Гацунаев Николай. Звездный скиталец

   Вышедший на шум Крафт долго на мог сообразить, что к чему из путаных объяснений.
   - Письмо? Какое письмо? От кого? Да говори ты толком, кайсак!
   - Думли-немис велел передать, - взмолился оборванец, переиначивая на свой лад фамилию Дюммеля,
   - Дюммель, что ли?
   - Да, - каракалпак все еще не мог успокоиться. - А этот сын собаки!..
   - Хватит! - рявкнул Крафт. - Где письмо?
   Конверт, скомканный и затоптанный, валялся на земле. Брезгливо морщась, Крафт поднял его, вскрыл и достал сложенный вдвое листок. Послание гласило: "Герр Крафт! Из верных источников мне стало известно, что в хранилище вашего банка проник вор. Примите срочные меры.
   Ваш Зигфрид Дюммель".
   Розыгрыш? Крафт на мгновенье представил себе обрюзглую физиономию Дюммеля и тотчас отверг эту мысль. Какое там чувство юмора!.. Уж кто-кто, а Дюммель на розыгрыш не способен.
   - Фаэтон! - скомандовал Крафт и толкнул продолжавшего пожирать каракалпака глазами сторожа. - Живо запрягай фаэтон, идиот!
   Перед массивной бронированной дверью, ведущей в хранилище отделения Русско-азиатского банка в Ново-Ургенче, столпились управляющий отделением Крафт, трое членов правления, служащий, миршаб в полосатом халате с саблей наголо, пристав и двое понятых: мадам Любимова - владелица публичного дома и пожилой казак старообрядец, смахивающий на деда Мороза, случайно забравшегося в сорокаградусное хорезмское лето.
   Служащий банка обследовал печати и пломбы на двери, оглянулся на Крафта.
   - Все целехонько. Может, не открывать?
   - Открывайте! - приказал управляющий,
   Служащий пожал плечами и повиновался.
   Плавно, без скрипа отворилась тяжелая дверь. По* тянуло подвальной сыростью. В падавшем из двери свете смутно угадывались серые холщовые мешки на деревянных полках.
   Крафт первым спустился по ступенькам. За ним последовали остальные.
   - Посветите, Евстигнеев, - глухо прозвучал под сводами голос Крафта. Служащий поднял над головой фонарь и присвистнул: на полу, на подстилке из пачек ассигнаций спал, подложив под голову туго набитый холщовый мешок, человек, словно рыбьей чешуей, усыпанный золотыми монетами различного достоинства.
   - Вот это да! - ахнул кто-то из членов правления. Пристав наклонился над лежащим и озадаченно взялся за затылок. Миршаб убрал саблю в ножны.
   - Ну что? - нетерпеливо поинтересовался Крафт. - Так и будем стоять?
   - Штабс-капитана Хорошихина позвать надобно, - вздохнул пристав. - Это по его части.
   - Да вы в своем уме, милейший? - возмутился Крафт. - С каких пор жандармы ворами занимаются?
   - Так-то оно так, - пристав оставил в покое затылок, поправил фуражку. - Только это его человек. Мне вмешиваться никак невозможно.
   За штабс-капитаном послали фаэтон. Между тем Евстигнеев обошел весь подвал и вернулся в полном недоумении.
   - Таракану проползти негде. Как он сюда забрался, ума не приложу.
   "Если кто и может ответить на этот вопрос, то только Дюммель", - подумал Крафт.
   - Ваше благородие! - взмолился старообрядец. - Дозвольте отлучиться. С утра скотина не поена.
   - Может, и впрямь отпустить? - пристав вопросительно взглянул на Крафта. - Все одно протокол составляться не будет.
   - Поступайте, как считаете нужным, - буркнул управляющий.
   - Иди, борода, - разрешил пристав. - И вы, мадам, можете быть свободны. Но чтобы никому ни гу-гу! Понятно?
   - Уж куда понятнее! - откликнулся старик, проворно поднимаясь по ступеням.
   - А я, пожалуй, подожду, - проворковала мадам Любимова, достала из сумочки пудреницу и принялась демонстративно пудрить нос. - Такое не каждый день увидишь.
   - Мадам! - густо багровея, пристав взял Любимову под локоть и потянул к выходу. - Извольте покинуть помещение.
   - Хам! - взвизгнула Любимова. - Как обращаешься с дамой!
   - Марш в свой вертеп, стерва! - рявкнул пристав. - Я тебе такого хама покажу, не рада будешь!
   - Что за шум? - весело поинтересовался, появляясь в дверях, штабс-капитан Хорошихин. - Добрый вечер, мадам! Рад вас приветствовать, господа!
   Пристав отпустил Любимову, взял под козырек.
   - Имею честь доложить, ваше благородие. В подвале банка мною обнаружен неизвестный, оказавшийся на проверку агентом Хлебаловым.
   - Что? - вытаращил глаза Хорошихин. - Как он сюда попал?
   - Не имею чести знать, ваше благородие! - рявкнул пристав.
   - Да тише ты! - штабс-капитан выхватил фонарь из руки банковского служащего и поднес к лицу Хлебалова. Тот беспокойно заворочался.
   - Так... - Хорошихин резко выпрямился. - Очистить помещение от посторонних!
   - Слушаюсь! - щелкнул каблуками пристав. - Прошу, господа. Прошу, прошу...
   - Господин Крафт!
   - Да, господин Хорошихин?
   - Что здесь происходит?
   - Это я у вас должен спросить, штабс-капитан.
   - Ку-ку! - как гром с ясного неба игриво прозвучало в подвале. Хорошихин и Крафт, как по команде, одновременно повернули головы. Сидя на ассигнациях, Хлебалов улыбался блаженной улыбкой и игриво грозил пальцем. - Петр Петро-о-вич! Ми-илай! Хотите, озолочу?
   У Хорошихина явственно заскрежетало в животе. Ни слова не говоря, он подскочил к Хлебалову и с размаху ударил кулаком в нос.
   - Так-то лучше, - резюмировал Крафт. - А теперь немедленно все покиньте хранилище. Евстигнеев!
   - Слушаю, господин Крафт!
   - Опечатайте помещение.
   - За что, ваше благородие? - всхлипнул Хлебалов, шмыгая расквашенным носом.
   - Идиот! Кретин! Баранья башка! - Хорошихин выскочил из-за стола, сунул кулак под многострадальный хлебаловский нос. Хлебалов зажмурился, но отпрянуть не посмел. - На весь Ново-Ургевч осрамил, подлец! На все ханство Хивинское!
   - Виноват, ваше благородие! - плаксиво запричитал филер, не открывая глаз. - Хотел как лучше...
   - За каким чертом ты в хранилище полез? Как ты вообще туда попал, каналья?
   - Не могу знать, ваше благородие. Не иначе как бес попутал.
   - Бес! - фыркнул Хорошихин, возвращаясь к столу. Распахнул окно и, задернув занавеску, сел в кресло. В комнате потянуло вечерней прохладой. - Ну, чего стоишь как болван? Открой глаза!
   - Слушаюсь, ваше благородие.
   - Садись.
   - Постою, ваше благородие.
   - Садись, говорю!
   - Слушаюсь. - Хлебалов опасливо, как на ежа, опустился на стул.
   - Выкладывай все как есть.
   "Шалишь, брат! - злорадно подумал Хлебалов. - Дурака нашел. Я тебе расскажу, а ты сам за Симмонса примешься. Тогда уж мне точно ни шиша не достанется. Нет уж, дудки. Умолчу. Авось пронесет".
   К Симмонсу, он, как ни странно, обиды не питал. После трюка с банковским подвалом, тот даже вырос в его глазах. Аферист по натуре, он и в других ценил прежде всего умение вывернуться из любых положений, выйти сухим из воды, урвать и не упустить лакомый кусок. На этот раз он сплоховал, дал обвести себя вокруг пальца. Но игра еще не окончена. И уж теперь-то он, Хлебалов, не позволит себя облапошить.
   Будь Хлебалов поумнее, задумайся он над тем, каким образом переправил его Симмонс в подвал Русско-азиатского банка, он бы наверняка счел за благо отступиться. Но Хлебалов был глуп и жаждал реванша.
   - Что ж ты молчишь, шельма? - продолжал допытываться Хорошихин. - Признавайся, где нализался? С кем-нибудь из банковских?
   - Так точно, ваше благородие.
   - С кем?
   - Запамятовал, ваше благородие. По пьяному делу.
   - Запамятовал значит. Так-так... - Не сводя глаз с Хлебалова, Хорошихин мизинцем поправил рыжеватые, загнутые кверху усы. "А ведь хитрит, сукин сын. Скрывает что-то. Ну ничего, сейчас ты у меня заговоришь, негодяй". - Ты, стало быть, пьянствуешь, а поднадзорный твой тем временем...
   По тому, как насторожился Хлебалов, штабс-капитан понял, что попал в точку, и специально затянул паузу. Филер нервно заерзал.
   - ...дал тягу! - выпалил Хорошихин, не подозревая о том, как он близок к истине.
   - Не может быть! - подскочил Хлебалов. - Когда?
   - А это уж тебе лучше знать, милейший. Ты за ним наблюдаешь. Ну, так где твой Строганов?
   И Хлебалов не устоял. Сломался. Выложил все, как было.
   - Та-ак... - удивленно протянул штабс-капитан. - Стало быть, шантажировать Симмонса пытался? А знаешь ты, дурья твоя башка, что за это полагается?
   - Виноват, ваше благородие! - Хлебалов сполз со стула, грохнулся на колени. - Не губите, ваше благородие!
   "Стало быть, Симмонс, - размышлял тем временем штабс-капитан, не обращая внимания на Хлебалова, - Интересно, интересно... Начал с поблажек рабочим, а теперь, значит, в политику сунулся... Однако!.. Тут есть над чем мозгами пошевелить. И Крафт, видимо, с ним заодно. Теперь понятно, как Хлебалов в подвал угодил: пронюхали, что он на след вышел, и решили моими руками от него избавиться. Недурно задумано!.."
   - ...ваше благородие! - елозил коленями по полу филер. Не берите грех на душу!
   - Пшел вон! - процедил Хорошихин сквозь зубы. - Носа из дому не высовывай, пока не позову!
   - Благодарствую, ваше благородие! Век вашей милости не забуду!..
   Но Хорошихин его уже не слышал. Прожекты один грандиознее другого теснились в его голове. Прожекты, которым не суждено было осуществиться.
   Поздно ночью коляска с погашенными фонарями обогнула город и кружной дорогой вдоль канала Киргизъяб подкатила к кишлаку Сатанлар.
   - Останови тут, - сказал Строганов кучеру возле крайней мазанки.
   - Поторопитесь, Строганов, - напомнил Симмонс.
   - Я быстро. Лишь бы Соня была дома.
   - Соня? - удивился Симмонс, но машинист уже отошел от коляски. - А ты говорила, что она казашка.
   - Она и на самом деле казашка. - Эльсинора открыла противоположную дверцу и сошла на землю. - Ее зовут Сона. Есть такое казахское имя?
   - Есть. - Симмонс тоже вышел из экипажа. - Сона по-казахски овод.
   - Прекрасное имя для девушки! - съязвила Эльсинора.
   - Перестань. Имя как имя. К тому же оно наверняка имеет еще какое-нибудь значение.
   - Валькирия, например.
   - Успокойся, Люси. - Он отыскал в темноте ее руку, погладил. - Не надо нервничать. Посмотри, какая величественная ночь.
   Ночь была и в самом деле прекрасна. Высокое густо усаженное яркими звездами небо отражалось в спокойной воде канала. Шарообразные купы гюджумов, свечи пирамидальных тополей возвышались над кишлаком, словно охраняя его покой. Кишлак спал: ни звука, ни огонька. Даже собаки не лаяли.
   - Что здесь будет лет через сто? - задумчиво произнесла Эльсинора.
   - И я о том же самом подумал, - признался он.
   - Глянем одним глазком?
   - Придется перенастраивать времятрон.
   - Ну и что?
   - Ничего. Будь по-твоему. - Симмонс достал из экипажа чемодан. - Посвети мне, пожалуйста. Хотя, погоди.
   Он подошел к кучеру и похлопал по плечу.
   - Возвращайся домой. Утром разыщи Дюммеля. Скажи, что я оставил ему письмо на столе в кабинете. Пусть прочтет. Поезжай.
   Кучер молча кивнул и тронул лошадей с места.
   - А вот и мы, - раздался рядом голос Строганова. - Не очень замешкались?
   - Как раз вовремя. - Симмонс бросил взгляд на невысокую тоненькую фигурку рядом с машинистом. - Идите сюда поближе. И ничему не удивляйтесь.
   ...Они стояли посредине пустынной, озаренной светильниками площади. Вправо и влево уходил очерченный цепочками огней широкий проспект. Прямо перед ними над облицованной камнем трибуной высился монумент.
   - В. И. Ленин, - прочитал Строганов. - Чудно как-то написано: по-русски и не по-русски. Где мы?
   - Там же, где и были, - ответил Симмонс, продолжая колдовать над пультом. - Ровно через сто лет.
   Он кончил настройку и выпрямился.
   - Смотрите внимательно, Михаил Степанович. Это то самое будущее, за которое вы ратуете. А насчет надписи вы правы: орфография изменилась.
   Над многоэтажным зданием, подсвеченное прожекторами, медленно колыхалось в ночном небе алое полотнище знамени. Мелодично пробили полночь куранты. И тотчас зазвучала торжественная мелодия.
   - Гимн, - сказала Эльсинора.
   - Да, пожалуй, - согласился Симмонс.
   Строганов жадно оглядывался по сторонам. В нескольких десятках метров от них прошел ярко освещен. ный изнутри автобус. Их заметили: кто-то высунул руку из окошка и помахал им. Высоко в небе проплыли мигающие огоньки - красный, зеленый и опять красный. Протяжно прогрохотал гром.
   - Что это? - вздрогнула Сона.
   - Реактивный самолет, - Эльсинора взяла ее за руку. - Не надо бояться.
   - А что, Михаил Степанович, - озорно блеснул глазами Симмонс. - Хотите, мы вас навсегда здесь оставим? Ни царя, ни жандармов. Живи на здоровье. Согласны?
   - На готовенькое? - жестко усмехнулся Строганов. - Нет, господин Симмонс, не согласен.
   - Понятно, - Симмонс кивнул. Он и не ожидал другого ответа. - Тогда в путь-дорогу.
   И он щелкнул тумблером.
   Начинало припекать не на шутку. Симмонс опять перевернулся на живот и посмотрел в сторону надувного домика. В окнах огнисто поблескивало солнце.
   "Разоспалась Эльсинора Прекрасная", - подумал он с нежностью.
   - А вот и нет! - донеслось из палатки. - Уже встаю!
   Пора было уже привыкнуть к этим фокусам, но Симмонс невольно поежился.
   - Шеф! - зарокотали укоризненные раскаты дюммелевского сипловатого баса. - Мы тут уже давно ждем вас к чаю!
   "Это еще что за чертовщина? Откуда он взялся?" - забеспокоился Симмонс.
   - Просим к столу, барин! - на этот раз голос принадлежал Рее.
   "Понятно, - усмехнулся Симмонс. - Вся компания в сборе. Пикник на Арале".
   - Опять не угадал! - Эльсинора выскользнула из домика грация в красном бикини с алой косынкой на волосах. Красная Шапочка почти в чем мать родила, - Просто утренняя разминка.
   - И заодно явление Христа народу! - Он поднялся и пошел навстречу.
   - Тогда уж не Христа, а пресвятой девы Марии.
   - Дай-ка я тебя поцелую, Мария Магдалина.
   От нее веяло свежестью, энергией.
   - Можно подумать, что ты и не спала вовсе.
   - Я и не спала. Кто бы иначе выключил силовое поле, когда тебе взбрело на ум уйти и оставить меня одну?
   - А, ч-черт! Мог бы и сам догадаться. - Он подхватил ее на руки и зашагал к морю. - Страшное дело иметь жену-колдунью.
   - Не колдунью, а ясновидицу! - возразила она, смеясь. Это не одно и тоже.
   - Что в лоб, что по лбу. - Под ногами заплескалась теплая, нагретая солнцем вода. - Не успею подумать, как ты уже все знаешь.
   - Подумай, прежде чем подумать! - скаламбурила она. - Как тебе спалось?
   - Превосходно.
   - Мне тоже. И что нам мешало выбраться сюда пораньше?
   - Многое. - Он поставил ее на ноги. - Пожалуй, я просто не был готов к этому.
   - К чему - "этому"? - насторожилась она.
   - К этой форме общения с тобой.
   - Знаешь, я тебя боюсь. Иногда ты бываешь дремуче наивен, а иногда невозможно угадать, что ты подумаешь в следующую минуту.
   - Должен же и у меня быть хоть какой-то козырь! - рассмеялся он. - Скажи, там у вас, в тридцатом веке, все такие, как ты?
   - Какие "такие"?
   - Ну, экстрасенсы и все прочее.
   - Нет, - она нагнулась и зачерпнула ладонью воду. - Наблюдателей подбирают специально и потом долго готовят. А в принципе, чем ближе к истокам, тем больше людей, наделенных экстраординарными способностями. Вспомни, сколько было ведьм и колдунов в средние века.
   - И при царице Савской.
   - Не было такой царицы!
   - А кто был?
   - Никого не было! - Она рывком наклонилась и плеснула в него водой. - Всегда, во все времена были только ты и я! Ты и я! Ты и я! Понятно?
   - Понятно, - расхохотался он, закрываясь руками и отчаянно жмурясь.
   Час спустя, накупавшись всласть, слегка ошалевшие от воды, солнца и ветра, они позавтракали кофе с бутербродами и, натянув полосатый тент, блаженно разлеглись на горячем песке.
   Ветер дул гораздо сильнее, чем утром, невысокие длинные волны бесшумно набегали на песок и откатывались, оставляя белую, стремительно тающую полоску пены.
   - Я бы на твоем месте давно изошла вопросами, - призналась Эльсинора.
   - Как ни странно, я как раз подумал о том же.
   - О чем?
   - О том, что неплохо бы поменяться с тобой местами.
   - Ты хочешь, чтобы вопросы задавала я?
   Он кивнул:
   - И сама же на них отвечала.
   - Однако! - Она взглянула на него через плечо, улыбнулась.
   - Так будет лучше, - сказал он. - Говори, что считаешь нужным. Не говори, о чем не хочешь.
   - Ну что ж... - Она помолчала, думая, с чего начать. Наверное, тебя интересует, кто такие наблюдатели и что они должны делать?
   - Наблюдать, - усмехнулся он.
   - Не только. Помнишь, по дороге с пристани ты популярно объяснял мне, что такое человеческая эволюция?
   - Помню, - кивнул он и откинулся на спину. - Представляю, как ты в душе надо мной потешалась.
   - Не болтай глупости. Ты объяснял сбивчиво, слишком эмоционально, но в общем правильно. Так вот река, о которой ты говоришь, далеко не всегда течет по равнине. В ходе своей эволюции человечество не раз упиралось лбом в стену.
   - И вы там - тоже уперлись? - поинтересовался он, не открывая глаз.
   - Не перебивай. Ты тогда верно сказал, что процесс эволюции остановить нельзя. В какую бы глухую стену не упиралось человечество, оно всегда находило выход. Говоря твоим языком, чем дальше в лес, тем больше дров. Все становится сложнее,, глубже, ответственнее. Человечество вступает в контакты с внеземными цивилизациями, начинает черпать энергию из космоса. Совместными усилиями рассчитываются и корректируются траектории движения планет и целых галактик. На этом уровне просчет в стотысячную долю микрона, ошибка в миллионную долю знака, мизерная неточность в генетическом коде могут привести к катастрофе.
   Она замолчала. Симмонс сквозь смеженные веки видел ее сосредоточенное, грустное лицо, взгляд, устремленный куда-то вдаль.
   - И при чем тут минувшие столетия? - спросил он.
   - А притом, - вздохнула она, - что в XXX веке такие просчеты практически исключены. Но река это не только устье. И все, что происходит в ней от самых истоков, на всей ее протяженности, все это не может не влиять на состояние устья.
   - Да-а-а... - Он задумчиво провел пальцем по переносице. - Значит, если я тебя правильно понимаю, во всех предшествующих вашему веках все должно оставаться незыблемым. Никаких новых изменений кроме тех, которые уже произошли и учтены вами. Так?
   - Да, так, - согласилась она.
   - И если какой-то чудак вроде меня попытается внести какие-то свои коррективы, то его...
   - ...необходимо нейтрализовать.
   - И проще всего сделать это, прихлопнув его, как муху.
   - Нет. Это будет тоже неучтенное изменение реальности прошлого.
   - Стало быть, он должен делать только то, что ему запрограммировано?
   - В общем, да.
   - Значит, мой удел - явиться на призывной пункт, надеть мундир и сложить голову во славу Стран Всеобщей Конвенции? Симмонс сел, машинально стряхивая приставший к коже песок. И твоя миссия в том и заключается, чтобы не дать мне улизнуть...
   Он подобрал с песка сухую травинку, поднес ко рту, прикусил.
   - Тебе, конечно, известно, что меня ждет?
   Травинка нестерпимо горчила. Травинка пахла ветром, степью, полынью.
   - Да, Эрнст. Я знаю, что тебя ждет, - ответила она.
   Симмонс взял ее руку, прижался губами к ладони, Эльсинора слегла сжала ему нос большим и указательным пальцами, притянула к себе, уложила затылком на свое плечо.
   Он глядел мимо тента в голубое без единого облачка бездонное небо, думая о том, как непостижимо уживаются рядом такие взаимоисключающие понятия, как ненависть и любовь, отчаяние и счастье, трусость и мужество...
   Наверное, Эльсинора права. От судьбы не уйдешь. Надо жить проще, принимать все как есть.
   - Ты валишь в одну кучу разные понятия, - сказала она. Судьба, предначертание, рок - все это вздор. Просто у каждого есть свой долг в жизни.
   - Долг перед кем? - саркастически усмехнулся он.
   - Перед будущим.
   Ветер усилился. Волны докатывались теперь почти до их ног, ласковые бирюзовые волны Арала.
   - Можно, я задам тебе один-единственный вопрос? - спросил он. Она кивнула.
   - Скажи, ты будешь со мной до самого конца?
   - Да, Эрнст.
   Далеко, по самой кромке горизонта, наперегонки с пыльными смерчами, промчалась стайка сайгаков. Было в их беге что-то птичье-стремительное и парящее одновременно.
   Каким-то шестым чувством он понял, что она вот-вот расплачется.
   - Не надо, Люси.
   - Не обращай на меня внимания, родной. - Она прерывисто вздохнула. - Не представляю, как я буду жить, когда не станет тебя.
   Ему вдруг вспомнились прочитанные когда-то давным-давно стихи. Он повернулся на бок и медленно произнес их вслух:
   И мне, родная, одного лишь хочется,
   Одно гнетет сознание мое:
   Как уберечь тебя от одиночества,
   Когда скорбя уйду в небытие?
   Эльсинора продолжала лежать на спине, закрыв лицо ладонями, и плечи ее сотрясались от беззвучных рыданий. Он бережно взял ее мокрые от слез ладони в свои и стал целовать, ощущая на губах горько-соленый привкус.
   - Я не смогу без тебя, Эрнст.
   В ее голосе слышалась такая скорбь, что у него перехватило дыхание. Он пересилил себя и улыбнулся.
   - Ну, это ты брось. Представляешь, какой переполох поднимется в вашем межвременном ведомстве?
   - Ничего с ними не сделается. - Она вытерла глаза и опять вздохнула. - Пришлют нового наблюдателя, только и всего.
   - Давай не думать об этом, - сказал он.
   - Давай.
   Она взяла его ладони и уткнулась в них лицом. Ветер распушил золотистые волосы, обнажил светлую полоску нетронутой загаром кожи. Симмонс поцеловал ее в затылок, почувствовал, что вот-вот расплачется от нахлынувшей нежности, встал и протянул ей руку.
   - Пойдем купаться.
   Она поднялась и удивленно округлила глаза.
   - Смотри-ка! Откуда они взялись?
   Возле палатки паслись верблюды: низкорослый, лохматый бактриан темной масти и три поджарых светло-коричневых дромадера.
   - А правда, как они умудрились спуститься с обрыва? удивился он и замахал рукой. - Кыш! Пошли прочь!
   Верблюды и ухом не повели.
   - С ними надо не так! - усмехнулась Эльсинора.
   - А как?
   - Смотри! - Она театральным жестом подняла кверху ладонь. - Але-оп!
   Мирно пощипывающий колючку бактриан ни с того ни с сего подпрыгнул как ужаленный, вбрыкнул всеми четырьмя ногами и размашистым галопом понесся вокруг домика. Сородичи, высоко задрав головы на длинных шеях, уставились на него с явным удивлением. Подскакав к ближайшему дромадеру, бактриан изо всех сил лягнул его в брюхо. Тот еле удержался на ногах, испуганно взревел и трусцой побежал прочь от обидчика. Остальные тревожно переглянулись и поспешили следом.
   - Здорово! - усмехнулся Симмонс.
   - Это еще что! - Эльсинора вошла во вкус. - Гляди, что будет дальше! Але-оп!
   Вся четверка взметнулась в воздух и, описав четыре неуклюжих сальто, остановилась как вкопанная.
   - Вот это да! - расхохотался Симмонс,
   - Але-гоп! - голосом заправской дрессировщицы скомандовала Эльсинора.
   Бактриан, а за ним и троица дромадеров встали яа задние ноги и принялись лихо отплясывать джигу, потешно мотая из стороны в сторону уродливыми горбоносыми головами.
   - Ты просто чудо! - Симмонс хохотал во всю глотку. - Пожалей бедных тварей!
   - Але-гоп!
   Верблюды приняли горизонтальное положение, сорвали по кусту цветущей колючки каждый и затрусили в их сторону.
   - Что ты задумала? - забеспокоился Симмонс.
   Приблизившись к ним вплотную, верблюды преклонили колени и сложили колючку к их ногам. От верблюдов нестерпимо разило потом.
   - А теперь марш отсюда, - приказала Эльсинора.
   Вся четверка вихрем сорвалась с места, пересекла пляж, с ловкостью горных козлов вскарабкалась по уступам обрывистого берега и исчезла из вида.
   - Ну так кто я? - с победоносным видом, подбоченившись, спросила Эльсинора. Симмонс, одной рукой, все еще зажимая нос, другой вытирал выступившие на глазах слезы.
   - Бедьба!
   - Кто?
   - Фуф-ф! Ведьма!
   - Ах так? - Она метнулась к тенту, выдернула из песка одну из стоек, отцепила полотно и вскочила на стойку верхом ни дать ни взять озорной мальчишка, оседлавший прутик. Она и в самом деле выглядела неправдоподобно юной - тоненькая, стройная, в ярко-красном бикини. - Повтори, что ты сказал?
   - Ведьма, - неуверенно повторил он.
   - Тогда садись, прокатимся вместе.
   Садиться, собственно, было не на что. Симмонс перешагнул через стойку и встал позади жены.
   - Держись! - предупредила она. Он обнял ее за плечи.
   - Крепче!
   Он стиснул ее в объятиях и поцеловал в щеку. В следующее мгновенье было уже не до поцелуев: земля стремительно ушла из-под ног, провалилась куда-то вниз. Симмонс изо всех сил прижался к Эльсиноре и зажмурился. А она, как заправская ведьма на помеле, крутыми виражами набирала высоту, так что дух захватывало.
   - Перестань! - взмолился он. - Спустись, слышишь? Голова кружится.
   - Ну нет! - сквозь свист ветра донесся до него ликующий голос Эльсиноры. - Сам ведьмой назвал, теперь терпи!
   Он стиснул зубы и огляделся. Справа, насколько хватало глаз, раскинулось море. Слева желтели пески и по ним, змеей между барханами, тянулся караван верблюдов. Виднелись руины не то города, не то крепости.
   Они летели вдоль берега, и было отчетливо видно, где кончается желтая песчаная отмель и начинается глубоководье.
   "Ну и чертовщина! - с мальчишеским восторгом подумал он. - Такое разве что во сне испытаешь!"
   До поверхности было метров полтораста. "Спрыгнуть, что ли? - с веселой удалью подумал он и вдруг обнаружил, что спрыгивать не с чего: стойка летела сама по по себе, он ее даже не касался. Ослабил руки, сжимавшие Эльсинору за плечи: ничего. Отпустил совсем - тот же эффект: они продолжали лететь рядом, словно притянутые друг к другу магнитом.
   И тут она по всем правилам высшего пилотажа круто спикировала вниз. У Симмонса перехватило дыхание. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, впереди виднелись две рыбачьи лодки, в которых бородатые казаки-старообрядцы в засученных до колен портках выбирали из сетей рыбу.