Гацунаев Николай. Звездный скиталец

   Эльсинора звонко, словно кастаньетами, щелкнула пальцами.
   - Смотрите,господа!
   Там, куда она указывала, над черными купами деревьев мирно мерцали звезды в темно-фиолетовом небе. Но вот небо приобрело светлый оттенок, заклубилось молочно-белым туманом и из него, отчетливее с каждой секундой, стали проступать очертания театральной сцены, складки занавеса, озаренная приглушенным светом яма оркестра, темный силуэт дирижера...
   Дирижер взмахнул палочкой, и зазвучала увертюра.
   - "Аида"! - ахнул Облысевич шепотом.
   - "Аида", - как ни в чем не бывало подтвердила Эльсинора. - Нравится исполнение?
   - Но ведь это же... - полковник задохнулся.
   - Венская опера, - снисходительно усмехнулась она. - Вы сами высказали желание.
   - Да, но...
   - Никаких "но", полковник. Я вас предупреждала: Симмонсы могут все. Не правда ли, дорогой? - обернулась она к мужу. Симмонс, пораженный не меньше Облысевича, сидел с разинутым от удивления ртом, напрасно пытаясь осмыслить происходящее.
   "Что это? - металось в его сознании. - Массовый гипноз? Галлюцинации? Чепуха! Галлюцинации индивидуальны, а здесь..." Он зажмурился и решительно встряхнул головой, отгоняя наваждение. Но наваждение не проходило: оркестр продолжал играть, на сцене вовсю шла опера.
   В принципе ничего невозможного в этом не было: в его, симмоносовской реальности объемные изображения с помощью голограмм были обычным делом. Но чтобы вот. так, без специальной аппаратуры, не вставая с места... Да и вообще, с каких это пор Эльсинора интересуется голограммами?
   Симмонс смотрел на жену и видел ее в каком-то новом, доселе незнакомом свете. Она, правда, всегда оставалась для него в какой-то мере загадкой, но именно лишь в какой-то, незначительной мере, а теперь эта незначительная часть ее "я" разрослась до таких фантастических размеров, что у него кружилась голова и перехватывало дыхание. Страха не было, было безмерное, жгучее удивление, к которому примешивалось чувство восхищения и гордости и еще чего-то такого, чему он отчаянно и тщетно пытался найти определение.
   - Люси, - начал он негромко.
   - Нам совершенно необходимо поговорить, - докончила она за него и улыбнулась. - Ты это хотел сказать?
   - Да, - растерянно согласился он.
   - А что если попозже? Ну, скажем, после бала?
   - Не смейся надо мной, Люси.
   - С чего ты взял?
   - Это дураку ясно.
   - На то он и дурак! - рассмеялась она. - Дуракам всегда все ясно.
   Она наклонилась к мужу и поцеловала в щеку. Мимолетное прикосновение губ взметнуло в нем такой ймерч эмоций, что он закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Знобящий холодок и ласковое, всепроникающее тепло, саднящая, боль и ощущение глубокого покоя, умиротворения и радости заполнили все его существо, всколыхнули волну неизъяснимой нежности.
   Никем не замеченные, они выбрались из-за стола и медленно зашагали по аллее, освещенной гирляндами разноцветных китайских фонариков. Отголоски оперных партий доносились и сюда, приглушенные расстоянием, но достаточно четкие. Внезапно над аллеей что-то громко щелкнуло и в то же мгновенье в сад ворвалась оглушительная какофония звуков.
   "Петька старается, - с досадой подумал Симмонс. - Не дождался моего сигнала, решил рискнуть, прохвост. Остановить..." Додумать он не успел: какофония оборвалась так же внезапно, как началась.
   Симмонс покосился на Эльсинору, и она, почувствовав его взгляд, улыбнулась, не поворачивая головы. На какое-то мгновенье ему стало не по себе: казалось, она читала его мысли, предупреждала желания. Но неприятное ощущение "было мимолетным и скоро прошло. "Чепуха, - подумал он с удивившим его самого спокойствием. - Этого не может быть. Ну, а если даже и так, то что в этом страшного? На то она и жена". Мысль была явно сумасбродная, но почему-то не казалась абсурдной. По крайней мере в эту минуту.
   Он обнял Эльсинору за талию, она доверчиво и нежно прильнула к нему и они молча пошли дальше по безлюдной, причудливо освещенной аллее. Сомнения, тревоги, гнетущее беспокойство - все отодвинулось куда-то далеко-далеко, перестало существовать. Симмонсу было легко и спокойно. Ни о чем не хотелось думать, ни о чем не хотелось говорить...
   Все так же молча они дошли до ограды и остановились возле калитки. В темном зеркале искусственного озерца покачивались отражения звезд. Над деревьями противоположного берега медленно занималось красноватое зарево: всходила луна. Было пустынно и тихо. Негромко звенели цикады. Умолкли. И в тишине, где-то совсем рядом прозвучал глухой, прерывистый стон.
   - Кто здесь? - резко окликнул Симмонс.
   Чья-то взлохмаченная тень скользнула вдоль ограды, покачнувшись, остановилась по ту сторону у калитки.
   - Джума? - ахнула Эльсинора. - Что с тобой, мальчик?
   Джума был без шапки, истерзанная одежда свисала клочьями. Он тяжело, со всхлипом вздохнул и ухватился руками за прутья калитки.
   - Беда, ханум. - Голос срывался на хрип и свистящий шепот. - Гюль убили... Отца убили... Мать затоптали насмерть... Сожгли дом....
   - Кто? - отрывисто спросил Симмонс.
   - Нукеры. - Джума всхлипнул. - Бек Нураддин приказал. Будь они все прокляты!
   - Успокойся. - Эльсинора шагнула к калитке, опустила ладони на вцепившиеся в прутья пальцы Джумы. - Расскажи все по порядку.
   - Оставь его, Люси. Что он может рассказать сейчас? Симмонс щелкнул задвижкой и распахнул калитку. - Войди.
   Джума машинально повиновался.
   - Ступай во флигель. Умойся, смени одежду, жди нас там.
   - Гюль... - застонал Джума.
   - Я сказал, ступай! - повысил голос Симмонс. Джума опустил голову, провел ладонью по лицу, качнулся вперед.
   - Не туда! - остановил его Симмонс. - Вдоль ограды иди!
   - Эрнст!..
   - Помолчи, Люси.
   Он подождал, пока затихнут удаляющиеся шаги Джумы, и повернулся к супруге.
   - Я тебя предупреждал, Люси. Помнишь?
   - Помню. - Голос ее был глух и бесцветен. - Ты оказался прав. Что же теперь делать?
   - Что делать? - Симмонс задумался. - Что делать... Что делать...
   Эльсинора не сводила с него выжидающего взгляда.
   - Я, кажется, придумал... Предоставь это мне.
   - Я должна, знать все.
   - Ты и будешь знать. Только не вмешивайся и не мешай.
   - Но...
   - Давай без "но". - Он бережно взял в ладони ее лицо, притянул к себе, поцеловал ласково, едва прикасаясь губами. - Положись на меня, Люси. Все будет, как надо. Договорились?
   Она кивнула.
   - А теперь пойдем к гостям.
   Никто из сидевших за столом не обратил внимания на их отсутствие. Опера подходила к концу, и все взгляды были прикованы к сцене.
   Один Дюммель мирно похрапывал, уронив на стол голову. Усадив Эльсинору, Симмонс подошел к барону и похлопал по плечу. С таким же успехом можно было стучать по стволу дерева позади немца. Лишь после четвертой попытки Дюммель наконец разлепил опухшие глаза и непонимающе воззрился на Симмонса. Тот кивком отозвал его в сторону.
   - Я, кажется, задремал, шеф...
   - Вы проспали всю оперу, Зигфрид.
   - Оперу? - вытаращился герр Дюммель.
   - Оперу, оперу, - кивнул шеф. - Но это несущественно. Вам не кажется, что пора начинать фейерверк?
   - Как прикажете, герр Симмонс.
   - Смотрите сюда, барон.
   Дюммель торопливо завертел головой.
   - Не туда смотрите, - Симмонс указал рукой в сторону плавно колышущейся над деревьями сцены. - Как только все это исчезнет, начинайте огненную потеху. Вы меня поняли?
   - Так точно, шеф. Будет сделано.
   - С богом, Зигфрид! - Симмонс похлопал барона по спине и направился к своему месту за столом.
   Отзвучали последние аккорды "Аиды". Медленно опустился занавес и одновременно затуманилось, стало расплываться и таять изображение. Мгновенье - и на том месте, где только что была сцена, снова замерцали звезды.
   Несколько секунд в парке царила тишина. Где-то далеко-далеко закричал петух. Ему сонно откликнулся другой и в ту же минуту над парком взлетели, раскрываясь огненными цветами, сотни разноцветных ракет.
   Стало светло, как днем. Ожили, шумно задвигались за столом гости. Захлопали пробки шампанского, зазвенел хрусталь.
   Облысевич повернулся к чете Симмонсов и громко захлопал в ладоши.
   - Браво!
   - Брависсимо!
   - Восхитительно! - зааплодировали гости.
   - Вы действительно великий маг, господин Симмонс! - восхищенно воскликнул Облысевич. - Мне говорили о фонографе Эдисона, мне даже довелось слушать фонограмму, сделанную Кро, но то, что сегодня продемонстрировали нам вы, - клянусь, выше человеческого понимания! Кто вы, господин Симмонс?
   - Скромный предприниматель и ваш покорный слуга, - усмехнулся Симмонс, искоса наблюдая за супругой. Та улыбалась как ни в чем не бывало, кивая в ответ на благодарные восклицания гостей.
   - Ну, а все-таки, господин Симмонс, - не унимался полковник. - Откройте ваш секрет!
   "Дорого бы я дал, чтобы самому в этом разобраться", - подумал Симмонс.
   В небе над парком продолжали плясать разноцветные сполохи. Пиротехники превзошли все ожидания: по фиолетово-синим волнам плыли, покачиваясь, ослепительно белые лебеди, гигантский корвет под всеми парусами салютовал из орудий, сменяли друг друга лица в причудливых маскарадных масках, развевались гривы стремительно несущихся куда-то огненных коней, возникали и рушились зубчатые башни призрачных замков.
   Побросав все дела, высыпала из помещений прислуга, запрокинув головы, застыли с разинутыми ртами официанты, в Ново-Ургенче и кишлаках на много верст; окрест заходились испуганным визгливым лаем собаки, женщины в просторных гейнаках * таращились, прикрывая лица от греха широкими рукавами, дехкане суеверно плевали за вороты домотканых рубах, каючники возносили торопливые молитвы святой Анбар-оне **, мастеровые хлопкоочистительных и маслобойных заводов, угрюмо хмурясь, цедили сквозь зубы: "развлекаются, гады!". Лишь безучастный ко всему Джума, обхватив ладонями распухшее от побоев лицо, монотонно раскачивался из стороны в сторону, сидя на лавке во флигеле для прислуги, да патлатый Петька-радиотехник, чертыхаясь на чем свет стоит, вертел настройку ни с того ни с сего вышедшей из строя аппаратуры.
   В эту ночь родились и пошли гулять по хорезмской земле новые легенды об огненных дэвах, а палмины *** на базарах от Даргана до Муйнака предсказывали скорый киемат ****, уговаривая мусульман не скупиться на подаяния перед теперь уже недалеким Страшным судом.
   * Платье.
   ** Святая покровительница Амударьи.
   *** Прорицатель.
   **** Конец света.
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   Неистовый Аваз
   Гости разъехались, когда на востоке уже вовсю полыхала заря. Устало помахав рукой вслед выезжавшей из ворот последней коляске, Симмонс обернулся к Эльсиноре.
   - Отправляемся спать? - Он зевнул и зябко передернул плечами.
   - А Джума?
   - Черт бы его побрал! Совсем из головы выскочило. Хорошо, что напомнила. Пойдем.
   Они прошли мимо подсвеченного снизу фонтана, обогнули дом и через парк направились к флигелю. У столов протрезвевший Дюммель ругался с официантами, валившимися с ног от усталости.
   - Отправьте их спать, Зигфрид! - посоветовал Симмонс. Они вам всю посуду побьют спросонья.
   - Как бы не так, - возразил барон. - Эти свиньи не разойдутся, пока не вылакают все, что осталось. Пошевеливайтесь, канальи! Серебро, хрусталь, фарфор уберите, тогда хоть до вечера пьянствуйте!
   Джума сидел на лавке, откинувшись к стене и закрыв глаза. Обезображенное кровоподтеками, залепленное пластырями лицо его было ужасно.
   - Бедняга, - горестно вздохнула Эльсинора.
   - Да, досталось парню, - согласился Симмонс. - Джума!
   Фаэтонщик открыл глаза и глубоко вздохнул.
   - Ты ел что-нибудь? - Эльсинора присела рядой.
   - Нет, - качнул головой Джума. - Не хочу.
   - За что они тебя так? - спросил Симмонс.
   - Не знаю. Может быть, из-за Гюль.
   - А ее за что?
   Эльсинора укоризненно взглянула на мужа. Тот кивнул и мягко похлопал ее по плечу.
   - Больно? - участливо спросила Эльсинора, касаясь пальцами пластыря на щеке фаэтонщика. Тот покачал головой.
   - Не там... - Он круговым движением провел ладонью по груди. - Здесь все болит...
   - Хватит, - вмешался Симмонс. Невыносимо было смотреть, как мучается этот крепкий, здоровый парень. - Возьми себя в руки. Будь мужчиной. Слушай меня внимательно.
   Джума продолжал безучастно смотреть прямо перед собой.
   - Ты меня слышишь?
   Джума медленно кивнул.
   - Что будешь делать?
   - Не знаю.
   - В общем так... - Симмонс прошелся по комнате, встал у окна, заложил руки за спину. - Хочешь отомстить?
   - Да! - рванулся с места фаэтонщик.
   - Эрнст! - не выдержала Эльсинора.
   - Помолчи, Люси. У нас мужской разговор.
   - Да! Хочу! - Джума метнулся к Симмонсу, рухнул на колени, схватил за руку. - Резать! Жечь! Пусть в собственной крови захлебнутся!
   - Джума! - крикнула Эльсинора. - Опомнись! Что ты говоришь! Прекрати это, Эрнст!
   - Бека Нураддина! - хрипел фаэтонщик. - Нукербаши Юсуфа! Собак-нукеров!
   - Успокойся! - Симмонс рывком поставил фаэтонщика на ноги. - Успокойся и слушай.
   - Что ты задумал? - ужаснулась Эльсинора.
   - И ты слушай. Понадобится твоя помощь.
   - Ни за что!
   - Ты выслушай сначала.
   - Не хочу слушать!
   - Да заткнитесь вы оба, черт бы вас побрал! - рявкнул Симмонс. - Один крови жаждет, другая в непротивленчество ударилась! Дадите до конца договорить или нет?!
   - Говори. - Эльсинора надулась и села на скамью, демонстративно скрестив на груди руки. - Говори, я слушаю.
   - Хочешь стать беком у себя в Ханках? - Симмонс в упор, не мигая, смотрел Джуме в глаза.
   - Я?! - оторопел тот.
   -Ты! - для вящей убедительности Симмонс ткнуя. его в грудь пальцем. - Ты, ты.
   - А Нураддина куда?
   - "Куда!" - хмыкнул Симмонс. - В зиндан. На кол, В Газават с камнем на шее! Как решишь, так и будет. На то ты и бек. Ну так что? Согласен?
   - Согласен! - решительно кивнул Джума. - Когда?
   - Не терпится? - усмехнулся Симмонс. - Да хоть сегодня. А, Эльсинора?
   Прежде чем ответить, она с минуту пристально смотрела мужу в глаза. "Ты все продумал, Эрнст?" - спросил ее взгляд. "Да, - ответили его глаза. - Из всех вариантов этот, пожалуй, наилучший".- "Пожалуй? Значит, ты не уверен?" - "Мы могли бы устроить дворцовый переворот и посадить его на хивинский престол. Но это потянет за собой кучу осложнений". "Каких?" - "Представляешь, сколько он наломает дров, прежде чем его скинут?" - "Ты уверен, что его скинут? - "Конечно. Он просто не готов к этой роли". - "А к роли бека?" - "Вполне. И потом он сам этого хочет". - "Ты в этом уверен?" "Абсолютно. Это как раз то, что ему надо. Сведет счеты с обидчиками. Нагонит такого страху на всю округу, что только держись. И будет править". - "Еще один набоб-тиран". - "С легендарным прошлым, мое солнышко. С плахи да в шахи. Разве я не прав?" - "Возможно, прав. Только уж очень это все по-азиатски". - "А где мы с тобой, по-твоему, находимся?"
   Симмонс улыбнулся.
   - Так что ты скажешь, Люси?
   - Раз Джума этого хочет...
   - Хочу, госпожа. Сделайте это для меня, умоляю!
   - Не надо умолять, мой мальчик. Ты будешь беком. А теперь ступай и как следует выспись.
   - Иду, госпожа. - Джума кивком попрощался с Симмонсом, поцеловал руку Эльсиноре и вышел из комнаты.
   - Дела-а, - ухмыльнулся Симмонс.
   - Что-нибудь не так? - спросила она.
   - Все так. - Он покачал головой. - Не завидую я его врагам, Люси. Ох и задаст же он им перца! Вендетта по-ханкински. Но это уже его заботы.
   - Пойдем спать? - спросила Эльсинора.
   - Ты иди. А мне тут надо еще кое с кем рассчитаться.
   - Рассчитаться? - встревожилась она.
   - Совсем не то, что ты думаешь, - рассмеялся оа и чмокнул ее в щеку. - Расплачусь с радиотехником, отправлю его домой и приду. Покойной ночи.
   - Уже утро.
   - И то верно. - Симмонс распахнул окно, и в комнату хлынула бодрящая свежесть пронизанного лучами солнца и щебетом птиц летнего утра.
   Петя-радиотехник сидел, пригорюнившись, на табурете возле пульта, глядя на откупоренную, но непочатую бутылку "Столичной". На вошедшего Симмонса глянул виновато, вздохнул, но с места не встал.
   - Скучаешь? - поинтересовался Симмонс.
   - Горюю, - сокрушенно покачал головой Петя. - Такого сраму со мной отродясь не бывало.
   - Это ты о чем? - Симмонс подошел к окну, поднял шпингалет и распахнул створки.
   Парк просматривался отсюда как на ладони. Шаркали метлами, сгребая мусор, садовники. На главной аллее, собрав на один стол остатки ночного пиршества, вовсю кутили официанты. "А ведь он тут всю ночь взаперти просидел", - подумал Симмонс, искоса наблюдая за радиотехником. - Голоден?
   - Еще спрашиваете! Аппаратура исправная, напряжение в норме. Сто раз все перепроверил. И работала нормально, а потом вдруг раз - и отключилась. Я уж и так и эдак пробовал. На полную мощность включил. Все равно молчит.
   - А ну попробуй еще раз, - предложил Симмонс. - Что у тебя на "Грюндиге"?
   - Шаляпин. Ария Мефистофеля.
   - Включай.
   Петя в сердцах крутнул тумблер.
   - На земле-е-э-э весь род людской!.. - рванулся по парку нечеловеческой силы бас. Опрокидывая стулья, врассыпную шарахнулись официанты. Прыснули в кусты садовники. Выскочил откуда-то заспанный, в одном исподнем, Дюммель, заметался по аллее, то затыкая уши, то угрожающе размахивая кулаками.
   Петя опомнился и выключил звук.
   - А говоришь, не работает, - мягко пожурил Симмонс.
   - Не работала! С места не сойти, если вру!
   - Ладно, не горюй, - успокоил его Симмонс. - Есть хочешь?
   - Какая там еда! Думал, подработаю, а вот на тебе. Не оправдал.
   - Оправдал, успокойся. Все сполна получишь.
   - Правда? - обрадовался Петя.
   - Правда. Валюту выбрал?
   - Валюту? - патлатый забрался всей пятерней в заросший затылок, остервенело поскреб. - А вы что посоветуете?
   - Чудак ты человек, - улыбнулся Симмонс. - Тебе тратить, ты и выбирай.
   - Ну тогда чеки.
   - Это еще что за чеки? - удивился Симмонс.
   - Не знаете? - еще большеудивился Петя. - Ну те, по которым в "Березке" отоваривают.
   - Вот уж чего нет, того нет. Не обессудь.
   - Нет и не надо, - вроде бы даже обрадовался патлатый. Заметут еще с ними, начнут допытываться, где взял, да у кого. Знаете что? Подарите мне лучше вот эту зверюгу, а? - Он похлопал ладонью по корпусу "Грюндига". - Можете?
   - Могу, - кивнул Симмонс,
   - Ну вот мы и квиты.
   Петя сноровисто отключил "Грюндиг", вложил в футляр, щелкнул застежками.
   - Поехали? - Он явно боялся, что Симмонс передумает.
   - Как знаешь. Поехали так поехали.
   В коридоре он попросил радиотехника подождать, сходил в кабинет за времятроном, захватил по дороге бутылку "Наполеона" из бара.
   - Держи, разопьешь у себя там.
   - Спасибо.
   - Куда тебя доставить?
   - А прямо домой нельзя? - нахально поинтересовался Петя.
   - Нельзя.
   - Почему? - юнец наглел с каждой минутой.
   - Потому что нельзя! - жестко отрезал Смммонс. - Огнинск устраивает?
   - Далеко! - взмолился техник.
   - Наро-Фоминск?
   - Солнцево можно? Мне оттуда рукой подать до дома.
   - Можно, - согласился Симмонс и стал настраивать времятрон. - Какое время лучше? Утро, день, вечер?
   - Вечерком сподручнее.
   - Иди, встань рядом.
   Секунду спустя в коридоре никого не было.
   В Хиву на прием к Мухаммадрахимхану они отправились вдвоем с Эльсинорой. Отправились палегкз. Симмонс хотел было захватить с собой синтезатор, но супруга его отговорила.
   - Нет так нет. - Симмонсу и самому не улыбалось таскаться с чемоданом. Он взял времятрон, сверил настройку и они перенеслись в Хиву на неделю назад.
   В доме Соура Юсупа - доверенного лица "Дюммеля и К°" в Хиве - намечалось, по-видимому, какое-то торжество. Гостей было еще немного, они сидели на курпачах в тарс-айване * перед живописно разбросанными по дастархану испеченными на траве исфанд * лепешками, блюдами со сладостями и фруктами, слушая Пашшо-халфу, которая, вперевалочку прохаживаясь по кругу, пела, аккомпанируя себе на сазе.
   Увидев входящих в ворота Симмонса и Эльсинору, Соур Юсуп сорвался с места и, угодливо кланяясь, повел в мехманхану с окнами на тарс-айван. Окна были огромные - от пола до потолка, застекленные, но по летнему времени открыты настежь. Пока Симмонс разговаривал с хозяином, Эльсинора окинула взглядом комнату, сплошь застланную и завешанную коврами я, подойдя к окну, с нескрываемым любопытством стала наблюдать на халфой. Зрелище было действительно незаурядное: вздрагивая могучими формами, певица приплясывала, то и дело закатывая единственный глаз и изображая подобие сладострастной улыбки на изрытом оспой лице.
   * Летняя веранда с козырьком от солнца.
   ** Рута.
   Было во всем этом - в пении, ужимках и гримасах - одновременно что-то отталкивающее и притягательное, что-то гипнотизирующее, заведомо порочное и влекущее, как сама жизнь.
   - Как тебе это нравится? - спросил подошедший Симмонс. Мило, не правда ли? Шансонетка-соловей!
   "Шансонетка" кончила петь и произнесла какую-то фразу совсем другим - низким хрипловатым голосом. Один из гостей встал с места и подал ей пиалу чая. Она осушила пиалу, вытерла губы ладонью и снова взялась за саз.
   Эльсинора зябко поежилась и отвела глаза.
   - Нам не пора идти, Эрнст?
   - Грех уходить из дома, ничего не отведав, - сохраняя на лице серьезное выражение, ответил Симмонс. - Хозяин обидится. К тому же он пошел во дворец с запиской, в которой я прошу хана об аудиенции.
   - Это так просто? - удивилась она.
   - Для Симмонсов - да.
   - Ты уверен?
   - Когда и в чем можно быть уверенным до конца? - ответил он вопросом на вопрос. - Подожди, увидим.
   - "Поживем, увидим", - ты хочешь сказать?
   - Ну, поживем. Не придирайтесь, мадам. Извольте омыть руки перед трапезой. Прибор для умывания подан.
   В дверях в самом деле маячил человек с тазиком а кувшином в руках.
   Едва они успели поесть, как появился запыхавшийся Соур Юсуп и сообщил, что хан Мухаммадрахим ждет их к себе немедля.
   До дворца Таш Хаули было рукой подать, но возле ворот их ждала карета. Через несколько минут они вышли из нее у распахнутых настежь резных карагачевых ворот, где их ожидал кушбеги * Ислам Ходжа - импозантный с окладистой бородой мужчина средних лет в каракулевой папахе и ярком халате, перехваченном по талии широким поясным платком.
   Он вежливо поздоровался с ними на довольно чистом русском языке и, мягко ступая обутыми в ичиги ногами, повел по крытым запутанным переходам в куцрынышхану - место для официальных аудиенций. Двор,
   * Второе после хана лицо в государстве.
   через который они прошли, был пуст, хотя в расположенных в два яруса комнат явно чувствовалось чье-то присутствие. Зал с троном у противоположной от входа стены тоже был пуст, но почти одновременно с их приходом отворилась боковая дверь и вошел осанистый, широкоплечий, чуть грузноватый человек в опоясанном шелковым платком халате из темно-вишневого бархата поверх вышитой по вороту белоснежнойбатистовой рубахи и в коричневой каракулевой папахе. Взгляд выразительных, чуть навыкате глаз на обрамленном густой, аккуратно подстриженной бородой лице был снисходителен и чуть ироничен.
   Симмонс встречался с Мухаммадрахимханом лично впервые, но много слышал о нем от Дюммеля, который был о хане весьма высокого мнения, и теперь глядя на умное, властное лицо правителя, понял, что в восторт женных характеристиках, на которые не скупился барон, содержалась немалая доля истины: хан и на самом деле производил внушительное впечатление.
   Ислам Ходжа представил гостей правителю, они обменялись приветствиями, и хан, подчеркнуто игнорируя трон, пригласил супругов сесть на стоявшие вдоль стен обтянутые бархатом стулья. "Демократ", - усмехнулся про себя Симмонс.
   Беседа была короткой и носила чисто светский характер. Затем Мухаммадрахимхан через Ислама Ходжу предложил гостям совершить совместную прогулку в Чодру - одну из своих загородных резиденций.
   Симмонс вопросительно взглянул на супругу, та кивнула, соглашаясь, и они вчетвером пошли через дворы и крытые переходы. Посреди одного из дворов виднелось высокое в рост человека, круглое, словно гигангский пень, возвышение, выложенное из жженого кирпича.
   - Лобное место? - тронула супруга за руку Эльсинора. Тот молча пожал плечами.
   - Как вы сказали? - переспросил кушбеги.
   - Здесь, по-видимому, казнят преступников? - спросил Симмонс.
   - Нет. - Ислам Ходжа улыбнулся. - В Холодное время года здесь устанавливается юрта для его величества. В комнатах, как ни топи, бывает прохладно. А в юрте тепло держится лучше.
   - Оригинально, - рассмеялась Эльсинора. - И экономно...
   - ...и ближе к предкам, - с ехидцей досказал Симмонс.
   Шедший впереди Мухаммадрахимхан, не оборачиваясь, произнес какую-то фразу.
   - Что он говорит? - поинтересовался Симмонс, хотя отлично понял смысл фразы: хана задело упоминание об экономии и близости к предкам и он в довольно резкой форме дал понять, что экономить ему незачем, что же до предков - то они у него ничем не хуже, чем у гостей.
   "А ведь переводчик-то ему и не нужен вовсе! - мысленно усмехнулся Симмонс. - Русский не хуже своего кушбеги понимает. Интересно, как этот бедолага переведет? Реплика-то не из вежливых!"
   Однако Ислам Ходжа, с заминкой, правда, но вышел из положения:
   - Его величество отдают должное проницательности вашей супруги, господин Симмонс.
   "Вот тебе и дикий Восток! - восхитился Симмонс. - Уж что-что, а свое дело кушбеги знает, в грязь лицом не ударил".
   Судя по довольной усмешке, примерно то же подумал Мухаммадрахим-хан. Они подошли к воротам, которые охраняли два звероподобных нукера с шашками у пояса и секирами в руках. При виде хана, они угодливо изогнулись в поклоне и кинулись распахивать ворота.
   За воротами на мощенной каменными плитами, стиснутой глухими кирпичной кладки стенами улочке приплясывали оседланные кони, позвякивала отделанная золотом и серебром сбруя. Чуть поодаль стояла карета, в которой приехали Симмонсы.