Гарвуд Джулия. Добрый ангел

   Отец Мак-Кечни опустил руку Джоанне на плечо.
   — Будет лучше, если мы внесем ее в дом, — прошептал он.
   Колум опустился на одно колено и нагнулся, чтобы поднять женщину.
   — Не прикасайтесь к ней! — крикнула Джоанна.
   — Но ей нельзя оставаться здесь, миледи, — возразил Колум, пытаясь образумить свою обезумевшую госпожу. — Позвольте мне внести ее в дом.
   — Ее внесет Габриэль, — решила Джоанна. Она перевела дыхание, стараясь успокоиться. — Я не хотела кричать на вас, Колум. Пожалуйста, простите меня. Вам все равно нельзя поднимать ее. Вы повредите свои швы.
   Колум кивнул в знак согласия. Он был удивлен и обрадован тем, что его госпожа принесла ему извинения.
   — Неужто она умерла? — спросил Кит. Джоанна покачала головой. Габриэль поставил жену на ноги, а затем наклонился, чтобы взять Клэр Мак-Кей на руки.
   — Будьте осторожны с нею, — прошептала Джоанна.
   — Где же вы хотите поместить ее? — спросил Габриэль. Он распрямился, осторожно держа на руках женщину.
   — Отнесите ее в мою комнату, — предложил отец Мак-Кечни. — Я найду себе на ночь другой приют.
   — Вы думаете, что она выживет? — спросил Колум, следуя за своим лаэрдом через двор.
   — Как, черт возьми, я могу знать об этом? — буркнул Габриэль.
   — Она выживет, — произнесла Джоанна, моля Бога, чтобы так и случилось.
   Колум побежал вперед, чтобы открыть двери. Джоанна вошла вслед за мужем. Как раз в этот момент Хильда появилась из коридора, ведущего к задней двери Заметив свою хозяйку, она окликнула ее:
   — Нельзя ли мне, миледи, перемолвиться с вами словечком о сегодняшнем обеде для ваших гостей? |
   — У нас не будет гостей, — ответила Джоанна. — Я бы скорее разделила трапезу с самим дьяволом или с королем Джоном, чем съела кусок хлеба в компании макиннсов.
   У Хильды округлились глаза. Джоанна остановилась.
   — Кажется, я сегодня на всех набрасываюсь, Хильда. Пожалуйста, простите меня. Я сегодня не в себе.
   Не дождавшись, пока Хильда отреагирует на ее извинения, она поспешила наверх. Несколько минут спустя их гостья была уложена в постель. Габриэль стоял рядом с женой, пока она проверяла, не сломали ли истязатели какие-нибудь кости этой несчастной.
   — Кажется, все цело, — прошептала Джоанна. — Меня тревожат только ушибы на голове. Взгляните, как вздулись у нее жилы на висках, Габриэль. Я не знаю, насколько это серьезно. Возможно, она больше никогда не очнется.
   Джоанна плакала сама того не замечая, покуда муж не велел ей успокоиться.
   — Что хорошего, если вы лишитесь чувств. Ей нужна ваша помощь, а не ваши слезы.
   Конечно, он был прав. Джоанна ладонью смахнула влагу со своих щек.
   — Зачем они так обрезали ей волосы?
   Она наклонилась и осторожно дотронулась до головы Клэр. Густые темно-каштановые пряди едва прикрывали ей уши. Макиннсы определенно стригли их не ножницами, а кинжалами.
   «Унижение», — решила Джоанна. Да, они хотели страшно унизить ее, когда издевались над женщиной.
   — Чудо, что она еще дышит, — сказал Габриэль. — Сделайте все, что можете, Джоанна. Я хочу, чтобы сейчас сюда пришел отец Мак-Кечни — пусть совершит над ней последние обряды.
   Джоанна готова была закричать в знак протеста. Таинство последнего причастия совершается лишь над теми, чьи души уже подошли к порогу смерти. Разумом она понимала, что, конечно, следовало совершить его сейчас же, но ведь эта женщина еще дышала, а Джоанне так хотелось надеяться, что Клэр выживет.
   — Это простая предосторожность, — настойчиво сказал Габриэль, добиваясь ее согласия.
   — Да, — прошептала она, — это простая предосторожность. — Она выпрямилась. — Я собираюсь более удобно устроить ее здесь.
   Она пересекла комнату, чтобы взять кувшин воды и достать чашу из сундука. Габриэль предупредительно передвинул поближе к постели сундук, чтобы она поставила их на него. Он собрался уходить, а Джоанна еще раз торопливо пересекала комнату, чтобы собрать кипу льняных платков. Габриэль дотронулся до щеколды, но вдруг остановился и обернулся поглядеть на свою жену. Теперь она не обращала на него никакого внимания. Поспешно вернувшись к постели, она присела на край и сунула один из платков в чашу, куда перед тем налила холодной воды.
   — Ответьте мне на один вопрос, — приказал он.
   — Да?
   — Вас когда-нибудь били так, как эту женщину? Джоанна, не глядя на мужа, произнесла:
   — Нет.
   Ожидая ее ответа, он, сам того не сознавая, затаил дыхание. Услышав ее слова, он перевел дух. Тут она уточнила:
   — Рольф редко бил меня по лицу или по голове. Хотя однажды он забыл об осторожности.
   — А тело?
   — Синяки на нем скрывало платье, — ответила она. Она не подозревала, как больно его задели эти слова.
   Габриэль был потрясен. Удивительно, как это она решилась вторично выйти замуж. Проклятье! А он еще сразу потребовал, чтобы она доверяла ему! Теперь он чувствовал себя совершенным дураком. Окажись он на ее месте, он с абсолютной уверенностью мог бы сказать себе, что никогда и никому больше не станет доверять.
   — У нее не будет шрамов, — шептала Джоанна. — Почти вся эта кровь на лице вытекла из носа. Странно, что он остался цел. А ведь она прехорошенькая, не так лн, Габриэль?
   — Ее лицо слишком распухло, чтобы судить об этом, — ответил он.
   — Они не должны были обрезать ей волосы! Казалось, что ее больше всего волнует именно это.
   — То, что они обрезали ей волосы, было наименьшим злом из всего ими сделанного, Джоанна. Прежде всего они не должны были избивать ее. С собаками и то отходятся лучше.
   «И с волами», — подумала она.
   — Габриэль?
   — Да?
   — Я рада, что вышла замуж за вас.
   Она была слишком смущена, чтобы смотреть на мужа, делая это признание, и поэтому притворилась чрезвычайно занятой выжиманием из своего платка всех капель воды, до последней.
   Он улыбнулся:
   — Я знаю это, Джоанна.
   Как он, однако, высокомерен, совсем отбился от рук! Но его слова согрели ее сердце. Она покачала головой и с усердием и осторожностью начала смывать кровь с лица Клэр Мак-Кей. При этом она шептала слова утешения. Вряд ли Клэр могла слышать ее, но Джоанне доставляло радость снова и снова повторять ей, что теперь она в безопасности. И еще она обещала женщине, что никто и никогда больше не причинит ей вреда.
   Габриэль распахнул дверь настежь и увидел, что весь коридор забит женщинами в макбейновских пледах.
   Впереди всех стояла Хильда.
   — Мы бы хотели предложить свою помощь в уходе за этой женщиной, — сказала она.
   — Отец Мак-Кечни должен совершить над ней последние обряды, прежде чем туда допустят вас, — распорядился Габриэль.
   Священник ждал, стоя позади толпы. Услышав заявление лаэрда, он тут же пробился вперед, извиняясь направо и налево. Войдя в комнату, он поспешил к постели больной и извлек из своей сумки епитрахиль — полоску пурпурной материи — и, поцеловав украшенные бахромою концы и шепча молитвы, надел ее на шею.
   Габриэль плотно прикрыл дверь и спустился вниз, Колум и Кит ждали его у лестницы.
   Вслед за своим лаэрдом они вошли в большой зал.
   На полу перед камином Габриэль заметил плед. Его пес отсутствовал.
   — Куда, черт возьми, запропастился Дамфрис?
   — Бродит где-то во дворе, — предположил Колум.
   — Он ушел сегодня рано утром, — прибавил Кит.
   Габриэль покачал головой. Джоанна поднимет переполох, если заметит отсутствие собаки. Она беспокоится о том, как заживают ее раны.
   Он вернул свои мысли к более важным вещам.
   — Колум, созовите всех макбейнцев, — приказал он. — Я хочу, чтобы каждый сообщил мне, что он не трогал Клэр Мак-Кей.
   — И вы полагаете…
   Кит оборвал себя на полуслове, заметив, как нахмурился его лаэрд.
   — Никто из моих воинов не станет лгать мне, Кит! — рявкнул Мак-Бейн.
   — А если кто-нибудь признает, что провел ночь с этой женщиной? Что вы сделаете тогда?
   — А это уже не ваше дело, Кит. Я хочу, чтобы вы отправились к лаэрду Мак-Кею и рассказали ему обо всем, что здесь произошло.
   — Должен ли я сказать ему, что его дочь при смерти, или мне смягчить правду?
   — Скажите ему, что над ней совершили отходную.
   — И должен ли я сказать ему, что макбейнец…
   — Передайте ему в точности то, в чем обвинял нас лаэрд Мак-Иннс, — приказал Габриэль нетерпеливо. — Проклятье! Я хотел бы уничтожить этих ублюдков при первом же удобном случае.
   — Если вы так поступите, это будет означать объявление войны, милорд, — заметил Кит.
   — Война уже объявлена. Или вы полагаете, что я легко забуду тот факт, что сын лаэрда пытался убить мою жену? — Последние слова Габриэль уже прокричал.
   Маклоринский воин покачал головой.
   — Нет, милорд. Вы не забудете, и в этом случае я встану рядом с вами.
   — И правильно сделаете, — прорычал Габриэль. Колум вдруг шагнул вперед:
   — Маккейцы тоже могут вступить с нами в войну, если их уверят, что какой-то макбейнец скомпрометировал Клэр Мак-Кей.
   — Никто из моих людей не совершал такого бесчестья, — стоял на своем Габриэль.
   Колум кивнул в знак согласия. Однако Кит не был в этом убежден:
   — Но Мак-Иннс говорил, будто ваш плед был замечен его людьми, — напомнил он лаэрду.
   — Значит, он солгал нам, — заявил Колум.
   — Но лаэрд Мак-Иннс также говорил, будто Клэр Мак-Кей признала, что провела ночь именно с макбейнцем, — добавил Кит.
   — Значит, и она лжет, — отозвался Колум. Габриэль повернулся спиной к своим солдатам:
   — Я дал поручения вам обоим. Идите и выполняйте. Оба тут же покинули зал. А Мак-Бейн долго стоял у очага.
   Он должен был решить поистине дьявольскую проблему. Он знал, и знал совершенно точно, что никто из его людей не был виновен в позоре Клэр Мак-Кей.
   И все же там был замечен именно макбейновский плед… Три месяца тому назад…
   — Дьявол! — пробормотал Габриэль. Если лаэрд Мак-Иннс сказал правду, на этот вопрос может быть только один ответ, и только один человек виновен во всей этой чертовой неприятности.
   Николас.

Глава 12

   Клэр Мак-Кей не приходила в себя до утра. Джоанна тоже всю ночь провела возле нее, пока за нею не пришел Габриэль, чтобы буквально вытащить ее из комнаты. Хильда была счастлива сменить хозяйку на этой вахте.
   Утром Джоанна вернулась, и едва она успела присесть на стул возле постели Клэр, как та открыла глаза и заговорила:
   — Я слышала, что вы шептали мне.
   Джоанна подскочила на стуле. Она резко поднялась и подошла к Клэр.
   — Вы проснулись, — прошептала она. Ее облегчению не было границ.
   Клэр кивнула.
   — Как вы себя чувствуете?
   — У меня все ноет, с головы до пят. Джоанна кивнула.
   — Вы вся, с головы до пят, в кровоподтеках. Неужели они повредили вам и горло? Вы говорите очень хрипло.
   — Это оттого, что я много кричала, — пояснила Клэр. — Можно мне выпить воды?
   Джоанна поспешила подать Клэр кубок и помогла ей сесть. Бедная женщина морщилась от боли. Ее руки дрожали.
   — Есть ли здесь священник? По-моему, я слышала молитвы.
   — Отец Мак-Кечни причастил вас, — объяснила Джоанна. Она поставила кубок на сундук и снова спустилась на стул. — Мы не знали, выживете ли вы. Это была простая предосторожность, — поспешно прибавила она.
   Клэр улыбнулась. У нее были прекрасные белые зубы и темно-карие глаза. Конечно, ее лицо ужасно опухло, и можно было по ее осторожным движениям догадаться, какую ужасную боль она испытывает.
   — Кто так надругался над вами?
   Клэр закрыла глаза. Не ответив на вопрос, она, в свою очередь, спросила:
   — Прошлой ночью… вы сказали, что я в безопасности. Я помню, я слышала, как вы шептали мне эти слова. Вы сказали правду? Здесь я в безопасности?
   — Ну да, конечно.
   — Где я?
   Джоанна поспешила представиться, а затем объяснила, что здесь произошло. Она не упомянула о стреле, подавшей в зад Роберта Мак-Иннса, и о той, которую ее муж пустил ему же в плечо. Когда она заканчивала рассказ, Клэр снова заснула.
   — Мы поговорим позднее, — пообещала Джоанна. — А сейчас спите, Клэр. Вы можете оставаться у нас столько, сколько пожелаете. Немного погодя Хильда принесет вам чего-нибудь поесть. Вы…
   Джоанна оборвала себя на полуслове, поняв, что Клэр Мак-Кей погрузилась в глубокий сон. Она поправила одеяло, отодвинула свой стул и покинула комнату.
   Габриэль как раз тянулся за своими башмаками, когда Джоанна вошла в спальню.
   — Доброе утре, милорд, — приветствовала она мужа. — Хорошо ли вы спали?
   В ответ он только нахмурился. Джоанна подошла к окну и откинула с него меха. Заря едва занималась, и небо на востоке было золотистым.
   — Вам было велено оставаться в постели. — Габриэль был сильно недоволен. — Или вы подождали, пока я засну, чтобы снова уйти?
   — Да.
   Он нахмурился еще сильнее. Она решила задобрить его.
   — Я подумала, что успею немного отдохнуть перед тем, как спуститься вниз. Я устала.
   — Вы выглядите полуживой.
   — Это неважно, — произнесла она и, подняв руки к полосам, принялась поправлять выбившиеся локоны.
   — Подойдите сюда, Джоанна.
   Она прошла через комнату и остановилась перед ним. Он нагнулся, чтобы развязать ремешок, придерживающий ее плед.
   — Вы должны быть там, где вам положено быть, — заявил он.
   Она попыталась оттолкнуть его руку.
   — Я не драгоценность и не ценная безделушка, которую можно упрятать на полку. До того момента, когда вас, милорд, посетит соответствующее настроение.
   Габриэль взял рукой ее подбородок и наклонился поцеловать ее. Он хотел только, чтобы она перестала хмуриться, по ее губы были так мягки и так соблазнительны, что он забыл свои скромные намерения и обвил жену руками, притягивая ее к себе.
   От его поцелуев у нее задрожали колени, закружилась голова. Она обняла мужа и теснее прижалась к нему. Она решила, что будет совершенно правильно, если он вытеснит из ее головы все мысли, до единой. В конце концов, это ее муж. Кроме того, когда он целовал ее, он не хмурился… и не читал нотаций.
   Она не помнила, как оказалась без платья в постели. Должно быть, Габриэль отнес ее туда. Он тоже был обнажен и покрыл ее своим телом. Обхватив руками ее голову, он приник к ее губам долгим поцелуем.
   Она любила прикасаться к нему, чувствовать пальцами его горячую кожу, ласкать выступающие бугры его сильных мускулов. Когда она обнимала его, ей казалось, что к ней переходят его сила и власть.
   Для нее он был чудом. Сильный, как лучший из воинов, и невероятно нежный в своих прикосновениях к ней.
   Ей нравилось, что она могла заставить его потерять голову, Габриэль сам говорил ей об этом, и ей не надо было гадать, так это или нет. Она чувствовала себя с ним свободной и совершенно несдержанной, ибо ее мужу было по душе все, чего бы она ни пожелала.
   Конечно, и он заставлял ее забыть обо всем на свете, хотя она была склонна высказывать свои пожелания, но, когда он передвинулся, чтобы овладеть ею, она пришла в неистовство, заставляя его завершить сладостную пытку.
   Она закричала, когда он вошел в нее, и он тут же замер.
   — Господи, Джоанна, я не хотел…
   — О Господи, я надеюсь, что вы хотели, — прошептала она. Ее острые ногти впились в его плечо. Она обвила ноги вокруг его бедер, понуждая его глубже войти в нее. — Габриэль, я не желаю, чтобы вы сейчас останавливались. Я желаю, чтобы вы продолжали.
   Он решил, что он умер и вознесся на небеса. Не подчинившись требованию, он приподнялся на локтях и заглянул в ее глаза. Он увидел в них страсть и почти обезумел. Великий Боже, она была красива… и так чертовски податлива.
   — Вы похотливая распутница. — Он хотел поддразнить ее, но его голос звучал хрипло. — Мне нравится это, — прибавил он со станом, когда она нетерпеливо придвинулась к нему.
   — Супруг мой, прошу вас, не останавливайтесь! — крикнула она, потеряв способность рассуждать.
   — По-моему, я первый довел вас до безумия, — сказал он ей хриплым шепотом.
   Однако это оказалось пустым бахвальством, ибо Габриэлю показалось, что он сам лишился рассудка, когда она увлекла его вниз долгим страстным поцелуем и придвинулись к нему. Его движения стали сильными и требовательными, хотя и тут жена не уступала ему.
   Они вместе достигли апогея. Джоанна вцепилась в мужа, когда экстаз волна за волной нахлынул на нее. В его сильных руках она чувствовала себя в безопасности, совершенно удовлетворенной и почти любимой. Это было больше, чем она имела когда-нибудь раньше или даже грезила о возможности иметь.
   Она уснула, вздыхая.
   Габриэль подумал, что в его руках она была совершенно безвольной. Он перевернулся на бок и прошептал ее имя. Она не ответила ему. Он прислушался — она дышала. Кажется, страсть довела ее до глубокого обморока. Габриэль улыбнулся — такая возможность была ему приятна. Конечно, он знал настоящую причину такого неодолимого сна. Джоанна слишком устала, ведь почти всю ночь она провела у постели их неожиданной гостьи.
   Он наклонился над ней и поцеловал ее в лоб.
   — Вы должны отдыхать, — прошептал он и улыбнулся. Теперь-то эта маленькая женщина послушается его. Правда, она не слышала его приказа; она уже глубоко спит, но все же он чувствовал себя чертовски счастливым оттого, что его распоряжение будет выполнено.
   Габриэль укутал жену, оделся и тихо вышел из комнаты.
   День, начавшийся так приятно, вскоре испортился. Колум ждал своего лаэрда в большой зале с объявлением, что прибыло новое прошение от барона Гуда о встрече с леди Джоанной. Посланец, доставивший прошение, опять прибыл от лаэрда Гиллеври и ждал ответа Габриэля, стоя рядом с Колумом.
   — Разве барон все еще на наших границах? ~ спросил Габриэль солдата.
   — Нет, милорд. Он послал своего представителя, который должен убедить леди Джоанну встретиться с бароном Гудом недалеко от английских границ.
   Габриэль покачал головой:
   — Моя жена никуда не поедет. Она не желает говорить с бароном Гудом. Англия теперь — лишь часть ее прошлого, а здесь она смотрит только в будущее. Передайте вашему лаэрду, что я благодарю его за посредничество. Я сожалею, что этот англичанин побеспокоил его. Я найду способ воздать лаэрду за его попытки удержать барона и его вассалов подальше от моих границ.
   — Что именно вы соблаговолите передать представителю барона? — спросил солдат. — Я запомню в точности каждое слово, милорд, и передам их так, как вы их произнесете.
   — Скажите ему, что моя жена не станет говорить ни с одним бароном и с их стороны будет глупостью и дальше докучать ей.
   Посланец поклонился и оставил залу. Габриэль повернулся к Колуму:
   — Не упоминайте об этом моей жене. Ей не следует знать, что этот барон опять пытался встретиться с ней.
   — Как вам будет угодно, милорд.
   Габриэль попытался подавить раздражение, вызванное английским бароном, но все равно день был испорчен. Маклоринцы никак не могли толком выполнять свои обязанности, и еще до полудня произошло три несчастных случая. Солдаты вели себя так, словно никак не могли стерпеть необходимость работать бок о бок с макбейнцами. Очевидно, они винили солдат Мак-Бейна в случившейся неприятности, полагая, что тут был замешан кто-то из них.
   Странно, но маклоринцам не слишком нравилось воевать. Габриэль дивился этому. Ему казалось, что они утратили свой боевой пыл после того, как потеряли почти все, чем владели, когда их осадили англичане. И все же Габриэль считал такое отношение просто позорным. Нагорцы не питают отвращения к войне.
   Слияние двух кланов оказалось сложнее, чем он предполагал. Габриэль намеревался предоставить каждому время, чтобы свыкнуться со всеми переменами, но теперь ему пришло в голову, что он был слишком мягок. Этому пора положить конец. Стены возводились черепашьими темпами. В обычный день один макбейнец мог сделать работу троих маклоринцев. Однако сегодняшний день нельзя было считать обыкновенным. Маклоринцы же копошились, не слишком потея на своей работе, и ничего особенного не было сделано.
   Терпение Габриэля иссякло. Он был уже готов подозвать к себе нескольких наглых лентяев, когда подоспел Колум с сообщением, что прибыл еще один посланец.
   Габриэлю не хотелось отвлекаться. К тому же его не особенно интересовала доставленная новость. Однако он решил, что эта новость наверняка порадует его жену.
   Ему хотелось, чтобы Джоанна была счастлива. Он не задумывался о том, почему это имеет значение для него, но он был достаточно честен, чтобы признать: ее счастье для него очень важно. Проклятье! Он становится мягкосердечным.
   Посланец дрожал от страха перед ним, покуда Габриэль не позволил ему удалиться. Однако прежде он заставил его повторить послание, которое ему хотелось передать в Англию. Он не был уверен, что посыльный хорошо все запомнил, ибо внимание его отвлек вбежавший в зал Дамфрис. Пес зарычал, посланец бросился наутек, и Габриэль улыбнулся в первый раз с самого утра.
   Реакция Джоанны на новость была не такой, какую он ожидал. Он собирался подождать с рассказом до обеда, но она спустилась вниз по лестнице как раз тогда, когда посланец рвался в закрытую дверь, и пожелала узнать, что нужно этому незнакомцу.
   Дамфрис пытался ухватить его за пятки. Джоанна пришла в ужас от такого поведения пса. Она оттолкнула его в сторону и открыла двери. Она даже пожелала незнакомцу доброго дня, но он, как видно, не расслышал ее. Он уже был во дворе и мчался как сумасшедший, а хохот Габриэля наверняка заглушил ее слова.
   Она захлопнула дверь и пошла обратно к лестнице. Ее муж стоял у камина, улыбаясь, словно ребенок, получивший замечательный подарок на Рождество.
   — Не очень-то вежливо запугивать гостей, милорд, — попрекнула она мужа.
   — Он англичанин, Джоанна, — сообщил Габриэль, полагая, что этим вполне объяснит свое поведение.
   Она встревожилась и, торопливо спустившись со ступенек, подошла к мужу.
   — Это был посланец, не так ли? От кого он привез новости? От короля Джона? Или барон Гуд прислал новое письмо?
   Ее тревога успела перейти в ужас, но Габриэль успокоил ее.
   — Он привез хорошие новости, жена. Он привез послание от вашей матери.
   Она схватила Габриэля за руку:
   — Мама больна?
   Он не любил, когда она пугалась, и поспешил все объяснить.
   — Нет. По крайней мере, об этом ничего не известно. Но ведь она не могла бы приехать сюда, если бы была нездорова, не так ли?
   — Так мама едет сюда?! — закричала Джоанна.
   Он был поражен. Его жена была близка к обмороку.
   — Разве эта новость не радует вас?
   — Мне нужно присесть.
   Она бессильно опустилась на стул. Габриэль подошел к ней.
   — Отвечайте мне, жена. Если эта новость не радует вас, то я пошлю Колума догнать посланца и передать ему наш отказ.
   Она вскочила.
   — Вы этого не сделаете. Я хочу повидаться с мамой.
   — Тогда, ради Бога, скажите, что с вами такое происходит? Почему вы ведете себя так, словно получили скверные новости?
   Она не обратила на слова мужа ни малейшего внимания. Мысли вихрем проносились у нее в голове. Ей необходимо привести в порядок свои домашние дела. Прежде всего нужно вымыть Дамфриса. Остается ли у нее время, чтобы хоть как-то выдрессировать волкодава? Джоанна не собиралась позволять псу рычать на ее маму.
   Габриэль схватил жену за плечи и потребовал, чтобы она ответила ему. Она попросила его повторить вопрос.
   — Так почему же вы вели себя так, словно это плохая новость, жена?
   — Это замечательная новость, — возразила она и посмотрела на него так, словно сомневалась, в своем ли он уме. — Я не видела маму больше четырех лет, Габриэль. Это будет радостная встреча.
   — Тогда что же вас так встревожило?
   Она сняла его руки со своих плеч и начала вышагивать перед камином.
   — Прежде чем она приедет сюда, нужно слишком многое сделать, — объявила она. — Дамфриса следует вымыть. А башню вычистить от чердака до погреба. К тому же я не хочу, чтобы ваш любимчик рычал на мою маму, Габриэль. Я выучу его кое-каким манерам. О Господи, манеры! — Она повернулась кругом и посмотрела на мужа. — Маклоринцы вообще не имеют понятия о манерах.
   При последних словах она едва не заплакала. Габриэль не знал, смеяться ему или огорчаться. Все же он улыбнулся. В ответ нахмурилась она.
   — Я не позволю, чтобы мою маму обижали.
   — Никто и не собирается обижать ее, жена. Она недоверчиво фыркнула.
   — И я не хочу ее разочаровать. Она учила меня быть доброй женой. — Уперев руки в бока, она ждала, но ее муж медлил. — Ну? — требовательно спросила она.
   Он вздохнул:
   — Что «ну»?
   — Я ждала, что вы назовете меня доброй женой! — В ее словах звучала сильная обида.
   — Правда, правда, — успокоил ее он. — Вы добрая жена.
   Она покачала головой.
   — Нет, не добрая, — призналась она.
   Он поднял глаза к потолку. Он не понимал, чего она хочет от него. Однако догадывался, что она скажет ему об этом, когда придет в себя, и терпеливо ждал.
   — Я не слишком хорошо выполняла свой долг. Однако все это в прошлом. Я начну учить ваших людей надлежащим манерам сегодня же за обедом.
   — Но Джоанна, — начал он предостерегающе. — Мои люди…
   — Не вмешивайтесь, Габриэль. Вам не следует тревожиться. Ваши солдаты послушают меня. Вы будете дома к обеду?
   Этот вопрос удивил его. Ведь он дома, черт возьми, а обед должен был быть подан уже через несколько минут. Возможно, она не понимает, сколько сейчас времени из-за того, что слишком взволнована.