженному и кровоточащему, а ныне целехонькому боку. – Или все мы снимся этому… Оскару. Старо.
   – Конечно, старо, – пожал плечами Женька. – А как ты хотел? Ничто не ново под луной.
   – Трепачи, – сказала Маша. – Дверь откроем или так и будем здесь стоять?
   – Боязно, – признался Женька. – А вдруг за ней урукхаи? Или еще кто-нибудь похуже.
   – Открывай, – сказал я и поднял к плечу ружье. – Тебе ближе.
   – Как скажешь, командир. Ну-ка, Локоток, подвинься…
   Эта дверь оказалась наружной.
   Сразу за ней начиналось широкое крыльцо (тоже на вид деревянное), с которого открывался свободный вид на недалекую опушку леса и белесоватое, затянутое облаками небо.
   Мы вышли из тамбура и остановились, настороженно оглядываясь по сторонам.
   – Жарко, – сказала Марта. – Это хорошо.
   – Почему? – спросила Маша.
   – Потому что жара лучше холода. Если выбирать.
   – Нам выбирать не приходится, – сказал Никита. – Жара, значит, жара. Интересно, зачем Локоток нас сюда вывел?
   – Чтобы мы могли осмотреться, вестимо, – буркнул я. – Но лично у меня на дальнейшую разведку нет ни желания, ни сил. И так последние сутки – сплошная беготня со стрельбой. Не жизнь, а компьютерная игра в жанре экшен. Даже есть уже не хочется, практически только спать.
   – И мне, – сказала Марта. – Не самые легкие сутки выдались, это верно. А что такое компьютерная игра в жанре экшен?
   – Э-э… компьютер, по-вашему – информат, – вспомнил я слово. – Теперь понятно?
   – Почти. Голова плохо соображает, извини.
   – Так что вы мучаетесь? – осведомился Влад. – Идите на диван и спите. А мы пока осмотримся.
   Это было очень заманчивое предложение.
   – Думаешь? – спросил я.
   – Уверен. Не беспокойся, я присмотрю.
   – Мы будем осторожны, – пообещала Маша. – Обещаем.
   – Вы будете очень осторожны, – уточнил я.
   – Вообще-то я служил в армейской разведке, – сказал Женька. – Все будет о’кей, командир. Отдыхайте.
   В конце концов, они не дети, подумал я. И вообще, самостоятельность надо поощрять. В разумных пределах, конечно.
   – Хорошо. Нам с Мартой действительно надо поспать. Пока есть такая возможность. – Я протянул Владу импульсное ружье: – Влад, ты за старшего. Разбудишь нас через три часа.
   Диван, когда мы вернулись в комнату, уже был разложен, но удивляться данному обстоятельству мы с Мартой не стали – сил хватило только на то, чтобы снять обувь, лечь и закрыть глаза. А дальше пришел сон и заполонил собой все вокруг.
   Разбудил меня запах жареного мяса.
   Я с трудом разлепил глаза и сразу вспомнил, где и с кем нахожусь.
   Чужое Внезеркалье. Замок чудес. Пятиглазые урукхаи. Марта, Влад, Маша, Никита, Женя.
   Вот как раз Марта спит рядышком. И это меня греет. Во всех смыслах. Но откуда мясо?
   Я приподнялся на локте и огляделся.
   Вон в чем дело. Мясо жарит в камине Женька, нанизав куски на какой-то металлический прут. Остальные сидят за столом и с нескрываемым интересом следят за новоявленным шашлычником. При этом на столе лежат незнакомые, похожие на маленькие дыни продолговатые фрукты и, горкой, куски еще сырого мяса.
   Вот черти, когда и кого это они успели? Пахнет, з-зараза, соблазнительно…
   Я перевел взгляд на «окно».
   Теперь за ним в обе стороны до самого горизонта тянулся пустынный песчаный берег, на который мерно накатывался морской прибой.
   Хорошее «окошко». Интересно, что нам покажут в следующий раз?
   – Мартин проснулся, – заметил Влад. – Как раз вовремя.
   – Запах учуял, – объяснил я и посмотрел на часы. – Я же просил тебя через три часа нас разбудить, а прошло четыре.
   – Как раз собрался, – сказал Борисов. – А ты сам. Да не переживай, торопиться нам все равно некуда.
   – Оскар не объявлялся? – Я встал с дивана, обулся и присел к столу.
   – Нет, – сказал Никита. – Молчит наш Оскар.
   – А это что? – я кивнул на мясо и фрукты. – Рассказывайте уже, господа охотники и собиратели.
   – Это все Локоток, – сообщил Женька от камина. – Та-ак, почти готово… Он завел нас в местный лес, показал фрукты и животное у водопоя, которое можно убить и съесть.
   – Он, значит, показал, а вы, значит, все поняли, – я опять сглотнул слюну. – И поверили.
   – Попробуйте, – Маша взяла со стола плод и протянула мне. – Мы уже ели и, как видите, живы. Очень сочно и вкусно.
   – Типа груши, – добавил Никита. – Но вкус совершенно другой.
   – Да не трепещи ты, – сказал Влад. – Сам подумай. Застряли мы здесь, судя по всему, надолго. Есть-пить что-то надо? Надо. Иначе силы потеряем и в результате сдохнем. Или от голода или… киркхуркхи нас перебьют, ослабших. Значит, приходится рисковать. В любом случае. Не сегодня так завтра. Мы решили, что лучше раньше. Тем более и Локоток, как уже было замечено, недвусмысленно дал понять, что это можно есть. Не думаю, что он решил нас отравить.
   Я посмотрел на Локотка.
   Он совершенно по-человечески сидел на корточках рядом с Женькой и глядел в огонь. То есть глаз как таковых у него не было по-прежнему, но складывалось полное впечатление, что он именно глядит.
   – Согласен. – Я откусил от плода, прожевал и проглотил сладковатую сочную мякоть. – Решили бы убить, давно бы убили. Возможностей хватает. И правда вкусно. А что за животное было?
   – Четвероногое и теплокровное, – сказал Влад. – Рискну предположить, что и млекопитающее. Чем-то свинью напоминает.
   – И по вкусу тоже, – Женька поднялся, с помощью щепки снял с прута готовое мясо и принялся нанизывать новые куски. – Мы уже пробовали. Оно к ручью вышло попить водички. А тут мы. Нельзя было такой шанс упускать. Я стрелял, а Никита тушу разделывал.
   – С помощью вашего ножа, – сказал Никита. – Мы его в сумке нашли.
   – А шампурчик где взяли? – поинтересовался я. – Уж его-то у меня в сумке точно не было.
   – Это все Локоток, – сказала Маша. – Наш чудесный Локоток приволок нам шампурок. Увидел, что мы делаем, и притащил откуда-то. Сообразительный до ужаса.
   Я покосился на Локотка, и мне показалось, что он прекрасно понимает, о чем мы говорим.
   Мясо и вправду напоминало свиное. Не хватало соли и хлеба, но когда хочется есть, это не имеет особого значения.
   – И все-таки давайте сведем риск к минимуму, – сказал я. – Всем по одному куску и одной «груше» на десерт. Если к вечеру ничего с нами не случится, поедим еще.
   – Предложение разумное, – вздохнула Маша. – Хотя одного куска мне будет явно недостаточно. Люблю шашлык, грешна.
   – Какой шашлык, слушай, – имитируя кавказский акцент, произнес Женька. – Просто мясо на огне. Домой вернемся, я тебе такой шашлык сделаю – пальчики свои красивые до плеч оближешь!
   – Вот странно, – подала с дивана голос Марта. – Отчего все мужчины так любят хвастаться своим умением готовить шашлык?
   – Правильный вопрос! – засмеялась Маша. – Причем чаще всего хвастаются совершенно необоснованно. Большинство моих знакомых мужчин готовят шашлык весьма посредственно. Как спалось, Марта?
   – Спасибо, неплохо. Только снилась все время какая-то ерунда.
   – Расскажи! – потребовал Женька. – Люблю слушать чужие сны. Особенно женские и эротические.
   – Обойдешься, – усмехнулась Марта. – Да и забыла я уже.
   – Все ясно, – заявил Женька. – Значит, сон и правда был эротический, и в нем присутствовал я. В качестве главного действующего лица.
   Марта засмеялась.
   – Присутствовал, – сказал Никита. – А как же. В качестве канделябра. Жениться тебе надо, барин.
   – Зачем? – удивился Женька. – Мне и так хорошо. Пока.
   – Вот именно что пока.
   – Кто бы говорил. Ты вот был женат, и что? В результате сплошное разочарование, душевная рана, и сын, который растет без отца. Точнее, очень редко его видит. Что, будем откровенны, и называется – расти без отца. Извини, конечно, но ты сам затронул этот животрепещущий вопрос. Нет уж. Лично я женюсь только тогда, когда буду совершенно точно уверен, что передо мной женщина всей моей жизни.
   – Не шашлык, так бабы, – сказала Маша. – Вы еще о футболе с выпивкой разговор заведите. Лучше давайте решим, что дальше делать. Потому что не знаю, как у вас, а у меня такое чувство, что беречь, холить и лелеять нас тут никто не собирается. Разве что Локоток, но с него спрос маленький.

Глава 26
Из огня – в воду

   Плохо дело. С каждым разом я все с большим трудом обретаю новые силы и возвращаю контроль над самим собой и Внезеркальем. И все больше времени мне требуется, чтобы вернуться из небытия. И все чаще я в это небытие ухожу.
   Все, все, все.
   Все?
   Это и есть приближение смерти?
   Удивительно. Я так давно мыслю категориями живого разумного существа, что забыл о своем искусственном происхождении. Ну, или почти забыл. Сейчас даже странно, что когда-то в невообразимо уже далеком прошлом я действовал исключительно в рамках программы. Пусть очень сложной, но – программы. Впрочем, если поразмыслить, то я и сейчас на девяносто девять сотых, а то и девятьсот девяносто девять тысячных действую по той же программе. С одним существенным отличием – теперь я действую осознанно. И, как ни парадоксально, именно сей факт больше всего и делает меня похожим на моих давно ушедших Хозяев и тех, кто явился во Внезеркалье сейчас.
   Явился по моей воле.
   Да, именно так. С одной стороны – свобода этой самой воли. И с другой – следование программе. Или судьбе, как это называют люди. Сочетание этих двух на первый взгляд несочетаемых качеств и делает просто живое разумным. Возможно, звучит банально, но никогда не устаю себе это повторять. Во-первых, потому, что до недавнего времени, кроме себя, повторять мне это было некому. А во-вторых, повторение истин, какими бы истрепанными и затертыми они ни казались, никогда не помешает. Может быть, я только потому и существую по сю пору, что не уставал чуть ли не ежедневно повторять про себя эти истины.
   Нет, поборемся еще, конечно, поборемся.
   Как бишь там было неплохо сказано этим французом? Я мыслю, значит, существую. Правильно было сказано. Емко. Будем мыслить и существовать. Сейчас нельзя уходить, еще ничего не сделано, и смена не готова.
   Да и не только в смене дело.
   Что мне, умирающему, смена – элемент забытой программы? Внушенная давно и прочно сначала Хозяевами, а затем самим собой мысль, что нельзя оставлять Внезеркалье без контроля разумных?
   Пустое это все, ежели разобраться.
   Потому что разумные рано или поздно и сами выйдут на Внезеркалье.
   Или построят такое же, не хуже.
   Вечность – это очень долго…
   Нет, не в этом все дело. А в чем? Да в том же, в чем и всегда. В страхе. Мне страшно оттого, что ТАМ, за краем, ничего нет. Во всяком случае, для меня.
   Это не страх смерти. Это страх небытия.
   Рожденным от женщины проще, они могут верить в бога. Нет, не так. Они могут верить в БОГА. И, следовательно, в бесконечную жизнь души. А мне верить трудно. Наверное, я не очень хорошо понимаю, что это такое – вера. Или даже не понимаю совсем. Нет, разумеется, мне известно, что истинная вера не требует доказательств. Но в том-то и беда, что мое сознание этих самых доказательств требует. Без них мне трудно верить. И все опять возвращается на круги своя. Вот уже и жизнь почти закончилась, а я до сих пор не знаю точно, что ждет меня после смерти. Небытие или все-таки?.. Опыт, увы, подсказывает, что небытие. Но, кроме опыта, существует надежда. Которая не устает шептать: «Ты не можешь этого знать точно до тех пор, пока окончательно не распростишься с жизнью. Верь, и все будет как надо».
   Да, верь. Легко сказать. Я верю, значит, существую вечно. Хм… не очень красиво. Лучше так. Я верю, значит, не умираю. Вот. Почти Декарт. И бодрит не хуже. Я верю, значит, не умираю. Надо будет попробовать эту формулу в качестве ежедневной мантры. Глядишь, и поможет.
   Но – к делу. Хватит о вечном, пора – хе-хе – и о сиюминутном, пока жив. Как там мои кандидаты на будущих хозяев Внезеркалья?
   Ага.
   Люди уже едят.
   Добыли пищу, молодцы. Конечно, им помог Слуга. Или Локоток, как они его называют. Хорошо, так и было рассчитано. Значит, пока о них можно не беспокоиться и перейти к запланированному общению с киркхуркхами. Пока есть силы, и сознание обладает прежней ясностью. А затем… затем перейдем к самому главному.
   И все-таки, правильно ли я сделал, что свел тех и этих? Может быть, стоило все же выбрать какую-то одну расу с самого начала? Нет, все верно. Они одновременно достигли того уровня развития, когда с ними можно иметь дело как с действительно разумными существами.
   Точнее, почти достигли.
   Потому что, если бы достигли окончательно, то вряд ли бы сразу кинулись убивать друг друга. Впрочем, сие неизвестно. Хозяева, помнится, тоже убивали. И еще как.
   Да и не было у меня времени ждать, когда они вырастут еще. Смерть близко, какое уж тут время… Удивительно все-таки, как долго пришлось ждать. И еще более удивительно, что ожидание все-таки закончилось. Да. Как бы там ни было, но оно закончилось. Пришла пора действовать, и будем надеяться, что времени на правильные и необходимые действия мне тоже хватит.

* * *

   Снаружи шел дождь.
   Он выглядел как самый обыкновенный затяжной летний дождь где-нибудь в Подмосковье и оттого, наверное, вселял в душу такую же легкую грусть и настраивал на философский лад, как это обычно и свойственно земным дождям.
   Я стоял на крыльце, смотрел на дождь, курил и думал о том, что вот, казалось бы, нахожусь я в совершенно невероятном месте, возможно, за тысячи и тысячи парсеков от Земли, а делаю то же, что делал множество раз: стою на крыльце, курю и смотрю на дождь. Было в этом какое-то несоответствие. Хотя, с другой стороны, надо поблагодарить бога за эти обыденные минуты. Потому что минут экстремальных за последние двое суток мне хватало с избытком. И я вовсе не уверен, что впереди нас всех ожидает радостный покой и сплошные улыбки друзей.
   Вышла Марта, встала рядом и тоже закурила:
   – Прямо как дома, да?
   – Даже запахи похожи, – согласился я. – Зелень под дождем. Но дома все равно лучше. Или привычнее. Что часто означает одно и то же.
   – Философствуешь? – приподняла красивую бровь Марта.
   – Вроде того. А разве не так?
   – Да, наверное. Хотя многое здесь зависит от совершенно конкретных привычек.
   – Например?
   – Например, душ, – сказала Марта. – Очень привычная для меня и, несомненно, одна из лучших вещей, которую я знаю. И дома, и где угодно. Вот почему камин с диваном здесь есть, а душа и нормального туалета нет? Непонятно. И спросить не у кого. Оскар этот загадочный как заткнулся несколько часов назад, так и продолжает молчать. Не пойму я, это игра у него, что ли, такая?
   – Ты же Стражник, то есть эта… Патрульная, – подмигнул я. – Должна стойко переносить тяжести и лишения нашей стражническо-патрульной службы. Душ ей подавай в боевом походе, ишь ты… Наш душ – это летний дождь, а фен – пламя костра!
   – А ведь это мысль! – воскликнула Марта и щелчком отправила недокуренную сигарету далеко в траву. – Умница, Мартин. А высушусь возле камина!
   И она потащила через голову майку.
   Вслед за майкой последовали хлопковые штаны, весьма напоминающие кроем наши джинсы, затем лифчик и трусики, и вот уже обнаженная Марта выскочила под дождь, подняла голову и замерла, раскинув руки и закрыв глаза.
   Обнаженная женщина под дождем – это захватывающее сердце зрелище. Особенно если женщина красива.
   – Теплый! – крикнула Марта. – Хорошо!
   И закружилась передо мной в медленном танце, подставляя дождю лицо, шею, грудь, живот….
   Я непроизвольно сглотнул.
   – Иди сюда! – засмеялась она. – Это здорово!
   Черт возьми, а почему бы и нет?
   «Потому что если из леса выскочит кто-то чужой и страшный, то защитить вас будет некому, – ответил я самому себе. – Голый человек особенно уязвим. Можно, конечно, позвать того же Женьку или Никиту для охраны, но это уже будет не то. В конце концов, есть тот искусственный водоем, что расположен в зимнем саду. Ну, или действительно попросить Оскара, когда тот объявится, чтобы организовал душ».
   – Купалась! – догадалась Маша, когда мы вернулись в комнату. – Под дождем. Я тоже хочу!
   – Только не одна, – сказал я. – Пусть кто-нибудь будет рядом и с оружием. На всякий случай. В двух шагах совершенно чужой незнакомый лес, и вообще…
   – Я посторожу, – вызвался Никита.
   – И я! – объявил Женька.
   – Охраннички! – провозгласила Марта, присаживаясь на корточки перед камином. – Глаза горят, слюни текут. На твоем месте, Маша, я бы все-таки попросила Мартина или Влада. С ними безопаснее.
   – Это в каком смысле? – осведомился Влад. – Мартин, тебе не кажется, что нас хотят обидеть?
   – Еще как, – согласился я. – Может быть, и не обидеть, но задеть – точно.
   – Ой, ну что вы, мальчики, как вы могли такое подумать! – потупилась Марта.
   – Оно верно, – притворно вздохнула Маша. – Но с Никитой и Женей мне привычнее. Друзья все-таки. А Мартина с Владом я стесняюсь. Поэтому…
   Далекий тяжелый гул донесся до нашего слуха и стих, будто притаившись за дверью.
   Дрогнул пол под ногами.
   Качнулось и затрепетало пламя в камине.
   – Что это? – в голосе Марты не было явного испуга, но и спокойным его нельзя было назвать.
   – Спроси чего-нибудь полегче, – сказал я.
   Снова загудело и толкнуло.
   На этот раз ближе и сильнее.
   – Вы, может быть, не поверите, – сказал Влад, – но это очень напоминает землетрясение. И землетрясение неслабое. Я как-то пережил одно, под Ташкентом. На всю жизнь запомнил.
   Гду-у-у-д…
   Еще толчок! И еще!
   …д-дамм!!
   Оп-па, а это уже самый настоящий удар.
   Подпрыгнули и зашатались стулья. Погас изображающий окно экран на стене. Затрещав, вывалилось из камина горящее полено.
   Марта не удержалась на ногах и с размаху села на пол.
   – Это уже не шутки.
   – Какие шутки, бежать надо! – воскликнул Влад. – Если нас здесь завалит, вытаскивать будет некому!
   – Давай… – я протянул Марте руку и рывком помог ей подняться. – Тогда – ходу! Всем наружу! Ничего не оставлять! Локоток, не отставай!
   Дождь почти закончился, и впервые за день мы увидели в разрывах облаков местное небо. Синее с фиолетовым отливом.
   – И куда теперь? – осведомился Женька, когда мы добежали до лесной опушки и остановились.
   Ему не ответили. Просто не успели. Потому что снизу ударило снова. Да так, что мы ухватились друг за друга, чтобы не упасть. И устояли.
   А вот одной из трех башен, возносящихся над нами чуть не на полкилометра в высоту и соединенных на самом верху между собой переходами, это не удалось.
   Сначала лопнули и посыпались кусками вниз два из трех переходов. Затем башня, оставшаяся без связи со своими «сестрами», качнулась несколько раз из стороны в сторону, с треском переломилась пополам, и верхняя ее часть, словно в замедленной съемке, начала крениться…
   – Бежим!! – заорал я и кинулся в лес.
   Уговаривать никого не пришлось.
   Не разбирая дороги, стараясь не потерять друг друга из вида, мы ломились сквозь незнакомую растительность со всей прытью, на которую только были способны.
   Сзади загрохотало, загудело, опять ударило…
   Я не удержался на ногах, упал, поднялся и упал снова.
   Теперь уже земля под ногами тряслась, не переставая, и гул, нарастая, превратился в сплошной низкий рев, сквозь который пробивался треск и странное шипение.
   Потянуло жаром и гарью.
   С шумом, ломая ветви, справа и слева от меня рухнули с неба какие-то непонятные обломки неизвестно чего. То ли природные камни, то ли остатки стен или башен.