— Это кралы! — сказал старик. — Я видел одного такого, когда путешествовал в южные земли. Тот был мертвый, но все равно страшный.
   Узкую улочку усеивали нечистоты. Из-под ног Анвара шмыгнула крыса, и старик отшатнулся.
   — Хорошие места ты выбираешь для прогулки, — заметил Царь.
   С проезжей улицы снова донеслись крики, и на этот раз царь сам повел своего советника через путаницу переулков и опустевшую торговую площадь. На крыльце одного из домов заливался плачем крошечный, не старше годика, ребенок. Аммон подхватил его на руки.
   — Что ты делаешь? — вскричал Анвар.
   — Не оставлять же его тут! Он не тяжелый.
   Анвар не находил слов. В своем ли царь уме? Быть может, вражеское вторжение лишило его рассудка?
   — Пойдем дальше, государь, — только и сказал он.
   На следующем углу они снова влились в поток беженцев, идущих к южным воротам. Внезапно царь остановился.
   — В чем дело? — спросил Анвар.
   Они находились сейчас на возвышенном месте, и царь указал за городскую стену. Там раскинулись веером вражеские солдаты. Малыш, обессилев от плача, уснул на плече Аммона.
   — Вот что нам нужно, — сказал Аммон. — Найти место, где можно поспать.
   — Они прочешут весь город, разыскивая тебя.
   — В городе тридцать шесть тысяч домов. Это займет время.
   Они снова углубились в узкие улочки бедняцкого квартала.
   Здешние жители никуда не стали бежать. Грязные, в лохмотьях, с безучастными глазами, в парше, они сидели на порогах своих жалких хибар. Тощая как палка женщина заступила дорогу Анвару.
   — Пройти хочешь, богатей? Тогда плати за проход, — потребовала она, протянув грязную руку.
   — У меня нет при себе денег.
   — Ну так отдай ей перстень, Анвар, — вмешался царь. — Я тебе другой куплю.
   — Послушай своего красавчика, старик. — Женщина достала ножик и приставила к горлу Анвара.
   Аммон, держа малыша на левой руке, выбросил правую и вывернул женщине запястье. Нож звякнул о булыжник. Аммон подобрал его и снова кинул хозяйке.
   — Вижу, вторжение врага тебя не слишком пугает, — заметил он.
   Женщина потерла запястье.
   — Чего пугаться-то? Нас они убивать не станут — на что мы им сдались? Что вы, что они… — Она пожала плечами. — От такой жизни и помереть не жалко. Давай сюда перстень.
   — Сперва покажи нам дорогу в гончарную слободу.
   Женщина ухмыльнулась, продемонстрировав черные обломки зубов.
   — Вазу заказать хотите?
   — И пару кубков. Проводи нас, и я хорошо тебе заплачу.
   Женщина покосилась на серую дерюжную рубаху Аммона.
   — Что-то кошелька не видать.
   — Она права. Ты что-нибудь припрятал, Анвар?
   — Мне кажется, теперь не время и не место обсуждать…
   — Давай сюда.
   Анвар достал из-под пурпурного кафтана небольшой, но увесистый кошелек.
   — Веди нас, прекрасная госпожа, — сказал Аммон.
   — Чудной ты. — Женщина мигнула мужчине, который до сих пор держался в тени, и зашагала вперед. Аммон, передав спящего ребенка Анвару, последовал за ней. Мужчина, увязавшийся за ними, его, по-видимому, нисколько не беспокоил, но Анвар пугливо посматривал на незнакомца и жался к царю.
   Около получаса они шли через зловонные, полуразрушенные трущобы. Вдалеке по-прежнему слышались взрывы и приглушенные крики. Наконец женщина вывела их к извилистому ручью с каменным мостиком.
   — Вон она, слобода, на том берегу. Плати давай.
   Аммон раскрыл набитый золотом кошелек и дал женщине две монеты. Мужчина вышел вперед.
   — Мы, пожалуй, заберем все, — сказал он, доставая длинный кинжал.
   — Нехорошо быть жадным, — заметил Аммон. — Вы получили столько золота, сколько в жизни не видывали, довольно с вас.
   Меня ждут другие дела, и я не хочу, вас убивать. Прощайте.
   — Как думаешь, голубка, довольно с нас будет? — спросил мужчина.
   — Не-е. Зарежь его, Бели.
   Аммон отразил удар ножа правым предплечьем и двинул ребром ладони по чумазому лицу Бели. Удар пришелся под самым носом, грабитель без единого звука рухнул наземь. Женщина упала на колени рядом с ним и потрясла его.
   — Зря стараешься, — сказал Аммон. — Он мертв.
   — Ты убил его, ублюдок! — завизжала она.
   Аммон рубанул ее ребром ладони по шее. Раздался хруст, и она повалилась на своего дружка. Аммон, присев, забрал у нее два золотых.
   Малыш проснулся и снова расплакался. Аммон взял его у Анвара и прижал к себе.
   — Тихо, маленький, тихо. В слободе мы найдем для тебя какую-нибудь еду.
   — Твое воинское мастерство изумляет меня, государь.
   — Мастерство измеряется достоинством противника. Здесь о таковых говорить не приходится.
   — Все равно. Где ты этому научился?
   — Помнишь того милого юношу, что приезжал к нам с севера — высокого, с желтыми волосами?
   — Помню.
   — Это он меня научил. Все дело в том, что противник поначалу действует медленно и его можно опередить.
   — Ты преуспел в этой науке, государь, но дружеский поединок — одно дело, а настоящий бой — совсем другое.
   — Это верно. Настоящий бой гораздо занимательнее. — Аммон стал спускаться к ручью.
   — Зачем ты искал эту слободу, государь? — спросил Анвар.
   — У меня там друг.
   — У тебя есть друг-горшечник?
   — Ну, не то чтобы друг, однако он обязан мне жизнью.
 
   Весь день Садау-горшечник изнемогал от страха. Взрывы в северной части города, толпы беженцев, толки о нашествии — от этого у него все нутро переворачивалось. Его самого от бегства удерживала мысль, что врагу, каков бы он ни был, без горшков тоже не обойтись. Он, Садау, человек маленький, в большие господа никогда не лез — авось теперь это обернется ему на пользу.
   Переодетый царь, внезапно возникший у него на пороге, чуть вконец его не уморил. Садау разинул рот, не в силах слова вымолвить.
   — Что ж ты гостей в дом не приглашаешь? — спросил Аммон, проходя мимо него. За царем шел старик с малым ребенком на руках.
   — Чего тебе надобно тут… государь? — выговорил Садау.
   Царь уселся на плетеный стул в его хижине.
   — Пристанища на ночь, какой-нибудь еды и молока для дитяти, Садау стоял столбом, пытаясь собраться с мыслями. Царя непременно будут разыскивать, и тому, кто его спрячет, уж верно несдобровать. Просто дурной сон какой-то.
   — Как… как вы меня нашли? — спросил он.
   — Постучался к твоим соседям.
   — Соседи знают, что ты тут?
   — Не думаю, чтобы они меня узнали. Беднякам редко предоставляется случай лицезреть царя. Ну, любезный, прояви же немного гостеприимства. Принеси нам поесть.
   — Нельзя тебе здесь оставаться, государь. Тебя будут искать.
   — Вряд ли им придет в голову искать меня в твоей хижине. — Царь встал и положил свои тонкие руки на плечи Садау. — Судьба милостива к тебе, горшечник. Ты бросил голову моего брата в Луан и при этом сохранил жизнь. Теперь тебе дается возможность заслужить царскую благодарность. Мне бы только выбраться из города и найти свою армию — тогда я отвоюю свое царство назад, а ты получишь знатную награду.
   — Не нужна мне твоя награда. Я жить хочу!
   — Достойная цель, горшечник. Однако все по порядку.
   Перво-наперво дай нам поесть.
   Садау, порывшись в ларях, достал ковригу свежего хлеба и миску с виноградом.
   — Молока нет, не взыщите.
   — Попроси у соседей. Да поторопись — по городу звери рыщут.
   Садау, как в тумане, отворил дверь и вышел на освещенную закатными лучами улицу. Вокруг было тихо, и ему страстно захотелось убежать, забиться в какой-нибудь темный угол, закрыть глаза и помолиться, чтобы все это оказалось горячечным сном. Тут издали снова послышались крики, сопровождаемые жутким воем, и горшечник припустил к дому своего двоюродного брата Ориса. Домик стоял темный, с закрытыми ставнями. Горшечник постучался и крикнул:
   — Это я, Садау.
   Ему открыли. Ориса дома не было, а его жена Рула сидела в темноте с двумя детьми, держа на коленях младенца.
   — Что ж нам, помирать теперь? — дрожащим голосом спросила она. Рула была тихая как мышка, согнутая, вечно усталая женщина — оно и неудивительно, с таким-то мужем.
   Лодочник Орис, здоровенный, шумливый детина, нежно любил своих друзей, а домашними помыкал, как прислужниками. Его измены и бесконечное вранье совсем измотали Рулу.
   — Рано еще помирать. Где Орис?
   — Как ушел утром на реку, так и нет его. Что мне делать, Садау? Что будет с детишками, если он умер?
   Ее причитания снова разбудили страх Садау, а заодно и его неприязнь к этой женщине.
   — Пошли ко мне. Будем ждать Ориса там. Он жив, я уверен. — «Прячется, поди, у какой-нибудь шлюхи», — добавил Садау про себя. Неся одного ребятенка и держа за руку другого, он привел все семейство к себе домой. Рула немного приободрилась, но детей было просто не узнать — до того притихли.
   Войдя к Садау, Рула замерла на пороге.
   — Да у тебя тут кто-то есть. Лучше бы я дома осталась.
   — Ничего. Это мои заказчики. — Садау спустил с рук ребенка и запер дверь. Девочка, сидя на полу, стала плакать, и Аммон опустился на колени с ней рядом.
   — Не плачь, малютка. Это просто игра такая. Как тебя звать?
   — Сарис. У моего батюшки река есть.
   — Какое совпадение. У моего тоже была река. — В хижине теперь стало тесно, и подобранный Аммоном малыш тоже начал хныкать. — Он голоден, — сказал Аммон, поглядев на Рулу. — Может, покормишь его?
   Она, кивнув, отдала собственного младенца Садау, взяла на колени чужого и выпростала из-под платья большую грудь.
   Малыш с жадностью стал сосать.
   Около часа они провели в молчании, а потом в дверь постучали. Садау чуть дурно не стало от страха.
   — Кто там? — спросил он.
   — Орис. Рула у тебя?
   Садау открыл дверь и впустил брата. Рула бросилась к мужу и обняла его.
   — Я так боялась!
   — А я-то! В городе страх что творится. Всюду мертвецы.
   Теперь-то вроде тихо стало. Говорят, царь погиб, и все его вельможи тоже убиты либо разбежались. Когда заваруха только началась, я думал, что аватары, ан нет. Эти краснокожие. А дворец-то весь разрушен.
   — Ты говоришь, царь погиб? — спросил Аммон.
   Орис посмотрел на него с подозрением.
   — Заказчики мои, — пробормотал Садау.
   — Да, погиб. Его тело приволокли на главную площадь и повесили.
   — Как они узнали, что это тело царя?
   — Понятия не имею. Будто бы его нашли во дворце, разодетого в шелк и атлас.
   — Жаль, — сказал Аммон. — Он мне всегда нравился.
   — Пойдем-ка мы лучше домой, — решил Орис. — Одни боги ведают, что будет завтра.
   Аммон спросил Рулу, не возьмет ли она найденыша к себе.
   Она согласилась, и Аммон дал ей золотой, который женщина тут же вручила Орису. Лодочник пристально посмотрел на царя.
   — Я тебя раньше нигде не видал?
   — Может, и видал. Я часто плаваю по Луану.
   — Понятно. Да хранят вас боги. И нас всех.
   Садау закрыл за ними дверь и с облегчением сказал царю:
   — Они думают, что ты мертв.
   — Это ненадолго. Скоро они поймут, что это не мой труп.
   Но пока нам, похоже, ничего не грозит. Завтра поможешь мне выбраться из города.
   — Смилуйся, повелитель! — взмолился Садау. — Я человек несмелый. Я понял это, когда аватар Вирук перебил всех моих товарищей.
   — Ты недооцениваешь себя, горшечник, — улыбнулся Аммон. — Ты принимаешь естественный страх за низкую трусость, но ты не трус. На твоем месте я тоже бросил бы ту голову в Луан — поэтому отчасти я и не велел тебя казнить.
   Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Как по-твоему, я глуп?
   — Нет, повелитель.
   — Тогда поверь мне. Мужества у тебя больше, чем ты думаешь. Завтра мы покинем город, и ты будешь в безопасности. Так?
   — Да, повелитель, — угрюмо ответил Садау.
 
   Раэль испытывал уныние и горечь. Заседание Совета прошло на редкость коряво. Вагары отмалчивались, предоставляя говорить Межане. Правильно делают, что помалкивают, предатели. Больше всего бесило то, что большинство этих вагаров он знал. Эти люди — купцы, музыканты и художники — при аватарах благоденствовали и даже бывали у Раэля на официальных приемах. Теперь оказалось, что они участвовали в заговоре с целью убийства таких людей, как Балиэль и Ро, а может быть, и он сам. Раэлю очень хотелось послать к ним солдат и вытащить их из постелей.
   Выбросив из головы сладкие мечты, он снова вернулся мыслями к Талабану, который сидел молча, уставившись в кубок с вином.
   — Какой ты тихий. Она и тебя околдовала?
   — Похоже, что так, — невесело улыбнулся Талабан. — Я вел себя, как дурак. Глаз от нее оторвать не мог, и язык у меня прилип к гортани.
   — Не обманывай себя, Талабан. Самый страшный наш враг — это она.
   — В это трудно поверить, маршал.
   — И все же постарайся поверить. Ты не знаешь, что она такое и чем станет со временем.
   — Она помогает нам и готова сразиться с нашим врагом.
   — Пока да, но с каждым днем ее сила и знания будут расти. Она изменится, Талабан.
   — Откуда вы это знаете?
   — У нее кристальная одержимость.
   Талабан вздрогнул, как от удара.
   — Не может быть!
   Раэль неверно понял причину его волнения.
   — Может — и есть. Вирук переспал с ней в ее родной деревне и нашел у нее рак легких. Тогда он, как это у него водится, нарушил закон и вылечил ее с помощью кристалла.
   Это бы еще не беда, но она оказалась тем самым редким случаем, одним на десятки миллионов. Кристалл изменил ее, стал частью ее естества, и перемены продолжаются. Сегодня она читает мысли, излечивает раны и летает над всей землей. Но завтра, через месяц или через год она наберется сил и станет такой же, как Королева Кристаллов. Как по-твоему, захочет такое существо расстаться с жизнью?
   — Она превратится в кристалл, — прошептал Талабан. — Как Крисса.
   — Нет, — отрезал Раэль. — Не как Крисса. Как Королева Кристаллов или третий; Верховный Аватар. Сколько тысяч человек погибло в Кристальной Войне? Сколько отдало свою кровь, чтобы сохранить его жизнь? По современному счету — боле ста тысяч.
   — Как долго она еще пробудет в человеческом обличье? — спросил Талабан.
   — Не знаю. Два года, пять лет. Какое мне дело! Вопрос в том, как нам снова стать хозяевами положения.
   У Талабана засосало под ложечкой при мысли о том, что Софарита умрет, и в голове помутилось. Отогнав страх, он посмотрел на усталого, с покрасневшими глазами Раэля.
   — Сколько времени вы уже не спали?
   — Трое суток. Ничего, скоро лягу. Так что же ты думаешь обо всем этом?
   — Думаю, что замышлять что-либо против Софариты или вагаров бесполезно. Алмеки — вот кто сейчас наш главный враг. Их нужно разбить. Шансов на это у нас мало, но если мы будем разобщены, не останется вовсе. Заседание Совета ничего доброго не обещает. Вагары держатся настороженно, и никто по-настоящему не прикладывает усилий, чтобы втянуть их в дебаты. Однако эта женщина, Межана, мне нравится. Она взвешивает каждое свое слово, и видно, что она далеко не глупа.
   — Балиэля убили по ее приказу.
   — Могу я говорить откровенно, кузен? — поднявшись, спросил Талабан.
   — Разумеется, как всегда.
   — Не позволяйте ненависти влиять на ваши суждения.
   Разделайтесь сначала с одним врагом. Межана в настоящее время наша союзница. Ее следует ублажать, и всех местных царьков и вождей тоже. Алмеки потребуют всего вашего внимания и всего вашего недюжинного стратегического таланта.
   Когда мы покончим с ними, придет время и для других.
   — Ты прав, конечно, — вздохнул Раэль, — но это тяжело, Талабан. — Он выпил вина из кубка. — Ты сказал, что хочешь командовать сухопутной частью. Почему?
   — Вам недостает командиров, кузен. Вирук хороший боец, но плохой военачальник. Нужно, чтобы кто-то осуществлял ваши стратегические замыслы на поле боя. Не хочу показаться нескромным, но я — лучшее, что у вас есть.
   — Я не могу себе позволить остаться без «Змея», Талабан.
   — Вы без него и не останетесь. У меня есть в запасе другой капитан — способный, отважный и умелый.
   — Я не знаю никого, кто обладал бы нужными навыками.
   — Это мой помощник, Метрас.
   Раэль швырнул пустой кубок через всю комнату.
   — Вагар! Ты хочешь отдать самое мощное наше оружие в руки вагару? В своем ли ты уме?
   — В нем есть аватарская кровь, Раэль. Я это знаю. И он нам предан.
   — Предан? Еще вчера я полагал, что вагары, выбранные в новый Совет, тоже нам преданны. И то же самое думал о тебе.
   А ты у меня за спиной, вопреки закону, обучал вагаров.
   — Это верно, я нарушил закон — и сожалею о том, что огорчил вас. Вам известно, что я пытался обучить кораблевождению других аватаров, но все они оказались неспособными к этому. Узнав, что нам предстоят сражения на море, я просто обязан был найти себе замену — а также человека, который умел бы обращаться с солнцестрелом. При входе в гавань Пагару вражеские корабли топил Метрас.
   Раэль овладел собой.
   — Сделанного не воротишь, но переделать можно.
   — Подумайте как следует. Вам нужно хотя бы на краткий срок одержать верх над вагарами в Совете, убедив их, что они действительно имеют голос в государственных делах. Что же может быть лучшим доказательством, чем вагар в качестве капитана «Змея»— самого мощного нашего оружия, как выразились вы? Мы оба знаем, что в морских баталиях только на «Змея»и можем полагаться. Солнцестрел можно, конечно, использовать и на суше, но энергии в нем осталось всего на три заряда. На корабль мы назначим аватаров с зи-луками — Метрас не сможет одолеть их всех.
   — Смысл есть, — признал Раэль. — Это действительно убедит вагаров в нашей доброй воле. Однако будем честными друг с другом, дружище: мы нуждаемся в чуде. Я молюсь, чтобы Вирук добрался до Аммона — это послужит началом.

Глава 22

   Поистине ужасен был Виркокка, и никто не любил его, но мир жил лишь благодаря ему. Величайшими его врагами были Морозные Гиганты.
   Каждый год они наступали на плодородные земли, покрывая их льдом и снегом. Смертные дрожали от холода, и урожай на полях погибал. Тогда люди молили Виркокку спасти их. И он приходил ежегодно, как приходит и посейчас, с огненным мечом и солнечным копьем, и прогонял Морозных Гигантов.
   Из рук его изливались семена всего, что растет на земле. Там, где он ступал, всходил маис, и трава прорастала там, где он преклонял голову. Никто из смертных его не любил, но деревья и травы шептали его имя, и цветы благоухали для него одного.
   Из Вечерней Песни анаджо
   Вирук, преодолевая со своими десятью аватарами последнюю гряду холмов перед землями эрек-йип-згонадов, пребывал не в лучшем состоянии духа. Он по-прежнему полагал, что Раэль ошибся, услав его с театра военных действий, и не желал попусту тратить время на недочеловеков. Ему вполне хватало и вагаров, среди которых он жил.
   Раэль велел ему отобрать десяток лучших солдат, но он взял первых, которые попались под руку. Он знал их по имени, и только. Он мало кого знал хорошо, и друзей у него не было.
   Задумавшись, он ехал чуть впереди своего отряда, с зи-луком на седле. Внезапно конь споткнулся, и Вирук чуть не перелетел ему через голову. Зи-лук свалился наземь. Вирук раздраженно натянул поводья и спешился.
   В этот миг поблизости грянул гром, едва не оглушивший его.
   Пятеро всадников вылетели из седел, четыре лошади забились в агонии. Вирук подхватил с земли свое оружие, и на луке вспыхнули световые струны. Вверху на холме показалось около двадцати меднокожих воинов с черными дубинками в руках. Один из них наставил дубинку на Вирука, и она изрыгнула огонь и дым… В воздухе, у самой щеки Вирука, что-то просвистело. Он вскинул лук — воин с разорванной грудью повалился навзничь.
   Трое других аватаров тоже начали стрелять по врагам. Те побросали свои дубинки, выхватили зазубренные мечи и ринулись в атаку вниз по склону. Вирук убил пятерых, прежде чем они успели добежать до середины. Атака приостановилась, но наверху появились новые алмеки. Огневые дубинки грянули снова, свалив еще двух аватаров. Вирук перенес внимание на это свежее подкрепление и убил троих, прежде чем они отошли назад. Первый отряд тем временем возобновил спуск и был уже совсем близко.
   Вирук застрелил двоих, бежавших впереди. Третий с воинственным криком, подняв меч, несся прямо на него. Разряд зи-лука угодил ему в лицо и разнес голову. Последний аватарский солдат убил еще двоих, но третий пырнул его в живот, а четвертый пронзил мечом горло. Вирук, бросив лук, с мечом и кинжалом атаковал трех алмеков. Один упал с рассеченным горлом, другой с кинжалом Вирука в сердце. Последний повернулся и побежал вверх. Вирук, убрав в ножны меч, взял лук убитого аватара. Потратив несколько мгновений, чтобы настроиться на чужое оружие, он послал разряд в спину бегущему. Пламя прожгло доспехи алмека, и он упал лицом вниз на склон.
   Сверху снова выпалили огневые дубинки, сразив двух оставшихся лошадей. Вирук бросился к собственному зи-луку, подобрал его и схватил за узду своего раненного в бок коня. Вскочив в седло, он пустил лошадь галопом.
   Позади гремели выстрелы, но он остался невредим. Конь пронес его почти полмили, а потом пал. Вирук успел спрыгнуть с него. Впереди была роща, и он с двумя зи-луками побежал туда. Оглянувшись, он увидел на открытом месте больше тридцати алмеков. Выстроившись в боевую линию, они с опаской приближались к нему.
   Вирук побежал дальше. Деревья росли редко, и он не находил подходящей оборонительной позиции. На бегу он пытался сообразить, где находится по отношению к Луану и многочисленным селениям на его берегах. До ближайшей вагарской деревни, по его оценке, было не меньше десяти миль, до столицы Аммона — вдвое больше. Он бежал теперь в гору, а солдаты входили в рощу ярдов за четыреста от него. На вершине он резко остановился. Земля обрывалась у него из-под ног, а в двухстах ярдах под ним струился Луан.
   — Славно, — тихо произнес он. Сзади послышались выстрелы. Он инстинктивно пригнулся, и что-то опять просвистело поверх его головы, а футах в двадцати за его спиной ударили земляные фонтанчики. Вирук ухмыльнулся и послал между деревьев три разряда из солдатского зи-лука. Первый сбил с дерева ветку, второй оторвал алмеку руку и прошил легкое.
   Третий попал в древесный ствол и поджег его.
   Алмеки, прячась за деревьями, перебегали все ближе к аватару.
   Вирук не был подвержен приступам гнева, но этот случай составлял исключение. Десять его аватаров убиты, он сам остался без коня и один противостоит тридцати воинам, позади — обрыв. Мимо просвистели два вражеских выстрела. Вирук с тихим проклятием встал и побежал вдоль обрыва, ища, где бы спуститься. Что-то ударило его в плечо, содрав кожу. Уронив солдатский лук, он пробежал с разгона еще несколько футов.
   Алмеки выскакивали из-за деревьев, вскидывая дубинки.
   Вирук прыгнул вниз.
   Когда алмеки подбежали к обрыву, беглец исчез бесследно.
   Они потоптались немного на краю, подобрали зи-лук и ушли обратно в рощу.
   Вирук, прилипший к скале на узком карнизе в десяти футах под ними, услышал удаляющиеся шаги.
   — Неудачный день, — сказал он. — Крайне неудачный. — Рука отчаянно болела. Он сел, свесив ноги, на карниз, вынул зеленый кристалл и приложил его к ране. Она начала зарастать почти мгновенно, но вражеский разряд задел кость. В вороте его черной кожаной куртки застряло что-то маленькое и круглое — окровавленный свинцовый шарик. — Грубое оружие, — молвил Вирук. — Нет в нем красоты. — Напротив него на фоне голубого неба виднелись красные и золотистые скалы. Вирук залюбовался ими. Цветы здесь почти не росли, но бледная зелень деревьев у реки и теплые оттенки камня радовали глаз.
   Став на карниз коленями, он поднялся на ноги и начал искать, где бы снова взобраться наверх. С зи-луком это было невозможно, но ему очень не хотелось бросать оружие. Он подкинул лук высоко в воздух, и тот упал где-то за краем обрыва.
   Вирук медленно и осторожно полез по скале. Плечо болело, но упадка сил, к счастью, не наблюдалось. Выбравшись наверх, он взял лук и пошел назад.
   Он понимал, что его миссия закончена и продолжать ее было бы глупо. Аммон либо мертв, либо скрывается. И в том, и в другом случае отыскать его вряд ли возможно.
   Но полученный Вируком приказ звучал ясно: найти Аммона и защитить его.
   Десять аватаров убиты, сам Вирук ранен. Враг высадился на суше и патрулирует речные берега. Какой шанс имеет один-единственный Синеволосый ускользнуть от алмеков и найти человека, которого он ни разу не видел? Вирук задумался над этим, и его охватил задор.
   Кроме того, ему предоставлялась хорошая возможность убить еще много алмеков. Приняв это в расчет, он с легким сердцем пустился в путь.
 
   Софарита, Ро и Пробный Камень сидели, поджав под себя ноги, на ковре у одной из выходящих в сад дверей, спокойные и безмятежные. Старый слуга, смущенный этим зрелищем, собрал посуду и тихо вышел.
   Ро пребывал в состоянии, напоминающем райское блаженство. Золотой свет омывал его, и он не только слышал, но и чувствовал пронизывающую его музыку, до странности нестройную и все же чарующую. Музыка не мешала его общению с Софаритой и Пробным Камнем — скорее, наоборот, служила каналом, по которому они переговаривались. Всего за несколько мгновений, как ему показалось, Ро научился от Пробного Камня языку анаджо, ибо Софарита своей властью соединила их умы.
   Языки всегда давались Ро легко, но никогда еще он не изучал их столь восхитительным способом. Слова и образы выстраивались в голове с невиданной ясностью, образуя живые картины. Ро мигом усвоил все мифы анаджо, узнал историю племени, а главное — проникся их любовью к родной земле.