Геммел Дэвид. Эхо Великой Песни

   — Благодарствую, господин. — Садау припомнил, как они встретились на дороге с Бору. Вирук, улыбнувшись купцу, достал кинжал, прыгнул в повозку, сгреб Бору за волосы и запрокинул его голову назад. Кинжал уже коснулся горла, но тут царь крикнул:
   — Не убивай его, Вирук, это мой человек!
   Аватар, помедлив, спрятал клинок, сел рядом с Бору и положил руку ему на плечо — вот так же, как теперь на плечо Садау.
   — Рад видеть тебя снова, Бору, — с широкой улыбкой сказал он. — Как дела?
   Садау содрогнулся, вспомнив об этом. Этот аватар безумен, а он, Садау, едет с ним одни боги знают куда.
   Фаэтон свернул с широкой проезжей улицы на обсаженную деревьями дорогу, ведущую к зеленому холму. Дома здесь были немногочисленны, зато роскошны, а самым лучшим, как Садау и полагал, оказался дом Вирука.
   Экипаж остановился перед мраморным фасадом. Вирук слез, расплатился с возницей, провел Садау через весь дом и сказал, распахнув дверь:
   — Смотри!
   Садау во все глаза уставился на чудесный сад, радующий взор красками и ароматами. Таких цветов он еще не видывал и стоял как вкопанный, точно в райские кущи попал.
   — Ну как? — спросил Вирук.
   — Рай, да и только, — прошептал Садау, ступив на мощеную дорожку. Широкие ступени вели к садовой горке, по обе стороны от них стояли большие горшки с цветами.
   — Это мой мир, — сказал, поравнявшись с ним, Вирук.
   Садау бросил на него быстрый взгляд. Угроза исчезла из голоса аватара, и даже серые глаза как будто смягчились.
   К ним подошел пожилой слуга, несущий рогожный мешок с выполотой травой.
   — Болотные ноготки прижились на славу, господин, — с широкой улыбкой доложил он. — Подите посмотрите — чудо что такое.
   Они вдвоем ушли куда-то, а горшечник скинул башмаки и по восхитительно влажной земле обошел вокруг горки. Там протекал ручеек. Садау сел, опустил ноги в воду и впервые за много дней ощутил покой. Посидев так немного, он растянулся на траве и закрыл глаза.
   Когда он проснулся, уже темнело. Садау протер глаза, подобрал башмаки и пошел обратно к дому. Там его встретил другой слуга, длинноносый, с острыми маленькими глазками.
   — Чем могу служить? — спросил он, с явным неодобрением оглядывая запыленную одежду Садау.
   — Господин Вирук привез меня сюда посмотреть его сад.
   Мы с ним путешествовали вместе. — Видя, что на слугу это не произвело впечатления, Садау добавил:
   — Спасали царя.
   — Это какого же такого царя?
   — Аммона. Мы привезли его в Эгару. Господин Вирук катал меня по городу. Показал мне библиотеку.
   — Господин Вирук уехал в Совет, любезный, и не сказал мне, что у него гость.
   — Забыл, должно быть.
   — Ты где остановился, любезный? Я пошлю за экипажем для тебя.
   — Нигде. Я побывал в том доме, где Совет, а потом господин Вирук привез меня сюда.
   Тут снова появился садовник:
   — А, вот ты где! Я тебя искал. Меня зовут Кейль. — Он протянул горшечнику здоровенную ручищу.
   — Садау, — представился тот.
   — Господин Вирук велел тебе нынче ночевать у меня. Мой домик в миле отсюда.
   Садау хотел что-то сказать и запнулся.
   — Ты чего? — спросил Кейль.
   — Да я… уже два дня как не ел. У тебя дома найдется еда?
   — Господин Вирук всем хорош, только гостей принимать не привык, — усмехнулся садовник. — Дай-ка нам остаток того пирога и хлеба с соленым маслом, — велел он слуге. — Мы поедим в саду. Прихвати фонарь.
   Слуга, к удивлению Садау, поклонился и пошел выполнять приказание.
   — Ты, видать, тут важная персона, — сказал горшечник Кейлю. — На меня он глядел, как на грязь под ногами.
   — Я всего лишь садовник, — улыбнулся Кейль, — зато садовник господина Вирука, а стало быть, почти что царь.
   Первая алмекская армия подошла под стены Пагару, как только стало смеркаться. Раэль на том берегу прочел послание, которое ему передали вспышками фонаря с восточной сторожевой башни.
   — Четыре тысячи солдат, — перевел его адъютант Катион, — но осадных башен и других орудий не видно. Враг разбивает лагерь за пределами поражения зи-луков. — На южном берегу реки враг пока не показывался. — Госпожа Межана, маршал, — доложил Катион.
   Раэль, повернувшись, слегка поклонился вагарке. Она надела теплый плащ от вечерней прохлады и казалась старой и уставшей, как никогда прежде.
   — Я получила ваше письмо, — сказала она.
   — О его содержании лучше не говорить — по причинам, которые я изложил там.
   — В этом квартале у нас две тысячи ополченцев, — кивнула она. — Я назначила гонцов на каждые двести ярдов стены.
   Если кому-то из ваших офицеров понадобится подкрепление, гонцы приведут его.
   — Вы поработали на славу, Межана. Хвалю, — рассеянно произнес Раэль, глядя на холмы.
   Межана, опершись на парапет, в изнеможении закрыла глаза. Раэль впервые увидел в ней не предводительницу убийц-паджитов, а женщину, усталую и придавленную горем, делающую все возможное в этом безвыходном положении. Он вынул из своей сумки кристалл и протянул ей. Она отшатнулась.
   — Не нужна мне ваша проклятая магия!
   — Понимаю, — вздохнул Раэль. — Но в грядущие часы и дни вам понадобятся все ваши силы и весь ваш ум.
   — Может, оно и так, Раэль, но я буду обходиться собственным немощным телом. Какое ни есть, да мое. Но вам я благодарна и прошу извинить меня за резкость.
   Раэль, удивленный ее словами, положил руку ей на плечо, — Возможно, предстоящие волнения взбодрят вас. Но если этого не случится, предлагаю вам пойти домой и соснуть пару часов. Алмекам, когда они подойдут, понадобится время, чтобы установить боевые порядки и орудия. Я пошлю за вами гонца.
   — Не стоит. Мне уже лучше. Не возражаете, если я останусь?
   — Нисколько. — Раэль спрятал кристалл обратно. Перехватив взгляд Катиона, он понял, что адъютант почувствовал излучение, и улыбнулся ему. Из Пагару опять стали подавать световые сигналы. Первую часть послания Раэль упустил, но через пару мгновений все повторили заново. Защитники Пагару со своего наблюдательного пункта увидели армию, идущую к Эгару.
   — Множество повозок, — перевел Катион. — Бронза на колесах — что это значит?
   — Бронзовые орудия на повозках, — объяснил Раэль. — Просигналь им в ответ и спроси, сколько солдат они насчитали.
   Межана тронула его за руку, указывая на восток. На горизонте показалась первая шеренга пехоты. Межана смерила взглядом протяженность городской стены:
   — Нельзя удержать двухмильную стену с двумя тысячами человек.
   — Нельзя, — согласился Раэль. — Но всю стену им не разрушить. Пробьют в нескольких местах, и там завяжутся самые ожесточенные бои.
   Позади послышались тяжелые шаги — на стену, пыхтя и обливаясь потом, взобрался Капришан.
   — Ну что, пробились вы к Дну? — спросил Раэль.
   Капришан кивнул, отдуваясь.
   — Насилу удалось, — сказал он. — Нас заметили алмеки — большой отряд, человек двести. Я думал, нас всех перебьют, но они отошли прочь, ничего нам не сделав. Что вы об этом думаете, Раэль? Для меня это загадка.
   — Для меня тоже, — сказала Межана.
   — Никакой загадки тут нет, — с горечью ответил Раэль. — Вспомните, чем занимается Ану: он воссоздает Белую Пирамиду.
   Она будет черпать энергию от солнца и насыщать наши кристаллы. Королева Кристаллов, как сказала нам Софарита, постоянно испытывает голод и тоже рассчитывает на нашу пирамиду, чтобы питаться от нее.
   — В таком случае Ану нужно остановить, — заявила Межана. — Он не должен завершать пирамиду.
   — Я не мог бы остановить его, даже если бы захотел. Но мы не сможем больше снабжать его провизией и сообщаться с ним. Потому-то он и попросил второй сундук, чтобы питать своих рабочих энергией кристаллов. Он отрезан от нас, Межана. Остается надеяться, что мы побьем алмеков до того, как он достроит пирамиду.
   — Есть еще новость, кузен, — продолжил Капришан.
   — Надеюсь, хорошая?
   Толстяк пожал плечами.
   — Царь грязевиков бежал из города. Попросил коня, чтобы покататься в парке, и сбежал — не знаю уж, к добру это или к худу.
   — Все равно. У нас нет времени поднимать племена. Будем драться в одиночку.
   Капришан посмотрел на приближающиеся вражеские ряды.
   В сумерках их движение казалось нечеловечески стройным, как будто на город надвигалась колонна муравьев, Капришан передернулся — мысль о насекомых вызвала у него зуд.
   — Отменная выучка, — проговорил он. — Посмотрите, как они идут. Железная дисциплина.
   Солнце за спиной у защитников погрузилось в кроваво-красное море.
   «Седьмой змей» скрылся за горизонтом.
 
   Метрас настоял на том, чтобы Талабан занял свою прежнюю каюту, и аватар с благодарностью согласился. Теперь, стоя на маленьком балконе, он смотрел назад, на башни Эгару, освещенные заходящим солнцем. Когда город скрылся вдали, по телу Талабана пробежала дрожь, и им овладело чувство, будто он простился с Эгару навсегда. У него было не так много друзей среди аватаров, но это не означало, что он не любил их. Этих людей он знал почти двести лет, уважал их, восхищался ими. В сущности, они были его семьей — ведь почти все аватары, пережившие катастрофу, состояли в родстве друг с другом.
   Теперь он оставлял их на произвол судьбы.
   Он поступил так, чтобы спасти их, и все-таки в это мгновение чувствовал себя дезертиром.
   — Это не так, — сказала Софарита, и он медленно обернулся.
   Она стояла на пороге, держа в тонкой руке кубок с водой, ослепительно красивая в своем голубом платье. Волосы она гладко зачесала назад, и стройная шея притягивала взор Талабана, — Подслушивать некрасиво, — заметил он.
   — Я не всегда могу удержаться. Особенно если люди поблизости от меня испытывают бурные чувства.
   — Близкие вам люди? — с улыбкой уточнил он.
   — Те, что находятся поблизости, — повторила она, залившись легким румянцем.
   — Раз вам известны мои мысли, то известно и то, что я испытываю к вам. Вас это беспокоит?
   Теперь настал ее черед улыбнуться.
   — Нет. Порой мне даже приятно… что меня так высоко ценят. Что порождает в тебе желание, Талабан? Мое тело?
   Мой дар? Или то и другое вместе?
   Он взял ее руку и поцеловал.
   — Хотел бы я на это ответить. Хотел бы найти нужные слова. Но в тот первый миг, когда я увидел тебя, меня словно молния пронзила. С тех пор ты всегда в моих мыслях.
   — Нам нельзя быть любовниками. — Она осторожно отняла у него руку, и ему показалось, что в ее голосе звучит сожаление. — Моя сила растет день ото дня, и я боюсь, что если мы предадимся любви, ты умрешь. Я вбираю не только энергию кристаллов. Я начинаю… но не будем об этом… — Софарита вышла на балкон.
   Эгару исчезал из виду. Талабан, став у нее за спиной, положил руки ей на плечи, и она вздрогнула.
   — Не надо любить меня, Талабан.
   — Как будто у меня есть выбор, — засмеялся он.
   — Выбор есть у всех. — Софарита повернулась спиной к перилам, и Талабан почувствовал, что она отталкивает его, хотя их разделяло несколько футов. — Вдумайся: ты видишь перед собой женщину, но я уже не простой человек из плоти и крови.
   Я превращаюсь в кристалл. Медленно, но превращаюсь. Разве любовь к Криссе ничему тебя не научила?
   — Сейчас речь не о ней, — сказал Талабан, больно задетый, ее словами.
   — Как странно, что тебе довелось любить двух женщин, пораженных кристальным недугом.
   — Это нечестно, Я не знал, что ты больна, когда увидел тебя впервые. И Крисса была здорова, когда мы заключили помолвку. Не надо хитрить со мной, Софарита. Если бы я приехал в твою деревню и увидел, как ты работаешь в поле, я, наверное, все равно полюбил бы тебя. Прочти мои мысли, если сомневаешься во мне. Загляни в мое сердце. Разве видишь ты там что-то низкое?
   — Нет. Ничего. Ты хороший человек, Талабан. Но ведь я больше не крестьянка. Я нечто гораздо большее и неизмеримо меньшее. — Софарита внезапно поморщилась:
   — Мне надо отдохнуть.
   — У тебя что-то болит?
   — Немножко. Это пройдет.
   Он посмотрел, как она покачивает бедрами, идя через каюту, и у него захватило дух. Мысли у него мешались. Чего бы он ни дал за то, чтобы прижать ее к себе, спустить голубое платье с ее белых плеч.
   В дверь каюты постучали.
   — Войдите, — сказал Талабан, и вошел подвижник Ро.
   — Я вам не помешал?
   — Нисколько. Могу я предложить вам вина?
   Ро помотал головой и сел. Вид у него был озабоченный.
   — Что вы думаете о Софарите? — спросил он.
   — В каком смысле?
   — О ее здоровье.
   — Думаю, что все хорошо. Впрочем, нет… Ее что-то беспокоит.
   Ро кивнул.
   — Боли будут усиливаться, и у нас могут возникнуть затруднения.
   — Я слушаю вас.
   — Свою силу она черпает из кристаллов. В Эгару их тысячи, но у нас здесь только сундук, зи-луки и наши личные камни.
   Солнцестрел Раэль перенес на городскую стену. Я предупредил ее об опасностях путешествия, и она воздерживается, стараясь не прибегать к корабельной энергии.
   — В чем же опасность?
   — Вспомните о вагарах, которые привыкают к наркотическим веществам. Когда у них отнимают снадобье, они становятся беспокойными и даже склонными к насилию. Их неудержимо тянет к наркотику. Некоторые идут даже на убийство, чтобы добыть деньги и удовлетворить свое желание. Софарита уже страдает, а ведь мы только-только отдалились от города. Через океан нам плыть три недели. Если она не сможет побороть свой голод, то полностью лишит корабль энергии — если не хуже.
   — Что же может быть хуже, Ро?
   Подвижник потеребил бородку.
   — Мы питаем кристаллы человеческими жизнями — камни всего лишь сохраняют энергию. Если Софарита дойдет до крайности, она выпьет жизнь из всех нас.
   — Она этого не сделает. Она хорошая.
   — Это может оказаться сильнее ее.
   — И что же вы предлагаете?
   — Как быстро мы можем двигаться?
   Талабан подумал.
   — Мы уже идем с большой скоростью. Парусному судну на переход через океан понадобилось бы два месяца. Если мы не будем экономить энергию и шторм не задержит нас в пути, сможем совершить путешествие за двадцать дней. Но это опасно, Ро. Если при такой скорости мы налетим на кита или на риф, корабль может сильно пострадать.
   — Двадцать дней — слишком долго. Голод одолеет Софариту гораздо раньше.
   — Какой же срок вы нам даете?
   — Думаю, дня три — не больше.

Глава 25

   Демоны были сильны и владели ужасным оружием. Жители Небесного Града смотрели на адову орду, и страх овладевал ими. Ра-Хель, царь богов, смотрел, как собираются демоны, и Царица Смерти тоже следила за ними издалека. О братья мои, эта песнь повествует о войне и о героях. Демоны были многочисленны, как листья в темном лесу, но Ра-Хель был богом Солнца, и он воззвал к его власти.
   Из Закатной Песни анаджо
   Раэль знал, что в любом сражении время решает все. Софарита сказала ему, что Королева Кристаллов будет знать обо всех его планах и передавать их своему полководцу Кас-Коатлю, но это займет некоторое время. В этой небольшой задержке состояло единственное преимущество Раэля.
   Алмеки заняли позицию ровно в четверти мили от стен Эгару, за самым пределом досягаемости зи-луков. Еще дальше разместились сорок с лишним блестящих бронзой орудий. Даже солнцестрел не мог достать их на таком расстоянии, а если бы и мог, у Раэля все равно не осталось энергии на сорок разрядов.
   В лучшем случае — на три.
   Межана и Пендар поднялись к Раэлю на городскую стену.
   — Почему же они не идут на штурм? — нервно спросил Пендар (разговор происходил поздним утром).
   — Пойдут, — ответил Раэль.
   В этот самый миг орудия изрыгнули огненные шары. Шары проплыли высоко над рядами алмеков и ударили в стену сразу в трех местах. Обломки камня и человеческие тела полетели вниз.
   В трехстах ярдах справа от Раэля обвалилась часть стены. Сверху он видел, как алмекские бомбардиры меняют наводку орудий. Теперь все огненные шары стали бить в эту единственную брешь.
   Сорокафутовой вышины стена выдержала двенадцать залпов, а затем рухнула окончательно, образовав тридцатифутовый проем.
   Раэль прокричал приказ Горею и Катиону, и двадцать человек стали спешно разгружать стоящую внизу повозку. Снятый со «Змея» солнцестрел по частям подняли наверх. Лафет с поворотными колесами установили на площадке рядом с Раэлем. На лафет водрузили дуло, и Раэль с Катионом подсоединили золотые провода к энергетическому устройству. Раэль навел орудие на земляную дамбу, препятствующую разливам Луана в сезон дождей.
   Ствол начал вибрировать.
   Раэль беспокойно поглядывал на орудия алмеков. Сейчас они молчали, но около трех суетились бомбардиры. Раэль понимал, что через несколько минут снаряды полетят прямо в него.
   — Отойдите-ка назад, — велел он Межане. — Сейчас мишенью станем мы.
   Она тряхнула головой и осталась на месте.
   Алмеки ровными рядами двинулись к проему.
   Солнцестрел перестал вибрировать, и Раэль, зажмурившись, нажал на спуск. Мощный разряд ударил в дамбу, мгновение спустя грохнул взрыв. Огромное облако пыли поднялось в воздух, и освобожденные воды Луаны хлынули через пробоину на равнину. Река снесла еще шестьдесят футов дамбы. Наводнение началось.
   Вода уже плескалась вокруг ног наступающих алмеков, но солдаты, подняв повыше огневые дубинки, продолжали шагать к пролому.
   Раэль развернул солнцестрел.
   — Поднимите казенную часть, — приказал он Горею и Катиону. Те с помощью еще трех солдат выполнили команду.
   Теперь ствол орудия лежал на зубцах парапета.
   Межане их действия казались почти комичными. Тысячи солдат вот-вот ринутся на штурм, а подвижник-маршал тратит время, возясь с одним-единственным орудием. Если разряд даже попадет во вражеские ряды, то убьет человек двадцать, не больше.
   К стене поплыли два огненных шара. Первый разорвался наверху, и по всей стене прокатилась дрожь. Второй, пролетев над головами защитников, попал в крышу склада и поджег ее.
   Раэль, держа руку на спуске, смотрел на людей, бредущих по воде к городу.
   — Что вы задумали? — подойдя, спросила его Межана.
   Вибрация прекратилась.
   — Закройте глаза, — велел Раэль и выстрелил.
   Разряд ударил в воду перед первой неприятельской шеренгой. Межана открыла глаза и увидела нечто ужасное. По воде бежали голубые искры. Алмеки дергались, точно в конвульсиях, голубое пламя охватывало их одежду, дубинки палили сами собой. Солдаты гибли сотнями, и наступление захлебывалось.
   — Еще раз! Только один! — вскричал Раэль, подняв глаза к небу.
   Рядом разорвались еще три шара. Межану сбило с ног, и она приподнялась, оглушенная. На двух аватарах горели белые плащи. Пендар, сорвав с себя свой, бросился к ним и сбил пламя. Раэль поднялся на ноги у солнцестрела со страшным ожогом на левой стороне лица.
   — Поднимите его кто-нибудь! — крикнул он.
   Катион, Пендар и Межана общими усилиями задрали казенную часть, и Раэль нажал на спуск.
   Еще один разряд ударил в воду, на этот раз позади.
   Голубое пламя заплясало снова. Алмеки повернулись и обратились в бегство, потеряв более двухсот человек.
   — Успеем пальнуть еще раз! — усмехнулся Раэль. Кожа отваливалась от его обожженного лица, левая рука покрылась пузырями и почернела.
   — Нет, маршал, — покачал головой Катион. — Мы погибнем, если останемся здесь.
   — Трус! — крикнул ему Раэль.
   — Он не трус, — вмешалась Межана. — Идем. — Она потянула его за правую руку, и он обмяк, привалившись к ней.
   Вместе с Катионом они повели маршала вниз по лестнице.
   Пендар помог встать Горею, ослепшему при последнем попадании, и довел его до ступеней как раз вовремя: новый огненный шар снес весь верхний участок стены вместе с солнцестрелом и силовым сундуком.
   Катион и Межана усадили Раэля под стеной, и адъютант приложил к ожогу зеленый кристалл. Межана смотрела, как нарастает новая кожа и пропадают пузыри. Раэль вздохнул и взял Катиона за руку.
   — Извини. Я тебя оскорбил.
   — Ничего. Сидите спокойно. Пусть кристалл делает свое дело.
   Пендар рядом с ним лечил кристаллом ослепшие глаза Горея. Катион, занявшийся теперь рукой Раэля, при виде этого ощутил мимолетный гнев, но тут же подошел к вагару и отдал ему свой кристалл.
   — Старайся не думать о лечении, — посоветовал аватар. — Сосредоточься на том, что должно быть. Представь себе здоровую, чистую кожу. Представь Горея, каким он был до ранения. Остальное кристалл сделает сам.
   — Спасибо, — кивнул Пендар.
   Горей со стоном открыл глаза и прошептал:
   — Я вижу. Твой должник, парень, — добавил он, взяв за плечо Пендара.
   — Кто-то идет сюда, — крикнул солдат со стены. — Позовите подвижника-маршала.
   Катион помог Раэлю встать, и они поднялись на стену, перебираясь через обломки.
   К городу шел Кас-Коатль, сцепив руки за спиной. Можно было подумать, что он прогуливается — так свободно он держался, не обращая никакого внимания на целящие в него зи-луки.
   — Чего тебе надо, алмек? — крикнул Раэль.
   — Поговорить, аватар. Впустишь меня в город?
   — Да. — Раэль, Катион и Межана прошли по стене и спустились по ближней к пролому лестнице. Кас-Коатль подошел к ним, расплескивая воду, доходившую ему до щиколоток.
   — Нельзя ли нам поговорить в более сухом месте?
   — И здесь хорошо, — усмехнулся Раэль. — Ты пришел, чтобы сдаться?
   Кас-Коатль ответил искренней, веселой улыбкой.
   — Давай поговорим наедине. Только ты и я.
   — Хорошо. Следуй за мной. — Раэль открыл дверь караульной. Там сидели трое вагаров, закусывая хлебом и бараниной.
   При виде маршала они вскочили на ноги. — Извините, что помешал, но попрошу оставить нас одних, — сказал Раэль.
   Солдаты, захватив еду, вышли, и маршал предложил алмеку сесть.
   — Как это ты еще жив со своей кристальной болезнью? — поинтересовался Раэль, разглядывая его стеклянные надбровья и скулы.
   — Я нужен Королеве Кристаллов. Она спасла меня, и за это я верно служу ей.
   — Моя дочь тоже страдала этой болезнью, но для нее спасителя не нашлось.
   Кас-Коатль промолчал, и Раэль через несколько мгновений заговорил снова:
   — Зачем ты пришел, алмек?
   — Ты был прав, а я нет. Я действительно недооценил вас.
   Вы не просто смышленые недолюди — вы, в сущности, те же алмеки. А может, это мы — аватары. Моя королева полагает, что нам следует объединиться. Мы многое можем вам предложить, как и вы нам.
   — И я должен в это поверить?
   — Это чистая правда, Раэль. Своими орудиями я мог бы разнести этот город вдребезги. Мне незачем лгать тебе.
   — Мне как-то не по вкусу рыскать по свету, чтобы вырывать у людей сердца.
   — Мне тоже. Некоторое количество жертвоприношений необходимо для того, чтобы низшие знали свое место. Но повальная бойня мне претит, и моей королеве тоже. В настоящее время это печальная необходимость, но как только Дну достроит свою пирамиду, нужда в избиениях отпадет. Мы с вами братья, и я не хочу видеть, как гибнут аватары.
   — Что будет, если мы договоримся?
   — Мои войска займут оба города, но никому из аватаров вреда не причинят.
   — А вагары?
   — Пирамида Ану еще не достроена, а моя королева голодна.
   Пусть эти недочеловеки не волнуют тебя, Раэль. Если у тебя среди них есть любимцы, возьми их к себе домой, и их не тронут.
   — Я не могу принимать подобное решение в одиночку, Кас-Коатль. Я должен посоветоваться со своим народом.
   — Разумеется. Даю тебе срок до рассвета и призываю тебя принять мудрое решение.
 
   Глубоко обеспокоенный Талабан несколько раз подходил к каюте Софариты. Она велела ему оставить ее в покое, но он слышал, как она стонет от боли. Ро сказал, что она не выдержит двадцатидневного путешествия, и теперь Талабан этому верил.
   Не имея возможности увеличить скорость «Змея», он сидел у себя, снова и снова ломая голову над этой задачей.
   К нему пришел Ро, и они обсудили, как можно уменьшить вес судна, выбросив все лишнее за борт. Но даже отправив в море мебель, оружие, а заодно и команду, они сократили бы переход не больше чем на сутки.
   В сумерках к ним присоединился Пробный Камень, который ничего не предлагал и сидел молча, слушая их разговор.
   — Будь здесь Ану, он ускорил бы Танец Времени, — сказал Ро.
   — А будь у корабля крылья, и горя бы не было! — рявкнул Талабан, но тут же устыдился. — Извини, кузен. Я устал и не в себе.
   — Мы приведем его сюда, — молвил Пробный Камень.
   — Кого его? — осведомился Талабан.
   — Святого Мужа.
   Талабан, сдерживаясь, потер глаза.
   — Ты предлагаешь повернуть назад и попросить Ану отправиться с вами?
   — Нет. Волшебство не в теле, а в духе. Мы приведем дух.
   — Каким же образом ты намерен совершить это чудо? — спросил Ро.
   — Одноглазый Лис, — ответил анаджо, глядя на Талабана. — Мы полетим. Как тогда.
   — В тот раз мы чуть не погибли оба, но я согласен. Это единственный выход.
   Пробный Камень сел на ковер посреди каюты, Талабан уселся напротив него. Они положили руки на плечи друг другу и соприкоснулись лбами.
   Талабан успокоил свой ум и вошел в транс, ища фокус без сосредоточения, слияния противоположностей, замыкания круга. Как и в прошлый раз, его закружило, и множество радуг вспыхнуло вокруг него и в нем самом. Он снова услышал музыку, барабанную дробь вселенной, шепот космических ветров.
   Он и Пробный Камень вновь слились воедино и позвали к себе Одноглазого Лиса, повторяя его имя в такт биению вселенной и посылая эту песнь через пустое пространство.
   Время утратило смысл, радужные краски слились в голубизну летнего неба, и Талабан увидел под собой лес, откуда к ним неспешно поднималась струйка, серого дыма. Достигнув их, дым преобразился в фигуру шамана, и Одноглазый Лис спросил: