Страница:
Музыка прекратилась, когда она достигла переднего ряда одержимых. Они стояли на уровне поперечного нефа; перед каждым из них пол под сводчатым куполом был пустым. Железные светильники с грязными пахучими огнями освещали стены, черных дым от них покрывал копотью бледный резной камень. Луиза не могла как следует видеть центр купола, его загораживал столб серой пыли. Высоко над ней тянулась галерея. Несколько человек стояли там, опершись на перила, глядя вниз па Луизу не без интереса.
Принуждающие ее силы перестали действовать, и она, шатаясь, сделала еще несколько шагов.
— Здравствуй, Луиза, — поздоровался Квинн Декстер. Он стоял перед оскверненным алтарем и был абсолютно неразличим в своем черном одеянии.
Она сделала еще несколько неуверенных шагов. Страх заставил сжаться каждый мускул ее тела. Она не была даже уверена, что простоит на ногах еще долго.
— Декстер?
— И никто иной, — он чуть отодвинулся в сторону, давая ей увидеть тело человека, распростертое на алтаре. — И вот Божий Брат снова свел нас всех троих вместе.
— Флетчер, — прохрипела она.
Квинн вытянул руку по направлению к ней, обнажив лебедино-белую ладонь. Когтистый палец поманил ее, даруя разрешение приблизиться.
Рваные раны и высохшая кровь у него на коже заставили ее перепугаться. Но когда Луиза подошла ближе, она увидела, что его мышцы сгруппировались и дрожат. Незнакомое лицо было искажено страданием, он быстрыми болезненными глотками всасывал в себя воздух.
— Флетчер?
Квинн повел рукой, и электричество отключилось. Тело резко свалилось на камень, задыхаясь в шоке. Очень медленно лицо Флетчера появилось на месте залитых кровью черт. Цепи и металлические обручи, связывавшие его, упали. Все его раны исчезли из виду, материализовалась его обычная морская форма. Он осторожно сполз с алтаря.
— Моя дорогая госпожа. Не следовало вам приходить.
— Я должна была.
Квинн расхохотался:
— Это твой зов, Флетчер. Ты теперь же можешь выйти отсюда вместе с ней, если примешь правильное решение. Если же нет — она моя.
— Моя госпожа, — лицо Флетчера перекосила боль.
— Каким образом ты можешь отсюда выйти? — спросила Луиза.
— Он всего только должен записаться в армию проклятых, — пояснил Квинн. — Я даже освобожу его без этих кровавых ран.
— Нет, — сказала Луиза. — Флетчер, этого нельзя делать. Я пришла сюда, чтобы предостеречь вас всех. Это необходимо остановить. Вы должны развеять это красное облако.
— Это что — угроза, Луиза? — спросил Квинн.
— Вы напугали Терцентрал этим красным облаком. Они думают, что вы собираетесь унести Землю из вселенной. Президент не допустит, чтобы такое случилось. Он собирается применить оружие стратегической защиты против Лондона. Все погибнут. Миллионы и миллионы людей.
— Я не погибну, — заверил Квинн.
— Но погибнут они, — Луиза взмахнула рукой в направлении молчаливых рядов его учеников. — Без них ты ничто.
Скользящей походкой Квинн придвинулся к Луизе. Его лицо выбралось из глубины теней, чтобы она разглядела его яростное выражение.
— Ненавижу тебя, Божий Брат.
Он ударил ее, вкладывая в пощечину свою энергистическую силу, чтобы увеличить мощь удара.
Луиза закричала от боли, отступила назад — только для того, чтобы стукнуться об алтарь. Она рухнула на пол, всхлипывая, а кровь текла у нее изо рта.
Флетчер потянулся вперед и обнаружил, что конец трубки с антипамятью, зажатый в руке Квинна, упирается ему в нос.
— А ну, назад, скотина трахнутая, — рыкнул Квин. — Назад!
Флетчер отступил, тяжело дыша.
Квинн устремил взгляд вниз, на Луизу.
— Ты сюда явилась, чтобы спасти людей. Людей, которых ты никогда не видела. Людей, которых ты никогда даже не узнаешь. Разве не так?
Луиза всхлипывала от боли, прижав ладонь к лицу. Кровь вытекала у нее изо рта и капала на пол. Она посмотрела на него снизу, неспособная что-либо соображать.
— Разве не так?
— Да, — прорыдала она.
— Ненавижу эту благопристойность. Ты воображаешь, будто можешь со мной общаться на одном уровне, потому что внутри я должен быть человечен, что у меня есть сердце. И в конце концов я собираюсь стать разумным. И тогда, конечно, я отступлю и обговорю условия с главными гребаными начальниками копов, которые стреляют мне в задницу с тех самых пор, как я вернулся на эту прогнившую, заваленную мусором и отходами планету. Вот почему я тебя ненавижу, Луиза. Ты — конечный продукт религии, которая систематически в течение двух с половиной тысяч лет настроена на то, чтобы сковать кандалами змею. Религии, все они, запрещают проявляться нашей истинной природе, они все пробуждают нас, чтобы мы всю жизнь проводили в низкопоклонстве перед ложным Богом. Это путь, который ты приветствуешь, Луиза, это то, чем ты являешься: добросердечной. Одним своим существованием ты — враг Светоносца. Мой враг. Я так сильно тебя ненавижу, что чувствую от этой ненависти физическую боль. И ты за это заплатишь. Никто еще не приносил мне вреда, чтобы после уйти и посмеяться надо мной со своими дружками. Я тебя сделаю армейской шлюхой. Я заставлю тебя трахнуться со всеми моими последователями. Они будут тебя трахать до тех пор, пока ты не повредишься умом и у тебя не разорвется сердце. А тогда, когда ничего от тебя не останется, кроме куска обезумевшей плоти, истекающей кровью, которая унесет из тебя жизнь в сточную канаву, я воспользуюсь убийцей душ для того, чтобы вышвырнуть то, что от тебя останется, из вселенной, потому что я ни за что не захочу быть с тобой в аду ни единой ночи. Ты этого недостойна.
Луиза отшатнулась от него и ползла по полу, пока не смогла опереться на алтарь.
— Ты можешь все это проделать, можешь издеваться надо мной до тех пор, пока я не откажусь от всего, во что верю. Но ты никогда не изменишь существа того, что я собой представляю сейчас. И только это имеет значение. Я верна себе. Я уже победила.
— Тупозадая шлюха. Вот почему ты и твой ложный Господь всегда будете терпеть поражение. Твоя победа у тебя в голове. Моя — победа физическая. И она настолько, мать твою, реальна, как ты только можешь себе вообразить.
Луиза с вызовом взглянула на Квинна:
— Когда зло станет править, тебя сокрушит добро.
— Полная чушь. Подобные тебе не смогут сокрушить армию, которую я вывожу на поле битвы. Скажи ей, Флетчер, будь с ней честен. Победит моя армия? Наступает Ночь?
— Флетчер! — воззвала к нему Луиза.
— Моя госпожа… Я … — Он уронил голову в полном отчаянии.
— Нет! — выдохнула Луиза. — Флетчер!
Квинн следил за ней в свирепом удовлетворении.
— Готова теперь понаблюдать за скверной частью? Ну! — Он потянулся вниз и схватил ее за плечо, силой вынуждая встать на ноги.
— Убери от нее руки! — потребовал Флетчер.
Плотный комок воздуха ударил у него в животе, и по каждому нерву тела его хозяина огнем разлилась боль. Его с силой отшвырнуло и отправило назад. Даже когда он приземлился на плитки пола, он продолжал скользить, как будто бы под ним оказался лед. Когда он перестал двигаться и собрался с мыслями, выяснилось, что он под самым центром купола.
— Не шевелись, — приказал Квинн.
Пятиугольник из высоких языков белого пламени вспыхнул вокруг Флетчера, четко обозначая его местонахождение. Флетчер беспомощно наблюдал, как Квинн потащил Луизу к южному поперечному нефу. Они исчезли за дверью.
Внутри ступеньки вели вверх. Луиза вынуждена была бежать, чтобы держаться в ногу с Квинном. Винтовая лестница вела все дальше и дальше, вызывая у нее ужасное головокружение, а боль с одной стороны головы стала такой сильной, что ей казалось — ее вот-вот вырвет.
Через узкий проход с аркой они вышли на галерею, окружающую здание. Квинн шел по нему кругом, пока не смог сверху видеть неф. Он толкнул Луизу к молодой девушке в кожаной жилетке и в розовых джинсах.
— Присмотри за ней, — велел он.
Сначала Луиза подумала, что Кортни — одержимая; волосы у нее были ярко-зеленого цвета, все они торчали стоймя и завивались на концах похожими на языки пламени закорючками. Но у нее на щеках повсюду виднелись струпья, как от чесотки, руки были покрыты гноящимися ранами, а один глаз так распух, что почти не открывался.
Кортни захихикала и плотно ухватила Луизу.
— Я первая тебя получу.
Ее язык лизнул Луизу за ухом, а руки плотно сомкнулись на ее ягодицах.
Луиза простонала, когда ноги стали отказываться служить ей.
— Ах ты, дерьмо, — Кортни толкнула Луизу на низкую скамью, которая шла по всей галерее.
— Мы не проживем достаточно долго для этого, — хрипло заверила ее Луиза.
Кортни озадаченно посмотрела на нее.
Квинн положил руки на перила и поглядел вниз на свою молчаливую команду последователей, набившуюся в неф. Кристиан Флетчер не шевелясь стоял в центре пылающих огней пентаграммы, голова откинута назад так, чтобы ему видеть галерею.
Квинн сделал жест рукой, и тюремная камера из белых огней исчезла, оставив на полу одного Флетчера.
— Прежде чем начнется рассвет, объявляю, что на нашем сборище отсутствует еще одно лицо, — провозгласил Квинн. — Хотя я знаю, что он здесь. Ты ведь всегда здесь, разве не так? — Легкая интонация неудовольствия заставила его последователей беспокойно задвигаться.
Квинн сделал знак своему ученику пройти на галерею, тот подвел к нему Грету. Ее толкнули, больно ударив о перила, она чуть не свалилась через них вниз. Квинн схватил ее за загривок, встряхнул, заставляя держать голову прямо. Льняные волосы рассыпались по лицу, когда ее дыхание стало прерывистым.
— Скажи свое имя, — велел ей Квинн.
— Грета, — почти прошептала она.
Он вынул из складок своего одеяния трубку с антипамятью, почти ткнул ей в глаза:
— Громче.
— Грета. Я Грета Манани.
— О, папа, — позвал Квинн. — Папа Манани, выходи, выходи, где бы ты ни был!
Одержимые, толпой собравшиеся в нефе, начали озираться. Среди них слышались растерянные тихие голоса. Квинн пробегал взглядом по их головам, ища кого-то, кто там двигался.
— Выходи сюда, затраханный! ПРЯМО СЕЙЧАС! Или я убью ее душу. Ты меня слышишь?
Звук одиноких шагов эхом отдался по всему собору. Притихшие одержимые послушно расступались, чтобы пропустить Пауэла Манани. Надсмотрщик иветов выглядел точно так же, как когда Квинн видел его в последний раз на Лалонде: загорелый мужчина, одетый в клетчатую рубашку, красную с серым.
Он вышел из купола, положил руки на бедра и улыбнулся Квинну:
— Я вижу, ты все еще целиком проигрываешь, ивет.
— Да никакой я тебе не затраханный ивет! — пронзительно закричал Квинн. — Я Мессия Ночи!
— Это неважно, будь ты хоть кем. Если ты причинишь вред моей дочери, Мессия, затраханный во все места, я лично закончу работу.
— Я уже нанес ей вред. Давным-давно.
— Но это было не так скверно, как то, что мы проделали с твоими дружками Лесли и Кеем и со всеми остальными иветами, которых мы поймали.
С секунду Квинн размышлял, облокотившись на перила и мысленно устремляясь вниз прямо на надсмотрщика, угождая своему Змию-искусителю. Пик его гнева возрос. Вероятно, это и было то, чего хотел Манани. Квинн мог ощущать, какой мощной была энергистическая власть этого человека. Если бы воспользоваться им как жертвой темным ангелам, Квинн был бы куда как больше доволен.
— Если ты ее убьешь, — объявил Пауэл, — ты не получишь от меня помощи. А если ты в клочья разнесешь это тело, я просто приду снова, как и раньше. Я все так и буду приходить до тех пор, пока это не будет улажено между нами.
— Я не собираюсь вышвыривать тебя из твоего тела, даже после того горя, которое ты мне причинил. Я недостаточно для этого хорош, помни. А теперь — стой на месте, не то я убью душу твоей дочери.
Пауэл оглядел пустой пол под куполом, как будто бы он просто осматривал обыкновенную комнату.
— Наверное, ты тоже из его дерьмового списка, да? — спросил он Флетчера.
— Да, сэр.
— Не волнуйся, он сделает ошибку. Он недостаточно умен, чтобы выполнять что-нибудь такое. А когда все придет в порядок, хозяином положения будет не он, а я.
Квинн широко распростер руки в объятии, направленном на собравшихся внизу одержимых.
— А теперь, когда все здесь, — начнем.
Джошуа Калверту удалось преодолеть шок без всякой помощи со стороны программирования. Он понимал, что значительность этого момента слишком велика для того, чтобы вмешивать что-то еще, кроме совершенной ясности.
— Так ты и есть Спящий Бог тиратка? — датавизировал он.
— Ты знаешь, что это так, капитан Калверт, — получил он ответ из черной дыры.
— Если тебе известно, кто я такой, значит, тиратка были правы, говоря, что ты видишь всю вселенную.
— Разумеется, вселенная для этого слишком велика, но если дать ответ в соответствующем контексте — да. Я вижу во вселенной все то, что тебе известно, и еще очень многое кроме того. Моя квантовая структура дает возможность для самых широких контактов в большом объеме пространства-времени, и в других мирах тоже.
— Неподходящая личность для мелкого разговора, это точно, — прошептал Лайол.
— Значит, тебе известно, что существа моего вида одержимы душами наших же мертвых? — спросил Джошуа.
— Да.
— Есть ли решение этой проблемы?
— Есть очень много решений. Как намекнули тебе киинты, каждый народ и вид находит условия, касающиеся этого жизненного аспекта, своим собственным путем.
— Так пожалуйста, не знаешь ли ты того пути, который применим к нам?
— Многие применимы. Я не преднамеренно тупой, я могу дать вам полный перечень, и я могу и захочу помочь вам применить их, когда понадобится. Чего я не сделаю, так это никогда не приму решения вместо вас.
— Почему? — спросила Моника. — Почему ты нам помогаешь? Я вовсе не хочу быть неблагодарной. Просто я любопытна.
— Тиратка также были правы, когда сказали вам, что я существую для того, чтобы помогать прогрессу биологических существ. Хотя те особые обстоятельства, перед которыми теперь оказались люди, не были причиной моего создания.
— Тогда для чего ты был создан? — спросила Алкад.
— Народ, который создал меня, достиг пика своего развития, интеллектуального, физического и технического. Факт, который должен быть самоочевиден для вас, доктор Мзу. Мое существование заключено в содержащую меня вакуумную пульсацию. Это обеспечивает мне усиленную способность манипулировать массой и энергией; для меня мысль есть деяние, эти два понятия суть одно и то же. Я использовал эту способность, чтобы раскрыть ворота в иной мир для моих создателей. Они мало о нем знали, кроме того, что он существует; его параметры слишком отличаются от этой вселенной. Так что они решили начать новую фазу существования, живя в нем очень давно: они покинули эту вселенную.
— И ты помогал прогрессу различных видов разумных существ двигаться по пути эволюции с тех самых пор? — спросил Джошуа.
— Мне не требуется постоянная причина для того, чтобы существовать, не нужна никакая мотивация. Такая психология происходит от биологической обусловленности. Мое же происхождение не биологическое, я существую потому, что меня создали. Вот как просто.
— Тогда почему ты помогаешь?
— Опять-таки, простой ответ будет — потому что могу. Но есть и другие соображения. Это воплощение той проблемы, с которой представители вашего вида сталкивались миллионы раз на протяжении своей истории, на самом деле, почти ежедневно. Вы встретили ее на Мастрит-ПД. Когда и где не надо вмешиваться? Вы уверены, что поступили правильно, когда дали моздва технику ПСП? Ваши намерения были хорошими, но в более широком смысле вами руководил эгоистический интерес.
— Разве мы поступили неправильно?
— Разумеется, моздва так не считает. Такие суждения относительны.
— Значит, ты все время не помогаешь всем?
— Нет. Такой уровень вмешательства, ориентирующегося на то, чтобы естественная природа биологической жизни совпадала с моими желаниями, каким бы доброжелательным оно ни было, сделало бы меня вашим правителем. Разумная жизнь имеет свободную волю. Мои создатели верят, что поэтому и существует вселенная. Я уважаю это мнение и не стану вмешиваться в самоопределение.
— Даже когда мы устроим хаос вещей и понятий?
— Это опять было бы навязывание суждений.
— Но ты желаешь нам помочь, если мы попросим?
— Да.
Джошуа, слегка пришедший в замешательство, посмотрел на спроектированное изображение черной дыры.
— Ладно, мы определенно об этом просим. Можем мы получить перечень решений?
— Можете. Я бы сказал, они принесут вам больше пользы, если вы осознаете, что произошло. Таким образом вы сможете с большей информированностью вырабатывать то решение, к которому должны обратиться.
— Это кажется разумным.
— Подождите, — перебила Моника. — Ты говоришь, мы должны принять решение. Как мы это сделаем?
— О чем ты толкуешь? — спросил Лайол. — Когда мы услышим, каково предложение, тогда и выберем.
— Выберем? Мы что, должны провести голосование здесь, на корабле, или отправиться назад, на Ассамблею Конфедерации, и попросить их решать? Что именно? Сначала нам надо определенно знать это.
Лайол оглядел помещение, пытаясь определить общее настроение.
— Нет, возвращаться мы не станем, — сказал он. — Это же то самое, зачем мы сюда прилетели. Юпитерианское Согласие считало, что мы должны выполнить эту задачу. Так что я утверждаю — делаем это.
— Мы решаем будущее всего рода человеческого, — протестовала Моника. — Мы не можем так просто к этому относиться. И потом… — Она указала пальцем на Мзу. — Тысяча дьяволов, она едва ли компетентна, чтобы решать за всех остальных. Я это так понимаю. Ты готова была использовать Алхимика против целой планеты.
— В то время как Королевское разведывательное агентство — организация, настолько высокоморальная, что можно позавидовать, — огрызнулась в ответ Алкад. — Сколько народу ты убила, чтобы меня выследить?
— Ну уж, непременно вам нужно подъедать друг друга, — вмешался Лайол. — Вы что, к чертям, не можете даже решить, как решать? Да послушайте вы себя сами! Вот такая индивидуальная глупость каждый раз и толкает людей в самое дерьмо. Мы только обсудим — и вынесем решение. Вот что. Кончайте.
— Нет, — возразил Самуэль. — Решает капитан.
— Я? — удивился Джошуа.
Моника в удивлении уставилась на эдениста:
— Он?
— Да, я согласен, — сказал сержант. — Решает Джошуа.
— Он никогда не сомневался, — напомнил Самуэль. — Разве не так, Джошуа? Ты всегда знал, что все кончится успешно.
— Я, конечно, надеялся.
— А ты сомневалась в цели этого полета, — сказал Самуэль Монике. — Ты полностью не верила в то, что он закончится удачей. Если бы ты верила в успех, ты была бы готова к принятию решения. А ты вместо того сомневаешься, это не в твою пользу. Кто этим занимается, тот должен иметь убеждения.
— Как ты, например, — поддразнила Моника. — Раб своей знаменитой рациональности.
— Я тоже нахожу, что я для этого недостаточно компетентен. Хотя все эденисты и думают, как один человек, но чтобы принять решение для такого большого количества, мне нужно одобрение Согласия. Может показаться, что эденизм дал трещину.
Джошуа оглядел весь свой экипаж.
— Вы все время были очень спокойны.
— Это потому, что мы доверяем тебе, Джошуа, — просто сказала Сара и улыбнулась. — Ты же наш капитан.
Как странно, подумал Джошуа, когда добираешься до голой истины и оказывается, что люди в тебя верят. Кто он такой, что он совершил, — все это что-то для них значит. А это на самом деле так ничтожно…
— Хорошо, — медленно выговорил он и передал черной дыре по связи: — Это для тебя приемлемо?
— Не могу брать на себя ответственность за ваши решения, коллективные ли или какие другие. Единственное принуждение, которое я могу на себя брать, — это не допускать, чтобы вы применяли мои возможности в качестве оружия. Во всем остальном у вас свободный выбор.
— О'кей. Покажи мне, что произошло.
Одержимые в нефе бросились на колени, изо всех сил сконцентрировавшись на создании потока энергистической мощи, которого требовал от них черный Мессия для своего призыва. Квинн стоял на высокой галерее, лицом к ним, его одеяние испарилось в виде чистой тени, и он начал вылетать из своего тела, наполняя окружающий воздух, точно черный призрак. Возле сердца обнаженное тело сияло серебряным. Он принимал то, что давали ему его последователи, и направлял эту энергию так, как ему было угодно. Она разливалась по полу под куполом собора, соединяясь со структурой реальности, ослабляя ее.
Пауэл Манани и Флетчер Кристиан в оцепенении смотрели себе под ноги, а плиты вокруг них охватывала пурпурная светящаяся дымка. Подметки у них застревали в поверхности пола, и было трудно поднимать ноги.
— Мне нужно подобраться к нему поближе, — сказал Пауэл.
Флетчер посмотрел вверх, на темную тень, покачивающуюся там.
— Я хотел бы оказаться как можно дальше от этого места. Но я не уйду без нее.
Пауэл исторг свою энергистическую мощь, чтобы освободить ноги из обломков пола, даже тогда требовались значительные усилия, чтобы сдвинуть их с места. Он шумно шаркал ногами прямо перед Флетчером, они двое почти касались друг друга. Нижний край рубашки Пауэла приподнялся сантиметра на два, обнаруживая Луизину трубку с антипамятью, засунутую за пояс.
— Прекрасно, — одобрил Флетчер. — Но нелегко будет это применить. Я слышу, как приближаются падшие ангелы.
Из туманной дымки стал раздаваться вой жалобы и алчности. Под ней ткань вселенной утончалась, согласно желанию Квинна. Они оба почувствовали, как увеличивается давление с той стороны, они отчаянно пытались выкарабкаться.
— Скверно, — сказал Пауэл. — Плитки пола размягчились.
Он снова вытащил ноги, они уже ушли в пол на несколько сантиметров.
— Я останусь стоять и отвлеку его, — предложил Флетчер. — А у вас будет время добежать до лестницы.
— Я так не думаю. Эта поверхность становится хуже движущихся песков.
Пурпурная дымка растаяла. Флетчер и Пауэл озирались. Капля эктоплазмы пробилась в щель между двумя плитками с мягким звуком — блимп! Вокруг нее застыл иней.
— А что теперь? — простонал Пауэл с опасением.
Пузырясь, просочилась еще эктоплазма. Отдельные слабые ручейки начали сливаться вместе. Плиты, оставшиеся непокрытыми ими, засверкали от инея. Флетчер ощущал холод, который шел от грязноватой жидкости. Его дыхание превратилось в седые облачка.
— Добро пожаловать, братья, — гудел голос Квинна по всему собору. — Добро пожаловать на поле боя. Все вместе мы обрушим на землю Ночь нашего Владыки.
Пол под куполом на всем протяжении превратился в лужу пенящейся эктоплазмы. Флетчер с Пауэлом скакали с одной ноги на другую, неистово пытаясь спастись от пронизывающего холода, охватывающего их ноги. Они все еще оставались на месте, напрягаясь по мере того, как рябь в форме буквы V передвигалась по луже. Волны горячих похотливых эмоций выходили наружу из трещины между измерениями, контрастируя с физическим холодом. Из пола поднялся изогнутый шест, эктоплазма устремилась по нему. Он достигал в высоту более трех метров.
Флетчер, охваченный невероятным ужасом, наблюдал, как шест поднимается. Сбоку от первого появился второй такой шест, эктоплазма громко чавкала, покрывая его основание.
— Господи, спаси и помилуй слуг Твоих, — прошептал Флетчер. Они с Пауэлом отстранились от первых двух шестов, когда с бульканьем появился третий.
Теперь пузыри на эктоплазме появлялись с громкими звуками. Более мелкие ручейки устремлялись вверх, охватывая собой весь столб, точно мех хищного зверя. Один остановился, чтобы взобраться Пауэлу на ногу. Тому удалось с криком сделать неверный шаг в сторону. Кончик этой эктоплазмы изогнулся в конечность, снабженную пятью когтями. Пауэл протянул к ней свой палец и вызвал тонкое белое пламя. Когти дрогнули, к ним устремились большие потоки эктоплазмы.
— Стой!
Эктоплазма слизывала все кругом, пробираясь к его ногам, он осознал, что она не только заставляет его плоть застыть от холода. Уменьшалась и его ментальная сила, а вместе с ней — и энергистическая мощь.
Когти почти вдвое увеличились в размере под действием белого огня. Пауэл отдернул руку, с тревогой наблюдая, как когти вслепую ищут его.
Квинн в восторге захохотал, видя отчаянные гримасы своих ритуальных жертв. Теперь выросли уже целых пять столбов, и они начали наклоняться. Интересно, подумал он, не пальцы ли это какого-то гигантского существа.
Принуждающие ее силы перестали действовать, и она, шатаясь, сделала еще несколько шагов.
— Здравствуй, Луиза, — поздоровался Квинн Декстер. Он стоял перед оскверненным алтарем и был абсолютно неразличим в своем черном одеянии.
Она сделала еще несколько неуверенных шагов. Страх заставил сжаться каждый мускул ее тела. Она не была даже уверена, что простоит на ногах еще долго.
— Декстер?
— И никто иной, — он чуть отодвинулся в сторону, давая ей увидеть тело человека, распростертое на алтаре. — И вот Божий Брат снова свел нас всех троих вместе.
— Флетчер, — прохрипела она.
Квинн вытянул руку по направлению к ней, обнажив лебедино-белую ладонь. Когтистый палец поманил ее, даруя разрешение приблизиться.
Рваные раны и высохшая кровь у него на коже заставили ее перепугаться. Но когда Луиза подошла ближе, она увидела, что его мышцы сгруппировались и дрожат. Незнакомое лицо было искажено страданием, он быстрыми болезненными глотками всасывал в себя воздух.
— Флетчер?
Квинн повел рукой, и электричество отключилось. Тело резко свалилось на камень, задыхаясь в шоке. Очень медленно лицо Флетчера появилось на месте залитых кровью черт. Цепи и металлические обручи, связывавшие его, упали. Все его раны исчезли из виду, материализовалась его обычная морская форма. Он осторожно сполз с алтаря.
— Моя дорогая госпожа. Не следовало вам приходить.
— Я должна была.
Квинн расхохотался:
— Это твой зов, Флетчер. Ты теперь же можешь выйти отсюда вместе с ней, если примешь правильное решение. Если же нет — она моя.
— Моя госпожа, — лицо Флетчера перекосила боль.
— Каким образом ты можешь отсюда выйти? — спросила Луиза.
— Он всего только должен записаться в армию проклятых, — пояснил Квинн. — Я даже освобожу его без этих кровавых ран.
— Нет, — сказала Луиза. — Флетчер, этого нельзя делать. Я пришла сюда, чтобы предостеречь вас всех. Это необходимо остановить. Вы должны развеять это красное облако.
— Это что — угроза, Луиза? — спросил Квинн.
— Вы напугали Терцентрал этим красным облаком. Они думают, что вы собираетесь унести Землю из вселенной. Президент не допустит, чтобы такое случилось. Он собирается применить оружие стратегической защиты против Лондона. Все погибнут. Миллионы и миллионы людей.
— Я не погибну, — заверил Квинн.
— Но погибнут они, — Луиза взмахнула рукой в направлении молчаливых рядов его учеников. — Без них ты ничто.
Скользящей походкой Квинн придвинулся к Луизе. Его лицо выбралось из глубины теней, чтобы она разглядела его яростное выражение.
— Ненавижу тебя, Божий Брат.
Он ударил ее, вкладывая в пощечину свою энергистическую силу, чтобы увеличить мощь удара.
Луиза закричала от боли, отступила назад — только для того, чтобы стукнуться об алтарь. Она рухнула на пол, всхлипывая, а кровь текла у нее изо рта.
Флетчер потянулся вперед и обнаружил, что конец трубки с антипамятью, зажатый в руке Квинна, упирается ему в нос.
— А ну, назад, скотина трахнутая, — рыкнул Квин. — Назад!
Флетчер отступил, тяжело дыша.
Квинн устремил взгляд вниз, на Луизу.
— Ты сюда явилась, чтобы спасти людей. Людей, которых ты никогда не видела. Людей, которых ты никогда даже не узнаешь. Разве не так?
Луиза всхлипывала от боли, прижав ладонь к лицу. Кровь вытекала у нее изо рта и капала на пол. Она посмотрела на него снизу, неспособная что-либо соображать.
— Разве не так?
— Да, — прорыдала она.
— Ненавижу эту благопристойность. Ты воображаешь, будто можешь со мной общаться на одном уровне, потому что внутри я должен быть человечен, что у меня есть сердце. И в конце концов я собираюсь стать разумным. И тогда, конечно, я отступлю и обговорю условия с главными гребаными начальниками копов, которые стреляют мне в задницу с тех самых пор, как я вернулся на эту прогнившую, заваленную мусором и отходами планету. Вот почему я тебя ненавижу, Луиза. Ты — конечный продукт религии, которая систематически в течение двух с половиной тысяч лет настроена на то, чтобы сковать кандалами змею. Религии, все они, запрещают проявляться нашей истинной природе, они все пробуждают нас, чтобы мы всю жизнь проводили в низкопоклонстве перед ложным Богом. Это путь, который ты приветствуешь, Луиза, это то, чем ты являешься: добросердечной. Одним своим существованием ты — враг Светоносца. Мой враг. Я так сильно тебя ненавижу, что чувствую от этой ненависти физическую боль. И ты за это заплатишь. Никто еще не приносил мне вреда, чтобы после уйти и посмеяться надо мной со своими дружками. Я тебя сделаю армейской шлюхой. Я заставлю тебя трахнуться со всеми моими последователями. Они будут тебя трахать до тех пор, пока ты не повредишься умом и у тебя не разорвется сердце. А тогда, когда ничего от тебя не останется, кроме куска обезумевшей плоти, истекающей кровью, которая унесет из тебя жизнь в сточную канаву, я воспользуюсь убийцей душ для того, чтобы вышвырнуть то, что от тебя останется, из вселенной, потому что я ни за что не захочу быть с тобой в аду ни единой ночи. Ты этого недостойна.
Луиза отшатнулась от него и ползла по полу, пока не смогла опереться на алтарь.
— Ты можешь все это проделать, можешь издеваться надо мной до тех пор, пока я не откажусь от всего, во что верю. Но ты никогда не изменишь существа того, что я собой представляю сейчас. И только это имеет значение. Я верна себе. Я уже победила.
— Тупозадая шлюха. Вот почему ты и твой ложный Господь всегда будете терпеть поражение. Твоя победа у тебя в голове. Моя — победа физическая. И она настолько, мать твою, реальна, как ты только можешь себе вообразить.
Луиза с вызовом взглянула на Квинна:
— Когда зло станет править, тебя сокрушит добро.
— Полная чушь. Подобные тебе не смогут сокрушить армию, которую я вывожу на поле битвы. Скажи ей, Флетчер, будь с ней честен. Победит моя армия? Наступает Ночь?
— Флетчер! — воззвала к нему Луиза.
— Моя госпожа… Я … — Он уронил голову в полном отчаянии.
— Нет! — выдохнула Луиза. — Флетчер!
Квинн следил за ней в свирепом удовлетворении.
— Готова теперь понаблюдать за скверной частью? Ну! — Он потянулся вниз и схватил ее за плечо, силой вынуждая встать на ноги.
— Убери от нее руки! — потребовал Флетчер.
Плотный комок воздуха ударил у него в животе, и по каждому нерву тела его хозяина огнем разлилась боль. Его с силой отшвырнуло и отправило назад. Даже когда он приземлился на плитки пола, он продолжал скользить, как будто бы под ним оказался лед. Когда он перестал двигаться и собрался с мыслями, выяснилось, что он под самым центром купола.
— Не шевелись, — приказал Квинн.
Пятиугольник из высоких языков белого пламени вспыхнул вокруг Флетчера, четко обозначая его местонахождение. Флетчер беспомощно наблюдал, как Квинн потащил Луизу к южному поперечному нефу. Они исчезли за дверью.
Внутри ступеньки вели вверх. Луиза вынуждена была бежать, чтобы держаться в ногу с Квинном. Винтовая лестница вела все дальше и дальше, вызывая у нее ужасное головокружение, а боль с одной стороны головы стала такой сильной, что ей казалось — ее вот-вот вырвет.
Через узкий проход с аркой они вышли на галерею, окружающую здание. Квинн шел по нему кругом, пока не смог сверху видеть неф. Он толкнул Луизу к молодой девушке в кожаной жилетке и в розовых джинсах.
— Присмотри за ней, — велел он.
Сначала Луиза подумала, что Кортни — одержимая; волосы у нее были ярко-зеленого цвета, все они торчали стоймя и завивались на концах похожими на языки пламени закорючками. Но у нее на щеках повсюду виднелись струпья, как от чесотки, руки были покрыты гноящимися ранами, а один глаз так распух, что почти не открывался.
Кортни захихикала и плотно ухватила Луизу.
— Я первая тебя получу.
Ее язык лизнул Луизу за ухом, а руки плотно сомкнулись на ее ягодицах.
Луиза простонала, когда ноги стали отказываться служить ей.
— Ах ты, дерьмо, — Кортни толкнула Луизу на низкую скамью, которая шла по всей галерее.
— Мы не проживем достаточно долго для этого, — хрипло заверила ее Луиза.
Кортни озадаченно посмотрела на нее.
Квинн положил руки на перила и поглядел вниз на свою молчаливую команду последователей, набившуюся в неф. Кристиан Флетчер не шевелясь стоял в центре пылающих огней пентаграммы, голова откинута назад так, чтобы ему видеть галерею.
Квинн сделал жест рукой, и тюремная камера из белых огней исчезла, оставив на полу одного Флетчера.
— Прежде чем начнется рассвет, объявляю, что на нашем сборище отсутствует еще одно лицо, — провозгласил Квинн. — Хотя я знаю, что он здесь. Ты ведь всегда здесь, разве не так? — Легкая интонация неудовольствия заставила его последователей беспокойно задвигаться.
Квинн сделал знак своему ученику пройти на галерею, тот подвел к нему Грету. Ее толкнули, больно ударив о перила, она чуть не свалилась через них вниз. Квинн схватил ее за загривок, встряхнул, заставляя держать голову прямо. Льняные волосы рассыпались по лицу, когда ее дыхание стало прерывистым.
— Скажи свое имя, — велел ей Квинн.
— Грета, — почти прошептала она.
Он вынул из складок своего одеяния трубку с антипамятью, почти ткнул ей в глаза:
— Громче.
— Грета. Я Грета Манани.
— О, папа, — позвал Квинн. — Папа Манани, выходи, выходи, где бы ты ни был!
Одержимые, толпой собравшиеся в нефе, начали озираться. Среди них слышались растерянные тихие голоса. Квинн пробегал взглядом по их головам, ища кого-то, кто там двигался.
— Выходи сюда, затраханный! ПРЯМО СЕЙЧАС! Или я убью ее душу. Ты меня слышишь?
Звук одиноких шагов эхом отдался по всему собору. Притихшие одержимые послушно расступались, чтобы пропустить Пауэла Манани. Надсмотрщик иветов выглядел точно так же, как когда Квинн видел его в последний раз на Лалонде: загорелый мужчина, одетый в клетчатую рубашку, красную с серым.
Он вышел из купола, положил руки на бедра и улыбнулся Квинну:
— Я вижу, ты все еще целиком проигрываешь, ивет.
— Да никакой я тебе не затраханный ивет! — пронзительно закричал Квинн. — Я Мессия Ночи!
— Это неважно, будь ты хоть кем. Если ты причинишь вред моей дочери, Мессия, затраханный во все места, я лично закончу работу.
— Я уже нанес ей вред. Давным-давно.
— Но это было не так скверно, как то, что мы проделали с твоими дружками Лесли и Кеем и со всеми остальными иветами, которых мы поймали.
С секунду Квинн размышлял, облокотившись на перила и мысленно устремляясь вниз прямо на надсмотрщика, угождая своему Змию-искусителю. Пик его гнева возрос. Вероятно, это и было то, чего хотел Манани. Квинн мог ощущать, какой мощной была энергистическая власть этого человека. Если бы воспользоваться им как жертвой темным ангелам, Квинн был бы куда как больше доволен.
— Если ты ее убьешь, — объявил Пауэл, — ты не получишь от меня помощи. А если ты в клочья разнесешь это тело, я просто приду снова, как и раньше. Я все так и буду приходить до тех пор, пока это не будет улажено между нами.
— Я не собираюсь вышвыривать тебя из твоего тела, даже после того горя, которое ты мне причинил. Я недостаточно для этого хорош, помни. А теперь — стой на месте, не то я убью душу твоей дочери.
Пауэл оглядел пустой пол под куполом, как будто бы он просто осматривал обыкновенную комнату.
— Наверное, ты тоже из его дерьмового списка, да? — спросил он Флетчера.
— Да, сэр.
— Не волнуйся, он сделает ошибку. Он недостаточно умен, чтобы выполнять что-нибудь такое. А когда все придет в порядок, хозяином положения будет не он, а я.
Квинн широко распростер руки в объятии, направленном на собравшихся внизу одержимых.
— А теперь, когда все здесь, — начнем.
Джошуа Калверту удалось преодолеть шок без всякой помощи со стороны программирования. Он понимал, что значительность этого момента слишком велика для того, чтобы вмешивать что-то еще, кроме совершенной ясности.
— Так ты и есть Спящий Бог тиратка? — датавизировал он.
— Ты знаешь, что это так, капитан Калверт, — получил он ответ из черной дыры.
— Если тебе известно, кто я такой, значит, тиратка были правы, говоря, что ты видишь всю вселенную.
— Разумеется, вселенная для этого слишком велика, но если дать ответ в соответствующем контексте — да. Я вижу во вселенной все то, что тебе известно, и еще очень многое кроме того. Моя квантовая структура дает возможность для самых широких контактов в большом объеме пространства-времени, и в других мирах тоже.
— Неподходящая личность для мелкого разговора, это точно, — прошептал Лайол.
— Значит, тебе известно, что существа моего вида одержимы душами наших же мертвых? — спросил Джошуа.
— Да.
— Есть ли решение этой проблемы?
— Есть очень много решений. Как намекнули тебе киинты, каждый народ и вид находит условия, касающиеся этого жизненного аспекта, своим собственным путем.
— Так пожалуйста, не знаешь ли ты того пути, который применим к нам?
— Многие применимы. Я не преднамеренно тупой, я могу дать вам полный перечень, и я могу и захочу помочь вам применить их, когда понадобится. Чего я не сделаю, так это никогда не приму решения вместо вас.
— Почему? — спросила Моника. — Почему ты нам помогаешь? Я вовсе не хочу быть неблагодарной. Просто я любопытна.
— Тиратка также были правы, когда сказали вам, что я существую для того, чтобы помогать прогрессу биологических существ. Хотя те особые обстоятельства, перед которыми теперь оказались люди, не были причиной моего создания.
— Тогда для чего ты был создан? — спросила Алкад.
— Народ, который создал меня, достиг пика своего развития, интеллектуального, физического и технического. Факт, который должен быть самоочевиден для вас, доктор Мзу. Мое существование заключено в содержащую меня вакуумную пульсацию. Это обеспечивает мне усиленную способность манипулировать массой и энергией; для меня мысль есть деяние, эти два понятия суть одно и то же. Я использовал эту способность, чтобы раскрыть ворота в иной мир для моих создателей. Они мало о нем знали, кроме того, что он существует; его параметры слишком отличаются от этой вселенной. Так что они решили начать новую фазу существования, живя в нем очень давно: они покинули эту вселенную.
— И ты помогал прогрессу различных видов разумных существ двигаться по пути эволюции с тех самых пор? — спросил Джошуа.
— Мне не требуется постоянная причина для того, чтобы существовать, не нужна никакая мотивация. Такая психология происходит от биологической обусловленности. Мое же происхождение не биологическое, я существую потому, что меня создали. Вот как просто.
— Тогда почему ты помогаешь?
— Опять-таки, простой ответ будет — потому что могу. Но есть и другие соображения. Это воплощение той проблемы, с которой представители вашего вида сталкивались миллионы раз на протяжении своей истории, на самом деле, почти ежедневно. Вы встретили ее на Мастрит-ПД. Когда и где не надо вмешиваться? Вы уверены, что поступили правильно, когда дали моздва технику ПСП? Ваши намерения были хорошими, но в более широком смысле вами руководил эгоистический интерес.
— Разве мы поступили неправильно?
— Разумеется, моздва так не считает. Такие суждения относительны.
— Значит, ты все время не помогаешь всем?
— Нет. Такой уровень вмешательства, ориентирующегося на то, чтобы естественная природа биологической жизни совпадала с моими желаниями, каким бы доброжелательным оно ни было, сделало бы меня вашим правителем. Разумная жизнь имеет свободную волю. Мои создатели верят, что поэтому и существует вселенная. Я уважаю это мнение и не стану вмешиваться в самоопределение.
— Даже когда мы устроим хаос вещей и понятий?
— Это опять было бы навязывание суждений.
— Но ты желаешь нам помочь, если мы попросим?
— Да.
Джошуа, слегка пришедший в замешательство, посмотрел на спроектированное изображение черной дыры.
— Ладно, мы определенно об этом просим. Можем мы получить перечень решений?
— Можете. Я бы сказал, они принесут вам больше пользы, если вы осознаете, что произошло. Таким образом вы сможете с большей информированностью вырабатывать то решение, к которому должны обратиться.
— Это кажется разумным.
— Подождите, — перебила Моника. — Ты говоришь, мы должны принять решение. Как мы это сделаем?
— О чем ты толкуешь? — спросил Лайол. — Когда мы услышим, каково предложение, тогда и выберем.
— Выберем? Мы что, должны провести голосование здесь, на корабле, или отправиться назад, на Ассамблею Конфедерации, и попросить их решать? Что именно? Сначала нам надо определенно знать это.
Лайол оглядел помещение, пытаясь определить общее настроение.
— Нет, возвращаться мы не станем, — сказал он. — Это же то самое, зачем мы сюда прилетели. Юпитерианское Согласие считало, что мы должны выполнить эту задачу. Так что я утверждаю — делаем это.
— Мы решаем будущее всего рода человеческого, — протестовала Моника. — Мы не можем так просто к этому относиться. И потом… — Она указала пальцем на Мзу. — Тысяча дьяволов, она едва ли компетентна, чтобы решать за всех остальных. Я это так понимаю. Ты готова была использовать Алхимика против целой планеты.
— В то время как Королевское разведывательное агентство — организация, настолько высокоморальная, что можно позавидовать, — огрызнулась в ответ Алкад. — Сколько народу ты убила, чтобы меня выследить?
— Ну уж, непременно вам нужно подъедать друг друга, — вмешался Лайол. — Вы что, к чертям, не можете даже решить, как решать? Да послушайте вы себя сами! Вот такая индивидуальная глупость каждый раз и толкает людей в самое дерьмо. Мы только обсудим — и вынесем решение. Вот что. Кончайте.
— Нет, — возразил Самуэль. — Решает капитан.
— Я? — удивился Джошуа.
Моника в удивлении уставилась на эдениста:
— Он?
— Да, я согласен, — сказал сержант. — Решает Джошуа.
— Он никогда не сомневался, — напомнил Самуэль. — Разве не так, Джошуа? Ты всегда знал, что все кончится успешно.
— Я, конечно, надеялся.
— А ты сомневалась в цели этого полета, — сказал Самуэль Монике. — Ты полностью не верила в то, что он закончится удачей. Если бы ты верила в успех, ты была бы готова к принятию решения. А ты вместо того сомневаешься, это не в твою пользу. Кто этим занимается, тот должен иметь убеждения.
— Как ты, например, — поддразнила Моника. — Раб своей знаменитой рациональности.
— Я тоже нахожу, что я для этого недостаточно компетентен. Хотя все эденисты и думают, как один человек, но чтобы принять решение для такого большого количества, мне нужно одобрение Согласия. Может показаться, что эденизм дал трещину.
Джошуа оглядел весь свой экипаж.
— Вы все время были очень спокойны.
— Это потому, что мы доверяем тебе, Джошуа, — просто сказала Сара и улыбнулась. — Ты же наш капитан.
Как странно, подумал Джошуа, когда добираешься до голой истины и оказывается, что люди в тебя верят. Кто он такой, что он совершил, — все это что-то для них значит. А это на самом деле так ничтожно…
— Хорошо, — медленно выговорил он и передал черной дыре по связи: — Это для тебя приемлемо?
— Не могу брать на себя ответственность за ваши решения, коллективные ли или какие другие. Единственное принуждение, которое я могу на себя брать, — это не допускать, чтобы вы применяли мои возможности в качестве оружия. Во всем остальном у вас свободный выбор.
— О'кей. Покажи мне, что произошло.
Одержимые в нефе бросились на колени, изо всех сил сконцентрировавшись на создании потока энергистической мощи, которого требовал от них черный Мессия для своего призыва. Квинн стоял на высокой галерее, лицом к ним, его одеяние испарилось в виде чистой тени, и он начал вылетать из своего тела, наполняя окружающий воздух, точно черный призрак. Возле сердца обнаженное тело сияло серебряным. Он принимал то, что давали ему его последователи, и направлял эту энергию так, как ему было угодно. Она разливалась по полу под куполом собора, соединяясь со структурой реальности, ослабляя ее.
Пауэл Манани и Флетчер Кристиан в оцепенении смотрели себе под ноги, а плиты вокруг них охватывала пурпурная светящаяся дымка. Подметки у них застревали в поверхности пола, и было трудно поднимать ноги.
— Мне нужно подобраться к нему поближе, — сказал Пауэл.
Флетчер посмотрел вверх, на темную тень, покачивающуюся там.
— Я хотел бы оказаться как можно дальше от этого места. Но я не уйду без нее.
Пауэл исторг свою энергистическую мощь, чтобы освободить ноги из обломков пола, даже тогда требовались значительные усилия, чтобы сдвинуть их с места. Он шумно шаркал ногами прямо перед Флетчером, они двое почти касались друг друга. Нижний край рубашки Пауэла приподнялся сантиметра на два, обнаруживая Луизину трубку с антипамятью, засунутую за пояс.
— Прекрасно, — одобрил Флетчер. — Но нелегко будет это применить. Я слышу, как приближаются падшие ангелы.
Из туманной дымки стал раздаваться вой жалобы и алчности. Под ней ткань вселенной утончалась, согласно желанию Квинна. Они оба почувствовали, как увеличивается давление с той стороны, они отчаянно пытались выкарабкаться.
— Скверно, — сказал Пауэл. — Плитки пола размягчились.
Он снова вытащил ноги, они уже ушли в пол на несколько сантиметров.
— Я останусь стоять и отвлеку его, — предложил Флетчер. — А у вас будет время добежать до лестницы.
— Я так не думаю. Эта поверхность становится хуже движущихся песков.
Пурпурная дымка растаяла. Флетчер и Пауэл озирались. Капля эктоплазмы пробилась в щель между двумя плитками с мягким звуком — блимп! Вокруг нее застыл иней.
— А что теперь? — простонал Пауэл с опасением.
Пузырясь, просочилась еще эктоплазма. Отдельные слабые ручейки начали сливаться вместе. Плиты, оставшиеся непокрытыми ими, засверкали от инея. Флетчер ощущал холод, который шел от грязноватой жидкости. Его дыхание превратилось в седые облачка.
— Добро пожаловать, братья, — гудел голос Квинна по всему собору. — Добро пожаловать на поле боя. Все вместе мы обрушим на землю Ночь нашего Владыки.
Пол под куполом на всем протяжении превратился в лужу пенящейся эктоплазмы. Флетчер с Пауэлом скакали с одной ноги на другую, неистово пытаясь спастись от пронизывающего холода, охватывающего их ноги. Они все еще оставались на месте, напрягаясь по мере того, как рябь в форме буквы V передвигалась по луже. Волны горячих похотливых эмоций выходили наружу из трещины между измерениями, контрастируя с физическим холодом. Из пола поднялся изогнутый шест, эктоплазма устремилась по нему. Он достигал в высоту более трех метров.
Флетчер, охваченный невероятным ужасом, наблюдал, как шест поднимается. Сбоку от первого появился второй такой шест, эктоплазма громко чавкала, покрывая его основание.
— Господи, спаси и помилуй слуг Твоих, — прошептал Флетчер. Они с Пауэлом отстранились от первых двух шестов, когда с бульканьем появился третий.
Теперь пузыри на эктоплазме появлялись с громкими звуками. Более мелкие ручейки устремлялись вверх, охватывая собой весь столб, точно мех хищного зверя. Один остановился, чтобы взобраться Пауэлу на ногу. Тому удалось с криком сделать неверный шаг в сторону. Кончик этой эктоплазмы изогнулся в конечность, снабженную пятью когтями. Пауэл протянул к ней свой палец и вызвал тонкое белое пламя. Когти дрогнули, к ним устремились большие потоки эктоплазмы.
— Стой!
Эктоплазма слизывала все кругом, пробираясь к его ногам, он осознал, что она не только заставляет его плоть застыть от холода. Уменьшалась и его ментальная сила, а вместе с ней — и энергистическая мощь.
Когти почти вдвое увеличились в размере под действием белого огня. Пауэл отдернул руку, с тревогой наблюдая, как когти вслепую ищут его.
Квинн в восторге захохотал, видя отчаянные гримасы своих ритуальных жертв. Теперь выросли уже целых пять столбов, и они начали наклоняться. Интересно, подумал он, не пальцы ли это какого-то гигантского существа.