Страница:
Габриэль, улыбаясь, смотрел, как его жена с сыном спускались во двор. Он следил за ними с верхней ступеньки. Смотрел, пока они не скрылись за холмом.
— Чему вы так улыбаетесь, милорд? — Отец Мак-Кечни, вскарабкавшись по лестнице, остановился рядом со своим лаэрдом.
— Я наблюдаю за своей семьей. Отец Мак-Кечни кивнул:
— У вас прекрасная семья, сын мой. Господь благословил вас всех троих.
Габриэль был не слишком набожен, но тут вполне согласился со священником. Когда Габриэль был моложе и наивнее, то молился, чтобы Господь послал ему настоящую семью. Теперь у него были Алекс и Джоанна, которых он мог назвать своими. Он подумал и решил, что должен вознести за это хвалу Создателю. В конце концов тот откликнулся на его молитву.
Смех Джоанны теперь раздавался по всему двору, вторгаясь в мысли Габриэля. Он невольно улыбнулся: проклятие! — он любил этот знак ее радости.
Джоанна не знала, что муж прислушивается к ней. Алекс был так возбужден, оказавшись на прогулке с ней, что не мог идти размеренно, он бежал — только пятки сверкали. Джоанна едва поспевала за ним.
Они провели этот день вместе. Сначала рассматривали лошадей, а затем спустились вниз на луг, чтобы нанести визит Огги.
Старый воин как раз только вернулся с гребня холма и был в прескверном настроении.
— Почему вы так насупились, Огги? — крикнула Джоанна.
Алекс встретился взглядом с солдатом и спрятался за юбки Джоанны.
— Не тревожься, Алекс, — прошептала Джоанна. — Огги бывает мрачным, но у него доброе сердце.
— Как у папы? Джоанна улыбнулась.
— Да, — ответила она, подумав про себя, что у Алекса живой ум и чуткая душа.
Огги подождал, пока они подойдут, и объявил, чем расстроен.
— Я готов отказаться от моей игры, — заявил он, трагически тряхнув головой. — Бесполезно поражать цели с больших дистанций. Большинство камней рассыпается — от силы броска. Они разлетаются в воздухе. Значит, в этом нет смысла, не так ли? А что это прячется позади вас, поглядывая на меня украдкой такими большими синими глазами?
— Это Алекс, — ответила Джоанна. — Разве вы не помните сына лаэрда?
— Конечно, я помню парнишку, — отозвался Огги. — Но сейчас я в самом кислом настроении, леди Джоанна. Я сегодня неподходящая компания. Лучше оставьте меня дуться в одиночестве.
Джоанна постаралась не рассмеяться.
— Не могли бы вы потратить немного времени, чтобы показать Алексу, как забивать камни в ямки прямо здесь на лугу?
— Нет, я не могу потратить немного времени, — пробурчал Огги, приглашая при этом рукой мальчика подойти поближе. — Это не детская игра. Сколько тебе лет, малыш?
Алекс мертвой хваткой вцепился в руку Джоанны.
Он не желал ни на шаг отходить от нее. Тогда она вместе с ним подошла к Огги.
— Алекс не знает, сколько ему лет, — объяснила Джоанна. — Я думаю, ему года четыре, а может быть, пять.
Огги в раздумье почесал подбородок.
— Ну-ка, открой рот, малыш. Дай мне взглянуть на твои зубы. Я скажу, сколько тебе лет.
Джоанна прыснула со смеху:
— Но он же не лошадь!
— Когда дело касается зубов, это почти все равно, по крайней мере, с малолетками.
Алекс закинул голову и открыл рот. Огги одобрительно кивнул:
— Ты хорошо заботишься о своих зубах, не так ли…
— Папа показывал мне, как нужно чистить их зеленым орехом и вытирать шерстяной тряпочкой, — ответил Алекс. — Я забыл об этом всего несколько раз.
Огги прикрыл глаза рукой от солнца и наклонился, чтобы хорошенько рассмотреть зубы мальчика.
— Полагаю, ему уже скоро пять. Старше он быть не может. Его молочные зубы очень хороши и крепки, — пояснил он, протянул руку и покачал два передних зуба Алекса. — Они слишком аккуратны для шести и слишком велики для трех. Да, ему скоро пять, я готов поспорить на мою игру.
Наконец Алексу позволили закрыть рот. Он обернулся и посмотрел на Джоанну:
— Мне уже пять?
— Почти, — ответила Джоанна. — Нам нужно выбрать подходящий день и хорошенько отпраздновать твой день рождения, Алекс. Тогда тебе на самом деле будет пять.
Алекс наконец переборол свой страх перед суровым воином и попросил позволения поиграть в его игру. Огги провозился с ребенком часа два. Алекс не понимал слово «сосредоточься» и безостановочно болтал. Огги был чрезвычайно терпелив с мальчиком. А тот все время бросал взгляды в сторону Джоанны и никак не мог запомнить, что нужно притихнуть в тот момент, когда Огги изготавливается ударить по камню.
Джоанна сидела на склоне холма и наблюдала за их игрой. Она прислушивалась к историям, которые рассказывал Огги о прошлом. Она видела, как постепенно Алекс проникся благоговением к старику-воину. Он просил рассказывать еще и еще.
Солнце уже садилось, и Алекс начинал зевать, когда Джоанна решила отвести его домой. Она встала, расправила складки на пледе и пошла к ним, собираясь поблагодарить Огги.
Что случилось дальше, она не помнила. Открыв глаза, она увидела, что Огги и Алекс склонились над ней. Алекс плакал. Огги осторожно похлопывал ее по лицу и одновременно пытался успокоить мальчика.
Джоанне не потребовалось много времени, чтобы понять, что произошло.
— О Господи, я опять потеряла сознание, да?
— Опять? — спросил Огги, хмуря лоб. Он помог своей хозяйке сесть. Алекс тут же примостился у нее на коленях и прислонился к ее груди. «Надо его успокоить», — подумала она. Джоанна обняв ребенка, крепко прижала его к себе:
— Со мной уже все в порядке, Алекс.
— Вы и раньше теряли сознание? — настаивал Огги. Джоанна кивнула. От этого движения у нее снова закружилась голова.
— Вчера вечером, — ответила она. — Габриэль успел подхватить меня. Это произошло так быстро, что, не будь его, я ударилась бы об пол.
| — Наверняка это произошло быстро, — кивнул Огги. Он присел на корточки рядом с Джоанной, продолжая придерживать ее руками. — И сейчас вы простояли всего мгновение и упали наземь, как чурбан.
Огги намеренно старался говорить на эту тему с грубоватой легкостью, чтобы не пугать ребенка. Он прятал свое истинное беспокойство.
— Не понимаю, как это случилось со мной, — прошептала она.
— Вам лучше бы сходить показаться Глинис, — посоветовал Огги. — Она кое-что знает относительно лекарского дела.
— Она собиралась зашить Колуму руку. Значит, у нее должен быть некоторый опыт, — припомнила Джоанна. — Хорошо, я схожу к ней завтра.
— Нет, — возразил Огги. — Вы пойдете сегодня же. А я отведу Алекса домой.
По тому, как упрямо он сжал челюсти, Джоанна поняла, что с ним бесполезно спорить.
— Ну что ж, хорошо, — согласилась она. Затем обратила свое внимание на сына: — Алекс, не надо говорить об этом обмороке отцу. Мы не должны тревожить его, правда?
— Как вы можете предлагать мальчику…
— Огги, сейчас я думаю о Габриэле, — оборвала его Джоанна. — Я не хочу, чтобы он расстраивался.
Огги согласно кивнул. Конечно, он и сам собирался рассказать своему лаэрду о случившемся. Когда же его хозяйка капризно решила скрыть это, он намекнул ей, что его-то уж она не должна заставлять давать ей обещание молчать в любом случае.
Они с Алексом проводили ее до самой двери Глинис. Там они ее оставили, но только после того, как Огги постучался в дверь и маклоринка ответила приглашением войти.
— У леди Джоанны есть жалоба к вам, — произнес Огги. — Иди, малыш. Тебе пора ужинать.
— Разве я сделала ч го-то, что вызвало ваше неудовольствие, миледи? — спросила Глинис.
Джоанна покачала головой. Она указала маклоринке на скалистый уступ в стороне от входа — сидя там, они знали бы, что их разговор не услышит муж Глинис.
— Пожалуйста, присядьте, — сказала Джоанна. — Одна моя подруга занемогла, и я хотела получить ваш совет, что нужно предпринять, чтобы помочь ей.
Глинис явно испытала облегчение. Она присела на уступ, сложила руки на коленях и стала ждать, когда Джоанне будет угодно продолжить.
— Уже дважды эта женщина падала в обморок без видимой причины, — рассказала Джоанна Она стояла перед маклоринкой и ждала ее реакции на это сообщение.
Глинис просто кивнула. Джоанна не знала, как следует понимать это движение.
— Может, она умирает от какого-то смертельного недуга?
Теперь Джоанна сжимала и разжимала руки, стараясь не показать виду, как она волнуется.
— Возможно, — ответила Глинис. — Мне нужно знать больше. Тогда я смогу сказать что-то. Миледи, ваша подруга молода или стара?
— Молода.
— Она замужем?
— Да.
Глинис кивнула:
— Замечала ли она еще какие-нибудь симптомы, которые могла бы упомянуть?
— Я… Она просыпается, чувствуя себя очень больной. И ее действительно мутит и рвет. Ей так дурно все утро. Но когда ее не мутит, то все вполне нормально.
— Мне нужно задать несколько сугубо женских вопросов, прежде чем мне станет понятно, в чем дело, миледи, — сказала Глинис своей хозяйке тихим шепотом.
— Я отвечу на них, если только знаю ответы, — отозвалась Джоанна.
— Не пропустила ли ваша подруга месячные? Джоанна кивнула:
— Она уже пропустила два месяца подряд, но для нее это вещь обычная — у нее они нерегулярны.
Глинис постаралась не улыбнуться:
— А не можете ли вы сказать, не стали ее груди чувствительнее?
Джоанна уже собралась взглянуть на них, прежде чем дать ответ, но вовремя спохватилась:
— Может быть, немного, но не слишком.
— Она недавно замужем?
Джоанна подумала, что ей задали странный вопрос.
— Вы думаете, что напряжение, вызванное новым замужеством, было причиной этого недуга? Я так не считаю, Глинис, потому что эта женщина была и раньше замужем.
— У нее были дети от первого… Джоанна не дала ей закончить:
— Она бесплодна!
— Возможно, она была бесплодна только из-за мужчины, — заметила маклоринка.
Джоанну совсем сбило с толку это замечание. А Глинис озадачила ее новым вопросом:
— А она спит больше, чем обычно?
— Да! — крикнула Джоанна, изумленная, что вопросы Глинис попадают в точку. — Ведь вы слышали раньше об этой болезни, не так ли?
— Правду сказать, слышала, — ответила Глинис.
— Так она умрет?
— Нет, миледи. Она не умрет.
— Тогда что же она должна делать?
Джоанна была вся в напряжении. Глинис поспешила успокоить ее и, широко улыбаясь своей госпоже, ответила:
— Она должна сказать своему мужу, что носит под сердцем его ребенка.
Глава 15
— Чему вы так улыбаетесь, милорд? — Отец Мак-Кечни, вскарабкавшись по лестнице, остановился рядом со своим лаэрдом.
— Я наблюдаю за своей семьей. Отец Мак-Кечни кивнул:
— У вас прекрасная семья, сын мой. Господь благословил вас всех троих.
Габриэль был не слишком набожен, но тут вполне согласился со священником. Когда Габриэль был моложе и наивнее, то молился, чтобы Господь послал ему настоящую семью. Теперь у него были Алекс и Джоанна, которых он мог назвать своими. Он подумал и решил, что должен вознести за это хвалу Создателю. В конце концов тот откликнулся на его молитву.
Смех Джоанны теперь раздавался по всему двору, вторгаясь в мысли Габриэля. Он невольно улыбнулся: проклятие! — он любил этот знак ее радости.
Джоанна не знала, что муж прислушивается к ней. Алекс был так возбужден, оказавшись на прогулке с ней, что не мог идти размеренно, он бежал — только пятки сверкали. Джоанна едва поспевала за ним.
Они провели этот день вместе. Сначала рассматривали лошадей, а затем спустились вниз на луг, чтобы нанести визит Огги.
Старый воин как раз только вернулся с гребня холма и был в прескверном настроении.
— Почему вы так насупились, Огги? — крикнула Джоанна.
Алекс встретился взглядом с солдатом и спрятался за юбки Джоанны.
— Не тревожься, Алекс, — прошептала Джоанна. — Огги бывает мрачным, но у него доброе сердце.
— Как у папы? Джоанна улыбнулась.
— Да, — ответила она, подумав про себя, что у Алекса живой ум и чуткая душа.
Огги подождал, пока они подойдут, и объявил, чем расстроен.
— Я готов отказаться от моей игры, — заявил он, трагически тряхнув головой. — Бесполезно поражать цели с больших дистанций. Большинство камней рассыпается — от силы броска. Они разлетаются в воздухе. Значит, в этом нет смысла, не так ли? А что это прячется позади вас, поглядывая на меня украдкой такими большими синими глазами?
— Это Алекс, — ответила Джоанна. — Разве вы не помните сына лаэрда?
— Конечно, я помню парнишку, — отозвался Огги. — Но сейчас я в самом кислом настроении, леди Джоанна. Я сегодня неподходящая компания. Лучше оставьте меня дуться в одиночестве.
Джоанна постаралась не рассмеяться.
— Не могли бы вы потратить немного времени, чтобы показать Алексу, как забивать камни в ямки прямо здесь на лугу?
— Нет, я не могу потратить немного времени, — пробурчал Огги, приглашая при этом рукой мальчика подойти поближе. — Это не детская игра. Сколько тебе лет, малыш?
Алекс мертвой хваткой вцепился в руку Джоанны.
Он не желал ни на шаг отходить от нее. Тогда она вместе с ним подошла к Огги.
— Алекс не знает, сколько ему лет, — объяснила Джоанна. — Я думаю, ему года четыре, а может быть, пять.
Огги в раздумье почесал подбородок.
— Ну-ка, открой рот, малыш. Дай мне взглянуть на твои зубы. Я скажу, сколько тебе лет.
Джоанна прыснула со смеху:
— Но он же не лошадь!
— Когда дело касается зубов, это почти все равно, по крайней мере, с малолетками.
Алекс закинул голову и открыл рот. Огги одобрительно кивнул:
— Ты хорошо заботишься о своих зубах, не так ли…
— Папа показывал мне, как нужно чистить их зеленым орехом и вытирать шерстяной тряпочкой, — ответил Алекс. — Я забыл об этом всего несколько раз.
Огги прикрыл глаза рукой от солнца и наклонился, чтобы хорошенько рассмотреть зубы мальчика.
— Полагаю, ему уже скоро пять. Старше он быть не может. Его молочные зубы очень хороши и крепки, — пояснил он, протянул руку и покачал два передних зуба Алекса. — Они слишком аккуратны для шести и слишком велики для трех. Да, ему скоро пять, я готов поспорить на мою игру.
Наконец Алексу позволили закрыть рот. Он обернулся и посмотрел на Джоанну:
— Мне уже пять?
— Почти, — ответила Джоанна. — Нам нужно выбрать подходящий день и хорошенько отпраздновать твой день рождения, Алекс. Тогда тебе на самом деле будет пять.
Алекс наконец переборол свой страх перед суровым воином и попросил позволения поиграть в его игру. Огги провозился с ребенком часа два. Алекс не понимал слово «сосредоточься» и безостановочно болтал. Огги был чрезвычайно терпелив с мальчиком. А тот все время бросал взгляды в сторону Джоанны и никак не мог запомнить, что нужно притихнуть в тот момент, когда Огги изготавливается ударить по камню.
Джоанна сидела на склоне холма и наблюдала за их игрой. Она прислушивалась к историям, которые рассказывал Огги о прошлом. Она видела, как постепенно Алекс проникся благоговением к старику-воину. Он просил рассказывать еще и еще.
Солнце уже садилось, и Алекс начинал зевать, когда Джоанна решила отвести его домой. Она встала, расправила складки на пледе и пошла к ним, собираясь поблагодарить Огги.
Что случилось дальше, она не помнила. Открыв глаза, она увидела, что Огги и Алекс склонились над ней. Алекс плакал. Огги осторожно похлопывал ее по лицу и одновременно пытался успокоить мальчика.
Джоанне не потребовалось много времени, чтобы понять, что произошло.
— О Господи, я опять потеряла сознание, да?
— Опять? — спросил Огги, хмуря лоб. Он помог своей хозяйке сесть. Алекс тут же примостился у нее на коленях и прислонился к ее груди. «Надо его успокоить», — подумала она. Джоанна обняв ребенка, крепко прижала его к себе:
— Со мной уже все в порядке, Алекс.
— Вы и раньше теряли сознание? — настаивал Огги. Джоанна кивнула. От этого движения у нее снова закружилась голова.
— Вчера вечером, — ответила она. — Габриэль успел подхватить меня. Это произошло так быстро, что, не будь его, я ударилась бы об пол.
| — Наверняка это произошло быстро, — кивнул Огги. Он присел на корточки рядом с Джоанной, продолжая придерживать ее руками. — И сейчас вы простояли всего мгновение и упали наземь, как чурбан.
Огги намеренно старался говорить на эту тему с грубоватой легкостью, чтобы не пугать ребенка. Он прятал свое истинное беспокойство.
— Не понимаю, как это случилось со мной, — прошептала она.
— Вам лучше бы сходить показаться Глинис, — посоветовал Огги. — Она кое-что знает относительно лекарского дела.
— Она собиралась зашить Колуму руку. Значит, у нее должен быть некоторый опыт, — припомнила Джоанна. — Хорошо, я схожу к ней завтра.
— Нет, — возразил Огги. — Вы пойдете сегодня же. А я отведу Алекса домой.
По тому, как упрямо он сжал челюсти, Джоанна поняла, что с ним бесполезно спорить.
— Ну что ж, хорошо, — согласилась она. Затем обратила свое внимание на сына: — Алекс, не надо говорить об этом обмороке отцу. Мы не должны тревожить его, правда?
— Как вы можете предлагать мальчику…
— Огги, сейчас я думаю о Габриэле, — оборвала его Джоанна. — Я не хочу, чтобы он расстраивался.
Огги согласно кивнул. Конечно, он и сам собирался рассказать своему лаэрду о случившемся. Когда же его хозяйка капризно решила скрыть это, он намекнул ей, что его-то уж она не должна заставлять давать ей обещание молчать в любом случае.
Они с Алексом проводили ее до самой двери Глинис. Там они ее оставили, но только после того, как Огги постучался в дверь и маклоринка ответила приглашением войти.
— У леди Джоанны есть жалоба к вам, — произнес Огги. — Иди, малыш. Тебе пора ужинать.
— Разве я сделала ч го-то, что вызвало ваше неудовольствие, миледи? — спросила Глинис.
Джоанна покачала головой. Она указала маклоринке на скалистый уступ в стороне от входа — сидя там, они знали бы, что их разговор не услышит муж Глинис.
— Пожалуйста, присядьте, — сказала Джоанна. — Одна моя подруга занемогла, и я хотела получить ваш совет, что нужно предпринять, чтобы помочь ей.
Глинис явно испытала облегчение. Она присела на уступ, сложила руки на коленях и стала ждать, когда Джоанне будет угодно продолжить.
— Уже дважды эта женщина падала в обморок без видимой причины, — рассказала Джоанна Она стояла перед маклоринкой и ждала ее реакции на это сообщение.
Глинис просто кивнула. Джоанна не знала, как следует понимать это движение.
— Может, она умирает от какого-то смертельного недуга?
Теперь Джоанна сжимала и разжимала руки, стараясь не показать виду, как она волнуется.
— Возможно, — ответила Глинис. — Мне нужно знать больше. Тогда я смогу сказать что-то. Миледи, ваша подруга молода или стара?
— Молода.
— Она замужем?
— Да.
Глинис кивнула:
— Замечала ли она еще какие-нибудь симптомы, которые могла бы упомянуть?
— Я… Она просыпается, чувствуя себя очень больной. И ее действительно мутит и рвет. Ей так дурно все утро. Но когда ее не мутит, то все вполне нормально.
— Мне нужно задать несколько сугубо женских вопросов, прежде чем мне станет понятно, в чем дело, миледи, — сказала Глинис своей хозяйке тихим шепотом.
— Я отвечу на них, если только знаю ответы, — отозвалась Джоанна.
— Не пропустила ли ваша подруга месячные? Джоанна кивнула:
— Она уже пропустила два месяца подряд, но для нее это вещь обычная — у нее они нерегулярны.
Глинис постаралась не улыбнуться:
— А не можете ли вы сказать, не стали ее груди чувствительнее?
Джоанна уже собралась взглянуть на них, прежде чем дать ответ, но вовремя спохватилась:
— Может быть, немного, но не слишком.
— Она недавно замужем?
Джоанна подумала, что ей задали странный вопрос.
— Вы думаете, что напряжение, вызванное новым замужеством, было причиной этого недуга? Я так не считаю, Глинис, потому что эта женщина была и раньше замужем.
— У нее были дети от первого… Джоанна не дала ей закончить:
— Она бесплодна!
— Возможно, она была бесплодна только из-за мужчины, — заметила маклоринка.
Джоанну совсем сбило с толку это замечание. А Глинис озадачила ее новым вопросом:
— А она спит больше, чем обычно?
— Да! — крикнула Джоанна, изумленная, что вопросы Глинис попадают в точку. — Ведь вы слышали раньше об этой болезни, не так ли?
— Правду сказать, слышала, — ответила Глинис.
— Так она умрет?
— Нет, миледи. Она не умрет.
— Тогда что же она должна делать?
Джоанна была вся в напряжении. Глинис поспешила успокоить ее и, широко улыбаясь своей госпоже, ответила:
— Она должна сказать своему мужу, что носит под сердцем его ребенка.
Глава 15
Счастье еще, что Глинис была такой дюжей и расторопной женщиной. Она поймала свою хозяйку, не дав ей удариться головой о каменную стену. Радостная новость вызвала у леди Джоанны глубокий обморок. Она пришла в себя в постели Глинис. Первые слова, слетевшие с ее губ, были почти криком:
— Я бесплодна!
Глинис тихо похлопала ее по руке:
— Только из-за того мужчины, но не из-за нашего лаэрда. У вас все признаки, миледи, вы действительно беременны.
Джоанна покачала головой. Ее разум отказывался поверить в это:
— Бесплодны женщины, а не мужчины!
Глинис фыркнула:
— Так говорят именно мужчины. Мы с вами разные люди, миледи, но мне хотелось бы думать, что мы поймем друг друга. Я считаю вас своим человеком, особенно в те дни, когда вы надеваете наш прекрасный маклоринский плед, — прибавила она с улыбкой.
— Я счастлива иметь в вас друга, Глинис, — ответила Джоанна, удивляясь, зачем — одному Богу это известно — маклоринка сейчас касается этой темы.
Глинис быстро поняла ее замешательство.
— Друзья всегда сохраняют секреты друг друга, — сказала она. — Так что я бы хотела спросить вас: брал ли когда-нибудь ваш первый муж других женщин к себе в постель? Я не хочу бесчестить вас, миледи, а только выяснить то, что мы хотим знать.
Сначала Джоанна села.
— Да, он брал других женщин к себе в постель, — призналась она. — И даже многих. Казалось, он решил переспать с возможно большим количеством женщин. Он любил хвастать передо мной своими любовницами. Однако я не обращала на это внимания, — поспешно прибавила она, поймав на себе полный жалости взгляд Глинис. — Я не любила мужа. Он был злым человеком.
— Но вот о чем я спрошу вас, миледи. Известно ли вам, рождались ли какие-нибудь незаконные дети после этих его похождений?
— Нет, никаких детей не рождалось, — ответила Джоанна. — Рольф говорил мне, что женщины используют какое-то лекарство, чтобы предохраниться от беременности. Он полагал, что и я им пользуюсь, и приходил в ярость каждый месяц, потому что был уверен, будто я намеренно препятствую его желанию иметь ребенка.
— Есть такие средства, — подтвердила Глинис. — Но теперь вы наверняка забеременели, миледи, так что мы можем заключить, что вы вовсе не бесплодны. Я буду хранить молчание об этом радостном событии. А вы выберете момент, чтобы рассказать о нем супругу. Милорд будет очень рад.
Глинис проводила ее до каменной стены. Внезапно Джоанна повернулась к ней.
— Мой муж не позволит мне работать на полях, — произнесла она.
— Нет, конечно, — ответила Глинис. — Вы наша хозяйка. Вы не должны заниматься повседневной работой.
— Но я умею шить, — сказала Джоанна. — Каждый вечер я сажусь у огня и либо работаю над драпировкой, либо немного вышиваю. Я могу вышивать цветы на… одежде, — прибавила она.
— Так чего же вы хотите, миледи? Бросить все это?
— Я заметила, что вы носите блузки шафранного цвета под своими пледами, и хотела бы вас спросить: не позволите ли вы мне вышить узор из цветов вокруг горловин ваших кофточек?
Глаза у Глинис расширились:
— Почему вы хотите…
— Вы ежедневно трудитесь на полях, Глинис, и я хотела бы сделать что-нибудь, чтобы выразить вам свою признательность. Если вы принесете мне в залу одну из ваших блузок, я начну работать над ней сегодня.
Джоанна была слишком смущена, чтобы дожидаться ответа. Она внезапно почувствовала себя такой робкой. Она помахала Глинис, уходя по дорожке, ведущей к дому.
Добравшись до холма, она замедлила шаг. Необычность нового состояния поразила ее. Она прошла остаток пути в глубокой сосредоточенности.
Огги перехватил ее в центре двора.
— Я приду сюда сегодня ужинать, — сообщил он. — Я собираюсь сказать вашему мужу…
Он умолк, ибо его поразило выражение ее лица.
— Почему вы улыбаетесь так, словно нашли горшок золота, юная леди? — в недоумении нахмурился Огги.
— Я скажу вам об этом сегодня вечером, — пообещала она. — Это великий день, не так ли, Огги, даже несмотря на то что погода немножечко холоднее обычного?
— Ну, юная леди, вам бы надо быть более осведомленной относительно здешней погоды…
Огги намеревался объяснить, как оно на самом деле: погода и впрямь была очень мягкой для ранней осени. Но Кит уже говорил ему, что леди полагает, будто погода в Нагорье весь год такая теплая. И Огги не хотелось бы, чтобы солдаты смеялись за спиной Джоанны над ее наивностью. Но Джоанна уже улетела, как пташка, и мысли ее, видно, витали в облаках, так что обстоятельный Огги не успел просветить ее насчет климата Нагорья. Ничего, он найдет время, чтобы поведать ей всю правду…
Джоанна была рядом с Алексом за столом, пока он ужинал. Он был еще слишком мал, чтобы дожидаться взрослых. Потом она послала его вымыть лицо и руки, а сама села к очагу.
В залу вприпрыжку вбежал Дамфрис. Она потрепала его по холке и взяла в руки шитье. Дамфрис с громким стуком шмякнулся на пол возле нее и положил голову на ее ботинки.
Через минуту появился Алекс. На его лице все еще оставались жирные следы. Джоанна намочила платок и старательно вытерла мальчика. Он захотел сесть рядом с нею, на тот же стул. Джоанна подвинулась и усадила его.
— Скажи, Алекс, тебе хотелось бы остаться здесь со мной и с отцом? Или ты будешь скучать по другим своим родственникам?
— Я хочу остаться здесь. — Он громко зевнул и прислонился к Джоанне, наблюдая, как она вдевает нитку в иголку.
— Я тоже хочу, чтобы ты остался, — прошептала Джоанна.
— Папа говорит, что ты скучала по мне.
— Это правда. Я действительно скучала по тебе.
Щеки Алекса надулись от осознания собственной важности:
— И ты плакала, как ребенок, когда скучала по мне?
Она улыбнулась его словам и сказала, чтобы не разочаровать его:
— Конечно, плакала… А ты хотел бы, чтобы я рассказала тебе сказку перед тем, как ты ляжешь спать?
Алекс кивнул:
— А откуда ты знаешь сказку? Тебе рассказал Огги?
— Нет, — ответила она. — Моя матушка рассказывала мне сказки, когда я была маленькой. А когда я выросла, я выучилась читать и поэтому… ^
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем ты училась читать?
Джоанна все время смотрела на Алекса и поэтому не заметила, что в залу вошел муж. Он приостановился на лестнице, наблюдая за женой и сыном.
— Я выучилась читать, потому что мне это запрещали, — ответила она. — Мне говорили, будто я слишком неразвита, чтобы учиться грамоте. И я верила этой ерунде. Но позже я обрела здравый смысл и поняла, что не менее умна, чем другие. Это случилось, когда я выучилась читать. Когда ты станешь постарше, Алекс, я выучу и тебя.
Алекс теребил пальцами плед Джоанны, внимательно слушая ее. Вдруг он широко зевнул, так, что стало видно все его горлышко. Она показала ему, как при зевке закрывать рот ладонью, а затем начала сказку, которая была самой любимой у нее в детстве.
Алекс вскоре крепко уснул, его голова упала ей на грудь. Джоанне было так приятно чувствовать малыша у себя на руках, что она закрыла глаза с намерением вознести благодарственную молитву. И она уснула почти так же быстро, как и Алекс.
Габриэль не знал, кого первым перенести в постель. Ему на помощь пришел Колум. Он взял Алекса.
— Куда мне уложить его на ночь, милорд? — спросил он тихим шепотом, так, чтобы не разбудить малыша.
Габриэль не знал, что ответить, ведь вторая спальня была занята Клэр и он не мог уложить туда сына. Но ему не хотелось и чтобы Алекс спал с солдатами. Мальчик еще слишком мал, и ему нужно быть ближе к матери и отцу — на случай, если он чего-нибудь испугается или заблудится ночью.
— Пока положите его в мою постель, — приказал Габриэль. — Сегодня попозже я разберусь с этим.
Он подождал, пока Колум вынесет Алекса из зала, и повернулся к жене. Он присел на корточки рядом с ее стулом и уже потянулся к ней, когда она внезапно открыла глаза.
— Габриэль, — она произнесла его имя с удивлением в голосе. Он воспринял это словно ласку.
— Вы случайно не обо мне грезите?
Он пытался поддразнивать ее, но его голос был хриплым от избытка нежности. Проклятье! Он любил эту женщину. Он вздохнул, надо было взять себя в руки.
Ему хотелось лечь с нею. Но он знал, что должен подождать, так что взамен решил поворчать на нее:
— Вам нужно подняться наверх, жена. Вы совершенно истощены. Вы слишком много работаете. Я снова и снова прошу вас отдыхать, но вы вызывающе…
Она потянулась к нему и кончиками пальцев провела по его лицу. Надо ли говорить, что это прервало его ворчание. «Должно быть, это женская уловка», — подумал он.
— Я не много работаю, — ответила она. — И сейчас я не спала. Я дремала и думала кое о чем, поразившем меня. Я не вполне могу этому поверить, Габриэль. Это кажется невероятным, и когда я сообщу вам то, о чем узнала…
Она внезапно остановилась и украдкой выглянула из-за плеча мужа, желая удостовериться, что они одни. Она не хотела, чтобы кто-нибудь еще был рядом в этот совершенно особый момент.
Но тут как раз в залу гордой поступью прошествовали Кит и трое маклоринских солдат, а Джоанна вдруг поняла, что Алекса уже нет у нее на коленях.
— Сами видите, что вы спали, — сказал ей Габриэль. — Вы даже не заметили, как Колум отнес моего сына наверх.
— Нашего сына, — поправила она.
Ему понравились эти слова. Джоанна предъявляла свои права на Алекса, и он подумал, что это Добрый знак. В свое время, он надеялся, она предъявит свои права и на владение им самим.
— Да, это наш сын, — согласился он. — А теперь рассказывайте мне, что вы узнали.
— Надо подождать, пока мы останемся одни.
— Говорите сейчас.
— Нет.
Его глаза расширились от удивления. Он поднялся, затем поставил и ее на ноги.
— Вы осмелились отказать мне? Она улыбнулась:
— С этого дня я на все осмеливаюсь. Благодарю вас, супруг мой.
Он не понимал, что она говорит, и решил подождать, чтобы потом добиться у нее надлежащего объяснения. Но сейчас ему хотелось заставить Джоанну рассказать, что ее так поразило.
— Я желаю знать, что вас беспокоит. Говорите сейчас же, — велел он.
Теперь Габриэль снова говорил надменно. Помоги ей небо, ей даже начинала импонировать его властность — теперь, когда она стала ощущать и свою силу над ним.
— Меня ничто не беспокоит, — сказала она. — Я расскажу вам мои новости, когда буду готова, но ни минутой раньше. Я не стану торопиться.
— А вы собираетесь сказать милорду о том, что случилось на лугу? — Огги прокричал этот вопрос от дверей.
Джоанна обернулась посмотреть на него. Старик-воин двинулся через комнату. Дамфрис испустил громкое рычание. Огги утихомирил его немедленным ответным урчанием.
— Да, — откликнулась Джоанна. — Я собираюсь сказать ему об этом после обеда.
— Если вы не расскажете сами, я наябедничаю на вас завтра утром, юная леди. Только не думайте, что я этого не сделаю.
— Гром и молния, что…
Джоанна намеренно оборвала бормотание своего супруга, громко приветствуя священника:
— Добрый вечер, святой отец! — Затем прошептала мужу: — Попытайтесь еще раз быть терпеливым. Обещаю, что вы будете богато вознаграждены.
Он что-то заворчал. По выражению его лица она не могла сказать, собирался ли он проявить уступчивость или нет.
— Я хочу рассказать вам мои важные новости, оставшись с вами наедине.
Наконец Габриэль кивнул. Он старался не улыбнуться при этом. Ему казалось — он понял, что же такое она собиралась ему поведать. Господи, он чувствовал себя прекрасно! А все оттого, что эта глупая женщина наконец поняла, что любит своего мужа.
Он позволил ей действовать сообразно ее разумению.
Если ей хочется объявить о своих чувствах наедине, в их спальне, он, конечно, предоставит ей такую возможность. Проклятье, но ему хотелось, чтобы ужин поскорее кончился. Он жаждал остаться с нею. До этой минуты он не понимал, как важна для него ее любовь. Вообще жены не должны любить своих мужей, но эта должна любить его, так он решил. Если его поразила такая напасть, то, истинный Бог, она должна поразить и ее.
— Сердечные дела чертовски смущают, — он пробормотал это себе под нос.
— Простите? — спросила она, не уверенная, что в точности расслышала, что он сказал.
— Ничего.
— Ваше настроение, милорд, очень напоминает здешнюю погоду, — заметила она. — Вы совершенно непредсказуемы.
Он пожал плечами.
Но тут внимание Джоанны переключилось на солдат, которые стали заполнять зал. Она опять заметила серьезные недостатки в их манерах.
— Вы должны поклониться своему лаэрду и его жене, когда входите в комнату, — сделала она замечание и стала ждать, окажутся ли солдаты в настроении проявлять непривычную для них учтивость. Если с ними опять возникнут хлопоты, она готова попросить Мэган принести еще несколько чаш.
Мужчины склонили головы в поклоне. Джоанна была удовлетворена. Она оставила своего мужа стоящим у очага и подошла к столу макбейнцев. Два молоденьких солдата, которым была предоставлена привилегия сегодня обедать рядом с их лаэрдом, уже сели на свои места. Она попросила их встать.
— Никто из вас не должен садиться, пока ваш лаэрд и его жена не займут своих мест, — терпеливо объяснила она.
Последовало некоторое ворчание, но в конце концов ее требования были выполнены.
Джоанне не хотелось подвергать слишком сильному испытанию терпение мужчин. Поэтому она не бранила их за то, что в течение всего ужина они громко перекликались друг с другом. Она была вполне довольна достигнутыми успехами: мужчины старались быть учтивыми, и во время всего ужина она не слышала ни одного рыгания.
Огги спросил у лаэрда, что он собирается делать с бочонками жидкого золота, дремлющими в пещере. Из-за того, что он предложил свой вопрос шепотом, все насторожились, видя, что происходит что-то секретное.
Джоанна была изумлена. Мужчины не слышали вчера вечером ее криков, а тут мгновенно замолчали, потому что их внимание привлек шепот Огги. Она припрятала это наблюдение в свою копилку, чтобы впоследствии использовать.
— О чем это там толкует Огги? — спросил у лаэрда Кит.
Габриэль откинулся на спинку стула и поведал собравшимся о бочонках в пещере. Новость вызвала на редкость много криков и радости. А когда мужчины успокоились, Габриэль прибавил, что все они должны поблагодарить Огги за это сокровище.
— Давайте пойдем и принесем бочонка два, чтобы распить их сегодня! — с жаром предложил Брайан.
Джоанна не дала мужу времени для выражения согласия или несогласия на предложение Брайана. Она встала перед солдатами и покачала головой.
Солдаты немедленно поднялись тоже. Такая демонстрация хороших манер была очень впечатляющей.
— Вы уходите или остаетесь? — поинтересовался Нилл.
— Остаюсь, — ответила она. — Садитесь, пожалуйста, джентльмены.
— Но ведь вы еще стоите, — возразил Линдзи. — Это хитрость, не так ли, миледи? Если мы сядем, вы снова начнете бросаться посудой.
— Я бесплодна!
Глинис тихо похлопала ее по руке:
— Только из-за того мужчины, но не из-за нашего лаэрда. У вас все признаки, миледи, вы действительно беременны.
Джоанна покачала головой. Ее разум отказывался поверить в это:
— Бесплодны женщины, а не мужчины!
Глинис фыркнула:
— Так говорят именно мужчины. Мы с вами разные люди, миледи, но мне хотелось бы думать, что мы поймем друг друга. Я считаю вас своим человеком, особенно в те дни, когда вы надеваете наш прекрасный маклоринский плед, — прибавила она с улыбкой.
— Я счастлива иметь в вас друга, Глинис, — ответила Джоанна, удивляясь, зачем — одному Богу это известно — маклоринка сейчас касается этой темы.
Глинис быстро поняла ее замешательство.
— Друзья всегда сохраняют секреты друг друга, — сказала она. — Так что я бы хотела спросить вас: брал ли когда-нибудь ваш первый муж других женщин к себе в постель? Я не хочу бесчестить вас, миледи, а только выяснить то, что мы хотим знать.
Сначала Джоанна села.
— Да, он брал других женщин к себе в постель, — призналась она. — И даже многих. Казалось, он решил переспать с возможно большим количеством женщин. Он любил хвастать передо мной своими любовницами. Однако я не обращала на это внимания, — поспешно прибавила она, поймав на себе полный жалости взгляд Глинис. — Я не любила мужа. Он был злым человеком.
— Но вот о чем я спрошу вас, миледи. Известно ли вам, рождались ли какие-нибудь незаконные дети после этих его похождений?
— Нет, никаких детей не рождалось, — ответила Джоанна. — Рольф говорил мне, что женщины используют какое-то лекарство, чтобы предохраниться от беременности. Он полагал, что и я им пользуюсь, и приходил в ярость каждый месяц, потому что был уверен, будто я намеренно препятствую его желанию иметь ребенка.
— Есть такие средства, — подтвердила Глинис. — Но теперь вы наверняка забеременели, миледи, так что мы можем заключить, что вы вовсе не бесплодны. Я буду хранить молчание об этом радостном событии. А вы выберете момент, чтобы рассказать о нем супругу. Милорд будет очень рад.
Глинис проводила ее до каменной стены. Внезапно Джоанна повернулась к ней.
— Мой муж не позволит мне работать на полях, — произнесла она.
— Нет, конечно, — ответила Глинис. — Вы наша хозяйка. Вы не должны заниматься повседневной работой.
— Но я умею шить, — сказала Джоанна. — Каждый вечер я сажусь у огня и либо работаю над драпировкой, либо немного вышиваю. Я могу вышивать цветы на… одежде, — прибавила она.
— Так чего же вы хотите, миледи? Бросить все это?
— Я заметила, что вы носите блузки шафранного цвета под своими пледами, и хотела бы вас спросить: не позволите ли вы мне вышить узор из цветов вокруг горловин ваших кофточек?
Глаза у Глинис расширились:
— Почему вы хотите…
— Вы ежедневно трудитесь на полях, Глинис, и я хотела бы сделать что-нибудь, чтобы выразить вам свою признательность. Если вы принесете мне в залу одну из ваших блузок, я начну работать над ней сегодня.
Джоанна была слишком смущена, чтобы дожидаться ответа. Она внезапно почувствовала себя такой робкой. Она помахала Глинис, уходя по дорожке, ведущей к дому.
Добравшись до холма, она замедлила шаг. Необычность нового состояния поразила ее. Она прошла остаток пути в глубокой сосредоточенности.
Огги перехватил ее в центре двора.
— Я приду сюда сегодня ужинать, — сообщил он. — Я собираюсь сказать вашему мужу…
Он умолк, ибо его поразило выражение ее лица.
— Почему вы улыбаетесь так, словно нашли горшок золота, юная леди? — в недоумении нахмурился Огги.
— Я скажу вам об этом сегодня вечером, — пообещала она. — Это великий день, не так ли, Огги, даже несмотря на то что погода немножечко холоднее обычного?
— Ну, юная леди, вам бы надо быть более осведомленной относительно здешней погоды…
Огги намеревался объяснить, как оно на самом деле: погода и впрямь была очень мягкой для ранней осени. Но Кит уже говорил ему, что леди полагает, будто погода в Нагорье весь год такая теплая. И Огги не хотелось бы, чтобы солдаты смеялись за спиной Джоанны над ее наивностью. Но Джоанна уже улетела, как пташка, и мысли ее, видно, витали в облаках, так что обстоятельный Огги не успел просветить ее насчет климата Нагорья. Ничего, он найдет время, чтобы поведать ей всю правду…
Джоанна была рядом с Алексом за столом, пока он ужинал. Он был еще слишком мал, чтобы дожидаться взрослых. Потом она послала его вымыть лицо и руки, а сама села к очагу.
В залу вприпрыжку вбежал Дамфрис. Она потрепала его по холке и взяла в руки шитье. Дамфрис с громким стуком шмякнулся на пол возле нее и положил голову на ее ботинки.
Через минуту появился Алекс. На его лице все еще оставались жирные следы. Джоанна намочила платок и старательно вытерла мальчика. Он захотел сесть рядом с нею, на тот же стул. Джоанна подвинулась и усадила его.
— Скажи, Алекс, тебе хотелось бы остаться здесь со мной и с отцом? Или ты будешь скучать по другим своим родственникам?
— Я хочу остаться здесь. — Он громко зевнул и прислонился к Джоанне, наблюдая, как она вдевает нитку в иголку.
— Я тоже хочу, чтобы ты остался, — прошептала Джоанна.
— Папа говорит, что ты скучала по мне.
— Это правда. Я действительно скучала по тебе.
Щеки Алекса надулись от осознания собственной важности:
— И ты плакала, как ребенок, когда скучала по мне?
Она улыбнулась его словам и сказала, чтобы не разочаровать его:
— Конечно, плакала… А ты хотел бы, чтобы я рассказала тебе сказку перед тем, как ты ляжешь спать?
Алекс кивнул:
— А откуда ты знаешь сказку? Тебе рассказал Огги?
— Нет, — ответила она. — Моя матушка рассказывала мне сказки, когда я была маленькой. А когда я выросла, я выучилась читать и поэтому… ^
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем ты училась читать?
Джоанна все время смотрела на Алекса и поэтому не заметила, что в залу вошел муж. Он приостановился на лестнице, наблюдая за женой и сыном.
— Я выучилась читать, потому что мне это запрещали, — ответила она. — Мне говорили, будто я слишком неразвита, чтобы учиться грамоте. И я верила этой ерунде. Но позже я обрела здравый смысл и поняла, что не менее умна, чем другие. Это случилось, когда я выучилась читать. Когда ты станешь постарше, Алекс, я выучу и тебя.
Алекс теребил пальцами плед Джоанны, внимательно слушая ее. Вдруг он широко зевнул, так, что стало видно все его горлышко. Она показала ему, как при зевке закрывать рот ладонью, а затем начала сказку, которая была самой любимой у нее в детстве.
Алекс вскоре крепко уснул, его голова упала ей на грудь. Джоанне было так приятно чувствовать малыша у себя на руках, что она закрыла глаза с намерением вознести благодарственную молитву. И она уснула почти так же быстро, как и Алекс.
Габриэль не знал, кого первым перенести в постель. Ему на помощь пришел Колум. Он взял Алекса.
— Куда мне уложить его на ночь, милорд? — спросил он тихим шепотом, так, чтобы не разбудить малыша.
Габриэль не знал, что ответить, ведь вторая спальня была занята Клэр и он не мог уложить туда сына. Но ему не хотелось и чтобы Алекс спал с солдатами. Мальчик еще слишком мал, и ему нужно быть ближе к матери и отцу — на случай, если он чего-нибудь испугается или заблудится ночью.
— Пока положите его в мою постель, — приказал Габриэль. — Сегодня попозже я разберусь с этим.
Он подождал, пока Колум вынесет Алекса из зала, и повернулся к жене. Он присел на корточки рядом с ее стулом и уже потянулся к ней, когда она внезапно открыла глаза.
— Габриэль, — она произнесла его имя с удивлением в голосе. Он воспринял это словно ласку.
— Вы случайно не обо мне грезите?
Он пытался поддразнивать ее, но его голос был хриплым от избытка нежности. Проклятье! Он любил эту женщину. Он вздохнул, надо было взять себя в руки.
Ему хотелось лечь с нею. Но он знал, что должен подождать, так что взамен решил поворчать на нее:
— Вам нужно подняться наверх, жена. Вы совершенно истощены. Вы слишком много работаете. Я снова и снова прошу вас отдыхать, но вы вызывающе…
Она потянулась к нему и кончиками пальцев провела по его лицу. Надо ли говорить, что это прервало его ворчание. «Должно быть, это женская уловка», — подумал он.
— Я не много работаю, — ответила она. — И сейчас я не спала. Я дремала и думала кое о чем, поразившем меня. Я не вполне могу этому поверить, Габриэль. Это кажется невероятным, и когда я сообщу вам то, о чем узнала…
Она внезапно остановилась и украдкой выглянула из-за плеча мужа, желая удостовериться, что они одни. Она не хотела, чтобы кто-нибудь еще был рядом в этот совершенно особый момент.
Но тут как раз в залу гордой поступью прошествовали Кит и трое маклоринских солдат, а Джоанна вдруг поняла, что Алекса уже нет у нее на коленях.
— Сами видите, что вы спали, — сказал ей Габриэль. — Вы даже не заметили, как Колум отнес моего сына наверх.
— Нашего сына, — поправила она.
Ему понравились эти слова. Джоанна предъявляла свои права на Алекса, и он подумал, что это Добрый знак. В свое время, он надеялся, она предъявит свои права и на владение им самим.
— Да, это наш сын, — согласился он. — А теперь рассказывайте мне, что вы узнали.
— Надо подождать, пока мы останемся одни.
— Говорите сейчас.
— Нет.
Его глаза расширились от удивления. Он поднялся, затем поставил и ее на ноги.
— Вы осмелились отказать мне? Она улыбнулась:
— С этого дня я на все осмеливаюсь. Благодарю вас, супруг мой.
Он не понимал, что она говорит, и решил подождать, чтобы потом добиться у нее надлежащего объяснения. Но сейчас ему хотелось заставить Джоанну рассказать, что ее так поразило.
— Я желаю знать, что вас беспокоит. Говорите сейчас же, — велел он.
Теперь Габриэль снова говорил надменно. Помоги ей небо, ей даже начинала импонировать его властность — теперь, когда она стала ощущать и свою силу над ним.
— Меня ничто не беспокоит, — сказала она. — Я расскажу вам мои новости, когда буду готова, но ни минутой раньше. Я не стану торопиться.
— А вы собираетесь сказать милорду о том, что случилось на лугу? — Огги прокричал этот вопрос от дверей.
Джоанна обернулась посмотреть на него. Старик-воин двинулся через комнату. Дамфрис испустил громкое рычание. Огги утихомирил его немедленным ответным урчанием.
— Да, — откликнулась Джоанна. — Я собираюсь сказать ему об этом после обеда.
— Если вы не расскажете сами, я наябедничаю на вас завтра утром, юная леди. Только не думайте, что я этого не сделаю.
— Гром и молния, что…
Джоанна намеренно оборвала бормотание своего супруга, громко приветствуя священника:
— Добрый вечер, святой отец! — Затем прошептала мужу: — Попытайтесь еще раз быть терпеливым. Обещаю, что вы будете богато вознаграждены.
Он что-то заворчал. По выражению его лица она не могла сказать, собирался ли он проявить уступчивость или нет.
— Я хочу рассказать вам мои важные новости, оставшись с вами наедине.
Наконец Габриэль кивнул. Он старался не улыбнуться при этом. Ему казалось — он понял, что же такое она собиралась ему поведать. Господи, он чувствовал себя прекрасно! А все оттого, что эта глупая женщина наконец поняла, что любит своего мужа.
Он позволил ей действовать сообразно ее разумению.
Если ей хочется объявить о своих чувствах наедине, в их спальне, он, конечно, предоставит ей такую возможность. Проклятье, но ему хотелось, чтобы ужин поскорее кончился. Он жаждал остаться с нею. До этой минуты он не понимал, как важна для него ее любовь. Вообще жены не должны любить своих мужей, но эта должна любить его, так он решил. Если его поразила такая напасть, то, истинный Бог, она должна поразить и ее.
— Сердечные дела чертовски смущают, — он пробормотал это себе под нос.
— Простите? — спросила она, не уверенная, что в точности расслышала, что он сказал.
— Ничего.
— Ваше настроение, милорд, очень напоминает здешнюю погоду, — заметила она. — Вы совершенно непредсказуемы.
Он пожал плечами.
Но тут внимание Джоанны переключилось на солдат, которые стали заполнять зал. Она опять заметила серьезные недостатки в их манерах.
— Вы должны поклониться своему лаэрду и его жене, когда входите в комнату, — сделала она замечание и стала ждать, окажутся ли солдаты в настроении проявлять непривычную для них учтивость. Если с ними опять возникнут хлопоты, она готова попросить Мэган принести еще несколько чаш.
Мужчины склонили головы в поклоне. Джоанна была удовлетворена. Она оставила своего мужа стоящим у очага и подошла к столу макбейнцев. Два молоденьких солдата, которым была предоставлена привилегия сегодня обедать рядом с их лаэрдом, уже сели на свои места. Она попросила их встать.
— Никто из вас не должен садиться, пока ваш лаэрд и его жена не займут своих мест, — терпеливо объяснила она.
Последовало некоторое ворчание, но в конце концов ее требования были выполнены.
Джоанне не хотелось подвергать слишком сильному испытанию терпение мужчин. Поэтому она не бранила их за то, что в течение всего ужина они громко перекликались друг с другом. Она была вполне довольна достигнутыми успехами: мужчины старались быть учтивыми, и во время всего ужина она не слышала ни одного рыгания.
Огги спросил у лаэрда, что он собирается делать с бочонками жидкого золота, дремлющими в пещере. Из-за того, что он предложил свой вопрос шепотом, все насторожились, видя, что происходит что-то секретное.
Джоанна была изумлена. Мужчины не слышали вчера вечером ее криков, а тут мгновенно замолчали, потому что их внимание привлек шепот Огги. Она припрятала это наблюдение в свою копилку, чтобы впоследствии использовать.
— О чем это там толкует Огги? — спросил у лаэрда Кит.
Габриэль откинулся на спинку стула и поведал собравшимся о бочонках в пещере. Новость вызвала на редкость много криков и радости. А когда мужчины успокоились, Габриэль прибавил, что все они должны поблагодарить Огги за это сокровище.
— Давайте пойдем и принесем бочонка два, чтобы распить их сегодня! — с жаром предложил Брайан.
Джоанна не дала мужу времени для выражения согласия или несогласия на предложение Брайана. Она встала перед солдатами и покачала головой.
Солдаты немедленно поднялись тоже. Такая демонстрация хороших манер была очень впечатляющей.
— Вы уходите или остаетесь? — поинтересовался Нилл.
— Остаюсь, — ответила она. — Садитесь, пожалуйста, джентльмены.
— Но ведь вы еще стоите, — возразил Линдзи. — Это хитрость, не так ли, миледи? Если мы сядем, вы снова начнете бросаться посудой.