Страница:
— Вероятно, — ответил он, пожимая плечами.
— И у вас есть кто-нибудь на примете?
— А разве вы сваха, миледи? — поинтересовался Кит.
— Почему вы так решили?
— Когда я улажу свои дела, я женюсь на Хелен, — ответил Майкл. — Я уже говорил с ней, и она согласилась подождать.
Джоанна нахмурилась. Вероятность подыскать хорошую партию понемногу уменьшалась. Она повернулась к Ниллу.
— Дети… — начала она сызнова.
— Миледи — сваха! — объявил Кит.
Это произвело на окружающих такое же действие, как если бы он объявил тревогу по случаю осады. Солдаты слетели со своих стульев. Они поклонились Джоанне и в один миг покинули залу. У нее не оказалось даже секунды, чтобы успеть приказать им вернуться на свои места.
Остались только те солдаты, которые уже были с кем-то сговорены. И, конечно, отец Мак-Кечни, ибо он не был подходящей партией, поскольку священники не могут жениться.
Габриэль вернулся в опустевший зал. Он осмотрелся, пожал плечами и уселся заканчивать свой ужин.
— Ну что? — потребовала Джоанна. Вид у него был оторопелый.
— Под кроватью действительно кто-то был, — сообщил, улыбаясь, Габриэль. — Там сидел Дамфрис.
Лила и Колум поднялись одновременно. Девушка поклонилась лаэрду:
— Благодарю вас за оказанную мне честь отобедать с вами.
Габриэль кивнул. Лила вспыхнула.
— И вам спасибо, миледи.
— Уже темно, — заметил Колум.
Он не смог ничего к этому прибавить. Джоанна постаралась не улыбнуться.
— Не могли бы вы проводить Лилу до дома, — предложила она. — Ведь уже темно, Колум.
Тот послушно согласился.
— Как вам угодно, миледи.
Он жестом пригласил Лилу идти впереди себя.
Тут внимание Джоанны привлек Кит. По выражению его лица было видно, что он только сейчас догадался об отношениях Колума и Лилы.
Внезапно он усмехнулся. Встав, он поклонился лаэрду и окликнул Колума:
— Подожди меня! Я иду с тобой.
Джоанна расслышала в его голосе смех. Но Колума отнюдь не позабавило предложение Кита:
— Тебе совсем незачем…
— О, но если мне хочется, — возразил тот и поспешил догнать уходящую пару. — На дворе темно.
Лила продолжала идти. Колум попытался оттолкнуть Кита в сторону. Однако ему это не удалось. Попеременно оттирая друг друга, они вдвоем вывалились из зала.
— Хотела бы я знать, научатся ли эти двое когда-нибудь ладить друг с другом? — заметила Джоанна.
Отец Мак-Кечни почувствовал себя одиноко. Он прихватил свой кубок и занял оставленное Китом место.
— Это просто небольшая добросердечная ревность между двумя командирами, — пояснил священник. — Милорд, сегодня вечером вы произнесли прекрасную речь.
— Да, — согласилась Джоанна. — Но я бы хотела спросить вас кое о чем, — прибавила она. — Зачем вы ждали так долго? Почему вы не произнесли такой речи еще месяц-два тому назад? Тогда вы бы могли уберечь меня от некоторых неприятностей, супруг мой. Габриэль откинулся на спинку стула:
— Тогда никто не был готов к этому, Джоанна.
— А сегодня к этому готовы все, — вставил священник.
Она все еще не могла взять этого в толк:
— Что же сделало их готовыми сегодня?
— Не что, — поправил священник, — а кто, дитя мое. Она не поняла его. Габриэль утвердительно кивнул.
Его глаза потеплели.
— Вы сделали их готовыми воспринять эту перемену.
— Как же я могла это сделать? — поинтересовалась она.
— Она напрашивается на похвалы, — пояснил Габриэль священнику.
— Понятное дело, — добродушно откликнулся отец Мак-Кечни.
— Я напрашиваюсь на объяснение, — возразила она.
— Вы добились этого своим спокойным нарушением приказов, — наконец объяснил Габриэль.
Но она так и не могла сообразить, о чем он толкует. Однако священник, кажется, пенял его, поскольку закивал головой.
— Расскажите мне про эти «спокойные нарушения», супруг мой.
Габриэль засмеялся:
— Вы никогда не заставите меня поверить, будто не могли сами запомнить, в какой день какой плед надевать, — сказал он. — Вы намеренно забывали об этом, не так ли?
— Габриэль, никто ничего намеренно не забывает, — заспорила она.
— Вы просто не придавали значения этому обстоятельству, — заметил священник.
Джоанна вздохнула.
— Это правда, — призналась она. — Я считала все это вздором, но я…
— Вы спокойно нарушали приказ, — повторил Габриэль. — По той же причине вы выучились читать, — прибавил он. — Разве не так?
— Да, но это было совсем другое…
— Нет, не другое.
Джоанна вздохнула. Она знала, что не должна позволять своему мужу думать, будто она нарочно надевала не тот плед, чтобы его люди поняли, как глупо их настойчивое желание жить изолированно друг от друга. Нечестно было бы получать похвалу за то, чего она не делала.
— Я не так умна, — заметила она.
— Нет, вы умны, — сказал ей муж. — Вы убедили лаэрда Мак-Кея подождать еще пару недель, прежде чем забирать дочь домой.
— Клэр не выдержала бы трудной дороги.
— И вы помешали мне сказать Мак-Кею, что ни один из моих солдат не трогал его дочери. Я знаю, что вы намеренно схитрили, чтобы Клэр осталась здесь, и я промолчал, — прибавил он. — Но когда Мак-Кей вернется, я должен буду сказать ему правду.
— И Клэр скажет тоже, — сообщила Джоанна. — Тогда она уже достаточно окрепнет.
«И будет счастливо выдана замуж, — мысленно продолжала она, — если только удастся найти для нее подходящую партию». Габриэль мог оказаться здесь полезным.
— Супруг мой! Я нахожу, что и впрямь большая ваша заслуга — не сомневаться в своих солдатах. Быть уверенным, что никто из них не прикоснулся бы к Клэр…
— С чего вы это взяли?
— Вы сказали, — ответила она, удивленная его вопросом.
— Но, Джоанна, вы сами не верите, что никто из моих людей не прикоснулся бы к Клэр, если бы им это было предложено.
— Но ведь вы защищали их и заставили и меня поверить, что никло из них не мог тронуть Клэр! — заспорила она.
Он выглядел раздраженным.
— Мы говорим о разных вещах. Я не верю, чтобы кто-нибудь из моих людей отказался бы переспать с женщиной, которая сама предлагает себя. Однако я верю, что, если бы кто-нибудь тронул ее, он не бросил бы ее там. Он бы привез ее с собой сюда.
— И этот солдат наверняка бы признал, что он был близок с этой девушкой. Он бы не стал лгать своему лаэрду, — прибавил отец Мак-Кечни.
Габриэль кивнул.
— И вот что выходит на самом деле.
Она не очень поняла, но не хотела спорить с мужем. По ее мнению, он запутывал дело больше чем нужно.
Отец Мак-Кечни поднялся. Он еще раз похвалил Габриэля за его умную и сильную речь и поклонился Джоанне.
— Понимаете ли вы, дитя мое, что вы уберегли маклоринцев от неизбежного изгнания? Вы применили свои хитрости, чтобы заслужить их доверие, — пояснил он. — Но вы еще добились их любви.
Джоанна была пристыжена словами священника. Она прошептала «спасибо» за его доброту и тут же подумала, что завтра же должна будет переубедить его. Это Габриэль был причиной, что маклоринцы оставили свою недоверчивость и изолированность. Священник наверняка и сам придет к этому выводу.
Отец Мак-Кечни вышел из зала.
Габриэль и Джоанна продолжали сидеть за столом. Наконец они остались одни. Она чувствовала себя смущенной: обрушившиеся на нее похвалы стесняли ее.
— Я должна заставить отца Мак-Кечни понять правду завтра же, — прошептала она.
— Какую правду?
— Это вы причиной тому, что маклоринцы наконец отбросили свою недоверчивость и присоединились к макбейнцам.
Габриэль встал и поднял Джоанну на ноги:
— Вам следует научиться принимать похвалы, когда их вам делают.
— Но правда…
Он не дал ей закончить. Приподняв ее голову за подбородок так, чтобы она посмотрела прямо ему в глаза, он сказал:
— Правда очень проста для понимания, дитя. Вы стали для маклоринцев добрым ангелом.
Ей подумалось, что это самые замечательные слова, которые Габриэль когда-нибудь говорил ей. Глаза ее наполнились слезами. Однако она и не думала плакать. Она умела владеть собой.
Но тут Габриэль заставил ее позабыть все правила достойного поведения.
— И моим, Джоанна. Вы еще и мой добрый ангел.
Глава 18
— И у вас есть кто-нибудь на примете?
— А разве вы сваха, миледи? — поинтересовался Кит.
— Почему вы так решили?
— Когда я улажу свои дела, я женюсь на Хелен, — ответил Майкл. — Я уже говорил с ней, и она согласилась подождать.
Джоанна нахмурилась. Вероятность подыскать хорошую партию понемногу уменьшалась. Она повернулась к Ниллу.
— Дети… — начала она сызнова.
— Миледи — сваха! — объявил Кит.
Это произвело на окружающих такое же действие, как если бы он объявил тревогу по случаю осады. Солдаты слетели со своих стульев. Они поклонились Джоанне и в один миг покинули залу. У нее не оказалось даже секунды, чтобы успеть приказать им вернуться на свои места.
Остались только те солдаты, которые уже были с кем-то сговорены. И, конечно, отец Мак-Кечни, ибо он не был подходящей партией, поскольку священники не могут жениться.
Габриэль вернулся в опустевший зал. Он осмотрелся, пожал плечами и уселся заканчивать свой ужин.
— Ну что? — потребовала Джоанна. Вид у него был оторопелый.
— Под кроватью действительно кто-то был, — сообщил, улыбаясь, Габриэль. — Там сидел Дамфрис.
Лила и Колум поднялись одновременно. Девушка поклонилась лаэрду:
— Благодарю вас за оказанную мне честь отобедать с вами.
Габриэль кивнул. Лила вспыхнула.
— И вам спасибо, миледи.
— Уже темно, — заметил Колум.
Он не смог ничего к этому прибавить. Джоанна постаралась не улыбнуться.
— Не могли бы вы проводить Лилу до дома, — предложила она. — Ведь уже темно, Колум.
Тот послушно согласился.
— Как вам угодно, миледи.
Он жестом пригласил Лилу идти впереди себя.
Тут внимание Джоанны привлек Кит. По выражению его лица было видно, что он только сейчас догадался об отношениях Колума и Лилы.
Внезапно он усмехнулся. Встав, он поклонился лаэрду и окликнул Колума:
— Подожди меня! Я иду с тобой.
Джоанна расслышала в его голосе смех. Но Колума отнюдь не позабавило предложение Кита:
— Тебе совсем незачем…
— О, но если мне хочется, — возразил тот и поспешил догнать уходящую пару. — На дворе темно.
Лила продолжала идти. Колум попытался оттолкнуть Кита в сторону. Однако ему это не удалось. Попеременно оттирая друг друга, они вдвоем вывалились из зала.
— Хотела бы я знать, научатся ли эти двое когда-нибудь ладить друг с другом? — заметила Джоанна.
Отец Мак-Кечни почувствовал себя одиноко. Он прихватил свой кубок и занял оставленное Китом место.
— Это просто небольшая добросердечная ревность между двумя командирами, — пояснил священник. — Милорд, сегодня вечером вы произнесли прекрасную речь.
— Да, — согласилась Джоанна. — Но я бы хотела спросить вас кое о чем, — прибавила она. — Зачем вы ждали так долго? Почему вы не произнесли такой речи еще месяц-два тому назад? Тогда вы бы могли уберечь меня от некоторых неприятностей, супруг мой. Габриэль откинулся на спинку стула:
— Тогда никто не был готов к этому, Джоанна.
— А сегодня к этому готовы все, — вставил священник.
Она все еще не могла взять этого в толк:
— Что же сделало их готовыми сегодня?
— Не что, — поправил священник, — а кто, дитя мое. Она не поняла его. Габриэль утвердительно кивнул.
Его глаза потеплели.
— Вы сделали их готовыми воспринять эту перемену.
— Как же я могла это сделать? — поинтересовалась она.
— Она напрашивается на похвалы, — пояснил Габриэль священнику.
— Понятное дело, — добродушно откликнулся отец Мак-Кечни.
— Я напрашиваюсь на объяснение, — возразила она.
— Вы добились этого своим спокойным нарушением приказов, — наконец объяснил Габриэль.
Но она так и не могла сообразить, о чем он толкует. Однако священник, кажется, пенял его, поскольку закивал головой.
— Расскажите мне про эти «спокойные нарушения», супруг мой.
Габриэль засмеялся:
— Вы никогда не заставите меня поверить, будто не могли сами запомнить, в какой день какой плед надевать, — сказал он. — Вы намеренно забывали об этом, не так ли?
— Габриэль, никто ничего намеренно не забывает, — заспорила она.
— Вы просто не придавали значения этому обстоятельству, — заметил священник.
Джоанна вздохнула.
— Это правда, — призналась она. — Я считала все это вздором, но я…
— Вы спокойно нарушали приказ, — повторил Габриэль. — По той же причине вы выучились читать, — прибавил он. — Разве не так?
— Да, но это было совсем другое…
— Нет, не другое.
Джоанна вздохнула. Она знала, что не должна позволять своему мужу думать, будто она нарочно надевала не тот плед, чтобы его люди поняли, как глупо их настойчивое желание жить изолированно друг от друга. Нечестно было бы получать похвалу за то, чего она не делала.
— Я не так умна, — заметила она.
— Нет, вы умны, — сказал ей муж. — Вы убедили лаэрда Мак-Кея подождать еще пару недель, прежде чем забирать дочь домой.
— Клэр не выдержала бы трудной дороги.
— И вы помешали мне сказать Мак-Кею, что ни один из моих солдат не трогал его дочери. Я знаю, что вы намеренно схитрили, чтобы Клэр осталась здесь, и я промолчал, — прибавил он. — Но когда Мак-Кей вернется, я должен буду сказать ему правду.
— И Клэр скажет тоже, — сообщила Джоанна. — Тогда она уже достаточно окрепнет.
«И будет счастливо выдана замуж, — мысленно продолжала она, — если только удастся найти для нее подходящую партию». Габриэль мог оказаться здесь полезным.
— Супруг мой! Я нахожу, что и впрямь большая ваша заслуга — не сомневаться в своих солдатах. Быть уверенным, что никто из них не прикоснулся бы к Клэр…
— С чего вы это взяли?
— Вы сказали, — ответила она, удивленная его вопросом.
— Но, Джоанна, вы сами не верите, что никто из моих людей не прикоснулся бы к Клэр, если бы им это было предложено.
— Но ведь вы защищали их и заставили и меня поверить, что никло из них не мог тронуть Клэр! — заспорила она.
Он выглядел раздраженным.
— Мы говорим о разных вещах. Я не верю, чтобы кто-нибудь из моих людей отказался бы переспать с женщиной, которая сама предлагает себя. Однако я верю, что, если бы кто-нибудь тронул ее, он не бросил бы ее там. Он бы привез ее с собой сюда.
— И этот солдат наверняка бы признал, что он был близок с этой девушкой. Он бы не стал лгать своему лаэрду, — прибавил отец Мак-Кечни.
Габриэль кивнул.
— И вот что выходит на самом деле.
Она не очень поняла, но не хотела спорить с мужем. По ее мнению, он запутывал дело больше чем нужно.
Отец Мак-Кечни поднялся. Он еще раз похвалил Габриэля за его умную и сильную речь и поклонился Джоанне.
— Понимаете ли вы, дитя мое, что вы уберегли маклоринцев от неизбежного изгнания? Вы применили свои хитрости, чтобы заслужить их доверие, — пояснил он. — Но вы еще добились их любви.
Джоанна была пристыжена словами священника. Она прошептала «спасибо» за его доброту и тут же подумала, что завтра же должна будет переубедить его. Это Габриэль был причиной, что маклоринцы оставили свою недоверчивость и изолированность. Священник наверняка и сам придет к этому выводу.
Отец Мак-Кечни вышел из зала.
Габриэль и Джоанна продолжали сидеть за столом. Наконец они остались одни. Она чувствовала себя смущенной: обрушившиеся на нее похвалы стесняли ее.
— Я должна заставить отца Мак-Кечни понять правду завтра же, — прошептала она.
— Какую правду?
— Это вы причиной тому, что маклоринцы наконец отбросили свою недоверчивость и присоединились к макбейнцам.
Габриэль встал и поднял Джоанну на ноги:
— Вам следует научиться принимать похвалы, когда их вам делают.
— Но правда…
Он не дал ей закончить. Приподняв ее голову за подбородок так, чтобы она посмотрела прямо ему в глаза, он сказал:
— Правда очень проста для понимания, дитя. Вы стали для маклоринцев добрым ангелом.
Ей подумалось, что это самые замечательные слова, которые Габриэль когда-нибудь говорил ей. Глаза ее наполнились слезами. Однако она и не думала плакать. Она умела владеть собой.
Но тут Габриэль заставил ее позабыть все правила достойного поведения.
— И моим, Джоанна. Вы еще и мой добрый ангел.
Глава 18
Габриэль покидал свои владения на следующее утро. О цели поездки он Джоанне так толком ничего и не сказал. И она прямо спросила, не планирует ли ее супруг какую-нибудь воровскую вылазку.
— Я уже дал вам слово, что этого больше не будет, — проворчал он. — Вы бы лучше выучились не оскорблять меня такими предположениями, женщина.
— Это только потому, что я тревожусь о вашей безопасности, — возразила она. — Я была бы очень расстроена, если бы с вами что-нибудь случилось во время… охоты.
— Это еще одно оскорбление, — произнес он, хотя его голос утратил напряженную суровость. — Вы так мало верите в меня? Мы с моими людьми бесшумно забираем все необходимое, нас никто не слышит. Мы входим и уходим с припасами даже прежде, чем нас учуют собаки.
Эта похвальба отнюдь не успокоила ее.
— Я просто полюбопытствовала, куда вы направляетесь, — пробормотала она. — В этом состоял весь мой вопрос. И если вы не хотите отвечать на него — не отвечайте.
Он и впрямь не хотел. Когда же она выяснила, что он уезжает по меньшей мере на две недели, а может быть, и на три, ее любопытство и тревога усилились во сто крат.
Она не довела его своими вопросами до явного раздражения только потому, что не успела. После того как Габриэль сказал жене, что уезжает, он поспорил с ней пару минут, а потом крепко поцеловал и ушел.
Он не открылся ей потому, что не желал оставлять ее в сильной тревоге. Габриэль вместе со всем своим войском присоединялся к лаэрду Мак-Кею в войне против клана макиннсов. А как только они покончат с этими безбожниками, Габриэль собирался скакать к лаэрду Гиллеври. От барона Гуда приходила уже вторая просьба о встрече с Джоанной. Англичанин явно не понимал, что означает слово «нет». Габриэль собирался лично и доходчиво внушить барону, чтобы тот отступился. Ему хотелось удостовериться, что невежественный барон осознал, что с ним случится, если он посмеет и дальше надоедать Джоанне.
В отсутствие мужа Джоанна занималась Алексом, Клэр Мак-Кей и повседневными домашними хлопотами. Глинис подстригала волосы Клэр. Пролежав еще две недели в постели, девушка наконец окрепла настолько, что могла присоединиться к Джоанне за ужином в большой зале.
Клэр становилась краше день ото дня. Синяки и опухоль сошли, и все увидели удивительно красивую женщину. Она обладала еще и замечательным чувством юмора. И приятным акцентом, который Джоанне казался на редкость музыкальным. Она даже попыталась перенять его, чем сильно позабавила Клэр.
Джоанна все время возвращалась мыслями к приезду своей матери. Она и ждала мать, и одновременно надеялась, что та задержится в Англии на месяц-другой. Джоанна была уверена, что тогда она уговорит маму остаться здесь до рождения малыша.
Талия Джоанны начала полнеть, но со стороны это еще не было заметно. Джоанна очень много спала. Она дремала после полудня, но и вечером рано отправлялась в постель. Они с Алексом собирались спать одновременно. После того как мальчик умывался и чистил зубы на ночь, они преклоняли колени друг возле друга в изножье кровати и вместе возносили свои ежевечерние молитвы.
К концу молитвы Джоанна обыкновенно уже клевала носом. Алексу хотелось оттянуть время, когда надо было ложиться в постель, и поэтому он стремился включить в молитвы каждого, кого когда-либо встречал. Конечно, Габриэль был первым. Сначала они молились о нем. Затем — о родных Алекса и Джоанны. А когда наконец были поименованы и все знакомые, Джоанна настаивала на молитве о племяннике короля Джона, принце Артуре. Алекс захотел узнать, почему они молятся о нем, и Джоанна объяснила, что Артур должен был стать королем, но, поскольку ему в этом праве было отказано, они должны молиться, чтобы он достиг королевского достоинства на небесах.
Возвращение Габриэля пришлось на вечер. Джоанна с Алексом уже поднялись наверх, а пока лаэрд выслушивал отчет Кита и ужинал, они уже легли.
Габриэль вошел в спальню. Здесь было жарко, словно в адовом пекле. В Нагорье пришла осень с холодными ветрами, которые были трудным испытанием для Джоанны. Окно спальни закрывали меха, а его жена была скрыта под горой одеял. Поскольку Алекса не было на его коврике, Габриэль предположил, что он тоже спрятан где-то под покрывалами.
Он нашел сына в изножье постели и перенес его на коврик. Должно быть, у Алекса был многотрудный день, поскольку он даже не открыл глаз в то время, как отец перетаскивал его.
Габриэль как мог тихо стянул с себя одежду, умылся, а затем начал сбрасывать одеяла в поисках жены.
Джоанна спала в центре постели. Он растянулся рядом с ней и мягко привлек ее к себе.
Она была нужна ему сейчас. Впрочем, она всегда была ему нужна. Он не провел ни часа в разлуке, чтобы не подумать о ней. Это новое для него состояние он считал малоподобающим воину и лаэрду; он чувствовал себя влюбленным мужем, для которого нет ничего лучше, как сидеть дома со своей женой. Радости семейной жизни определенно брали верх над воинскими пристрастиями.
На Джоанне была длинная белая ночная рубашка. Он ненавидел эти вещи. Ему хотелось чувствовать, как ее гладкое тело прижимается к нему. Он осторожно закатал рубашку выше бедер и стал гладить нежную кожу жены.
Она проснулась не сразу. Однако он не был сдержан, и когда она наконец осознала, что происходит, то отзывалась на его ласки с большим жаром. Ему было трудно удерживать ее от тех возбуждающих вскриков, которые он так любил, но он не хотел, чтобы проснулся Алекс, и закрывал ей рот долгими горячими поцелуями. Когда она дошла до апогея, то лишь слабо всхлипывала.
Однако когда он сам испытал острое наслаждение, то испустил громкий крик.
— Папа?
Джоанна застыла в руках у мужа. Она поднесла руку ко рту, стараясь подавить смех.
— Все в порядке, Алекс. Спи.
— Спокойной ночи, папа.
— Спокойной ночи, сын.
Голова Габриэля упала на плечо Джоанны. Она повернулась, чтобы укусить его в мочку уха:
— Добро пожаловать домой, супруг мой.
Она уснула, крепко обнимая его. Он же уснул, желая немного отдохнуть, чтобы снова заняться с ней любовью. Это было чрезвычайно приятное возвращение.
На следующий день ближе к вечеру приехал Николас. Габриэль стоял на башенной лестнице, ожидая, когда шурин спешится. Колум находился возле лаэрда. Он заметил недовольное выражение на лице Габриэля.
— На сей раз вы собираетесь его убить? — спросил он.
Лаэрд покачал головой.
— Не могу, — ответил он, и голос его прозвучал обескураженно. — Моя жена расстроилась бы, но, Бог свидетель, это единственная причина, по которой ее брат все еще дышит.
Колум скрыл усмешку. Он знал, что гнев лаэрда был одним притворством. Затем он обернулся, чтобы посмотреть на гостя.
— Что-то неладно, Мак-Бейн. У барона нет его обычной придурковатой улыбки.
Брат Джоанны приехал совсем один. К тому же он так спешил добраться до Мак-Бейна, что соскочил с коня и прыгнул на землю прежде, чем его скакун остановился. Конские бока были взмылены, и хозяин основательно его загнал.
— Да, что-то явно неладно. Николас не тот человек, чтобы так обращаться с лошадьми.
— Позаботься о его коне, — приказал Габриэль Колуму и пошел вниз навстречу шурину.
Ни один из них не стал терять времени на приветствия. Николас заговорил первым.
— Дело плохо, Мак-Бейн.
Габриэль ждал, когда тот все объяснит.
— Где Джоанна?
— Наверху, укладывает Алекса.
— Я хочу пить.
Габриэль постарался сдержать свое нетерпение. Он провел Николаса внутрь и, чтобы остаться с ним наедине, отпустил Мэган, заканчивавшую накрывать столы к предстоящему ужину. Затем Габриэль ждал у кухни, пока шурин вволю напьется.
— Вам лучше сесть, прежде чем я сообщу свои новости, — сказал Николас. — Это чертовская неприятность, и связана она с Джоанной.
Жена Габриэля как раз спускалась вниз по лестнице, когда услышала голос брата. Но она не подобрала юбку, чтобы броситься вниз к Николасу, а резко остановилась: гнев в голосе Николаса, которым он произнес свои тревожные слова, принудил ее подождать и послушать, о какой неприятности он толкует.
Она понимала — подслушивать нехорошо. Но сейчас личная заинтересованность и любопытство пересилили правила хорошего тона. Джоанна знала, что, если она покажется, мужчины тут же переменят тему разговора. И муж, и брат были чрезвычайно внимательны к ее чувствам. Да, они, конечно, тут же переменят тему, и ей придется долго пытать обоих, прежде чем она добьется хоть какого-нибудь ответа. Так что подслушивать, конечно, неприлично, но это было верное средство узнать правду. Она замерла в ожидании, что же сообщит ее брат.
— Говорите же, Николас, — приказал Габриэль. Джоанна кивнула. Она была совершенно солидарна с требованием своего мужа и испытывала точь-в-точь такое же нетерпение, как то, что прозвучало в его голосе.
— Барон Рольф воскрес из мертвых. Он желает вернуть назад свою жену.
Джоанна не услышала, как отреагировал ее муж на новость Николаса. Она была слишком оглушена, чтобы что-нибудь услышать. Чувствовала она себя так, словно получила сокрушительный удар. Крик застрял у нее в горле. Она отступала назад, пока перила лестницы не помешали ей. Она отрицательно помотала головой — это не может быть правдой! Рольф упал с утеса. Имелся свидетель. Рольф мертв.
Демоны не возвращаются из ада, не так ли?
А потом она побежала. Она сама не знала, куда бежит. Ей просто хотелось найти укромное место, где она могла бы побыть одна, пока не сумеет совладать со своей паникой, своим страхом.
Она бежала по коридору, пока не стала вновь осознавать, что и зачем делает. Ее страх был инстинктивным. То были, подумала она, отзвуки текшего прошлого, когда ее поступками чаще всего руководил именно страх. Но теперь она этого не допустит.
Джоанна присела на скамейку и прислонилась спиной к стене. Она научилась быть мужественной, и никто, даже этот демон, не сможет отнять теперь у нее силу.
Ее рука легла на живот, как бы оберегая его. Слезы навернулись на глаза, но это были слезы радости, а не боязни, ибо она подумала о чуде, растущем внутри ее тела.
Она вознесла благодарственную молитву за все милости, которые послал ей Господь. Она благодарила Его за то, что Он послал ей Габриэля, Алекса и ребенка, дремавшего в ее чреве, и еще поблагодарила Его за посланную ей спасительную пристань, где она могла быть свободной от боли и где она выучилась любить. В конце молитвы она поблагодарила Его за то, что Он дал ей силы и разум.
А затем она решила использовать этот свой разум, чтобы найти выход из создавшегося положения.
Джоанна просидела в темноте на скамейке почти час, но, когда она наконец поднялась, в ее голове уже сложился определенный план. Теперь она чувствовала покой, настоящую безмятежность. Наиболее важным, по ее мнению, было то, что она совершенно владела собой.
Да, она прошла большой путь. Она улыбнулась этой похвале себе, а потом потрясла головой: она только что вела себя как дурочка! Все будет хорошо. Если речь пойдет о состязании на словах, Рольф не будет иметь перед нею преимущества. По ее мнению, мужчины, которые избивают женщин, были примитивны, недоразвиты. У них слабый и неуверенный ум. Рольф имел все эти прискорбные недостатки. Да, она бы выиграла сражение, если бы оно проводилось при лондонском дворе, с угрозами и обвинениями. Чтобы изобличить Рольфа, она разоблачила бы его грехи.
Но что, если Рольф решится использовать свои кулаки и шпагу, чтобы добиться желаемого? Джоанна недостаточно сильна физически, чтобы отбить атаку. Но это неважно. Рольф может призвать себе на помощь целую армию, но в конце концов победительницей выйдет Она. Благодаря Габриэлю. Он был ее защитником, ее покровителем, ее добрым ангелом. Джоанна была совершенно уверена в его способности защитить свою семью от опасности. Рольфу до него далеко.
Демон в конце концов будет сокрушен ангелом.
Джоанна вздохнула. Ей хотелось, чтобы муж утешил ее. Она подобрала юбки и бросилась бегом к нему.
Николас поймал ее в центре зала. Он схватил ее на руки и приподнял над полом.
— О Николас, как я счастлива видеть тебя! — воскликнула она.
— Поставьте ее на пол, черт возьми! — проревел Габриэль. — И уберите руки. Моя жена сейчас не в том состоянии, чтобы ее можно было вертеть, как комнатную собачонку.
Но и Джоанна и Николас проигнорировали приказ Габриэля. Она целовала и крепко обнимала брата. Наконец он поставил ее на пол и обнял за плечи:
— Возможно, моя сестра выглядит хрупкой, Мак-Бейн, но вы наверняка заметили, что в действительности она дьявольски вынослива.
— Я заметил, что вы пока не отпустили ее, — рычал Габриэль. — Подите сюда, Джоанна. Вы должны стоять рядом с мужем.
Он говорил угрюмо, но искорки в его глазах показывали: ему приятно, что она радуется. К тому же, подумала она, он, возможно, и впрямь похож на Николаса, но Габриэль скорее умрет, чем признает это. Мужчины, решила она, очень сложные существа.
Джоанна оставила брата и приблизилась к мужу. Он тут же положил ей руку на плечо и привлек поближе к себе.
— Почему ты не захватил с собой маму, Николас? Она была бы счастлива поехать вместе с тобой, ведь она собирается погостить у нас. Разве не так, супруг мой?
Габриэль кивнул:
— Да, Николас, что же вы не привезли ее с собой?
— Пока еще она не была готова оставить Англию, — ответил Николас. — Кроме того, Джоанна, тут возникла небольшая проблема…
Габриэль не позволил ему закончить:
— Ваша матушка приедет в следующем месяце.
— Объясни, пожалуйста, о какой проблеме ты говоришь, — попросила она брата.
Мужчины выглядели настороженно. Джоанна думала, что они не знают, как сообщить ей дурные новости. Однако после нескольких понуканий стало ясно, что они не будут говорить ей о Рольфе.
Габриэль едва заставил себя выпустить Джоанну из рук, когда они садились обедать. Николас сидел напротив сестры и рядом с Габриэлем.
Клэр спустилась в залу через несколько минут. Когда Клэр входила в комнату, и Николас, и Габриэль встали. Но солдатам Джоанна вынуждена была подать знак, чтобы они тоже поднялись. Николас не отводил взгляда от прелестной девушки, идущей к ним. А все внимание Габриэля было приковано к шурину. Он ожидал, что эти двое узнают друг друга.
— Вам знакома эта женщина, Николас? — требовательно спросил он.
Шурин возразил ему точно в таком же тоне:
— Как это, черт побери, я могу знать ее? Я в первый раз ее вижу.
Джоанна поспешила представить их друг другу. Клэр сделала реверанс, но Николас хмурился, и она не улыбнулась.
Однако Габриэль не был готов признать свое поражение. Он полагал, что всесторонне обдумал это дело и пришел к единственно возможному логическому выводу. Макбейновский плед был замечен возле земли макиннсов. Такой плед был на Николасе, когда он возвращался в Англию в прошлый раз. Поскольку никаких других солдат не было рядом с владениями макиннсов, Николас и должен был быть ответственен за то, что Клэр Мак-Кей теперь ждала ребенка.
— Так вы утверждаете, что видите Клэр Мак-Кей в первый раз? — спросил он.
— Я говорю вам правду, — промычал Николас.
— Дьявол!..
— Габриэль, что с вами происходит? — спросила Джоанна. — Клэр, пожалуйста, подойдите и сядьте рядом со мной.
— Я думал, что ваш брат — виновник того, что случилось с Клэр.
— Как вы могли подумать такое?! — воскликнула Джоанна. — Он никогда не был распутником…
— Так выходило, если логически рассуждать, — не сдавался Габриэль.
— Так выходило, если грешно рассуждать, — возразила Джоанна.
Николас старался сообразить, что за спор разгорается на его глазах. Он понял, что Габриэль пытался его упрекнуть, а Джоанна доблестно защищает, но не мог понять, в чем предмет спора.
— За что именно вы полагали меня ответственным? — спросил он у Габриэля.
— Николас, это дело тебя не касается, — сказала Джоанна.
— Как это, его не касается? — удивился Габриэль. — Если он отец…
Она не дала мужу закончить:
— Нет, не он!
Выражение лица Габриэля стало еще сумрачнее.
— Так, — заметил он и снова сел, жестом пригласив Николаса сделать то же. А затем повернулся к жене:
— Так вы знаете, кто этот человек, не так ли, Джоанна?
Джоанна кивнула. Она вполне решилась разъяснить муху всю ситуацию, но ей хотелось подождать, пока они останутся наедине.
— Мы не одни, — прошептала она, надеясь, что Габриэль поймет: она не хочет обсуждать это дело.
Но он отказался понимать весьма прозрачный намек.
— Вы должны назвать мне этого человека, — велел он.
Она вздохнула. Клэр прилежнейшим образом изучала поверхность стола: ее голова оставалась спокойной, а руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. Когда лаэрд потребовал ответа, она подняла глаза и, сделав глубокий вздох, сказала:
— Никакого человека не было, милорд. Габриэль никак не был готов к такому ответу. Он откинулся на спинку стула и целую минуту рассматривал Клэр Мак-Кей, прежде чем снова повернулся к своей жене.
Джоанна тут же кивнула.
— Никакого человека не было, — повторила она заявление Клэр.
— Я уже дал вам слово, что этого больше не будет, — проворчал он. — Вы бы лучше выучились не оскорблять меня такими предположениями, женщина.
— Это только потому, что я тревожусь о вашей безопасности, — возразила она. — Я была бы очень расстроена, если бы с вами что-нибудь случилось во время… охоты.
— Это еще одно оскорбление, — произнес он, хотя его голос утратил напряженную суровость. — Вы так мало верите в меня? Мы с моими людьми бесшумно забираем все необходимое, нас никто не слышит. Мы входим и уходим с припасами даже прежде, чем нас учуют собаки.
Эта похвальба отнюдь не успокоила ее.
— Я просто полюбопытствовала, куда вы направляетесь, — пробормотала она. — В этом состоял весь мой вопрос. И если вы не хотите отвечать на него — не отвечайте.
Он и впрямь не хотел. Когда же она выяснила, что он уезжает по меньшей мере на две недели, а может быть, и на три, ее любопытство и тревога усилились во сто крат.
Она не довела его своими вопросами до явного раздражения только потому, что не успела. После того как Габриэль сказал жене, что уезжает, он поспорил с ней пару минут, а потом крепко поцеловал и ушел.
Он не открылся ей потому, что не желал оставлять ее в сильной тревоге. Габриэль вместе со всем своим войском присоединялся к лаэрду Мак-Кею в войне против клана макиннсов. А как только они покончат с этими безбожниками, Габриэль собирался скакать к лаэрду Гиллеври. От барона Гуда приходила уже вторая просьба о встрече с Джоанной. Англичанин явно не понимал, что означает слово «нет». Габриэль собирался лично и доходчиво внушить барону, чтобы тот отступился. Ему хотелось удостовериться, что невежественный барон осознал, что с ним случится, если он посмеет и дальше надоедать Джоанне.
В отсутствие мужа Джоанна занималась Алексом, Клэр Мак-Кей и повседневными домашними хлопотами. Глинис подстригала волосы Клэр. Пролежав еще две недели в постели, девушка наконец окрепла настолько, что могла присоединиться к Джоанне за ужином в большой зале.
Клэр становилась краше день ото дня. Синяки и опухоль сошли, и все увидели удивительно красивую женщину. Она обладала еще и замечательным чувством юмора. И приятным акцентом, который Джоанне казался на редкость музыкальным. Она даже попыталась перенять его, чем сильно позабавила Клэр.
Джоанна все время возвращалась мыслями к приезду своей матери. Она и ждала мать, и одновременно надеялась, что та задержится в Англии на месяц-другой. Джоанна была уверена, что тогда она уговорит маму остаться здесь до рождения малыша.
Талия Джоанны начала полнеть, но со стороны это еще не было заметно. Джоанна очень много спала. Она дремала после полудня, но и вечером рано отправлялась в постель. Они с Алексом собирались спать одновременно. После того как мальчик умывался и чистил зубы на ночь, они преклоняли колени друг возле друга в изножье кровати и вместе возносили свои ежевечерние молитвы.
К концу молитвы Джоанна обыкновенно уже клевала носом. Алексу хотелось оттянуть время, когда надо было ложиться в постель, и поэтому он стремился включить в молитвы каждого, кого когда-либо встречал. Конечно, Габриэль был первым. Сначала они молились о нем. Затем — о родных Алекса и Джоанны. А когда наконец были поименованы и все знакомые, Джоанна настаивала на молитве о племяннике короля Джона, принце Артуре. Алекс захотел узнать, почему они молятся о нем, и Джоанна объяснила, что Артур должен был стать королем, но, поскольку ему в этом праве было отказано, они должны молиться, чтобы он достиг королевского достоинства на небесах.
Возвращение Габриэля пришлось на вечер. Джоанна с Алексом уже поднялись наверх, а пока лаэрд выслушивал отчет Кита и ужинал, они уже легли.
Габриэль вошел в спальню. Здесь было жарко, словно в адовом пекле. В Нагорье пришла осень с холодными ветрами, которые были трудным испытанием для Джоанны. Окно спальни закрывали меха, а его жена была скрыта под горой одеял. Поскольку Алекса не было на его коврике, Габриэль предположил, что он тоже спрятан где-то под покрывалами.
Он нашел сына в изножье постели и перенес его на коврик. Должно быть, у Алекса был многотрудный день, поскольку он даже не открыл глаз в то время, как отец перетаскивал его.
Габриэль как мог тихо стянул с себя одежду, умылся, а затем начал сбрасывать одеяла в поисках жены.
Джоанна спала в центре постели. Он растянулся рядом с ней и мягко привлек ее к себе.
Она была нужна ему сейчас. Впрочем, она всегда была ему нужна. Он не провел ни часа в разлуке, чтобы не подумать о ней. Это новое для него состояние он считал малоподобающим воину и лаэрду; он чувствовал себя влюбленным мужем, для которого нет ничего лучше, как сидеть дома со своей женой. Радости семейной жизни определенно брали верх над воинскими пристрастиями.
На Джоанне была длинная белая ночная рубашка. Он ненавидел эти вещи. Ему хотелось чувствовать, как ее гладкое тело прижимается к нему. Он осторожно закатал рубашку выше бедер и стал гладить нежную кожу жены.
Она проснулась не сразу. Однако он не был сдержан, и когда она наконец осознала, что происходит, то отзывалась на его ласки с большим жаром. Ему было трудно удерживать ее от тех возбуждающих вскриков, которые он так любил, но он не хотел, чтобы проснулся Алекс, и закрывал ей рот долгими горячими поцелуями. Когда она дошла до апогея, то лишь слабо всхлипывала.
Однако когда он сам испытал острое наслаждение, то испустил громкий крик.
— Папа?
Джоанна застыла в руках у мужа. Она поднесла руку ко рту, стараясь подавить смех.
— Все в порядке, Алекс. Спи.
— Спокойной ночи, папа.
— Спокойной ночи, сын.
Голова Габриэля упала на плечо Джоанны. Она повернулась, чтобы укусить его в мочку уха:
— Добро пожаловать домой, супруг мой.
Она уснула, крепко обнимая его. Он же уснул, желая немного отдохнуть, чтобы снова заняться с ней любовью. Это было чрезвычайно приятное возвращение.
На следующий день ближе к вечеру приехал Николас. Габриэль стоял на башенной лестнице, ожидая, когда шурин спешится. Колум находился возле лаэрда. Он заметил недовольное выражение на лице Габриэля.
— На сей раз вы собираетесь его убить? — спросил он.
Лаэрд покачал головой.
— Не могу, — ответил он, и голос его прозвучал обескураженно. — Моя жена расстроилась бы, но, Бог свидетель, это единственная причина, по которой ее брат все еще дышит.
Колум скрыл усмешку. Он знал, что гнев лаэрда был одним притворством. Затем он обернулся, чтобы посмотреть на гостя.
— Что-то неладно, Мак-Бейн. У барона нет его обычной придурковатой улыбки.
Брат Джоанны приехал совсем один. К тому же он так спешил добраться до Мак-Бейна, что соскочил с коня и прыгнул на землю прежде, чем его скакун остановился. Конские бока были взмылены, и хозяин основательно его загнал.
— Да, что-то явно неладно. Николас не тот человек, чтобы так обращаться с лошадьми.
— Позаботься о его коне, — приказал Габриэль Колуму и пошел вниз навстречу шурину.
Ни один из них не стал терять времени на приветствия. Николас заговорил первым.
— Дело плохо, Мак-Бейн.
Габриэль ждал, когда тот все объяснит.
— Где Джоанна?
— Наверху, укладывает Алекса.
— Я хочу пить.
Габриэль постарался сдержать свое нетерпение. Он провел Николаса внутрь и, чтобы остаться с ним наедине, отпустил Мэган, заканчивавшую накрывать столы к предстоящему ужину. Затем Габриэль ждал у кухни, пока шурин вволю напьется.
— Вам лучше сесть, прежде чем я сообщу свои новости, — сказал Николас. — Это чертовская неприятность, и связана она с Джоанной.
Жена Габриэля как раз спускалась вниз по лестнице, когда услышала голос брата. Но она не подобрала юбку, чтобы броситься вниз к Николасу, а резко остановилась: гнев в голосе Николаса, которым он произнес свои тревожные слова, принудил ее подождать и послушать, о какой неприятности он толкует.
Она понимала — подслушивать нехорошо. Но сейчас личная заинтересованность и любопытство пересилили правила хорошего тона. Джоанна знала, что, если она покажется, мужчины тут же переменят тему разговора. И муж, и брат были чрезвычайно внимательны к ее чувствам. Да, они, конечно, тут же переменят тему, и ей придется долго пытать обоих, прежде чем она добьется хоть какого-нибудь ответа. Так что подслушивать, конечно, неприлично, но это было верное средство узнать правду. Она замерла в ожидании, что же сообщит ее брат.
— Говорите же, Николас, — приказал Габриэль. Джоанна кивнула. Она была совершенно солидарна с требованием своего мужа и испытывала точь-в-точь такое же нетерпение, как то, что прозвучало в его голосе.
— Барон Рольф воскрес из мертвых. Он желает вернуть назад свою жену.
Джоанна не услышала, как отреагировал ее муж на новость Николаса. Она была слишком оглушена, чтобы что-нибудь услышать. Чувствовала она себя так, словно получила сокрушительный удар. Крик застрял у нее в горле. Она отступала назад, пока перила лестницы не помешали ей. Она отрицательно помотала головой — это не может быть правдой! Рольф упал с утеса. Имелся свидетель. Рольф мертв.
Демоны не возвращаются из ада, не так ли?
А потом она побежала. Она сама не знала, куда бежит. Ей просто хотелось найти укромное место, где она могла бы побыть одна, пока не сумеет совладать со своей паникой, своим страхом.
Она бежала по коридору, пока не стала вновь осознавать, что и зачем делает. Ее страх был инстинктивным. То были, подумала она, отзвуки текшего прошлого, когда ее поступками чаще всего руководил именно страх. Но теперь она этого не допустит.
Джоанна присела на скамейку и прислонилась спиной к стене. Она научилась быть мужественной, и никто, даже этот демон, не сможет отнять теперь у нее силу.
Ее рука легла на живот, как бы оберегая его. Слезы навернулись на глаза, но это были слезы радости, а не боязни, ибо она подумала о чуде, растущем внутри ее тела.
Она вознесла благодарственную молитву за все милости, которые послал ей Господь. Она благодарила Его за то, что Он послал ей Габриэля, Алекса и ребенка, дремавшего в ее чреве, и еще поблагодарила Его за посланную ей спасительную пристань, где она могла быть свободной от боли и где она выучилась любить. В конце молитвы она поблагодарила Его за то, что Он дал ей силы и разум.
А затем она решила использовать этот свой разум, чтобы найти выход из создавшегося положения.
Джоанна просидела в темноте на скамейке почти час, но, когда она наконец поднялась, в ее голове уже сложился определенный план. Теперь она чувствовала покой, настоящую безмятежность. Наиболее важным, по ее мнению, было то, что она совершенно владела собой.
Да, она прошла большой путь. Она улыбнулась этой похвале себе, а потом потрясла головой: она только что вела себя как дурочка! Все будет хорошо. Если речь пойдет о состязании на словах, Рольф не будет иметь перед нею преимущества. По ее мнению, мужчины, которые избивают женщин, были примитивны, недоразвиты. У них слабый и неуверенный ум. Рольф имел все эти прискорбные недостатки. Да, она бы выиграла сражение, если бы оно проводилось при лондонском дворе, с угрозами и обвинениями. Чтобы изобличить Рольфа, она разоблачила бы его грехи.
Но что, если Рольф решится использовать свои кулаки и шпагу, чтобы добиться желаемого? Джоанна недостаточно сильна физически, чтобы отбить атаку. Но это неважно. Рольф может призвать себе на помощь целую армию, но в конце концов победительницей выйдет Она. Благодаря Габриэлю. Он был ее защитником, ее покровителем, ее добрым ангелом. Джоанна была совершенно уверена в его способности защитить свою семью от опасности. Рольфу до него далеко.
Демон в конце концов будет сокрушен ангелом.
Джоанна вздохнула. Ей хотелось, чтобы муж утешил ее. Она подобрала юбки и бросилась бегом к нему.
Николас поймал ее в центре зала. Он схватил ее на руки и приподнял над полом.
— О Николас, как я счастлива видеть тебя! — воскликнула она.
— Поставьте ее на пол, черт возьми! — проревел Габриэль. — И уберите руки. Моя жена сейчас не в том состоянии, чтобы ее можно было вертеть, как комнатную собачонку.
Но и Джоанна и Николас проигнорировали приказ Габриэля. Она целовала и крепко обнимала брата. Наконец он поставил ее на пол и обнял за плечи:
— Возможно, моя сестра выглядит хрупкой, Мак-Бейн, но вы наверняка заметили, что в действительности она дьявольски вынослива.
— Я заметил, что вы пока не отпустили ее, — рычал Габриэль. — Подите сюда, Джоанна. Вы должны стоять рядом с мужем.
Он говорил угрюмо, но искорки в его глазах показывали: ему приятно, что она радуется. К тому же, подумала она, он, возможно, и впрямь похож на Николаса, но Габриэль скорее умрет, чем признает это. Мужчины, решила она, очень сложные существа.
Джоанна оставила брата и приблизилась к мужу. Он тут же положил ей руку на плечо и привлек поближе к себе.
— Почему ты не захватил с собой маму, Николас? Она была бы счастлива поехать вместе с тобой, ведь она собирается погостить у нас. Разве не так, супруг мой?
Габриэль кивнул:
— Да, Николас, что же вы не привезли ее с собой?
— Пока еще она не была готова оставить Англию, — ответил Николас. — Кроме того, Джоанна, тут возникла небольшая проблема…
Габриэль не позволил ему закончить:
— Ваша матушка приедет в следующем месяце.
— Объясни, пожалуйста, о какой проблеме ты говоришь, — попросила она брата.
Мужчины выглядели настороженно. Джоанна думала, что они не знают, как сообщить ей дурные новости. Однако после нескольких понуканий стало ясно, что они не будут говорить ей о Рольфе.
Габриэль едва заставил себя выпустить Джоанну из рук, когда они садились обедать. Николас сидел напротив сестры и рядом с Габриэлем.
Клэр спустилась в залу через несколько минут. Когда Клэр входила в комнату, и Николас, и Габриэль встали. Но солдатам Джоанна вынуждена была подать знак, чтобы они тоже поднялись. Николас не отводил взгляда от прелестной девушки, идущей к ним. А все внимание Габриэля было приковано к шурину. Он ожидал, что эти двое узнают друг друга.
— Вам знакома эта женщина, Николас? — требовательно спросил он.
Шурин возразил ему точно в таком же тоне:
— Как это, черт побери, я могу знать ее? Я в первый раз ее вижу.
Джоанна поспешила представить их друг другу. Клэр сделала реверанс, но Николас хмурился, и она не улыбнулась.
Однако Габриэль не был готов признать свое поражение. Он полагал, что всесторонне обдумал это дело и пришел к единственно возможному логическому выводу. Макбейновский плед был замечен возле земли макиннсов. Такой плед был на Николасе, когда он возвращался в Англию в прошлый раз. Поскольку никаких других солдат не было рядом с владениями макиннсов, Николас и должен был быть ответственен за то, что Клэр Мак-Кей теперь ждала ребенка.
— Так вы утверждаете, что видите Клэр Мак-Кей в первый раз? — спросил он.
— Я говорю вам правду, — промычал Николас.
— Дьявол!..
— Габриэль, что с вами происходит? — спросила Джоанна. — Клэр, пожалуйста, подойдите и сядьте рядом со мной.
— Я думал, что ваш брат — виновник того, что случилось с Клэр.
— Как вы могли подумать такое?! — воскликнула Джоанна. — Он никогда не был распутником…
— Так выходило, если логически рассуждать, — не сдавался Габриэль.
— Так выходило, если грешно рассуждать, — возразила Джоанна.
Николас старался сообразить, что за спор разгорается на его глазах. Он понял, что Габриэль пытался его упрекнуть, а Джоанна доблестно защищает, но не мог понять, в чем предмет спора.
— За что именно вы полагали меня ответственным? — спросил он у Габриэля.
— Николас, это дело тебя не касается, — сказала Джоанна.
— Как это, его не касается? — удивился Габриэль. — Если он отец…
Она не дала мужу закончить:
— Нет, не он!
Выражение лица Габриэля стало еще сумрачнее.
— Так, — заметил он и снова сел, жестом пригласив Николаса сделать то же. А затем повернулся к жене:
— Так вы знаете, кто этот человек, не так ли, Джоанна?
Джоанна кивнула. Она вполне решилась разъяснить муху всю ситуацию, но ей хотелось подождать, пока они останутся наедине.
— Мы не одни, — прошептала она, надеясь, что Габриэль поймет: она не хочет обсуждать это дело.
Но он отказался понимать весьма прозрачный намек.
— Вы должны назвать мне этого человека, — велел он.
Она вздохнула. Клэр прилежнейшим образом изучала поверхность стола: ее голова оставалась спокойной, а руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. Когда лаэрд потребовал ответа, она подняла глаза и, сделав глубокий вздох, сказала:
— Никакого человека не было, милорд. Габриэль никак не был готов к такому ответу. Он откинулся на спинку стула и целую минуту рассматривал Клэр Мак-Кей, прежде чем снова повернулся к своей жене.
Джоанна тут же кивнула.
— Никакого человека не было, — повторила она заявление Клэр.