Страница:
тихо встал и отворил дверь в прихожую. Двое, или трое сидевших там мужчин
выжидающе взглянули на него.
- Пит, - сказал он сурово, - пусть войдет только Пит.
Старый Пит вошел, еле переступая ногами от волнения. Увидев белое лицо
на подушке, он издал вопль отчаяния, вопль, в который вместил всю
горестную душу своей расы, и рухнул на колени возле ложа. Черная щека
прильнула к белой; обе были залиты слезами.
Шагнув вперед, доктор Дюшен хотел было положить руку на плечо плачущему
старику слуге, но не успел сделать этого. С неистовой силой негр вскинул
вверх черные руки и обратил к потолку свое черное лицо, раскрыв глаза так,
словно его взору вдруг открылась синяя небесная твердь. Впрочем, возможно,
так оно и было.
- О всемогущий боже, искупающий равно своей праведной кровью и грехи
черного человека, и грехи белого! О агнец божий! Спаси, спаси моего
бедного мальчика. Ради меня, о боже! Вот уже двадцать лет старый Пит
служит тебе, о боже, истинно служит тебе, не оступаясь на узкой стезе! О
боже великий, если будет на то милость твоя, забудь об этом, обреки Пита
на вечную гибель, но спаси _его_!
Права Грейс, как наследницы доктора Деварджеса, были признаны без
каких-либо затруднений; то, что она действительно Грейс Конрой, а не
самозванка, было засвидетельствовано мистером Дамфи. Тот пошел на это тем
более охотно, что избавлялся таким образом от призрака покойной миссис
Дамфи, сохраняя, в то же время привилегию на разработку руды, откупленную
им у Гэбриеля и его жены. Правда, с момента "ухода" жилы рудник был
фактически заброшен и ценность его стала ничтожной. Однако мистер Дамфи не
терял надежды, что жила когда-нибудь еще "прорежется".
Через несколько недель после смерти мистера Гемлина Гэбриель и Олли
снова стояли вдвоем на холме Конроя и разглядывали голые стены и остов
крыши своей старой хижины. На сей раз они явились сюда не размышлять на
досуге и не объясняться между собой, а для того, чтобы решить строго
практический вопрос: нельзя ли вновь отстроить и приспособить под жилье
это раннее их обиталище; Гэбриель отверг предложение Грейс поселиться в
новом доме, и миссис Конрой с младенцем пока что жила в гостинице.
- Если хочешь знать, Олли, - сказал Гэбриель, - все, что мне надобно,
это воз тесу. Через несколько дней домик будет ничуть не хуже, чем когда
мы играли с тобой здесь в куклы.
- Ты так думаешь? - рассеянно спросила Олли.
- А ведь мы славно здесь жили вдвоем, не так ли, Олли?
- Конечно, - сказала Олли, думая о чем-то своем.
Гэбриель поглядел на сестру с глубоким вниманием; потом взял ее за руку
и, сев на приступок, привлек ее на колени, как когда-то.
- Ты совсем не слушаешь, голубка, что я тебе говорю.
В ответ мисс Олимпия вдруг разрыдалась, обхватив брата своими
маленькими ручками. После смерти мистера Гемлина она стала грустной и
раздражительной; сейчас, сжимая в объятиях Гэбриеля, она, быть может,
обнимала того, кто ушел навеки. Но она представила брату иное объяснение:
- Грейси! Я думала о бедной Грейси!
- В таком случае, - сказал Гэбриель, отлично во всем разобравшись, но
соблюдая требуемый от него в эту минуту такт, - ты вспомнила о ней как раз
вовремя. Если глаза мне не изменяют, они вдвоем поднимаются прямо к нам.
По тропинке, вырисовываясь на красном закатном небе, шли двое: Артур
Пуанзет и Грейс Конрой. Олли поднялась, горделиво вскинув головку. Вот они
уже близко, совсем рядом. Сперва никто из четверых не мог вымолвить ни
слова. А потом, вопреки доводам рассудка, повинуясь одной только логике
чувства, сестры крепко обнялись. Мужчины сдержанно и свысока оглядывали
друг друга.
А минуту спустя, когда сестры разомкнули объятия, мужчины, хоть и не
имели к тому ни малейшего разумного повода, тоже обнялись. И лишь позже,
когда Грейс, смеясь и плача, отпустила от себя Гэбриеля, мистер Пуанзет
смог внести в этот хаос чувств разумную мужскую ноту.
- Теперь, когда вы наконец обрели сестру, позволь те представить вас
моей жене, - сказал он, обращаясь к Гэбриелю и беря Грейс за руку.
В ответ Олли бросилась на шею к Пуанзету и обменялась с ним родственным
поцелуем, означавшим, что и их вражде пришел конец. Ура!
- Но ты совсем не похожа на новобрачную, - сообщила Олли по секрету
миссис Пуанзет. - Где же твоя фата, где флердоранж?.. Ты в простом черном
платье...
- Вы забываете, что мы уже семь лет как женаты, - возразил Артур,
который всегда все слышал и на все имел готовый ответ.
Тут все вчетвером принялись болтать напропалую, словно всю жизнь были в
самой тесной дружбе.
- Послушай, Гэбриель, - сказала Грейс брату, - мы с Артуром должны
завтра ехать в восточные штаты, но он говорит, что не двинется с места,
пока ты не согласишься взять себе этот дом, дом твоей жены. Если хочешь
знать, _мы_ (в это множественное число от личного местоимения я была
вложена бездна довольства и счастья), мы уже переписали дом на твое имя.
- Прежде чем толковать о передаче собственности, я должен выполнить
некоторые обязательства по отношению к Грейс, - сказал Гэбриель, важно и
многозначительно поглядывая на Пуанзета. - Я должен вернуть ей случайно
попавшие ко мне ее бумаги. Вот этот документ, - он вытащил из кармана
помятый желтый конверт, - я получил с неделю назад; он лежал на почте с
самого начала суда, адресованный на мое имя. Он принадлежит Грейси, и я
вручаю его ей.
Грейс вскрыла конверт, быстро прочитала бумагу, вскрикнула удивленно,
залилась румянцем и спрятала бумагу в карман.
- А этот документ, - столь же важно заявил Гэбриель, вытаскивая из
кармана куртки еще одну бумагу, - я нашел в заброшенной штольне в ту ночь,
когда прятался от линчевателей. Он прямо относится к Грейси, но и всем не
мешает с ним познакомиться. Здесь удостоверено, что доктор Деварджес
открыл первым серебряную руду на холме; тем самым, - тут голос Гэбриеля
приобрел особую торжественность, - мои права на эту руду; права мистера
Дамфи и всех держателей акций, можно сказать, отменяются.
Мистер Пуанзет с интересом взял бумагу и внимательно оглядел ее в
тусклом свете гаснувшего дня.
- Вы правы, - сказал он. - Документ в полном порядке.
- А вот третий документ, - объявил Гэбриель, на сей раз вытаскивая
из-за пазухи мешочек из оленьей кожи, в котором оказалась еще одна,
сложенная в несколько раз бумага. - Это завещание доктора Деварджеса на
имя Грейси; Рамирес - бедняга мексиканец, которого убили, - передал его
Жюли, моей жене, а Жюли, - тут Гэбриель мучительно покраснел, - сохранила
его для Грейси.
Он передал бумагу Артуру; тот взял ее и благодарно задержал в руках
огромную ручищу Гэбриеля.
- Ну, а теперь, - заключил Гэбриель, - поскольку становится поздновато
и все равно пора кончать этот разговор, не пойти ли нам всем вместе в
гостиницу? И раз уж вы уезжаете, мистер Пуанзет, не зайдете ли вы с
супругой помириться и попрощаться с миссис Конрой? Ребеночка, кстати,
посмотрите - он такой крохотный! Вы просто ахнете, мистер Пуанзет, до чего
он похож на меня!..
Но Олли и Грейс стояли в стороне, увлеченные каким-то разговором. Грейс
заканчивала свой рассказ:
- Я вынула камень из огня, вот так... (она подняла с земли обломок от
развалившейся печной трубы) в точности такой же закопченный и черный, -
сильно потерла об одеяло, и он засверкал, как серебро. Тогда доктор
Деварджес сказал мне...
- Пора, Грейс, - сказал ей муж, - мы идем проститься с женой Гэбриеля.
Грейс в первую минуту была в нерешительности, но муж, беря ее под руку,
чуточку сжал ей локоть. В ответ на эту тайную супружескую просьбу она с
живостью протянула руку Олли, и все трое весело зашагали вслед за
ссутулившимся Гэбриелем, возглавившим шествие по вечернему лесу.
Досадую, что у меня нет полных сведений об этой примирительной встрече
Пуанзетов и миссис Конрой; приходится судить о ней лишь по некоторым
беглым замечаниям участников. Когда прощание состоялось и Грейс с Артуром
благополучно заняли свои места в уингдэмском дилижансе, Гэбриель склонился
над лежавшей в постели миссис Конрой.
- Мне показалось, Жюли, что вы с мистером Пуанзетом уже где-то
виделись? - сказал Гэбриель.
- Да, мне его представили однажды, но это было не здесь. Думаю,
Гэбриель, что особой дружбы у нас с ним не будет, - ответила миссис
Конрой, и в ее серых глазах холодным пламенем сверкнуло торжество. -
Погляди лучше на нашего малыша. Как он смеется! По-моему, он узнал тебя!..
Изумленный и зачарованный столь стремительными интеллектуальными
успехами сына, Гэбриель начисто позабыл начало своего разговора с женой.
- Послушай, где ты познакомился с миссис Конрой? - спросила Грейс
своего мужа, когда они, доехав до Уингдэма, заняли номер в гостинице.
- Я не имел чести быть знакомым с миссис Конрой, - возразил Артур, как
всегда стремясь к четкой юридической формулировке, - но несколько лет тому
назад меня действительно познакомили в Сент-Луисе с дамой, которая носила
тогда другое имя, а сейчас является женой твоего брата. Впрочем, Грейс,
чем меньше мы будем видеться с ней, тем лучше.
- Почему?
- Кстати, дорогая, что это за бумагу дал тебе Гэбриель? - спросил
Артур, забывая ответить на вопрос жены.
Грейс достала из кармашка бумагу, вспыхнула легким румянцем и
поцеловала мужа; потом спрятала личико у него на груди. Артур прочитал
вслух по-испански:
"Настоящим свидетельствую, что 18 мая 1848 года молодая девушка,
назвавшаяся Грейс Конрой, обратилась за приютом и помощью в _пресидио_
Сан-Джеронимо. Она не имела ни родных, ни покровителей - одну лишь
пресвятую Деву, и святых угодников на небесах, - и я принял ее как дочь и
нарек Долорес Сальватьерра. Через шесть месяцев по прибытии, 12 ноября
1848 года, она родила мертвого ребенка, отцом которого назвала
необвенчанного с нею супруга своего по имени Филип Эшли. Стремясь
сохранить тайну от мира и не желая вернуться назад к своему народу и к
своей семье, она решила изменить свою внешность и согласилась, по совету
служившей в моем доме индианки Мануэли, каждодневно умывать лицо и руки
соком йокото, что должно было придать ее коже оттенок бронзы. Так,
переменившись, она, с моего согласия и по моему желанию, была признана как
моя дочь от принцессы-индианки Никаты. После чего в законном порядке я
сделал ее наследницей всего моего состояния.
Дано в пресидио Сан-Джеронимо 1 декабря 1848 года.
Хуан Герменисильдо Сальватьерра".
- Но как же эта бумага попала к Гэбриелю? - спросил Артур.
- Просто... просто не знаю, - сказала Грейс.
- А кому ты ее отдала?
- Отцу Фелипе.
- Тогда все понятно, - сказал Артур. - Значит, ты пропавшая жена
мистера Дамфи!
- Уж не знаю, что сделал с этой бумагой отец Фелипе, - сказала Грейс,
встряхивая головкой. - Я ни во что не вмешивалась.
- Ты рассказала ему всю свою историю?
- Только не про тебя, дурачок ты мой!
Артур поцеловал жену, косвенно признавая тем, что заслужил подобную
характеристику.
- Кому действительно я должна была поведать все, это миссис Марии
Сепульвида, как только она сказала, что ты объяснился ей в любви. Ты
уверен, что не сделал ей предложения?
- Твердо уверен, - ответил этот достойный молодой человек.
"...ребеночек растет. А Гэйб снова напал на эту жилу, подумать только!
И все из-за тебя, дорогая. Он даже заявил, что следовало бы по
справедливости опять отдать ее тебе, - ты ведь знаешь, он упрям, как мул!
Помнишь, ты рассказывала, что доктор Деварджес велел тебе тереть камень,
пока он не заблестит, как серебро; когда ты это говорила, ты подняла
обломок нашей печной трубы и потерла его для примера. Наутро Гэйб поднял
этот обломок, и он блестел в точности, как ты сказала. Он был из чистого
серебра! А Гэйб и говорит: значит, мы опять наткнулись на жилу, потому что
я складывал эту трубу из породы, которую добывал из самого первого своего
шурфа метрах в ста отсюда. На другой день он спустился в старый шурф и
нашел там нашу пропавшую жилу. Так что мы снова богаты и на будущий год
приедем все вместе вас проведать. А Гэйб все такой же ужасный дурень! Твоя
любящая сестра Олимпия Конрой".
выжидающе взглянули на него.
- Пит, - сказал он сурово, - пусть войдет только Пит.
Старый Пит вошел, еле переступая ногами от волнения. Увидев белое лицо
на подушке, он издал вопль отчаяния, вопль, в который вместил всю
горестную душу своей расы, и рухнул на колени возле ложа. Черная щека
прильнула к белой; обе были залиты слезами.
Шагнув вперед, доктор Дюшен хотел было положить руку на плечо плачущему
старику слуге, но не успел сделать этого. С неистовой силой негр вскинул
вверх черные руки и обратил к потолку свое черное лицо, раскрыв глаза так,
словно его взору вдруг открылась синяя небесная твердь. Впрочем, возможно,
так оно и было.
- О всемогущий боже, искупающий равно своей праведной кровью и грехи
черного человека, и грехи белого! О агнец божий! Спаси, спаси моего
бедного мальчика. Ради меня, о боже! Вот уже двадцать лет старый Пит
служит тебе, о боже, истинно служит тебе, не оступаясь на узкой стезе! О
боже великий, если будет на то милость твоя, забудь об этом, обреки Пита
на вечную гибель, но спаси _его_!
Права Грейс, как наследницы доктора Деварджеса, были признаны без
каких-либо затруднений; то, что она действительно Грейс Конрой, а не
самозванка, было засвидетельствовано мистером Дамфи. Тот пошел на это тем
более охотно, что избавлялся таким образом от призрака покойной миссис
Дамфи, сохраняя, в то же время привилегию на разработку руды, откупленную
им у Гэбриеля и его жены. Правда, с момента "ухода" жилы рудник был
фактически заброшен и ценность его стала ничтожной. Однако мистер Дамфи не
терял надежды, что жила когда-нибудь еще "прорежется".
Через несколько недель после смерти мистера Гемлина Гэбриель и Олли
снова стояли вдвоем на холме Конроя и разглядывали голые стены и остов
крыши своей старой хижины. На сей раз они явились сюда не размышлять на
досуге и не объясняться между собой, а для того, чтобы решить строго
практический вопрос: нельзя ли вновь отстроить и приспособить под жилье
это раннее их обиталище; Гэбриель отверг предложение Грейс поселиться в
новом доме, и миссис Конрой с младенцем пока что жила в гостинице.
- Если хочешь знать, Олли, - сказал Гэбриель, - все, что мне надобно,
это воз тесу. Через несколько дней домик будет ничуть не хуже, чем когда
мы играли с тобой здесь в куклы.
- Ты так думаешь? - рассеянно спросила Олли.
- А ведь мы славно здесь жили вдвоем, не так ли, Олли?
- Конечно, - сказала Олли, думая о чем-то своем.
Гэбриель поглядел на сестру с глубоким вниманием; потом взял ее за руку
и, сев на приступок, привлек ее на колени, как когда-то.
- Ты совсем не слушаешь, голубка, что я тебе говорю.
В ответ мисс Олимпия вдруг разрыдалась, обхватив брата своими
маленькими ручками. После смерти мистера Гемлина она стала грустной и
раздражительной; сейчас, сжимая в объятиях Гэбриеля, она, быть может,
обнимала того, кто ушел навеки. Но она представила брату иное объяснение:
- Грейси! Я думала о бедной Грейси!
- В таком случае, - сказал Гэбриель, отлично во всем разобравшись, но
соблюдая требуемый от него в эту минуту такт, - ты вспомнила о ней как раз
вовремя. Если глаза мне не изменяют, они вдвоем поднимаются прямо к нам.
По тропинке, вырисовываясь на красном закатном небе, шли двое: Артур
Пуанзет и Грейс Конрой. Олли поднялась, горделиво вскинув головку. Вот они
уже близко, совсем рядом. Сперва никто из четверых не мог вымолвить ни
слова. А потом, вопреки доводам рассудка, повинуясь одной только логике
чувства, сестры крепко обнялись. Мужчины сдержанно и свысока оглядывали
друг друга.
А минуту спустя, когда сестры разомкнули объятия, мужчины, хоть и не
имели к тому ни малейшего разумного повода, тоже обнялись. И лишь позже,
когда Грейс, смеясь и плача, отпустила от себя Гэбриеля, мистер Пуанзет
смог внести в этот хаос чувств разумную мужскую ноту.
- Теперь, когда вы наконец обрели сестру, позволь те представить вас
моей жене, - сказал он, обращаясь к Гэбриелю и беря Грейс за руку.
В ответ Олли бросилась на шею к Пуанзету и обменялась с ним родственным
поцелуем, означавшим, что и их вражде пришел конец. Ура!
- Но ты совсем не похожа на новобрачную, - сообщила Олли по секрету
миссис Пуанзет. - Где же твоя фата, где флердоранж?.. Ты в простом черном
платье...
- Вы забываете, что мы уже семь лет как женаты, - возразил Артур,
который всегда все слышал и на все имел готовый ответ.
Тут все вчетвером принялись болтать напропалую, словно всю жизнь были в
самой тесной дружбе.
- Послушай, Гэбриель, - сказала Грейс брату, - мы с Артуром должны
завтра ехать в восточные штаты, но он говорит, что не двинется с места,
пока ты не согласишься взять себе этот дом, дом твоей жены. Если хочешь
знать, _мы_ (в это множественное число от личного местоимения я была
вложена бездна довольства и счастья), мы уже переписали дом на твое имя.
- Прежде чем толковать о передаче собственности, я должен выполнить
некоторые обязательства по отношению к Грейс, - сказал Гэбриель, важно и
многозначительно поглядывая на Пуанзета. - Я должен вернуть ей случайно
попавшие ко мне ее бумаги. Вот этот документ, - он вытащил из кармана
помятый желтый конверт, - я получил с неделю назад; он лежал на почте с
самого начала суда, адресованный на мое имя. Он принадлежит Грейси, и я
вручаю его ей.
Грейс вскрыла конверт, быстро прочитала бумагу, вскрикнула удивленно,
залилась румянцем и спрятала бумагу в карман.
- А этот документ, - столь же важно заявил Гэбриель, вытаскивая из
кармана куртки еще одну бумагу, - я нашел в заброшенной штольне в ту ночь,
когда прятался от линчевателей. Он прямо относится к Грейси, но и всем не
мешает с ним познакомиться. Здесь удостоверено, что доктор Деварджес
открыл первым серебряную руду на холме; тем самым, - тут голос Гэбриеля
приобрел особую торжественность, - мои права на эту руду; права мистера
Дамфи и всех держателей акций, можно сказать, отменяются.
Мистер Пуанзет с интересом взял бумагу и внимательно оглядел ее в
тусклом свете гаснувшего дня.
- Вы правы, - сказал он. - Документ в полном порядке.
- А вот третий документ, - объявил Гэбриель, на сей раз вытаскивая
из-за пазухи мешочек из оленьей кожи, в котором оказалась еще одна,
сложенная в несколько раз бумага. - Это завещание доктора Деварджеса на
имя Грейси; Рамирес - бедняга мексиканец, которого убили, - передал его
Жюли, моей жене, а Жюли, - тут Гэбриель мучительно покраснел, - сохранила
его для Грейси.
Он передал бумагу Артуру; тот взял ее и благодарно задержал в руках
огромную ручищу Гэбриеля.
- Ну, а теперь, - заключил Гэбриель, - поскольку становится поздновато
и все равно пора кончать этот разговор, не пойти ли нам всем вместе в
гостиницу? И раз уж вы уезжаете, мистер Пуанзет, не зайдете ли вы с
супругой помириться и попрощаться с миссис Конрой? Ребеночка, кстати,
посмотрите - он такой крохотный! Вы просто ахнете, мистер Пуанзет, до чего
он похож на меня!..
Но Олли и Грейс стояли в стороне, увлеченные каким-то разговором. Грейс
заканчивала свой рассказ:
- Я вынула камень из огня, вот так... (она подняла с земли обломок от
развалившейся печной трубы) в точности такой же закопченный и черный, -
сильно потерла об одеяло, и он засверкал, как серебро. Тогда доктор
Деварджес сказал мне...
- Пора, Грейс, - сказал ей муж, - мы идем проститься с женой Гэбриеля.
Грейс в первую минуту была в нерешительности, но муж, беря ее под руку,
чуточку сжал ей локоть. В ответ на эту тайную супружескую просьбу она с
живостью протянула руку Олли, и все трое весело зашагали вслед за
ссутулившимся Гэбриелем, возглавившим шествие по вечернему лесу.
Досадую, что у меня нет полных сведений об этой примирительной встрече
Пуанзетов и миссис Конрой; приходится судить о ней лишь по некоторым
беглым замечаниям участников. Когда прощание состоялось и Грейс с Артуром
благополучно заняли свои места в уингдэмском дилижансе, Гэбриель склонился
над лежавшей в постели миссис Конрой.
- Мне показалось, Жюли, что вы с мистером Пуанзетом уже где-то
виделись? - сказал Гэбриель.
- Да, мне его представили однажды, но это было не здесь. Думаю,
Гэбриель, что особой дружбы у нас с ним не будет, - ответила миссис
Конрой, и в ее серых глазах холодным пламенем сверкнуло торжество. -
Погляди лучше на нашего малыша. Как он смеется! По-моему, он узнал тебя!..
Изумленный и зачарованный столь стремительными интеллектуальными
успехами сына, Гэбриель начисто позабыл начало своего разговора с женой.
- Послушай, где ты познакомился с миссис Конрой? - спросила Грейс
своего мужа, когда они, доехав до Уингдэма, заняли номер в гостинице.
- Я не имел чести быть знакомым с миссис Конрой, - возразил Артур, как
всегда стремясь к четкой юридической формулировке, - но несколько лет тому
назад меня действительно познакомили в Сент-Луисе с дамой, которая носила
тогда другое имя, а сейчас является женой твоего брата. Впрочем, Грейс,
чем меньше мы будем видеться с ней, тем лучше.
- Почему?
- Кстати, дорогая, что это за бумагу дал тебе Гэбриель? - спросил
Артур, забывая ответить на вопрос жены.
Грейс достала из кармашка бумагу, вспыхнула легким румянцем и
поцеловала мужа; потом спрятала личико у него на груди. Артур прочитал
вслух по-испански:
"Настоящим свидетельствую, что 18 мая 1848 года молодая девушка,
назвавшаяся Грейс Конрой, обратилась за приютом и помощью в _пресидио_
Сан-Джеронимо. Она не имела ни родных, ни покровителей - одну лишь
пресвятую Деву, и святых угодников на небесах, - и я принял ее как дочь и
нарек Долорес Сальватьерра. Через шесть месяцев по прибытии, 12 ноября
1848 года, она родила мертвого ребенка, отцом которого назвала
необвенчанного с нею супруга своего по имени Филип Эшли. Стремясь
сохранить тайну от мира и не желая вернуться назад к своему народу и к
своей семье, она решила изменить свою внешность и согласилась, по совету
служившей в моем доме индианки Мануэли, каждодневно умывать лицо и руки
соком йокото, что должно было придать ее коже оттенок бронзы. Так,
переменившись, она, с моего согласия и по моему желанию, была признана как
моя дочь от принцессы-индианки Никаты. После чего в законном порядке я
сделал ее наследницей всего моего состояния.
Дано в пресидио Сан-Джеронимо 1 декабря 1848 года.
Хуан Герменисильдо Сальватьерра".
- Но как же эта бумага попала к Гэбриелю? - спросил Артур.
- Просто... просто не знаю, - сказала Грейс.
- А кому ты ее отдала?
- Отцу Фелипе.
- Тогда все понятно, - сказал Артур. - Значит, ты пропавшая жена
мистера Дамфи!
- Уж не знаю, что сделал с этой бумагой отец Фелипе, - сказала Грейс,
встряхивая головкой. - Я ни во что не вмешивалась.
- Ты рассказала ему всю свою историю?
- Только не про тебя, дурачок ты мой!
Артур поцеловал жену, косвенно признавая тем, что заслужил подобную
характеристику.
- Кому действительно я должна была поведать все, это миссис Марии
Сепульвида, как только она сказала, что ты объяснился ей в любви. Ты
уверен, что не сделал ей предложения?
- Твердо уверен, - ответил этот достойный молодой человек.
"...ребеночек растет. А Гэйб снова напал на эту жилу, подумать только!
И все из-за тебя, дорогая. Он даже заявил, что следовало бы по
справедливости опять отдать ее тебе, - ты ведь знаешь, он упрям, как мул!
Помнишь, ты рассказывала, что доктор Деварджес велел тебе тереть камень,
пока он не заблестит, как серебро; когда ты это говорила, ты подняла
обломок нашей печной трубы и потерла его для примера. Наутро Гэйб поднял
этот обломок, и он блестел в точности, как ты сказала. Он был из чистого
серебра! А Гэйб и говорит: значит, мы опять наткнулись на жилу, потому что
я складывал эту трубу из породы, которую добывал из самого первого своего
шурфа метрах в ста отсюда. На другой день он спустился в старый шурф и
нашел там нашу пропавшую жилу. Так что мы снова богаты и на будущий год
приедем все вместе вас проведать. А Гэйб все такой же ужасный дурень! Твоя
любящая сестра Олимпия Конрой".