Гарвуд Джулия. Провинциальная девчонка

   — Гарри мертв? — выпалил он. — Если вы убили Гарри…
   — Пока дышит, — заверил Ноэ. — И не заставляй меня просить еще раз, Хэппи. Дай-ка биту.
   Хэппи с откровенно несчастным видом швырнул биту на стол перед собой, вероятно, решив, что коли уж не смог переломать кому-то ноги, постарается переломать чью-то мебель, и тогда Джим Карсон, возможно, все-таки ему заплатит.
   Бита ударилась о край стола, отскочила и угодила Хэппи по Пальцам ног. Тот взвыл и принялся скакать на одной ноге, словно играл в классики.
   Тео отдал Ноэ пистолет Гарри и стал растирать ушибленные костяшки.
   — Посади Джима на стул, — скомандовал он, прежде чем направиться к стойке. — А ты, Мишель, какого черта делаешь с обрезом помповика? Немедленно положи, пока никого не ранила.
   Подойдя ближе и неожиданно увидев, что это не простой обрез, он сокрушенно покачал головой.
   — Где ты это раздобыла?
   — Оно папино.
   — Прекрасно, — терпеливо сказал он, — а где твой отец это раздобыл?
   Он вдруг превратился в прокурора, и под его суровым взглядом Мишель почувствовала себя преступницей.
   — Отец в жизни из него не выстрелил. Так, иногда размахивает им, когда в баре назревает драка.
   — Отвечай на вопрос.
   — Джон Поль дал ему. Для защиты. И научил нас обоих стрелять.
   — Вы не можете держать его у себя. Это незаконно.
   — Я его спрячу.
   — Нет, отдашь Ноэ и позволишь избавиться от него раз и навсегда, — процедил Тео, отбирая у нее ружье. — Эта штучка может свалить носорога со ста ярдов.
   — Или аллигатора, — заметила она.
   — Да ну? И много аллигаторов в последнее время затевали драки в баре?
   — Нет, конечно. Нет, но…
   — Знаешь, сколько лет твой отец может за это получить? Мишель вызывающе подбоченилась.
   — Здесь, в Боуэне, у нас свои обычаи.
   — Насколько мне известно, Боуэн все еще остается в составе Соединенных Штатов, а это означает, что законы для всех одинаковы. Где твой брат достал это?
   — И не смей привязываться к моему брату! Он добрый, мягкий, чувствительный человек, и я не позволю…
   Но Тео был не в настроении слушать страстные проповеди о добродетелях Джона Поля.
   — Отвечай.
   — Не знаю. Насколько мне известно, сделал сам, и если ты отберешь это ружье, Джон Поль всего-навсего смастерит другое.
   Веко Тео дернулось. Мишель понимала, что изводит его. Но сейчас ей было почти все равно. Интересно, что делать Джейку, если обстановка в «Лебеде» накалится? Ломать руки, пока громят его бар? Кроме того, отец никогда ни в кого не выстрелит, но звуков накачиваемого ружья всегда оказывалось достаточно, чтобы охладить самые горячие головы.
   — Так уж обстоят дела в этой округе.
   — Твои брат и отец нарушают закон.
   — Ружье принадлежит мне! — объявила Мишель. — Это я сделала его и положила под стойку. Отец даже не знал, что оно тут. Так что валяй, вызывай полицию, надевай наручники и вези меня в тюрьму.
   — Нехорошо лгать работнику министерства юстиции, солнышко.
   — Я это учту.
   — Интересно, откуда у твоего брата такие познания в оружейном деле?
   — Он не любит говорить об этом, но однажды сказал, что был в команде специального назначения морской пехоты.
   — Специального? Нет, правда?
   — По-моему, сейчас не время обсуждать мою семью, и, так или иначе, это не твое дело.
   — О нет, мое.
   — С чего это?
   Он шагнул ближе, прижав ее к стойке, навис над ней и прошептал:
   — Не доводи меня до крайности.
   Секунд пять ушло у него на то, чтобы понять: тут он проиграл. Ее не запугать: по крайней мере ему это не под силу. Мишель держала оборону, смело глядя ему в глаза. И как ни неприятно было это признавать, но на этот раз отступить придется ему. Впервые в жизни. Отвратительное ощущение.
   — Хочешь, я сама позвоню в полицию, — добавила она.
   — Я не собираюсь отдавать тебя под арест.
   — Я говорю не о себе, — досадливо отмахнулась она. — Думала, ты собираешься засадить в кутузку этих Трех Клоунов <Телевизионная программа 50-х годов с участием трех известных комиков, Керли, Лэрри и Моу. Ссорясь и препираясь, они часто дубасили друг друга разными предметами.>.
   — Что… а, да, вызывай, только через пару минут. Я хочу немного поторговаться.
   Ноэ сунул свой пистолет в кобуру и встал над Джимом. Тео схватил стул, поставил перед Карсоном и уселся.
   — Телефон у тебя с собой?
   — А если и так, что с того? — враждебно пробурчал тот.
   — Звони брату и скажи, чтобы ехал сюда.
   — Не указывай, что мне делать.
   — Почему это? Ты в дерьме по самые уши. Угрожал агенту ФБР, а это тюремный срок.
   — Скажешь это моим адвокатам, — хорохорился Джим, хотя с лица сбежала краска. — Они все уладят, так что я и дня за решеткой не просижу.
   — Не знаю, сколько поверенных согласятся работать бесплатно. И сомневаюсь, что они возьмутся за твою защиту, когда узнают, что тебе нечем платить.
   Джим выхватил телефон и набрал номер брата.
   — Он все равно не придет! Гэри не любит неприятностей.
   — Тем хуже для него. Скажи, что у него есть десять минут на дорогу сюда, иначе я прикажу полицейским забрать его из дома и посадить в тюрьму вместе с тобой. Вы, мальчики, либо попытаетесь договориться со мной сейчас, либо сядете в камеру, где у вас будет время поразмыслить над своей горькой участью пару ближайших месяцев. И поверь, Джим, у меня есть полное право держать вас в тюрьме.
   Гэри, похоже, все-таки подошел к телефону.
   — Немедленно приезжай в «Лебедь», — дрожащим голосом велел Джим. — И не спорь. Делай что сказано. Я все объясню, когда приедешь. — Немного послушав, он завопил:
   — Черт, нет, ничего не вышло! Бьюкенен и тот, другой парень — из ФБР, и они грозятся упрятать нас под замок. — И, выслушав ответ, взорвался по-настоящему:
   — Не повезло? Ты называешь ФБР невезением? Перестань тявкать и тащи сюда свою задницу!
   Он убрал телефон и, злобно вытаращившись на Тео, прошипел:
   — Гэри уже в пути.
   В эту минуту Ноэ заметил подкатившую к стоянке патрульную машину.
   — Копы уже здесь, — сообщил он Тео.
   Мишель схватила ружье и поспешно сунула под стойку, в специальный держатель.
   — Я еще не звонила Бену, — удивилась она.
   Гарри все еще не пришел в себя, но дышал ровно. Хэппи, съежившись и сжав голову руками, торчал за угловым столиком.
   Ноэ вышел на улицу и почти сразу же вернулся вместе с Беном Нелсоном. Очевидно, он уже успел посвятить полицейского в подробности случившегося, потому что тот едва заметил Гарри. Его взгляд и улыбка были предназначены Мишель.
   — С тобой все в порядке? — взволнованно выпалил он.
   — В полном. Кто тебе позвонил? Поли?
   — Никто. Просто захотелось тебя увидеть.
   Последнее заявление крайне не понравилось Тео. Бен хотел пройти к стойке, но Тео шагнул вперед, загородив ему дорогу. Мишель познакомила их, хотя в этом не было надобности. Тео уже знал, кто такой Бен Нелсон. Мужчина, который хочет Мишель.
   Тео никогда не обращал внимания на внешность других мужчин и действительно понятия не имел, находят ли женщины красивым Бена. Да, улыбка у него просто лучезарная и все зубы целы, но что еще можно о нем сказать? Вроде бы неплохой парень. Однако и это значения не имело. Достаточно было заметить, как Бен улыбался Мишель, чтобы мгновенно невзлюбить его. Тео пришлось буквально заставить себя быть вежливым. Он пожал руку Бена и все же не удержался, чтобы не показать, кто здесь главный.
   Ноэ от души веселился, наблюдая за ними. Оба вели себя как петухи перед дракой, и не нужно быть ясновидящим, чтобы понять причину!
   — Насколько я понял, вы остановились у Мишель? — бросил Бен уже без улыбки.
   — Совершенно верно.
   — И долго вы собираетесь пробыть в городе, мистер Бьюкенен?
   — Пока еще не решил. А зачем вам знать, шеф Нелсон?
   | — У нас в Сент-Клере есть неплохие мотели.
   — Действительно?
   — Тео уезжает в понедельник, — объявила Мишель и с вызовом добавила:
   — Правда, Тео?
   — Возможно.
   Уклончивый ответ разозлил девушку.
   — Он произносит речь в Билокси, — пояснила она, сама не зная, почему чувствовала себя обязанной сообщить это Бену. — Поэтому и должен уехать в понедельник утром.
   — Возможно, — повторил Тео.
   Это противное слово действовало на нее, как бор дантиста!
   Мишель хотелось съежиться и забиться в угол. Опасаясь, что если Тео произнесет его еще раз, она выпалит что-то, о чем позже пожалеет, Мишель поспешно отступила. Схватив пустой кувшин из-под охлажденного чая, она извинилась и ушла на кухню.
   Пока Тео объяснял Бену, кто такие Гарри и Хэппи, Ноэ зачитал громилам их права и воспользовался наручниками Бена, чтобы заковать обоих.
   — А как насчет Джима Карсона? — осведомился Бен. — Собираетесь предъявить ему обвинение?
   Тео, зная, что Джим все слышит, громко заявил:
   — Разумеется. Но хочу, чтобы он побыл здесь до приезда брата. Мне нужно потолковать с ними. Если они откажутся сотрудничать…
   Он многозначительно помолчал.
   — Я буду, буду сотрудничать! — панически завопил Джим.
   Бен действительно оказался хорошим человеком. Куда лучше Тео. Перед уходом он пожал руку соперника, и Тео решил, что вел себя, как ревнивый любовник, и должен загладить вину.
   — Спасибо за помощь, — окликнул он, когда Бен повел Хэппи к выходу. Ноэ уже привел в чувство Гарри и поволок к патрульной машине.
   Тео посмотрел в сторону кухни, увидел, как Мишель хлопочет у раковины, и, выдвинув стул, уселся на него верхом в ожидании старшего Карсона.
   Мишель решила чем-то заняться, лишь бы не думать о Тео, Наполнив раковину из нержавейки горячей водой с моющим средством, она натянула резиновые перчатки и принялась скрести столы. Отец, правда, уже все убрал, но она протерла каждую поверхность еще раз.
   Уже снимая перчатки, она заметила пятно жира на медном вытяжном вентиляторе и следующие полчаса провела за разборкой и чисткой каждой детали. Сборка и установка заняли вдвое больше времени, поскольку пришлось возвращаться в бар и смотреть, не нужно ли чего последним посетителям.
   Во время одного из таких путешествий она увидела, как порог переступил Гэри Карсон в сопровождении своих адвокатов. Пришлось вернуться на кухню и продолжать бороться с несуществующим беспорядком. Потом Мишель вымыла перчатки — интересно, можно ли это назвать маниакальной привычкой? — и осознала, что скорее взбудоражена, чем устала. Пожалуй, больше всего она нуждается в сложной длинной операции. Пока она режет больного, ничто ее больше не волнует. Она способна отсечь посторонние разговоры, дурацкие шутки, смех, словом, все, кроме голоса Уилли Нелсона, потому что он успокаивал ее. И она вместе с Уилли оставалась в этом изолированном коконе, пока не будет наложен последний шов. Только тогда она допускала вторжение окружающего мира в свою жизнь.
   — Держись, — пробормотала она.
   — Вы что-то сказали?
   В дверях появился Ноэ. Подошел к раковине и поставил на стол три стакана.
   — Нет, ничего. Который час?
   — Начало второго. У вас усталый вид.
   Мишель сдула с глаз прядь волос и вытерла руки полотенцем.
   — Я не устала. Как по-вашему, когда Тео освободится?
   — Надеюсь, что скоро, — заверил он. — Хотите, чтобы я проводил вас домой? Тео может закрыть бар.
   Мишель покачала головой:
   — Я подожду.
   Ноэ пошел было к выходу, но обернулся.
   — Мишель!
   — Что?
   — До понедельника еще целая вечность.

Глава 26

   Вернувшись в свой мотель, Монк немедленно позвонил в Новый Орлеан и разбудил Даллас.
   — Ну что? — пробурчала та зевая.
   — Сюрпризы сыплются как из мешка, — сообщил Монк.
   — О чем вы?
   — К Бьюкенену приехал агент ФБР.
   — О Господи! Дайте мне его имя.
   — Пока еще не знаю. Слышал, как парни, выходя из бара, говорили о нем.
   — Значит, вы знаете, что он там делает?
   — Нет, но, похоже, они толковали о рыбалке.
   — Пока не высовывайтесь, — озабоченно заметила Даллас. — я вам перезвоню. — Кстати, — заметил Монк, — я добыл информацию, которая может оказаться полезной.
   — Надеюсь, новости приятные, — ответила Даллас. Монк рассказал о братьях Карсон и двух громилах, появившихся в баре.
   — Я слышал, как один из них сказал полисмену, что не собирался убивать Бьюкекена. Только покалечить. Если все спланировать по-умному, можно при необходимости использовать Карсонов в качестве козлов отпущения.
   — Да. Спасибо.
   — Рад быть полезным! — саркастически бросил он, прежде чем отключиться. Потом завел будильник, закрыл глаза и заснул, мечтая о деньгах.

Глава 27

   Впервые в жизни Мишель не могла заснуть, причем исключительно по вине Тео Бьюкенена. Все, включая национальный долг, лежало на его совести, потому что была уже середина ночи, а она глаз не смыкает, будучи не в силах выкинуть его из головы.
   Девушка металась, ворочалась, взбивала подушки и снова металась и ворочалась. Кровать выглядела так, будто над ней пронесся циклон. Пытаясь отвлечься от похотливых мыслей, она сменила простыни и долго стояла под горячим душем. Ничто не помогало.
   Мишель спустилась вниз и выпила теплого молока, с трудом протолкнув в горло противную жидкость. Непонятно, как кто-то может пить эту гадость, когда всем известно, что холодное молоко куда лучше!
   Тео не издал ни звука с той минуты, как закрыл за собой дверь спальни. Наверное, давно отключился и спит сном невинных. Здоровый жлоб.
   Мишель прокралась наверх, стараясь не разбудить его, снова почистила зубы и открыла окно, чтобы послушать приближающиеся раскаты грома: надвигалась гроза.
   Нашла розовую шелковую ночнушку — зеленая ситцевая царапала плечи, — скользнула между простынями и поклялась, что больше не встанет. Ночнушка сбилась на бедра. Мишель расправила ее, подтянула тонкие лямки, чтобы не спадали. Ну вот, все в полном порядке. Сложив руки на животе, Мишель опустила веки и несколько раз мерно, глубоко вздохнула. Правда, пришлось это прекратить, когда закружилась голова. Черт, где-то под щиколоткой смялась простыня.
   «Не думай об этом. Пора спать. Расслабься, черт возьми», — твердила она себе.
   Еще пятнадцать минут прошло, а у нее ни в одном глазу… Ужасно жарко, кожа горит, простыня повлажнела от пота, и Мишель так устала, что хотелось плакать.
   Отчаявшись, она стала считать овец, но когда поняла, что все убыстряет счет, стремясь поскорее дойти до конца, бросила это бесполезное занятие. Все равно что жевать резинку. Мишель никогда не жевала резинку, потому что в бессознательной попытке перетереть ее зубами она принималась шевелить челюстями все быстрее и быстрее, что, разумеется, противоречило самому назначению жвачки.
   Господи, о чем только способен думать человек, теряя разум от любви! Ей следовало бы специализироваться в психиатрии. Тогда, возможно, сообразила бы, почему лезет на стенку.
   Телевизор! Вот он, выход. Она посмотрит телевизор. Правда, ночью там никогда нет хорошего. На одном из каналов наверняка идет «Телемагазин», Именно то, что нужно. Лучше снотворного.
   Мишель отбросила простыню, схватила плед с изножья кровати и потащила через всю комнату. Дверь предательски скрипнула. Почему она раньше не замечала этого? Странно…
   Бросив плед на кресло, она вышла в коридор, встала на колени и медленно закрыла дверь. Похоже, это нижняя петля скрипит!
   Мишель, продолжая открывать и закрывать дверь, нагнулась, чтобы послушать.
   Точно, нижняя.
   Потом она решила проверить верхнюю. Встала, взялась за ручку и снова стала открывать и закрывать дверь. Похоже, и эта немного скрипит. Куда она подевала машинное масло? Можно все исправить прямо сейчас, если только вспомнить, где она в последний раз видела чертову банку с маслом. Погодите-ка минуту… гараж! Она там! Мишель поставила ее на полку в гараже.
   — Не можешь заснуть?
   Он перепугал ее чуть не до смерти!
   Мишель подскочила, потянула на себя дверь и влепила створ кой себе по лбу.
   — Ой, — прошептала она, отпуская ручку и пытаясь проверить, не идет ли кровь.
   И только потом повернулась. И лишилась дара речи. Хоть убейте, лишилась, и все.
   На пороге стоял Тео, небрежно прислонившись к косяку сложив руки на обнаженной груди и скрестив голые ноги. Волосы взъерошены, щеки небритые, и, судя по виду, он только сейчас проснулся. Успел натянуть «ливайсы», но не позаботился застегнуть молнию.
   Совершенно неотразим.
   Она уставилась в узкий треугольник между половинками молнии, но, тут же поняв, куда смотрит, вынудила себя отвести глаза. Воззрилась на грудь, сообразила, что сделала ошибку, и кончила тем, что принялась таращиться на его ноги. Какие у него ноги!
   О черт, ей срочно нужна помощь. Теперь она заводится от его ног! Ей необходима терапия, интенсивная терапия, хотя бы для того, чтобы выяснить, каким образом некий мужчина способен свести ее с ума.
   Но не просто некий мужчина. Она с самого начала знала, насколько опасно это притяжение. Во всем виновата чертова ограда. Не купи он чертову ограду для маленького Джона Патрика, она нашла бы в себе силы сопротивляться ему. Но сейчас слишком поздно.
   Мишель тихо застонала. Пусть Тео здоровый жлоб, она все равно в него втрескалась.
   Мишель громко сглотнула слюну. Он выглядит достаточно аппетитно, чтобы… нет, не стоит об этом.
   И тут она взглянула ему в глаза. Как ей хотелось, чтобы он подхватил ее своими мускулистыми руками, зацеловал до бесчувствия и понес в постель. Хотелось, чтобы он сорвал с нее сорочку и ласкал каждую частичку тела. Может, это ей следовало бросить его на кровать, стащить «ливайсы» и ласкать каждую частичку тела? Она жаждала…
   — Мишель, что ты здесь делаешь в половине третьего ночи. Какой удар ее фантазиям!
   — Твоя дверь не скрипит.
   — Что? — удивился он.
   Мишель пожала плечами и откинула с лица пряди волос.
   — Я не слышала тебя, потому что твоя дверь открывается.
   — Сколько ты здесь простоял?
   — Достаточно долго, чтобы видеть, как ты играешь с дверью.
   — Она скрипит.
   — Да, я слышал. Дверь скрипит.
   — Прости, Тео. Не хотела тебя будить, но поскольку ты проснулся…
   — И?..
   — Сыграем в карты?
   Тео моргнул. Потом его лицо осветила медленная, беспечная улыбка, и голова у нее опять пошла кругом.
   — Не желаю я играть в карты. А ты?
   — Не очень.
   — Тогда почему спрашиваешь?
   Под его пронизывающим взглядом она все больше нервничала, только в хорошем смысле. Ощущение было точно таким, как прошлой ночью, когда он поцеловал ее, а это означало, что дело плохо, потому что она мечтала, чтобы этот поцелуй никогда не кончался, и что это, спрашивается, за бред? Она точно сходит с ума. Может, в самом деле обратиться к психиатру за консультацией?
   — Пожалуйста, не смотри на меня так.
   Она впилась пальцами ног в ковер. Желудок переворачивался. Сердце сжималось.
   — Как именно?
   — Не знаю, — пробормотала она. — Я не могу спать. Придумай, что делать, пока у меня глаза не начнут слипаться.
   — Что ты предлагаешь?
   — Кроме карт? — встрепенулась она.
   — Угу.
   — Можно сделать тебе сандвич.
   — Нет, спасибо.
   — Оладьи. Как насчет оладий?
   Если мерить волнение по шкале от одного до десяти, ее уже перевалило за девять. Имеет ли он хоть малейшее понятие, как сильно она его хочет?
   Только не думай об этом. Займись чем-нибудь.
   — Я пеку чудесные оладьи.
   — Я не голоден.
   — То есть как это? Ты всегда голоден.
   — Но не сейчас.
   Я тону, крошка. Помоги же мне выплыть.
   Мишель прикусила губу, лихорадочно пытаясь придумать хоть что-нибудь.
   — Телевизор! — выпалила она неожиданно с таким видом словно только что ответила на вопрос, стоящий миллион долларов, и ведущий протягивает ей чек.
   — Что?
   — Посмотрим телевизор?
   — Нет.
   Она почувствовала себя так, словно он выхватил у нее спасательный круг.
   — Тогда придумай что-нибудь ты, — вздохнула она.
   — Такое, что можно делать вместе? Пока у тебя не начнут слипаться глаза?
   — Да.
   — Я хочу лечь в постель.
   Мишель даже не пыталась скрыть разочарование. Что ж, придется снова считать проклятых вонючих овец.
   — Ладно. В таком случае спокойной ночи.
   Но он и не подумал вернуться к себе. Оттолкнувшись от косяка с грацией большого, ленивого, откормленного кота, он двумя длинными прыжками перекрыл расстояние между ними, почти наступая ей на пятки, и открыл дверь ее спальни. От него слегка пахло лосьоном после бритья, мылом «Дайал» и мужчиной, и она нашла смесь ароматов невероятно возбуждающей. Ах, кого она дурачит! Да чихни он сейчас, она и то загорелась бы.
   Тео взял ее за руку, но не сжал. Мишель могла бы без труда отстраниться… если бы хотела. Только она не хотела. Наоборот, судорожно в него вцепилась.
   Только тогда он затащил ее в комнату. Закрыл дверь, притиснул к ней Мишель и оперся руками по обе стороны ее лица, вжимаясь в ее бедра своими.
   Дерево холодило ей спину, его разгоряченная кожа опаляла живот.
   — Господи, как же ты хорошо пахнешь, — прошептал Тео, зарывшись лицом в ее волосы.
   — А мне казалось, ты хочешь спать.
   — Я никогда этого не утверждал.
   Он поцеловал ее шею у самого плеча.
   — Не правда… утверждал….
   — Нет, — запротестовал он, целуя на этот раз восхитительно чувствительное местечко под ее ухом и доводя этим до безумия.
   Мишель задохнулась, когда его зубы осторожно сомкнулись на мочке уха.
   — Нет? — прошептала она.
   — Я сказал, что хочу лечь. А ты ответила… — Его ладони нежно сжали ее лицо. Несколько долгих секунд он смотрел ей в глаза, прежде чем сказать:
   — «Ладно».
   Вот теперь она точно знает, что пропала! Он завладел ее ртом в долгом, пылком, страстном поцелуе, сразу сказавшем, как сильно он ее хочет. Губы Мишель раскрылись, и наслаждение молнией пронзило ее до самых кончиков ног, когда их языки сплелись. Она обняла его за талию и начала гладить и ласкать, ощущая твердость его мускулов, а когда стала тереться о его бедра, почувствовала, как он дрожит. Поцелуй все продолжался и продолжался, пока она не вцепилась в его плечи, сотрясаясь от желания. До чего же непристойно и немного пугающе все, что он заставляет ее испытывать сейчас, потому что никогда прежде она не знала такой страсти, такого отчаянного стремления держать и не разжимать объятий. О, как она его любила!
   Когда он наконец поднял голову, оба тяжело дышали. Заметив блеск слез в ее глазах, он замер.
   — Мишель… хочешь, чтобы я ушел?
   Она лихорадочно замотала головой:
   — Если ты уйдешь, я умру.
   — А вот этого мы не можем допустить, — проворчал он.
   Она подергала за его джинсы, безуспешно стараясь стащить их с бедер.
   — Потише, милая. У нас впереди вся ночь.
   В том-то и беда, что ей необходимо больше, чем всего одна ночь! Ей нужна целая вечность, но она сознавала, что это невозможно, и поэтому решила брать то, что он предлагал, и навсегда сохранить и лелеять в памяти те минуты, что они провели вместе. Она будет любить его, как ни одна женщина на земле: своим телом, сердцем и душой, так, чтобы, когда они расстанутся, он не сумел ее забыть.
   Они слились в очередном горячем поцелуе, лаская друг друга языками, но так и не утолили жажды.
   Тео отстранился, отступил и стащил джинсы.
   Мишель потеряла дар речи. Он был прекрасен. И невероятно возбужден. Она не могла отвести взгляда от этого великолепно вылепленного тела. Его кожа отливала злотом в лунном свете. Она потянулась к бретелькам сорочки, но он отвел ее руки.
   — Позволь мне. — И, медленно подняв сорочку над ее головой, отбросил на пол. — Я так мечтал о тебе, — прошептал он. — Но ты куда лучше, чем в моих фантазиях. И когда прижимаешься ко мне… в реальности все просто сравнить нельзя.
   — Скажи, что мы делали в твоих фантазиях, и я расскажу тебе мои.
   — Нет. Я лучше покажу.
   Волосы на его груди щекотали ее соски. Ей так это понравилось, что она потерлась об него. Восставшая плоть прижалась к ней, и Мишель подвинулась так, чтобы их бедра соединились. До чего же это прекрасно — быть в его объятиях.
   — В одной из моих фантазий я делаю вот что.
   Он подхватил ее и понес к кровати, уложил, развел бедра и встал между ними на колени. Потом снова стал целовать, долго, мучительно, пока она не заметалась по простыне.
   И только тогда он лег на бок и коснулся ее живота.
   — И еще вот это.
   Его пальцы принялись обводить ее пупок, скользнули ниже. Она затаила дыхание.
   — Не надо…
   — Тебе не нравится?
   Он творит настоящее волшебство!
   — Нравится… но если ты не остановишься, я…
   Продолжать она не смогла. Он сводил ее с ума, дразня, пощипывая, поглаживая, готовя к своему вторжению. Голова его медленно клонилась все ниже… губы прижались к душистой ложбинке между грудями.
   — В моей любимой фантазии ты любила это больше всего. Он поцеловал каждую грудь, облизывая соски до тех пор, пока она не выгнула спину. Ее ногти вонзились в его плечи. Она старалась заставить его поднять голову, чтобы лишить рассудка своими губами и языком, но Тео не поддавался, объяснив, что в этой фантазии она кончает первой.
   Он лишил ее всякой способности сопротивляться и только потом неторопливо спустился вниз, осыпая поцелуями живот, щекоча пупок кончиком языка, и, наконец, оказался между ее шелковистых бедер.
   Мишель плавилась, как снег под солнцем, содрогаясь в блаженных судорогах, выкрикивая что-то несвязное, цепляясь за него.