— Не понимаю, каким образом этот вопрос относится к жестокому нападению на прекрасную леди Кейтрин.
   Все стоявшие рядом со мной стражи замерли, даже Гален. Всем было очевидно, что король не ответил на вопрос. Сидхе уклоняются от ответа только по двум причинам. Первая — из духа противоречия и любви к игре словами. Таранис не любил играть словами и для сидхе был очень прямолинеен. Вторая причина — когда ответ означает нежелательное признание. Но нежелательным признанием для Тараниса стал бы только ответ «Да». Нет, быть того не может. Не может Таранис иметь по отношению ко мне романтические планы. Не может!
   Я посмотрела на Дойля и Мороза. Мне нужна была подсказка. Пропустить мне это мимо ушей или копать глубже? Что лучше? Что хуже?
   Кортес заявил:
   — При всем сочувствии к травме, полученной в детстве ее высочеством, собрались мы, чтобы расследовать другую трагедию — нападение, совершенное этими тремя сидхе на леди Кейтрин.
   Я удивленно посмотрела на Кортеса. Он отвернулся, словно даже на свой собственный слух высказался слишком грубо.
   — Вы осознаете, что находитесь под магическим воздействием короля? — спросила я.
   — Я бы знал, если бы находился, — отмахнулся Кортес.
   — Природа магического воздействия такова, — сказал Ведуччи, делая шаг вперед, — что не дает осознавать происходящее. Именно поэтому оно так строго преследуется законом.
   Биггс повернулся к зеркалу:
   — Вы используете магию для воздействия на присутствующих здесь, ваше величество?
   — Я не пытаюсь подчинить себе всех присутствующих, мистер Биггс, — ответил Таранис.
   — Позвольте задать вопрос нам, — попросил Дойль.
   — Я не стану говорить с чудовищами из Неблагого двора, — заявил Таранис.
   — Капитана Дойля ни в чем не обвиняют, — сказал Биггс. Я отметила, что наши адвокаты не так легко поддаются магии Тараниса, как наши противники — за исключением Ведуччи, который вроде был вполне адекватен. Остальные же были на стороне Тараниса; только формально на его стороне, но при его магической силе этого достаточно, чтобы он все больше овладевал их разумом и волей. Такова своеобразная магия королевской власти: если вы по-настоящему встаете на сторону короля, ваше решение дает ему силу. Когда-то волшебная страна избрала Тараниса королем, и даже сейчас это древнее соглашение не утратило мистической силы.
   — Все они чудовища, — сказал Таранис. Он посмотрел на меня со всей страстью и силой зелено-лепестковых глаз. — Вернись к нам, Мередит, вернись, пока Неблагие не превратили тебя в свое подобие.
   Если бы я не успела освободиться от его чар, этот страстный призыв мог бы на меня повлиять. Но сейчас я была в безопасности — среди своих стражей, в ауре нашей силы.
   — Я повидала оба двора, дядя. И узнала, что оба они прекрасны и оба ужасны, каждый по-своему.
   — Как ты можешь сравнивать свет и радость Золотого двора с мраком и ужасом Темного?
   — Наверное, только я и могу, дядя. Из всех высокородных сидхе за последние десятилетия.
   — Таранис, Мередит. Прошу, называй меня Таранис.
   Мне не нравилось, что он так настаивает на обращении по имени. Он всегда требовал от Неблагих очень точно следовать формальностям. А тут он даже не попросил зачесть вслух все его титулы. Это было так на него не похоже — забыть о чем-то, что возвышает его в чужих глазах.
   — Хорошо, дядя… Таранис.
   Едва я выговорила его имя, как в воздухе повисла тяжесть. Дышать стало трудней. Он вплел свое имя в приворотные чары — каждый раз, как я его произносила, заклятье стягивалось прочней. Он шел против всех правил — сидхе обоих дворов вызывали на дуэль за меньшее. Но короля на дуэль не вызовешь: во-первых, он король, а во-вторых, один из величайших воинов сидхе. Может, он и потерял слегка в силе, но я-то вообще смертная. Мне придется проглотить любое оскорбление, которое он себе позволит. Может, на это он и рассчитывает?
   — Ее высочеству нужно присесть, — сказал Дойль.
   Адвокаты принесли кресло, извинившись, что не додумались сами. Это все магия, это она заставляет забыть обо всем на свете. Забыть о насущном — о том, что нужен стул, что ноги устали — до тех пор, пока не поймешь, что все тело болит, а ты и не заметил. Я с благодарностью опустилась в кресло. Знала бы, что придется так долго стоять, надела бы каблуки пониже.
   В секунды суеты у кресла не все стражи прикасались ко мне, и Таранис оделся золотистым светом. Но как только стражи вернулись по местам, король снова стал обычным. Насколько может выглядеть обычным Таранис.
   За спиной у меня встал Мороз, положив руку мне на плечо. Я думала, что Дойль встанет с ним рядом, но место у другого моего плеча занял Рис, а Дойль опустился на колено на полу, взяв меня за руку. Гален переместился вперед и сел по-турецки, прислонившись спиной к моим обтянутым чулками ногам. Он гладил мне ногу рукой — бессознательный жест, который у человека казался бы собственническим, а у фейри скорее выдавал беспокойство. Эйб встал на колено с другой стороны, повторив позу Дойля. Ну, не совсем повторив. У Дойля одна рука лежала на рукояти короткого меча, а другая так же спокойно накрыла мою ладонь. Эйб мою руку крепко сжал: был бы он человеком, я бы решила, что он испуган. Я припомнила, что он, скорее всего, впервые видит Тараниса с той поры, когда король изгнал его из Благого двора. Эйб никогда не числился в фаворитах Андаис и, наверное, в междворцовых переговорах по зеркалу не участвовал.
   Я наклонилась, коснувшись щекой его волос. Эйб ошеломленно глянул на меня: он такого жеста не ожидал. Королева предпочитала брать, а не дарить — если не говорить о боли. Я улыбнулась его потрясенному взгляду, и взглядом попыталась извиниться, что не подумала о его чувствах при виде его бывшего государя.
   — Моя вина, что ты довольствуешься нынешними своими кавалерами, Мередит, — сказал Таранис. — Если бы ты познала радость с Благим сидхе, ты бы к ним и не прикоснулась.
   — Большинство моих стражей были прежде подданными Благого двора, — возразила я, никак не называя Тараниса. Если я не стану звать его дядюшкой, придумает ли он еще какой-нибудь способ заставить меня произносить его имя?…
   — Они уже несколько веков живут при Неблагом дворе, Мередит, — сказал Таранис. — Такая жизнь их извратила, но тебе не с чем сравнивать, и это ужасное упущение со стороны Благого двора. Мне от всего сердца жаль, что мы так тебя забросили. Я бы очень хотел это упущение исправить.
   — Что ты имеешь в виду, говоря об извращении? — спросила я. Мне казалось, что я знаю ответ, но я давно научилась не делать поспешных умозаключений, общаясь как с Благими, так и с Неблагими.
   — Леди Кейтрин рассказала, как ужасны их тела. Ни одному из троих ее насильников не достало гламора скрыть свой истинный облик в интимные моменты.
   Биггс шагнул ко мне, словно услышал вопрос:
   — Заявление леди Кейтрин весьма подробно и более всего напоминает сценарий фильма ужасов.
   Я посмотрела на Дойля.
   — Ты его читал?
   — Да, — сказал он, глянув на меня сквозь темные очки.
   — Она сказала, что их тела чудовищны? — спросила я.
   — Да.
   — Такими же вас видел посол, — догадалась я.
   Дойль усмехнулся самым уголком губ, так чтобы из зеркала не было видно. Я понимала, что значит его улыбка. Догадалась я правильно, и он думал, что я двигаюсь в нужном направлении. Ладно, пусть направление верное, но куда же едет наш поезд?
   — И насколько же чудовищны, по словам этой леди? — спросила я Биггса.
   — Настолько, что обычная женщина не пережила бы их нападения.
   Я нахмурилась:
   — Не понимаю.
   — Старые сплетни, — пояснил Дойль. — О том, что у Неблагих половые органы шипастые.
   — А, — сказала я. Как ни странно, сплетни имели реальную основу. Среди слуа, подданных Шолто, есть ночные летуны — на вид они напоминают скатов с пучком щупалец на животе, но умеют летать как летучие мыши. Они ищейки Дикой охоты, только летучие, в отличие от собак. У королевских летунов в половом органе есть костяной шип, стимулирующий овуляцию у самок. Вообще говоря, все летуны — дети королевских самцов, потому что только они могут заставить самку производить готовые к оплодотворению яйцеклетки. Наверное, случаи изнасилования ночными летунами и породили эту старую страшилку. Отец Шолто не принадлежал к королевским летунам — его матери-сидхе не нужен был стимулирующий овуляцию шип в половом органе. Рождение Шолто было неожиданностью во многих отношениях. Шолто вырос великолепным, потрясающим сидхе, вот только с некоторыми излишествами там и сям. Большей частью там.
   — Король Таранис! — сказала я, и опять почувствовала притяжение, словно меня рукой разворачивали к себе. Глубоко вздохнув, я плотнее прижалась спиной к Рису и Морозу и вцепилась в Дойля с Эйбом. Гален, наверное, почувствовал, что мне нужно, потому что обвил рукой мою ногу и надавил, чтобы я развела колени и он мог прижаться теснее. Мало кто из моих стражей решился бы показаться в столь унизительной позе перед Таранисом. Я очень ценила тех, кому важнее была близость ко мне, чем внешнее впечатление.
   — Король Света и Иллюзий! — начала я снова. — Не хочешь ли ты сказать, что трое из моих стражей настолько чудовищны, что спать с ними болезненно и жутко?
   — Так утверждает леди Кейтрин, — сказал он, откидываясь на спинку трона. Трон так и остался громадным и золотым, когда исчезла иллюзия. Король сидел на предмете мебели, который даже по теперешним временам стоил по-королевски.
   — Но ты говоришь, что во время близости они не могут поддерживать иллюзию красоты. Я правильно поняла?
   — Неблагие не обладают той властью над иллюзиями, которая присуща нам. — Он сел вольготней, широко расставив ноги, как садятся мужчины, будто выставляя напоказ свои достоинства.
   — Значит, я должна видеть их истинный облик, когда занимаюсь с ними любовью?
   — В тебе течет человеческая кровь, Мередит. Тебе не хватает способностей чистокровного сидхе. Прости, что я так говорю, но хорошо известно, что твоя магия слаба. Им удалось тебя обмануть, Мередит.
   Каждый раз, как он произносил мое имя, воздух вокруг густел. Гален скользнул рукой до верха моих чулок и добрался до голой кожи. От остроты ощущения я на миг закрыла глаза, зато в голове прояснилось. Еще недавно слова Тараниса были правдой, но моя магия возросла. Неужели никто ему не сказал? Не всегда разумно говорить королям то, что они не хотят слышать… Таранис всю мою жизнь считал меня слабосильной и обращался соответственно. Когда я вдруг оказалась наследницей соперничающего двора, его поведение стало выглядеть как минимум политически неверным. Он сделал меня своим врагом — так он мог думать, во всяком случае. Среди знати обоих дворов полно было народу, которые теперь из кожи вон лезли, стараясь загладить десятилетия дурного обращения.
   — Я знаю, что чувствую руками и всем телом, дядюшка.
   — Ты не знаешь радостей Благого двора, Мередит. Ты даже не представляешь, сколько открытий тебя ждет. — Голос у него звенел колокольчиками — воздух наполнился музыкой.
   Нельсон снова шагнула к зеркалу, лицо у нее светилось от восхищения. Что бы она ни видела, она видела неправду. Теперь я была уверена.
   — Я дважды уже сказала юристам, что ты их зачаровываешь, дядя, но они забывают. Твое воздействие заставляет их забывать правду!
   Люди в комнате как будто дружно вздохнули.
   — Я что-то пропустил, — сказал Биггс.
   — Мы все что-то пропустили, — поддержал его Ведуччи. Он подошел к Нельсон — она стояла у зеркала, глядя в него так, словно там расстилались все чудеса вселенной, и не отреагировала, когда Ведуччи тронул ее за плечо. Смотрела на короля, не отрывая глаз.
   — Кортес, помогите мне, — позвал Ведуччи.
   У Кортеса был такой вид, словно он внезапно проснулся в незнакомом месте.
   — Что за черт?… — спросил он.
   — Король Таранис воздействует на нас магией.
   — Я думал, с этим железом нам ничего не страшно, — сказал Шелби.
   — Мы имеем дело с королем Благого двора, — напомнил Ведуччи. — Даже все, что захватил с собой я, не обеспечивает защиту. Вряд ли вам помогут несколько офисных безделушек.
   Он взял Нельсон за плечи и повел прочь от зеркала, крикнув через плечо:
   — Кортес, соберитесь и помогите вашему помощнику!
   Окрик на Кортеса подействовал. С ошарашенным видом он шагнул вперед, и они вдвоем с Ведуччи оттащили Памелу от зеркала. Она не сопротивлялась, но лицом все время поворачивалась к высокой фигуре Тараниса на троне.
   Интересно — я до этого момента не замечала, что небольшое искажение перспективы в зеркале давало впечатление, что он сидит выше, чем мы. Впрочем, нет, он сидел на троне в тронном зале, а трон стоял на возвышении. Король буквально смотрел на нас сверху вниз. И то, что я только сейчас это осознала, свидетельствовало, что его чары имели определенный успех. Как минимум, не давали мне замечать очевидное.
   — Используя магию против людей, — сказал Дойль, — ты нарушаешь их законы.
   — С чудовищами из гвардии королевы я не говорю.
   — Тогда говори со мной, дядя. Ты нарушаешь закон, применяя магию. Прекрати, или наша беседа закончена.
   — Я поклянусь любой клятвой на твой выбор, — сказал Таранис, — что не воздействую намеренно магией ни на кого из чистокровных людей, которых вижу перед собой.
   Замечательная ложь — такая близкая к правде, что будто и не ложь вовсе. Я засмеялась. Мороз с Эйбом вздрогнули, будто от неожиданности.
   — Ох, дядя, а поклянешься ли ты любой клятвой по моему выбору, что не пытаешься зачаровать меня?
   Он демонстрировал мне все великолепие своего мужественно-красивого лица, хотя на мой вкус борода многое портила. Я не отношусь к поклонницам растительности на лице — может, меня испортило воспитание при дворе Андаис. В свое время королева, не знаю по каким соображениям, пожелала, чтобы у ее мужчин борода не росла — и так оно и стало. Большинство Неблагих сидхе не смогли бы отрастить бороду, даже если б захотели. Желания королевы в стране фейри нередко становятся реальностью — я сама убедилась в истинности этого старого поверья. То, что я говорила вслух, мне еще удавалось контролировать, но когда начали воплощаться мои мысли — мне стало страшно. Приятно было вернуться из волшебной страны в более твердую реальность, где можно думать о чем угодно и не беспокоиться, что мечты станут явью.
   Я думала о своем, а Таранис давил на меня красотой лица, глаз, фантастическим цветом волос, давил чарами, заготовленными для меня. Они висели тяжестью в воздухе, лежали на языке, сам воздух словно стремился ему угодить. Таранис оставался в стране фейри и, наверное, там, при его дворе, чары сработали бы именно так, как он задумал. Мне пришлось бы выполнить то, чего он добивался. Но я была в Лос-Анджелесе, а не при его дворе, и очень была этому рада. Рада, что вокруг меня рукотворный бетон, сталь и стекло. Кто-нибудь другой из фейри мог заболеть, едва вступив на порог такого здания, а меня защищала моя смертная кровь. Ну а стражи мои были сидхе — их тоже такой малостью не проймешь.
   — Приди ко мне, Мередит!
   Он даже руки ко мне протянул, как будто мог дотянуться сквозь зеркало. Кое-кто из сидхе мог и дотянуться, но не думаю, что Таранис из них.
   Дойль встал, держа меня за руку, но свободно опустив другую руку и расставив ноги. Узнаваемая стойка. Он готовился в любую минуту вытащить оружие — наверняка пистолет, потому что меч на боку ему пришлось бы брать той рукой, которой он сжимал мою.
   Мороз шагнул чуть дальше от спинки моего кресла, руки легко касались моих плеч. Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять: он готовился к бою, как и Дойль.
   Гален встал, разорвав прикосновение. Таранис вдруг оделся золотистым светом, глаза вспыхнули зеленью юной листвы. Я начала подниматься с кресла — Рис меня удержал на месте.
   — Гален! — сказал Дойль.
   Гален снова опустился на колено и взялся рукой за мою ногу. Этого было достаточно. Сияние померкло, порыв встать рассеялся.
   — Проблема, — отметила я.
   Эйб наклонился к моей ладони, рассыпав вокруг водопад разноцветных волос, и тихо, очень по-мужски засмеялся.
   — Ох, Мерри, тебе надо больше мужчин. С тобой это постоянно.
   Я улыбнулась — он попал в самую точку.
   — Не успеть, — сказал Мороз.
   Я крикнула:
   — Биггс, Ведуччи, Шелби, Кортес! Все сюда.
   Кортес остался рядом с Нельсон, не давая ей пойти к зеркалу, но остальные поспешили ко мне.
   — Мередит, — нахмурился Таранис, — что ты делаешь?
   — Обратилась за помощью.
   Дойль жестом попросил людей встать между нами и зеркалом. Нас заслонила стена тел и деловых костюмов. Помогло. Что же это за чары, во имя Дану?!
   Я знала, знала, что призывать Богиню не следует. Правда, знала. Но я так всю жизнь говорила, точно как люди говорят: «Ради Бога». Никто же не ждет, что Бог и правда ответит?
   Вдруг запахло шиповником. По комнате пролетел ветерок, как из открытого окна, хотя никто окна не открывал.
   — Осторожней, Мерри, — тихо сказал Рис.
   Понятно было, что он имеет в виду. Пока нам удавалось скрывать от Тараниса, насколько часто теперь являлась мне Богиня. В волшебной стране — практически во плоти. Если сейчас она или даже ее тень появится здесь, Таранис узнает и поймет, что меня нужно бояться. Мы еще не были к этому готовы.
   Я молча взмолилась: «О Богиня, прошу, помоги мне позже. Не выдавай ему нашу тайну!»
   На миг аромат цветов усилился, но ветер стих, а потом и от запаха остался тонкий след, как от дорогих духов, когда их хозяйка вышла из комнаты. Стражи вокруг меня слегка успокоились, а люди не поняли, что произошло.
   — У вас изумительные духи, принцесса, — сказал Биггс. — Что это за аромат?
   — О парфюмерии поговорим позже, мистер Биггс.
   Он смутился.
   — Конечно. Прошу прощения. Есть в вас, волшебном народе, что-то такое, что даже бедного адвоката заставляет забыться.
   Последняя фраза могла оказаться чертовски близка к истине. Я только надеялась, что никто здесь не испытает на себе, насколько Биггс попал в точку.
   — Король Благого двора, ты оскорбляешь меня, мой двор и в моем лице — мою королеву, — объявила я.
   — Мередит! — Его голос пронесся по комнате и лаской пробежал по коже.
   Нельсон застонала.
   — Прекрати! — крикнула я, и голос мой зазвенел силой. — Будешь пытаться меня зачаровать, я погашу зеркало и конец всем разговорам!
   — Они напали на даму моего двора. Я требую их выдачи и наказания.
   — Докажите их вину, дядя.
   — Слова Благой сидхе достаточно, — заявил он. В голосе уже не было искушения — только злость.
   — А слово Неблагих сидхе ничего не стоит?
   — Так свидетельствует история.
   Мне хотелось сказать законникам, чтобы они ушли в сторону и дали мне видеть Тараниса, но я не посмела. Пока они его закрывают, я хоть думать могу. И злиться.
   — Значит, я, по-твоему, лгунья, дядюшка?
   — Нет, Мередит, только не ты.
   — Один из тех, кого ты обвинил, во время нападения на леди Кейтрин был со мной — точно в то же самое время! То ли она лжет, то ли верит в чью-то еще ложь.
   Рука Дойля сжалась на моих пальцах. Он был прав. Я проговорилась. Черт бы побрал все эти словесные игры! Слишком много надо держать в секрете, и помнить, кто что знает и что нет, и решать, кому что сказать и когда.
   — Мередит! — сказал король, и опять его голос касался меня почти ощутимо. — Мередит, вернись к нам, ко мне.
   Нельсон тихонько вскрикнула.
   — Я не могу ее удержать! — сказал Кортес.
   Шелби поспешил ему на помощь, и мне вдруг стало видно зеркало, стала видна высокая царственная фигура — и этот вид добавил силы словам. Меня словно ударило.
   — Мередит, приди ко мне.
   Он протянул мне руку, и я знала, знала, что должна ее взять!
   Руки, плечи, ноги — везде в меня вцепились стражи, не давая встать с кресла. Сама того не осознавая, я попыталась встать. Не думаю, что я пошла бы к Таранису, но… но… Хорошо, что было кому меня удержать.
   Нельсон кричала:
   — Он так прекрасен, прекрасен! Мне надо к нему, пустите, пустите!
   Она так билась, что рухнула на пол вместе с Кортесом и Шелби.
   — Охрану! — прорезал истерию глубокий бас Дойля.
   — Что? — переспросил Биггс, слишком часто моргая.
   — Охрану вызовите, — сказал Дойль. — Нужна помощь.
   Биггс кивнул — тоже слишком торопливо, но все же пошел к телефону на столе.
   Голос Тараниса блеснул сияющими самоцветами — слова словно превратились в камни и молотили по телу:
   — Мистер Биггс, посмотрите на меня.
   Биггс замер, не донеся руку до трубки.
   — Не давайте ей встать, — приказал Дойль и шагнул к Биггсу.
   — Он чудовище, Биггс, — сказал Таранис. — Не давай ему к тебе притронуться.
   Биггс уставился на Дойля круглыми глазами и попятился, защищаясь руками как от удара.
   — Господи… — шептал он. Не знаю, что он видел перед собой, но только не моего красавца-капитана.
   Ведуччи повернулся, не сходя с места, вынул из кармана что-то зажатое в горсть и бросил в зеркало. В стекло ударили труха и обрывки травы — и провалились будто в воду! Стебельки поплыли по поверхности, по твердому с виду стеклу побежала мелкая рябь. Мне сразу стало ясно первое: Таранис умеет превратить зеркало в мост между точками в пространстве — чего не умел уже почти никто, и второе: «приди ко мне» он понимал буквально. Если бы я подошла к зеркалу, он мог бы меня протащить сквозь него. Да поможет мне Богиня!
   Биггс как будто очнулся от чар, целеустремленно схватился за трубку телефона.
   — Они чудовища, Мередит, — повторил Таранис. — Они не выносят света дня. Что еще может скрываться во тьме, как не зло?
   Я качнула головой.
   — Твой голос надо мной не властен, дядя. А мои стражи прямо и гордо стоят на дневном свету.
   Упомянутые стражи смотрели на короля, только Гален на меня смотрел, спрашивая взглядом: как я себя чувствую? Я ему кивнула и улыбнулась — точно так же, как улыбалась все время с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать.
   — Нет! — зарычал Таранис. — Нет, не будешь ты спать с зеленым рыцарем, не понесешь жизнь тьме! Тебя коснулась Богиня, а народ Богини — это мы!
   Я едва сумела сохранить спокойное выражение лица. Слишком много говорила последняя фраза. Знал ли он, что ко мне вернулась чаша Богини? Или до него долетели какие-то другие слухи?
   Снова запахло розами. Гален прошептал: «Яблоней пахнет». Все стражи ощутили аромат, которым заявляла им о себе Богиня. Она не одной богиней была, а множеством. Всю женственность мира она несла в себе. Не одни только розы — все цветы и травы мира дали ей свой аромат.
   Дойль вернулся к нам:
   — Надо ли, Мередит?
   — Не знаю.
   Но я встала, и они убрали руки. Я стояла лицом к лицу со своим дядей, а мои стражи стояли рядом со мной. Юристы отошли в сторону, хмурясь и ничего не понимая — кроме Ведуччи, который как будто понимал много больше, чем должен был.
   — Мы все — народ Богини, дядя, — сказала я.
   — Неблагие — дети темного бога.
   — У нас нет темных богов. Мы не христиане, чтобы населять кошмарами преисподнюю. Мы дети неба и земли. Мы — сама природа. Нет в нас зла, есть лишь отличия.
   — Тебе забили голову лживыми россказнями, — сказал он.
   — Правда есть правда, в свете дня или самой темной ночью. Нельзя вечно прятаться от правды, дядя.
   — А где посол? Пусть он осмотрит их тела и убедится, что они именно так ужасны, как говорит леди Кейтрин.
   В комнате веяло ветром — первым теплым весенним ветерком. Запахи цветов плыли и менялись, я различала то яблони Галена, то осеннюю листву Дойля, то сладко-тяжелые ландыши Риса, хрусткий лед — так пахнет богиня для Мороза, — медовое пиво — это Эйб. Запахи перемешивались с ароматом шиповника.
   — Пахнет цветами, — ломким голосом сказала Нельсон.
   — Ты чувствуешь запах, дядя? — спросила я.
   — Только запах разложения от тех, кто стоит рядом с тобой. Где посол Стивенс?
   — На попечении чародея-человека. Его очистят от заклятья, которое ты на него наложил.
   — Опять ложь! — сказал он, но выражение лица лишало протесты убедительности.
   — Я с этими стражами спала. Нет у них никаких уродств.
   — В тебе течет смертная кровь, Мередит. Они тебя околдовали.
   Ветер окреп, он гнал рябь по поверхности зеркала, шевелил плывущую по стеклу травяную крошку.
   — Ты чувствуешь запах, дядя?
   — Только вонь Неблагой магии!
   Голос искажен был злостью и еще какой-то эмоцией. И я вдруг поняла, что Таранис сошел с ума. Я-то думала, что беда его в лишнем высокомерии, а сейчас глянула на него и похолодела, несмотря на прикосновение Богини. Таранис, король Благого двора, был безумен. Безумие светилось в его глазах, словно кто-то поднял завесу здравомыслия, и нездоровье стало очевидным. В голове у него что-то было очень не так. Да поможет нам Консорт!
   — Вы не в себе, ваше величество, — негромким басом сказал Дойль.
   — Молчи, Мрак, когда говорит Свет! — Таранис поднял правую руку ладонью вперед. Стражи мгновенно заступили меня, уложили на пол, прикрыли своими телами. Даже сквозь барьер их тел я ощутила жар. Поднялся шум, Нельсон завизжала, закричали адвокаты. Лежа под грудой тел, под плотно прижатым ко мне Галеном, я спросила:
   — Что там? Что происходит?
   В дверях зазвучали новые мужские голоса. Охранники. Что толку в пистолетах, когда враг может превратить в оружие свет? Разве можно выстрелить в зеркало и поразить мишень на той его стороне? Зеркало-то прострелить можно, но все пули останутся здесь. Таранис нас достать смог. А мы? Мы ему отплатить можем?