осматривают. Они сейчас в ресторане, прибыли из каньона. По-моему, те
самые, которым во Фриско масса Дамфи и его приятели пускали пыль в глаза.
Верят всякому слову... Ребята по дороге их здорово накачали. Пит Дамфи
начал, а ребята подбавили.
Джек сумрачно усмехнулся.
- Можешь не приносить мне завтрака, Пит, я спущусь в ресторан.
Путешественники, о которых несколько туманно сообщил своему хозяину
Пит, были мистер Рейнор с супругой, совершавшие "тур" под мудрым
руководством сан-францисского газетчика; его приставил к ним мистер Дамфи,
чтобы они оценили по достоинству, что такое калифорнийское гостеприимство.
Сейчас они сидели за завтраком и были несказанно удивлены, когда в зал
вошел красивый, бледный, чуточку томный господин, изящество костюма
которого самым досадным образом контрастировало с их собственной помятой в
дороге одеждой. Сопровождаемый личным слугой, незнакомец приблизился и
молча занял место за столом напротив путешественников и их гида. Миссис
Рейнор мгновенно обнаружила какие-то недостатки в своем туалете и после
минутного колебания извинилась и ушла. Мистер Рейнор, весьма
заинтригованный внешностью незнакомца, подтолкнул локтем журналиста, но
тот по причине, известной лишь ему одному, никак не реагировал на этот
сигнал. Возможно, он просто не почувствовал толчка, а может статься, что,
узнав в кареглазом незнакомце более чем известного Джека Гемлина, счел
разумным не сообщать никаких сведений об этом джентльмене в его личном
присутствии. Так или иначе, но с появлением мистера Гемлина он разом
пресек свои неумеренные похвалы калифорнийской жизни, стал необщителен и
погрузился в чтение утренней газеты. Обождав, пока дама удалилась, и не
обращая более никакого внимания на своих соседей по столу, мистер Гемлин
извлек из кармана револьвер и охотничий нож, небрежно, словно это было в
порядке вещей, положил их справа и слева от своего прибора, окинул
рассеянным взглядом сервировку стола и подозвал Пита.
- Передай им, - сказал Джек, не повышая голоса, - что я привык есть за
завтраком крупный картофель. Спроси, кто их надоумил подать эту мелочь.
Скажи, что я не люблю ждать. Ружье у тебя заряжено?
- Да, сэр! - быстро ответил Пит; ни один мускул не шевельнулся на его
черном лице.
- Отлично. Захвати его с собой.
Тут мистер Рейнор, который лишь минуту назад от души восторгался
небывало крупным калифорнийским картофелем, дал волю своему любопытству.
Отчаявшись добиться толку от своего спутника (невзирая на повторные
настойчивые подталкивания локтем), он перегнулся через стол к бледному
незнакомцу.
- Прошу прощения, сэр, - сказал он почтительно, - но мне послышалось,
что вы сказали, будто картофель мелок, и попросили принести вам покрупнее?
- Впервые в жизни мне осмеливаются подать на завтрак картофелину,
целиком умещающуюся на тарелке, - степенно разъяснил Джек. - До сих пор я
не думал, что подобное возможно. Очевидно, в этих районах Калифорнии не
умеют выращивать овощи. Я здесь прежде не бывал; как видно, и вы тоже. Но
если я заезжий гость, это еще не причина, чтобы обращаться со мной
неуважительно.
- Благодарю вас за разъяснение, - сказал окончательно сбитый с толку
Рейнор. - Я позволю себе задать еще один вопрос. Мне послышалось, что вы
приказали своему слуге, когда он пойдет к повару, захватить ружье. Следует
ли понимать это так, что...
- Пит - славный негр, - небрежным тоном перебил его мистер Гемлин, - и
мне было бы жаль потерять его. Возможно, что вы правы и что в данном
случае я проявил чрезмерную осторожность. Но когда теряешь за три месяца
двух слуг подряд от огнестрельной раны, поневоле становишься мнительным.
Невозмутимый тон собеседника, молчание журналиста и глубокая тишина, в
которой все присутствующие в ресторане внимали этой поразительной речи,
довершили изумление мистера Рейнора.
- Великий боже! - вскричал он, адресуясь к своему онемевшему спутнику.
- Это потрясающе! Ничего подобного я в жизни не видывал!
Мистер Гемлин в свою очередь перевел взгляд на молчавшего джентльмена.
- Ваш друг калифорниец. Он знает, как мы не любим выдумщиков и как
принято в Калифорнии отвечать на обвинение во лжи. Я уверен, что он
поддержит меня.
Журналист торопливо пробормотал несколько слов, из которых следовало,
что он полностью подтверждает то, что рассказал мистер Гемлин, после чего
быстро удалился, оставив своего подопечного на произвол судьбы. Я мог бы
подробно рассказать здесь, как использовал Джек благоприятную ситуацию и
что успел он доверительно сообщить своему собеседнику о растительном мире
Нижней Калифорнии, о природных богатствах края, о том, как дешево ценятся
здесь собственность и жизнь человеческая. Несмотря на некоторые странности
в этом рассказе, мистер Рейнор нашел мистера Гемлина собеседником редкого
очарования. Позже, когда журналист присоединился к ним, мистер Гемлин
попросил его лично засвидетельствовать мистеру Рейнору, сколь губительна
все еще - увы! - распространенная в Калифорнии страсть к карточной игре, и
рассказал, как оба они - и журналист и он сам - в свое время от нее
пострадали; путешественник был так глубоко поражен неподдельной
искренностью и высокими моральными требованиями своего нового знакомого,
что стал просить его принять участие в их "туре". Вполне вероятно, что
мистер Гемлин и согласился бы на это предложение, если бы не неожиданное
происшествие.
Еще продолжая разговор, он с любопытством остановил взгляд на
незнакомом человеке, который, войдя, пристроился с робким, застенчивым
видом у самой двери. Странная неуверенность вновь прибывшего так не
вязалась с его физическими данными, с могучим сложением и с медвежьей
силой, таившейся в каждом мускуле, что мистеру Гемлину захотелось, по
всегдашнему его дерзкому обычаю, подойти к незнакомцу и спросить напрямик:
"Что у тебя на руках?" В том, что вновь прибывший "придерживает козыри" -
прошу извинить меня, что я продолжаю пользоваться ходовыми выражениями
мистера Гемлина, - что вся эта неуверенность и робость - чистое
притворство, рассчитанное на уловление простаков, мистер Гемлин не
сомневался и был от души восхищен актерским талантом незнакомца. Все же
его удивляло, почему человек в здравом рассудке и имея такой "богатый
прикуп" предпочитает "ходить с маленькой", когда мог бы без дальних
церемоний "показать масть". Прошу снова извинения у читателя.
Незнакомец был одет, как одеваются старатели в южной части страны;
впрочем, все выглядело на нем аккуратным, что следовало отнести за счет
его чистоплотности, и живописным, что объяснялось его исключительной
внешностью. На нем были белые парусиновые брюки и рубаха из того же
материала с отложным матросским воротником; по-матросски же завязанный
платок сбился набок и обнажил загорелую шею; она красовалась подобно
могучей колонне, лишь частично укрытая густой каштановой бородой. Русые
кудри ниспадали по обе стороны широкого лба; на щеках, сильно
покоричневевших от постоянного пребывания на воздухе, пробивался румянец.
Впрочем, то ли болезнь, то ли кручина наложили свой характерный отпечаток
на лицо незнакомца; такое предположение косвенно подтверждалось и тем, что
он почти не прикоснулся к поданной еде. Глаза его были опущены, а когда он
подымал их, взор был так робок, что его трудно было даже уловить. Тем не
менее внешность великана была достаточно притягательной и вызвала интерес
не у одного лишь мистера Гемлина. Мистер Рейнор был в совершеннейшем
восторге, а газетчик не преминул рекомендовать ему незнакомца как типичный
образец старательского населения Калифорнии. Смущенный этим вниманием
зрителей, которое он не мог не почувствовать даже при своей глубокой
задумчивости и видимом равнодушии к окружающему, старатель поднялся и
вышел на веранду, где лежала его сума и горняцкое снаряжение. Мистер
Гемлин, пребывавший все последние дни по причине, непонятной для него
самого, в каком-то особенном настроении, решил проявить деликатность и
молча удалился в бильярдную, чтобы дождаться там прихода дилижанса. Не
успел он закрыть за собой дверь, как газетчик выложил мистеру Рейнору все,
что считал необходимым сообщить о роде занятий мистера Гемлина и о его
репутации; попутно опроверг и его измышления относительно калифорнийских
природных богатств и калифорнийских нравов и тем восстановил пошатнувшуюся
было уверенность мистера Рейнора, что надежнее места для помещения
капитала, чем Калифорния, нет на свете.
- Что же касается опасностей, якобы подстерегающих здесь приезжего, -
сказал негодующий журналист, - то позвольте заверить вас, что жизнь у нас
столь же безопасна, как в Нью-Йорке или в Бостоне. Не спорю, на заре
заселения страны здесь подвизались различные авантюристы, вроде этого
Гемлина, но, скажу вам прямо, сэр, лучшим ответом каждому, кто осмелится
чернить Калифорнию, может служить человек, которого вы только что видели.
Вот наш калифорнийский старатель! Сильный, мужественный, честный,
работящий, скромный в быту, кроткий как агнец! Мы гордимся этими людьми,
сэр, да, гордимся!.. Что? Шум?.. Дилижанс подошел!.. Пустяки!..
Нет, то были совсем не пустяки. В мгновение ока на веранде, под самым
окном, взволнованные, пытающиеся что-то высмотреть через плечо зрители
окружили небольшую группу, в центре которой высилась фигура
великана-старателя. И не только в том было дело. Трудно определяемая
тревога и смятение охватили присутствующих: так бывает, когда острое
страдание какого-нибудь одного человека, в силу самой своей интенсивности,
без каких-либо посредствующих факторов, вдруг передается окружающим. Из
толпы выступил Юба Билл, кучер уингдэмского дилижанса; он подошел к стойке
и с немалым усилием стянул с рук гигантские кожаные перчатки.
- Что там приключилось, Билл? - спросили пять или шесть человек сразу.
- Да ничего, - ответил Билл. - С нами приехал шериф из Калавераса. Взял
под арест кого-то.
- Когда, Билл?
- Да вот сейчас. На веранде. Увидел его с первого взгляда.
- За что? Кого? Да кто же это? Да в чем дело? Что он натворил? -
закричали все хором.
- Вчера вечером убил человека в Гнилой Лощине, - ответил Билл, в один
глоток осушая стакан, который заботливый трактирщик поставил перед ним, не
дожидаясь заказа.
- Кого он убил?
- Мексиканца из Фриско по имени Рамирес.
- Кто его убил? Как зовут арестованного?
Голос был Джека Гемлина. Юба Билл живо обернулся, опустил стакан на
стойку, утер рот рукавом и, улыбаясь во весь рот, протянул Джеку свою
огромную лапищу.
- Тысяча дьяволов, старик, ты ли это? Как жизнь, дружище? Малость спал
с лица, я вижу, но хватка прежняя! Мне передавали, что тебе вроде как
нездоровилось в Сакраменто на прошлой неделе. Славная встреча, право, и
как раз вовремя! А ну, хозяин, плесни стаканчик зелья для Джека! Твое
здоровье, старик! Тысяча дьяволов, я рад тебя видеть!
Толпа глазела на собеседников, исполненная почти благоговейного
восторга. То была встреча богов - Джека Гемлина и Юбы Билла. Все затаили
дыхание Поставив пустой стакан, Гемлин первым нарушил тишину; щеки его
слегка порозовели.
- Как ты сказал, - промолвил он, лениво, по своему обычаю, выговаривая
слова, - как зовут человека, который зарезал мексиканца?
- Гэбриель Конрой, - ответил Билл.



    2. МИСТЕР ГЕМЛИН ВСТУПАЕТ В ИГРУ



Арест прошел без осложнений. К удивлению шерифа, Гэбриель и не пытался
сопротивляться; он подчинился судьбе с какой-то странной готовностью,
словно арест был первым шагом к скорейшему решению вопроса, в котором он
лично был заинтересован. Впрочем, как отметили некоторые наблюдатели, он в
то же время обнаружил не свойственные его характеру расчет и осторожность.
Он пожелал лично ознакомиться с ордером на арест, спросил, как было
обнаружено тело убитого, и не захотел представить собравшимся никаких
объяснений по поводу своего ареста, чем весьма разочаровал всех, знавших
его как откровенного и простодушного человека; такое поведение Гэбриеля
было расценено как преднамеренная хитрость и истолковано против него. Не
сопротивлялся он и при обыске; ни оружия, ни чего-либо иного,
изобличающего его вину, найдено при нем не было. Когда он увидел в руках
шерифа наручники, то побледнел; стоявшие поблизости слышали, как он тяжело
перевел дыхание и что-то запинаясь пробормотал в виде протеста. Шериф,
храбрый человек, известный той способностью к быстрым и безошибочно
правильным решениям, которая дается лишь верой в свои силы, приметив
волнение Гэбриеля, преспокойно опустил наручники обратно в карман.
- Что ж, можно и так. Если желаете рискнуть, я не против!
Взгляды их встретились, и Гэбриель поблагодарил шерифа. Немое
соглашение состояло в том, что, если Гэбриель попытается бежать, шериф
застрелит его на месте.
Им предстояло отправиться со следующим дилижансом; пока же Гэбриеля,
под надежной охраной, поместили в отдельной комнате на втором этаже. Там
он обрел свое обычное спокойствие и попросил разрешения закурить трубку.
Добродушный страж дал согласие, и Гэбриель во весь рост растянулся на
койке. Сильный ветер стучал в окна и, прорываясь в щели, разгонял
поднимавшиеся из трубки Гэбриеля клубы дыма по всей комнате. Страж,
который был смущен, пожалуй, более Гэбриеля, несколько раз пытался
завязать с ним приличный случаю разговор, пока Гэбриель не заявил ему с
обычной своей прямотой:
- Не тратьте сил и не развлекайте меня; это не входит в ваши
обязанности. А если у вас есть тут друзья и вам хочется немного поболтать,
зовите их и не обращайте на меня никакого внимания.
Страж вздохнул с облегчением, когда к ним заявился Джо Холл, шериф.
- Вас желает видеть один джентльмен, - сказал он Гэбриелю, - можете
беседовать с ним до самого отъезда. - Повернувшись к стражу, он добавил: -
А вы заберите стул и сядьте за дверью. Это адвокат арестованного.
Удивленный Гэбриель поднял голову. Вслед за шерифом в комнату вошел
юрист Максуэлл. Подойдя к Гэбриелю, он с суровой сердечностью протянул ему
руку (должно быть, только что за дверью он смахнул ею с лица последние
следы веселости).
- Не рассчитывал, что мы встретимся так скоро, Гэбриель. Как только мне
рассказали обо всем и сообщили, что наш приятель Холл получил ордер на ваш
арест, я немедленно пустился в путь. Если бы не охромела лошадь,
непременно обогнал бы его. - Он помолчал, потом пристально поглядел на
Гэбриеля. - Что скажете?
Гэбриель поглядел на него в ответ, но не произнес ни слова.
- Я подумал, что вам потребуется адвокат, - сказал Максуэлл; потом,
чуть поколебавшись, добавил: - Мне кажется, я подойду для этого лучше
других, поскольку знаю некоторые обстоятельства, предшествовавшие
убийству.
- Какие обстоятельства? - спросил Гэбриель с тем же хитрым выражением
во взгляде, которое уже повредило ему в общественном мнении.
- Черт побери, Гэбриель, - сказал Максуэлл, нетерпеливо поднимаясь со
стула, - зачем повторять нашу первую с вами беседу? На этот раз дело
посерьезнее и может обернуться для вас самым печальным образом.
Задумайтесь на минуту. Вчера вы обратились ко мне как к юристу, чтобы я
перевел всю вашу собственность на имя вашей жены: вы сказали, что уезжаете
и больше не вернетесь в Гнилую Лощину. Не стану допытываться у вас, зачем
вы приходили ко мне и зачем вели этот разговор. Хочу только подчеркнуть,
что никому, кроме меня, этот разговор неизвестен. А если вы спросите меня
как юриста, то скажу, что в свете предъявленного вам обвинения он
приобретает чрезвычайную важность.
В ожидании ответа Гэбриеля Максуэлл привычным движением руки стер
улыбку, замешкавшуюся в уголках его рта. Гэбриель хранил молчание.
- Гэбриель Конрой, - сказал юрист Максуэлл, впадая вдруг в просторечие
Гнилой Лощины, - вы что, набитый дурак?
- Вот именно, - ответил Гэбриель с готовностью человека, которого
просят подтвердить самоочевидную истину. - Именно так.
- Я нисколько не удивился бы, черт меня побери, - раздраженно подхватил
Максуэлл, - если бы это было именно так. - Он умолк, как будто устыдившись
своей вспышки, потом заговорил более спокойно и рассудительно: - Что ж,
Гэбриель, если вы не желаете исповедаться мне, я исповедаюсь вам. Полгода
тому назад я счел вас самозванцем. Полгода тому назад женщина, являющаяся
в настоящее время вашей женой, обвинила вас в самозванстве, в том, что вы
присвоили себе имя и права, вам не принадлежащие; что хоть вы и называете
себя Гэбриелем Конроем, но она, Грейс Конрой, сестра истинного Гэбриеля
Конроя, заявляет, что вы лжете. Она представила доказательства,
свидетельства, - черт бы их все побрал! - продолжал свою речь Максуэлл,
вздымая руки горе, словно актер, участвующий в мимическом представлении. -
Не думаю, чтобы в то время нашелся хоть один юрист, который отказался бы
поддержать ее иск, не счел бы ее доказательства достаточно вескими. Я
отправился к вам; вы, конечно, помните нашу беседу. Вы помните и
соглашение, к которому мы пришли. Должен вам сказать, что второго
человека, столь убедительно признающегося в своей вине, не будучи
виновным, мне не приходилось встречать. Пойдем дальше! Олли открыла мне
глаза на причину вашего тогдашнего поступка; но обвинение, выдвинутое
против вас, осталось непоколебленным; права этой женщины по-прежнему
казались мне неоспоримыми. И вот она является ко мне и говорит, что вы
человек, спасший ее, рискуя собственной жизнью, и что она считает
неудобным начинать сейчас против вас судебное дело. Когда, несколько
позже, она сообщила мне, что чувство благодарности, испытываемое ею к вам,
переросло - ну, как бы сказать? - в нечто большее, что вы помолвлены и она
склонна забыть о вашем дурном поступке, я подумал: что ж, черт побери, это
очень по-женски; я ей поверил. Я не подозревал ее ни в чем, считал
по-прежнему, что ее обвинения против вас справедливы. Да, сэр, все полгода
я считал вас баловнем судьбы, облагодетельствованным легкомысленной
женщиной. Я видел, что она любит вас, считал, что вы играете на ее
чувстве. Да, я так считал, черт меня побери! Так вот, если вы признались,
что вы набитый дурак, не следует ли и мне признаться, что я дурее вас
вдвое?
Он умолк, смахнув рукой набежавшую улыбку, потом заговорил снова:
- Впервые я заподозрил неладное вчера, когда вы попросили меня
перевести ваше имущество на имя жены и заявили, что уезжаете навсегда.
Когда я узнал, что возле самого вашего дома убит мексиканец - а это был
один из свидетелей, выставленных вашей женой - когда мне сообщили о вашем
бегстве и о внезапном исчезновении миссис Конрой, мои подозрения стали
складываться в цельную картину. Когда же я прочитал записку, посланную вам
вчера вечером вашей женой и найденную сегодня утром рядом с трупом,
последние мои сомнения улетучились.
С этими словами он вынул из кармана сложенную записку и вручил
Гэбриелю. Гэбриель взял ее равнодушно и развернул. Это была та самая
записка от жены, полученная им вчера вечером. Не выпуская записки, он
извлек из кармана нож и принялся ковырять им в своей трубке. Потом,
помолчав, осторожно спросил:
- А как же она к вам попала?
- Нашла ее Сол Кларк, отдала миссис Маркл, а та вручила мне. Таким
образом о записке знают трое; все ваши друзья.
Снова воцарилось молчание. Гэбриель продолжал ковырять в трубке. Мистер
Максуэлл смотрел на него с интересом.
- Ну, - сказал он наконец, - каков будет ваш план защиты?
Гэбриель принял сидячее положение и принялся выбивать трубку,
постукивая ею по ножке кровати.
- А скажите, - спросил он очень серьезно, - каков, _по-вашему_, должен
быть мой план защиты? Скажите, как адвокат, видавший немало подобных дел
на своем веку, скажите мне, как человеку, который готов заплатить за совет
хорошие деньги, каков здесь может быть план защиты?
И он опять улегся на кровать, продолжая глядеть на юриста серьезным
внимательным взглядом.
- Мы надеемся доказать, - сказал Максуэлл, на сей раз не тая улыбки, -
что, когда вы ушли из дома и явились ко мне в контору, убитый человек был
еще жив и находился в гостинице; что он отправился на холм Конроя задолго
до вас; что вы попали туда лишь к вечеру, когда убийство уже совершилось,
- на это обстоятельство указывает слово "тайна" в загадочной записке вашей
жены; что по той или иной причине она пожелала, чтобы подозрение пало на
вас; что в записке она имеет в виду некий факт, ведомый ей, но неведомый
вам.
- Она уже знает, что произошло, а я еще даже не слышал, - спокойно
комментировал Гэбриель.
- Вот именно! Теперь вы понимаете все значение для нас этой записки!
Гэбриель помолчал, потом не спеша распрямился во весь свой огромный
рост, подошел к открытому окну и, прежде чем юрист успел вмешаться,
разорвал записку в мельчайшие клочки и выбросил вон.
- Теперь эта записка не будет иметь значения, - спокойно пояснил он,
укладываясь снова на кровать.
Адвокат Максуэлл остолбенел. В растерянности он даже позабыл сделать
обычное движение рукой и взирал на Гэбриеля с нервной улыбкой на губах,
словно тот отмочил невесть какую веселую шутку.
- Если вы ничего не имеете против, я расскажу вам, какой я придумал
план защиты, - сказал Гэбриель извиняющимся тоном, раскуривая свою трубку.
- Понятное дело, я не берусь равняться с вами; не хочу я и просить скидки
с причитающегося вам гонорара. По-моему, вы должны обратиться к судье и
рассказать ему примерно такую историю: "Человек, стоящий перед вами - это
вы обо мне говорите, - игрок, отчаянный игрок, не знает в игре никакого
удержу, когда видит карты, готов на все. О его несчастной страсти знает
весь поселок, знает, конечно, и его жена, Жюли. С Виктором Рамиресом они
встретились за игорным столом и крепко поспорили насчет каких-то там
правил игры. Один свое твердит, другой - свое. И вот Рамирес обвинил
Конроя в плутовстве, а Конрой ударил мексиканца ножом". Нет, так, пожалуй,
не пойдет, - прервал сам себя Гэбриель. - Получается некрасиво, как вам
кажется? Он ведь послабее меня и росточка маленького, вроде вас. Нет! Мы
расскажем другую историю. На меня напало сразу семеро; Рамирес и дружки
его облепили меня со всех сторон, мы дрались отчаянно целый час. Потом мне
пришлось туго, и я полоснул его ножом. Вот и вся история! Теперь надо
объяснить, почему я скрылся? Вы скажете, что я, увлекшись дракой, совсем
позабыл, что наутро непременно должен быть в Сакраменто; а как вспомнил,
то побежал что было прыти. Могут спросить и о том, куда делась Жюли. Тут
вы скажете, что она совсем потеряла голову, когда я не вернулся домой, и в
ту же ночь отправилась меня искать. Конечно, в речи вы разукрасите все
это, какие-нибудь стишки вставите, шпильки против обвинителя, ну, словом,
как у вас в суде полагается.
Максуэлл поднялся с отчаянием в лице:
- Значит, вы решили признать себя...
- Виновным в убийстве! Вот именно! - подхватил Гэбриель.
- Но не просто виновным, - добавил он с лукавой искоркой в глазах, - а
виновным со смягчающими вину обстоятельствами. Раз на меня напало сразу
семеро, я ведь должен был как-то защищать свою жизнь. Впрочем, - поспешил
добавить Гэбриель, - я в темноте не сумел разглядеть, кто были эти семеро,
и не имею подозрений ни на кого из жителей Гнилой Лощины.
Сумрачный Максуэлл подошел к окошку и долго стоял так, глядя на улицу,
не произнося ни слова. Потом быстрым движением он обернулся к Гэбриелю;
лицо у него посветлело, взгляд стал спокойнее.
- Где сейчас Олли?
Гэбриель сразу сник. С минуту он молчал.
- В пансионе в Сакраменто. Я как раз собирался ее навестить.
- Пошлите за ней. Мне нужно с ней увидеться.
Гэбриель положил юристу на плечо свою могучую руку.
- Ребенку не следует ни о чем знать. Понятно?! - сказал он, начав с
просительных нот, но кончив внушительным предупреждением.
- Все равно вы ничего не сумеете скрыть от нее, - резко возразил
Максуэлл. - Через двадцать четыре часа все газеты в штате сообщат об
убийстве с подробными комментариями. Нет, вы должны повидаться с ней и
сообщить обо всем лично.
- Но я... не могу сейчас... видеться с ней, - сказал Гэбриель. Впервые
за все время голос его дрогнул.
- Этого никто от вас не требует, - живо возразил адвокат. -
Предоставьте все дело мне. Я побеседую с ней, а вы увидитесь позже. Не
бойтесь, я не стану настраивать ее против вашего решения. Напишите ее
адрес. И поскорее, - добавил он, услышав за дверью голоса и чьи-то
приближающиеся шаги. Гэбриель написал адрес. - Теперь последняя просьба...
- быстро сказал Максуэлл.
Шаги были уже у самой двери.
- Да, - сказал Гэбриель.
- Если вы дорожите головой и любите Олли, держите язык за зубами.
Гэбриель кивнул с понимающим видом. Дверь распахнулась, и вошел Джек
Гемлин, чертовски самоуверенный, дерзкий, полный отчаянных замыслов.
Помахав Максуэллу как старому знакомому, он легким шагом приблизился к
Гэбриелю и протянул ему руку. В ответ - и как бы испытывая при том некое
магнетическое притяжение, Гэбриель протянул Джеку свою; белые нервные
пальцы игрока утонули в его могучей ладони.
- Счастлив познакомиться, дружище, - сказал Джек, ослепительно улыбаясь
и силясь дотянуться второй, незанятой рукой до плеча Гэбриеля. - Счастлив
познакомиться, хоть вы и отбили у меня работенку, которую, скажу вам по
секрету, мне не терпелось доделать самому; днем раньше, днем позже я все
равно прикончил бы мексиканца. Но тут встреваете вы и перехватываете у
меня, можно сказать изо рта, лакомый кусочек. Да не волнуйтесь, Мак! -