Страница:
- Иные люди - под стать лошадям, резво бросаются словами, точно скачут безудержно. Бабушка немного колдует... - донеслись до него обрывки фраз Ольги.
Он и сам это отлично знал. Раза два-три, когда у городищенских молодиц обещали быть тяжелые роды, Станимир посылал Кулиша за ягой-повитухой. Само слово "ягать" и значило - громко кричать, отгоняя всякое лихо да собачью старость. И чего, казалось, ей орать-то - древней кудеснице? Стало быть, есть с чего! Не иначе, оборачивалась яга* рожаницей, переживая вместе с молодицей торжественный момент появления первенца на Белый Свет. Только ее, ягу, и слышала Макощ.
(* яга (баба-яга) - древнеславянская берегиня рода и богиня смерти, помощница героев, хтоническая ипостась пряхи Макоши, возможно жена Велеса или его женская ипостась, как богиня рода, точно также, как Фригг, вращающая колесо, - женская ипостась Одина. Характерно, что в русских сказках герою зачастую помогает или старый старик, давая клубочек, или баба-яга, занятая пряжей. Один, подобно ведьме из сказок типа "Спящая красавица", способен усыпить героиню уколов шипом (т.е. веретеном). Обращает на себя внимание сходство хейти Одина - Игг и имени жены его - Фригг, с именем Яги. Возможно "Яга" близко этимологически к Ящеру, Яше - славянскому Мировому змею. Предполагается связь Яги с диалектным "ягать", т.е. достигать некоего трансового состояния, и хотя ягали повивальные бабки, ягать могли и пахари. Несомненна связь Яги с огнем (Агни), ибо она припекала младенца в печи. Материнское бессознательное заигрывание с малышом "Агу-Агу" есть призывание огня, защитить от напастей дитятко)
- Понятно! - поспешил согласиться молодой волхв.
Но ни о чем уже не думал, кроме как об опасности, которую ясно чувствовал, да никак не мог сообразить, что же это за напасть.
- Присаживайся к огню, добрый молодец! - кивнула Ругивладу колдунья, приглашая чужестранца и его дрожащую от чего-то спутницу к костерку. - Кыш, мохнатый! - погнала она филина
Ольга, присела на траву подле котла, еще горячего, и принялась что-то помешивать в нем, Ругивлад опустился по другую сторону пламени, положив рядом неизменный меч. Филин недовольно расхаживал тут же.
К небу летели искры. Словен поглядел им вслед и застыл, завороженный. В темной вышине вспыхивали красными точками и тут-же гасли навсегда миры и вселенные, рожденные от этого костра.
- Я прекрасно знаю, что такое время, пока не думаю о нем. Но стоит задуматься, и вот я уже не знаю, что такое Время, - прошептал Ругивлад.
- Молодость не вечна, она лишь - исток старости, Жизнь вообще временна, и то, что родилось рано или поздно должно погибнуть, - отвечала девушка, Но не вечна и Смерть! - продолжала она, воодушевляясь, - И как вышел срок Жизни, выйдет срок и Смерти, чтобы настало новое Время.
Он внимательно посмотрел на Ольгу, но ничего не сказал в ответ.
- Так к чему же уповать на этот круговорот, раз ничего не изменить? Зачем мучаться от одной мысли, что ничего не поменять...? Вечность - удел богов, а мы обречены на Жизнь, как стремление к Смерти! И чем больше ты терзаешь себя, глупый, тем вернее шагаешь по дороге Велеса к Его вратам!
Колдунья направилась в дом, но вскоре вернулась с серебряным кубком, что сразу бросилось в глаза при всей убогости жилища. Вязкий малиновый напиток бурлил и кипел, завоевывая внимание словена чудным, непостижимым ароматом. Время от времени старуха черпала из котла свое зелье, дула на варево - пробовала.
Старая наставница Ольги чем-то напомнила словену родную тетку знаменитую ведунью. Как-то раз, ровно после смерти матери, ему едва исполнилось три года, Ругивлад сильно недужил, и повез его Богумил к сестре. Еще совсем мальчонкой был, но по обычаю стрый уже успел посадить племянника на деревянного конька да срезать прядь русых волос.
Детские впечатления отрывочны. Никто не знает, когда они явятся опять и надо же такому случиться, при встрече с древней бабушкой Ругивлад снова ощутил себя малышом.
Сперва Власилиса вытолкала прочь Богумила, и в жарко натопленной избе остались лишь две сподручные бабы, ведунья, да ее хворый племянник. Распустив волосы, опытная в таких делах женщина уверенными движениями привязала его к хлебной лопате, - теткины подруги не мешали ей. Как раз напротив - знали, что творят. С их помощью ведунья трижды поднесла племянника к разверзнутой утробе печи, туда, где бушевало пламя Огнь-ягуня. Живой, святой, всеочищающий Огнебог - враг черной Мары-Смерти.
- Агу! Агу дитятко! - ягала тетка Власилиса.
Впоследствии он узнал, что обряд сей, посвященный Макощи, именуется припеканием, и очень немногие жены в силах вершить его. Лишь та, которая сама не раз познала жар любви, способна отвоевать жизнь у смерти, а здоровье - у хвори.
... - Еще не время! - сказала Ольга, посмотрев на звезды, и забрала кубок у старухи.
Та молча согласилась и снова начала подбрасывать в огонь травы, напевая ведомые ей заклинания.
Сперва тихо, едва различимо, затем громче, отчетливей... И вот уж, изначально похожая на колыбельную, буйная песнь погнала вялую кровь по жилам, точно вешний Ярила проталкивает воды сквозь ледяные преграды.
Ругивлад не знал сейдовской* магии хоть и не презирал ее, он старался прогнать наваждение, но у него ничего не получалось. Он всеми силами сопротивлялся этому искусно сработанному заклятию, пытаясь сохранить ясность рассудка. Волхв ведал - все ведьмы на свете пошли от злокозненного бога. Так вещали древние эрили, не раз забредавшие в Аркону.
(* сейд - известны две основные формы древней магической практики: galdr (гальд) и seidr (сейд). "Гальд - это магия заговоров, смесь поэзии и чародейства... Занятие сейдом ввергало того, кто его практиковал, в состояние временной слабости, что делало этот вид магии неприемлемым для воинов; и действительно, заниматься сейдом было предоставлено женщинам. Есть, например, чисто женский способ окрашивания рун, пред которым бледнеют мужские. "Один раз в месяц, в течение почти недели, в соответствии с естественным циклом из тела женщины выделяется кровь. Это явление, несвойственное мужчинам, чаще ошибочно рассматривается как стигмат нечистоты, чем как обновление природой собственного потенциала. И, тем не менее, женские регулы почти повсеместно расцениваются как источник огромной магической силы. Большинство мужчин впадают в растерянность при столкновении с этим совершенно естественным феноменом. То, что о регулах можно забыть, когда их нет, что их можно эффективно сдерживать, когда они приходят, - это недоступно пониманию среднего мужского рассудка. То, что это явление обретает магический смысл, якобы делает его в чистом виде порочным, привнося оттенок непристойности и сексуальности в восприятие его мужчиной" (F.Aswinn. La magie du Seidr//IRMIN, Nо4, 1995). До нашего времени сохранилось выражение "кричать, как сейдовская баба" - речь идет о ведьмах, которые якобы в Вальпургиеву ночь (1 мая) слетались на Лысую гору и проводили свои оргии, но это позднее чуждое языческому осмысление древней магии)
"Найдя на костре
полусгоревшее
женщины сердце,
съел его Локи;
так Лофт зачал
от женщины злой;
отсюда пошли
все ведьмы на свете".
Фредлав верил, самой страшной дочери Локи, хромой Хель*, принадлежит Нижний мир, а сама она - Смерть. Но разве можно равнять его прекрасную Ольгу с черной колдуньей?
(* Хель - скандинавская богиня смерти, и мир, которым она правит. Последнее тождественно Пекельному царству славян. Однако, это вовсе не "ад по-язычески", а скорее "аид". Часть тела Хель мертва и безобразна, вторая прекрасна, это дает еще большие основания сравнивать Хель с Ягой)
Чародейская песнь прервалась внезапно. Старуха в последний раз швырнула Огню пук молодых, только народившихся трав. Зелень зашипела, выбрасывая сок, моментально возносившийся к небесам.
Ни с того, ни с сего Ругивлад затеял рассказ о детстве, о том мире, который знал и любил, но покинул и увы, навечно, ведь прошлого не воротишь. Он напевал незатейливые мелодии словен. Он будто бы желал выговориться раз и навсегда, хотя многое Ольге было просто не понятно. А колдунья - та и вовсе сама себя усыпила, потратив всю Силу на сейд.
Ведьмовские глубокие девичьи глаза гипнотизировали. Не способный избавиться от их чар, Ругивлад прервал рассказ... И почти погрузился в их томительную пучину. Тонкая сильная женская рука неожиданно протянула из тьмы кубок с зельем. Безвольный, он принял это питье...
Но в тот момент, когда Ольга уже торжествовала победу, в этот миг, похожий на вечность, холод проклятого меча обжег ему ладонь. Страшным, непонятным для себя усилием воли, Ругивлад поднял тело над землей, потом стал на колено...
- Пей! Пей и ничего не бойся!
Девушка тревожно глянула на Ругивлада и заметила, как изуверски искажено лицо волхва.
Он слышал голос Ольги как бы издалека.
Рассудок поставил воина на ноги. В голове заметно прояснилось.
- Никак, терлич-травка? - усмехнувшись, Ругивлад выплеснул остатки волшебного напитка в огонь, огладил усы.
Ольга недоуменно глянула на него. Зелье не действовало.
- Очень вкусно! - сказал Ругивлад, да и он ли это был.
Внутри вели смертный бой две силы: "О, великие боги! Что же вы творите? Неужели, вы ошиблись? Я не могу принять этой жертвы! Она совсем не знает меня! Я недостоин..." - восклицал один Голос. "Опоить вздумала, чертовка! Окрутить решила!" - вопил второй.
Словен пришел бы в отчаяние, если бы ведал, к чему приведет эта опрометчивая мысль, единственная опрометчивая и несуразная мысль. Но к счастью, он этого пока не знал. Ну разве не глупость принять любовное снадобье за дурман? Да и что страшного могло случиться, если бы не колдовской меч?
Они вернулись к крепости, на обратном пути не проронив ни единого слова. Только на выходе из леса Ольга молвила:
- Наверное, я скоро огорчу тебя, Ругивлад, - и отвернулась.
Густые ветки скрывали звездноенебо.
Знал бы он, что это первое грозное предзнаменование обрушившегося на него проклятия?! Но с обычным для влюбленных легкомыслием, а ведь, он все-таки был влюблен, Ругивлад начисто отмел мысль о близком расставании.
В воротах дочку поджидал рассерженный отец. Было далеко за полночь.
ГЛАВА 9. НЕ НАЙТИ ТЕБЕ ПОКОЯ
С утра у Ругивлада вновь появились неотложные дела - со средней Оки пришла лодья, груженая известняком. Словен просил Волаха доставить камень в слободу, туда же подвозили уголь, собранный после памятного всем лесного пожара. Печи выложили на славу еще по весне, начертав на них Руну Огня. Хозяйки положили творог его небесному подателю.
Владух с недовольством взирал на эти непонятные приготовления, но воевода убедил жупана щедро одарить мастеров - лишь бы дело спорилось. Пришлось расплатиться и с гончарами. Чужеземец потребовал не менее сотни прочных глиняных сосудов, и когда те заговорили о раскраске, он, по мнению Ольги пожадничал - горшки остались горшками.
Сметливый Кулиш и опытный Творило во всем помогали молодому волхву. Под их присмотром на стену городища с трудом подняли конструкцию бронзовых щитов. Жупан и здесь был против, не понимая, с какой стати он должен оголять стены терема, и только Ольга убедила в последний раз согласиться с Ругивладом. Кулиш неустанно трудился над бронзой, поддерживая сверкающую красу, поскольку за ночь она теряла в блеске.
Странное зрелище открылось бы непосвященному и на дворе Ругивлада. У стены мастерской стояло три здоровенных чана. В одном - булькала смола, в другом - кипело масло, в третьем, самом таинственном, - на дно оседали какие-то кристаллы.
Станимир никогда не слышал, чтобы охранительное волшебство требовало таких приготовлений. Он поделился сомнениями с Волахом, но бывалый воевода намекнул старику, чтобы тот не лез не в свое дело, а лучше - усердно бы молился Радигошу. На редкость сговорчивый Станимир так и делал. А лишь какая-то напасть поразила яблони в садах - и у него хлопот прибавилось. Священным огнем да серым дымком пользовал волхв, отгоняя беду.
Старик неплохо разбирался и в разных целебных снадобьях. Прежде мог залечить даже глаз, пробитый печенежской стрелой, и обещал молодому собрату на Купалу показать, где растет разрыв - да плакун-трава.
Увы, как раз теперь, в каждодневных заботах и суете, словен уже не мог забыть о девушке! Удивительным видением неотступно следовала она за влюбленным и днем, и ночью. Да, свои наивные сны он более не назвал бы кошмаром! Молодой волхв так свыкся с фантастической явью, что не променял бы этот сказочный образ ни на какой другой. Пожалуй, словен мог покончить с собой, если б вдруг усомнился в совершенстве любимой. Между тем сама Ольга ходила, как говорится, под боком. Хотя думал и чувствовал Ругивлад одно, говорил молодец совсем другое.
Тщательно поразмыслив о досадном случае с напитком Любви, он понял, что вел себя, как последний болван. Каждое утро, тайком словен пробирался к терему жупана. Кот отвлекал псов. Горница Ольги находилась высоко, окном смотрела в сторону вятического леса, и герою пришлось немало поломать голову - как прицельно, быстро и незаметно забросить туда букет ландышей. Проделывал он этот трюк со свойственной для сумасшедших изобретательностью. Но хитрое приспособление вряд ли стоит описывать - нормальный вручил бы цветы, этот извечный символ восхищения и преклонения, из рук в руки. Получил бы взамен нежный взгляд или застенчивую улыбку, за которой скрывается такое коварство и такая уверенность в своих чарах, что влюбленный моментально бы излечился от страсти раз и навсегда, ведай он о том.
Нормальный подарил бы не прячась и не смущаясь! Но кто не знает влюбленных героев? У них мозги не только сдвинуты на бок, но и вывернуты наизнанку. Им бы поиграть, словно детям, в таинственность, им бы пострадать в уединении и совершенно извести себя - только тогда сообразит герой, что сглупил. А лодья уплыла. И скачут герои по свету навстречу новым глупостям, но чаще после бурных и непродолжительных объяснений их относят на погост.
Впрочем, минуют века и еще найдется немало великих шутников, выдумщиков и мечтателей. Спасибо им, за этот ненавязчивый обман, за наивную детскую сказку в справедливость любви, которая чужда высшей целесообразности. Иначе, жить стало бы, просто, скучно.
* * *
Русалья неделя была прямо перед купальским праздником. Девицы-красавицы браслетики снимали, рукава длинные распускали, словно в птичек превращалисьлебедушек. То ль в птичек, а может и в русалочек.
В эти ночи завивали дивам веночки, да и откуп, одежку русалкам дарили. А веночек-то завивали, чтобы хлопцы приветили, да и заклятие это брачное, в веночке красный любовный цветок - мольба к Лели да Ладе суженного найти. Вешали им в русалочью неделю нитки, пряжу, полотенца, рубашки на ветви "плачущие", согнутые к самой водице. Оттого берегиням речным хвост рыбий и пригождался - одежу умыкнуть. С хвостом плавать веселее.
Берегинями, как пояснял отроку Ругивладу некогда волхв Велемудр, русалок звали еще и потому, что помогали к берегу добраться. А берег-то берегом и называется потому, что спасались на нем из воды.
А коль найдется суженный - там и до свадебки недалече, не оскудет на детишек род вятичей. Больно росу любили русалки, где пробежит, пролетит одна такая - там и урожай поболе. А где плодородие, там и свадебка, и достаток, да и семейство сытое.
Не одни девицы могли помощь от русалок сыскать, парни о том тоже не забывали. Трудное это дело для парней было. Дружина собиралась русальная, ночевали вне дома, говорить не могли, ни словечка. Зато неделю целую если в какой дом придут и вокруг больного или немощного хоровод с прыжками учинят, тот и будет здоров силой русалочьей. Да еще если веночек себе на голову, в знак уважения к русалочке, надеть не забудут.
Но девушек русалочки больше любили. Какая девица нечаянно помрет до свадьбы, той на всю русальную неделю могли и жизнь во плоти человеческой вернуть, правда побаивались таких оживших девиц вятичи да словене. И после русальной седьмицы ритуальные похороны таким "русалкам" снова устраивали, дабы не смущали народ. Чучело их жгли или в воду бросали, впрочем, у словен на Ильмене - так, у ругов арконских - эдак, да и в других местах славянских по-разному.
... Работы по обороне городища шли своим чередом. Однако в тот день, в самое начало недели русальной, словен долго не мог найти Ольгу. Только кинув верные руны, он, наконец, прояснил вопрос. Знаки показали, "молодость идет за жалостью к старым". Когда ж черный волхв разложил руны пирамидой, пытаясь проникнуть в завтрашний день. Ответ не предвещал ничего утешительного. Священные символы предостерегали владельца! Многие из них оказались перевернуты.
- Доброе утро! Я так соскучился по тебе! Не примешь ли Ярилин знак. Посмотри, как он полноцветен, как душист! - начал Ругивлад, чуть помедлив.
Он вообще медлил достаточно и злоупотреблял благоволением Доли, так что "чуть" не считается. Странная слабость в ногах и ватные руки, словен слышал собственный голос как бы издалека.
- Сомнительно, чтобы это было на самом деле, - ответила она, не принимая венок, - К тому же, сегодня последняя встреча! И я рада...
- Почему?
Оглянулся, но, в то же время, примечая, как непокорный локон прядью струится по ее виску. Лес был пуст, и даже колдунья, доселе утешавшая "внученьку", куда-то пропала.
- Скоро узнаешь!
- А сейчас никак нельзя?! - настаивал он.
- Чудной ты? У иных героев столь сильна мечтательность, что порою притуплен слух и заиндевелое сердце. Они не видят сослепу даже того, что происходит в двух. Отец выдает меня замуж, по законам вятичей дочь не может перечить родителю.
Земля исчезла из-под ног. Он очнулся в пустоте, легкие жадно хватили воздух.
- И кто ж избранник? - спросил Ругивлад, задохнувшись глотком, сдерживая проснувшуюся боль и ярость.
Вот, только венок оказался смят и уничтожен, еще мгновение назад радуя глаз.
А на кого сердиться, как не на себя?
- Можно подумать, что последние дни ты проспал, как медведь в берлоге! Что тебе его имя?
- Я был слишком занят приготовлениями к войне, а она не за горами, чтобы вникать в подобные мелочи.
- Ах, вот как!? Тогда...
- Ну, что тогда?
- Ничего... - она поднялась, чтобы уйти.
- Подожди! - он схватил ее за руку, - Я не все сказал! Мне нет дела до того, кто твой жених, но лучше бы ему поберечься.
- Не понимаю!
-Ты все прекрасно понимаешь! Я, конечно, не так ловок по части женщин, и, наверное, чудаковат.
- Скорей уж нелюдим, будто филин...
- Я не умею строить глазки и ластиться, когда это необходимо. Вероятно, зря, и следовало бы поучиться обольщению. У Ругивлада хватит гордости уничтожить всякого, кто посмел бы встать на пути, и ты это заешь. Глупо наступать на одни грабли дважды... Было бы время, я разобрался в своих чувствах - продолжал он, - Но раз такого времени нет, я постараюсь его выиграть... Короче, он будет убит, а за ним любой другой, а дальше следующий, скольких бы ты не подставила. Вспомни слуг Бермяты на дороге! Тут я придумаю что-нибудь поизящнее и позрелищней, твой папаша будет доволен! Я все сказал.
- Тебе бы колодезной водой обливаться - холодный душ немало помогает! А то мы очень грозные...! И почему ты, чужеземец, вбил в голову, что я тебе принадлежу?!! Иди и разбирайся... Ты мне без-раз-ли-чен. Пусти! Пусти руку! - гневно потребовала Ольга.
Oх, и не ко времени заиграла кровь гордых вятичей!
-Ну, нет! Другого случая объясниться не будет!
В этом он был прав, сам того не подозревая.
- Отпусти! Ищи себя, ищи кого угодно. Жить - это значит желать, а как желать то, чего не знаешь. Трус!
-Я знал, этим кончится. Тихо ты, разъяренная кошка! Девчонка! Что ты видела в жизни? Что ты знаешь о ней? Человек не для того создан, чтобы вот так просто пройти от рождения к смерти! Неужели ты хочешь быть, как твои подруги? Ах, да, они уже все брюхатые ходят. Родят. Воспитают. Однажды вечерком их мужик напьется, да и побьет женушку. Она в слезы. Но против воли рода не попрешь. Стерпится - слюбится. Любовь зла - полюбишь и козла. Вырастит сыночка - уже толстая, руки красные, глаза слезятся. Вот стрелы пролетели - и, ага! Мужика убили. И прямая ей дороженька за ним. И так каждый раз, каждое поколение. А дите-то, дите! Ну, выросло. О нем уже все наперед известно. Девчонка - играет в куколки, потом хороводики, затем целуется на сеновале, играют свадебку... Пацан - бегает с палкой, потом уже с луком, затем в ночное... Первый поцелуй, свадебка, детишки, надо семью кормить... Пошел к дружкам - выпили. Заявился домой, жена в слезы, но сапоги снимает, и ложится подле него, и жалеет, и плачется в плечо. Судьбина их такая, горькая. Но боги тут ни при чем - это волхвы сочиняют! А я так не могу, и такого я не желаю! Может, нам удастся вырваться из этого круга? Должен ведь его хоть кто-то разорвать!
- Не тебе, чужеземец, сомневаться в мудрости Рода. Как ты вообще смеешь кого-то судить? Молодые затем и рождаются, чтобы заботиться о старых. Старые умирают - уступив дорогу молодым. Ты, как жалкий торгаш, боишься прогадать! Я ведаю, может, и меньше твоего, но могу сказать точно, что не будет тебе покоя никогда! Вечным странником, вечным чужаком скитаться тебе до самой смерти, если та пожалеет и явится к тебе, отягощенному ведами, но избавленному от чувства любви. Прощай! - выпалила Ольга.
От неожиданности Ругивлад ослабил хватку. Озадаченный, он разжал пальцы, словно выпустил из рук синюю птицу Удачи. Ольга вырвалась и бросилась в лес, роняя на травы тут и там похожие на росу прозрачные соленые капельки. Они скользили по листьям и, падая, с печальным звоном разбивались о землю...
Еще вчера он мог упивался ее близким присутствием, ловя дыхание и малейший жест, произнося на все лады милое имя! Еще вчера, кабы маленько решимости, он сумел бы передать ей тот восторг, то необъяснимое всесильное чувство, что сродни блаженной беспомощности!? Сколько раз был случай поделиться с девушкой тем, как боготворил и безмерно возносил ее в грезах и мечтах!? И как он понял, что беззащитен пред Ольгой! Но осознание этого напротив, еще сильнее, привораживало Ругивлада.
- Все кончено!
- Лопух, - ласково произнес Баюн, который по старой привычке подслушивать, весь этот разговор провел, свернувшись в клубок на крыше ведьминского дома.
Женские слезы выведут любого из равновесия.
- Бросаться в омут - так с головой, грубиян! Живо за ней! - рявкнул зверь.
Ругивлад, спохватившись, кинулся было вслед, но тут отрывисто и грозно прозвучал сигнал сбора, нарушив первозданную тишину вятических лесов.
* * *
Совет, на который пригласили и Ругивлада, проходил в празднично убранных палатах жупана. С десяток вождей и старейшин толпилось здесь, ожидая Владуха. Прибыл даже Родомысл - вождь из Дедославля, и по такому случаю, говорили, сам Буревид оставил Радогощ*.
(* Радогощ - на его роль претендуют два городища - это либо Погар на реке Судость (притоке Десны) к западу от Трубчевска и к северу от Новгорода Северского, либо это собственно Радогошь на реке Нерусса к северу от Севска и к западу от Крома)
Враг стоял у ворот в страну вятичей, по Дону уж пылали городища, а озверелые от крови печенеги насиловали женщин и резали скот.
- Дорогу, дорогу! - в залу вошел воевода и с ним несколько воинов.
Быстрым шагом мимо следовали, доверительно переговариваясь, Владух и глава всех глав. Их сопровождали Станимир и Ольга, немного погодя вошел и лихой Дорох с двумя старшими воинами из Радогоща ...
Радигоша?! Да, Радигоша! Нет, не того великого, что в земле лютичей-ретарей!
Когда Вятко* и Радим повели свои роды на восток и осели от верховий Днепра до самой Волги - венедские городища сохранили прежние имена. Так произошло с селением Клещин, что на Плещеевом озере. Суздаль - град Силезский, соперник Ратибора, опустел там, на левом бреге Одра, но вновь воскрес в Залесье. Первобытным обитателем здешних земель было племя мерян, возле которого по нижней Оке жила мурома, а дальше к востоку за Окою мордва. Славяне, шедшие с Радимом и Вяткой, да кривы с северянами, двинувшиеся следом, потеснили нынешних соседей, но места хватило всем. Повздорили тогда славяне разве с киянами-русами, да извечным своим врагом хазарами. Вот как вещали об этом арабы:
(* Вятко - легендарный праотец вятичей, вместе с Радимом привел западных славян "из ляхов" на Русскую равнину в 5-7 вв. н.э. Радим положил начало роду радимичей, покоренных Владимиром незадолго до описываемых событий).
"... И Славянин пришел к Русу, чтобы там обосноваться. Рус ему ответил, что это место тесное. Такой же ответ дали Кимари и Хазар*. Между ними началась ссора и сражение, и Славянин бежал и достиг того места, где ныне земля славян. Затем он сказал: "Здесь я обоснуюсь и легко отомщу им!" И та земля обильна. И много занимаются они торговлей..."
(* - хазары, козары - тюркский кочевой народ, живший в Прикавказье и на Севере Каспия 6-10 вв. н.э., принявший иудаизм ок. 830 г. н.э. Совершали неоднократные набеги на земли славян. Киевские поляне вплоть до 880 года платили хазарам дань. Разгромлены в результате походов Вещего Олега и Святослава Игоревича).
... Гости расступились. Ругивлад тоже посторонился. Воевода, поднял руку, и Ругивлад снова поймал себя на мысли, что языки, да и вообще знаки, крайне разнообразны, но без сомнения строятся по единому ряду. Решив на досуге поразмыслить на этот счет, молодой волхв приготовился слушать Владуха.
Собравшиеся по зову жупана образовали круг, где поставили одиннадцать кресел, покрытых шкурами животных. Три высоких, остальные - поменьше. По левую руку Владуха сидела прекрасная Ольга, по правую руку - многоопытный Волах, рядом с ним отвели место Ругивладу, а трясущийся от старости Станимир, одетый в пурпур, сел подле дочери жупана. Могучий Родомысл на высоком кресле был точно напротив Буревида, при котором находился его сын, неизменно улыбчивый Дорох, вырядившийся в алые одежды. Последний не сводил с Ольги глаз, а та отвечала ему игривой улыбкой. Жрец Сварожича тоже улыбнулся в ответ на поклон своего молодого собрата, хотя Ругивлад поклонился вовсе не ему. Разделяя соперничающие кланы, следом заняли места два незнакомых угрюмых бородатых типа в броне. Они, как истуканы, просидели весь Совет, но так ничего и не сказали. Вероятно, то были сотники Домагощинской жупы.
Он и сам это отлично знал. Раза два-три, когда у городищенских молодиц обещали быть тяжелые роды, Станимир посылал Кулиша за ягой-повитухой. Само слово "ягать" и значило - громко кричать, отгоняя всякое лихо да собачью старость. И чего, казалось, ей орать-то - древней кудеснице? Стало быть, есть с чего! Не иначе, оборачивалась яга* рожаницей, переживая вместе с молодицей торжественный момент появления первенца на Белый Свет. Только ее, ягу, и слышала Макощ.
(* яга (баба-яга) - древнеславянская берегиня рода и богиня смерти, помощница героев, хтоническая ипостась пряхи Макоши, возможно жена Велеса или его женская ипостась, как богиня рода, точно также, как Фригг, вращающая колесо, - женская ипостась Одина. Характерно, что в русских сказках герою зачастую помогает или старый старик, давая клубочек, или баба-яга, занятая пряжей. Один, подобно ведьме из сказок типа "Спящая красавица", способен усыпить героиню уколов шипом (т.е. веретеном). Обращает на себя внимание сходство хейти Одина - Игг и имени жены его - Фригг, с именем Яги. Возможно "Яга" близко этимологически к Ящеру, Яше - славянскому Мировому змею. Предполагается связь Яги с диалектным "ягать", т.е. достигать некоего трансового состояния, и хотя ягали повивальные бабки, ягать могли и пахари. Несомненна связь Яги с огнем (Агни), ибо она припекала младенца в печи. Материнское бессознательное заигрывание с малышом "Агу-Агу" есть призывание огня, защитить от напастей дитятко)
- Понятно! - поспешил согласиться молодой волхв.
Но ни о чем уже не думал, кроме как об опасности, которую ясно чувствовал, да никак не мог сообразить, что же это за напасть.
- Присаживайся к огню, добрый молодец! - кивнула Ругивладу колдунья, приглашая чужестранца и его дрожащую от чего-то спутницу к костерку. - Кыш, мохнатый! - погнала она филина
Ольга, присела на траву подле котла, еще горячего, и принялась что-то помешивать в нем, Ругивлад опустился по другую сторону пламени, положив рядом неизменный меч. Филин недовольно расхаживал тут же.
К небу летели искры. Словен поглядел им вслед и застыл, завороженный. В темной вышине вспыхивали красными точками и тут-же гасли навсегда миры и вселенные, рожденные от этого костра.
- Я прекрасно знаю, что такое время, пока не думаю о нем. Но стоит задуматься, и вот я уже не знаю, что такое Время, - прошептал Ругивлад.
- Молодость не вечна, она лишь - исток старости, Жизнь вообще временна, и то, что родилось рано или поздно должно погибнуть, - отвечала девушка, Но не вечна и Смерть! - продолжала она, воодушевляясь, - И как вышел срок Жизни, выйдет срок и Смерти, чтобы настало новое Время.
Он внимательно посмотрел на Ольгу, но ничего не сказал в ответ.
- Так к чему же уповать на этот круговорот, раз ничего не изменить? Зачем мучаться от одной мысли, что ничего не поменять...? Вечность - удел богов, а мы обречены на Жизнь, как стремление к Смерти! И чем больше ты терзаешь себя, глупый, тем вернее шагаешь по дороге Велеса к Его вратам!
Колдунья направилась в дом, но вскоре вернулась с серебряным кубком, что сразу бросилось в глаза при всей убогости жилища. Вязкий малиновый напиток бурлил и кипел, завоевывая внимание словена чудным, непостижимым ароматом. Время от времени старуха черпала из котла свое зелье, дула на варево - пробовала.
Старая наставница Ольги чем-то напомнила словену родную тетку знаменитую ведунью. Как-то раз, ровно после смерти матери, ему едва исполнилось три года, Ругивлад сильно недужил, и повез его Богумил к сестре. Еще совсем мальчонкой был, но по обычаю стрый уже успел посадить племянника на деревянного конька да срезать прядь русых волос.
Детские впечатления отрывочны. Никто не знает, когда они явятся опять и надо же такому случиться, при встрече с древней бабушкой Ругивлад снова ощутил себя малышом.
Сперва Власилиса вытолкала прочь Богумила, и в жарко натопленной избе остались лишь две сподручные бабы, ведунья, да ее хворый племянник. Распустив волосы, опытная в таких делах женщина уверенными движениями привязала его к хлебной лопате, - теткины подруги не мешали ей. Как раз напротив - знали, что творят. С их помощью ведунья трижды поднесла племянника к разверзнутой утробе печи, туда, где бушевало пламя Огнь-ягуня. Живой, святой, всеочищающий Огнебог - враг черной Мары-Смерти.
- Агу! Агу дитятко! - ягала тетка Власилиса.
Впоследствии он узнал, что обряд сей, посвященный Макощи, именуется припеканием, и очень немногие жены в силах вершить его. Лишь та, которая сама не раз познала жар любви, способна отвоевать жизнь у смерти, а здоровье - у хвори.
... - Еще не время! - сказала Ольга, посмотрев на звезды, и забрала кубок у старухи.
Та молча согласилась и снова начала подбрасывать в огонь травы, напевая ведомые ей заклинания.
Сперва тихо, едва различимо, затем громче, отчетливей... И вот уж, изначально похожая на колыбельную, буйная песнь погнала вялую кровь по жилам, точно вешний Ярила проталкивает воды сквозь ледяные преграды.
Ругивлад не знал сейдовской* магии хоть и не презирал ее, он старался прогнать наваждение, но у него ничего не получалось. Он всеми силами сопротивлялся этому искусно сработанному заклятию, пытаясь сохранить ясность рассудка. Волхв ведал - все ведьмы на свете пошли от злокозненного бога. Так вещали древние эрили, не раз забредавшие в Аркону.
(* сейд - известны две основные формы древней магической практики: galdr (гальд) и seidr (сейд). "Гальд - это магия заговоров, смесь поэзии и чародейства... Занятие сейдом ввергало того, кто его практиковал, в состояние временной слабости, что делало этот вид магии неприемлемым для воинов; и действительно, заниматься сейдом было предоставлено женщинам. Есть, например, чисто женский способ окрашивания рун, пред которым бледнеют мужские. "Один раз в месяц, в течение почти недели, в соответствии с естественным циклом из тела женщины выделяется кровь. Это явление, несвойственное мужчинам, чаще ошибочно рассматривается как стигмат нечистоты, чем как обновление природой собственного потенциала. И, тем не менее, женские регулы почти повсеместно расцениваются как источник огромной магической силы. Большинство мужчин впадают в растерянность при столкновении с этим совершенно естественным феноменом. То, что о регулах можно забыть, когда их нет, что их можно эффективно сдерживать, когда они приходят, - это недоступно пониманию среднего мужского рассудка. То, что это явление обретает магический смысл, якобы делает его в чистом виде порочным, привнося оттенок непристойности и сексуальности в восприятие его мужчиной" (F.Aswinn. La magie du Seidr//IRMIN, Nо4, 1995). До нашего времени сохранилось выражение "кричать, как сейдовская баба" - речь идет о ведьмах, которые якобы в Вальпургиеву ночь (1 мая) слетались на Лысую гору и проводили свои оргии, но это позднее чуждое языческому осмысление древней магии)
"Найдя на костре
полусгоревшее
женщины сердце,
съел его Локи;
так Лофт зачал
от женщины злой;
отсюда пошли
все ведьмы на свете".
Фредлав верил, самой страшной дочери Локи, хромой Хель*, принадлежит Нижний мир, а сама она - Смерть. Но разве можно равнять его прекрасную Ольгу с черной колдуньей?
(* Хель - скандинавская богиня смерти, и мир, которым она правит. Последнее тождественно Пекельному царству славян. Однако, это вовсе не "ад по-язычески", а скорее "аид". Часть тела Хель мертва и безобразна, вторая прекрасна, это дает еще большие основания сравнивать Хель с Ягой)
Чародейская песнь прервалась внезапно. Старуха в последний раз швырнула Огню пук молодых, только народившихся трав. Зелень зашипела, выбрасывая сок, моментально возносившийся к небесам.
Ни с того, ни с сего Ругивлад затеял рассказ о детстве, о том мире, который знал и любил, но покинул и увы, навечно, ведь прошлого не воротишь. Он напевал незатейливые мелодии словен. Он будто бы желал выговориться раз и навсегда, хотя многое Ольге было просто не понятно. А колдунья - та и вовсе сама себя усыпила, потратив всю Силу на сейд.
Ведьмовские глубокие девичьи глаза гипнотизировали. Не способный избавиться от их чар, Ругивлад прервал рассказ... И почти погрузился в их томительную пучину. Тонкая сильная женская рука неожиданно протянула из тьмы кубок с зельем. Безвольный, он принял это питье...
Но в тот момент, когда Ольга уже торжествовала победу, в этот миг, похожий на вечность, холод проклятого меча обжег ему ладонь. Страшным, непонятным для себя усилием воли, Ругивлад поднял тело над землей, потом стал на колено...
- Пей! Пей и ничего не бойся!
Девушка тревожно глянула на Ругивлада и заметила, как изуверски искажено лицо волхва.
Он слышал голос Ольги как бы издалека.
Рассудок поставил воина на ноги. В голове заметно прояснилось.
- Никак, терлич-травка? - усмехнувшись, Ругивлад выплеснул остатки волшебного напитка в огонь, огладил усы.
Ольга недоуменно глянула на него. Зелье не действовало.
- Очень вкусно! - сказал Ругивлад, да и он ли это был.
Внутри вели смертный бой две силы: "О, великие боги! Что же вы творите? Неужели, вы ошиблись? Я не могу принять этой жертвы! Она совсем не знает меня! Я недостоин..." - восклицал один Голос. "Опоить вздумала, чертовка! Окрутить решила!" - вопил второй.
Словен пришел бы в отчаяние, если бы ведал, к чему приведет эта опрометчивая мысль, единственная опрометчивая и несуразная мысль. Но к счастью, он этого пока не знал. Ну разве не глупость принять любовное снадобье за дурман? Да и что страшного могло случиться, если бы не колдовской меч?
Они вернулись к крепости, на обратном пути не проронив ни единого слова. Только на выходе из леса Ольга молвила:
- Наверное, я скоро огорчу тебя, Ругивлад, - и отвернулась.
Густые ветки скрывали звездноенебо.
Знал бы он, что это первое грозное предзнаменование обрушившегося на него проклятия?! Но с обычным для влюбленных легкомыслием, а ведь, он все-таки был влюблен, Ругивлад начисто отмел мысль о близком расставании.
В воротах дочку поджидал рассерженный отец. Было далеко за полночь.
ГЛАВА 9. НЕ НАЙТИ ТЕБЕ ПОКОЯ
С утра у Ругивлада вновь появились неотложные дела - со средней Оки пришла лодья, груженая известняком. Словен просил Волаха доставить камень в слободу, туда же подвозили уголь, собранный после памятного всем лесного пожара. Печи выложили на славу еще по весне, начертав на них Руну Огня. Хозяйки положили творог его небесному подателю.
Владух с недовольством взирал на эти непонятные приготовления, но воевода убедил жупана щедро одарить мастеров - лишь бы дело спорилось. Пришлось расплатиться и с гончарами. Чужеземец потребовал не менее сотни прочных глиняных сосудов, и когда те заговорили о раскраске, он, по мнению Ольги пожадничал - горшки остались горшками.
Сметливый Кулиш и опытный Творило во всем помогали молодому волхву. Под их присмотром на стену городища с трудом подняли конструкцию бронзовых щитов. Жупан и здесь был против, не понимая, с какой стати он должен оголять стены терема, и только Ольга убедила в последний раз согласиться с Ругивладом. Кулиш неустанно трудился над бронзой, поддерживая сверкающую красу, поскольку за ночь она теряла в блеске.
Странное зрелище открылось бы непосвященному и на дворе Ругивлада. У стены мастерской стояло три здоровенных чана. В одном - булькала смола, в другом - кипело масло, в третьем, самом таинственном, - на дно оседали какие-то кристаллы.
Станимир никогда не слышал, чтобы охранительное волшебство требовало таких приготовлений. Он поделился сомнениями с Волахом, но бывалый воевода намекнул старику, чтобы тот не лез не в свое дело, а лучше - усердно бы молился Радигошу. На редкость сговорчивый Станимир так и делал. А лишь какая-то напасть поразила яблони в садах - и у него хлопот прибавилось. Священным огнем да серым дымком пользовал волхв, отгоняя беду.
Старик неплохо разбирался и в разных целебных снадобьях. Прежде мог залечить даже глаз, пробитый печенежской стрелой, и обещал молодому собрату на Купалу показать, где растет разрыв - да плакун-трава.
Увы, как раз теперь, в каждодневных заботах и суете, словен уже не мог забыть о девушке! Удивительным видением неотступно следовала она за влюбленным и днем, и ночью. Да, свои наивные сны он более не назвал бы кошмаром! Молодой волхв так свыкся с фантастической явью, что не променял бы этот сказочный образ ни на какой другой. Пожалуй, словен мог покончить с собой, если б вдруг усомнился в совершенстве любимой. Между тем сама Ольга ходила, как говорится, под боком. Хотя думал и чувствовал Ругивлад одно, говорил молодец совсем другое.
Тщательно поразмыслив о досадном случае с напитком Любви, он понял, что вел себя, как последний болван. Каждое утро, тайком словен пробирался к терему жупана. Кот отвлекал псов. Горница Ольги находилась высоко, окном смотрела в сторону вятического леса, и герою пришлось немало поломать голову - как прицельно, быстро и незаметно забросить туда букет ландышей. Проделывал он этот трюк со свойственной для сумасшедших изобретательностью. Но хитрое приспособление вряд ли стоит описывать - нормальный вручил бы цветы, этот извечный символ восхищения и преклонения, из рук в руки. Получил бы взамен нежный взгляд или застенчивую улыбку, за которой скрывается такое коварство и такая уверенность в своих чарах, что влюбленный моментально бы излечился от страсти раз и навсегда, ведай он о том.
Нормальный подарил бы не прячась и не смущаясь! Но кто не знает влюбленных героев? У них мозги не только сдвинуты на бок, но и вывернуты наизнанку. Им бы поиграть, словно детям, в таинственность, им бы пострадать в уединении и совершенно извести себя - только тогда сообразит герой, что сглупил. А лодья уплыла. И скачут герои по свету навстречу новым глупостям, но чаще после бурных и непродолжительных объяснений их относят на погост.
Впрочем, минуют века и еще найдется немало великих шутников, выдумщиков и мечтателей. Спасибо им, за этот ненавязчивый обман, за наивную детскую сказку в справедливость любви, которая чужда высшей целесообразности. Иначе, жить стало бы, просто, скучно.
* * *
Русалья неделя была прямо перед купальским праздником. Девицы-красавицы браслетики снимали, рукава длинные распускали, словно в птичек превращалисьлебедушек. То ль в птичек, а может и в русалочек.
В эти ночи завивали дивам веночки, да и откуп, одежку русалкам дарили. А веночек-то завивали, чтобы хлопцы приветили, да и заклятие это брачное, в веночке красный любовный цветок - мольба к Лели да Ладе суженного найти. Вешали им в русалочью неделю нитки, пряжу, полотенца, рубашки на ветви "плачущие", согнутые к самой водице. Оттого берегиням речным хвост рыбий и пригождался - одежу умыкнуть. С хвостом плавать веселее.
Берегинями, как пояснял отроку Ругивладу некогда волхв Велемудр, русалок звали еще и потому, что помогали к берегу добраться. А берег-то берегом и называется потому, что спасались на нем из воды.
А коль найдется суженный - там и до свадебки недалече, не оскудет на детишек род вятичей. Больно росу любили русалки, где пробежит, пролетит одна такая - там и урожай поболе. А где плодородие, там и свадебка, и достаток, да и семейство сытое.
Не одни девицы могли помощь от русалок сыскать, парни о том тоже не забывали. Трудное это дело для парней было. Дружина собиралась русальная, ночевали вне дома, говорить не могли, ни словечка. Зато неделю целую если в какой дом придут и вокруг больного или немощного хоровод с прыжками учинят, тот и будет здоров силой русалочьей. Да еще если веночек себе на голову, в знак уважения к русалочке, надеть не забудут.
Но девушек русалочки больше любили. Какая девица нечаянно помрет до свадьбы, той на всю русальную неделю могли и жизнь во плоти человеческой вернуть, правда побаивались таких оживших девиц вятичи да словене. И после русальной седьмицы ритуальные похороны таким "русалкам" снова устраивали, дабы не смущали народ. Чучело их жгли или в воду бросали, впрочем, у словен на Ильмене - так, у ругов арконских - эдак, да и в других местах славянских по-разному.
... Работы по обороне городища шли своим чередом. Однако в тот день, в самое начало недели русальной, словен долго не мог найти Ольгу. Только кинув верные руны, он, наконец, прояснил вопрос. Знаки показали, "молодость идет за жалостью к старым". Когда ж черный волхв разложил руны пирамидой, пытаясь проникнуть в завтрашний день. Ответ не предвещал ничего утешительного. Священные символы предостерегали владельца! Многие из них оказались перевернуты.
- Доброе утро! Я так соскучился по тебе! Не примешь ли Ярилин знак. Посмотри, как он полноцветен, как душист! - начал Ругивлад, чуть помедлив.
Он вообще медлил достаточно и злоупотреблял благоволением Доли, так что "чуть" не считается. Странная слабость в ногах и ватные руки, словен слышал собственный голос как бы издалека.
- Сомнительно, чтобы это было на самом деле, - ответила она, не принимая венок, - К тому же, сегодня последняя встреча! И я рада...
- Почему?
Оглянулся, но, в то же время, примечая, как непокорный локон прядью струится по ее виску. Лес был пуст, и даже колдунья, доселе утешавшая "внученьку", куда-то пропала.
- Скоро узнаешь!
- А сейчас никак нельзя?! - настаивал он.
- Чудной ты? У иных героев столь сильна мечтательность, что порою притуплен слух и заиндевелое сердце. Они не видят сослепу даже того, что происходит в двух. Отец выдает меня замуж, по законам вятичей дочь не может перечить родителю.
Земля исчезла из-под ног. Он очнулся в пустоте, легкие жадно хватили воздух.
- И кто ж избранник? - спросил Ругивлад, задохнувшись глотком, сдерживая проснувшуюся боль и ярость.
Вот, только венок оказался смят и уничтожен, еще мгновение назад радуя глаз.
А на кого сердиться, как не на себя?
- Можно подумать, что последние дни ты проспал, как медведь в берлоге! Что тебе его имя?
- Я был слишком занят приготовлениями к войне, а она не за горами, чтобы вникать в подобные мелочи.
- Ах, вот как!? Тогда...
- Ну, что тогда?
- Ничего... - она поднялась, чтобы уйти.
- Подожди! - он схватил ее за руку, - Я не все сказал! Мне нет дела до того, кто твой жених, но лучше бы ему поберечься.
- Не понимаю!
-Ты все прекрасно понимаешь! Я, конечно, не так ловок по части женщин, и, наверное, чудаковат.
- Скорей уж нелюдим, будто филин...
- Я не умею строить глазки и ластиться, когда это необходимо. Вероятно, зря, и следовало бы поучиться обольщению. У Ругивлада хватит гордости уничтожить всякого, кто посмел бы встать на пути, и ты это заешь. Глупо наступать на одни грабли дважды... Было бы время, я разобрался в своих чувствах - продолжал он, - Но раз такого времени нет, я постараюсь его выиграть... Короче, он будет убит, а за ним любой другой, а дальше следующий, скольких бы ты не подставила. Вспомни слуг Бермяты на дороге! Тут я придумаю что-нибудь поизящнее и позрелищней, твой папаша будет доволен! Я все сказал.
- Тебе бы колодезной водой обливаться - холодный душ немало помогает! А то мы очень грозные...! И почему ты, чужеземец, вбил в голову, что я тебе принадлежу?!! Иди и разбирайся... Ты мне без-раз-ли-чен. Пусти! Пусти руку! - гневно потребовала Ольга.
Oх, и не ко времени заиграла кровь гордых вятичей!
-Ну, нет! Другого случая объясниться не будет!
В этом он был прав, сам того не подозревая.
- Отпусти! Ищи себя, ищи кого угодно. Жить - это значит желать, а как желать то, чего не знаешь. Трус!
-Я знал, этим кончится. Тихо ты, разъяренная кошка! Девчонка! Что ты видела в жизни? Что ты знаешь о ней? Человек не для того создан, чтобы вот так просто пройти от рождения к смерти! Неужели ты хочешь быть, как твои подруги? Ах, да, они уже все брюхатые ходят. Родят. Воспитают. Однажды вечерком их мужик напьется, да и побьет женушку. Она в слезы. Но против воли рода не попрешь. Стерпится - слюбится. Любовь зла - полюбишь и козла. Вырастит сыночка - уже толстая, руки красные, глаза слезятся. Вот стрелы пролетели - и, ага! Мужика убили. И прямая ей дороженька за ним. И так каждый раз, каждое поколение. А дите-то, дите! Ну, выросло. О нем уже все наперед известно. Девчонка - играет в куколки, потом хороводики, затем целуется на сеновале, играют свадебку... Пацан - бегает с палкой, потом уже с луком, затем в ночное... Первый поцелуй, свадебка, детишки, надо семью кормить... Пошел к дружкам - выпили. Заявился домой, жена в слезы, но сапоги снимает, и ложится подле него, и жалеет, и плачется в плечо. Судьбина их такая, горькая. Но боги тут ни при чем - это волхвы сочиняют! А я так не могу, и такого я не желаю! Может, нам удастся вырваться из этого круга? Должен ведь его хоть кто-то разорвать!
- Не тебе, чужеземец, сомневаться в мудрости Рода. Как ты вообще смеешь кого-то судить? Молодые затем и рождаются, чтобы заботиться о старых. Старые умирают - уступив дорогу молодым. Ты, как жалкий торгаш, боишься прогадать! Я ведаю, может, и меньше твоего, но могу сказать точно, что не будет тебе покоя никогда! Вечным странником, вечным чужаком скитаться тебе до самой смерти, если та пожалеет и явится к тебе, отягощенному ведами, но избавленному от чувства любви. Прощай! - выпалила Ольга.
От неожиданности Ругивлад ослабил хватку. Озадаченный, он разжал пальцы, словно выпустил из рук синюю птицу Удачи. Ольга вырвалась и бросилась в лес, роняя на травы тут и там похожие на росу прозрачные соленые капельки. Они скользили по листьям и, падая, с печальным звоном разбивались о землю...
Еще вчера он мог упивался ее близким присутствием, ловя дыхание и малейший жест, произнося на все лады милое имя! Еще вчера, кабы маленько решимости, он сумел бы передать ей тот восторг, то необъяснимое всесильное чувство, что сродни блаженной беспомощности!? Сколько раз был случай поделиться с девушкой тем, как боготворил и безмерно возносил ее в грезах и мечтах!? И как он понял, что беззащитен пред Ольгой! Но осознание этого напротив, еще сильнее, привораживало Ругивлада.
- Все кончено!
- Лопух, - ласково произнес Баюн, который по старой привычке подслушивать, весь этот разговор провел, свернувшись в клубок на крыше ведьминского дома.
Женские слезы выведут любого из равновесия.
- Бросаться в омут - так с головой, грубиян! Живо за ней! - рявкнул зверь.
Ругивлад, спохватившись, кинулся было вслед, но тут отрывисто и грозно прозвучал сигнал сбора, нарушив первозданную тишину вятических лесов.
* * *
Совет, на который пригласили и Ругивлада, проходил в празднично убранных палатах жупана. С десяток вождей и старейшин толпилось здесь, ожидая Владуха. Прибыл даже Родомысл - вождь из Дедославля, и по такому случаю, говорили, сам Буревид оставил Радогощ*.
(* Радогощ - на его роль претендуют два городища - это либо Погар на реке Судость (притоке Десны) к западу от Трубчевска и к северу от Новгорода Северского, либо это собственно Радогошь на реке Нерусса к северу от Севска и к западу от Крома)
Враг стоял у ворот в страну вятичей, по Дону уж пылали городища, а озверелые от крови печенеги насиловали женщин и резали скот.
- Дорогу, дорогу! - в залу вошел воевода и с ним несколько воинов.
Быстрым шагом мимо следовали, доверительно переговариваясь, Владух и глава всех глав. Их сопровождали Станимир и Ольга, немного погодя вошел и лихой Дорох с двумя старшими воинами из Радогоща ...
Радигоша?! Да, Радигоша! Нет, не того великого, что в земле лютичей-ретарей!
Когда Вятко* и Радим повели свои роды на восток и осели от верховий Днепра до самой Волги - венедские городища сохранили прежние имена. Так произошло с селением Клещин, что на Плещеевом озере. Суздаль - град Силезский, соперник Ратибора, опустел там, на левом бреге Одра, но вновь воскрес в Залесье. Первобытным обитателем здешних земель было племя мерян, возле которого по нижней Оке жила мурома, а дальше к востоку за Окою мордва. Славяне, шедшие с Радимом и Вяткой, да кривы с северянами, двинувшиеся следом, потеснили нынешних соседей, но места хватило всем. Повздорили тогда славяне разве с киянами-русами, да извечным своим врагом хазарами. Вот как вещали об этом арабы:
(* Вятко - легендарный праотец вятичей, вместе с Радимом привел западных славян "из ляхов" на Русскую равнину в 5-7 вв. н.э. Радим положил начало роду радимичей, покоренных Владимиром незадолго до описываемых событий).
"... И Славянин пришел к Русу, чтобы там обосноваться. Рус ему ответил, что это место тесное. Такой же ответ дали Кимари и Хазар*. Между ними началась ссора и сражение, и Славянин бежал и достиг того места, где ныне земля славян. Затем он сказал: "Здесь я обоснуюсь и легко отомщу им!" И та земля обильна. И много занимаются они торговлей..."
(* - хазары, козары - тюркский кочевой народ, живший в Прикавказье и на Севере Каспия 6-10 вв. н.э., принявший иудаизм ок. 830 г. н.э. Совершали неоднократные набеги на земли славян. Киевские поляне вплоть до 880 года платили хазарам дань. Разгромлены в результате походов Вещего Олега и Святослава Игоревича).
... Гости расступились. Ругивлад тоже посторонился. Воевода, поднял руку, и Ругивлад снова поймал себя на мысли, что языки, да и вообще знаки, крайне разнообразны, но без сомнения строятся по единому ряду. Решив на досуге поразмыслить на этот счет, молодой волхв приготовился слушать Владуха.
Собравшиеся по зову жупана образовали круг, где поставили одиннадцать кресел, покрытых шкурами животных. Три высоких, остальные - поменьше. По левую руку Владуха сидела прекрасная Ольга, по правую руку - многоопытный Волах, рядом с ним отвели место Ругивладу, а трясущийся от старости Станимир, одетый в пурпур, сел подле дочери жупана. Могучий Родомысл на высоком кресле был точно напротив Буревида, при котором находился его сын, неизменно улыбчивый Дорох, вырядившийся в алые одежды. Последний не сводил с Ольги глаз, а та отвечала ему игривой улыбкой. Жрец Сварожича тоже улыбнулся в ответ на поклон своего молодого собрата, хотя Ругивлад поклонился вовсе не ему. Разделяя соперничающие кланы, следом заняли места два незнакомых угрюмых бородатых типа в броне. Они, как истуканы, просидели весь Совет, но так ничего и не сказали. Вероятно, то были сотники Домагощинской жупы.