Файнток Дэвид. Надежда победителя

   Раковина наполнилась холодной водой. Мучители начали окунать туда мою голову, крепко придерживая за волосы. Чем больше я брыкался, чем дольше меня держали харей в воде. Наконец я понял, что лучше не рыпаться, и затих. Погружения стали менее продолжительными.
   В туалет вошли еще двое с бутылкой горячей воды. Дженкс что-то шепнул им, показывая на капрала-кадета, и они поволокли Толливера к унитазу.
   Мне снова пригнули голову ко дну раковины. Я задыхался, давился мылом, пытался выплюнуть его, но рот был крепко зажат гардемаринскими ладонями. А сзади из кабинки доносились дикие вопли Толливера.
   Новая униформа показалась мне странной и неудобной, хотя от кадетской отличалась лишь цветом и формой воротника. Разумеется, нас сразу перевели в другую казарму. Гардемарины не должны спать в одном помещении с кадетами. Наши вчерашние друзья, оставшиеся в кадетах, с чувством собственного достоинства отдавали нам честь, а мы козыряли им в ответ немного смущенно.
   Немногие из новоиспеченных гардемаринов остались в Академии, большинство распределялось по кораблям и военным базам. Каждый ждал своего направления и отбытия к месту службы с трепетом. Шли дни, наши ряды таяли. Мы с Арлиной получили свои направления в числе последних.
   В один из этих дней ко мне в казарму пришел Джефф Торн.
   – Выдержал Последнюю Ночь? – спросил он.
   – С трудом. – Мне все еще мерещился вкус мыла во рту.
   – Извини, я ничего не мог сделать. Дженкс, этот придурок, старше меня.
   – Ничего, все обошлось, сэр.
   – Не сэр, а Джефф. Не забывай, что ты уже гардемарин.
   – Конечно, сэ… э… Как-то трудно привыкнуть. – Я изобразил застенчивую улыбку.
   – Помню, у меня так же было. – Джефф протянул мне руку, мы обменялись рукопожатиями. – Завтра улетаю, меня направили на корабль «Таргон». Вот я и пришел пожелать тебе удачи. И вам, Сандерс.
   Арлина и в новой казарме спала на соседней койке.
   – Спасибо. Я…. – Поколебавшись, я выпалил:
   – Мне будет не хватать вас, мистер Торн.
   – Маловато мы сделали, не успели отключить гравитроны, – с напускной серьезностью сказал Джефф.
   – Этого пока никому не удавалось, – ухмыльнулся я.
   – Прости за все. – Джефф хлопнул меня по плечу и ушел.
   А через два дня распределили и нас с Арлиной. Меня направили на корабль «Хельсинки», а ее – на «Свободу». После четырехдневного отпуска в Лунаполисе нам предстояло явиться на орбитальную станцию «Порт Земли», где после дальних полетов отдыхали наши корабли.
   Отпуск казался чем-то непостижимым. Ничего не делать? Заниматься чем хочешь? И это после жизни, расписанной по минутам? После двух лет под постоянным присмотром, когда нас всех вместе гоняли в столовую, на стадион, в парикмахерскую, в душ? Мы с Арлиной таращились друг на друга, как идиоты. Неужели мы заслужили отпуск?
   Вместе с гардемаринским званием мы получили статус совершеннолетних. Штатские в нашем возрасте все еще обязаны слушаться родителей, лишены тех удовольствий и развлечений, на которые имеют право взрослые, а мы, гардемарины, независимо от возраста имеем право пить спиртное, управлять автомобилем и прочее, и тому подобное.
   Пьянящие перспективы кружили нам головы. Мы напрягали фантазию, строили грандиозные планы.
   Не знаю, что чувствовали другие гардемарины, а у меня комок в горле стоял, когда я смотрел через иллюминатор шаттла на купола Академии в Фарсайде. В этот момент я любил всех-всех, даже сержанта Свопса. Хотя, нет, не всех… За что любить Дженкса?
   В Лунаполисе можно было остановиться в недорогой гостинице, многие из гардемаринов так и делали, но мы с Арлиной поселились в офицерском общежитии, чтобы сэкономить деньги на развлечения и музеи. Со дня присвоения нам гардемаринского звания мы начали получать жалование, но накоплений у нас почти не было. Надо было как-то дотянуть до аванса.
   Мне казалось, что бродить по Лунаполису, осматривая достопримечательности и музеи, можно неделю, но я все обошел в первый же день. Большинство экспонатов в Музее космонавтики оказались копиями того, что я видел в музее Академии. Гораздо интереснее мне показалось первое построенное на Луне подземное жилое сооружение, названное за тесноту «кроличьим садком». Удивительно, как люди могли жить в таких условиях?
   Второй день я провел в баре, а вторую ночь – в туалете над унитазом, выворачиваясь наизнанку. Наблевался я тогда от души. Третий день я провел с жуткой головной болью и чувством глубокого раскаяния. Оно погнало меня вечером в церковь, и я долго замаливал свои грехи и проклинал свою глупость.
   И вот настал четвертый, последний день отпуска. Набравшись наглости, собравшись с духом, я поплелся знакомиться с сомнительными местечками города.
   Как и в любом другом городе, в Лунаполисе есть районы, изобилующие злачными местами. Один из них называется Старым Лунаполисом. Разнообразные кафешки, бары, рестораны и прочие невинные на первый взгляд заведения предлагают широчайший выбор всех плотских утех, о некоторых из них я, пылкий юноша, грезил во тьме ночной, а о некоторых не осмеливался даже помыслить.
   Я испуганно шарахался от зазывных вывесок и невольно вспоминал страшную лекцию врача-венеролога, сопровождавшуюся соответствующим фильмом ужасов. Наконец я забрел в какое-то кафе, показавшееся мне самым дешевым, и заказал ужин. Поскольку в спиртных напитках я совсем не разбирался, то смело согласился на услужливо предложенное официанткой вино. Оно оказалось мутной жидкостью неопределенного цвета, да еще с омерзительным запахом, но я глотал ее мужественно, как и положено настоящему офицеру. Вскоре у моего столика как бы случайно остановилась проходившая мимо еще вполне молодая женщина, непринужденно заговорила со мной, села напротив. Познакомились. Она назвалась Линеттой.
   После ужина по ее предложению мы пошли прогуляться вместе. Из книг я имел некоторое представление о женщинах, торгующих телом, и не сомневался, что встретил одну из них, поэтому с напряжением ждал, когда же она предложит свои услуги за деньги. Конечно, я собирался с негодованием отказаться. Но, к моему удивлению, денег она не требовала и вела себя очень мило. Очень скоро эта прелестница взяла меня за руку и ласково прошептала в ухо о своем желании. Я смотрел на нее, не веря своим глазам. Неужели я так ей понравился? А может быть, она влюбилась в меня? Почему бы и нет?
   Я повел ее в гостиницу, лихо заплатил за номер большую часть оставшихся у меня денег.
   – Никки, наконец-то мы с тобою наедине! – возбужденно воскликнула Линетта. – Какое блаженство!
   Она мягко подтолкнула меня в кресло, устроилась у меня на коленях, начались поцелуи, ласки. Я смущался своей неопытности, но она нежно направляла мои руки в свои интимные места, и вскоре я почувствовал себя увереннее. Возбуждение нарастало.
   По ее команде я разделся, делая вид, будто это мне не впервой, с вожделением поглядывая на обольстительно раздевающуюся Линетту. Ее соски прижались к моей безволосой груди.
   Вскоре мы лежали в постели. Мои фантазии разгорались, но робкие попытки овладеть Линеттой почему-то не удавались. Она крутилась и извивалась, но как-то невпопад, не так, как мне хотелось; прижималась, но тоже как-то не так, вызывая досаду. Возбуждение медленно пропадало, я начал спешить, но она не давалась; вернее, вроде бы давалась, но неудобно. Я ничего не понимал. Что происходит? Как это должно происходить? Может быть, все дело во мне? Может быть, я никчемный мужчина? Да, наверно. Как стыдно!
   Отчаявшись, я неподвижно лежал, проклиная свою неопытность. Желания не было, остался лишь стыд. Линетта снова начала меня возбуждать. У меня появился проблеск надежды. Может, еще получится? Я напрягал фантазию, пытаясь воспламенить увядшую страсть, но пальцы Линетты действовали у меня между ног так грубо, так неприятно, что желание не разгоралось, а вскоре исчезло совсем.
   – Разве ты мужчина? – едко стыдила меня Линетта, жестко работая пальцами. – Почему ты не возбуждаешься?
   – Не знаю… Не надо! Хватит! – Я резко убрал ее руку, причинявшую одну только боль.
   – Знала бы, что ты такой хлюпик, не стала бы связываться! Сколько тебе лет, щенок? Тринадцать?
   Хлюпик! Не мужчина! Я отвернулся. Какой кошмар! Первая в жизни женщина… Не смог… Позор!
   – Все хорошо, дорогой, – перешла на ласковый тон Линетта, ласково поглаживая мое вздрагивающее от всхлипов тело. – Все хорошо, не плачь. Получится, вот увидишь.
   Я благодарно повернулся к ее объятьям. Несколько минут она была очень нежна, я воспрял духом, но тут она поцеловала меня слишком сильно, больно куснула губу. Я вскрикнул, желание снова пропало. Набравшись терпения, я начал ласкать ее грудь, но Линетта почему-то замерла, как бревно. Я пробовал и так и сяк, а она была холодна, как труп. О возбуждении не могло быть и речи.
   Наконец я понял, что все бесполезно. Может быть, у нас с ней несовместимость? Пора уходить. Я встал.
   – Смыться решил? – сварливо спросила она.
   – Почему смыться? Просто уйти.
   – Ты говорил, твой папаша живет в Уэльсе? – Она села, пронзила меня злобным взглядом. – Как ты думаешь, что он скажет, если узнает, как ты со мной поступил?
   Хорошего не скажет, это уж точно. Я спешно одевался.
   – Он скажет, что ты не мужчина! Не можешь справиться с отдавшейся тебе женщиной! – беззастенчиво верещала она.
   – Что тебе от меня надо?
   – Ничего! Ничего ты не можешь дать женщине. Попробуй с мужчиной, а!
   Такого оскорбления вынести я не мог, в ярости я замахнулся на нее ладонью, но Линетта вовремя отшатнулась. Пощечины не получилось, а жаль.
   – Беги домой, мальчик, займись онанизмом, это тебе в самый раз! – презрительно голосила она.
   Я быстренько напялил китель, галстук, выбежал в коридор, а вслед мне неслись ее визги:
   – Урод! Гермафродит! Может, у тебя в жопе влагалище? Гомик! Педераст! Ничтожество!
   Боже мой! Неужели она права?! Я стремглав выскочил на улицу, как из пристанища сатаны.
   До офицерского общежития я добрался через несколько часов после хаотичных блужданий, пряча от прохожих глаза – не дай Бог догадаются, какое я ничтожество. Наконец, я уединился в своей комнатушке, стянул с себя пропитанную потом одежду и упал без сил на кровать, но тут же вскочил, полез в душ, ожесточенно смывал с себя грязь чудовищной женщины. Почему она так обошлась со мной? За что мне такое наказание?
   Долгие минуты под целительными струями теплой воды немного облегчили душевную боль, ослабили нервное напряжение. Я вытерся насухо, обмотался полотенцем вместо трусов, лег на кровать. Как жить? Жениться мне, конечно, нельзя, до конца дней своих останусь холостяком. Отдам все силы службе. Завтра вольюсь в экипаж «Хельсинки», корабельная жизнь с ее многочисленными заботами и обязанностями поможет забыть о женщинах.
   Спать не хотелось, я решил молиться до утра. Может быть, Господь услышит меня, умиротворит истерзанную душу?
   Кто-то постучался в дверь, но я не открывал. Началась новая жизнь, отныне я буду нелюдим, чтоб никто не догадался о моем пороке.
   Стук в дверь усиливался.
   – Никки! Открой! Это я.
   Черт бы тебя побрал, Арлина! Как не вовремя ты пришла!
   Я зарылся в подушку. Побарабанив в дверь, Арлина ушла. Я остался наедине с тяжкими воспоминаниями о Линетте. Как приговор, в ушах звенели ее слова: «Онанист! Гомик. Попробуй с мужчинами!» Я достал из сумки Библию, листал знакомые страницы. Прости, отец. Я никчемный, презренный, глупый.
   Сын мой! Храни заповедь отца твоего… ибо заповедь – светильник… чтобы остерегать тебя от негодной женщины, от льстивого языка чужой…
   Пожалуйста, Господи. Каюсь. Сделай так, чтоб я забыл весь этот ужас.
   Потому что из-за жены блудной обнищевают до куска хлеба.
   Я закрыл Библию. До куска хлеба. Ради похоти я отдал почти все деньги.
   Снова стук в дверь.
   – Никки!
   Я тяжко вздохнул. Арлина стучалась несколько минут, пока я не ответил:
   – Не сейчас, Арлина.
   – Я на минутку!
   Тихо ругаясь, я открыл дверь.
   – Что надо?
   – Забавная униформа. – Источая запах вина, Арлина с ухмылкой смотрела на полотенце, обмотанное вокруг моих чресел. Глаза ее возбужденно блестели. – Болит голова?
   – Ради Бога, Арлина! Быстрей говори, зачем пришла, и уходи!
   – Придурок! Я пришла попрощаться. Что вылупился? Ну, прибалдела от вина. Скидывай полотенце!
   – Глупая сука!
   Она влепила мне звонкую пощечину.
   – Дурак ты, Никки! Козел! Ненавижу! – Арлина гордо удалилась.
   Я расхаживал по комнате, потирая горящее лицо, проклиная всех баб. Почему они меня оскорбляют? Со злости я отфутболил оказавшийся на пути стул, чуть не сломав на ноге пальцы, бросился на кровать, выключил свет. Болело все: и лицо, и нога, и душа. Какой я несчастный, оскорбленный, униженный!
   Казалось, прошли недели. Я встал, включил свет. Но я провалялся всего лишь час.
   Черт бы тебя побрал, Арлина! Даже ты оскорбила меня! А может быть, я сам виноват? Не мудрено потерять голову в самый горький день своей жизни.
   Нет, самый горький день не сегодня. Это было тогда на стадионе, когда я долго-долго стоял на коленях на холодной траве подле трупа друга.
   – Ой, Никки, какой ты мужественный!
   – Заткнись, Джейсон, ты мертв. Конечно, мне не хватает тебя, но лучше не приставай ко мне.
   – Ладно. – Образ Джейсона растворился.
   – Нет, Джейсон! Не уходи! Тишина.
   – Прости, я не хотел обидеть.
   – Ты кому говоришь? Ей или мне?
   – Тебе. Нет, ей. Вернее, обоим. Тишина.
   Я оделся, вышел в коридор. В какой комнате живет Арлина? Забыл! Что за жизнь! Сплошные сложности!
   Пришлось спуститься к вахтеру, долго втолковывать ему, зачем мне нужно зайти к гардемарину Сандерс. Наконец, вахтер соизволил назвать номер, и я потащился по другой лестнице вверх. Конечно, сам виноват, я первый ее оскорбил. Надо извиниться.
   – Арлина! – Я долго стучал, но за дверью не слышалось ни шороха. – Арлина, прости меня! Я и в самом деле дурак! – Что я плету? Совсем одурел!
   Я поплелся обратно, ничего не видя перед собой, и вдруг на кого-то наткнулся.
   – Простите… Арлина?!
   – А я опять ходила к тебе.
   – Арлина, я хочу извиниться. Прости меня, дурака, я… Я не хотел оскорбить тебя, это само вырвалось.
   – И ты меня прости, сама не знаю, что на меня нашло. Прости за все… В казарме я бывала грубой, но это внешнее. На самом деле я совсем другая. Мне так одиноко. Никки, почему ты отворачиваешься? Почему у тебя такой взгляд? Что с тобой?!
   – Ничего, – буркнул я.
   – Никки, да что с тобой?! – Она обняла меня.
   – У меня такое несчастье… – Как я был ей благодарен! Но слов не находилось. Разве можно такое высказать?
   – Расскажи, что случилось.
   Описывать свой позор? Только не это! Может быть, рассказать не все? Может быть, лишь намекнуть?
   – Ладно… Но не здесь.
   Мы пошли в мою комнату. Арлина уселась на кровати, скрестив ноги, как она любила сидеть в Фарсайде, и приказала:
   – Выкладывай.
   Я начал издалека, со случайного знакомства в кафешке. Невнятно, сбивчиво, путано я выдавливал из себя ужасающие подробности. Исповедавшись, я зажмурился, не в силах смотреть Арлине в глаза. Что она обо мне подумает? Презрительно рассмеется или все-таки пожалеет, утешит?
   – Ты можешь ее найти? – жестко спросила она.
   – Зачем?
   – Убью ее!
   Не ослышался ли я? Нет. Такого свирепого лица у Арлины я ни разу не видел. Пожалуй, и вправду убьет.
   – Арлина, не трогай ее. Я получил то, что заслужил.
   – Совсем сдурел, что ли?! Она же нарочно тебя продинамила! Не слышал о таких? Они называют себя молестерами, это вид сексуального извращения. Среди молестеров есть и мужики, они ищут для забавы неопытных девочек, а бабы динамят неопытных мальчишек вроде тебя. Так молестеры ловят кайф.
   – Откуда ты знаешь?!
   – Гардемарины рассказывали. – Арлина зарделась. – И не только рассказывали. Иногда они так издеваются над кадетками. Самое что ни на есть зверство, хуже не придумаешь. Та сука хотела закомплексовать тебя на всю жизнь.
   – Это ей удалось, – прошептал я.
   – До нее ты с кем-нибудь трахался?
   – Арлина!
   – Отвечай! Что тут стыдного? Я могу сказать: за прошедший год я трахалась всего два раза. С второкурсниками.
   – Боже мой на небесах!
   – Дурное дело не хитрое. – Она потрогала мой лоб. – Господи! Ник! У тебя жар!
   Я долго молчал, собираясь с духом, и наконец прошептал, глядя в сторону:
   – До нее ни с кем не… – Мои щеки пылали стыдом.
   – У нас мало времени. – Арлина глянула на часы. – Через шесть часов я должна быть на корабле.
   – Иди к себе, успеешь немного поспать.
   – Ты что, не понял? – Она начала раздеваться.
   – Ты что делаешь?!
   – Раздеваюсь. Лучше, если я разденусь сама.
   – Не надо! – возопил я. – Не получится! Не смогу! Тем более с тобой.
   – Чем я хуже других?
   – Ты же соседка! Ты стала мне как сестра. Два года на соседних койках….
   – Какая я тебе, к черту, сестра?! И не соседка! Мы расстаемся! Завтра я улечу на «Свободу», а ты на «Хельсинки»!
   Она сняла трусики. Я заревел.
   – Арлина, я не смогу… Не мучай меня, умоляю…
   – Хорошо, мы просто поговорим, Никки. – Она прижалась щекою к моей груди. – Я так одинока, не прогоняй меня.
   – Ладно. – Пришлось терпеть, чтоб не обидеть ее опять.
   Вскоре мы вместе забрались под одеяло, я выключил свет. Ничего, пусть лежит рядом, тесновато, конечно, но одну ночь как-нибудь вытерплю.
   – Бедный Робби… Он так хотел стать гардемарином, – шептала Арлина.
   – Ничего, скоро станет.
   – Конечно, станет. Знаешь, он плакал после отбоя.
   – Я тоже слышал.
   – Обними меня, Никки.
   Прошел час. Пригревшись под боком подруги, я задремал. А проснулся от…
   – Арлина, что ты делаешь?
   – Тесс! Молчи. – Она сидела на мне верхом, грациозно двигаясь. – Ты великолепен, Никки. Особенно в этой позе. Завидую женщинам, которые у тебя будут.
   – Ох, Арлина, это не сон? – Меня захлестывала теплая волна.
   – Никки, кажется, я влюбилась в тебя.
   Наши губы встретились. Я впивался ей в рот, лобзал все уголки ее тела. В ту незабываемую ночь Арлина подарила мне уверенность. Я снова чувствовал себя настоящим мужчиной.
   – Быстро же вы стали капитаном, сэр, – улыбалась Арлина, трогая мои капитанские погоны.
   – Не верь журналистам. Все было не так.
   – Догадываюсь. По твоим глазам видно. – Вдруг вспомнив, что мы на капитанском мостике не одни, Арлина отступила на шаг.
   – Со мной все в порядке, – грубовато буркнул я. – Лучше расскажи о себе.
   Мы вышли, направились на третий уровень.
   – Меня швыряли по всем кораблям, по всему флоту, – со смехом рассказывала она. – Вначале «Свобода», потом «Боливар», Адмиралтейство.
   – Когда тебе присвоили звание лейтенанта?
   – Четыре года тому назад. Счастливая случайность. Если б капитан Ворхес… Взвыла сирена.
   – ТРЕВОГА! ВСЕМ ЗАНЯТЬ БОЕВЫЕ ПОСТЫ! – гремел из динамиков голос Причера.
   – Что на него сегодня нашло!? – воскликнула Арлина. – Сколько можно?!
   – Выпендривается перед начальством.
   – Тревога! Это не учения! Боевая тревога! – В голосе капитана Причера звучали трагические нотки.
   – Господи! – Арлина метнулась назад к капитанскому мостику. Я побежал за ней.
   Мы влетели на капитанский мостик почти одновременно. В следующее мгновение массивная дверь закрылась, как и положено по уставу. Капитан Пример, адмирал Дагани, Арлина и я… А где же дежурный гардемарин?
   – Три рыбы! – стонал Причер, показывая на экран. – В учебных фильмах таких огромных не было. Из динамика неслись доклады:
   – Лазерное отделение готово, сэр!
   – Инженерное отделение готово, сэр!
   – Гарри, погружайся! – паниковал Дагани за спиной Причера, вцепившись в спинку его кресла. – Куда-нибудь! От этих тварей!
   – Откуда они, проклятые, взялись? – бубнил Причер, уставившись на экран. Адмирала он как будто не слышал.
   – Отделение гидропоники готово, сэр!
   – Расстояние до ближайшей цели сто метров, до следующей пятьсот метров, – доложила Арлина.
   – Гарри! – орал Дагани.
   – Отвали! – отмахнулся Пример. – Заткнись! Не мешай думать!
   Ошалевший адмирал прикусил язык.
   Я завороженно смотрел на экран. Первая рыба приблизилась к кораблю почти вплотную, начала тянуть к корпусу щупалец.
   – До третьей рыбы три километра, – докладывала Арлина. – Капитан, пора открывать огонь.
   – Гарри! – не выдержал Дагани. – Прикажи открыть огонь!
   Я бросил взгляд на индикаторы. Лазеры все еще были на предохранителях. Снять их имеет право лишь капитан. Бледный Причер обеими руками вцепился в подлокотники. Я подошел, заглянул ему в глаза – они были остекленевшие.
   – Капитан Причер, возьмите себя в руки, – мягко сказал я. – Защищайте свой корабль! Он молчал.
   – Мистер Причер! Пожалуйста!
   – Чудища, – шептал Причер.
   – Капитан, позвольте мне снять лазеры с предохранителей.
   – Гарри! Прикажи им нырнуть! – вопил Дагани.
   – Отставить! – рявкнул я. – В бортовой компьютер заложены координаты Веги! На ввод новых координат и расчеты понадобится время. Кроме того, корабль находится слишком близко от Земли, поэтому погружение в сверхсветовой режим опасно.
   – Еще две цели на расстоянии шести километров, – доложил бортовой компьютер Харлан.
   Причер сидел мертвенно-бледный, что-то едва слышно шептал. Я наклонился, прислушался.
   – … как же так… как же так…
   – Отстрани его! – крикнул я Арлине. – я не член экипажа, не имею права.
   – А если меня повесят, Ник?
   – Здесь адмирал! Спроси у него! Щупалец рыбы рос, шевелился у самого корпуса корабля, грозя проплавить броню насквозь.
   – Гарри! Ныряй! – хрипло орал Дагани.
   – Адмирал, примите командование кораблем на себя, – предложил я.
   – Что?
   – Командуйте кораблем!
   – Я же… Как же так… Я не служил на кораблях несколько лет, все забыл.
   – Тогда заткнитесь! – перегнулся я через оцепеневшего Причера к пульту управления и снял лазеры с предохранителей. Формально, по букве устава, это был бунт.
   Кораблем должен управлять только капитан. Этот древний закон прошел сквозь века и закреплен в современном уставе. Противодействие воле капитана является бунтом и жестоко карается, вплоть до смертной казни. Ведь капитан является представителем самого Господа Бога.
   Ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение.
   Однажды я уже навлек на свою голову проклятье Господне. Теперь я буду проклят дважды.
   – Говорит капитан Николас Сифорт! – объявил я в микрофон по внутренней связи. – Я передаю приказы капитана Причера. – Иначе экипаж может не подчиниться. – Лазерное отделение, огонь! Дежурный гардемарин, живо на капитанский мостик! Пилот тоже! Инженерное отделение, приготовиться к маневрам!
   – Одну гадину кокнули! – доложили из лазерного отделения.
   На экране вспоротая лазерами рыба билась в агонии, извергая из дыр протоплазму. Щупалец болтался, как плеть.
   – Ник, ты уверен, что… – замямлил Дагани и заткнулся.
   – Докладывает инженерное отделение. Капитан Причер, замгенсек Франджи спрашивает, кто в действительности командует кораблем и скоро ли мы погрузимся, чтоб уйти от чудищ?
   – У нас нет времени болтать со штатскими! – отрезал я. – Пункт связи, передайте в оперативный отдел штаба Адмиралтейства следующий текст: «Веллингтон» атакован рыбами, наши координаты… Координаты знаете?
   – Да, сэр.
   – Вот и впишите их в текст.
   – Докладывает лазерное отделение, сэр. Раненая рыба нырнула!
   В дверь мостика забарабанили. Маленький дисплей, связанный с видеокамерой за дверью, изображал тревожную физиономию гардемарина. Я нажал кнопку, щелкнул замок.
   – Гардемарин Ривс по вашему приказанию прибыл, сэр!
   – Пункт связи! Передайте в Адмиралтейство: на нас нападают пять рыб, одна убита.
   – Еще одна рыба на расстоянии семидесяти метров! – доложил компьютер.
   – Сэр, – обратился гардемарин Ривс к Причеру, – простите, но после сигнала тревоги закрылись коридорные двери, и я оказался…
   – Не стоит спешить, мистер Ривс, – вдруг забормотал Причер. – А что с мистером Франджи? Он готов принять наш корабль? Надо бы продолжить церемонию. – Из раскрытого рта Причера по подбородку текли слюни.
   На быструю помощь надеяться не приходилось, боевых кораблей поблизости не было.
   – Харлан, огонь по рыбам! – приказал я.
   – Простите, мистер Сифорт, но командиром корабля является капитан Причер, – спокойно ответил компьютер.
   – Послушай, компьютер…
   – Я разберусь с ним! – остановила меня Арлина. – Харлан, я, лейтенант Арлина Сандерс, приказываю тебе подчиняться всем приказам…
   – Арлина! Стоп!
   – … капитана Сифорта.
   Теперь она стала соучастником моего мятежа! Ее повесят рядом со мной. Ладно, сейчас не время думать об этом.
   – Арлина, рассчитай погружение!
   – Куда полетим, сэр?
   Какая разница? Лишь бы спастись от рыб.
   – Куда-нибудь в сторону от Земли! Гардемарин, помоги ей с расчетами!
   – Есть, сэр. А что с капитаном Причером?
   – Выполняй приказ!
   – Мисс Сандерс, – спокойный голос Харлана, – еще одиннадцать рыб, одна из них всплыла всего в восьмидесяти метрах от корпуса по центру корабля.