Геммел Дэвид. Эхо Великой Песни

   — А у тебя волосы синеют.
   — Если будешь приставать ко мне, малява, оторву тебе ногу И отколочу тебя ею до смерти.
   — Так нехорошо говорить, — с веселым смехом пожурила его девочка.
   Вирук нагнувшись, нашарил бутыль с вином.
   — В ящике под сиденьем есть медные кубки, — крикнул ему старик.
   Вирук вытащил кубок, отколупнул воск с горлышка и налил. Вкус вина, вопреки ожиданиям, приятно удивил его, изменив настроение к лучшему.
   — Почему у тебя волосы синие? — не унималась девочка.
   — Потому что я бог.
   — Нет, правда?
   — Правда.
   — А чудеса ты умеешь творить? Можешь вернуть слепому зрение? Или оживить мертвого? А знаешь, почему волу не надо заднее место подтирать?
   Вирук допил вино и снова наполнил кубок. Старик взобрался на козлы рядом с девочкой.
   — Их надо было перевести через мост, господин. Они не любят шума воды.
   — Он говорит, что он бог, батюшка, а про волов не знает.
   — Тише, дитя. Не докучай господину своей болтовней.
   — Сдаюсь, — сказал Вирук. — Почему волу не надо подтирать заднее место?
   — У него две кишки: одна наружная, другая внутренняя.
   Внутренняя вылазит наружу и… как это…
   — Втягивает, — подсказал старик.
   — Втягивает лишнее обратно внутрь. Вот грязи и нету.
   — Я унесу это с собой в вечность, — сказал Вирук.
   — Ну так что, умеешь ты оживлять мертвых?
   — Скорее наоборот, — смакуя вино, ответил Вирук.
   — Как это — наоборот?
   — Этот господин — воин, Шори. Он защищает нас от недобрых людей. А теперь помолчи. Забирайся в свой уголок и поиграй там.
   Девочка перелезла через спинку сиденья.
   — Стар ты уже, чтобы детей заводить, — сказал Вирук.
   — Да, господин, это вы верно подметили, — Откуда едешь?
   — Из Рен-эль-гана, господин. Мои виноградники там, поблизости.
   — Я слышал об этом месте.
   — Теперь нас немного осталось. Человек пятьдесят. Но мы больше не подвергаемся гонениям — думаю, аватарские господа простили нас.
   История племен Вирука никогда не интересовала. Эти недочеловеки вечно дерутся друг с другом. Вино нагоняло дремоту. Вирук тоже перелез назад, отодвинул в сторону девочкиных кукол и улегся.
   Солнце закатывалось, и он, засыпая, почувствовал, как прильнуло к нему теплое детское тельце.
   Дети всегда к нему липнут. Странное дело — он-то их терпеть не может.

Глава 10

   Солнце заходило, и Бору остановил упряжку около узкого, впадающего в Луан ручья. Поставив тормоз, он забрался в фургон и стал смотреть на спящего аватара.
   «Я бы запросто мог сейчас перерезать тебе глотку», — думал он.
   Его дочь Шори крепко спала, прильнув к аватару и сунув в рот большой палец. Будь аватар один, Бору убил бы его, но он боялся, что Шори проснется и у нее снова начнутся кошмары.
   Он укрыл девочку одеялом — при этом ему пришлось укрыть и ненавистного человека, спавшего с ней рядом. Бору, подавив ненависть, взял два мешка с овсом и пошел кормить волов.
   Управившись, он развел среди камней костер и сел у огня, глядя на закат.
   «Стар ты уже, чтобы детей заводить».
   Бору погладил свою седую бороду. Кости у него ныли от ревматизма. Шори семь лет. Он не доживет до того, как она вырастет, не увидит ее в свадебном уборе. Бору стало горько, но он пересилил себя.
   Ему было двадцать три, когда аватары взяли его в плен вместе с другими повстанцами. Их, двести человек, привели скованными во второй город, Пагару. Там они предстали перед судом. Бору никогда еще не бывал в городе. Увидев громадные дома, он даже бояться перестал на время. Он дивился широким мощеным улицам и храмам с колоннами, рыночной площади с фонтаном посередине, воде, бьющей на тридцать футов вверх.
   Он вырос в пустыне, где вода священна, и смотрел на фонтан с благоговением.
   Зал суда тоже поразил его. Пленных вводили туда по десять человек и ставили перед высоким помостом, где сидели двое аватарских судей. Бору шел за Фиалом, сыном пекаря.
   Они дружил с детства и теперь все время переглядывались.
   — Что они с нами сделают? — прошептал Бору.
   Фиал пожал плечами.
   Один из судей, худощавый, с синими до плеч волосами подался вперед. Его красная мантия переливалась искрами, голову покрывала серебряная шапочка с непонятными знаками.
   — Вы обвиняетесь в преступлениях против империи, — он заглянул в свиток перед собой, — в незаконных сборищах, во владении мечами и другим оружием, а также в нападении на присутственное здание в деревне Асеп. — Он обвел бледными глазами закованных в цепи людей. — Один из вас должен ответить на эти обвинения. Ты, — костлявый палец указал на Бору, — будешь говорить за себя и своих сообщников.
   — Каких слов вы от меня ждете? — спросил Бору. — Ваши законы нам не указ. Вы послали вооруженных людей на земли наших предков и объявили, что управляете нами. Мы воспротивились и продолжаем противиться. Как мы могли бы называться мужчинами, если бы смирились?
   — Вот, значит, как ты решил защищаться? — сказал второй судья, лысый, с раздвоенной синей бородой. — Ты ставишь ваши права превыше прав аватаров? Мы принесли вам просвещение и закон. Мы показали вам, как можно спастись от голода, а вы платите нам за это мятежами и убийствами.
   — Вы сами навязали нам свои дары. Мы вас об этом не просили. Аватара в нашей деревне мы всего лишь взяли в плен, хотя он убил трех наших людей. Банис-байя всегда были мирными земледельцами. Мы не воины, не убийцы. Мы свободные люди.
   — Ошибаешься. Вы не свободные люди, — сказал второй судья. — Вы слуги аватаров, и слуги непокорные. Я нахожу твою защиту слабой и неубедительной. Твои друзья приговариваются к смерти. Ты, как выступавший от имени обвиняемых, по нашему обычаю не умрешь. Твой приговор — тридцать лет.
   Увести их.
   Осужденных вывели из зала в длинный коридор. Аватарский стражник взял Бору за руку и через боковую дверь втолкнул его в узкую комнату, где стояли скамьи, — Жди здесь. Когда тебя позовут, я приду за тобой.
   Бору, ошеломленный приговором, не сопротивлялся. Время шло, и к нему в комнату поочередно ввели еще десятерых. Бору знал их всех, но они не разговаривали. Беда, обрушившаяся на банис-байя, не укладывалась в слова.
   К середине дня троих увели, а в сумерках пришли за Бору.
   Двое стражников доставили его в круглую комнату. Там было трое аватаров в синих шелковых одеждах, а в середине стоял каменный саркофаг, наполненный зелеными кристаллами, мерцавшими при свете ламп.
   — Снимите с него цепи, — приказал один из аватаров в синем.
   Цепи упали, и Бору распрямился. Он был молод, высок и силен, с волосами, как спелая пшеница.
   — Полезай в саркофаг, — велел ему аватар.
   — Зачем?
   — Делай, что говорят. Это продлится недолго. Через час будешь свободен.
   — Свободен? Меня приговорили к тридцати годам.
   Стражники взяли его за руки и повели к каменному ящику.
   Он, стряхнув их, сам залез в саркофаг и сел на кристаллы.
   — Теперь ляг, — велели ему. Бору повиновался, и аватары отошли назад. Камни впивались ему в спину. — Закрой глаза. — Он выполнил и этот приказ. Позади сомкнутых век заплясали до боли яркие огни, Бору затошнило, и он потерял сознание.
   Через некоторое время — то ли час, то ли сутки спустя — он очнулся. Стражники извлекли его из саркофага и вывели, уже без цепей, на улицу.
   — Ступай домой, — сказали ему.
   В растерянности он сошел по ступеням суда на площадь с фонтаном. Спустившись, он почувствовал усталость, и это удивило его. Он сел на мраморный обод фонтана, его оросили водяные брызги. Он уперся локтями в колени и вдруг увидел с ужасом, что руки его стали тощими, как палки, а кожа на них — сухой и сморщенной.
   — Тебе нехорошо, дедушка? — спросила молодая женщина, положив руку на его костлявое плечо.
   — Я не дедушка. Я молодой, — ответил он скрипучим голосом.
   — Извини. — Она пугливо взглянула за здание суда и поспешно ушла.
   У него отняли тридцать лет.
   Двадцатипятилетний Бору сидел, грея у огня старческие пальцы, и думал об аватаре, спящем в его фургоне.
   — Я еще увижу, как тебе придет конец, — пообещал он. — И тебе, и всем вам.
   Вирук проснулся, словно его толкнули. Он не хотел засыпать так крепко. Кто-то заботливо укрыл его одеялом — и хорошо сделал, потому что ночь была холодная. Старик, вспомнил Вирук. Приятно, когда недочеловек понимает, что такое уважение. Вирук сел, и девочка рядом с ним зашевелилась, но не проснулась. Он вылез наружу. Старик сидел у костра. На небе светили звезды и полная луна.
   — Надеюсь, вы хорошо выспались, господин, — сказал старик.
   — Отлично. Где это мы?
   — Завтра к полудню должны быть в Эгару. Если вы отправитесь верхом, то приедете в город ранним утром. Я покормил вашего коня овсом, но он, боюсь, еще не отдохнул и быстро скакать не сможет.
   — Как тебя звать, туземец?
   — Бору, господин.
   — Ты был любезен со мной, и я ценю твою учтивость.
   — Пустое, мой господин. Рад был услужить вам.
   — Верю. Ты нравишься мне. Бору, и я хочу сделать тебе подарок. — Вирук вынул из сумки зеленый кристалл и приложил его к груди старика. Бору оцепенел от страха. — Не бойся, ничего дурного с тобой не случится, — сказал Вирук, и Бору почувствовал, как ревматическая боль в спине и суставах утихает. — Ну вот, — улыбнулся аватар, — теперь ты стал на десять лет моложе. Используй эти годы с умом.
   Бору встал и поклонился:
   — Покорно благодарю, господин мой.
   — Пустяки. — Вирук вглядывался в лицо Бору. — В твоей бороде появились пшеничные нити, да и волосы стали гуще. Пожалуй, ты получил назад даже больше десяти лет. Я не слишком хорошо умею пользовать кристаллами недочеловеков. Ну да ладно — радуйся!
   — Я поистине рад, господин. Не знаю, как и благодарить вас.
   — Да, это затруднительно, — широко улыбнулся Вирук. — Однако мне пора.
   Он сел на коня и, не оглядываясь, поехал на запад.
   Приятно все же быть богом.
   Бору сказал правду — конь так толком и не отдохнул. Вирук, спеша вернуться в Эгару, прибег к помощи кристалла и пустил взбодрившегося конька галопом. Конь пал в полумиле от городских ворот, но Вирук успел соскочить с седла. Странность кристаллов в том, что четвероногим они не дают подлинной силы, а действуют лишь как кратковременные возбудители. Конь мог бы продержаться еще немного — неудача привела Вирука в раздражение.
   Дома один из слуг сообщил, что подвижник-маршал срочно желает его видеть. Вирук вымылся, переоделся и поехал верхом во дворец Раэля.
   Подвижник-маршал сидел над картами в своем кабинете наверху. Когда Вирук вошел, он тут же приступил к делу, не тратя времени на любезности:
   — Джудон Партакийский созывает сход в Рен-эль-гане.
   Он хочет собрать все племена под свою руку и двинуться на наши города. Сделай так, чтобы он передумал.
   — С удовольствием, — ответил Вирук.
   Раэль отодвинул карты и встал.
   — Насколько я понял, разбойничий отряд грязевиков ты уничтожил. Это хорошо. Плохо то, что ты отправил Аммону это свое послание. Остается надеяться, что у посланника хватит ума не послушаться тебя.
   — Какая разница? — пожал плечами Вирук. — Все равно нам придется когда-нибудь драться с ними.
   — Неплохо бы подождать с этим, пока Талабан не вернется с заряженными сундуками.
   — Значит, подвижник Ро добился успеха? Какая приятная неожиданность!
   — У этой неожиданности две стороны. Они зарядили четыре сундука, один оставили пустым и один потеряли. Хуже всего то, что там произошло извержение вулкана. Линия порвана, и если мы не найдем новый источник, то через несколько лет останемся вообще без энергии.
   — За несколько лет много чего может случиться. Но скажите, маршал, как мне заставить Джудона передумать?
   — Оставляю это на твое усмотрение.
   — Хорошо. Считайте, что это уже сделано.
   — Тебе понадобится быстрый конь, а быстрее моего Пакаля нет никого. Обращайся с ним бережно. Я хочу получить его назад.
   — Положитесь на меня.
   — Хорошо. Теперь доложи о вашей стычке с грязевиками и не пропускай ничего.
   Вирук рассказал все вплоть до вынужденного самоубийства старосты. Раэль обошел вокруг стола и присел на край, прямо напротив капитана.
   — Мне жалуются, что ты изнасиловал какую-то женщину в деревне.
   — Вряд ли можно назвать это насилием. Я устал и чувствовал некоторое напряжение, поэтому послал за одной из деревенских шлюх. Новый староста Бекар привел ее мне.
   — Ты прекрасно знаешь, Вирук, что расовые законы не позволяют нам совокупляться с особями низшего порядка.
   — Я знаю одно: она была податливой, мягкой и сладкой. Я не замуж ее взял — просто воспользовался ею на время.
   — Совет оштрафует тебя, а ее, если забеременеет, приговорят к смерти.
   — Меня и раньше штрафовали. Это не страшно.
   Раэль перевел дух.
   — Не страшно потому, что я тебя защищаю. Но разве тебя не волнует, что всякий раз, когда ты уступаешь своим желаниям, какая-нибудь вагарка платит за это жизнью?
   — Почему это должно меня волновать? Вагары умирают постоянно.
   — Бессмысленно продолжать разговор, — покачал головой Раэль. — Улаживай дело с Джудоном, да смотри, чтобы свидетели остались.
   Пробный Камень поправлялся медленно. Талабан с помощью кристалла срастил его сломанные ребра и предложил залечить раны от когтей крала, но анаджо отказался. «Боевыми шрамами нужно дорожить, как и болью от ран, — сказал он. — Боль доказывает, что враг был могуч, но воин одержал над ним победу». Пробный Камень, правда, не убил зверя, зато стойко сражался с ним. Суриет будем им гордиться.
   — Как ты себя чувствуешь? — спросил Талабан утром четвертого дня.
   — Хорошо. Я здоров, — ответил Пробный Камень. Его лихорадило, и одна из ран гноилась.
   — Покажи мне свои раны.
   — Они заживают.
   — Покажи. — Пробный Камень, не сдержав стона, поднял рубашку. — Я уберу воспаление. Шрамы останутся при тебе, не беспокойся. — Талабан прикоснулся кристаллом к гнойной ране, и Пробный Камень почувствовал, как дергающая боль покидает его.
   — Сильное волшебство, — сказала он.
   — Никакое не волшебство, дружище. Мы давно уже открыли, как влияют кристаллы на здоровье человека. Мы просто усовершенствовали эту науку и теперь можем увеличивать это влияние силой своего разума.
   — Давно, — повторил Пробный Камень. — У вас все давно. — Он заправил рубашку в штаны и налил себе воды.
   — Я не совсем тебя понял, — сказал Талабан.
   — Все давно. Волшебная башня — давно. Чудесные корабли — давно. Что у вас есть теперь?
   Талабан задумался и после долгого молчания ответил:
   — Теперь мы боремся за существование. Последний из наших великих ученых решил состариться и умереть. Нет больше никого, кто знал бы тайны прошлого — не знаю почему.
   — Вы не боретесь. Ваши дни на исходе. Ваше солнце заходит. Едем со мной на запад. Найдешь себе новый дом.
   Научишь мой народ волшебству камней.
   — Отдыхай, — сказал Талабан и вышел из каюты.
   Пробный Камень поел вяленого мяса и поднялся на среднюю палубу. Облокотившись на борт, он стал смотреть на дельфинов, плывущих рядом с кораблем. Он любил танцы Озну, морского народа. Дома, когда он заплывал далеко в теплые воды залива, они каждый раз резвились вокруг него, веселые и Дружелюбные.
   — Странные создания, — заметил капитанский помощник вагар Метрас, подойдя к нему. Пробному Камню нравился Метрас, по-своему не менее одинокий, чем он сам.
   — Не странные, — поправил анаджо. — Волшебные. Великие целители.
   — Рыбы-целители? Что-то не верится.
   — Мои глаза видели это. Ребенок ничего не говорил, только смотрел. Шаман позвал Озну, и они пришли.
   — Погоди, Пробный Камень, — улыбнулся Метрас. — Про ребенка я понял, но как твой шаман вызвал дельфинов?
   — Он стоял на утесе и пел. Зажег дымный костер. В сумерках пришли двадцать Озну. На мелководье. Шаман отнес к ним ребенка. Озну стали говорить, как петь. Без слов.
   Шаман заставил ребенка взяться за плавники Озну. Они стали плавать с ним по заливу. Он смеялся. Потом заговорил.
   Волшебство Озну.
   — Ты правда это видел?
   — Мои глаза видели волшебство Озну.
   — Доброе волшебство, — согласился Метрас, и они стали смотреть на дельфинов. — Хотелось бы мне поплавать там, с ними, — грустно молвил помощник.
   — Они и тебя исцелят.
   — Я не нуждаюсь в исцелении.
   Пробный Камень, покачав головой, приложил руку к груди вагара.
   — Здесь пусто. Надо наполнить.
   — Ты слишком много видишь, дружище, — сказал Метрас и ушел.
   Среди волн появилось громадное черно-белое существо.
   Дельфины рассыпались, и кит-косатка погнался за ним.
   — Сегодня ты ничего не поймаешь, — прошептал Пробный Камень.
   Солнце уже опускалось в кроваво-красное море. Когда стемнело, на корабле зажглись огни, и Пробный Камень выругался.
   Светящиеся шары, противные природе, тревожили его дух.
   Он зажмурил глаза от их блеска и запел песнь Озну.

Глава 11

   На вид в Рен-эль-гане не было ничего примечательного.
   Кругом песчаная пустыня, окаймленная высокими горами, посредине — единственное рукотворное сооружение, сложенный из песчаника колодец. На ободе — ведро, привязанное веревкой к журавлю. Ни статуй, ни надписей на скалах.
   Но именно здесь устраивали свой сход окрестные племена.
   Здесь Исток Всего Сущего, взяв воду из Колодезя Жизни, замесил глину и вылепил из нее первого человека.
   Рен-эль-ган был священным местом, здесь не проливалась кровь.
   К востоку лежала Пустыня Грез, обширная и почти необитаемая. В летний зной она высасывала всю влагу из человека меньше чем за день, а из лошади за два дня. С каждым годом она росла. На юге постиралась когда-то плодородная речная долина, земля партаков. Козьего Народа. На севере, за горами, тянулись почти на семьсот миль земли эрек-йип-згонадов и других, более мелких племен.
   Местные народы обращали свои взоры не туда, а в четвертую сторону, на запад. Их мысли занимали богатые приморские города. По мере того как пустыня медленно поглощала их земли, племена все больше задумывались о тучных прибрежных равнинах. Вместе с городами к ним перешли бы все богатства аватаров, и недостаток весенних дождей перестал бы их заботить. Они поселились бы в красивых домах и, возможно, овладели бы секретом вечной молодости, как аватары.
   В полумиле от Колодезя Жизни сидел под шелковым балдахином на огромном резном троне Джудон Партакийский.
   Его грузное тело едва помещалось на сиденье, приминая подушки. По обе стороны от него стояли дюжие телохранители, перед ним на коврах расположились вожди восемнадцати главных племен.
   — С какой стати мы платим подати аватарам? — вопрошал Джудон. — Кто поставил их властвовать над нашими землями? Почему мы позволяем им держать нас в бедности, пока они сами наживаются наших трудах? Пришло время, братья мои, избавиться от этих пиявок.
   — Но как это сделать? — спросил его пожилой вождь. — Их оружие способно разгромить целую армию. Я участвовал в прошлогоднем восстании — тогда на поле битвы полегло восемь тысяч человек.
   — Они погибли не напрасно, — сказал Джудон. — Оружие, о котором ты говоришь, почти утратило свою силу. Я знаю, что у аватаров осталось меньше пятидесяти зи-луков. — Джудон добился своего: теперь собравшиеся вслушивались в каждое его слово. — Племена, представленные здесь, могут собрать за месяц сорок тысяч воинов. Города будут нашими еще до того, как задуют первые осенние ветры. Подумайте об этом, братья мои.
   — Подумать можно, — сказал вождь. — Но сначала я задам тебе два вопроса. Во-первых, откуда тебе известно об их оружии? Во-вторых, где эрек-йип-згонады? Им тоже следует быть здесь.
   — Я знаю то, что знаю, — улыбнулся Джудон. — У меня есть друзья в пяти городах. Верные друзья, уставшие от аватарского гнета. Что до грязевиков… — Он развел в стороны свои жирные ручищи. — Возможно, они все еще боятся Синеволосых. Я за них не отвечаю. Когда мы возьмем города, пусть склоняют перед нами колени и просят о крохах с нашего стола.
   — У них двадцать тысяч воинов, — заметил первый вождь. — Не думаю, что им придется просить. Скажу за себя: я не поведу моих бойцов на битву с аватарами без Звездного Народа.
   Джудон подавил раздражение. Вождя звали Рзак Кзен, и он возглавлял племя ханту, чьи земли граничили с эрек-йип-згонадами. Если его уговорить, он приведет с собой больше пяти тысяч воинов.
   — Любезный мой Рзак, твоя осторожность похвальна. Я тоже хотел бы, чтобы грязевики примкнули к нам. Но без них нам достанется больше, когда мы победим. Теперь давайте передохнем и поедим. Солнце стоит высоко, время жаркое — вечером соберемся снова.
   Упершись руками в черные подлокотники трона, он с усилием поднял свою тушу, ушел в шатер и лег на мягкие подушки.
   Из дальнего угла вышел стройный молодой человек в белом бурнусе племени хижак и сел рядом с Джудоном.
   — Рзак Кзен — это голос грязевиков, — сказал он. — Но я, кажется, знаю, как переубедить его.
   — Ему бы глотку перерезать, предателю, — буркнул Джудон.
   — Пригласи его к себе перед собранием, — улыбнулся молодой человек, — и я переманю его на нашу сторону.
   — И как же ты думаешь совершить это чудо?
   — Так же, как совершил его с тобой, мой повелитель.
   — Это уж слишком, — воспротивился царь партаков.
   — Ты нуждаешься в его помощи, не так ли?
   Джудон налил в кубок вина и залпом выпил.
   — Хорошо. Но после победы он заплатит мне своей головой.
   Рзак Кзен был человек серьезный. Предоставленный самому себе, он неустанно трудился бы на благо своего племени, увеличивая его достаток и укрепляя авторитет, потихоньку накапливая силы.
   Не отличаясь воинственностью, он был тем не менее хорошим стратегом и пользовался большим уважением у вождей мелких племен, соседствующих с ханту. Его воины не вторгались на их земли, и там, где малые племена решали споры копьем и мечом, Рзак Кзен использовал торговлю. Линия Джудона Партакийского, помышлявшего о войне, не встречала у него одобрения. Он сидел в своем шатре со старшим сыном Гуа и ждал приглашения, уверенный, что оно непременно последует.
   — Он предложит нам богатство, — предположил Гуа.
   — Землю, — поправил отец. — Он пообещает расширить границы ханту.
   — Это лучше золота, отец, — улыбнулся Гуа. — Мы могли бы попросить у него долину Гриам. Это откроет нам путь к морю и пойдет на пользу нашей торговле.
   — Он не станет предлагать то, что принадлежит ему самому.
   Он слишком жаден, чтобы расстаться с чем-то, что у него уже есть. Нет, он предложит нам аватарскую землю — возможно, один из пяти городов.
   — И что ты ему ответишь?
   — Скажу, что подумаю. Потом мы вернемся домой и приведем свое войско в готовность. Когда мы ему откажем, он первым делом нападет на нас.
   — Зачем же тогда отказывать?
   — Потому что он свинья и жрать горазд, как свинья. В конечном счете он ни с кем делиться не станет.
   — Думаешь, Аммон станет?
   Старик заглянул сыну в глаза и улыбнулся:
   — Вот так-то лучше, ты начинаешь думать. — В голосе Рзака появилась нотка гордости. — Аммон, само собой, тоже не станет делиться. Он хочет видеть нас своими подданными, и мы будем ими — верными и преданными, а сила наша тем временем будет расти. Между Аммоном и Джудоном есть одна существенная разница. Можешь назвать мне ее?
   — Оба они цари, и оба ищут славы. Я не вижу особой разницы между ними.
   — Подумай, сын мой, и свет придет к тебе сам.
   Рзак умолк. Гуа — парень с головой. Звезд с неба, правда, не хватает, но способен усваивать уроки и со временем станет неплохим вождем. Сам Рзак ясно видел разницу между двумя царями. Оба они ищут славы, это верно, но Джудон хочет ее для себя, Аммон же — для своего народа. Такие, как он, создают государства, такие, как Джудон, разрушают.
   Приглашение поступило в сумерки. Рзак поднялся, хрустнув ревматическими суставами, и зашагал по песку к шелковому шатру Джудона. Стражи у входа не отдали ему чести, но расступились и подняли полотнище шатра.
   Толстый царь возлежал на подушках, держа в руке золотой кубок с вином. Рядом с ним сидел молодой человек в белом бурнусе. Джудон жестом пригласил Рзака присоединиться к нам, и тот сел, подавив стон.
   — Добро пожаловать, брат, — сказал Джудон. — Ты делаешь мне честь.
   Елейным словам сопутствовала столь же елейная улыбка.
   — Чем я могу служить тебе? — спросил Рзак.
   — Ты можешь дать мне пять тысяч воинов. Аватарам конец. Один хороший удар, и они падут. Подумай о богатствах, которые достанутся победителям.
   — Я и так богат. Мне до конца дней не потратить того, что у меня есть.
   — Подумай тогда о новых землях, которые откроются перед тобой. Я представляю тебе доступ к морю через долину Гриам, а вдобавок ты получишь Пагару, первый из пяти городов.
   Рзак посмотрел в глубоко посаженные глаза Джудона. То, что партак с такой легкостью предложил Гриамскую долину, вызвало у Рзака подозрение. Вождь ханту бросил взгляд на молодого человека в бурнусе. Тот был раздражен, но старался это скрыть, чем только укрепил подозрение Рзака. Слишком Щедрое предложение, и поступило оно слишком скоро. И то, и Другое его обесценивает. Говоря ровно и даже с улыбкой, Рзак ответил:
   — Ты очень щедр, Джудон. Я подумаю над тем, что ты сказал.
   — Я еще не закончил. Что всего желаннее для тебя из того, что есть у аватаров?