Страница:
— Хью? Как ты это проделал, Хью?
— Пропустил инерцию сквозь гиперпространство. Не волнуйся об этом.
— Отлично.
Тим застыл на месте. Вспышка изумрудного света возникла за спиной у Хью. Он пробормотал предостережение и поднял руку.
Хью повернулся лицом к свету, широко улыбаясь. Свет быстро расширился в столб в пять метров в ширину и двадцать в высоту. Когда вокруг падали капли дождя, они сверкали и приобретали свой ореол.
— Что это? — спросил Тим, слишком увлеченный такой фантастической картиной, чтобы испугаться.
— Нечто вроде ворот. Я как следует не понимаю их устройство и динамику, они совершенно примечательны сами по себе.
Тим собрал всю свою репортерскую выдержку и сосредоточился на холодном свете перед собой. Глубоко внутри двигались тени. Они становились все больше, все отчетливее. На освещенную дорогу выступил сержант. Тим включил свой сенсорный приемник, замерев в ожидании.
— Ух ты, — воскликнул могучий сержант пронзительным голосом. — Как ужасно возвращение домой — просто ужасно.
Ральф вышел к одним из семи изумрудных ворот через девяносто минут после того, как они открылись. Промежуточное время было занято неистовой суетой и попытками понять, что происходит, чтобы ответить на это соответственно. Помещение оперативного отдела пришло в полную готовность, когда офицеры сбежались сюда во всего здания, чтобы занять свои посты.
Что светящиеся зеленые колонны — какой-то вид прыжковых ям, установить было легко. Точный статус выходящих из них людей оказался более проблематичным.
— В сержантах не содержатся эденистские личности, — воскликнула Экейша. — Линия общей связи забита болтовней разных голосов, они ораторствуют без приверженности к простым соглашениям. Ясности достигнуть невозможно.
— Кто же они такие?
— Я думаю, это бывшие одержимые.
К тому времени несколько сержантов, содержащих первоначальные личности эденистов, прошли через ворота, помогая прояснить ситуацию, рассказывая каждому эденисту, находящемуся на Омбее или на его орбите, что они — беженцы с острова Кеттон. Даже узнав это, Ральф активизировал стратегию наступления, предпринятую в последние недели, предшествовавшие Освобождению, на случай неуправляемого налета одержимых, проникших в периметр Передового форта. Все наземное и воздушное движение транспорта в пределах подступов к лагерю закрыли, весь персонал заключили в бараки. Дежурные морские офицеры помчались к воротам. Единственное, в чем надо было убедиться Ральфу, — в том, что одержатели, находящиеся теперь в сержантских телах, не сохранили свою энергистическую мощь. Когда доказали это, он позволил снизить состояние тревоги. И Ральф, и адмирал Фарквар согласились на том, что платформы СД будут продолжать держать ворота под прицелом. Теперь-то они кроткие, но кто его знает, что может последовать.
Ситуация, при всей своей необычности, снова стала проблемой тыла. Люди, неверной походкой выходившие из ворот, находились в том же физическом состоянии, что и все остальные бывшие одержимые: они остро нуждались в медицинской помощи и в нормальном питании. Не могло быть случайным совпадением то, что каждые ворота открывались прямо у госпиталя, но количество и состояние прибывших создавало определенное напряжение, требуя немедленного медицинского вмешательства.
Что касается сержантов, Ральф и его служащие не планировали прибытие контингента более двенадцати тысяч бывших одержимых, у которых отсутствует угрожающая внешность. Первоначально Ральф классифицировал их как военнопленных, и AI рассчитал, что они должны расположиться в трех пустых бараках, которые и предоставили в их распоряжение. Из моряков и солдат, находящихся в лагере в увольнительной, сформировали сторожевые батальоны, которые держали их в зданиях.
Это был только отвлекающий маневр; Ральф просто не знал, что еще с ними делать. Вина их, вероятно, была больше, чем пребывание во вражеской армии. Безусловно, будут предъявлены и другие обвинения. Хотя бы похищение людей и урон, нанесенный телам. И все же они были жертвами обстоятельств, что стал бы утверждать любой адвокат.
Но проблема того, как поступить с ними дальше, его не касается. Ральф не завидовал княгине Кирстен, которая должна будет принимать решение по этому поводу.
Дин и Билл явились в Оперативный Отдел, чтобы составить эскорт Ральфа, когда он окончательно приготовился нанести инспектирующий визит. Ближайшие ворота находились всего в километре от самого здания штаб-квартиры командования. Даже при том, что возле них дежурил взвод моряков под руководством AI, окружающая территория находилась, как и следовало ожидать, в состоянии хаоса. Громадные толпы зрителей со всего лагеря, включая и всех репортеров, слонялись вокруг ворот, чтобы ухватиться за какие-то сведения. Дину и Биллу пришлось расталкивать людей локтями, чтобы провести сквозь них Ральфа. Наконец к тому времени, как они добрались до ворот, удалось установить какое-то подобие порядка. Дежурный морской капитан добился того, что посторонние отошли на расстояние ста метров. Внутри периметра разместились моряки, образовав два четких прохода, чтобы выводить по ним возвращенцев. Один коридор вел ко входу в ближайший госпиталь, другой заканчивался на стоянке автотранспорта, где ждали грузовики, чтобы увезти сержантов в предназначенные для них исправительные учреждения. Как только очередная фигура выходила в море мерцающего зеленого света, вспомогательная команда решала, к которому из коридоров ее направить, решение подкреплялось действующими на нервы дубинками. Все протесты попросту игнорировались.
— Даже наши настоящие сержанты могут попасть в исправительные учреждения, — заметила Экейша Ральфу, когда они пробивали себе путь через периметр. — Так будет легче. Мы можем отделить их от бывших одержимых позже.
— Скажем им, да, спасибо. Нам нужно сохранить спокойную обстановку здесь.
Морской капитан прошлепал по лужам к маленькой группе Ральфа, отсалютовал. Дождевая вода лилась с его шлема.
— Как все проходит, капитан? — спросил его Ральф.
— Хорошо, сэр. У нас тут действенный контроль.
— Хорошо исполнено. Вы можете возвращаться к своим обязанностям. Мы постараемся не мешать.
— Спасибо, сэр.
Ральф постоял минуты две, спокойно наблюдая, как люди и сержанты, разбрызгивая лужи, выходили из полосы зеленого света. Несмотря на влажность и теплый дождь, он почувствовал, что холод охватывает его грудь.
Странно, я ведь могу воспринимать прыжковые ямы или ПСП через световые годы как совершенно нормальное явление, но ворота, ведущие в иные миры из этой вселенной, возбуждают у меня фобию. Может, для меня это слишком большое чудо, — физическое доказательство существования мира, где находятся небесные жители? Или, напротив, доказательство того, что даже человеческая душа и всемогущие создания имеют рациональную основу? Я смотрю как на конец религии на тот факт, что нас никогда не посещали посланцы какого-то бога-творца. Факт, представленный в таком воплощении, какое я ни за что не могу проигнорировать. Потеря духовной невинности нашего племени.
Ральф мог видеть, что бывшие одержимые, которые выходили сюда, были удивлены, неясное замешательство можно было прочесть на каждом лице, когда угрюмый дождь начинал просачиваться сквозь их одежду. Сержанты неуклюже выходили наружу, их растерянность становилась менее заметна, но никто из них, кажется, полностью не владел своими движениями в первые минуты.
Несколько членов научно-исследовательской группы бродили вокруг ворот и помахивали в их сторону сенсорными блоками. Большинство людей из армии ученых были на полуострове, пытаясь понять энергистические возможности. Диана Тирнан было одной из тех немногих, кто был доволен осадами, теперь она объясняла, как это дало физикам возможность изучать энергию вне стен лаборатории. Ральф оставил ее в здании управления, когда она отчаянно пыталась устроить так, чтобы инструменты и персонал снова перевели в Передовой форт.
— Это же Сайнон! — воскликнула Экейша. — Он настоящий.
Ральф увидел сержанта, у которого отсутствовала неуверенность остальных. Моряки и медики указали ему на проход, охраняемый вооруженными часовыми.
— Вы уверены? — спросил Ральф.
— Да.
Ральф заторопился к дежурным у входа:
— Порядок, мы забираем вот этого.
— Есть, сэр.
Им очистили путь, и Ральф вывел Сайнона. Они встали между воротами и выстроившимися по периметру моряками. Штат Ральфа собрался вокруг.
— Это кристаллическое существо, которое вы там встретили, сказало вам, как нам решить проблему до конца? — спросил Ральф.
— Мне очень жаль, генерал. Оно заняло ту же позицию, что киинты. Нам придется выработать собственное решение.
— Будь оно все проклято! Но ведь оно хотело помочь избавленным от одержателей телам.
— Да. Оно сказало, что судит по нашим этическим нормам и что подобное воровство несправедливо.
— О'кей, с какими условиями вы столкнулись в том мире? Видели вы какие-то иные планеты?
— Условия были тем, чем мы их делали; первостепенной была способность к дисфункции реальности. К несчастью, даже желания имеют предел. Мы были выброшены одни на этом острове, без свежего воздуха, без пищи. И ничто не могло этого изменить. Это существо предполагало, что наши планеты должны быть более счастливы, хотя мы не видели там никаких других. Тот мир слишком обширен для каких-то случайных встреч, существо даже намекнуло, что он может быть даже более протяженным, чем наша вселенная, хотя не обязательно в физических измерениях. Оно — исследователь, оно отправилось туда, потому что верило в расширение своих знаний.
— Так что, там не рай?
— Определенно нет. Одержимые на этот счет ошибаются. Это убежище, вот и все. Там нет ничего такого, что вы не привносите туда сами.
— То есть оно полностью естественное?
— Я думаю, что да.
После замешательства в начале исхода морпехи взяли под контроль каждого, кто проходил через ворота. Они контролировали ситуацию и оставались на месте до тех пор, пока не прошли последние четыре сержанта. Морпехи немедленно начали заталкивать их в грузовики, ожидающие на стоянке, как они поступили со всеми остальными.
— Нам не туда, — возразил Мойо. — Мы ждем ее.
— Кого? — не понял морской капитан.
— Стефани. Должна же она как-то вернуться.
— Извините, тут не может быть исключений.
— Ты, парнишка, — сказал ему Кохрейн. — Она вроде нашего настоящего вождя; и она совершает свое последнее доброе дело. Так что, чего это вы, ребятишки, возникаете, точно полковник Подотрись?
Капитан захотел запротестовать, но вид сержанта в модных солнечных очках с тонкой оправой и с образцовым рюкзаком заставил слова застрять у него в горле.
— Я хочу сказать, она где-то там, совсем одна, бьется в последнем и величайшем сражении с королевой нечистой силы. Чтобы спасти твою душу. Самое меньшее, что ты можешь, это быть благодарным.
— Закрывается! — заорал Макфи.
Ворота начали сжиматься, отклоняться назад в небольшом потоке изумрудного света, замерцавшего в метре над поверхностью дороги. Физики взволнованно закричали, передавая свежие инструкции определенному сенсорному устройству, которое они сконструировали вокруг межпланетного плота.
— Стефани! — заорал Мойо.
— Подожди, — сказал ему Кохрейн. — Оно еще полностью не закрылось. Видишь?
Небольшой остаток зеленого света продолжал уверенно гореть.
— Она еще там, — в отчаянии проговорил Мойо. — Она еще может это сделать. — Пожалуйста! — воззвал он к капитану. — Вы должны позволить нам дождаться ее.
— Не могу.
— А к чертям все тогда. Может, я кого-то тут знаю, кто может помочь, — сказал Кохрейн.
С тех пор, как он возвратился на Омбей, тысячи незнакомых голосов перешептывались друг с другом где-то на окраине его мозга.
— Сайнон,— мысленно закричал он им, — эй, великий ты пижон, ты где-то здесь? Это же я, твой старый дружок Кохрейн. Нам, похоже, нужна сейчас какая-то очень действенная помощь. Стефани опять совершила космическую глупость.
Экейша сообщила о проблеме непосредственно Ральфу. Он, возможно, был бы тверд в этом отношении, но эденист упомянул Аннету Эклунд.
— Пусть они подождут, — передал Ральф дежурному капитану. — Мы установим наблюдательный пост.
Через час и двадцать минут ворота ненадолго расширились, чтобы пропустить три человеческие фигуры, которые, шатаясь, выступили из них. Стефани и Аннета в сержантских телах поддерживали между собой дрожащую Анжелину Галлахер. Они передали ее маленькой медицинской команде, а та поспешно повезла ее в госпиталь.
Мойо прорвался вперед и заключил Стефани в объятия; по общей линии связи прошли сигналы его переживаний.
— Я уже думал, что тебя потерял! — закричал он. — После всего этого я не смог бы этого выдержать!
— Мне очень жаль, — сказала она.
Физическое объятие оказалось почти невозможно, они громко столкнулись лбами, когда попытались поцеловаться. Репортеры, которые настроились на горький конец, столпились вокруг морских охранников, чтобы сосредоточиться на этой маленькой группе.
— Эй вы, пижоны, я Кохрейн, один из настоящих сверхгероев, тот самый, который вывел этих парней из бедствия. Это пишется Кохрейн: К — О — X…
В карантинных бараках было тихо. Не потому, что сержанты спали, они не нуждались в сне. Они лежали на койках или бродили по холлу внизу, где их интервьюировали репортеры, или они смотрели аудиовидеоновости (где показывали в основном их самих). Более всего они сейчас начинали привыкать к тому, что вернулись в свои настоящие тела и владеют ими на все сто процентов. Опасение и ощущение чуда при последнем повороте судьбы все еще заставляли их чувствовать себя растерянными. Ральф прошел через холл в одном из бараков в сопровождении бдительных Дина и Билла. Часовые позволяли сержантам свободно передвигаться повсюду — всем, кроме одного человека. Пять вооруженных военных стояли перед дверью того офиса, где внутри в безопасности находилась биотехническая конструкция. Двое вытянулись в струнку, когда приблизился Ральф, остальные по-прежнему не спускали с двери глаз.
— Откройте дверь, — приказал Ральф.
Дин и Билл вошли вместе с ним, выражение их лиц красноречиво говорило о том, что любой сержант, которому захочется, будет иметь дело с ними. Это выражение прочел единственный обитатель комнаты, неподвижно сидевший за столом. Ральф уселся напротив.
— Здравствуй, Аннета.
— Ральф Хилтч. Генерал, сэр. Вы становитесь повторяющимся и угнетающим обстоятельством моей жизни.
— Да. А теперь это жизнь, верно? И как себя чувствует человек, возвращаясь из мертвых к тому, чтобы стать реальной личностью?
— Это ведь то, чего я всегда хотела. Так что я не имею права жаловаться. Хотя, наверное, иногда с неблагодарностью буду жалеть об отсутствии сексуальности в этом теле.
— Но ты будешь еще более несчастлива, если я потерплю поражение и одержимые появятся на горизонте, чтобы захватить твое чудесное новое тело для какой-нибудь затерянной души, которая им овладеет.
— Не будьте же таким скромным. Вы не потерпите поражения здесь, на Омбее, Ральф. Вы слишком хорошо выполняете свою работу. Вы ее любите. Сколько осадных положений уже снято?
— Пятьсот тридцать два.
— Враг пал, я полагаю, это была хорошая стратегия, Ральф. Хорошая реакция на Кеттон. Но мне все еще хотелось бы увидеть вашу физиономию в тот момент, когда мы увели этот клочок земли прямо у вас из-под носа.
— И куда этот клочок вас привел? Что вы выиграли?
— Я получила тело, правда? Я снова живу.
— Только благодаря случаю. И ты не особенно помогала в этом, как я слышал?
— Да, да, эта сволочная святая Стефани, героиня летающего острова. Не собирается ли папа римский дать ей аудиенцию? Хотела бы я на это поглядеть — гнусный биотех с душой, удравший из чистилища, распивает чаи в Ватикане.
— Нет. Папа больше никого не принимает. Земля сдается одержанию.
— Вот дерьмо-то! Вы не шутите?
— Я совершенно серьезно. Последнее, что я слышал — вместо Ватикана теперь четыре купола. И теперь они, возможно, уже пали. Так что ты видишь, я победил. Но в конечном счете ты была права. Здесь это никогда не будет решено.
Сержант выпрямился. Пристальный взор не отрывался от Ральфа ни на секунду.
— Вы выглядите усталым, генерал. Это Освобождение вконец вас измотало, да?
— Мы с тобой оба теперь знаем, что нет никакого рая и никакого бессмертия. Одержимые никогда не получат то, чего хотят. И что они будут делать, Аннета? Что произойдет на Земле, когда она придет к этому миру святилища и синтезирующие пищу машины не станут работать? Что тогда?
— Все вымрут. Постепенно. И их страдания закончатся.
— Это и есть то, что ты называла последней перспективой? И концом проблем?
— Нет, у меня такая перспектива была. Я ее отвергла.
— Потусторонье предпочтительней смерти?
— Я ведь вернулась, разве не так? Что же мне, на колени перед вами встать?
— Я здесь не для того, чтобы торжествовать, Аннета.
— Тогда для чего вы здесь?
— Я — верховный главнокомандующий сил Освобождения. В настоящий момент эта ложность дает мне невообразимую степень власти — и не только в военных условиях. Скажи мне, есть ли какой-то смысл, чтобы я оставался здесь? Может теперь вопрос решится в Мортонридже или все, что мы с тобой оба перенесли, было напрасно?
— Вы во главе измотавшейся армии, которая стоит против умирающего врага. Вы все еще пытаетесь повысить ценность вашей славной войны, ища ей благородного завершения. Но такового не существует. Мы представляем собой лишь второстепенный отвлекающий удар в этой войне. Обходящийся невероятно дорого, фантастически драматическое развлечение для допущенных к нему масс. Мы отвлекали их внимание, пока реальные власть имущие мужчины и женщины решили, какой вскоре станет наша судьба. Политические силы решают, как род человеческий будет противостоять этому кризису. Война не имеет такого свойства. Война имеет только один исход. Война глупа, Ральф. Она — осквернение человеческой духовности. Она заставляет нас страдать ради исполнения мечтаний кого-то другого. Она не для тех людей, которые не верят в самих себя. Она для таких, как вы, Ральф.
Степень секретности помещения для конференций никогда не менялась. Княгиня Кирстен уже сидела на одном конце овального стола, когда белая пустота стенных экранов перешла в изображение Ральфа, представив его сидящим на другом конце этого стола. Больше не присутствовал никто.
— Ну и денек, — сказала Кирстен. — Мы не только получили назад всех наших людей в полной безопасности, мы получили еще некоторые потерянные души, чтобы заражать живущих.
— Я хочу это прекратить, — объявил Ральф. — Мы победили. А то, что мы делаем теперь, стало в высшей степени бесполезно и бесцельно.
— На моей планете все еще есть четверть миллиона одержимых. Мои подданные становятся их жертвами. Не думаю, что это кончилось.
— Мы держим их взаперти. Как угроза они нейтрализованы. Разумеется, мы будем продолжать держать их в изоляции, но я прошу окончить конфликт сам по себе.
— Ральф, это была ваша идея. Вся стрельба уже прекратилась.
— И это переместило их в Эрсуик. Этого вы и хотели — чтобы ваши подданные поедали друг друга?
Изображение княгини не проявило никакой эмоциональной реакции.
— Чем дольше они останутся одержимыми, тем больше будет расти количество раковых заболеваний. Их тела будут умирать, пока мы не вмешаемся и не освободим их.
— Мэм, я собираюсь издать приказ, продукты и медицинская помощь давались тем одержимым, которые в настоящее время находятся на осадном положении. Я не собираюсь его отменять. Если вы не хотите, чтобы такой приказ был официально отдан, вы должны будете освободить меня от моих обязанностей.
— Ральф, какого черта вы все это говорите? Мы побеждаем. На сегодняшний день снято уже сорок три осадных положения. Еще десять дней — самое большое, две недели, — и все закончится.
— Здесь все уже кончено, мэм. Преследование оставшихся одержимых, это… отвратительно. Прежде вы ко мне прислушивались. Боже мой, так все это и начиналось. Пожалуйста. Уделяйте столько же внимания тому, что я говорю вам теперь.
— Ничего вы не говорите, Ральф. Это незначительная война, небольшое упражнение в пропаганде, чем такие войны всегда и были. И, должна добавить, с вашей помощью. Мы должны иметь полную победу.
— Мы ее уже имеем. Более того, сегодня мы обнаружили, что возможно раскрыть ворота тому миру, куда бегут одержимые. Никто этого не понимает; за этим стоят физики; но мы знаем, что теперь это возможно. Когда-нибудь мы сможем сами повторять этот эффект. Одержимые больше не могут от нас прятаться. Это и есть наша победа. Мы можем заставить их повернуться лицом к тому, что они собой представляют, какова их ограниченность. Мы можем продолжать в том же духе, чтобы найти решение.
— Распространите для меня эту мысль.
— Теперь мы имеем власть над жизнью и смертью одержимых, держа их в осаде, особенно в последнее время, когда флот Конфедерации работает над антипамятью. Заканчивая осады их капитуляцией, мы попусту теряем нашу позицию, утрачиваем тактическое преимущество. Эклунд мне сказала, что кризис нашими силами здесь, на Омбее, никогда не будет разрешен. Я ей поверил было. Но сегодняшний день это изменил. Мы находимся в уникальном положении, чтобы принудить одержимых быть на нашей стороне и помочь нам найти решение. Решение есть, его нашли киинты. И кристаллические существа нашли решение, мы даже считаем, что его нашли и Леймилы, хотя массовое самоубийство не может быть ценной находкой для человечества. Так что обеспечьте оставшимся одержимым продукты, дайте им оправиться, а тогда начинайте переговоры. Мы сможем использовать ветеранов с острова Кеттон для того, чтобы они выступили вперед и начали диалог с нами.
— Вы имеете в виду сержантов, бывших одержателей?
— А кто сможет помочь нам лучше? Они на своей шкуре испытали, что мир-убежище ничем подобным вовсе не является на самом деле. Если уж кто-нибудь может убедить их, так только эти сержанты.
— Господи Боже. Сначала вы хотите, чтобы королевство приспособило биотехов, теперь вы хотите сделать меня союзницей самих потерянных душ!
— Мы же знаем, к чему приводит нас существование, противоположное им. Одна пятая континента опустошена и разорена, тысячи смертей, сотни тысяч жертв рака. И все эти страдания — в таком масштабе, какого мы не знали со времен Гариссанского геноцида. Так пусть же это что-то значит, мэм, пусть что-то хорошее из этого получится. Если только такое возможно, если есть малейший шанс, что это подействует, нельзя это игнорировать.
— Ральф, вы станете причиной смерти моих старших советчиков.
— Тогда они смогут вернуться из потусторонья и привлечь меня к суду. Так у меня развязаны руки отдать такой приказ?
— Если кто-то из этих одержимых воспользуется этим приказом как возможностью попытаться освободиться, я заключу их в ноль-тау в течение одного дня.
— Понял.
— Хорошо, генерал Хилтч, отдавайте ваш приказ.
Аль перешел в анфиладу комнат двумя этажами выше «Хилтона», где все еще работали все промышленные предприятия. Врачи нуждались в устойчивом электроснабжении, в работающих телефонных линиях, в чистом воздухе и прочей чепухе в таком же духе. Спальню новой квартиры превратили в больницу, устраивая рейды в монтерейский госпиталь, чтобы добыть оборудование и медицинские пакеты. И еще медикаменты прибывали из Сан-Анджелеса. Материалы, которые доводили Аля, части других людей, живые органы, мышцы, кровеносные сосуды и кожа. Эммет объехал всю планету в поисках совместимых глаз, то и дело сгружая их в склеп, служивший складом на Острове Заката. Предшествующий полет доставил их в Монтерей.
Врачи говорили, что все идет хорошо, Джез уже вне опасности. Ей перелили кровь, восстановили кожу и сухожилия, которые Кира сожгла до самых костей, имплантировали новые глаза. Когда закончились все операции, ее всю покрыли медицинскими пакетами. Теперь было только вопросом времени, чтобы она поправилась, так его уверяли.
Врачам не особенно нравились слишком частые визиты Аля. Джез выглядела такой беспомощной, обернутая в зеленый пластик, который он для нее достал и который закрывал все пакеты. Так что он слишком близко не подходил, просто неловко стоял у двери и смотрел на нее оттуда. Как всякий парень должен делать со своей дамой. Это давало ему множество времени на раздумья.
Микки, Эммет и Патриция пришли в гостиную этого жилища. Аль велел своему буфетчику принести напитки, когда все уселись вокруг низкого мраморного с медью столика, потом приказал всем остальным выйти из комнаты.
— О'кей, Эммет, как долго им еще сюда добираться?
— Думаю, где-то еще часов десять, Аль.
— Достаточно, — Аль прикурил гаванскую сигару и выпустил длинный хвост дыма в потолок. — На таком уровне мы можем их побить?
Эммет прихлебнул бурбон и снова поставил стакан на столик, внимательно изучая его.
— Нет, Аль, мы потерпим поражение. Даже если они пустят в ход такие же силы, какие у них были в Арнштадте, мы проиграем. А у них будет довольно боевых ос, чтобы сделать в нас два или три выстрела. Все на орбите над Новой Калифорнией будет опустошено. Корабли могут сделать прыжок и исчезнуть. Но им некуда будет лететь, кроме как на последнюю парочку планет, которые мы прочистили. И я не особо уверен, что им удастся даже это, мы думаем, что космоястребы флота преследовали многих наших парней из Арнштадта и взорвали их после того, как те улетели. И не так-то много их вернулось сюда.
— Пропустил инерцию сквозь гиперпространство. Не волнуйся об этом.
— Отлично.
Тим застыл на месте. Вспышка изумрудного света возникла за спиной у Хью. Он пробормотал предостережение и поднял руку.
Хью повернулся лицом к свету, широко улыбаясь. Свет быстро расширился в столб в пять метров в ширину и двадцать в высоту. Когда вокруг падали капли дождя, они сверкали и приобретали свой ореол.
— Что это? — спросил Тим, слишком увлеченный такой фантастической картиной, чтобы испугаться.
— Нечто вроде ворот. Я как следует не понимаю их устройство и динамику, они совершенно примечательны сами по себе.
Тим собрал всю свою репортерскую выдержку и сосредоточился на холодном свете перед собой. Глубоко внутри двигались тени. Они становились все больше, все отчетливее. На освещенную дорогу выступил сержант. Тим включил свой сенсорный приемник, замерев в ожидании.
— Ух ты, — воскликнул могучий сержант пронзительным голосом. — Как ужасно возвращение домой — просто ужасно.
Ральф вышел к одним из семи изумрудных ворот через девяносто минут после того, как они открылись. Промежуточное время было занято неистовой суетой и попытками понять, что происходит, чтобы ответить на это соответственно. Помещение оперативного отдела пришло в полную готовность, когда офицеры сбежались сюда во всего здания, чтобы занять свои посты.
Что светящиеся зеленые колонны — какой-то вид прыжковых ям, установить было легко. Точный статус выходящих из них людей оказался более проблематичным.
— В сержантах не содержатся эденистские личности, — воскликнула Экейша. — Линия общей связи забита болтовней разных голосов, они ораторствуют без приверженности к простым соглашениям. Ясности достигнуть невозможно.
— Кто же они такие?
— Я думаю, это бывшие одержимые.
К тому времени несколько сержантов, содержащих первоначальные личности эденистов, прошли через ворота, помогая прояснить ситуацию, рассказывая каждому эденисту, находящемуся на Омбее или на его орбите, что они — беженцы с острова Кеттон. Даже узнав это, Ральф активизировал стратегию наступления, предпринятую в последние недели, предшествовавшие Освобождению, на случай неуправляемого налета одержимых, проникших в периметр Передового форта. Все наземное и воздушное движение транспорта в пределах подступов к лагерю закрыли, весь персонал заключили в бараки. Дежурные морские офицеры помчались к воротам. Единственное, в чем надо было убедиться Ральфу, — в том, что одержатели, находящиеся теперь в сержантских телах, не сохранили свою энергистическую мощь. Когда доказали это, он позволил снизить состояние тревоги. И Ральф, и адмирал Фарквар согласились на том, что платформы СД будут продолжать держать ворота под прицелом. Теперь-то они кроткие, но кто его знает, что может последовать.
Ситуация, при всей своей необычности, снова стала проблемой тыла. Люди, неверной походкой выходившие из ворот, находились в том же физическом состоянии, что и все остальные бывшие одержимые: они остро нуждались в медицинской помощи и в нормальном питании. Не могло быть случайным совпадением то, что каждые ворота открывались прямо у госпиталя, но количество и состояние прибывших создавало определенное напряжение, требуя немедленного медицинского вмешательства.
Что касается сержантов, Ральф и его служащие не планировали прибытие контингента более двенадцати тысяч бывших одержимых, у которых отсутствует угрожающая внешность. Первоначально Ральф классифицировал их как военнопленных, и AI рассчитал, что они должны расположиться в трех пустых бараках, которые и предоставили в их распоряжение. Из моряков и солдат, находящихся в лагере в увольнительной, сформировали сторожевые батальоны, которые держали их в зданиях.
Это был только отвлекающий маневр; Ральф просто не знал, что еще с ними делать. Вина их, вероятно, была больше, чем пребывание во вражеской армии. Безусловно, будут предъявлены и другие обвинения. Хотя бы похищение людей и урон, нанесенный телам. И все же они были жертвами обстоятельств, что стал бы утверждать любой адвокат.
Но проблема того, как поступить с ними дальше, его не касается. Ральф не завидовал княгине Кирстен, которая должна будет принимать решение по этому поводу.
Дин и Билл явились в Оперативный Отдел, чтобы составить эскорт Ральфа, когда он окончательно приготовился нанести инспектирующий визит. Ближайшие ворота находились всего в километре от самого здания штаб-квартиры командования. Даже при том, что возле них дежурил взвод моряков под руководством AI, окружающая территория находилась, как и следовало ожидать, в состоянии хаоса. Громадные толпы зрителей со всего лагеря, включая и всех репортеров, слонялись вокруг ворот, чтобы ухватиться за какие-то сведения. Дину и Биллу пришлось расталкивать людей локтями, чтобы провести сквозь них Ральфа. Наконец к тому времени, как они добрались до ворот, удалось установить какое-то подобие порядка. Дежурный морской капитан добился того, что посторонние отошли на расстояние ста метров. Внутри периметра разместились моряки, образовав два четких прохода, чтобы выводить по ним возвращенцев. Один коридор вел ко входу в ближайший госпиталь, другой заканчивался на стоянке автотранспорта, где ждали грузовики, чтобы увезти сержантов в предназначенные для них исправительные учреждения. Как только очередная фигура выходила в море мерцающего зеленого света, вспомогательная команда решала, к которому из коридоров ее направить, решение подкреплялось действующими на нервы дубинками. Все протесты попросту игнорировались.
— Даже наши настоящие сержанты могут попасть в исправительные учреждения, — заметила Экейша Ральфу, когда они пробивали себе путь через периметр. — Так будет легче. Мы можем отделить их от бывших одержимых позже.
— Скажем им, да, спасибо. Нам нужно сохранить спокойную обстановку здесь.
Морской капитан прошлепал по лужам к маленькой группе Ральфа, отсалютовал. Дождевая вода лилась с его шлема.
— Как все проходит, капитан? — спросил его Ральф.
— Хорошо, сэр. У нас тут действенный контроль.
— Хорошо исполнено. Вы можете возвращаться к своим обязанностям. Мы постараемся не мешать.
— Спасибо, сэр.
Ральф постоял минуты две, спокойно наблюдая, как люди и сержанты, разбрызгивая лужи, выходили из полосы зеленого света. Несмотря на влажность и теплый дождь, он почувствовал, что холод охватывает его грудь.
Странно, я ведь могу воспринимать прыжковые ямы или ПСП через световые годы как совершенно нормальное явление, но ворота, ведущие в иные миры из этой вселенной, возбуждают у меня фобию. Может, для меня это слишком большое чудо, — физическое доказательство существования мира, где находятся небесные жители? Или, напротив, доказательство того, что даже человеческая душа и всемогущие создания имеют рациональную основу? Я смотрю как на конец религии на тот факт, что нас никогда не посещали посланцы какого-то бога-творца. Факт, представленный в таком воплощении, какое я ни за что не могу проигнорировать. Потеря духовной невинности нашего племени.
Ральф мог видеть, что бывшие одержимые, которые выходили сюда, были удивлены, неясное замешательство можно было прочесть на каждом лице, когда угрюмый дождь начинал просачиваться сквозь их одежду. Сержанты неуклюже выходили наружу, их растерянность становилась менее заметна, но никто из них, кажется, полностью не владел своими движениями в первые минуты.
Несколько членов научно-исследовательской группы бродили вокруг ворот и помахивали в их сторону сенсорными блоками. Большинство людей из армии ученых были на полуострове, пытаясь понять энергистические возможности. Диана Тирнан было одной из тех немногих, кто был доволен осадами, теперь она объясняла, как это дало физикам возможность изучать энергию вне стен лаборатории. Ральф оставил ее в здании управления, когда она отчаянно пыталась устроить так, чтобы инструменты и персонал снова перевели в Передовой форт.
— Это же Сайнон! — воскликнула Экейша. — Он настоящий.
Ральф увидел сержанта, у которого отсутствовала неуверенность остальных. Моряки и медики указали ему на проход, охраняемый вооруженными часовыми.
— Вы уверены? — спросил Ральф.
— Да.
Ральф заторопился к дежурным у входа:
— Порядок, мы забираем вот этого.
— Есть, сэр.
Им очистили путь, и Ральф вывел Сайнона. Они встали между воротами и выстроившимися по периметру моряками. Штат Ральфа собрался вокруг.
— Это кристаллическое существо, которое вы там встретили, сказало вам, как нам решить проблему до конца? — спросил Ральф.
— Мне очень жаль, генерал. Оно заняло ту же позицию, что киинты. Нам придется выработать собственное решение.
— Будь оно все проклято! Но ведь оно хотело помочь избавленным от одержателей телам.
— Да. Оно сказало, что судит по нашим этическим нормам и что подобное воровство несправедливо.
— О'кей, с какими условиями вы столкнулись в том мире? Видели вы какие-то иные планеты?
— Условия были тем, чем мы их делали; первостепенной была способность к дисфункции реальности. К несчастью, даже желания имеют предел. Мы были выброшены одни на этом острове, без свежего воздуха, без пищи. И ничто не могло этого изменить. Это существо предполагало, что наши планеты должны быть более счастливы, хотя мы не видели там никаких других. Тот мир слишком обширен для каких-то случайных встреч, существо даже намекнуло, что он может быть даже более протяженным, чем наша вселенная, хотя не обязательно в физических измерениях. Оно — исследователь, оно отправилось туда, потому что верило в расширение своих знаний.
— Так что, там не рай?
— Определенно нет. Одержимые на этот счет ошибаются. Это убежище, вот и все. Там нет ничего такого, что вы не привносите туда сами.
— То есть оно полностью естественное?
— Я думаю, что да.
После замешательства в начале исхода морпехи взяли под контроль каждого, кто проходил через ворота. Они контролировали ситуацию и оставались на месте до тех пор, пока не прошли последние четыре сержанта. Морпехи немедленно начали заталкивать их в грузовики, ожидающие на стоянке, как они поступили со всеми остальными.
— Нам не туда, — возразил Мойо. — Мы ждем ее.
— Кого? — не понял морской капитан.
— Стефани. Должна же она как-то вернуться.
— Извините, тут не может быть исключений.
— Ты, парнишка, — сказал ему Кохрейн. — Она вроде нашего настоящего вождя; и она совершает свое последнее доброе дело. Так что, чего это вы, ребятишки, возникаете, точно полковник Подотрись?
Капитан захотел запротестовать, но вид сержанта в модных солнечных очках с тонкой оправой и с образцовым рюкзаком заставил слова застрять у него в горле.
— Я хочу сказать, она где-то там, совсем одна, бьется в последнем и величайшем сражении с королевой нечистой силы. Чтобы спасти твою душу. Самое меньшее, что ты можешь, это быть благодарным.
— Закрывается! — заорал Макфи.
Ворота начали сжиматься, отклоняться назад в небольшом потоке изумрудного света, замерцавшего в метре над поверхностью дороги. Физики взволнованно закричали, передавая свежие инструкции определенному сенсорному устройству, которое они сконструировали вокруг межпланетного плота.
— Стефани! — заорал Мойо.
— Подожди, — сказал ему Кохрейн. — Оно еще полностью не закрылось. Видишь?
Небольшой остаток зеленого света продолжал уверенно гореть.
— Она еще там, — в отчаянии проговорил Мойо. — Она еще может это сделать. — Пожалуйста! — воззвал он к капитану. — Вы должны позволить нам дождаться ее.
— Не могу.
— А к чертям все тогда. Может, я кого-то тут знаю, кто может помочь, — сказал Кохрейн.
С тех пор, как он возвратился на Омбей, тысячи незнакомых голосов перешептывались друг с другом где-то на окраине его мозга.
— Сайнон,— мысленно закричал он им, — эй, великий ты пижон, ты где-то здесь? Это же я, твой старый дружок Кохрейн. Нам, похоже, нужна сейчас какая-то очень действенная помощь. Стефани опять совершила космическую глупость.
Экейша сообщила о проблеме непосредственно Ральфу. Он, возможно, был бы тверд в этом отношении, но эденист упомянул Аннету Эклунд.
— Пусть они подождут, — передал Ральф дежурному капитану. — Мы установим наблюдательный пост.
Через час и двадцать минут ворота ненадолго расширились, чтобы пропустить три человеческие фигуры, которые, шатаясь, выступили из них. Стефани и Аннета в сержантских телах поддерживали между собой дрожащую Анжелину Галлахер. Они передали ее маленькой медицинской команде, а та поспешно повезла ее в госпиталь.
Мойо прорвался вперед и заключил Стефани в объятия; по общей линии связи прошли сигналы его переживаний.
— Я уже думал, что тебя потерял! — закричал он. — После всего этого я не смог бы этого выдержать!
— Мне очень жаль, — сказала она.
Физическое объятие оказалось почти невозможно, они громко столкнулись лбами, когда попытались поцеловаться. Репортеры, которые настроились на горький конец, столпились вокруг морских охранников, чтобы сосредоточиться на этой маленькой группе.
— Эй вы, пижоны, я Кохрейн, один из настоящих сверхгероев, тот самый, который вывел этих парней из бедствия. Это пишется Кохрейн: К — О — X…
В карантинных бараках было тихо. Не потому, что сержанты спали, они не нуждались в сне. Они лежали на койках или бродили по холлу внизу, где их интервьюировали репортеры, или они смотрели аудиовидеоновости (где показывали в основном их самих). Более всего они сейчас начинали привыкать к тому, что вернулись в свои настоящие тела и владеют ими на все сто процентов. Опасение и ощущение чуда при последнем повороте судьбы все еще заставляли их чувствовать себя растерянными. Ральф прошел через холл в одном из бараков в сопровождении бдительных Дина и Билла. Часовые позволяли сержантам свободно передвигаться повсюду — всем, кроме одного человека. Пять вооруженных военных стояли перед дверью того офиса, где внутри в безопасности находилась биотехническая конструкция. Двое вытянулись в струнку, когда приблизился Ральф, остальные по-прежнему не спускали с двери глаз.
— Откройте дверь, — приказал Ральф.
Дин и Билл вошли вместе с ним, выражение их лиц красноречиво говорило о том, что любой сержант, которому захочется, будет иметь дело с ними. Это выражение прочел единственный обитатель комнаты, неподвижно сидевший за столом. Ральф уселся напротив.
— Здравствуй, Аннета.
— Ральф Хилтч. Генерал, сэр. Вы становитесь повторяющимся и угнетающим обстоятельством моей жизни.
— Да. А теперь это жизнь, верно? И как себя чувствует человек, возвращаясь из мертвых к тому, чтобы стать реальной личностью?
— Это ведь то, чего я всегда хотела. Так что я не имею права жаловаться. Хотя, наверное, иногда с неблагодарностью буду жалеть об отсутствии сексуальности в этом теле.
— Но ты будешь еще более несчастлива, если я потерплю поражение и одержимые появятся на горизонте, чтобы захватить твое чудесное новое тело для какой-нибудь затерянной души, которая им овладеет.
— Не будьте же таким скромным. Вы не потерпите поражения здесь, на Омбее, Ральф. Вы слишком хорошо выполняете свою работу. Вы ее любите. Сколько осадных положений уже снято?
— Пятьсот тридцать два.
— Враг пал, я полагаю, это была хорошая стратегия, Ральф. Хорошая реакция на Кеттон. Но мне все еще хотелось бы увидеть вашу физиономию в тот момент, когда мы увели этот клочок земли прямо у вас из-под носа.
— И куда этот клочок вас привел? Что вы выиграли?
— Я получила тело, правда? Я снова живу.
— Только благодаря случаю. И ты не особенно помогала в этом, как я слышал?
— Да, да, эта сволочная святая Стефани, героиня летающего острова. Не собирается ли папа римский дать ей аудиенцию? Хотела бы я на это поглядеть — гнусный биотех с душой, удравший из чистилища, распивает чаи в Ватикане.
— Нет. Папа больше никого не принимает. Земля сдается одержанию.
— Вот дерьмо-то! Вы не шутите?
— Я совершенно серьезно. Последнее, что я слышал — вместо Ватикана теперь четыре купола. И теперь они, возможно, уже пали. Так что ты видишь, я победил. Но в конечном счете ты была права. Здесь это никогда не будет решено.
Сержант выпрямился. Пристальный взор не отрывался от Ральфа ни на секунду.
— Вы выглядите усталым, генерал. Это Освобождение вконец вас измотало, да?
— Мы с тобой оба теперь знаем, что нет никакого рая и никакого бессмертия. Одержимые никогда не получат то, чего хотят. И что они будут делать, Аннета? Что произойдет на Земле, когда она придет к этому миру святилища и синтезирующие пищу машины не станут работать? Что тогда?
— Все вымрут. Постепенно. И их страдания закончатся.
— Это и есть то, что ты называла последней перспективой? И концом проблем?
— Нет, у меня такая перспектива была. Я ее отвергла.
— Потусторонье предпочтительней смерти?
— Я ведь вернулась, разве не так? Что же мне, на колени перед вами встать?
— Я здесь не для того, чтобы торжествовать, Аннета.
— Тогда для чего вы здесь?
— Я — верховный главнокомандующий сил Освобождения. В настоящий момент эта ложность дает мне невообразимую степень власти — и не только в военных условиях. Скажи мне, есть ли какой-то смысл, чтобы я оставался здесь? Может теперь вопрос решится в Мортонридже или все, что мы с тобой оба перенесли, было напрасно?
— Вы во главе измотавшейся армии, которая стоит против умирающего врага. Вы все еще пытаетесь повысить ценность вашей славной войны, ища ей благородного завершения. Но такового не существует. Мы представляем собой лишь второстепенный отвлекающий удар в этой войне. Обходящийся невероятно дорого, фантастически драматическое развлечение для допущенных к нему масс. Мы отвлекали их внимание, пока реальные власть имущие мужчины и женщины решили, какой вскоре станет наша судьба. Политические силы решают, как род человеческий будет противостоять этому кризису. Война не имеет такого свойства. Война имеет только один исход. Война глупа, Ральф. Она — осквернение человеческой духовности. Она заставляет нас страдать ради исполнения мечтаний кого-то другого. Она не для тех людей, которые не верят в самих себя. Она для таких, как вы, Ральф.
Степень секретности помещения для конференций никогда не менялась. Княгиня Кирстен уже сидела на одном конце овального стола, когда белая пустота стенных экранов перешла в изображение Ральфа, представив его сидящим на другом конце этого стола. Больше не присутствовал никто.
— Ну и денек, — сказала Кирстен. — Мы не только получили назад всех наших людей в полной безопасности, мы получили еще некоторые потерянные души, чтобы заражать живущих.
— Я хочу это прекратить, — объявил Ральф. — Мы победили. А то, что мы делаем теперь, стало в высшей степени бесполезно и бесцельно.
— На моей планете все еще есть четверть миллиона одержимых. Мои подданные становятся их жертвами. Не думаю, что это кончилось.
— Мы держим их взаперти. Как угроза они нейтрализованы. Разумеется, мы будем продолжать держать их в изоляции, но я прошу окончить конфликт сам по себе.
— Ральф, это была ваша идея. Вся стрельба уже прекратилась.
— И это переместило их в Эрсуик. Этого вы и хотели — чтобы ваши подданные поедали друг друга?
Изображение княгини не проявило никакой эмоциональной реакции.
— Чем дольше они останутся одержимыми, тем больше будет расти количество раковых заболеваний. Их тела будут умирать, пока мы не вмешаемся и не освободим их.
— Мэм, я собираюсь издать приказ, продукты и медицинская помощь давались тем одержимым, которые в настоящее время находятся на осадном положении. Я не собираюсь его отменять. Если вы не хотите, чтобы такой приказ был официально отдан, вы должны будете освободить меня от моих обязанностей.
— Ральф, какого черта вы все это говорите? Мы побеждаем. На сегодняшний день снято уже сорок три осадных положения. Еще десять дней — самое большое, две недели, — и все закончится.
— Здесь все уже кончено, мэм. Преследование оставшихся одержимых, это… отвратительно. Прежде вы ко мне прислушивались. Боже мой, так все это и начиналось. Пожалуйста. Уделяйте столько же внимания тому, что я говорю вам теперь.
— Ничего вы не говорите, Ральф. Это незначительная война, небольшое упражнение в пропаганде, чем такие войны всегда и были. И, должна добавить, с вашей помощью. Мы должны иметь полную победу.
— Мы ее уже имеем. Более того, сегодня мы обнаружили, что возможно раскрыть ворота тому миру, куда бегут одержимые. Никто этого не понимает; за этим стоят физики; но мы знаем, что теперь это возможно. Когда-нибудь мы сможем сами повторять этот эффект. Одержимые больше не могут от нас прятаться. Это и есть наша победа. Мы можем заставить их повернуться лицом к тому, что они собой представляют, какова их ограниченность. Мы можем продолжать в том же духе, чтобы найти решение.
— Распространите для меня эту мысль.
— Теперь мы имеем власть над жизнью и смертью одержимых, держа их в осаде, особенно в последнее время, когда флот Конфедерации работает над антипамятью. Заканчивая осады их капитуляцией, мы попусту теряем нашу позицию, утрачиваем тактическое преимущество. Эклунд мне сказала, что кризис нашими силами здесь, на Омбее, никогда не будет разрешен. Я ей поверил было. Но сегодняшний день это изменил. Мы находимся в уникальном положении, чтобы принудить одержимых быть на нашей стороне и помочь нам найти решение. Решение есть, его нашли киинты. И кристаллические существа нашли решение, мы даже считаем, что его нашли и Леймилы, хотя массовое самоубийство не может быть ценной находкой для человечества. Так что обеспечьте оставшимся одержимым продукты, дайте им оправиться, а тогда начинайте переговоры. Мы сможем использовать ветеранов с острова Кеттон для того, чтобы они выступили вперед и начали диалог с нами.
— Вы имеете в виду сержантов, бывших одержателей?
— А кто сможет помочь нам лучше? Они на своей шкуре испытали, что мир-убежище ничем подобным вовсе не является на самом деле. Если уж кто-нибудь может убедить их, так только эти сержанты.
— Господи Боже. Сначала вы хотите, чтобы королевство приспособило биотехов, теперь вы хотите сделать меня союзницей самих потерянных душ!
— Мы же знаем, к чему приводит нас существование, противоположное им. Одна пятая континента опустошена и разорена, тысячи смертей, сотни тысяч жертв рака. И все эти страдания — в таком масштабе, какого мы не знали со времен Гариссанского геноцида. Так пусть же это что-то значит, мэм, пусть что-то хорошее из этого получится. Если только такое возможно, если есть малейший шанс, что это подействует, нельзя это игнорировать.
— Ральф, вы станете причиной смерти моих старших советчиков.
— Тогда они смогут вернуться из потусторонья и привлечь меня к суду. Так у меня развязаны руки отдать такой приказ?
— Если кто-то из этих одержимых воспользуется этим приказом как возможностью попытаться освободиться, я заключу их в ноль-тау в течение одного дня.
— Понял.
— Хорошо, генерал Хилтч, отдавайте ваш приказ.
Аль перешел в анфиладу комнат двумя этажами выше «Хилтона», где все еще работали все промышленные предприятия. Врачи нуждались в устойчивом электроснабжении, в работающих телефонных линиях, в чистом воздухе и прочей чепухе в таком же духе. Спальню новой квартиры превратили в больницу, устраивая рейды в монтерейский госпиталь, чтобы добыть оборудование и медицинские пакеты. И еще медикаменты прибывали из Сан-Анджелеса. Материалы, которые доводили Аля, части других людей, живые органы, мышцы, кровеносные сосуды и кожа. Эммет объехал всю планету в поисках совместимых глаз, то и дело сгружая их в склеп, служивший складом на Острове Заката. Предшествующий полет доставил их в Монтерей.
Врачи говорили, что все идет хорошо, Джез уже вне опасности. Ей перелили кровь, восстановили кожу и сухожилия, которые Кира сожгла до самых костей, имплантировали новые глаза. Когда закончились все операции, ее всю покрыли медицинскими пакетами. Теперь было только вопросом времени, чтобы она поправилась, так его уверяли.
Врачам не особенно нравились слишком частые визиты Аля. Джез выглядела такой беспомощной, обернутая в зеленый пластик, который он для нее достал и который закрывал все пакеты. Так что он слишком близко не подходил, просто неловко стоял у двери и смотрел на нее оттуда. Как всякий парень должен делать со своей дамой. Это давало ему множество времени на раздумья.
Микки, Эммет и Патриция пришли в гостиную этого жилища. Аль велел своему буфетчику принести напитки, когда все уселись вокруг низкого мраморного с медью столика, потом приказал всем остальным выйти из комнаты.
— О'кей, Эммет, как долго им еще сюда добираться?
— Думаю, где-то еще часов десять, Аль.
— Достаточно, — Аль прикурил гаванскую сигару и выпустил длинный хвост дыма в потолок. — На таком уровне мы можем их побить?
Эммет прихлебнул бурбон и снова поставил стакан на столик, внимательно изучая его.
— Нет, Аль, мы потерпим поражение. Даже если они пустят в ход такие же силы, какие у них были в Арнштадте, мы проиграем. А у них будет довольно боевых ос, чтобы сделать в нас два или три выстрела. Все на орбите над Новой Калифорнией будет опустошено. Корабли могут сделать прыжок и исчезнуть. Но им некуда будет лететь, кроме как на последнюю парочку планет, которые мы прочистили. И я не особо уверен, что им удастся даже это, мы думаем, что космоястребы флота преследовали многих наших парней из Арнштадта и взорвали их после того, как те улетели. И не так-то много их вернулось сюда.