Гаврилов Дмитрий. Дар Седовласа

   Но все же, как волхв, он знал - Тьма подстерегает жертву на узкой тропе, и, улучив момент, вдруг изловчится да прыгнет на плечи. Ведал он также, что самая главная и непобедимая Тьма сидит внутри нас.
   * * *
   На Ярилу Зимнего славили Коровича* с сыном. Затем через десять дней настали Большие Овсени, и мосты на Оке заледенели, словно в песне. Приближался Коляда**, а с ним и месяц Студень вступал в свои права.
   (* Корович - иное имя Велеса. Коровичами себя почитали те, кто производил род от Велеса. Ас Один также потомок небесной коровы, которая вылизала его деда из первородной скалы, возможно, аналога Алатыря, ** праздник замнего солнцестояния, современные 22-25 декабря)
   Манило, который помнил добро, зазвал к себе Ругивлада. Добряк был столь неотвязчив, что уломал-таки молодого волхва отведать удивительной браги-суряницы. Опростав второй али третий по счету березовый корец, словену и впрямь стало неплохо. Развязался язык и у дружинника, Манило охотно поведал свой секрет - жил бы в Киеве, тотчас бы обогатился.
   Брагу заваривали на сене с житной соломой. Пару дней хозяин кидал в бочки раскаленные камни, затем, когда брага поспевала, добавлял сухого терну, да с полтора ведра порослого ячменя, да жита с прожаренным хлебом, и груш с яблоками, да меду хмельного с листом смородиновым. Поднималась пена тогда Манило лил молока и немного масла, а после бросал яблочный лист. Брагу цедил он через клок овечьей шерсти... Словом, никто в Домагоще не готовил суряницы вкуснее Манилиной.
   Зима выдалась снежной да вьюжной. Но с самого Зимнего Ярилы суровый Отец Его все ж прибавлял дня на волос, предвещая неминуемое торжество света и жизни.
   На последний день Коляды Станимир созвал к себе детишек и всю ночь рассказывал им о временах минувших стародавних. Так подошел и Старый Велес, когда всякий счел своим долгом вывернуть одежду наизнанку. Ольга, обычно скорая на выдумку и забаву, веселая и непобедимая в своем озорстве, сумела-таки вовлечь Ругивлада во всю эту кутерьму с переодеванием, но вдруг на Бабьи каши куда-то исчезла. Праздник этот знали издревле, как день Рожениц и повивальных бабок, не иначе - девица вершила где-то таинства в кругу подруг, чествуя Матушку-Ягу. Он не расспрашивал Ольгу, а она не проговорилась. Еще с неделю после того настали ночи Похищений, и Ругивлад сумел-таки увести со двора жупана его дочь, оставив Дороха с красным носом.
   Чудное творилось в Домагоще на двенадцатый день Просиньца. Замело так, что дверь не открыть, а иные дома и вовсе - по самую крышу. Ругивлад особо не переживал, Запечник не надул - в тереме было тепло, и Медведиха порадовала Сысуя обещанной кашей. Волхв творил свои ученые дела, сидя наверху, когда на крыльце, оно по счастью было высоким, постучали. Женщина, коротавшая стужу за прядью, не рискнув отворить сама, кликнула словена. Да тот уж и сам спешил по скрипучей лестнице вниз.
   То была Ольга, краснощекая, смешливая и словоохотливая, несмотря на мороз.
   - Принимай гостью!
   Он впустил девушку, и уж почти затворил дверь, как вдруг на улице померещились ему белые сани, запряженные четверкой столь же белоснежных коней с длинными седыми гривами. Правил ими высоченный Старик в дорогой шубе, да почему-то без шапки. Впрочем, у него не было и рукавиц, словно не лютовал нынче по земле вятичей зимний холод, а стояло лето. Поперек саней лежал длинный хрустальный посох. Сивый обернулся к застывшему в ужасе Ругивладу, глянул из-под мохнатых бровей, и погрозил волхву пальцем.
   Он узнал Водчего, но завертела, закружила вьюга - и глядь - ни Седовласа, ни коней его дивных белоснежных...
   - Да, закрой ты, лиходей! Оленьку застудишь! Эка вьялица разыгралась! прикрикнула на героя Медведиха, принимая у девушки шубейку и теплые рукавички.
   - Мне-то что? Это он весь синий! - рассмеялась она, - Кто там, Ругивлад?
   - Ехал в санях Сивый, просил ночлега. Обещал приехать в мае на телеге, - проговорил волхв, но не похоже, чтобы он шутил.
   - Не гоже это на Морозкин-то день по улицам бегать! - досталось от Медведихи на орехи и дочери жупана, - Не к добру!...
   Станимир гадал по звездам, и, на Сречу, объявил, что Зима заплачет в этот год рано. Так оно и вышло. Не успел начаться Лютень, Скотий бог, преодолев лень, сшиб с нее рога. Жители городища принялись молить Коровича о своих телушках. Словом, к исходу Масленицы, когда Баюн напомнил волхву о словах Кикиморы, и в печной трубе летали блины, ярынь стала брать свое.
   ГЛАВА 8. ВРЕМЯ НА СЛАБОСТЬ
   Словен сидел неподвижно, словно статуя, напряженно вслушиваясь в ритм сердца - благо, сквозь толстые стены не проникал будничный шум городища. Но даже увлеченный таким занятием, он внезапно ощутил дрожь по коже. Предчувствие не обмануло волхва. Скрипнули ждавшие масла петли, и на пороге, словно подгоняемый лучиками радостного солнца, возник милый силуэт. Право же, стоило вскочить, надо было сделать хоть шаг навстречу, но словен испугался мимолетного порыва и еще ниже склонился над столом. Осторожно, на цыпочках, чтобы не вспугнуть какую-нибудь очередную умную мысль, витавшую в голове волхва, Ольга приблизилась. Как бы бесшумно она ни ступала - он чувствовал каждый ее шаг. Глянула через плечо.
   Пред ним стояло несколько вещиц, прозрачных, как вода в ручейке, и любопытная девушка поначалу приняла их за игрушки. Диковинка напоминала кувшинчики, поставленные друг на друга. Сквозь стенки был виден белесый песок, равномерно, тоненькой струйкой стекающий из одного сосуда в другой.
   - Четыреста двадцать один! - произнес Ругивлад, убрав руку с запястья.
   - Здравствуй! Ты весь в делах? - приветствовала гостья хозяина.
   - Доброе утро! - задумчиво ответил он, - Проверишь меня?
   - Ого, впервые слышу, чтобы Ругивлад попросил о помощи слабую и беззащитную девушку! И чем же я могу помочь?
   - Мне надо поговорить со Временем, но оно меня пока не понимает! Никому не нравится, когда его заключают в темницу и заставляют бегать от стенки к стенке .
   - О, Ругивлад - великий волхв, если решился на такой разговор! Коло* не со всяким знается... - уважительно заметила она.
   (* - Коло - время, круг, счет по солнцу, коловорот. Персонификацией Времени является бог Коляда, праздник которого знаменует окончание одного цикла и возобовление другого временного цикла. Вероятно, слова календарь и колдовство (колядование) однокоренные)
   - Пустяки, я буду сыпать песок, а ты считай до тех пор, пока не кончится.
   - Ой! Какая прелесть? - воскликнула Ольга, когда он высыпал на ладонь горсть твердых, словно камень, росинок.
   - Стекло! - сказал Ругивлад и, отложив одну капельку, спросил. Сколько это будет?
   - Один! - ответила девушка.
   -Великолепно! А этих сколько? - и он выложил на ее миниатюрную ладонь две бусинки.
   - Один да один! - последовал ответ.
   Здесь молодому волхву пришлось крепко призадуматься. Ольга не понимала его, тогда как мастера, помогавшие словену в работах, безо всяких способностей к ведовству, находили общий язык. Да будет с ними Сварог! Наверное, это происходило только потому, что чужеземец давал за меру более привычный предмет, не желая и слушать "на глазок пристрелямши". Один раз Ругивлад использовал длину шага, отмерив ее веревкой, в другой - за нее приняли стрелу жупана.
   Девушка любовалась кусочками стекла. Ему почему-то стало жаль Ольгу, хотя все женщины одинаково склонны к безделушкам, и она не составляла никакого исключения. Словен пообещал тут же заменить ставни в тереме жупана на прозрачное чудо. Он сдержал слово, впрочем, мальчишки через несколько дней всё равно разбили диковинку вдребезги и растащили по частям, чтобы с благоговением хранить. Девицы в этом озорстве не отставали от пацанов.
   Вскоре, также не без удивления для себя, молодой волхв выяснил, что те руны, коими пишут на севере, не во всем похожи на знаки вятичей. Девушка ведала их начертание, и тут же показала символы словену, выводя ножом прямо на земле:
   - Лишь немногие читают руны, единицы задумываются над их вторым, истинным, колдовским смыслом. Сама я мало знаю об этом. На старинном оружии ранее писали рунами, ведая тайну волшебного знака, но мы ныне лишь перерисовываем. Поэтому они и не столь действенны, - объяснила девушка, как могла.
   Вообще, вятичи с завидной методичностью пользовались многим, чего не понимали. А разве это удивительно?
   - Да, ты меня не слушаешь?!
   - Разве?
   Почувствовав прямой и точный взгляд немигающих зеленых глаз, направленный в переносицу, она смутилась. Сегодня Ольга была еще прекрасней, чем вчера, может, из-за того, что сердилась, но Ругивлад отметил для себя это необъяснимое явление. Он никогда не интересовался человеческой природой, предпочитая иметь дело с чем-то более простым, что в случае ошибки не кричало от боли. И вот попался в самые крепкие силки, самый сладкий плен, когда волей-неволей надо постичь секрет своего очаровательного мучителя.
   -... И были знаки эти даны нам Велесом, и каждый прежде знал их имена. Но со временем люди утратили истинный смысл, они назвали руны вновь. Лишь немногим открывают тайны древние черты и резы...
   Резы! "Руна - это рана твоя, это рана и на теле божьем. Сто раз подумай, прежде чем нанести ее, но тысячу раз подумай - прежде чем стереть!" - так учили волхвы Арконы.
   - Откуда ты знаешь? - поразился словен.
   - Глупости, - сказала Ольга, довольная, однако, таким замечанием, Бабушка сказывала... К тому же ты - способный ученик!
   - У меня единственный и неповторимый учитель.
   Девушка холодно улыбнулась, но сделала вид, что пропустила лесть мимо ушей.
   - К чему это ты?
   - Да так, просто у тебя очень древнее, звучное и красивое имя, Оля.
   - Глупый, ты просто очень много и совсем непонятно думаешь! - она указала на широкий непокорный лоб словена.
   - Ты считаешь, Ругивлад холоден и безразличен?
   - Я ничего не ...
   И он старался изо всех сил подавить в себе тот небывалый прилив нежности, какой может быть только у ребенка к матери, и у мужчины к любимой.
   Первые в здешних землях песочные часы пришлось подарить дочери жупана, все последующие, впрочем, тоже не отличались точностью. В минуты уединения сердце Ругивлада билось слишком медленно, а когда мастерскую, это подобие палаты мер и весов, посещала Ольга - в висках стучало неистово, и рассудок ничего не мог поделать. Словен проклинал все на свете, но похоже, лукавил. Он ждал - вот-вот войдет! Он желал, чтобы она пришла. И Ольга не заставляла ждать.
   - Неужели, это боги подарили мне встречу с Тобой? Кто же еще, если при одной мысли о девушке я оживаю, а все плохое, злое, мрачное отступает... И можно вздохнуть свободно, полной грудью?! Вновь и вновь радоваться всему, что есть на Белом Свете!
   Увы, люди часто исчезают внезапно и бесследно, уходят те, кого искренне и безумно любишь. Жаль, что осознание этого настигает оставшихся слишком поздно. И с каждым таким расставанием уходит жизнь, надежда, и черствеет душа, меркнет свет.
   Счет времени вели по солнцу, и даже когда светило скрывалось за тучами, внутри каждого жителя лесной страны тикал изумительный маятник, который не давал сбоев. Воинов учили чуять с малолетства.
   Но вот, как-то раз затеял Волах беседу, неспроста затеял, хитрый воевода.
   Речь тогда зашла о прежних походах вятичей за славой да златом. И бывалый воин не столько рассказал, сколько спел свою историю. Песнь была откровенно груба и безыскусна:
   За горизонт дорога моя, путь тернист и долог.
   Храбрых новая манит земля, и первым среди них Волах.
   Мне двадцать, я ловок и силен. Чего еще парню надо?
   Смел, удачлив, крепок в седле... И Карин любимая рядом.
   "Ты молод, Волах, и никому на родине не известен...
   Если ж смел - иди в ту страну" - сказал отец невесты
   "Славу честным клинком добудь, меч твердой рукой согрей!
   Коль стрелу не получишь в грудь - будет Карин твоей.
   Сотня лучших ушла в поход. Годы у них впереди!
   Да Велес всех к себе призовет, вернется только один.
   Вот поле, в нем высокий лен, всем травам трава.
   Тот лен луной посеребрен, и воина голова.
   Тайной окутана гибель бойцов - ирий принял души,
   Кто остался не прячет лица и тайны покров нарушит.
   Нас вел жупана первый сын, парня звали Ольгер.
   Он Лихо лесное шутя победил, но сбился отряд с дороги.
   Вдруг, враги со всех сторон подло на вендов напали,
   И кровь лилась из ран ручьем, но побили немало тварей.
   Уж половина сотни легла, и за нею - восемь,
   Но Волаха не достала стрела, и нечисть мира просит.
   "Чтобы представить вас королю, свое откройте имя,
   Сложите у входа в замок броню- всех, как гостей, он примет.
   Хозяин щедр и справедлив, златом одарит героев.
   Пейте же, в чаши вина разлив, и откуп берите с собою... "
   Волах Ольгеру говорит: "Что-то он мирно настроен?
   Но кто над врагом твоим царит, тот сам, не иначе, ворог.
   С ним я хлеба не преломлю. Знаться с врагом не стану...
   Заклятием в цепи нас закуют, коль имена узнают...
   Мы славно бились и год минул, как вышли в этот поход.
   Не верь врагу, он силой не взял, поэтому нагло врет... "
   Усмешка мелькнула в густой бороде: "Что жизнь пред судьбой и роком?
   Но если вернемся, слыть тебе, Волах, плохим пророком... !"
   "Я- Ольгер, это - бесстрашный Дир. Кто о Йоне не слышал?... "
   В крепость сорок вошло вслед за ним, да ни один не вышел.
   За горизонтом лежит та земля, но двери - на запорах.
   Лишь одного отпустила она, и это был Волах.
   Вернулся Волах на землю отцов - Карин в живых уж нет.
   Ему говорят: "Ваш поход длился десять лет... !"
   Для тебя, Волах-герой, Время, как год, пронеслось,
   Ну а милой, желанной твоей долг исполнить пришлось...
   В Карин жупана сын второй влюблен без памяти был,
   Он Владухом звался. Пять лет прошло - и руку ей предложил.
   Не сгинет гордый вендов род... Не радуйтесь, враги!
   Чудную дочь на свет Карин на гибель вам родит!
   Рассказ мой близится к концу. Я мертвой не судья,
   И Волю к Жизни никому переступить нельзя.
   Не тронул ни яд, ни клинок, ни огонь и моря соленый шквал.
   Лишь треклятое волшебство убило меня наповал.
   "Прими, как есть! Таков удел!" - явился Радигош,
   "Другую женщину возьми, хоть счастья не найдешь!"
   - Черный пепел Карин был развеян ветрами - Ольге не вышло и года. Может, потому я и люблю Олю, как дочь. Но у меня своя семья! Я выполнил волю жрецов и завет Сварожича!
   - Неподходящее имя - Карин! Так назвав девочку, волхвы заранее определили ей судьбу. Карна - богиня скорби. Странное вершат боги в мире этом, - согласился с ним словен.
   Он прикинул, и оказалось, что Ольге девятнадцать.
   - Говорят, была одна женка в Ромейской земле. Она своего мужика ждала не десяток весен, а целых двадцать. Врут, наверное. Нет такой бабы, чтобы двадцать лет без мужика обходилась. Ровно столько же было и моей Карин, когда мы расстались - угадал Волах его мысли, - Но еще я тебе вот что скажу. Всех женщин можно разделить просто. Есть откровенные дуры. Есть гулящие. Есть такие, к которым не приведите боги попасть под сапожок, и есть особенные, таких мало. Это не мешает той, кого мы, пьяные от любви, наивно превозносим и называем ладой, превратиться либо в стерву, либо в дуру.
   - Но это, также, не мешает дурам и стервам поумнеть, а шлюхам насытиться, - возразил Ругивлад.
   - Долго же будешь ждать. Мой тебе совет - выбирай дуру или шлюху, и оставь даже мысль о дочери жупана!
   "Ага! Вот, стало быть, ты о чем!?" - смекнул молодой волхв.
   - Вы друг другу - не пара, - продолжал воевода, - Мало ли других...? Так ты всегда останешься умным в сравнении с дурой, и не умрешь от внезапного предательства гулящей девки, ибо знаешь, кто она есть на самом деле.
   - Но отдать ее Дороху? - сквозь зубы прошипел словен.
   - Хотя этот молокосос и злит меня, их брак укрепит единство племени. Жупан Домагоща породнится с главою глав Буревидом! Будет помощь против печенегов да киян.
   Дорох! Словен живо представил чернявого, гладко выбритого, на манер киянина, соперника. Ну, нет! Только не этот! Буревидова отпрыска побаивались, и порой ему спускали с рук вольности, за которые другого парня высекли бы прилюдно.
   - Брак сделает ее несчастной! Волах! Это желание главы? Да! Это он прислал тебя говорить?
   Старый витязь отвернулся.
   - Никакой помощи вы не получите - разве не ясно! - попытался убедить он воеводу, - Кто собирал с вятичей дань в угоду Киеву? Буревид! А разве вас победили хоть раз в открытом бою? Что-то не слышал об этом. Нет! Ни Олег, ни Святослав, ни Владимир. Все они договаривались с "главою глав"!
   - Худой мир лучше доброй войны, - возразил ему Волах.
   - Владимир хитер и опасен. Если какая-то мысль, даже самая невероятная вдруг запала ему - горы свернет, да не своими руками. Ныне киевский князь собирает земли. Он не полезет в ваши леса, хватило и прошлого похода. Ему неохота вновь грязь на болотах месить. Но вот печенега натравит - и никуда не денетесь, пойдете Киеву на поклон.
   - Все равно. Что такое счастье девицы рядом с благополучием рода? упрямствовал воевода.
   - А сказал, "не чаешь в ней души"?!
   - И еще раз повторю. Ты бы лучше к Медведихе погляделся. Вот хозяйка, так хозяйка! Стара?
   - Ну и шутки! Она ж меня раздавит. Да и мужика своего все еще ждет, и ждать будет, думаю, до смерти, не в пример некоторым. Несчастная она баба.
   Он живо представил ее себе, высокую, с пухлыми ручищами, румяную, раскрасневшуюся на морозе. Такая, как говорится, коня на скаку остановит... Да, что коня? Неспроста Медведихой кличут.
   - Вам, молодым, худышек подавай... Вон, Млада - еще не так толста, и глаз на тебя положила, - подначивал словена Волах.
   То была единственная подруга Ольги, и даже какая-то отдаленная родня. Но глупа, ох и глупа девица! Смешливая да говорливая не в меру. И что такое это "не толста еще" в сравнении с гибким станом дочери жупана?
   - Пока у меня два кровника на Белом свете - мне никак с бабами нельзя знаться! Зарок дал! - попытался отшутиться словен.
   - Ладно! Считай - не получился у нас разговор! - сдался воевода и зашагал прочь.
   На следующий же день, выгадав свободные часы, словен спешил к месту долгожданного свидания. Путь пролегал близ моста чрез речушку, что несла прозрачные воды в саму Оку. Еще только заслышав плеск, Ругивлад ощутил знакомый холодок за спиной. Он мигом выхватил меч, руны отливали ярким зеленым огнем.
   - Чего прятаться-то? Портки не отсыреют?
   Из-под моста вылезли трое. Он тут же узнал первого. Радогощинцы! Все не терпится свести счеты!
   Вятич, одетый в броню, держал неизменную секиру. Других он не видел доселе, не иначе - свежее пополнение. Один сжимал обеими ладонями рукоять большого топора. Второй вовсе был в маске, оружия не доставал, но за спиной торчали целых две рукояти.
   Воин с топором сделал стремительный рывок, обогнав соратников. И этот отчаянный натиск заставил словена попятиться.
   Ругивлад знал - глупо размениваться на мощные, рубящие удары сплеча, если в руках полуторник. Это требует и усилий, а главное - времени. То, как словен держал меч, обмануло бы кого угодно. Враг принял его открытую стойку за неуверенность. Топор свистел справа и слева, но Ругивлад держался на безопасном расстоянии и в ближний бой не лез.
   Рьяный воин напирал, его противник уворачивался, ускользал, не нанося ни единого удара. Внезапно, коварный клинок ринулся снизу верх. Седовласов металл рассек кожи и пластины, точно масло. Искоса прорубила ребра и выглянула наружу со спины. По инерции воин обрушил на противника еще один страшный удар топора, но то было предсмертное рвение. Ругивлад легко ушел в сторону. Одновременно извлекая меч из оседающего тела, он устремил клинок на подоспевшего секироносца.
   В следующее же мгновение холодное железо нашло поживу. С быстротой молнии неудержимый клинок Седовласа полоснул налетевшего врага. вятич рухнул с перебитой ключицей, роняя оружие. Ругивлад мигом отпихнул секиру ногой, чтобы тот не перехватил левой. Круто развернулся, углядывая последнего из наемников.
   Но третий, державший лицо под маской, казался во сто раз опаснее прежних противников. Боец с двумя клинками был сравнительно невысок. Он не вступал в схватку, а только наблюдал. Словен поманил этого ратоборца рукой, но вятич не принял приглашения, и поднявшись на мост, как ни в чем не бывало зашагал на ту сторону.
   - Догнать бы, прах Чернобога!
   Хриплое дыхание выдало врага. Левой он работал не хуже, чем правой. Ругивлад ловко принял на меч ужасный по силе удар секиры. Не будь это дар Седовласа, клинок бы неминуемо преломился! Тут же он рухнул на колено, нанося свой, гораздо более страшный. Смазанное движение железа пропороло живот, кишки выпали на молоденькую траву. Следом рухнуло и тело.
   - Скверно, приятель! Очень скверно! - заметил Ругивлад, вытирая о рубаху наемника лезвие.
   Бросив меч за спину, тяжело ступая, он продолжил путь.
   * * *
   ..."Странник следует выбранной тропой... И вдруг, о чудо, дивный цветок! Лесная роза цепляет за края одежды. Иной бы прошел мимо, но ты, сдается мне, остановишься и будешь долго любоваться красой. А хватит ли у тебя терпения поливать сей цветок и ухаживать за ним каждый день? Если это так - дерзай! И тогда, быть может, Ругивлад затмит славу грека, что вылепил себе женщину по своему разумению. Глина была мертва и податлива. А роза? Беспокойное и капризное диво! Как чувствительно оно к настроению нового садовника! Оно загадочно - и тем интересней поглядеть на плоды трудов. Но даже я не решусь предсказать исход... " - так напутствовал Седовлас молодого волхва.
   Он усмехался, и эта хищная улыбка на фоне непроницаемого колпака так и стояла перед глазами словена.
   "... Вы разные. Она не признается в слабости. Холодностью и неприступностью, что сродни шипам, - вижу - девушка ввергнет тебя в бездну суеты. Являя силу и кажущуюся самостоятельность, та, которую ты встретишь, останется на самом деле беззащитным и хрупким созданием. Когда женщина всерьез увлечена - она всё равно не мечтает так, как может придумывать себе мужчина. Платят оба!
   Ты никогда не был садовником - шагал, спасался, путал след. Но от себя не убежишь, мимо - не прошмыгнешь. Все. Дальше некуда! Разве так уж неощутимо созданное силою мысли? Идея, Слово, одна единственная Руна творят Вселенную, они рождают и убивают миры... Вдруг твой будущий дом и удел садовника в самом деле хороши и покойны? "
   Так молвил Седовлас, когда они расставались на пороге колдовского жилища. Об этом Ругивлад вспомнил только сейчас, следуя за уверенной проводницей.
   Городище давно скрылась за ветвями деревьев. Лес едва примерил пестрый летний наряд. С недели три назад, на Рода-Ледолома, когда Станимир по обычаю поил народ знатными медами из своих запасов, а земля пыхтела, освободившись от снегов - не было ни листочка. На Дажбо* - то здесь, то там можно было заметить шустрого жаворонка, и все уже зеленело. А нынче, точно угадывая приближение праздника Весеннего Ярилы - лес шелестел своими новыми одеждами, и птицы вторили ему, торжествуя победу Живы над Марой.
   (* Дажьбо, Даждьбог - бог света у восточных славян, щедрый бог плодородия, сын Сварога, по функциям близок к Аполлону Таргелию и Гераклу, а также скифскому Таргитаю, скандинавскому Фрейру, западно-славянскому Радегасту-Сварожичу, иранскому Митре, ведийскому Вишну).
   Смеркалось. Но вдруг да и взлетала к кронам юркая пичуга, еще вся в дневных хлопотах.
   - Мы правильно идем? - обеспокоено спросил словен.
   Девушка не ответила.
   - Молчание - золото. Да, сочетание ума и красоты опасно, - пробормотал Ругивлад, но Ольга не расслышала.
   Проводница свернула на едва приметную тропу и, казалось, еще более убежденная в своей правоте, повела словена в сторону, куда они до сей поры не забирались. Глядя на стройные девичьи ножки, на то, как легко ступает Ольга по усыпанной хвоей и прорезанной корнями земле, Ругивладу невольно вспомнилась невероятная воздушная походка Хранителя очагов - Радигоша. Можно было подумать, что и Ольга перелетает с места на место, словно добрая волшебница леса.
   - Эй, молодец, не отставай! - вдруг засмеялась она.
   Скоро показался вросший в землю, покрытый мхом сруб. Потянуло дымом, и через пару мгновений девушка вывела Ругивлада на поляну. Пред замшелым строением, вросшим в землю, горел костер, и ветки слегка потрескивали, будто переговаривались с остальным лесом, жалуясь на незавидную судьбу. У огня сидела незнакомая женщина, сгорбленная прожитыми годами, которые, однако, сохранили на лице черты былого величия и очарования. Покачиваясь из стороны в сторону, она то и дело бросала в пламя какие-то сухие травы и напевала что-то очень знакомое Ругивладу еще с детских лет.
   - Здравствуйте, бабушка! - поздоровалась Ольга.
   - А, внученька! И ты здравствуй! А я-то уж думала - совсем позабыла старую? - ответила та приветливо, - Почитай, с самых Бабьих каш не слыхала о тебе.
   Ругивлад молча поклонился старушке. Она благосклонно кивнула ему, с интересом разглядывая чужестранца.
   - Я пришла тебя молить о помощи!... - тихо начала Ольга.
   Пока они переговаривались, герой настороженно вглядывался в сгустившиеся сумерки. К концу месяца Лады, который здесь именовали цветнем, смеркалось уже поздно. Вот заухал лупоглазый филин. Снялся с вершины ели и плавно опустился на крышу избушки.
   - Филин! - сказал Ругивлад по-венедски.
   - Дурень! - раздалось в ответ.
   - Он не болтливый! - заметила старуха.
   - Оно и видно.
   Филин совсем осмелел и спикировал вниз, прямо на подставленное колдуньей запястье, одетое в кожу. Надулся, как шар, распушил перья и пробубнил что-то еще, опровергая мнения.