Страница:
К моему неудовольствию капитан шаттла меня заметил. Проходя по салону, он остановился у моего кресла.
– Капитан Сифорт? Позвольте представиться: пилот Станнер. – Он протянул мне руку. Пришлось пожать ее, бормоча вежливые формальности. – Сегодня место второго пилота свободно, не хотите посидеть в кабине?
Я хотел лишь одного – покоя. Ну почему мне все время кто-то навязывается? Правда, опыт полетов на шаттле не помешает. Однажды на Надежде нам с Толливером пришлось лететь через океан. Ни он, ни я не умели управлять шаттлом, который к тому же был поврежден. Мы едва не рухнули в океан.
– С удовольствием, если не возражаете, – ответил я.
– Конечно, не возражаю.
Он проводил меня в кабину, довольный, что сможет поболтать со знаменитостью. Черт бы ее побрал, мою известность, шагу нельзя ступить – обязательно кто-нибудь прицепится. Теперь этот Станнер будет всем хвастаться, что сам Николас Сифорт был его вторым пилотом.
– Диспетчер, шаттл «Победитель» № 3-4-0 к полету в Лондон готов. Разрешите взлет, – доложил Станнер в микрофон.
– Взлет разрешаю. Счастливого полета, – ответил голос из динамика.
– Понял «взлет разрешаю». Спасибо. – Станнер запустил маневровые двигатели.
Шаттл плавно отстыковался от станции. Отлетев на безопасное расстояние, пилот включил основной двигатель. Я переводил взгляд с удаляющейся станции на земной шар и обратно. Набрав скорость, Станнер отключил двигатели. Шаттл летел к Земле по инерции. Теперь до вхождения в атмосферу пилоту делать нечего, можно и поговорить.
– Летите в Академию, капитан? – спросил Станнер.
– Да. Завтра прибывает очередная группа кадетов.
– Горячая пора у вас, забот невпроворот.
– Наверно. – Честно говоря, я не знал, какие заботы мне предстоят, и надеялся на сержантов. Уж они точно знают.
Осталось двадцать пять минут свободного времени. Как насчет чашечки кофе?
Нас прервал тревожный голос из динамика:
– Шаттл «Победитель», ответьте диспетчеру!
– «Победитель» слушает, – ответил пилот в микрофон.
– Боевая тревога! Боевая тревога! Срочно спускайтесь на Землю в ближайший космопорт! Лондонский далеко – следуйте в Нью-Йорк в космопорт имени фон Вальтера или космопорт Потомак.
– Вас понял, начинаю маневр, – спокойно ответил Станнер, включая двигатели.
– Ваша рация работает на частотах ВКС? – спросил я.
– Да, кроме секретных.
Я настроил рацию на частоту переговоров боевых кораблей, тут же послышался оживленный диалог:
– Вас понял, «Чарлстон». Вы и «Триполи» ближе всех к цели.
– Передайте адмиралу, что мы уже установили радиосвязь с «Триполи». Возник третий голос:
– Я уже сам слышу, капитан Бриггс. Говорит адмирал Ле-Тур, главком флота. Вы уверены, что это рыба?
– Да, сэр, мы рассмотрели ее при максимальном увеличении. Она выглядит так же, как на тренажерах. Господи! Неужели и сюда добрались?!
– Только одна? – спросил адмирал.
– Пока одна, сэр, – мрачно хохотнул Бриггс.
– Пристегнитесь покрепче, капитан, – обратился ко мне Станнер. – Возможна болтанка. При входе в атмосферу будут радиопомехи.
– Знаю! – раздраженно выпалил я. – Извините, нервы сдают.
– Главнокомандующий космическим флотом – всем кораблям ВКС! – раздался из динамика голос адмирала. – Приступить к маневру «С». «Аргентине» и «Бранзвику» оставаться на своих местах. Иду на помощь с эскадрой из орбитальной станции «Порт Земли». Своим заместителем назначаю командира «Ватерлоо» капитана Лузанского. Всем сообщать свои координаты каждые пять минут…
Послышался шум и треск, наш шаттл начал входить в верхние слои атмосферы. Помехи ненадолго стихли, и в рацию пробилось тревожное сообщение:
– Внимание! «Триполи» видит вторую цель… – Снова помехи.
– Космопорт Потомак, как слышите? Говорит лондонский шаттл «Победитель», – произнес Станнер в микрофон.
– Почему молчат? – забеспокоился я. – Может, рыбы сбросили туда астероид?
– Нет, просто помехи мешают. Скоро снизим скорость, и связь возобновится.
– Верно. – Какой же я болван! – Конечно, помехи.
– Вызывайте космопорт каждую минуту, а то сейчас сложный участок снижения, мне надо сосредоточиться на управлении.
– Хорошо.
Слава Богу, на мой четвертый вызов ответили:
– Лондонский шаттл, говорит космопорт Потомак, теперь слышим вас хорошо.
Станнер взял у меня микрофон:
– Потомак, там наверху заварушка, иду к вам. Подхожу с юго-запада, высота 12 километров. Сможете нас принять?
Я затаил дыхание, но космопорт ответил спокойно:
– Конечно, примем. Нас предупредили почти час назад, запретили все полеты шаттлов, так что путь свободен.
Значит, тревогу объявили еще час назад? Кстати, помехи исчезли, надо послушать переговоры кораблей. Я настроил рацию на частоту ВКС.
– … уверен, сэр. Ни одного объекта вокруг, кроме «Триполи».
– «Чарлстон», куда же она делась, черт бы ее побрал?
– Не знаю, сэр. Пауза.
– Внимание! Главком – всем кораблям: первая рыба исчезла. Очевидно, нырнула в сверхсветовой режим. Второй рыбы тоже нет, но есть подозрения, что ее не было.
Я невольно фыркнул, представив себе мальчишку-гардемарина, которому со страху померещилась рыба. То-то он теперь трепещет перед грозным адмиралом! До сих пор рыбы в Солнечную систему не залетали, если не считать той, которую я протаранил «Дерзким».
– Что будет дальше, капитан? Как по-вашему? – спросил Станнер.
Я дал ему знак молчать, напряженно вслушивался в переговоры. Все боевые корабли были подняты по тревоге и ждали боя, но рыбы больше не появлялись. Слушать было нечего, а шаттл уже подлетал к космопорту.
– Извините, мистер Станнер, я думал, что появятся рыбы, но похоже, была только одна, да и та исчезла.
– Наверно, они все-таки еще вынырнут. Как вы полагаете, скоро они нападут на Землю?
– Трудно сказать. Возможно, эта рыба прилетела на разведку. На Надежде… – Там рыбы не трогали эскадру, охраняющую планету, несколько недель, зато потом… О тех ужасах лучше не вспоминать. – Не знаю, что будет дальше.
– Капитан, у меня жена и дети. Где им будет безопаснее, на Земле или в Лунаполисе?
– И этого я не знаю. Думаю, никто не сможет этого предсказать. Возможно, Луна меньше заинтересует проклятых рыб, но с другой стороны, лунные города хуже защищены, а Земля закрыта атмосферой. Все земные города не погибнут. Будь у меня дети, я укрыл бы их на Земле.
– Да поможет нам Бог.
– Аминь.
Через полчаса шаттл приземлился. Я расстегнул ремни, протянул пилоту руку.
– Удачи вам, мистер Станнер.
– И вам, сэр.
– Спасибо. – Я вышел в салон.
– Надо было вам взять корабль, – бросил мне вдогонку пилот, но я сделал вид, что не расслышал.
Стюард подал мне мою сумку и задержал остальных пассажиров, чтобы я мог выйти из шаттла первым. Сделано это было из лучших побуждений, но я чувствовал бы себя уютнее, если бы он вообще меня не заметил. Стараясь казаться незаметным, я спустился по трапу, вошел в здание космопорта.
– Капитан Сифорт! – окликнул меня офицер. – Я лейтенант Гриве, сэр. Меня прислал адмирал Дагани, чтобы проводить вас в пресс-центр ВКС. Адмирал уже ждет вас там, сэр.
– Куда? И откуда он узнал, что я здесь? – удивился я.
– В пресс-центр ВКС, сэр. Это просто конференц-зал здесь же, в здании космопорта, зарезервированный для офицеров ВКС. О вас адмиралу сообщили из Луна-полиса.
– Хорошо.
Мы пошли по коридорам.
– Сюда, сэр. – Гриве открыл передо мной одну из дверей. Это и был пресс-центр.
– А, это вы, Сифорт, – покосился на меня адмирал Дагани, сидевший за столом с сенатором Боландом и незнакомым мне человеком. – Сенатор Уиверн, – представил мне адмирал незнакомца.
Пожав обоим сенаторам руки, я сел за стол рядом с адмиралом.
– Какие новости, сэр?
– Никаких, с тех пор как эта сучара нырнула, – проворчал адмирал. – Несколько часов мы держали все корабли в полной боевой готовности, но рыбы больше не всплывали. Пришлось дать отбой. Теперь остается только ждать.
Да уж, делать тут больше нечего, только ждать.
– Знаете, Сифорт, – вздохнул Боланд, – одно дело узнавать о битвах с рыбами из журналов, и совсем другое – видеть чудищ воочию, да еще в Солнечной системе. Как они себя поведут – ваше мнение?
– Откуда я знаю?
– У вас есть опыт. – И Боланд, и Дагани смотрели на меня с надеждой, как на пророка.
– Ей-богу, не знаю, что будут делать рыбы. – Я встал и начал прохаживаться взад-вперед, пытаясь придумать хоть какой-то ответ. – Мне кажется, некоторое время рыбы не будут нас беспокоить.
– Почему? – хором спросили сенаторы и Дагани.
– Просто так кажется. Разумных объяснений у меня нет, если не считать того факта, что между гибелью «Телстара» и нападением рыб на Надежду прошло несколько лет. А когда рыбы начали нападать, мы никогда не могли предугадать их следующий шаг.
Трудно тогда пришлось нашему флоту. Понеся громадные потери, он вынужден был отступить.
Сенатор Уиверн кашлянул, словно прочищая горло перед речью на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, и важно произнес:
– Появление рыб поможет нам убедить ООН разместить заказы на корпуса в Северной Америке.
– Обсудим это потом, Бретт, – осадил его Боланд.
– Сейчас надо быстрее разрабатывать и производить бомбы с кошачьим концертом, – сказал я, перестал расхаживать взад-вперед и сел за стол. – Как обстоит дело с ними, адмирал?
– Теперь выбить средства на эти бомбы будет легче. Но широкой публике сообщать о появлении рыб у Земли не следует. Поняли, Сифорт?
– Я никогда не давал интервью, сэр! – вспылил я. Неужели Дагани этого не знает?
– Итак, о рыбах ни слова. Это приказ. Вам, Сифорт, как человеку надежному, могу сказать, что мы с сенаторами уже условились: если рыбы сегодня больше не появятся, считать сегодняшнюю тревогу ложной.
– Почему? – опешил я.
– Чтобы не было паники. Но сами мы, разумеется, бдительности не потеряем.
– Вы собираетесь ввести общественность в заблуждение?!
– Сифорт, как вы не понимаете? – с укоризной заговорил Боланд. – Ничего хорошего такая правда обществу не даст, а вот паника может подняться.
– Ничего хорошего? – Я задумался. В самом деле, не поднимет ли сообщение о рыбах панику? Могут усилиться голоса в пользу возвращения тех кораблей, которые охраняют дальние планеты, а если флот отзовут, колонии останутся без защиты. – Вам виднее, решайте сами, а я выполню ваш приказ, – нехотя согласился я. Слава Богу, что ответственность за подобные решения лежит не на мне.
– Не давите на него, Ричард, он так же устал, как и мы. Сифорт, я устрою вам шаттл до Лондона. Один полет не повредит наземной обороне.
– Хорошо. – Быстрее бы добраться до Академии, скрыться там от политиков и паркетных адмиралов.
– Мистер Дагани, – встал сенатор Боланд, – если вы сейчас дадите указание отправить шаттл, то я пройду с мистером Сифортом до трапа.
Ловко же они меня выпроводили! Очень вежливо, как опытные политики. Вскоре мы с Боландом уже шли через зал ожидания. Несчастные пассажиры все еще с надеждой ждали отмененных рейсов.
– Мы используем возникшую ситуацию в полной мере, – хвастался по пути Боланд. – Деньги на корабли и ваши бомбы мы выбьем, не сомневайтесь, нужные люди о рыбах извещены, а вот широкой публике знать об опасности не следует, это лишь помешает осуществлению наших планов.
К сожалению, я должен был признать его правоту. Деньги на новые корабли были нужны позарез.
– Завтра я привезу в Девон Роберта, – как бы невзначай бросил Боланд.
– Кто такой Роберт?
– Мой сын.
– Ах да, пардон. Надеюсь, он будет учиться прилежно.
– Я тоже на это надеюсь. Если возникнут какие-нибудь трудности, сразу обращайтесь ко мне.
Из Лондона до Академии в Девоне я добирался на вертолете. На площадку перед главным входом мы сели поздним вечером. Часовой на КПП сразу меня узнал, отдал честь и не стал требовать пропуск. Я хотел было влепить ему за это выговор, но, по здравому размышлению, не стал поднимать шум из-за пустяка, а занялся более важным делом – позвонил в Лунаполис знакомым лейтенантам. На Луне было тихо. Космический флот Солнечной системы второй раз по тревоге не поднимался.
В день приема очередной группы кадетов Академия превращается в сумасшедший дом. Родители без конца выясняют одни и те же вопросы: что их чадам разрешается брать с собой за ворота, можно ли их навещать, когда будут экзамены, когда каникулы?
Лейтенанту Паульсону и сержантам такой бедлам был не в диковинку. Они держались спокойно, отвечали терпеливо, с достоинством. Я сидел как на иголках у себя в кабинете, в приемной дежурили два гардемарина. Они исполняли роль стражей и мальчиков на побегушках, а Толливер следил за порядком снаружи. Гардемарины стойко отражали натиск родителей, штурмовавших мой кабинет. Вначале я не верил в бдительность юных помощников и с беспокойством ждал прорыва взволнованных родителей, но время шло, а проникнуть ко мне никому не удавалось.
Все же мне не сиделось и я расхаживал по кабинету, виляя между кофейными столиками, креслами и прочей дребеденью, отмечая про себя, что здесь надо будет разобраться с завалами мебели столь же сурово, как в Фарсайде.
Промучившись так до обеда и немного еще, я решил, что с меня хватит. За все это время мне пришлось ответить на один-единственный звонок: интендант Серенко просил разрешения купить для столовой новое молоко взамен скисшего. Так какого черта я тут сижу? Рассудив так, я пригладил волосы, поправил галстук и шагнул из кабинета в приемную.
– Пройдусь по территории, – проинформировал я гардемаринов.
– Да, сэр, – отчеканили они.
Как и на корабле, я пошел по своим владениям без рации. Правда, на корабле повсюду установлены динамики и телефоны, поэтому любого члена экипажа в любой момент можно быстро найти по внутренней связи, а здесь, на территории Академии, дело обстояло иначе. Но таскать с собой рацию не хотелось. Конечно, есть совсем маленькие рации в виде наушничка, вставляемого в ухо, но с такими хреновинками ходят подростки, на ходу слушающие плеер. Будь я проклят, если уподоблюсь этим недорослям.
Побродив у казарм, я вернулся к зданию офицерских квартир и прошел дальше к большой тенистой лужайке.
Кадетам было объявлено, что они должны прибыть на место с десяти до четырнадцати часов. Автомобильная стоянка перед узорчатыми воротами Академии заполнялась родительскими машинами. Другие семейства подходили к воротам пешком от вертолетной площадки или железнодорожной станции. У ворот, но уже на территории Академии, гардемарины собирали первокурсников в группы и отправляли в административное здание. С этого момента начиналась их армейская карьера. Среди прочего это означало, что с родителями они увидятся только на каникулах, а до этого могут лишь переписываться с ними.
Издалека я наблюдал «душераздирающие» сцены прощания, пока один из первокуров не узнал мою примелькавшуюся в журналах физиономию и не показал восхищенно на меня пальцем. Я немедленно скрылся за деревом, развернулся и поспешил в столовую.
Обеденное время прошло, еду в столовой уже не подавали. Голод повел меня прямо на камбуз, который на земле называется, кажется, кухней. Поварята удивленно вылупились на меня, а я, не обращая на них внимания, начал лазить по холодильникам.
– Может, сделать вам сэндвичей, сэр? – предложил один из них.
– Что угодно, лишь бы съедобное, – буркнул я.
– Почему бы вам не посидеть в зале столовой? Стюард принесет вам обед.
– Ладно. – Я вышел в зал, сел за ближайший стол (он оказался кадетским), обхватил голову руками и задумался.
Начало учебного года. Половина кадетов отучились курс, другие – только прибыли. Как таким мальчишкам объяснить всю меру лежащей на них ответственности? Скоро, слишком скоро им придется защищать от космических чудищ Землю.
Вот и за этим столом завтра будут сидеть совсем еще дети. Кстати, что это за царапины? Чьи-то инициалы? Плохо сержанты делают свою работу. Вот когда я был кадетом, на столах не царапали.
– Ваш обед, сэр, – раздался голос. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Стюард поставил на стол поднос.
– Спасибо.
К моему удивлению, на подносе оказались не холодные сэндвичи, а горячее мясо с картофельным пюре и овощами, полная тарелка салата и кофе.
Не успел я пообедать, как в столовую влетел гардемарин, остановился передо мной по стойке «смирно» и отрапортовал:
– Докладывает гардемарин Антон Тайер, сэр. – Его рыжие вихры были аккуратно приглажены, униформа в полном порядке. – Лейтенант Слик просил передать, что сенатор Боланд уже у ворот и хочет с вами поговорить.
– Передай сенатору, что… Хотя, нет, подожди. – Я подошел к настенному телефону у двери, позвонил в приемную своего кабинета.
– Лейтенант Слик, сэр. Проводить сенатора Боланда в ваш кабинет?
– Что ему надо?
– Он привез своего сына.
С политиком такого ранга отношений портить не следует, но традиция есть традиция. Для нее неважно, сенатор ты или еще кто-то. Вход родителям на территорию Академии воспрещен. Одна морока с этими сенаторами.
– Пусть подождет у ворот, я сейчас к нему выйду.
– Но ведь он… Есть, сэр.
Я повесил трубку. Антон ждал моих указаний.
– Что стоишь?! Не знаешь, чем заняться? – проворчал я.
Гардемарин спешно ретировался. Я тоже бросился к двери, но вскоре замедлил шаг. Начальник Академии не лакей сенатора, чтобы бежать к нему сломя голову. Однако, проходя мимо плаца, я сменил гнев на милость и решил, что для Боланда можно сделать исключение. Если будет настаивать, приглашу его к себе в кабинет.
За воротами у обочины стояли два лимузина. У контрольно-пропускного пункта мамаша держала в объятиях своего дорогого сыночка; тут же топтался и Боланд.
– Рад вас видеть, сенатор, – приветствовал его я.
– Я тоже рад встрече, капитан. Позвольте представить вам моего сына Роберта. Роберт, это капитан Сифорт.
Долговязый четырнадцатилетный мальчишка высвободился из объятий мамаши, смущенно заулыбался, не зная, следует ли ему протягивать мне руку. Я как бы случайно заложил руки за спину, слегка кивнул ему и повернулся к папаше:
– Надеюсь, он станет хорошим кадетом, мистер Боланд.
Немая сцена между мной и его сынком не ускользнула от внимания Боланда, что отразилось в его глазах, но вежливость ему не изменила:
– Можно заглянуть в казарму, где будет жить Роберт?
– К сожалению, мне пока неизвестно, в какую казарму его записали, так что извините, – столь же вежливо ответил я. В действительности я легко мог это узнать, пройдя всего несколько шагов до КПП, где был дисплей. – Но ближе к вечеру вам обязательно сообщат, в какой он будет казарме.
– Но название казармы мне ничего не скажет.
– Все они одинаковы, – улыбнулся я.
– Вот как… Хорошо… Знаете, мы с женой так надеемся, что Роберт оправдает оказанную ему честь и докажет на деле, что его не зря приняли в Академию.
– Мне тоже хотелось бы на это надеяться. – Устав от околичностей, я повернулся к Роберту:
– Когда попрощаешься с родителями, обратись к гардемарину, он проводит тебя внутрь.
– Спасибо, – смущенно ответил он. Как же отвязаться от Боланда?
– У вас есть еще какие-то вопросы, сенатор?
– Да, хотелось бы обсудить с вами бюджет Академии. Адмирал Дагани сказал мне, что у вас по этому поводу возникли вопросы.
– Знаете… Это, конечно, действительно… – Ну я и болван! Что за околесицу несу?! Начальник Академии должен говорить твердо, решительно. – Роберт, нам с твоим отцом надо побеседовать наедине.
– Хорошо, сэр. – Парнишка отошел подальше. Теперь я мог говорить свободнее.
– Сенатор, мне понятно ваше желание осмотреть Академию, но родителям вход на ее территорию запрещен. Такова традиция, и я не могу сделать для вас исключения. Не беспокойтесь, о вашем сыне будут заботиться не меньше, чем об остальных.
– Как о том кадете, которому разбили шлем? – В глазах Боланда засветилась искренняя отцовская боль. – Поймите меня правильно, я горд за Роберта, но и очень боюсь за него.
– Не волнуйтесь, я понимаю вас очень хорошо.
– Посмотрите, как он жаждет войти в Академию, как рвется сменить родительскую опеку на вашу. Но что его ждет в казарме? Не ужаснется ли он? Не пожалеет ли о своем выборе? Хотя вы, конечно, об этом не узнаете.
– Почему вы думаете, что… – Как ему объяснить? Он ведь не знает, что пришлось пережить мне, какие безрадостные воспоминания связаны у меня с поступлением в Академию.
… Я угрюмо смотрел в окно поезда, но не замечал проплывавших мимо полей. Меня терзали ужасные воспоминания. Напротив, погрузившись в чтение Библии, сидел отец.
Четыре дня спустя после трагедии, разыгравшейся на стадионе, меня нашли ночью у трупа Джейсона и привезли домой в полицейской машине. Отец вышел из дома на свет фар. Он еще не знал, что случилось, – у нас не было телефона.
Оцепеневший от потрясений, я как во сне прошел за отцом на кухню, сел за стол, невидящим взглядом стал смотреть в стену. Засвистел закипевший чайник.
– Выпей чаю, – сказал отец.
– Не могу.
– Можешь. Потом сразу пойдешь спать.
Я даже не шелохнулся.
Полицейские не разрешили мне сопровождать труп Джейсона в морг, только спросили о его родителях. Я назвал им фамилию его матери. Бедняжка, как ей тяжело будет увидеть останки сына! Горевала бы обо мне моя мать? Мы с ней ни разу в жизни не виделись, но она где-то существовала, и в этом смысле я происходил из нормальной семьи, а Джейсон был клоном, поэтому отца у него никогда не было. Клоны еще до рождения обречены быть сиротами.
– Брось рубашку в стирку, – приказал отец. Только сейчас я заметил на рукаве кровь. Какая ерунда!
– Черт с ней, – огрызнулся я.
Отец замахнулся на меня, но раздумал, опустил руку.
– Понимаю, – смягчился он. – Но не одобряю. И ты пойми, что волю Господа иногда невозможно постигнуть.
Проклятый Господь! Зачем он убил Джейсона? Вслух этого я, конечно, не произнес, богохульствовать при отце было немыслимо, но согласиться с ним тоже не мог. Я твердо решил держать свое горе в себе, но откуда-то изнутри подступили рыдания и вмиг разрушили всю мою решимость.
Отец молча слушал мои рыдания, потом взял за руку. Это было слабым утешением, но мало-помалу я стал приходить в себя.
– Твой друг не хотел идти по праведному пути, вот почему я его не уважал, – сказал отец. Я попытался выдернуть руку. – Он и тебя хотел совратить. Надеюсь, ты его попыткам противился. Если же нет, то совесть твоя нечиста. – Я сильнее дернул руку, но отец сжимал ее, как в тисках. – Но он все-таки был тебе другом, поэтому я уважаю твою скорбь. Он был еще молод и мог успеть встать на путь истинный, если бы Господь дал ему время.
– Ты лишь поэтому терпел его? Потому что он мог исправиться?
– Нет, Николас. Потому, что он был твоим другом. – Отец отпустил мою руку, – Я буду молиться за его душу. Если хочешь, молись со мной.
– Конечно, – прошептал я.
– Пойдешь на похороны?
– Куда?! – Неужели Джейсона в самом деле зароют в яму? Как это жестоко! Отец, хоть бы ты меня утешил! Обними меня, скажи, что жизнь не так беспросветна, что я еще смогу жить.
– Его должны похоронить до твоего отъезда.
– Похороны? – Меня передернуло. Смерть Джейсона все еще казалась нереальной.
Отец встал, наполнил свою кружку. Мой чай уже остыл, я к нему так и не притронулся.
– Николас, ты забыл про Академию?
– Какой смысл туда ехать?
– А какой смысл оставаться здесь? Ты ведь мечтал о ней. Смерть Джейсона здесь ни при чем. Ты не поможешь ему, отказавшись от Академии.
– Но я не могу бросить Джейсона! – взвыл я плачущим голосом. Ведь если его в самом деле опустят в могилу и зароют, значит, о ней надо будет заботиться. Цветы, прополка…
– Он уже ушел от тебя, Николас.
Похороны прошли спустя два дня. В непривычном, плохо сидящем на мне костюме я стоял между своим отцом и матерью Джейсона то тихой, то безутешно рыдающей. На дне узкой ямы лежал недорогой гроб. Как взрослые, я тоже бросил в могилу друга горстку каменистой земли. Его мать печально мне улыбнулась. Я был благодарен ей за то, что она разрешила мне положить Джейсону в фоб модель корабля «Трафальгар», собственноручно вырезанную мной из бальзы. Джейсон так восхищался им…
С похорон в наш тихий, скучный, смертельно тоскливый дом мы с отцом шли молча. После чая отец раскрыл Библию. Мы читали вслух псалмы, потом отрывок из Притчей Соломона. Видимо, вид у меня был такой угрюмый, что показался страшным даже отцу, поэтому он пе-релистнул страницы и открыл Новый Завет. Вместе с отцом я шептал давно заученную наизусть 18 главу Святого Благовествования от Луки: «… пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие».
Через два дня мы сели в поезд. Окружающий мир был мне безразличен. Не волновало меня и то, что едем мы не куда-нибудь, а в Академию. Мечта сбывалась, но радости не было.
Наконец, поезд остановился. Я взял сумку, вышел вслед за отцом на перрон.
– Не тратьте денег на автобус, туда можно дойти пешком, – сказали отцу в справочном бюро.
Мы шли молча. Сумка казалась тяжелой: несъеденный завтрак, огромная Библия и еще несколько книг, которые я зачем-то захватил в последний момент, хотя мог бы взять вместо них легонькую дискетку. Чтобы я не потерялся в толпе, отец взял меня за плечо. Он шел слева, поэтому я переложил сумку в правую руку и протянул ему левую, но отец сделал вид, что не заметил ее. Неужели он не изменит своей суровости даже сейчас, когда минута расставания так близка? Я сделал еще одну попытку, но он так и не взял меня за руку.
– Капитан Сифорт? Позвольте представиться: пилот Станнер. – Он протянул мне руку. Пришлось пожать ее, бормоча вежливые формальности. – Сегодня место второго пилота свободно, не хотите посидеть в кабине?
Я хотел лишь одного – покоя. Ну почему мне все время кто-то навязывается? Правда, опыт полетов на шаттле не помешает. Однажды на Надежде нам с Толливером пришлось лететь через океан. Ни он, ни я не умели управлять шаттлом, который к тому же был поврежден. Мы едва не рухнули в океан.
– С удовольствием, если не возражаете, – ответил я.
– Конечно, не возражаю.
Он проводил меня в кабину, довольный, что сможет поболтать со знаменитостью. Черт бы ее побрал, мою известность, шагу нельзя ступить – обязательно кто-нибудь прицепится. Теперь этот Станнер будет всем хвастаться, что сам Николас Сифорт был его вторым пилотом.
– Диспетчер, шаттл «Победитель» № 3-4-0 к полету в Лондон готов. Разрешите взлет, – доложил Станнер в микрофон.
– Взлет разрешаю. Счастливого полета, – ответил голос из динамика.
– Понял «взлет разрешаю». Спасибо. – Станнер запустил маневровые двигатели.
Шаттл плавно отстыковался от станции. Отлетев на безопасное расстояние, пилот включил основной двигатель. Я переводил взгляд с удаляющейся станции на земной шар и обратно. Набрав скорость, Станнер отключил двигатели. Шаттл летел к Земле по инерции. Теперь до вхождения в атмосферу пилоту делать нечего, можно и поговорить.
– Летите в Академию, капитан? – спросил Станнер.
– Да. Завтра прибывает очередная группа кадетов.
– Горячая пора у вас, забот невпроворот.
– Наверно. – Честно говоря, я не знал, какие заботы мне предстоят, и надеялся на сержантов. Уж они точно знают.
Осталось двадцать пять минут свободного времени. Как насчет чашечки кофе?
Нас прервал тревожный голос из динамика:
– Шаттл «Победитель», ответьте диспетчеру!
– «Победитель» слушает, – ответил пилот в микрофон.
– Боевая тревога! Боевая тревога! Срочно спускайтесь на Землю в ближайший космопорт! Лондонский далеко – следуйте в Нью-Йорк в космопорт имени фон Вальтера или космопорт Потомак.
– Вас понял, начинаю маневр, – спокойно ответил Станнер, включая двигатели.
– Ваша рация работает на частотах ВКС? – спросил я.
– Да, кроме секретных.
Я настроил рацию на частоту переговоров боевых кораблей, тут же послышался оживленный диалог:
– Вас понял, «Чарлстон». Вы и «Триполи» ближе всех к цели.
– Передайте адмиралу, что мы уже установили радиосвязь с «Триполи». Возник третий голос:
– Я уже сам слышу, капитан Бриггс. Говорит адмирал Ле-Тур, главком флота. Вы уверены, что это рыба?
– Да, сэр, мы рассмотрели ее при максимальном увеличении. Она выглядит так же, как на тренажерах. Господи! Неужели и сюда добрались?!
– Только одна? – спросил адмирал.
– Пока одна, сэр, – мрачно хохотнул Бриггс.
– Пристегнитесь покрепче, капитан, – обратился ко мне Станнер. – Возможна болтанка. При входе в атмосферу будут радиопомехи.
– Знаю! – раздраженно выпалил я. – Извините, нервы сдают.
– Главнокомандующий космическим флотом – всем кораблям ВКС! – раздался из динамика голос адмирала. – Приступить к маневру «С». «Аргентине» и «Бранзвику» оставаться на своих местах. Иду на помощь с эскадрой из орбитальной станции «Порт Земли». Своим заместителем назначаю командира «Ватерлоо» капитана Лузанского. Всем сообщать свои координаты каждые пять минут…
Послышался шум и треск, наш шаттл начал входить в верхние слои атмосферы. Помехи ненадолго стихли, и в рацию пробилось тревожное сообщение:
– Внимание! «Триполи» видит вторую цель… – Снова помехи.
– Космопорт Потомак, как слышите? Говорит лондонский шаттл «Победитель», – произнес Станнер в микрофон.
– Почему молчат? – забеспокоился я. – Может, рыбы сбросили туда астероид?
– Нет, просто помехи мешают. Скоро снизим скорость, и связь возобновится.
– Верно. – Какой же я болван! – Конечно, помехи.
– Вызывайте космопорт каждую минуту, а то сейчас сложный участок снижения, мне надо сосредоточиться на управлении.
– Хорошо.
Слава Богу, на мой четвертый вызов ответили:
– Лондонский шаттл, говорит космопорт Потомак, теперь слышим вас хорошо.
Станнер взял у меня микрофон:
– Потомак, там наверху заварушка, иду к вам. Подхожу с юго-запада, высота 12 километров. Сможете нас принять?
Я затаил дыхание, но космопорт ответил спокойно:
– Конечно, примем. Нас предупредили почти час назад, запретили все полеты шаттлов, так что путь свободен.
Значит, тревогу объявили еще час назад? Кстати, помехи исчезли, надо послушать переговоры кораблей. Я настроил рацию на частоту ВКС.
– … уверен, сэр. Ни одного объекта вокруг, кроме «Триполи».
– «Чарлстон», куда же она делась, черт бы ее побрал?
– Не знаю, сэр. Пауза.
– Внимание! Главком – всем кораблям: первая рыба исчезла. Очевидно, нырнула в сверхсветовой режим. Второй рыбы тоже нет, но есть подозрения, что ее не было.
Я невольно фыркнул, представив себе мальчишку-гардемарина, которому со страху померещилась рыба. То-то он теперь трепещет перед грозным адмиралом! До сих пор рыбы в Солнечную систему не залетали, если не считать той, которую я протаранил «Дерзким».
– Что будет дальше, капитан? Как по-вашему? – спросил Станнер.
Я дал ему знак молчать, напряженно вслушивался в переговоры. Все боевые корабли были подняты по тревоге и ждали боя, но рыбы больше не появлялись. Слушать было нечего, а шаттл уже подлетал к космопорту.
– Извините, мистер Станнер, я думал, что появятся рыбы, но похоже, была только одна, да и та исчезла.
– Наверно, они все-таки еще вынырнут. Как вы полагаете, скоро они нападут на Землю?
– Трудно сказать. Возможно, эта рыба прилетела на разведку. На Надежде… – Там рыбы не трогали эскадру, охраняющую планету, несколько недель, зато потом… О тех ужасах лучше не вспоминать. – Не знаю, что будет дальше.
– Капитан, у меня жена и дети. Где им будет безопаснее, на Земле или в Лунаполисе?
– И этого я не знаю. Думаю, никто не сможет этого предсказать. Возможно, Луна меньше заинтересует проклятых рыб, но с другой стороны, лунные города хуже защищены, а Земля закрыта атмосферой. Все земные города не погибнут. Будь у меня дети, я укрыл бы их на Земле.
– Да поможет нам Бог.
– Аминь.
Через полчаса шаттл приземлился. Я расстегнул ремни, протянул пилоту руку.
– Удачи вам, мистер Станнер.
– И вам, сэр.
– Спасибо. – Я вышел в салон.
– Надо было вам взять корабль, – бросил мне вдогонку пилот, но я сделал вид, что не расслышал.
Стюард подал мне мою сумку и задержал остальных пассажиров, чтобы я мог выйти из шаттла первым. Сделано это было из лучших побуждений, но я чувствовал бы себя уютнее, если бы он вообще меня не заметил. Стараясь казаться незаметным, я спустился по трапу, вошел в здание космопорта.
– Капитан Сифорт! – окликнул меня офицер. – Я лейтенант Гриве, сэр. Меня прислал адмирал Дагани, чтобы проводить вас в пресс-центр ВКС. Адмирал уже ждет вас там, сэр.
– Куда? И откуда он узнал, что я здесь? – удивился я.
– В пресс-центр ВКС, сэр. Это просто конференц-зал здесь же, в здании космопорта, зарезервированный для офицеров ВКС. О вас адмиралу сообщили из Луна-полиса.
– Хорошо.
Мы пошли по коридорам.
– Сюда, сэр. – Гриве открыл передо мной одну из дверей. Это и был пресс-центр.
– А, это вы, Сифорт, – покосился на меня адмирал Дагани, сидевший за столом с сенатором Боландом и незнакомым мне человеком. – Сенатор Уиверн, – представил мне адмирал незнакомца.
Пожав обоим сенаторам руки, я сел за стол рядом с адмиралом.
– Какие новости, сэр?
– Никаких, с тех пор как эта сучара нырнула, – проворчал адмирал. – Несколько часов мы держали все корабли в полной боевой готовности, но рыбы больше не всплывали. Пришлось дать отбой. Теперь остается только ждать.
Да уж, делать тут больше нечего, только ждать.
– Знаете, Сифорт, – вздохнул Боланд, – одно дело узнавать о битвах с рыбами из журналов, и совсем другое – видеть чудищ воочию, да еще в Солнечной системе. Как они себя поведут – ваше мнение?
– Откуда я знаю?
– У вас есть опыт. – И Боланд, и Дагани смотрели на меня с надеждой, как на пророка.
– Ей-богу, не знаю, что будут делать рыбы. – Я встал и начал прохаживаться взад-вперед, пытаясь придумать хоть какой-то ответ. – Мне кажется, некоторое время рыбы не будут нас беспокоить.
– Почему? – хором спросили сенаторы и Дагани.
– Просто так кажется. Разумных объяснений у меня нет, если не считать того факта, что между гибелью «Телстара» и нападением рыб на Надежду прошло несколько лет. А когда рыбы начали нападать, мы никогда не могли предугадать их следующий шаг.
Трудно тогда пришлось нашему флоту. Понеся громадные потери, он вынужден был отступить.
Сенатор Уиверн кашлянул, словно прочищая горло перед речью на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, и важно произнес:
– Появление рыб поможет нам убедить ООН разместить заказы на корпуса в Северной Америке.
– Обсудим это потом, Бретт, – осадил его Боланд.
– Сейчас надо быстрее разрабатывать и производить бомбы с кошачьим концертом, – сказал я, перестал расхаживать взад-вперед и сел за стол. – Как обстоит дело с ними, адмирал?
– Теперь выбить средства на эти бомбы будет легче. Но широкой публике сообщать о появлении рыб у Земли не следует. Поняли, Сифорт?
– Я никогда не давал интервью, сэр! – вспылил я. Неужели Дагани этого не знает?
– Итак, о рыбах ни слова. Это приказ. Вам, Сифорт, как человеку надежному, могу сказать, что мы с сенаторами уже условились: если рыбы сегодня больше не появятся, считать сегодняшнюю тревогу ложной.
– Почему? – опешил я.
– Чтобы не было паники. Но сами мы, разумеется, бдительности не потеряем.
– Вы собираетесь ввести общественность в заблуждение?!
– Сифорт, как вы не понимаете? – с укоризной заговорил Боланд. – Ничего хорошего такая правда обществу не даст, а вот паника может подняться.
– Ничего хорошего? – Я задумался. В самом деле, не поднимет ли сообщение о рыбах панику? Могут усилиться голоса в пользу возвращения тех кораблей, которые охраняют дальние планеты, а если флот отзовут, колонии останутся без защиты. – Вам виднее, решайте сами, а я выполню ваш приказ, – нехотя согласился я. Слава Богу, что ответственность за подобные решения лежит не на мне.
– Не давите на него, Ричард, он так же устал, как и мы. Сифорт, я устрою вам шаттл до Лондона. Один полет не повредит наземной обороне.
– Хорошо. – Быстрее бы добраться до Академии, скрыться там от политиков и паркетных адмиралов.
– Мистер Дагани, – встал сенатор Боланд, – если вы сейчас дадите указание отправить шаттл, то я пройду с мистером Сифортом до трапа.
Ловко же они меня выпроводили! Очень вежливо, как опытные политики. Вскоре мы с Боландом уже шли через зал ожидания. Несчастные пассажиры все еще с надеждой ждали отмененных рейсов.
– Мы используем возникшую ситуацию в полной мере, – хвастался по пути Боланд. – Деньги на корабли и ваши бомбы мы выбьем, не сомневайтесь, нужные люди о рыбах извещены, а вот широкой публике знать об опасности не следует, это лишь помешает осуществлению наших планов.
К сожалению, я должен был признать его правоту. Деньги на новые корабли были нужны позарез.
– Завтра я привезу в Девон Роберта, – как бы невзначай бросил Боланд.
– Кто такой Роберт?
– Мой сын.
– Ах да, пардон. Надеюсь, он будет учиться прилежно.
– Я тоже на это надеюсь. Если возникнут какие-нибудь трудности, сразу обращайтесь ко мне.
Из Лондона до Академии в Девоне я добирался на вертолете. На площадку перед главным входом мы сели поздним вечером. Часовой на КПП сразу меня узнал, отдал честь и не стал требовать пропуск. Я хотел было влепить ему за это выговор, но, по здравому размышлению, не стал поднимать шум из-за пустяка, а занялся более важным делом – позвонил в Лунаполис знакомым лейтенантам. На Луне было тихо. Космический флот Солнечной системы второй раз по тревоге не поднимался.
В день приема очередной группы кадетов Академия превращается в сумасшедший дом. Родители без конца выясняют одни и те же вопросы: что их чадам разрешается брать с собой за ворота, можно ли их навещать, когда будут экзамены, когда каникулы?
Лейтенанту Паульсону и сержантам такой бедлам был не в диковинку. Они держались спокойно, отвечали терпеливо, с достоинством. Я сидел как на иголках у себя в кабинете, в приемной дежурили два гардемарина. Они исполняли роль стражей и мальчиков на побегушках, а Толливер следил за порядком снаружи. Гардемарины стойко отражали натиск родителей, штурмовавших мой кабинет. Вначале я не верил в бдительность юных помощников и с беспокойством ждал прорыва взволнованных родителей, но время шло, а проникнуть ко мне никому не удавалось.
Все же мне не сиделось и я расхаживал по кабинету, виляя между кофейными столиками, креслами и прочей дребеденью, отмечая про себя, что здесь надо будет разобраться с завалами мебели столь же сурово, как в Фарсайде.
Промучившись так до обеда и немного еще, я решил, что с меня хватит. За все это время мне пришлось ответить на один-единственный звонок: интендант Серенко просил разрешения купить для столовой новое молоко взамен скисшего. Так какого черта я тут сижу? Рассудив так, я пригладил волосы, поправил галстук и шагнул из кабинета в приемную.
– Пройдусь по территории, – проинформировал я гардемаринов.
– Да, сэр, – отчеканили они.
Как и на корабле, я пошел по своим владениям без рации. Правда, на корабле повсюду установлены динамики и телефоны, поэтому любого члена экипажа в любой момент можно быстро найти по внутренней связи, а здесь, на территории Академии, дело обстояло иначе. Но таскать с собой рацию не хотелось. Конечно, есть совсем маленькие рации в виде наушничка, вставляемого в ухо, но с такими хреновинками ходят подростки, на ходу слушающие плеер. Будь я проклят, если уподоблюсь этим недорослям.
Побродив у казарм, я вернулся к зданию офицерских квартир и прошел дальше к большой тенистой лужайке.
Кадетам было объявлено, что они должны прибыть на место с десяти до четырнадцати часов. Автомобильная стоянка перед узорчатыми воротами Академии заполнялась родительскими машинами. Другие семейства подходили к воротам пешком от вертолетной площадки или железнодорожной станции. У ворот, но уже на территории Академии, гардемарины собирали первокурсников в группы и отправляли в административное здание. С этого момента начиналась их армейская карьера. Среди прочего это означало, что с родителями они увидятся только на каникулах, а до этого могут лишь переписываться с ними.
Издалека я наблюдал «душераздирающие» сцены прощания, пока один из первокуров не узнал мою примелькавшуюся в журналах физиономию и не показал восхищенно на меня пальцем. Я немедленно скрылся за деревом, развернулся и поспешил в столовую.
Обеденное время прошло, еду в столовой уже не подавали. Голод повел меня прямо на камбуз, который на земле называется, кажется, кухней. Поварята удивленно вылупились на меня, а я, не обращая на них внимания, начал лазить по холодильникам.
– Может, сделать вам сэндвичей, сэр? – предложил один из них.
– Что угодно, лишь бы съедобное, – буркнул я.
– Почему бы вам не посидеть в зале столовой? Стюард принесет вам обед.
– Ладно. – Я вышел в зал, сел за ближайший стол (он оказался кадетским), обхватил голову руками и задумался.
Начало учебного года. Половина кадетов отучились курс, другие – только прибыли. Как таким мальчишкам объяснить всю меру лежащей на них ответственности? Скоро, слишком скоро им придется защищать от космических чудищ Землю.
Вот и за этим столом завтра будут сидеть совсем еще дети. Кстати, что это за царапины? Чьи-то инициалы? Плохо сержанты делают свою работу. Вот когда я был кадетом, на столах не царапали.
– Ваш обед, сэр, – раздался голос. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Стюард поставил на стол поднос.
– Спасибо.
К моему удивлению, на подносе оказались не холодные сэндвичи, а горячее мясо с картофельным пюре и овощами, полная тарелка салата и кофе.
Не успел я пообедать, как в столовую влетел гардемарин, остановился передо мной по стойке «смирно» и отрапортовал:
– Докладывает гардемарин Антон Тайер, сэр. – Его рыжие вихры были аккуратно приглажены, униформа в полном порядке. – Лейтенант Слик просил передать, что сенатор Боланд уже у ворот и хочет с вами поговорить.
– Передай сенатору, что… Хотя, нет, подожди. – Я подошел к настенному телефону у двери, позвонил в приемную своего кабинета.
– Лейтенант Слик, сэр. Проводить сенатора Боланда в ваш кабинет?
– Что ему надо?
– Он привез своего сына.
С политиком такого ранга отношений портить не следует, но традиция есть традиция. Для нее неважно, сенатор ты или еще кто-то. Вход родителям на территорию Академии воспрещен. Одна морока с этими сенаторами.
– Пусть подождет у ворот, я сейчас к нему выйду.
– Но ведь он… Есть, сэр.
Я повесил трубку. Антон ждал моих указаний.
– Что стоишь?! Не знаешь, чем заняться? – проворчал я.
Гардемарин спешно ретировался. Я тоже бросился к двери, но вскоре замедлил шаг. Начальник Академии не лакей сенатора, чтобы бежать к нему сломя голову. Однако, проходя мимо плаца, я сменил гнев на милость и решил, что для Боланда можно сделать исключение. Если будет настаивать, приглашу его к себе в кабинет.
За воротами у обочины стояли два лимузина. У контрольно-пропускного пункта мамаша держала в объятиях своего дорогого сыночка; тут же топтался и Боланд.
– Рад вас видеть, сенатор, – приветствовал его я.
– Я тоже рад встрече, капитан. Позвольте представить вам моего сына Роберта. Роберт, это капитан Сифорт.
Долговязый четырнадцатилетный мальчишка высвободился из объятий мамаши, смущенно заулыбался, не зная, следует ли ему протягивать мне руку. Я как бы случайно заложил руки за спину, слегка кивнул ему и повернулся к папаше:
– Надеюсь, он станет хорошим кадетом, мистер Боланд.
Немая сцена между мной и его сынком не ускользнула от внимания Боланда, что отразилось в его глазах, но вежливость ему не изменила:
– Можно заглянуть в казарму, где будет жить Роберт?
– К сожалению, мне пока неизвестно, в какую казарму его записали, так что извините, – столь же вежливо ответил я. В действительности я легко мог это узнать, пройдя всего несколько шагов до КПП, где был дисплей. – Но ближе к вечеру вам обязательно сообщат, в какой он будет казарме.
– Но название казармы мне ничего не скажет.
– Все они одинаковы, – улыбнулся я.
– Вот как… Хорошо… Знаете, мы с женой так надеемся, что Роберт оправдает оказанную ему честь и докажет на деле, что его не зря приняли в Академию.
– Мне тоже хотелось бы на это надеяться. – Устав от околичностей, я повернулся к Роберту:
– Когда попрощаешься с родителями, обратись к гардемарину, он проводит тебя внутрь.
– Спасибо, – смущенно ответил он. Как же отвязаться от Боланда?
– У вас есть еще какие-то вопросы, сенатор?
– Да, хотелось бы обсудить с вами бюджет Академии. Адмирал Дагани сказал мне, что у вас по этому поводу возникли вопросы.
– Знаете… Это, конечно, действительно… – Ну я и болван! Что за околесицу несу?! Начальник Академии должен говорить твердо, решительно. – Роберт, нам с твоим отцом надо побеседовать наедине.
– Хорошо, сэр. – Парнишка отошел подальше. Теперь я мог говорить свободнее.
– Сенатор, мне понятно ваше желание осмотреть Академию, но родителям вход на ее территорию запрещен. Такова традиция, и я не могу сделать для вас исключения. Не беспокойтесь, о вашем сыне будут заботиться не меньше, чем об остальных.
– Как о том кадете, которому разбили шлем? – В глазах Боланда засветилась искренняя отцовская боль. – Поймите меня правильно, я горд за Роберта, но и очень боюсь за него.
– Не волнуйтесь, я понимаю вас очень хорошо.
– Посмотрите, как он жаждет войти в Академию, как рвется сменить родительскую опеку на вашу. Но что его ждет в казарме? Не ужаснется ли он? Не пожалеет ли о своем выборе? Хотя вы, конечно, об этом не узнаете.
– Почему вы думаете, что… – Как ему объяснить? Он ведь не знает, что пришлось пережить мне, какие безрадостные воспоминания связаны у меня с поступлением в Академию.
… Я угрюмо смотрел в окно поезда, но не замечал проплывавших мимо полей. Меня терзали ужасные воспоминания. Напротив, погрузившись в чтение Библии, сидел отец.
Четыре дня спустя после трагедии, разыгравшейся на стадионе, меня нашли ночью у трупа Джейсона и привезли домой в полицейской машине. Отец вышел из дома на свет фар. Он еще не знал, что случилось, – у нас не было телефона.
Оцепеневший от потрясений, я как во сне прошел за отцом на кухню, сел за стол, невидящим взглядом стал смотреть в стену. Засвистел закипевший чайник.
– Выпей чаю, – сказал отец.
– Не могу.
– Можешь. Потом сразу пойдешь спать.
Я даже не шелохнулся.
Полицейские не разрешили мне сопровождать труп Джейсона в морг, только спросили о его родителях. Я назвал им фамилию его матери. Бедняжка, как ей тяжело будет увидеть останки сына! Горевала бы обо мне моя мать? Мы с ней ни разу в жизни не виделись, но она где-то существовала, и в этом смысле я происходил из нормальной семьи, а Джейсон был клоном, поэтому отца у него никогда не было. Клоны еще до рождения обречены быть сиротами.
– Брось рубашку в стирку, – приказал отец. Только сейчас я заметил на рукаве кровь. Какая ерунда!
– Черт с ней, – огрызнулся я.
Отец замахнулся на меня, но раздумал, опустил руку.
– Понимаю, – смягчился он. – Но не одобряю. И ты пойми, что волю Господа иногда невозможно постигнуть.
Проклятый Господь! Зачем он убил Джейсона? Вслух этого я, конечно, не произнес, богохульствовать при отце было немыслимо, но согласиться с ним тоже не мог. Я твердо решил держать свое горе в себе, но откуда-то изнутри подступили рыдания и вмиг разрушили всю мою решимость.
Отец молча слушал мои рыдания, потом взял за руку. Это было слабым утешением, но мало-помалу я стал приходить в себя.
– Твой друг не хотел идти по праведному пути, вот почему я его не уважал, – сказал отец. Я попытался выдернуть руку. – Он и тебя хотел совратить. Надеюсь, ты его попыткам противился. Если же нет, то совесть твоя нечиста. – Я сильнее дернул руку, но отец сжимал ее, как в тисках. – Но он все-таки был тебе другом, поэтому я уважаю твою скорбь. Он был еще молод и мог успеть встать на путь истинный, если бы Господь дал ему время.
– Ты лишь поэтому терпел его? Потому что он мог исправиться?
– Нет, Николас. Потому, что он был твоим другом. – Отец отпустил мою руку, – Я буду молиться за его душу. Если хочешь, молись со мной.
– Конечно, – прошептал я.
– Пойдешь на похороны?
– Куда?! – Неужели Джейсона в самом деле зароют в яму? Как это жестоко! Отец, хоть бы ты меня утешил! Обними меня, скажи, что жизнь не так беспросветна, что я еще смогу жить.
– Его должны похоронить до твоего отъезда.
– Похороны? – Меня передернуло. Смерть Джейсона все еще казалась нереальной.
Отец встал, наполнил свою кружку. Мой чай уже остыл, я к нему так и не притронулся.
– Николас, ты забыл про Академию?
– Какой смысл туда ехать?
– А какой смысл оставаться здесь? Ты ведь мечтал о ней. Смерть Джейсона здесь ни при чем. Ты не поможешь ему, отказавшись от Академии.
– Но я не могу бросить Джейсона! – взвыл я плачущим голосом. Ведь если его в самом деле опустят в могилу и зароют, значит, о ней надо будет заботиться. Цветы, прополка…
– Он уже ушел от тебя, Николас.
Похороны прошли спустя два дня. В непривычном, плохо сидящем на мне костюме я стоял между своим отцом и матерью Джейсона то тихой, то безутешно рыдающей. На дне узкой ямы лежал недорогой гроб. Как взрослые, я тоже бросил в могилу друга горстку каменистой земли. Его мать печально мне улыбнулась. Я был благодарен ей за то, что она разрешила мне положить Джейсону в фоб модель корабля «Трафальгар», собственноручно вырезанную мной из бальзы. Джейсон так восхищался им…
С похорон в наш тихий, скучный, смертельно тоскливый дом мы с отцом шли молча. После чая отец раскрыл Библию. Мы читали вслух псалмы, потом отрывок из Притчей Соломона. Видимо, вид у меня был такой угрюмый, что показался страшным даже отцу, поэтому он пе-релистнул страницы и открыл Новый Завет. Вместе с отцом я шептал давно заученную наизусть 18 главу Святого Благовествования от Луки: «… пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие».
Через два дня мы сели в поезд. Окружающий мир был мне безразличен. Не волновало меня и то, что едем мы не куда-нибудь, а в Академию. Мечта сбывалась, но радости не было.
Наконец, поезд остановился. Я взял сумку, вышел вслед за отцом на перрон.
– Не тратьте денег на автобус, туда можно дойти пешком, – сказали отцу в справочном бюро.
Мы шли молча. Сумка казалась тяжелой: несъеденный завтрак, огромная Библия и еще несколько книг, которые я зачем-то захватил в последний момент, хотя мог бы взять вместо них легонькую дискетку. Чтобы я не потерялся в толпе, отец взял меня за плечо. Он шел слева, поэтому я переложил сумку в правую руку и протянул ему левую, но отец сделал вид, что не заметил ее. Неужели он не изменит своей суровости даже сейчас, когда минута расставания так близка? Я сделал еще одну попытку, но он так и не взял меня за руку.