Геммел Дэвид. Эхо Великой Песни

   — В чем ваша нужда, братья мои?
   Талабан рассказал. Дымовая фигура взяла за руки их обоих, и вокруг снова замелькали краски. Потом метель утихомирилась, настала ночь, и они очутились в маленькой хижине, где молился, стоя на коленях, глубокий старец.
   Он поднял глаза на пришельцев. Его дряхлость и немощность поразили Талабана. Вокруг старца вспыхнул голубой ореол, и дух Ану вышел из тела.
   — Я знаю, что вам нужно, — сказал он.
   — Можешь ли ты помочь нам? — спросил Талабан, — Могу, Талабан, но за это придется заплатить дорогой ценой.
   — Какой?
   Дух Ану коснулся призрачной рукой лба Талабана, и тот один услышал последующие слова:
   — Нет предела могуществу Музыки и нет предела ее разрушительной силе. Я за пятьсот лет научился управлять ею. Я не могу бросить пирамиду и сотворить чары в другом месте — у меня на это нет сил. Но у тебя они есть. Я вложу в тебя свое знание, и ты создашь Музыку на борту «Змея», но ценой за это будет твоя жизнь. Невозможно научить тебя за пару часов тому, что у меня заняло пять столетий. Музыка пожрет тебя, как раковая опухоль, и жизнь твоя продлится не долее нескольких дней. Понимаешь?
   — Понимаю.
   — И ты согласен умереть?
   Талабан подумал о страдающей на «Змее» женщине, подумал об опасности, грозящей его народу, и ответил просто:
   — Да.
   — Тогда да будет так.
   Из пальцев Ану хлынул жар, проникая в голову Талабана.
   Воину показалось, что все яркие краски вселенной разом вспыхнули в его черепе, и он зашатался. Перед ним промелькнул целый рой образов, а потом началась Музыка, величественный хорал, сплетающий воедино миллионы звуков. Постепенно она делалась проще, и Талабан стал слышать только двенадцать нот, затем пять, затем всего одну.
   — Когда вернешься на корабль, — заговорил Ану, — найди флейту — они есть почти у каждого матроса. Войди с ней в сердце-камеру и излей Музыку на сундук. Когда в кристаллах вспыхнет живое пламя, ты будешь знать, что Танец начался.
   — Как скоро мы сможем пересечь океан?
   — За два дня.
   — И как долго я проживу после этого?
   — Неделю, не больше, — помолчав, ответил Ану.
   — Спасибо тебе, Святой Муж.
   — Мы еще встретимся с тобой, Талабан, — за пределами этой жизни.
   Ану убрал руку, радуги вспыхнули снова, и Талабан очнулся.
   — Ну что, нашли вы Ану? — спрашивал Ро. — Он здесь?
   — Да, нашли. Теперь мне надо найти флейту. — Талабан встал и медленно вышел.
   — Что произошло? — спросил Ро у Пробного Камня.
   — Не все знаю. Святой Муж говорил только с ним.
   — А когда мы прибудем к берегу?
   — Через два дня.
   — Есть! — Ро потряс кулаком в воздухе, но тут заметил, что Пробный Камень не разделяет его восторга, и спросил на анаджо:
   — Что-то не так?
   — Я не знаю, но на сердце у меня тяжело, — ответил Пробный Камень.
 
   Софарита лежала на полу своей каюты, поджав колени, обхватив себя руками. Ее сотрясала крупная, конвульсивная дрожь.
   Никогда еще в своей недолгой жизни она не страдала так и не испытывала такого голода. Она как будто умирала от голода на пиру, среди изобилия восхитительных яств.
   Новая судорога свела ей живот, и она закричала. Это сменилось ознобом, и Софарита заползла в постель, но даже теплые одеяла ее не спасали. Смутно, сквозь завесу боли, она вспомнила, как Алмея пыталась убить ее. Тогда Ро согрел ее своим телом.
   Теперь все было иначе. Теперь ее убивало собственное изголодавшееся естество.
   Ро предупреждал ее, что отдаляться от городских кристаллов для нее опасно, но она не представляла, как это будет тяжело. «Возьми немножко энергии из корабельного сундука, — вопило все ее существо. — Совсем чуточку!»
   Она противилась искушению, потому что знала: стоит ей поддаться своим желаниям, и она мигом вытянет из корабля все до капли.
   Когда боли только начались, она попыталась избавиться от них, освободив свой дух, но не смогла. Судороги мешали сосредоточиться, запирая ее в пыточной клетке тела.
   Талабан дважды за день подходил к ее двери, но она не открыла ему. Даже сквозь дверь она чувствовала сладостную пульсацию его жизненной силы, и жажда поглотить эту жизнь ужасала ее.
   Помимо воли она перебирала в уме корабельную команду и думала, что не все они хорошие и честные люди. Она видела их мысли, когда поднялась на борт. Есть среди них негодяи, жестокие к своим близким. Никто по ним плакать не станет.
   «Нет! Их жизни принадлежат им, а не тебе!»
   «Они твои. Ты богиня. Ты нужна, а они нет. Их жизни послужат великому делу — истреблению Королевы Кристаллов».
   Это звучало убедительно.
   Сев, Софарита завернулась в одеяло и задумалась о том, кто же из матросов всех хуже, но судорога опять впилась в нее огненными иглами, заставив скорчиться и закричать.
   Теперь Софариту бросило в жар. Откинув одеяло, она налила себе воды и выпила залпом.
   Дверь открылась, и вошел Ро.
   — Уходи, — сказала Софарита. — Мне радо… работать.
   — Что это за работа, Софарита?
   — Уйди прочь, тебе говорят! — Она вскинула руку. Ро пролетел по воздуху и грохнулся о стену. Он сполз на пол и поднялся, держась за косяк.
   — Я знаю, ты страдаешь, но это скоро кончится. Ану научил Талабана, как ускорить Танец Времени. Мы пересечем океан всего за два дня.
   — Мне надо… поесть! — Ей рисовались лица тех, кого она намеревалась погубить.
   — Как Алмее. Зря мы не захватили с собой ребенка — сейчас мы похоронили бы его. Живым — чтоб кричал.
   — Не серди меня, Ро.
   — Пусть даже Алмея со всем своим злом погибнет — это ни к чему не приведет, если ты станешь такой же, как она. Но ты не такая. Ты лучше. Ты сильнее. Если тебе так нужна чья-то жизнь, возьми мою. Она твоя. Я отдаю ее тебе без принуждения.
   Она качнулась к нему.
   — Зачем? Зачем ты это делаешь?
   — Чтобы уберечь тебя от человекоубийства.
   Она посмотрела на него, и на миг ей сделалось легче.
   — Зло — это яд, — продолжал он, — поэтому им нельзя пользоваться. Победить зло его же оружием — значит заменить одно зло другим. Я верю, что силой тебя наделил Исток, и она не должна быть запятнана.
   — Что же мне делать? Голод терзает меня.
   — Скоро мы будем на месте. Мужайся.
   — Что же будет, когда — если — я впитаю в себя силу Алмеи? Что станет со мной тогда?
   — Ану достроит свою пирамиду, и ты насытишься.
   Услышав это, она рассмеялась, горько и презрительно.
   — Его пирамида убьет меня! Она вырвет у меня душу. — Произнеся это, Софарита побелела и прошептала:
   — О нет!
   Что я наделала!
   Ро молча смотрел на ее исказившееся лицо.
   — Я обрекла на гибель их всех. Алмея была здесь и слышала меня! О небо!
   — Что такое могла она услышать?
   — Пирамида Ану предназначена не для того, чтобы питать кристаллы. Совсем наоборот. Она выпьет из них всю энергию.
   Он строит оружие против Алмеи. Наше путешествие всего лишь уловка, придуманная, чтобы отвлечь внимание Королевы Кристаллов на меня. — Софарита вскрикнула от новой судороги. — Я не могу жить без пищи, Ро! Я не выдержу!
   Он нежно взял ее за руку.
   — Давай сядем на пол, и я проведу тебя через Шесть Ритуалов. Мы обретем покой. Мы победим, Софарита. Перелей в меня свою боль и свой голод, и мы сразимся с ними вместе.
   — Это погубит тебя, — прошептала она.
   — Посмотрим.
   Держась за руки, они опустились на ковер.
 
   Зал Подвижников использовался редко — разве что для особо торжественных церемоний или для панихид по аватарам, достойно прожившим свои несколько веков, что, к счастью, случалось нечасто. Зал с высокими окнами и сиденьями вдоль стен занимал весь низ Библиотеки. При Верховном Аватаре он предназначался для театральных представлений и мог вместить восемьсот человек.
   Теперь он был полон едва ли наполовину. Оставшиеся аватары со своими семьями собрались послушать подвижника-маршала. Раэль стоял в середине зала, оглядывая присутствующих.
   Аватары редко собирались все вместе, и при каждой такой оказии Раэль сознавал, как их все-таки мало. Только шесть женщин держали на руках грудных младенцев. Дети постарше играли на галерее под присмотром двух матерей.
   Когда наконец пришли все — кроме двадцати человек, отплывших на «Змее», — Раэль призвал к тишине и рассказал собранию о предложении Кас-Коатля. Союз с алмеками. Новая жизнь в единстве с братским народом. Он дал понять, что верит в искренность слов алмека, и на этом пока закончил.
   — Я выскажусь еще раз по завершении дебатов, — сказал он, — а сейчас готов ответить на ваши вопросы.
   — Что заставило их передумать, Раэль? — спросил Никлин.
   — Думаю, что главное здесь — работа Ану. Королева Кристаллов узнала о его талантах и поняла, что, впитав его мудрость и знания, обеспечит себе вечную жизнь, — Почему же ты сразу не согласился? — спросил Капришан.
   — Об этом я скажу позже.
   Высоко в задних рядах подняла руку Мирани.
   — Да, госпожа моя? — сказал Раэль.
   — Как намерены алмеки поступить с населением двух городов? Насколько я знаю, они оставляют за собой только руины и груды трупов.
   — Вагаров они намерены перебить, — ровным голосом ответил Раэль. — Как сказал Кас-Коатль, его королеве нужно чем-то питаться, пока пирамида Ану не начнет подавать энергию.
   — Значит, они предлагают нам жизнь ценой измены?
   — Да, — ответил Раэль, и Мирани, встретив его взгляд, умолкла.
   — Знает ли Ану о ситуации, в которой мы оказались? — спросил кто-то из мужчин.
   — У нас нет возможности связаться с ним.
   Руку поднял синебородый Горей.
   — Как вам известно, — начал он, — я здесь один из старейших. Я видел много войн и несчетное количество битв.
   Мой вопрос таков: верит ли подвижник-маршал, что мы сможем выиграть эту войну?
   — Да. Я верю.
   — Тогда я задам второй вопрос; что будет с нами в случае победы?
   — На это я не могу ответить, Горей. Я не знаю. Есть еще вопросы?
   — Сможем ли мы вернуть себе власть, когда работа Ану будет завершена? — встав, спросил Никлин.
   — Вряд ли, — признал Раэль. — Наше время как властителей истекло. Хуже того, я не думаю, что вагары позволят нам и дальше сохранять бессмертие. Найдутся многие, которые захотят отомстить нам за прошлые обиды, а другие воспротивятся нашему долгожительству из зависти. Если мы все-таки победим, нам придется искать себе дом в другом месте.
   — Если мы не заключим союз с алмеками, — вставил Капришан.
   — Да, верно.
   Все молчали, и Раэль, выждав несколько мгновений, заговорил снова:
   — Перейдем к обсуждению. По нашему обычаю, я попрошу выступить двух человек. Один из них выскажется за союз с алмеками, другой против. Привести свои доводы в пользу принятия предложения Кас-Коатля я прошу подвижника Капришана.
   Капришан вышел на середину зала и стал лицом к собранию.
   — Мне кажется, здесь нечего обсуждать. Мы не защищаем больше наши дома и нашу землю, ибо земли у нас нет, а дома и все имущество будут отняты у нас в случае победы над алмеками.
   Однако забудем на время о войне и о наших близких, которых мы успели на ней потерять. Вспомним, как мы впервые услышали об алмеках. Тогда мы узнали, что они такие же аватары, как и мы.
   Мы надеялись, что они примут нас, как братьев, и мы вместе будем править этим дикарским миром. Отчего же мы отказались от той своей надежды? И что сулит нам продолжение войны? Мы станем изгнанниками — если, конечно, вагарам не придет в голову перебить нас, когда война будет выиграна. Мы будем странствовать по морям и рыть землянки на каком-нибудь чужом берегу, и гнуть спину на полях, как крестьяне. Многие ли из нас хоть что-то смыслят в земледелии? Многие ли умеют выращивать и забивать скот? Кто здесь способен построить дом, соткать кусок полотна, сколотить стул?
   Мы боги, друзья мои, а боги не опускаются до подобных низменных занятий. На то есть слуги и крестьяне, возделывающие нашу землю.
   Итак, алмеки намерены убить сколько-то вагаров. Почему это должно нас волновать? Их жизни по сравнению с нашими длятся лишь несколько мгновений.
   Правда в том, что поражение алмеков станет и нашим поражением. Следовательно, мы должны объединиться.
   Капришан вернулся на свое место, провожаемый рукоплесканиями, и Раэль снова вышел на середину.
   — Оппонентом я попрошу выступить Вирука.
   Вирук, сидевший двумя рядами выше, сошел вниз с озадаченным видом.
   — Но я согласен с Капришаном. Почему я?
   — Потому что ты садовник, — сказал Раэль и отошел в сторону.
 
   Вирук стоял посреди зала под взорами безмолвных аватаров.
   Только что, слушая речь Капришана, он соглашался с каждым его словом. Любые возражения казались ему бессмысленными, однако Раэль попросил его выступить оппонентом. Подвижник-маршал выбрал его, и Вирук чувствовал себя польщенным, ибо Раэль был единственным человеком, к которому он питал уважение. Вирук по-своему любил его так, как никогда не любил собственного отца, и не хотел бы его подвести.
   Все ждали, когда Вирук заговорит, он же не имел понятия, о чем говорить. Слова Раэля казались ему загадочными. Какое отношение имеет садоводство к союзу между алмеками и аватарами?
   — Кажется, у нашего кузена возникли некоторые затруднения, — заметил Капришан. По залу прошел нервный смешок.
   Вирук улыбнулся и вдруг понял, чего ждет он него Раэль.
   — Я вспоминал свой сад, — начал он, — со всеми его цветами, кустарниками, козявками и червячками. Знаете ли вы, какую важность имеет самый маленький червячок? Ведь он проделывает ходы, по которым воздух проникает в землю и питает ее. А летучие насекомые, которые так досаждают нам в городе в летнюю жару, опыляют растения, позволяя им плоде носить и радовать взоры грядущих поколений. В моем саду все гармонично, все связано с ростом и продолжением жизни. Это большое целое, где каждая частица имеет свою цель. Но я безжалостный садовник. Растения, не желающие цвести, я удаляю вместе с сорняками, и мой сад благоденствует.
   У каждого растения своя роль. Аромат привлекает бабочек и помогает опылению, широкие листья сберегают влагу и затеняют почву. А увядшие листья и лепестки уходят в землю, утучняя ее для будущей поросли.
   Голос Вирука зазвенел.
   — Вся земля, вся наша планета — это сад, а мы в нем растения. Вот только какого рода? Две тысячи лет назад один из аватаров изобрел письменность и дал людям возможность общаться, не прибегая к устной речи. Полторы тысячи лет назад другой аватар открыл связь, существующую между кристаллами и солнечным светом. Еще через триста лет три математика, изучающие тайны звезд, открыли Великую Песнь. С помощью ее Музыки мы творили чудеса на погибшем ныне континенте. В то время, друзья мои, мы были ценными растениями. Мы научили мир письму и земледелию. Мы победили болезни, а затем и саму смерть. Мы были подобны плодовым деревьям, выросшим на голом камне.
   Мы питали мир своим знанием.
   Вирук помолчал и обвел глазами публику.
   — Но это было давно. Чем мы стали теперь — мы, новаторы, изобретатели, подвижники? Во имя чего мы подвизаемся? Что мы даем саду? Мы находимся на грани вымирания, и единственный довод, который наш кузен Капришан находит в пользу союза с врагом, — это наша никчемность, не позволяющая нам выжить в одиночку. Мы, давшие миру цивилизацию, не можем смастерить стул. Мы, одевавшие невежд знанием, не способны ткать. Какую же роль в таком случае мы исполняем в общем саду? Мы больше не плодоносим и даже не цветем.
   Мы солома, мертвая и давно высохшая.
   Поймите меня правильно, аватары: с алмеками дело обстоит точно так же. Они ничего не дают миру — они берут. Они никого не кормят — они поедают. Да, они такие же, как и мы, и Садовник выполет их с корнем, как и нас.
   Теперь я отвечу на вопросы Капришана. Да, я разбираюсь в земледелии, я умею выращивать скот и забивать его. И мне случалось делать стулья, столы, а однажды и кровать. Ткать я, правда, не умею, но если будет нужда, научусь.
   Я призываю собрание отвергнуть предложение алмеков.
   Вирук в полной тишине вернулся на свое место, а Раэль опять вышел на середину.
   — Приношу благодарность моим уважаемым кузенам. Теперь слово принадлежит мне, как подвижнику-маршалу. За последние десятилетия мы сумели убедить себя в том, что вагары — недочеловеки, а следовательно, природные наши рабы. На себя мы смотрели как на благожелательных родителей, руководящих неразумными детьми. Первая концепция, как я понял в последние дни, — это заблуждение, вторая — самообман, но именно на ней я хотел бы остановиться. Если мы в самом деле добрые родители, можем ли мы отдать своих детей на заклание? Думаю, что нет.
   Алмеки, несмотря на свои знания и свою развитую цивилизацию, пали, уступив злу. Уверен, что сами себя они не видят в этом свете, тем не менее это так. Объединиться с ними значило бы уступить тому же злу, приняв его в свою жизнь. Я по совести не могу пойти на это. Я намерен сражаться с ними и победить их.
   Если собрание проголосует за союз, я откажусь от своего аватарства, отдам свои кристаллы и буду сражаться рядом с вагарами. — Раэль сделал паузу, перевел дух и закончил:
   — Объявляю перерыв на три часа, чтобы вы могли обсудить это между собой. В полночь мы соберемся снова и проголосуем. Тех, кто остается солдатами империи, прошу пройти со мной в оружейную палату Музея.
   Сто двенадцать аватаров поднялись с мест, и Мирани, присоединившись к ним, взяла мужа за руку.
   — Я горжусь тобой, Раэль, и никогда не любила тебя больше, чем в эту минуту.
   Он, нагнув голову, поцеловал ее.
   — Пока ты со мной, я ничего не боюсь.
   — Тогда я всегда буду рядом.
 
   Оружейная размещалась в холодном, сыром, лишенном окон подвале. Паутина затянула дверные проемы и расставленные вдоль стен доспехи, в воздухе висела пыль. На лестнице и в самой оружейной горели лампы, и доспехи тускло отсвечивали серебром.
   — Эту броню носила некогда гвардия Верховного Аватара, — сказал подвижник-маршал. — Доспехи были выкованы две тысячи лет назад и в последний раз использовались во время Кристальной Войны.
   Вирук снял с ближнего деревянного каркаса шлем с серебряными крыльями и стер с него паутину. Шлем был сделан из неизвестного Вируку металла и оказался легче, чем он ожидал.
   Воина защищали выпуклое забрало и шейный щиток. Панцирь, скованный из серебряных полос, имел кожаную подкладку; набедренники и поножи надевались поверх кожаных штанов.
   — Слишком громоздкие, чтобы носить их, — заявил Вирук.
   — Я предназначаю их не для защиты, — ответил Раэль.
   Взобравшись на стол, он обратился к присутствующим:
   — Преимущество алмеков заключается в их огневых дубинках и в орудиях, стреляющих огненными шарами. Нам известно, что для работы того и другого требуется большое количество черного порошка.
   Если мы сумеем уничтожить этот источник энергии, вагарам будут противостоять восемь тысяч воинов с мечами, только и всего.
   — Только и всего? — повторил Вирук. — И почему вагарам? Что ты предлагаешь, кузен?
   — Я хочу повторить то, что сделал Банель в последней битве Кристальной Войны. — Между аватарами прошел ропот. — Вслух ничего не говорите, — предостерег их Раэль. — Быть может, Королева Кристаллов следит за нами.
   — Вы хотите повторить этот подвиг, Раэль, — вышел вперед Горей, — но что, если большинство проголосует за союз с алмеками?
   — Думаете, они так проголосуют? — спросил Раэль.
   Горей промолчал, а Вирук ответил:
   — Еще бы! По-твоему, жирный телец станет голосовать за нож мясника?
   — Я надеюсь, что мой народ сделает достойный выбор, — сказал Раэль.
   — Я люблю тебя, кузен, — засмеялся Вирук, — но с годами ты стал романтиком. Не бойся: в той банельской затее я с тобой.
   — Я тоже, — кивнул Горей.
   Остальные молчали. Раэль, обведя взглядом их лица, понял, что Вирук верно оценил настроение аватаров. Никто из них не хочет продолжать войну.
   — Мне доспехи не понадобятся, — подал голос стоявший позади Капришан.
   — Да они на тебя и не налезут, жирный ты ублюдок, — парировал Вирук.
   В этот миг над ними прокатился гром, и по потолку оружейной побежали трещины.
   — Праведное небо, они опять атакуют! — вскричал Горей.
   — Стоять на месте! — проревел Раэль. — Мы в подвале, и нам ничего не грозит.
   Последовали новые разрывы, как будто мир над ними погибал в дыму и пламени.
   Спустя целую вечность — как им показалось — все затихло.
   Раэль повел своих солдат вверх по лестнице, заваленной обломками камня. Разобрав завал, аватары увидели над собой лунный свет. Раэль вылез первым и оказался на развалинах Библиотеки.
   Статуя Верховного Аватара рухнула, голова ее раскололась на дюжину кусков. Всюду горело, между камнями лежали тела.
   Прибыло вагарское ополчение под командованием Межаны и Пендара. Раэль вышел навстречу им.
   — Все случилось так внезапно, — сообщила Межана. — Алмеки начали перетаскивать свои огневые жерла часа два назад. Они собрали их в кучу и стали пускать огненные шары.
   Мы думали, что они обстреливают стены, а они целили в Библиотеку. Мы ничего не смогли сделать.
   — Выбрался кто-нибудь наверх? — спросил Раэль.
   — Мы вынесли трех детей. Один умер, другие просто оглушены. — Раэль ничего больше не стал спрашивать, а принялся разбирать руины вместе с другими аватарами.
   Ночь шла, и из-под камней извлекали все больше и больше трупов. К рассвету стали ясны истинные размеры бедствия.
   Двести семнадцать аватаров погибли или пропали без вести. В живых остались только четыре женщины и двое детей.
   Раэль нашел Мирани перед самым рассветом. Она пыталась прикрыть собой двух детей и лежала сверху, обнимая их. Аватары и вагары вместе вытащили их из-под камней. Раэль взял жену на руки и сел на кучу щебня, прижимая ее к себе. Он молчал. На душе было слишком тяжело, чтобы плакать. Он просто сидел, раскачиваясь, и прижимал к себе Мирани.
   Обессиленная Межана, сидя поблизости, смотрела на его молчаливое горе.
   Двое человек с носилками топтались рядом, не решаясь подойти к Раэлю.
   — Пора с ней проститься, — сказала Межана, подойдя к нему сама. Он взглянул на нее, поцеловал Мирани в последний раз и уложил ее на носилки.
   Когда взошло солнце, Раэль собрал своих солдат, и они все, кроме Капришана, вернулись в оружейную и облачились в доспехи Кристальной Войны.
 
   Ро испытывал страдания иного рода. Его мучили не голод, не стремление отнять жизнь у других, а отчаяние, скорбь, чувство утраты. Этому сопутствовала физическая боль, как будто его мускулы медленно разрывали на части.
   Он сидел, скрестив ноги, на ковре и держал за руки Софариту. Пальцы у него онемели, в мыслях царил мрак, из глаз катились слезы — сейчас он встретил бы смерть, как старого друга. Софарита, чувствуя, как растет его отчаяние, приняла боль обратно в себя, и Ро вздохнул с облегчением.
   Так, с помощью ритуалов Верховного Аватара, они вытерпели оставшуюся часть пути. Каждый выносил боль, сколько мог, а потом позволял другому взять ее на себя.
   Вечером третьего дня, когда «Змей» подошел к берегу западного материка, Софарита ощутила, что сила возвращается к ней.
   Слабые отголоски кристаллической энергии дошли до нее, как дуновение свежего ветра. Она впитала их — они имели вкус жизни.
   Глубоко вздохнув, она отпустила руки Ро. Он открыл глаза, улыбнулся ей и в изнеможении повалился на пол. Нежно погладив его по щеке, она встала и потянулась. Потом вышла на палубу и в последнем свете заката увидела, как кружат над кораблем чайки.
   Талабан подошел к ней и спросил:
   — Ну как?
   — Ро спас меня.
   — Я знаю. Я много раз заходил к тебе и видел, как вы сидите там вместе. Он хороший человек.
   — Лучше всех.
   С этими словами она отошла и села на бухту каната у левого борта. Ее дух взмыл над заливом и полетел над степями и лесами, ища Одноглазого Лиса. Селения, где он жил прежде, больше не существовало. Там торчали обгорелые шесты и лежало на земле несколько трупов. Видно было, однако, что большинству анаджо удалось уйти. Обследовав окрестности, Софарита нашла у опушки леса братскую могилу и проникла под землю.
   Там лежало пятьдесят алмекских воинов.
   Анаджо не только спаслись, но и нанесли значительный урон врагу.
   Софарита, как орлица в поисках добычи, сделала широкий круг в воздухе. Алмекская колонна, насчитывающая около пятисот солдат, двигалась на восток. Мили за две впереди, в лесу, перемещался другой отряд, поменьше. Софарита полетела туда.
   Это были анаджо, семнадцать мужчин и три женщины, с раскрашенными в синее и красное лицами, с короткими охотничьими луками в руках и кремневыми топорами за поясом.
   Софарита снизилась, и один из двадцати бегунов посмотрел вверх — средних лет, смуглый, с глубоко посаженными карими глазами. Он протянул к Софарите руку и улыбнулся. Потом опустился на колени, скрестил руки на груди, и его дух вылетел из тела.
   — Рад видеть тебя, сестра.
   — Враг близко, — предупредила она.
   — Им нас не поймать. Лунный Камень с тобой?
   — Да. И Талабан тоже.
   — Айя! — торжествующе воскликнул он. — Это хорошо.
   Со мной мои волки. Причаливайте в заливе и идите на юго-запад к самой высокой горе. Там мы вас встретим и там дадим последний бой, так?
   — В этом нет нужды. Королева Кристаллов знает об Ану и его пирамиде. Мое путешествие утратило свой смысл.