— Тогда — зачем ты продолжаешь идти?
   — Инстинкт и глупость, наверное. Если я смогу отложить вхождение в эту неразбериху хотя бы на день, мучений останется на целый день меньше.
   — Один день из вечности? Неужели это имеет значение?
   — Для меня, теперь? Да, имеет. Я достаточно человек, чтобы перепугаться.
   — Тогда тебе лучше поторопиться.
   Южная вершина была в пределах двадцати километров от смешения. Поверхность перед ней кипела от активности. Нагромождались громадные пики, когда тающие тела карабкались друг на друга так, чтобы оказаться первыми, кто дотронется до оболочки и полакомится жизнеобеспечивающей энергией, находящейся внутри. Целые горы алчности нагромождались в нетерпении.
   Дариат дошел до конца канала и скомандовал мускульной мембране раскрыться. Они проплыли по воздуху в один из главных коридоров, ведущих в помещение космопорта.
   Толтон привязал свой фонарик к метателю — так, он видел, делала Эренц. Он направил луч вдоль чернеющего коридора в знак тревоги.
   — Какие-нибудь скверные типы здесь шатаются?
   — Нет. В любом случае все они ждут удара.
   — Не удивляюсь. Я могу ощущать ужас на вкус: это физическое ощущение, как будто бы я перебрал депрессантов. Вот черт, — он улыбнулся Дариату слабой улыбой, — я перепугался, друг. В самом деле перепугался. Может, есть какой-то способ, чтобы душа могла здесь умереть, умереть полностью? Не хочу я примешиваться к этой мешанине. Только не это.
   — Мне очень жаль. Это невозможно. Тебе придется жить.
   — Черт подери! Да что это за вселенная, на самом-то деле?
   Дариат повел Толтона по темному помещению и поднял руку, давая энергии пульсировать бесконтрольно. Вспыхнувший в результате свет обнаружил геометрию: молчаливые двери вели в кабины оси, изгибающиеся дугой проходы — вниз, к подземным станциям. Он нацелился на дверь, ведущую в инженерный отсек, и ударил по ней ногой.
   На другой стороне коридоры были металлическими, обшитыми прочными обручами. Дариат и Толтон быстро проскользнули через них, ощупывая для верности руками шлюзовые люки. Воздух был морозный, но вполне пригодный для дыхания. У Толтона начали стучать зубы.
   — Пошли сюда, — скомандовал Дариат.
   Круглый люк, выходящий из камеры, стоял открытым. Дариат сделал кувырок вовнутрь, охваченный неясным волнением перед знакомым ходом. Двенадцать противоперегрузочных коек были установлены вокруг. Он выбрал одну из них, под единственной панелью с инструментами и начал щелкать выключателями. В такой же последовательности, как и в последний раз. Люк автоматически захлопнулся. Неохотно загорелись огни, начали жужжать местные насосы.
   Толтон поднял руки к решетке, ловя теплый воздух.
   — Черт возьми, как холодно было снаружи!
   — Закругляйся, мы уходим.
   Личность наблюдала, как верхушка горы дотронулась до поверхности смешения всего.
   — Я горжусь всеми вами,— сказала она потомкам Рубры.
   Жидкость хлынула прочь от центра, затем устремилась назад и шлепнулась об обшивку. Сотни и тысячи воинственных душ направили ее внутрь и наводнили полип, чтобы погрузиться в великолепный прилив жизненной энергии, курсирующий внутри, тотчас же поглощая ее. Разница температур между жидкостью и полипом была слишком велика, чтобы ослабленная оболочка обиталища могла выдержать. Существующие трещины неистово изогнулись, когда эта разница усилила свой удар по ним.
   Дариат привел в действие последовательность камер сброса. Взрывы перерезали внешнюю защиту, и пять из твердых ракет выстрелили огнем. Они закрутились вокруг оси, выходя на один уровень с поверхностью мешанины.
   — До свидания,— попрощалась личность.
   И сопутствующая прощанию печаль вызвала слезы на глазах у Дариата.
   Валиск разорвался на части, как будто бы внутри у него произошел взрыв атомной бомбы. Тысячи человеческих душ, трепеща, вышли из вздымающейся сердцевины горячего газа и крошащихся развалин полипа, бесформенные фантомы, обнаженные в темноте. Как будто бы, проведя всю жизнь в темном континууме, они погрузились в смесь и начали переносить свои страдания.
   Горение твердой ракеты закончилось, оставив спасательную камеру в режиме свободного падения. Дариат выглянул из маленького иллюминатора, но мало что увидел. Он крутанул рычаг управления, поджигая двигатели с холодным газом, чтобы привести в движение камеру. Серые потоки грязи хлынули наружу.
   — Наверное, я вижу эту кашу, — заявил он с полной уверенностью. Разумом он ощущал плач и страдания, потоком хлынувшие от жуткого конгломерата этих вызывающих жалость душ. Это охлаждало его собственную решимость. Здесь теперь могла ждать только одна судьба.
   Среди ощущения несчастья было несколько стальных полос более целеустремленной и пагубной мысли. Одна из них становилась все сильнее. Ближе, осознал Дариат.
   — Что-то есть там, снаружи.
   Он снова схватился за рычаг, поворачивая камеру. Бледные цветки света погрузились глубоко в Туманность, оттеняя силуэт, который извивался и сотрясался, приближаясь к ним.
   — Дьявольщина, это же один из Оргатэ.
   Они с Толтоном молча уставились друг на друга. Уличный поэт слабо передернулся:
   — Это даже не смешно.
   — Осталось еще пять ракет. Мы можем поджечь их и лететь назад, в туманность.
   — Разве нас не развернет опять сюда же?
   — Да. Со временем. Но это будет означать, что еще на день или два мы избавимся от этой дряни.
   — Не уверен, что теперь это составляет для меня какую-то разницу.
   — А потом мы опять сможем поджечь их, когда Оргатэ достанет нас, и поджарить этого подонка.
   — Он делает только то, что мы бы и сами сделали.
   — Последний выбор: мы можем поджечь ракеты, чтобы они доставили нас в гущу.
   — Внутрь! Какой в этом прок?
   — Да никакого. Даже если мы не разобьемся на куски, мы расплавимся в этой жидкости в течение нескольких дней.
   — Или полетим прямо сквозь другую сторону.
   — Нет никакой другой стороны.
   — Этого никогда не узнать, пока не попробуем. Кроме того, этот путь более стильный.
   — Стильный — ишь ты!
   Оба посмеялись.
   Дариат снова повернул камеру, нацеливаясь на гущу. Он поджег две ракеты. Если бы больше, они бы действительно раскололись, добравшись до нее. Наверное, холод все равно нас добьет, так или иначе, подумал он.
   Прошло три секунды при ускорении в 5 g, затем они почувствовали удар. Толчок при резком уменьшении ускорения был ужасен, Толтон врезался в ремни койки. Он застонал от боли, готовя себя к худшему.
   Но защитный тепловой слой камеры удержался, противостоя губительной, годной для длительного замораживания трупов температуре гущи. Камера медленно завибрировала, в то время как двигатели ракет продолжали гореть, погружая их все глубже и глубже под поверхностный слой. Дариат и Толтон могли слышать какофонию душ снаружи, производимую из-за шока и уныния, когда после выхлопа ракеты жидкость, в которой они располагались, начала испаряться. Чем дальше они погружались, тем слабее делались крики. Через пятнадцать секунд ракеты сгорели.
   Толтон засмеялся нервным смехом:
   — Мы это сделали!
   Иллюминатор замерз, как только они начали сражаться с жидкостью. Толтон протянул руку и попытался стереть бусинки льда, чтобы очистить его. Рука примерзла к стеклу.
   — Вот пакость какая! — он пожертвовал кусками кожи, чтобы освободить ладонь. — А теперь что нам делать?
   — Абсолютно ничего.

25

 
   «Фольксваген» повез Иванова Робсона и Луизу назад в Лондон. Во время почти всего четырехчасового путешествия она сидела, скорчившись, на одном из больших кожаных сидений в кабине, принимая свежие новости из купола. Пейзаж теперь мало интересовал ее.
   В Вестминстерском куполе осталось мало репортеров, которые могли бы рассказать, что происходило. Те из них, которые настаивали на том, чтобы выдать все у них имеющееся, теперь очищали свои видеодатчики, чтобы там не оставалось примет территории, откуда они вели репортажи. Одержимые принимали в штыки, если их деятельность раскрывали населению планеты. Те репортеры, которых поймали на этом в первый день, больше уже никогда не допускались к сети.
   То, что показывали все еще работавшие репортеры, которые с толком использовали датчики купола, был жесткий порядок, устанавливавшийся сам собой в старинных зданиях. Одержимые организовывались в небольшие группы и совершенно открыто расхаживали по улицам. Это был вызов по отношению к Терцентралу. Их легко могло бы поразить оружие СО, будь на то воля политиков. Но, поскольку открыты для выстрелов бывали всего около сотни-двух одержимых, то оставшиеся могли бы обрушить свое ужасное возмездие на остальное неодержанное население. Правительственные силы в пределах купола были значительно ограничены в числе. В высшей степени специфические пожары продолжали бушевать по ночам, затрагивая все полицейские участки и восемьдесят процентов зданий местного самоуправления. Примечательно, однако, что, хотя энергосистемы и коммуникационная сеть тоже часто служили объектами нападения, одержимые не повредили ни одной из станций снабжения предметами первой необходимости. В городе все еще были вода и свежий воздух, и купол сохранял системы защиты от нападений воздушной армады. Кто-то управлял одержимыми и отдавал приказы, регулирующие их деятельность, с большими предосторожностями.
   Оставалось поразмыслить, кто это был.
   Что касается Чарли, его интересовало только — зачем. Если уж на то пошло, одержимые теперь соблюдали осадное положение с большей эффективностью, чем это когда-либо удавалось полиции. Анализы их передвижений, проделанные AI, определяли, что их было достаточно, чтобы наверняка вынуждать население оставаться дома. Появилось очень мало новых одержимых, и в девяти внешних куполах едва ли насчитывалось несколько сотен.
   Их волновал единственный маршрут, и он лежал в гараж наземных экипажей. Каждый раз, когда они угоняли одну из неуклюжих машин, она вызывала на себя огонь СО. Сам президент приказал стрелять по ним, без всяких понуждений Би-7, своих советчиков и Кабинета. Одержимые сделали восемь попыток оставить Лондон, прежде чем сдаться.
   — Декстер к чему-то готовится, — сообщил Чарли Луизе как раз перед тем, как она покинула его купол. — Он никоим образом не удовлетворится одним только Лондоном. Вот почему он придерживает одержание остального населения. Если бы он действовал так же, как раньше, он мог бы одержать город меньше чем за неделю, если бы захотел. Его организация в Лондоне куда серьезнее, чем в Нью-Йорке.
   Луиза понимала не больше Чарли, почему Декстер отступает. Этот человек-дьявол, которого она встречала на Норфолке, не казался способным на какую-то выдержку.
   Единственная информация по другим делам, которую Луиза получала во время этой поездки, были отчеты о продвижении Женевьевы. Ее сестренку увезли в Бирмингем в другом «фольксвагене», вместе с Дивинией и другими членами семейства Чарли. Оттуда Чарли заказал вакуумный поезд, чтобы они поехали на станцию «Гора Кения». Джен была сильно разочарована, когда обнаружила, что купол Чарли не может лететь.
   Поездка в Бирмингем была много короче. Женевьева уже находилась на Африканской башне, а Луиза все еще ехала через долину Темзы.
   — Уже появляется в поле зрения, если вы хотите его видеть, — обратился к ней Ив Гейнз из кузова.
   Луиза подвинулась и села рядом с ним. Когда они выезжали из Лондона, она плохо разглядела купола, так как направление их движения для этого не подходило. Теперь, гремя на колдобинах, «фольксваген» ехал прямо на них.
   Луиза уставилась на купола, которые рассекали приближающийся горизонт. Были видны только девять внешних куполов, расположенных вокруг старинного города, защищая его центр. Заходящее солнце живыми колоннами медного света отражалось от широких аркад геодезического кристалла; все остальные здания были полностью черными. Впервые Луиза смогла оценить, как они искусно сделаны. И какие они чужие.
   Ив смотрел на нее.
   — Я и сам не ожидал, что так скоро вернусь — этим же путем.
   — Я тоже.
   — Босс заботится о своих людях, знаете ли.
   — Уверена, что это так.
   Она не особенно была убеждена в том, что ее действительно ценили как штатного работника Би-7. И потом, возможно, это Чарли попросил шофера быть повнимательнее к девушке. Чтобы сделать ее более уступчивой. Теперь она больше не была уверена ни в чем.
   «Фольксваген» уверенно проехал мимо полускрытых в земле цехов каких-то заводов, окружающих купол, и спустился по пандусу в один из огромных подземных гаражей. Под сводчатым потолком горело несколько ламп, никакой деятельности возле припаркованных автомобилей не было заметно. Они подъехали к повороту пандуса. Внешняя дверь соскользнула вниз, и из мрака к ним сразу выехала голубая машина. Иванов Робсон встал и хлопнул дверцей кабины.
   — Вы готовы?
   — Да. — Луиза сказала это холодно.
   С самого начала путешествия она не разговаривала с детективом. Это было следствием того, что она сердилась, хотя не была уверена, против кого направлен ее гнев. На него, за то что он такой, какой есть, или на себя самое из-за того, что сначала он ей нравился. Возможно, он просто был слишком свежим напоминанием о том, что ею так ловко манипулировали.
   Она спустилась по короткой лесенке. В гараже было сыро и холоднее, чем она рассчитывала. Она была одета для купола, в короткой юбке поверх черных леггинсов, в изумрудного цвета рубашке с длинными рукавами (чтобы скрыть медицинский браслет нейросети) и в жилетке из тонкой кожи. Волосы собраны в конский хвост.
   Иванов поспешил за ней, когда она быстро пошла к автомобилю, он нес оружие в чехле из крокодиловой кожи, которое дал ему Чарли. Женщина-полисмен затолкала их в машину, лицо ее было совершенно лишено любопытства. Интересно, подумала Луиза, сколько народу обработало Би-7? На этот раз внутренняя часть автомобиля была совершенно обычной. Луиза откинулась на заднем сиденье, Иванов устроился рядом с ней, держа свой роковой футляр на коленях.
   — Я ведь являюсь самим собой почти все время, — сказал он ей тихонько. — Би-7 не может меня контролировать каждую минуту, когда я не сплю.
   — А-а, — Луиза не хотела об этом говорить.
   — Я рассматриваю это как искупление, а не наказание. И мне удается видеть некоторые интересные вещи. Я знаю, как работает этот мир — редкая привилегия для человека в наши дни. А теперь и вы это знаете.
   — А что вы натворили?
   — Нечто очень глупое и неприятное. Не то чтобы у меня был большой выбор в такое время. Было так — или они, или я. Я думаю, потому-то Би-7 и дало мне это дело. Я совсем не то, что называют обычным преступником, и живу не ради карьеры. У меня даже семья была. Не виделся с ними лет двадцать, но мне было разрешено узнавать, как они поживают.
   — Но вам все-таки объяснили, как обращаться со мной.
   — Мне приказали, какой информацией вас снабжать и когда. Все остальное, что я когда-либо говорил или делал, был настоящий я.
   — Включая и теперешнее возвращение в Лондон?
   Иванов тихонько усмехнулся:
   — Ох, нет. Естественный альтруизм не вяжется с этим нездоровьем. Я здесь по приказу. — Он помолчал. — Но теперь, когда я здесь, я сделаю все, чтобы защитить вас, если понадобится.
   — Вы думаете, возвращаться было глупо?
   — Полное идиотство. Би-7 ужесточит контроль и применит в Лондоне ядерное оружие. Это единственный путь для нас избавиться от этих одержимых.
   — Этот вид оружия не подействует на Квинна Декстера.
   — Вот как? — Длинный палец медленно похлопал по футляру из крокодиловой кожи. — Вы доверяете этому типу Флетчеру, с которым мы собираемся встретиться?
   — Конечно. Флетчер — порядочный и добрый человек. Он присматривал за нами с Джен всю дорогу от Норфолка.
   — Это, должно быть, интересно, — пробормотал Иванов.
   Он отвернулся, наблюдая, как бетонная стена проплывает в окне машины.
   Они подъехали к небольшой грузовой станции вакуумных поездов где-то в одной из подземных индустриальных зон купола. Чарли выбрал ее из-за того, что к ней вела прямая дорога из гаража. И сеть в этом секторе все еще функционировала.
   Платформа была намного уже, чем в Кингс-Кросс, возле каждого шлюза стояли большие, тяжело нагруженные вагонетки. Когда Луиза с Ивановым вышли из служебного лифта, их ждали восемь агентов разведки флота, каждый был вооружен автоматом со статическими пулями.
   Поезд подошел через пять минут. Открылась только одна шлюзовая дверь. Детектив Брент Рои вышел оттуда первым, подозрительно оглядываясь. Когда его взгляд отыскал Луизу, его выражение лица поведало ей, что он совершенно официально является несчастнейшим человеком на этой планете.
   — Выходи, — рявкнул он через плечо.
   Из шлюза вылез Кристиан Флетчер, одетый в свою безукоризненную флотскую форму. Два стражника сопровождали его, не отходя ни на шаг, а к шее был пристегнут толстый металлический ошейник. Луизе было на все наплевать, под жесткими взглядами агентов она подбежала к нему и обвила его руками.
   — О, Боже, как мне вас не хватало! — вырвалось у нее. — Вы в порядке?
   — Я выносливый, дорогая моя госпожа Луиза. А вы? Как вы-то поживали с тех пор, как мы виделись в последний раз? Я боюсь, что у вас были самые неприятные приключения?
   Она смахивала слезы прямо ему на лацканы, пуговицы его мундира вдавливались ей в кожу.
   — Что-то в таком духе.
   Луиза прижалась к нему плотнее, сама удивляясь, до чего она рада его видеть, единственного человека, которому она действительно доверяет на целой планете. Его руки похлопывали ее по затылку.
   — Сам Иисус разрыдался бы, — с отвращением сказал Брент Рои.
   Луиза отпустила Флетчера и сделала робкий шаг назад. Печальные глаза Флетчера сказали ей о том, что он все понял.
   — Вы двое закончили?
   Вперед выступил Иванов.
   — Попробуй-ка поприставать ко мне, — заявил он детективу Ореола.
   — Да кто вы, к чертям, такой?
   — Скажем так, мы служим одному и тому же начальнику. А если бы вы имели достаточно высокий ранг в службе безопасности, чтобы знать, что Луиза для нас сделала, вы бы проявили немного уважения.
   Флетчер смотрел на неуклюжего частного детектива с некоторым интересом. Иванов протянул ему руку:
   — Рад познакомиться, Флетчер. Я и есть тот тип, который присматривает за Луизой здесь. — Он подмигнул ей: — Когда обстоятельства мне это позволяют.
   Флетчер поклонился:
   — Значит, вы оказываете нам услугу, сэр. Я был бы страшно огорчен, если бы какая-то беда приключилась с таким драгоценным цветком.
   Брент Рои недоверчиво вздохнул:
   — Ты что, хочешь его дальше сопровождать?
   — Конечно, — сказал Иванов. — Мы его у тебя забираем. Не думаю, что я должен расписаться в получении, правда?
   — Забираете? И как будто бы моя роль закончилась? Но это не так-то, к чертям, легко. Я не собираюсь возвращаться на Ореол. Мне, чтоб вам пусто было, велено сопровождать этого типа.
   Луиза уже готова была сказать ему, что Би-7 может отправить его назад на орбитальную башню, но тут она увидела, что лицо Иванова моментально стало непроницаемым. Чарли, должно быть, что-то ему говорил.
   — О'кей, — сказал Иванов печально. — Но знаешь, это не моя идея.
   — От твоих слов я в целом должен почувствовать себя лучше.
   Когда они вернулись в машину, Луиза села рядом с Флетчером. Иванов и Брент заняли откидные сиденья напротив.
   — Это ваше шоу, — сказал Иванов Флетчеру. — Как вы думаете его сыграть?
   — Минутку, — перебила Луиза. — Флетчер, что это еще за ошейник?
   — Успокоительный, — сердило буркнул Брент. — Если он начнет психовать, я пропущу через него разряд в тысячу вольт. Поверьте мне, такое заставляет этих одержимых ублюдков сидеть тихонько и быть внимательными.
   — Снимите его, — потребовала она.
   — Госпожа Луиза…
   — Нет. Снимите. Вы унижаете человеческое достоинство. Это чудовищно.
   — Пока я рядом с ним, ошейник останется, — не сдавался Брент. — Ему нельзя доверять.
   — Чарли, — датавизировала Луиза, — велите им снять ошейник. Я не шучу. Я не стану сотрудничать с вами, пока вы не прекратите обращаться с Флетчером подобным образом.
   — Извините, Луиза, — ответил Чарли. — Полиция Ореола несколько перенервничала. Подразумевалось, что ошейник будет на нем только во время транзита.
   Она наблюдала за потемневшим лицом Брента, когда Чарли отдал ему приказ.
   — Ах ты, мать твою! — он сплюнул.
   Ошейник Флетчера щелкнул, механизм замка повернулся на девяносто градусов. Флетчер поднял руку и осторожно дернул ошейник. Он отделился и оказался в руках у Флетчера.
   — Эй, ты, — Брент сдвинул вбок лацкан своей куртки, обнажая наплечный ремень, на котором висел очень большой автоматический пистолет. На трех запасных зажимах висели небольшие эмблемы в виде красных молний. Он во все глаза уставился на Флетчера. — Я за тобой слежу.
   Флетчер небрежно положил ошейник на пол между ними.
   — Спасибо.
   — Не стоит благодарности, — сказал Иванов. — Мы хотим, чтобы вам было удобно.
   — Вы упомянули какое-то оружие, госпожа Луиза.
   — Да, флот Конфедерации спроектировал нечто, разрушающее души. Они хотят, чтобы вы попытались подобраться поближе к Декстеру и выстрелили в него этим оружием.
   — Верная смерть, — с удивлением вымолвил Флетчер. — Сейчас много таких, кто ее бы приветствовал. Вы уверены, что это устройство сработает?
   — Есть подтверждение, — сказал Иванов. — Оружие прошло испытания.
   — Будет ли мне позволено быть таким смелым, чтобы спросить, на ком его применяли?
   — Директор проекта испытал его на самом себе и на одном одержимом, который ему угрожал.
   — Не уверен, героизм ли это или трагедия. Они страдали?
   — Ничуть. Оружие абсолютно безболезненно.
   — Еще один пример вашего хваленого прогресса. Могу ли я увидеть этот ужасный инструмент?
   Иванов положил на колени футляр из крокодиловой кожи и набрал код входа. Замок пискнул, Иванов открыл футляр. Пять густо-черных цилиндров по тридцать сантиметров длиной уютно лежали в сером пенопласте внутри футляра. На одном конце каждого была вставлена стеклянная линза, а сбоку помещалась плоская красная кнопка.
   — Большинство компонентов — биотехи, так что это оружие некоторое время сможет сопротивляться влиянию одержимого. Операция проста. Сдвинуть кнопку вперед — вот так, — он проделал это большим пальцем, — чтобы перевести в боевую готовность. Потом нажимаете, чтобы выстрелить. Вспыхивает узкий луч красного огня, который должен попасть в глаза вашей цели, чтобы совершить свое дело. Лучшее расстояние — с пятидесяти метров.
   — Ярдов, — поправила Луиза с улыбкой. Флетчер наклонил голову в знак благодарности.
   — Что бы там ни было, — Иванов вручил оружие Флетчеру. Брент весь так и напрягся. Но Флетчер с кротким любопытством просто осматривал страшное приспособление.
   — А кажется — это всего лишь безобидная палочка, — удивился он.
   — Там много всякого напихано внутри, вы этого видеть не можете.
   — Да и понять тоже, уверен. Тем не менее, использование этой штуки для меня вполне ясно. Скажите, что происходит с истинной душой, когда этим выстрелишь в одержимого?
   Иванов тщательно прочистил горло:
   — И то, и другие умирает.
   — Это убийство.
   — Одна смерть — небольшая плата за то, чтобы избавить вселенную от Квинна Декстера.
   — А-а, дела королей не обсуждаются подданными. Потому что это и есть то, что делает их королями. И подсудны они только Господу нашему.
   — Можно мне тоже взять один? — попросила Луиза. — Пожалуйста.
   Иванов без всяких комментариев вручил ей один из цилиндров. Она проверила кнопку выстрела, затем положила его во внутренний карман жилетки.
   Один Иванов взял себе, еще один предложил Бренту Рои. Детектив Ореола покачал головой.
   — Теперь нам остается только найти Квинна Декстера, — произнес Иванов торжественно. Он взглянул на Флетчера: — Есть идеи?
   — Вы имеете хоть какое-то представление о том, где он может быть?
   — Только общее допущение, что он в Вестминстерском куполе, — то есть там, где он и установил свою власть над другими одержимыми. Было бы логично для него не слишком удаляться от них.
   — О Вестминстере я знаю, но не о куполе.
   — Практически весь Лондон, который вы знали, упрятали под защитный стеклянный пузырь. Это и есть купол. Декстер может оказаться везде в пределах города.
   — Тогда я предложил бы вам отвезти меня на подходящую стратегическую точку. Я, возможно, смогу определить, где гниют большие группы одержимых. С этого можно начать.
 
   Признаком хорошего предводителя было то, что он умел быстро адаптироваться к меняющимся обстоятельствам. Когда прошло еще дня два, Квинн уже считал себя причисленным к рангу великих деятелей истории. Введение чрезвычайного положения подействовало на него как шок, в определенном смысле, потому что оно означало, что высшие полицейские чины опять гоняются за ним. У него была здравая мысль о том, кто его предал, и это осознание было почти приятно.
   Разумеется, чрезвычайное положение полностью нарушило его первоначальные планы. Одержимые из «Ланчини» делали так, как им приказывали, и использовали ночь для того, чтобы одержать некоторое количество людей и доставить их в предназначенные для ловушек здания. Но потом дневные рабочие не явились, и игра изменилась. Квинн посылал выполнявших его поручения через лабиринт туннелей и шахт обслуживания, чтобы они поддерживали контакт с группами и сообщали им, что делать дальше. Как Декстер и предполагал первоначально, они должны были захватывать полицейских, заманивая их в засады, испепеляя здания их участков. Это отняло бы больше времени, если учесть небольшое число сторонников, но при соблюдении комендантского часа остальная часть купола закрывалась, у полиции не было поддержки. Квинн также внушил своим сторонникам, чтобы они сделали своей мишенью коммуникационную сеть и энергетические подстанции, еще больше изолируя осажденную полицию.