Официальная Европа закрывала глаза на все, что здесь происходило, потому что европейские государства хотели мира для тех тридцати миллионов тонн нефти, которые ежегодно выкачивал Алжир.
   Закулисные интриги в Алжире были обычным делом, и структура власти держалась на перекупщиках и спекулянтах, вроде Хуари Джелиля, выполнявших те функции, которые правительство не могло осуществлять официально. Большинство производителей оружия находились в странах, где алжирские друзья вели свою подрывную деятельность, поэтому правительство Алжира не могло обратиться к ним непосредственно; вместо этого оно использовало таких людей, как Джелиль. Они обеспечивали поставки оружия, амуниции и подсобных материалов, закупали автоматы Калашникова и снабжали ими базы революционеров, расположенные в Западной пустыне.
   Это означало, что деятельность Джелиля была тесно связана с интересами некоторых не желающих афишировать себя организаций. Тот, кто хотел с ним увидеться, должен был заранее подготовить свою встречу. Поэтому Лайм стоял теперь на углу улицы в Касбе и ждал, когда ему подадут условный знак.
   Наконец он увидел долгожданный сигнал. На узкой улочке появился старый разболтанный «Рено 4CV» с опущенными противосолнечными козырьками.
   Он направился вслед за ним по городу; через каждый дом машина останавливалась и ждала, когда он подойдет. Они двигались по медине, лабиринту из десятков запутанных переулков и тупичков. Калеки и нищие толклись вокруг него: «Эй, мистер, не хотите гашиша? Возьмите травки!» Черный рынок валюты, изделия из кожи, таксисты и их сестры – эти арабские ребята торговали всем. Старый бербер в желтых шлепанцах и развевающемся балахоне приветствовал его вытянутой рукой, на которой от пальцев до плеча висели наручные часы: «Хотите дешевых?»
   Он проследовал за «рено» сквозь толпу арабов, слушавших какую-то пронзительную громкую музыку. Женщина в сером одеянии взглянула на него из-под своей чадры, а спустя еще один квартал к нему подошел араб и отчетливо произнес на ухо по-французски:
   – Спросите Хуари в следующем баре по правой стороне, месье.
   Лайм оглянулся, чтобы посмотреть на араба, но тот уже исчез в толпе.
   Бар оказался темным помещением, переполненным людьми и пропахшим чесноком и потом. Хозяином бара был высокий человек в феске; шея его была покрыта складками жира. Работая локтями, Лайм протолкался к стойке, и бармен спросил по-арабски:
   – Эфенди Лайм?
   – Да. Мне сказали, чтобы я справился здесь о Хуари.
   – В заднюю дверь, пожалуйста.
   – Благодарю.
   Он проложил себе путь сквозь толпу и пролез в проход, который был не шире его плеч. Крыши над головой не оказалось, и ему почудилось, что он попал на дно какой-то глубокой трещины, образованной древним землетрясением.
   В конце прохода, выходившего на улицу Хелиф-Бухалфа, стоял автомобиль. Черный «ситроен», старая четырехдверная модель с квадратной крышей. Сидевший за рулем араб увидел приближавшегося Лайма и перегнулся через спинку сиденья, чтобы открыть заднюю дверь.
   Лайм залез внутрь и захлопнул дверцу. Араб молча тронул машину, и Лайм откинулся на спинку, чтобы расслабиться во время поездки.
 
   «Сент-Джордж» был роскошным государственным отелем, стоявшим на высоком холме с замечательным видом на город. «Ситроен» подъехал к служебному входу, и араб указал на него пальцем; Лайм вышел из машины и вошел внутрь.
   В коридоре стоял сильный запах кухни. Он подошел к невысокому человеку в униформе, который следил за его приближением с меняющимся выражением лица, и, когда Лайм остановился прямо перед ним, спросил:
   – Мистер Лайм?
   – Да.
   Куртка у человека откровенно оттопыривалась – Джелиль явно окружил себя охраной.
   – Идите направо по этой лестнице, пожалуйста. Поднимитесь на второй этаж и увидите комнату номер 2-14.
   – Спасибо.
   Дверь открыла грузная женщина с отчетливо обозначенными усиками. Она отступила в сторону и предложила войти.
   Джелиль стоял перед креслом, с которого он только что поднялся. Он поприветствовал Лайма легкой улыбкой:
   – Я думал, вас уже отправили в отставку.
   – Так оно и есть, – ответил Лайм.
   Джелиль сделал едва заметный жест, и женщина вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
   Эта комната явно не была резиденцией Джелиля. Никаких личных вещей. Интерьер был выдержан в стиле отелей «Хилтон», окна номера выходили на склон холма.
   – Как дела, Дэвид?
   – Неважно, – ответил он, бегло оглядев комнату. Если помещение прослушивалось, внешне это было незаметно; под кроватью и в гардеробе могли спрятаться люди.
   – Здесь никого нет, – сказал Джелиль. – Вы хотели, чтобы я встретился с вами с глазу на глаз, да?
   Джелиль был смуглым и худым и походил больше на корсиканца, чем на араба, однако лицо его выглядело авторитетным и внушительным, как у человека, который многое повидал в жизни, но в основе своей не изменился. В этом заключалась его сила и его слабость: что бы с ним ни происходило, он всегда оставался таким же, каким был раньше.
   Джелиль улыбнулся и поставил на кресло полотняную сумку, в которой звякнули бутылки.
   – Чинзано или ром?
   – Лучше чинзано. – Ему нужна была ясная голова.
   – В ванной должны быть стаканы.
   Лайм нашел пару треснутых бокалов и, возвращаясь с ними, сообразил, что Джелиль нарочно послал его в ванную, – убедиться, что в ней никого нет. Он вернулся с бокалами в комнату и бросил взгляд на зеленый тюрбан, лежавший на кровати:
   – Вижу, вы получили знак паломничества в Мекку.
   – Да, я совершил его шесть лет назад.
   Превосходно, подумал Лайм.
   Джелиль протянул ему бутылку, и Лайм поблагодарил его взмахом бокала.
   – По крайней мере, это лучше, чем тот «пинар», который мы пили прежде, верно?
   Лайм присел на краешек кровати: номер отеля был плохо приспособлен для ведения беседы.
   – Как Сильвия?
   Джелиль просиял улыбкой:
   – О, она стала совсем взрослой! Через месяц выходит замуж. За сына министра.
   Когда Лайм видел ее в последний раз, ей было четыре года. Он не стал задерживаться на этой мысли.
   – Очень рад это слышать.
   – Приятно, что вы ее не забыли, Дэвид. Это очень любезно с вашей стороны.
   – Она была очаровательным ребенком.
   – Да, а теперь стала очаровательной женщиной. Вы знаете, что она снимается в кино? У нее маленькая роль в одном французском фильме. Что-то про войну, из времен Роммеля. – Джелиль широко улыбнулся. – Я мог бы получить большой заказ. Хоть на целый бронетанковый батальон.
   – Не сомневаюсь, что это была бы очень выгодная сделка.
   – Да, как обычно. Но в этот раз для меня было важнее, чтобы продюсеры дали роль моей дочери. Ради этого я предоставил им в аренду танки по смешной цене. Я знаю, что актриса она никакая, но в кадре выглядит отлично.
   Блестящие черные волосы Джелиля были аккуратно зачесаны за маленькие уши; он выглядел солидным, процветающим и довольным собой человеком. Лайм сказал:
   – Юлиус Стурка держит где-то здесь нашего президента. Возможно, в горах.
   Как Лазаря, подумал он, который лежит в открытой могиле, ожидая прихода Спасителя.
   Улыбка Джелиля быстро погасла. Лайм осторожно продолжал:
   – В сложившихся условиях мое правительство может быть весьма щедрым.
   – Что ж, это интересная новость. Только я не уверен, что смогу вам чем-нибудь помочь.
   Лицо Джелиля замкнулось; по его виду трудно было догадаться – то ли он как-то причастен к этому делу, то ли просто удивлен. Но Лайм был достаточно опытным человеком.
   – За информацию, которая поможет нам освободить Клиффорда Фэрли, мы готовы заплатить полмиллиона долларов.
   Он говорил по-арабски, желая, чтобы Джелиль отвечал ему тоже по-арабски: когда человек выражается не на родном языке, трудно уловить нюансы его речи. Его акцент мешает передать интонациями то, что он хочет сказать на самом деле.
   – Я абсолютно уверен, что вы можете мне помочь, – настойчиво прибавил он.
   – Что заставило вас обратиться ко мне, Дэвид?
   – А что заставило вас замолчать, когда я заговорил о Стурке?
   Джелиль ответил безмолвной улыбкой. Лайм сказал:
   – Ваши уши, эфенди, открыты для многих языков. Мы оба знаем цену этому качеству.
   – Вы ставите мне трудную задачу. Я не видел Стурку с тех пор, как он участвовал в освободительной борьбе Алжира.
   – Но может быть, вы что-то слышали?
   – Я не уверен.
   – Стурке нужно укрытие. Ему нужны снабжение и транспорт. Ему нужно заручиться поддержкой чиновников министерства, которые отвечают за патрульную службу в горах, – он должен убедиться в том, что люди из Фронта национального освобождения его не тронут.
   – Возможно, все это верно, если предположить, что они действительно скрываются в горах. Но почему вы в этом так уверены?
   – Потому что в деле замешан Бениузеф Бен Крим.
   – Думаю, это не единственная зацепка? У вас есть другие данные?
   Лайм молча кивнул: он сказал все, что хотел сказать. Не стоило тратить время и рассказывать о том, что благодаря Мецетти они проследили перемещения Стурки до южного побережья Испании, откуда Стурка мог направиться в Алжир.
   Джелиль встал и прошелся до двери, потом повернулся, подошел к окну и повернулся снова. Лайм закурил сигарету, поискав глазами пепельницу. Торопить Джелиля не стоило – пусть как следует поразмыслит о деньгах. После этого он начнет торговаться. Джелиль начинал свою карьеру торговцем лошадьми; первый капитал он заработал на лошадиных аукционах.
   У двери Джелиль снова повернулся, замер, хмуро уставившись на стену, несколько раз стукнул ногой об пол и что-то пробурчал себе под нос. Потом медленно подошел к окну и выглянул наружу – Лайм смотрел на его спину.
   Внезапно Джелиль повернулся к Лайму. На фоне окна было почти невозможно разглядеть его лицо, лишь очертания головы четко вырисовывались на сумеречном небе.
   – Вы помните местечко под названием Эль-Джамила?
   – То, что в нескольких километрах от побережья?
   – Да.
   – Они держат его там?
   – Нет. Конечно нет. Я не знаю, где они могут быть. Но в Эль-Джамиле есть один человек, местный француз, который шпионил за французским лагерем для Бен Беллы. Мне кажется, что он может помочь вам в ваших поисках.
   Лайм не слышал за спиной шума, поскольку все его внимание сосредоточилось на Джелиле. Случайно повернув голову, он заметил краем глаза какое-то движение – бесшумно отворилась дверь – и почувствовал, как на черепе стянулась кожа. Он молниеносно перекатился через кровать и упал на пол, после чего услышал хлопок пистолета с глушителем и удар пули в стену над головой. Револьвер уже был у него в руках.
   Лайм уперся плечом о стену. Снизу он увидел припавшую к полу скрюченную фигуру и три раза быстро выстрелил из револьвера, одновременно узнавая человека, в которого стрелял.
   Это была женщина с усиками. Она застыла с несколько комичным выражением удивления на лице; когда она упала, Лайм бросился к Джелилю.
   В руках Джелиля был кривой нож. Он замахнулся им на Лайма.
   Лайм парировал удар револьвером. Запястье Джелиля ударилось о железо. Он не выпустил нож, но рука у него онемела, и Лайм, отбросив пистолет, крепко схватил его одновременно за локоть и запястье и резким ударом сломал ему руку о колено.
   Он отбросил Джелиля к стене; тот сполз на пол, и Лайм, подобрав револьвер, быстро подскочил обратно к женщине. Взглянув на нее, он понял, что проблем с ней больше не будет, но на всякий случай поднял с пола ее пистолет с глушителем. Подходя к двери, он чувствовал себя, как ковбой из вестерна – Рэндольф Скотт с двумя пистолетами в руках.
   В коридоре никого. Стены в гостинице были толстыми, да и жильцы в любом случае не стали бы реагировать на шум: если турист слышит странные звуки в незнакомом месте, то чувствует неуверенность и беспокойство, а не идет искать себе лишних проблем.
   Если у Джелиля были в отеле другие телохранители, они находились вне пределов досягаемости звука. Тот, что стоял внизу под лестницей, не слышал ничего.
   Лайм запер дверь изнутри и взглянул на Джелиля. Араб сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и держал свою сломанную руку.
   Лайм опустился на корточки рядом с женщиной и спрятал один из пистолетов к себе в карман. Он вытащил несколько ворсинок из своего твидового пиджака, положил их на ноздри женщины и сжал ее губы.
   Ворсинки не шевелились. Женщина была мертва.
   Джелиль начал бормотать какие-то ругательства. Лайм ударил его кулаком в висок; араб с проклятиями рухнул на бок и заорал от боли, когда его сломанная рука стукнулась об пол.
   Лайм знал, что телефон в номере подсоединен через коммутатор гостиницы, но все-таки решил рискнуть. Он дал оператору номер Джильямса.
   – Это Дэвид Лайм. Я в «Сент-Джордже», комната 2-14. Пришлите команду зачистки. Здесь одна пташка в ауте, а у другого подбито крылышко, нужен медик. Только постарайтесь обойтись без помпы.
   Он надеялся, что использование американского сленга может сбить с толку тех, кто, возможно, прослушивает линию. Лайм добавил:
   – Распорядитесь задержать дочь Хуари Джелиля Сильвию. Она играет в фильме, который французы снимают где-то в городе.
   – Вас плохо слышно. С вами все в порядке?
   – Почти. Не заставляйте себя ждать.
   Он повесил трубку и откинулся в кресле.
   Джелиль пытался сесть, прижимая к себе сломанную руку. Лайм ждал, когда он снова сможет говорить. Лицо Джелиля было искажено от боли, но Лайм знал, что он слышал его разговор по телефону.
   Наконец Лайм произнес:
   – А теперь расскажите мне об этом французе из Эль-Джамилы.
   Джелиль с вызовом ответил:
   – Я старый человек, Дэвид. Я немного потеряю, если предпочту молчать.
   – Ровно столько же, сколько и все остальные, – остаток своей жизни.
   – Вот об этом я и говорю.
   Джелиль был реалистом.
   О французе из Эль-Джамилы он сказал правду, потому что у него не было причин лгать: он считал, что говорит с покойником. Его слова звучали убедительно, он хотел отвлечь ими Лайма, чтобы женщина могла беспрепятственно подкрасться сзади.
   Лайм попробовал другой способ:
   – Вы знаете, что этим делом занимаются тысячи людей, даже сотни тысяч. Чего бы вы добились, убив одного меня?
   – Многого. Я считаю вас человеком, у которого больше всего шансов их найти.
   – Сколько вам заплатил Стурка?
   – Не говорите ерунды.
   – Я приказал задержать Сильвию.
   – Я слышал.
   – Вот и хорошо. Просто хотел в этом убедиться.
   – Вы ничего ей не сделаете. Я вас знаю.
   – Вспомните о том, что стоит на кону, и подумайте еще раз.
   Лицо Джелиля исказилось от нового приступа боли; когда спазм прошел, он расслабился и затих. Лайм перезарядил свой револьвер, засунул его в потайной карман и посмотрел на пистолет с глушителем. Это был «люгер» калибра 7,62 мм. Лайм вытащил из него все патроны и спрятал к себе в пальто, потом отбросил подальше гильзу и положил пистолет на кровать:
   – Кто это был – ваша мать?
   Джелиль пробормотал: «Это не смешно». Лайм снова взглянул на убитую. Ее лицо посерело, под кожей проступили синевато-багровые пятна. Ей было лет пятьдесят. Европейка или полукровка; возможно, одна из «пье-нуар», то есть «черноногих», – французов, которые родились в Алжире.
   – Ладно, у вас будет время об этом поразмыслить. А теперь скажите мне имя.
   Джелиль поднял плечи и качнул головой – арабский жест «ма-алеш», означавший примерно то же, что у европейцев пожимание плечами: «Ничем не могу помочь». Джелиль был воспитан в духе арабской идеи мужественности – «руджулиях» – мистическая сила, придававшая их храбрости крепость стали. Лайму всегда было трудно сломать такую защиту.
   Лайм сказал:
   – Вы знаете, что у меня очень мало времени. Поэтому мы не станем с вами церемониться. Мы заставим вас смотреть на то, что будем делать с Сильвией, а я могу пообещать, что ей придется очень скверно.
   Джелиль с трудом заставил себя сесть. Его наконец проняло; он начал думать, и это означало, что Лайм победил. Вскоре на лице Джелиля появилось что-то, похожее на улыбку.
   – Что ж, как принято у вас говорить: надо жить.
   – Нет, – мягко ответил Лайм. – К вам это не относится.
 
   В Эль-Джамиле было влажно.
   Они поехали туда на двух машинах. Чэд Хилл вез Лайма на «симке», за ними следовал старый универсал – из тех, что делались из настоящего дерева, – с командой из шести человек. В кузове универсала стоял шифровальный передатчик на ультравысоких частотах. Его дальность была невелика, но вполне достаточна, чтобы связаться с американской морской базой, расположенной в Марокко.
   Последняя ночь, проведенная в самолете, мало освежила Лайма. Он чувствовал себя заторможенным и вялым. В его ушах еще гудел голос Джильямса – тот был чрезвычайно раздосадован убийством, историей с Джелилем и Сильвией и теми двумя телохранителями, которых Джелиль поставил внизу под лестницей. Джильямс относился к бюрократам, которые в делах любят равновесие и не переносят, когда вещи вдруг переворачиваются вверх дном.
   Двигаться надо было быстро, потому что исчезновение Джелиля скоро заметят. Если они не успеют, все его контакты уйдут в подполье.
   – Поверните направо и медленно поезжайте вдоль берега. Кажется, я узнаю это место.
   Эль-Джамила была пляжным курортом, который привлекал туристов низкими ценами и экзотикой туземной жизни. Высоко в небе стояла луна, поблескивавшая на гребнях средиземноморских волн.
   Джелиль назвал ему имя – Анри Бино. «Черноногий», который предал свою расу и шпионил для Фронта национального освобождения; теперь он занимался чартерными рейсами – три лодки и один гидроплан – и был одним из главных перевозчиков Джелиля.
   Лайм еще не совсем оправился от шока, в который повергла его история с женщиной, вооруженной «люгером». Судя по всему, Стурка попросил – в том случае, если поиски зайдут так далеко, что доберутся до Джелиля, – избавить его от преследователей и пообещал за это отблагодарить; благодарность выразилась бы в значительной сумме денег. Лайм думал о том, знал ли Стурка, кто будет его преследователем. Впрочем, особого значения это не имело.
   Бар. Реклама чинзано, на обочине старая проржавевшая машина без колес. Множество пустых участков по обеим сторонам улицы, застроенной квадратными домами в белой штукатурке. Недалеко от дороги причал чартерной фирмы, к нему пришвартованы несколько лодок; самолет-амфибия с двумя двигателями привязан к буйку и покачивается на волнах.
   В баре было пусто, только двое мужчин сидели в углу за небольшим столом, не слишком просторным для их тарелок, стаканов и локтей. Они ели «руге», местную рыбу. При виде вошедших оба подняли головы, но продолжали есть. Чэд Хилл остался у входа, а Лайм спросил по-французски:
   – Месье Бино? Мы хотели бы зафрахтовать вашу «Каталину».
   Один из сидевших вытер рот тыльной стороной ладони и потянулся к вину, чтобы промочить горло:
   – Я Бино. Кто вас прислал?
   – Хуари Джелиль.
   Бино смотрел на него с подозрением. У него была бычья шея и красное лицо. Короткие седые волосы, упитанный животик.
   – И вы хотите арендовать мой самолет?
   – Может быть, обсудим это на причале? – предложил Лайм.
   Бино понимающе кивнул. Он пробормотал что-то своему партнеру, встал и приглашающим жестом указал на дверь. Лайм и Чэд Хилл повернулись, вышли наружу и стали ждать Бино. Когда он появился, Лайм наставил на него оружие.
   Бино что-то пробурчал; его глаза превратились в щелочки, и он изобразил на лице подобие улыбки.
   – Что это значит?
   – Идем.
   Они провели Бино за угол дома. Остальные шестеро стояли возле универсала. Трое подняли револьверы, еще трое поставили Бино к машине и, приказав положить руки на капот, приступили к обыску.
   Они нашли карманный револьвер и два ножа. После того, как Бино обезоружили, Лайм сказал:
   – Здесь слишком многолюдно. Давайте поднимемся на борт одной из лодок.
   Они отправились вместе с ним на причал и провели его по трапу в переднюю каюту. Борта лодки скреблись о старые покрышки, которые использовали на причале вместо перил. Один из людей Лайма зажег фонарь.
   Лайм обратился к Бино:
   – Сядь.
   Бино медленно стал опускать зад, пока не наткнулся на ребро койки. Он сидел и смотрел на них, бегая взглядом по всем лицам.
   – Мы ищем Стурку, – сказал Лайм.
   – Никогда о нем не слышал.
   У Бино был высокий сиплый голос. Как шершавый гравий, подумал Лайм.
   – Они были у тебя несколько дней назад – возможно, в среду вечером. Они хотели, чтобы ты их куда-то перевез, на лодке или на самолете.
   – Многие люди фрахтуют у меня лодки или самолет. Это моя работа.
   – У них был пленник.
   Бино пожал плечами, и Лайм повернулся к Чэду Хиллу:
   – Он думает, что все, что мы сделаем с ним, чтобы развязать ему язык, ничто по сравнению с тем, что сделают с ним Стурка и Джелиль, если он заговорит.
   – Предложите ему деньги, – сказал Чэд по-английски.
   Бино понял эту фразу, и на его лице появилось хитрое выражение. Лайм сказал по-французски:
   – Двести тысяч динаров, Бино. За эту цену можно купить хороший самолет.
   Во всяком случае, эти слова привлекли его внимание. Лайм прибавил:
   – Тебе не нужно бояться Джелиля – это он прислал нас к тебе. Что касается Стурки, то из этой переделки он живым не выйдет. Ты ведь знаешь, кто его пленник.
   – Нет, не знаю.
   – Хочешь сказать, что они закрыли ему лицо?
   Бино не ответил. Лайм сел на койку напротив него. В маленькой каюте набилось много народу; у Бино был угнетенный вид. Лайм сказал:
   – Двести пятьдесят тысяч динаров. Это двадцать пять тысяч фунтов стерлингов. В золотых соверенах.
   – Пока я не вижу перед собой никаких денег.
   Лайм, не поворачивая головы, произнес по-английски:
   – Принесите.
   Один из его людей вышел и поднялся по трапу; лодка закачалась под его шагами. Лайм сказал:
   – Деньги у нас с собой. Так будет быстрее. Мы экономим время.
   – В самом деле?
   – Пленник – Клиффорд Фэрли. Если ты еще не знал.
   На это не последовало никакой реакции. Бино сидел молча, пока с берега не вернулся агент. В руках у него была тяжелая кожаная сумка. Они раскрыли ее на палубе, и два агента стали отсчитывать большие золотые монеты, складывая их в аккуратные столбики.
   Лайм спросил:
   – Так как насчет Стурки?
   – Я не знаю человека с таким именем.
   – Называй его как угодно. Или тебе не нужны деньги, Бино? – Лайм наклонился вперед и похлопал его по колену. – Ты знаешь, какая у тебя альтернатива. Мы выбьем из тебя все, что нам нужно. Когда мы закончим, от тебя мало что останется.
   – Вот этого я как раз и не понимаю, – ответил Бино, и их взгляды встретились. – Почему вы с этого не начали? Сэкономили бы деньги.
   – У нас нет времени. Мы так и поступим, если ты нас к этому принудишь, но пока нам хотелось бы покончить с этим побыстрее.
   – Откуда мне знать, что потом вы меня не убьете и не заберете деньги?
   – Знать ты этого не можешь, – согласился Лайм. – Но что ты теряешь?
   Агенты выложили столбики на сумму двадцать пять тысяч фунтов стерлингов, а остальное смахнули обратно в сумку. Пока сумку не закрыли, Бино не сводил с нее глаз; потом он сказал:
   – Может быть, моя информация не стоит таких денег.
   – Если она нам поможет, деньги твои.
   – А если нет?
   – Увидим.
   – Я не знаю их имен и не знаю человека, о которым вы говорили. Не знаю пленника.
   – Где ты их забрал?
   – Я их не забирал. У них был свой пилот.
   Во рту у Лайма появился горький вкус.
   – Опиши его.
   – Негр. Большой, плотный, всегда что-то жует.
   – Когда все это случилось?
   – Дней десять назад.
   – Кто с тобой договаривался? Джелиль?
   – Нет. Человек по имени Бен Крим.
   – Бениузеф Бен Крим, – пробормотал Лайм. – Опять он. Что он тебе рассказал?
   – Ничего, месье. Он забронировал мой самолет на двенадцатое число. С полными баками. Сказал, что у них будет свой пилот. Я только должен был подвезти их к самолету.
   – Когда они приехали, Бен Крим был с ними?
   – Нет.
   – Сколько их было?
   – Четверо, – ответил Бино и нахмурился. – Нет, пятеро. Пленник и четверо других. Одна женщина, один негр. Остальные двое завернуты в бурнусы, их лиц я не видел.
   – В каком состоянии находился пленник?
   – Кажется, в нормальном. Лицо у него было закрыто.
   – Закрыто?
   – Ну да. Белая лента и пластыри.
   Бино сделал рукой жест, как будто обматывал глаза и рот.
   – Они как-то объясняли тебе его присутствие?
   – Почти нет. Сказали что-то насчет международных сил. Я подумал, что они поймали одного из них. Знаете, берберы до сих пор воюют.
   Все это звучало слишком гладко; возможно, он лгал. Впрочем, это не имело большого значения. Лайм сказал:
   – Я вижу, самолет снова у тебя. Как ты его вернул?
   – Мне пришлось поехать за ним в вади10. Через горы.