Гарвуд Джулия. Добрый ангел

   — Сегодня я дома, — сказал он ей. — А обед… Она не дала ему закончить.
   — Вы должны уехать.
   — Что?
   — Чтобы привезти Алекса, супруг мой. Я была очень терпелива с вами, — прибавила она, видя, что он начал хмуриться. — Но ваш сын должен быть дома, когда сюда приедет мама. Вероятно, Алекса тоже нужно выкупать. Я вымою его в ручье, как Дамфриса. Один Бог знает, какие манеры у вашего сына. Вероятно, никаких. — Она вздохнула. — Поезжайте и привезите его.
   Она попыталась уйти из залы, отдав ему это последнее распоряжение. Но он вовремя перехватил ее и заставил повернуться, чтобы посмотреть на него.
   — Вы не должны приказывать мне, жена.
   — Не могу поверить, что вы воспользовались этим удобным случаем для того, чтобы сказать грубость, супруг мой. Сегодня у меня нет времени задабривать вас. У меня есть более важные дела. Я хочу, чтобы Алекс был дома. Или вы желаете опозорить меня перед мамой?
   Казалось, она пришла в ужас от этой мысли. Габриэль громко вздохнул. Он едва помнил собственную мать и поэтому не мог понять, почему Джоанна пришла в такое волнение из-за предстоящего визита. Но он хотел, чтобы его жена была счастлива. И решил откровенно сказать ей, в чем дело.
   — Алекс останется со своей родней до тех пор…
   — Об укреплении стены я уже слышала, — прервала она его.
   — Есть и другая причина, жена.
   — Какая же?
   — Я не хочу брать его сюда, пока маклоринцы и макбейнцы не покончат со своими противоречиями. Я не хочу, чтобы Алекс страдал от какого-нибудь… пренебрежения.
   Она замерла и поглядела на него с недоверием.
   — Почему же кто-то может пренебрежительно отнестись к Алексу? Ведь он ваш сын, не так ли?
   — Возможно.
   — Но вы признали его своим сыном и вы не можете изменить своего слова. Алекс верит, что вы его отец, Габриэль…
   Он зажал ей рот рукой, чтобы она не поучала его. Он был полон нежности к ней, ибо ему стало ясно, что его доброй жене никогда не придет в голову отказать Алексу в праве занимать место среди их домашних. Да, с ней требовалось ласковое обращение.
   Она отказалась понимать, почему он держал мальчика подальше отсюда. Габриэль сел на стул и посадил ее к себе на колени.
   Она тут же заробела. Она не привыкла сидеть у мужа на коленях. Кто угодно мог войти и увидеть их вместе. Но тут же отбросила эту тревогу. Почему ее должно заботить то, что могут подумать остальные? Ведь Габриэль ее муж, и он был вправе посадить ее к себе на колени. И ей это нравилось.
   Правду сказать, она привязалась к нему, а ведь совсем недавно она не могла вообразить, что такое возможно.
   — Перестаньте грезить наяву, — приказал Габриэль, заметив выражение ее лица: она словно дремала, уставившись широко открытыми глазами в пространство. — Я хочу кое-что вам объяснить.
   — Да, супруг мой?
   Она обвила руки вокруг его шеи и начала поглаживать его кожу. Он велел ей остановиться, но она не послушалась. Нахмурившись, он продолжал.
   — Когда маклоринцы попали в отчаянное положение из-за того, что у них не было вождя в битве с англичанами, они послали своих воинов ко мне.
   Она кивнула, хотя не могла понять, почему Габриэль рассказывает ей о том, что она уже знала. Но она продолжала слушать, не могла же она заявить ему, что уже знает, каким образом он стал лаэрдом. Николас объяснил ей здешнюю ситуацию, а отец Мак-Кечни с удовольствием дополнил картину многими подробностями.
   Габриэль впервые сам решил поделиться с нею своими заботами. Понимал он это или нет, но таким образом он вовлекал ее в свою жизнь.
   — Пожалуйста, продолжайте, — попросила она.
   — Когда бой был окончен и англичане больше не представляли собой угрозы, маклоринцы были рады провозгласить меня своим вождем. Конечно, у них не было выбора, — прибавил он. — Но моих людей они не приняли так же легко, как меня.
   — Разве макбейнцы не воевали вместе с маклоринцами против англичан?
   — Воевали.
   — Тогда почему же маклоринцы так неблагодарны? Разве они забыли об этом?
   Габриэль покачал головой.
   — Не все макбейнцы могли воевать. Например, Огги. Он уже стар для сражений. Я думал, пройдет время, и маклоринцы приноровятся жить рядом с макбейнцами, но теперь я понимаю, что этого не произойдет. Мое терпение иссякло, жена. Мои люди должны выучиться ладить друг с другом и работать вместе. В противном случае они узнают, что значит, когда я недоволен.
   К тому моменту, когда он заканчивал свои объяснения, он уже рычал точь-в-точь как Дамфрис. Она погладила его шею.
   — А что происходит, когда вы бываете недовольны? Он пожал плечами.
   — Обычно я кого-нибудь убиваю.
   Она была уверена, что он шутит, и улыбнулась:
   — Я не позволю затевать драку в своем доме, супруг мой. Вы должны будете совершать убийства где-нибудь в другом месте.
   Он был ошеломлен тем, что Джоанна только что назвала башню своим домом. Это было впервые. До этого момента она всегда называла башню его владением. И такая отчужденность смутно беспокоила его.
   — Так это ваш дом?
   — Да, — ответила она. — А разве нет?
   — Ваш, — согласился он. — Я хочу, Джоанна, чтобы вы были счастливы здесь.
   Он удивлялся своему собственному признанию, и это слышалось в его голосе. Она же не могла сдержаться, ей было не по себе от этого.
   — В вашем голосе звучит удивление, — сказала она и подумала: «Господи, какие же у него прекрасные глаза». Она поняла, что могла бы любоваться мужем весь день и ей бы это не наскучило.
   — Я и вправду удивлен, — признался он.
   В тот же миг ему захотелось поцеловать ее. Ее губы были чертовски соблазнительны. И глаза. Глаза самого чистого голубого цвета, какой он когда-либо видел. Черт возьми, ему нравилось, когда она сердилась на него. Он покачал головой, дивясь своему открытию, ведь он знал, что жены никогда не должны выказывать мужьям свое недовольство… Разве не так?
   — Бывает, что мужьям хочется видеть своих жен счастливыми, — вслух размышляла Джоанна. — Мой отец наверняка хотел, чтобы мама была счастлива.
   — А чего хотела ваша мать?
   — Любить отца, — ответила она.
   — А чего хотите вы?
   Она покачала головой. Она не собиралась говорить ему, что хочет любить его. Такое заявление сделало бы ее уязвимой… Разве не так?
   — Я знаю, чего вы хотите. — Она попыталась отвлечь его внимание от ее чувств. — Чтобы я вечерами, сидя у огня, шила, а днем отдыхала. Вот чего вы хотите.
   Он почувствовал, что она напряглась. И теперь она не гладила его шею. Она дергала его за волосы. Он потянулся, завладел ее рукой и положил ее на колени.
   — О, я ведь забыла еще одно, — сорвалось у нее с языка. — Вы бы хотели, чтобы я знала свое место. Ведь так?
   — Не шутите со мной, жена. Я в неподходящем настроении.
   Она не шутила с ним. Но ей не хотелось разжигать его гнев. Ей хотелось, чтобы он оставался в хорошем настроении и позволил бы ей идти своей дорогой.
   — Есть много способов чистить рыбу, — произнесла она.
   Он не понял, при чем здесь рыба. К тому же он думал, что она и сама не понимает этого. И не стал ничего спрашивать.
   — Полагаю, пройдет время, и мы привыкнем друг к другу, — сказал он.
   — Вы говорите о нас с вами точь-в-точь как о маклоринцах и макбейнцах, — возразила она. — Разве вы уже не привыкаете ко мне?
   — Это требует больше времени, чем я надеялся.
   Он поддразнивал ее. Джоанна попыталась не показать, как она расстроилась. Но ее выдали глаза, они стали цвета синего огня.
   — У меня нет большого опыта по части брака, — напомнил он ей.
   — А у меня есть! — выпалила она. Он покачал головой:
   — Вы не были замужем. Вас держали в рабстве. А это не одно и то же.
   Она не стала спорить. Ее и впрямь держали в рабстве. Однако она не собиралась задерживаться на своем прошлом.
   — И какое же отношение имеет мой первый брак к тому вопросу, который мы обсуждаем?
   — А что мы обсуждаем?
   — Вопрос об Алексе, — запинаясь, сказала она. — Я же объяснила вам, что всегда найдется много способов почистить рыбу. Разве вы не поняли?
   — Как, Бога ради, я могу это понять? Здесь никто не чистит рыбу.
   Она поначалу решила, что он просто делает вид, что не понял этой мудрой пословицы. Но он и в самом деле ничего не уяснил.
   — Я хотела сказать, что можно по-разному добиваться цели, — пояснила она. — Я, например, не могу силой заставить маклоринцев изменить свое поведение. Я найду для этого другие способы.
   Наконец-то до него дошла ее мысль, и она тут же ринулась вперед.
   — Вы просили меня доверять вам. Помнится, вы даже приказали мне это. А теперь я обращаюсь к вам с тем же требованием. Доверьте мне заботу об Алексе. Пожалуйста, привезите ею домой.
   Он не мог отказать ей.
   — Ну хорошо, — согласился он со вздохом. — Я привезу его послезавтра, но он приедет сюда ненадолго. Если все пойдет хорошо, он останется. В противном случае…
   — Все пойдет хорошо.
   — Я не позволю подвергать его опасности.
   — Нет, конечно нет.
   Она попыталась соскользнуть с его колен. Он задержал ее, прижав к себе.
   — Джоанна?
   — Да?
   — Так вы доверяете мне?
   Она целую минуту смотрела ему в глаза, и Габриэлю показалось, что она раздумывает над его вопросом, прежде чем ответить. Это раздражало его. Ведь они женаты уже больше трех месяцев, разве этого недостаточно, чтобы выучиться доверять ему?
   — Мне не нравятся ваши колебания, — буркнул он.
   Казалось, ее нисколько не потревожило это замечание. Она коснулась рукой его лица.
   — Пожалуй доверяю, — прошептала она. — Да, Габриэль, я доверяю вам.
   Она подалась к нему и поцеловала его. Удивление, прозвучавшее в ее голосе, вкупе с этим знаком нежности вызвало его улыбку.
   — А вы доверяете мне?
   Он едва не расхохотался, но вовремя спохватился, сообразив, что она спрашивает совершенно серьезно.
   — Воин никому не доверяет, Джоанна. Кроме как своему лаэрду, конечно.
   — Но мужья должны доверять женам, не так ли?
   — Я не думаю, что это необходимо. — Он потер подбородок. — Пожалуй, это было бы глупо.
   — Габриэль?
   — Да?
   — Вы приводите меня в отчаяние.
   — Извините, миледи, — сказала появившаяся в дверях Хильда. — Не уделите ли вы мне минутку?
   Джоанна соскочила с колен мужа. Ее щеки пылали, когда она повернулась к кухарке, приглашая ее войти в зал.
   — А кто остался с Клэр? — спросила она.
   — С ней сейчас отец Мак-Кечни, — ответила Хильда. — Она пожелала поговорить с ним.
   Джоанна кивнула. Габриэль поднялся:
   — Почему вы не сказали мне, что она очнулась? Не выслушав ее ответа, он пошел вверх по лестнице.
   Джоанна поспешила следом.
   — Я обещала ей, что она может остаться здесь! — прокричала она вслед мужу.
   Но он не ответил. Оттолкнув с дороги Дамфриса, она бросилась за ним.
   — Что вы собираетесь предпринять? — Она требовала ответа.
   — Я только хочу поговорить с ней, Джоанна. Вам не следует беспокоиться.
   — Она еще слаба идя длинных разговоров, супруг мой, и, возможно, исповедуется отцу Мак-Кечни. Вы не должны мешать исповеди.
   Священник открывал дверь комнаты как раз в тот момент, когда Габриэль подошел к ней. Габриэль кивнул отцу Мак-Кечни и вошел. Джоанна не отставала от мужа.
   — Подождите здесь, — велел ей Габриэль.
   — Но она может испугаться вас, супруг мой.
   — Значит, она будет испуганной.
   Он захлопнул дверь перед носом у жены. Джоанна не успела даже возмутиться в ответ на эту грубость. К тому же она слишком тревожилась о Клэр Мак-Кей.
   Приложив ухо к двери, она попыталась подслушать. Отец Мак-Кечни покачал головой и увел ее прочь.
   — Позвольте мужу поговорить с ней с глазу на глаз, — посоветовал он. — Ведь вы уже знаете, что милорд никогда не причинит вреда женщине.
   — О, я-то знаю! — вырвалось у нее. — Но ведь Клэр Мак-Кей не знает об этом, не правда ли?
   Священник промолчал, и она переменила тему.
   — Клэр, должно быть, исповедовалась вам?
   — Да.
   У Джоанны поникли плечи. Отца Мак-Кечни удивила такая реакция.
   — Исповедь — это таинство, — напомнил он своей хозяйке. — Клэр нуждалась в отпущении грехов.
   — Но какой ценой? — шепотом спросила Джоанна.
   — Я не понимаю вашего вопроса, дитя мое.
   — Покаяние за грехи, — пояснила она, — должно быть, оно сурово, не так ли?
   — Вам известно, что я не могу обсуждать этого, — ответил он.
   — А епископ Холвик любит хвастать тем, какие он налагал покаяния, — вырвалось у Джоанны.
   Священник спросил, какие же. Она привела несколько примеров и напоследок самый отвратительный.
   — Например, сломать ногу за разбитое яйцо. Епископ засмеялся, когда предложил моему первому мужу так наказать одну служанку за неосторожность.
   Отец Мак-Кечни стал расспрашивать се дальше. И, услышав ответы, покачал головой.
   — Мне стыдно это слышать, — признался он. — Мне нравилось верить, что все священники — добрые люди, которые трудятся на важной ниве Божьей. Епископа Холвика ждет Судный день, когда он предстанет перед своим Создателем и должен будет объяснить Ему свою вопиющую жестокость.
   — Но, отец мой, вся Церковь встанет за епископа. Он черпал указания относительно покаяний из доброй книги. Там даже указана длина палки.
   — О чем вы говорите? Какой палки? — Священник был в крайнем замешательстве.
   Она не понимала, как он может не знать об этой книге.
   — Церковь предписывает жене и мужу определенные правила поведения, — пояснила она. — Покорная жена — это жена добрая и благочестивая. Церковь разрешает бить женщину и даже рекомендует наказывать таким образом строптивых, потому что жены могут попытаться управлять своими мужьями, если не держать их в повиновении.
   Она перевела дыхание. Обсуждать этот вопрос было для нее тяжким делом, и ей не хотелось, чтобы священник понял это. Он мог бы спросить ее, отчего она так взволнована, и тогда ей бы пришлось признаться в своем черном и наверняка смертном грехе.
   — Церковь, конечно, не одобряет убийства. Муж не должен бить свою жену до смерти. Палка предпочтительнее кулаков. Она должна быть деревянной, а не железной и не длиннее вот такого размера.
   Она развела руки в стороны, показывая ему нужную длину.
   — И от кого же вы набрались таких премудростей?
   — От епископа Холвика.
   — Но не все служители церкви думают…
   — Но считается, что они думает именно так, — прервала его она; теперь ее возбуждение было очевидно.
   Она скрестила руки и постаралась, чтобы священник не заметил, как близка она была к полной потере самообладания.
   — Почему же так считается, дитя мое?
   Как он мог этого не понимать? В конце концов, он же священник и должен знать, как церковь предписывает обходиться с женщинами.
   — Потому что женщины менее всех на земле любимы Господом, — прошептала она.
   Лицо Мак-Кечни не выразило ничего, но он взял Джоанну за руку и вывел ее в коридор. Ему не хотелось, чтобы его лаэрд, выйдя из комнаты, увидел свою жену в таком смятенном состоянии.
   Прямо возле стены, упираясь в лестницу, стояла скамья. Священник опустился на скамью и пригласил ее сесть рядом. Джоанна тут же села со склоненной головой и делала вид, что чрезвычайно поглощена разглаживанием складок на своем пледе.
   Отец Мак-Кечни подождал немного, давая Джоанне прийти в себя, а затем попросил объяснить ему ее последнее замечание.
   — Откуда вы можете знать, что женщины менее всех любимы Господом?
   — Иерархия, — выдохнула она. И, глядя на свой плед, повторила по памяти то, что когда-то заучила, а закончив, так и осталась сидеть со склоненной головой.
   Он прислонился к стене.
   — Ну что ж, — начал он, — вы дали мне достаточную информацию, чтобы я мог обдумать ее. Скажите-ка мне вот что, Джоанна. Вы и впрямь полагаете, что малоумные волы…
   — Скудоумные, отец мой, — поправила она.
   — Хорошо, пусть так, — согласился он. — Так вы полагаете, что скудоумные волы в глазах Господа занимают более высокое место, чем женщины?
   Джоанне не хотелось разочаровывать Мак-Кечни, он был к ней так добр. Однако она не собиралась обманывать его. Она сделает свое правдивое признание, каковы бы ни были его последствия.
   — Нет, — прошептала она и подняла глаза, чтобы увидеть, как подействовали ее слова на священника. Казалось, он не испытывал никакого ужаса. Она перевела дыхание, а затем у нее вырвалось:
   — Я не верю в этой иерархии ни одному слову! Я еретичка, отец мой, и наверняка буду гореть в аду.
   Священник покачал головой:
   — Я тоже не верю в это, — сказал он ей. — Ведь этот вздор сочинили запуганные люди.
   Она отшатнулась от него, пораженная его реакцией.
   — Но учение Церкви…
   — Учение церкви истолковывают люди, Джоанна. Не забывайте об этом важном обстоятельстве. — Он взял ее за руку: — Вы не еретичка, — произнес он. — А теперь выслушайте то, что я вам скажу. Бог один, Джоанна, но есть два способа смотреть на Него: способ англичан и способ нагорцев.
   — Чем же они различаются?
   — Некоторые англичане молятся Богу Гнева, — пояснил отец Мак-Кечни. — Детей воспитывают в страхе перед Ним. Их учат не грешить из-за ужасного возмездия в будущей жизни, как вы знаете. Нагорцы смотрят на Него иначе, хотя они наверняка любимы Им не меньше. Знаете ли вы, что означает слово клан!
   — Дети, — ответила она. Священник кивнул.
   — Мы учим своих детей любить Бога, а не бояться Его. Мы говорим, что Он добрый и милосердный Отец.
   — А если нагорец согрешит?
   — Если он раскаялся, он будет прощен.
   Она долго обдумывала его слова, прежде чем снова заговорила:
   — Тогда, значит, и я не проклята из-за того, что не верю, будто Бог любит женщин меньше всех на свете?
   — Нет, вы не прокляты. — Священник улыбнулся. — Вы не менее значимы, чем мужчина. Сказать вам правду, дитя мое, я не верю, что у Господа вообще есть на сей счет какая-то иерархия.
   Она почувствовала громадное облегчение, услышав, что кто-то думает так же, как и она, что она не еретичка, если отказалась верить словам епископа Холвика. Ей захотелось плакать.
   — Я не верила, что Господу угодно, чтобы женщин били, внушая им покорность, — прошептала она. — И все же я не понимаю, почему есть так много жестоких церковных правил насчет женщин.
   — Эти правила придуманы запуганными людьми, — повторил со вздохом отец Мак-Кечни.
   — Но кого же они боялись, отец мой?
   — Женщин, кого же еще? Только не повторяйте никому, Джоанна, того, что сейчас услышите. Есть такие служители Божьи, которые считают женщин существами высшего порядка. И им не хотелось бы позволить женщинам занять главенствующее положение. К тому же они полагают, что женщины, добиваясь желаемого, используют свое тело.
   — Некоторые женщины, вероятно, так и поступают, — согласилась Джоанна. — Но не все.
   — Прибавьте к этому, что женщины наверняка выносливее, — продолжал священник. — Никто не может оспаривать это.
   — Мы не выносливее, — запротестовала Джоанна, улыбаясь: она была уверена, что священник пошутил.
   — Нет, выносливее, — возразил отец Мак-Кечни. Ее улыбка была заразительной, и он тоже заулыбался. — Подумайте сами, сколько мужчин решились бы иметь больше одного ребенка, если бы это им приходилось страдать от родов?
   Джоанна засмеялась. Священник нарисовал слишком смелую картину.
   — Женщинам определена в этой жизни худшая доля, — продолжал отец Мак-Кечни. — Но все же они выживают. Да еще и умудряются радовать глаз. Они наверняка должны быть много умнее мужчин, чтобы их голос мог быть услышан.
   Дверь в комнату Клэр Мак-Кей отворилась. Габриэль, выйдя, плотно прикрыл ее за собой.
   Джоанна и отец Мак-Кечни встали.
   — Благодарю вас, отец мой, — проговорила она. — Вы помогли мне разобраться в очень трудной проблеме.
   — Судя по выражению лица вашего супруга, он не столь хорошо разобрался, — прошептал ей на ухо священник и, обращаясь к лаэрду, возвысил голос: — Хорошо ли прошла ваша беседа, милорд?
   Нахмуренное лицо Габриэля говорило о том, что беседа не прошла хорошо. Джоанна решила, что отец Мак-Кечни просто пытается быть дипломатичным.
   Габриэль покачал головой:
   — Она отказалась назвать виновника.
   — Возможно, она сама не знает его имени, — предположила Джоанна, инстинктивно становясь на защиту Клэр Мак-Кей.
   — Она сказала мне, что провела с солдатом всю ночь, Джоанна. Неужели вы и впрямь полагаете, что она не потрудилась узнать его имя?!
   — Габриэль, не повышайте на меня голос.
   Обидевшись, Джоанна попыталась обойти мужа, чтобы войти в комнату Клэр. Он схватил ее за руку.
   — Дайте ей отдохнуть. Она уснула, не успев ответить на все мои вопросы.
   Затем он обратился к священнику.
   — Если бы ее лицо не было так обезображено, я бы велел каждому из своих людей войти сюда и взглянуть на нее. Возможно, ее вид освежил бы их память.
   — Так вы полагаете, что макбейнец…
   — Нет, я не думаю, чтобы виновником оказался один из моих людей, — ответил Габриэль. — Мои воины честны.
   — Разве Клэр сказала, что виновник — макбейнец? — спросила Джоанна.
   Он покачал головой.
   — Она не ответила и на этот вопрос, — сказал он. Колум крикнул что-то от самого входа. Габриэль кивнул священнику, выпустил руку жены и отправился вниз. Он едва не сорвал двери с петель, когда выходил наружу. Колум поспешил следом за своим лаэрдом. Дверь за ними обоими с шумом захлопнулась.
   Весь следующий час Джоанна была занята борьбой с Дамфрисом, она снимала ему швы. Он ерзал на полу, словно ребенок, а когда она наконец закончила свою работу, ей пришлось потратить еще довольно много времени, чтобы успокоить его. Она сидела на полу, а Дамфрис, не понимая, как он огромен, пытался вскарабкаться ей на колени.
   Она была уверена, что вся пропитана запахом псины, и тут же решила, что самое время вымыть Дамфриса. Мэган принесла ей веревку. Джоанна завязала ее на шее собаки, захватила свою коробку с розовым мылом и, выведя волкодава, за дверь, начала спускаться с холма.
   У источника за башней они столкнулись с Глинис. Джоанна была не в лучшем настроении. Она тревожилась о Клэр Мак-Кей, а позорное поведение Дамфриса заставляло ее напрягать все свои силы, чтобы удержать его на поводке. Наверное, в другой момент Джоанна сдержала бы свой гнев.
   Глинис была достаточно учтива, чтобы надлежащим образом приветствовать свою хозяйку, прежде чем спросить о Клэр Мак-Кей.
   — Но ведь вы, конечно, не позволите этой потаскухе ночевать под одной крышей с милордом, не так ли?
   Джоанна замерла. Медленно повернувшись, она взглянула на маклоринку.
   — Клэр Мак-Кей не потаскушка! — крикнула она и собиралась прибавить одно-два сильных выражения относительно той награды, какую Глинис получит в будущей жизни, если не будет сострадательной, но передумала. Глинис заслуживала просто хорошего пинка под зад. Сопротивляясь желанию именно так воздать ей по заслугам, Джоанна решила взамен наградить маклоринку хорошим пинком по самолюбию.
   — Я не хотела повышать на вас голос, Глинис, ибо не ваша вина, что вы были введены в заблуждение и поверили, будто Клэр Мак-Кей потаскушка. Все же, принимая во внимание прозвище, которое вам здесь дали, я думала, что вы более всех других удержитесь от высказывания какого-нибудь осуждения, покуда вам не станут известны все факты. Маклоринки не дали бы вам такого прозвища, если бы вы не заслужили его, не так ли? — спросила она, кивая на других женщин, выстроившихся в очередь у источника.
   Глинис в замешательстве покачала головой. Джоанна, сладко улыбаясь, продолжала:
   — Ведь мы располагаем только рассказом лаэрда Мак-Иннса, будто бы Клэр вела себя бесчестно, но ведь мы не должны верить всему, что скажет нам этот человек, не так ли? Клэр — желанная гостья в моем доме. Я хочу, чтобы с ней обходились достойно и уважительно. А| теперь извините меня. Мы с Дамфрисом направляемся к Стремительному ручью. До свидания, Глинис.
   Джоанна еще крепче сжала поводок и пошла прочь. Она слышала, как женщины шепчутся у нее за спиной. Сомнительно, чтобы Глинис была в состоянии обуздать свое любопытство более чем на минуту-две.
   Она ошиблась. Маклоринка окликнула Джоанну сразу же.
   — И какое же прозвище вы слышали, миледи? Джоанна медленно повернулась к ней:
   — Что ж, Глинис, я думала, что вы знаете. Вас называют Непорочной.
   Глинис побледнела. Джоанна, удивляясь сама себе, нисколько не чувствовала себя виноватой за эту ложь. Эта маклоринка считала себя чертовски умной, когда оскорбляла людей за их спиной. Она не догадывалась, что Джоанне известно, как в действительности следует понимать смысл подобных прозвищ: не прямо, а наоборот, противоположно их смыслу.
   — Дамфрис, — прошептала она, — мы дадим ей кипеть до завтра. К тому времени Глинис поймет, до чего она жестока. Тогда я скажу ей, что все это придумала, с прозвищем.
   Но Джоанна не смогла ждать так долго. К тому времени, когда она вымыла собаку, чувство вины не давало ей покоя. Если бы в эту минуту в нее ударила молния, она была бы совершенно уверена, что загремит прямиком в ад.
   Она решила пойти в дом Глинис и покаяться.
   Дамфрис затащил ее в ручей, чтобы она купалась вместе с ним, и вот теперь, когда она, мокрая с головы до пят, шла мимо источника, все смотрели на нее с удивлением.
   — Миледи, что с вами случилось?!
   Этот вопрос задала Лила. Она с опаской косилась на собаку, ожидая, пока хозяйка ответит ей.